Последние из Хогвартса (гет)

Ночь окутала Лондон густым, непроницаемым покрывалом. Редкие фонари отбрасывали тусклые, болезненные пятна света на мокрый асфальт, отражаясь в лужах, оставленных недавним дождем. Гарри двигался по опустевшим улицам, как призрак, его фигура сливалась с тенями. Ярость, кипевшая в нем после столкновения с Малфоем, уступила место холодной, почти отстраненной решимости. Каждое его движение было выверено, каждый шаг приближал его к цели — Министерству Магии.

Проникнуть внутрь было не так просто, как в былые времена. С ростом влияния Волдеморта Министерство превратилось в крепость, пропитанную паранойей и темной магией. Обычные входы были под усиленной охраной, патрули Пожирателей и их приспешников из числа продажных чиновников сновали повсюду. Но Гарри не собирался идти парадным путем. Годы борьбы с Темным Лордом научили его не только магии, но и хитрости, умению находить лазейки там, где их, казалось бы, нет.

Он воспользовался старым, почти забытым аварийным выходом, предназначенным для эвакуации младших сотрудников — узким, замаскированным люком в одном из глухих переулков. Мантия-невидимка скрывала его от любопытных глаз, а бесшумные чары глушили шаги. Он знал, что рискует. Если его обнаружат, подкрепление прибудет за считанные минуты. Но мысль о Гермионе, затерянной где-то в неведомом, враждебном мире, гнала его вперед, перевешивая любой страх.

Коридоры Министерства были тихими и зловещими. Тусклое аварийное освещение отбрасывало длинные, пляшущие тени, превращая знакомые помещения в лабиринт из кошмаров. Гарри чувствовал присутствие темной магии, она словно пропитала сами стены, давила на него, вызывая тошноту. Несколько раз ему пришлось замирать, прячась в нишах, когда мимо проходили патрули, их разговоры были полны самодовольства и жестокости.

Наконец, он достиг лифта, ведущего на девятый уровень, в Отдел Тайн. Сердце стучало в груди, как пойманная птица. Воспоминания о последнем визите сюда, о битве, о потере Сириуса, нахлынули с новой силой, смешиваясь с болью от исчезновения Гермионы. Он сжал кулаки, отгоняя призраков прошлого. Сейчас не время для слабости.

Девятый уровень встретил его знакомой круглой комнатой с множеством дверей. Воздух здесь был тяжелым, насыщенным тайнами и невысказанными заклятиями. Гарри безошибочно выбрал нужную дверь — ту, что вела в Зал Смерти. Ту самую, где стояла Арка.

Когда он вошел, его обдало холодом. Зал был таким же, каким он его запомнил: огромное, сумрачное помещение, каменные ступени амфитеатром спускались к возвышению в центре, на котором стояла она — древняя, потрескавшаяся каменная Арка, задрапированная истлевшей черной завесой. Завеса мягко колыхалась, хотя в зале не было ни малейшего сквозняка. И снова, как и в прошлый раз, Гарри услышал шепот. Тихие, манящие голоса, доносившиеся из-за завесы, обещающие покой, ответы, встречу с теми, кого он потерял.

Сириус.

На мгновение Гарри застыл, его охватила почти непреодолимая тоска. Голоса звали его, тянули, убаюкивали. Но потом он вспомнил Драко, его испуганное лицо, его слова: «Арка… это врата…» И он вспомнил Гермиону. Ее умные, теплые глаза, ее улыбку, ее непоколебимую веру в него.

Любовь к Гермионе, жгучая и отчаянная, пересилила зов мертвых.

Он шагнул к Арке, его рука сжимала «Осколок Иномирья». Кристалл в его ладони завибрировал, тускло пульсируя в ответ на близость Арки. Он стал теплее, почти горячим. Малфой был прав — артефакт резонировал с этим местом.

Гарри встал перед Аркой. Шепот усилился, стал настойчивее. Он чувствовал, как холод пробирает его до костей, как волосы на затылке встают дыбом. Это было место силы, место перехода, но и место невероятной опасности. Один неверный шаг, одна ошибка — и он мог исчезнуть навсегда, или, что еще хуже, оказаться в ловушке между мирами.

Он глубоко вздохнул, собирая всю свою волю в кулак. Поттер поднял руку с кристаллом. Что нужно делать? Малфой не сказал. Может, просто прикоснуться? Или произнести заклинание?

Интуиция подсказала ему ответ. Он должен соединить энергию артефакта с энергией Арки. Он должен пожелать этого всем сердцем.

— Гермиона, — прошептал он, его голос дрогнул. — Я иду за тобой.

Он прижал кристалл к древнему камню Арки.

В тот же миг вспыхнул ослепительный свет, заставивший Гарри зажмуриться. Послышался оглушительный треск, словно раскололась сама реальность. Мощная сила схватила его, вырвала из зала, потащила сквозь завесу. Мир вокруг него взорвался калейдоскопом цветов, звуков и ощущений, которые невозможно было описать. Его тело растягивало и сжимало одновременно, разум был на грани безумия. Он чувствовал, как его разрывает на атомы, а затем собирает заново, но уже как-то неправильно, чужеродно. Боль была невыносимой, но сквозь нее пробивалось одно-единственное имя — Гермиона.

А потом все прекратилось.

Так же внезапно, как и началось.

Гарри рухнул на что-то твердое и неровное, тяжело дыша. Мир вокруг него плыл. Голова раскалывалась, в ушах стоял звон. Он попытался подняться, опираясь на дрожащие руки.

Когда зрение немного прояснилось, он огляделся. И его сердце ухнуло в ледяную пропасть.

Это был не мир «Одни из нас», каким он его себе представлял из туманных намеков Малфоя или из редких, запрещенных маггловских книг, которые он когда-то видел. Это не был разрушенный город, заросший зеленью, не было следов цивилизации, пусть и погибшей.

Это была… пустота.

Он стоял на потрескавшейся, спекшейся земле серо-бурого цвета, уходившей до самого горизонта. Небо над головой было не голубым, не серым, не черным. Оно было цвета застарелой крови, тусклое, без единого облачка, без солнца, без луны, без звезд. Источник тусклого, рассеянного света был непонятен, он словно исходил отовсюду и ниоткуда одновременно.

Вокруг не было ни единого растения, ни единого признака жизни. Только голые, искореженные скалы странных, негеометрических форм, словно застывшие крики агонии. Воздух был неподвижным, разреженным и абсолютно беззвучным. Тишина была такой глубокой, такой всеобъемлющей, что давила на барабанные перепонки, вызывая физический дискомфорт. Запахов тоже не было. Никаких. Только стерильная, мертвая пустота.

«Осколок Иномирья» выпал из его ослабевшей руки и с тихим стуком ударился о каменистую почву.

— Нет… — прошептал Гарри, его голос прозвучал нелепо громко в этой оглушающей тишине. — Нет, это не то место… Гермиона…

Паника начала подступать к горлу ледяными пальцами. Ошибка. Произошла ужасная, катастрофическая ошибка. Арка Смерти, усиленная артефактом, забросила его не туда. Она выбросила его… сюда. В ничто.

Он сделал несколько шагов, ноги двигались словно ватные. Куда идти? Куда бы он ни посмотрел, простиралась одна и та же безжизненная, чужеродная пустыня. Он был один. Абсолютно один в мертвом мире.

Отчаяние, которое он до сих пор сдерживал силой воли, начало затапливать его. Гермиона пропала, а он сам оказался в ловушке, в месте, которое хуже любой тюрьмы. Здесь не было ни врагов, с которыми можно сражаться, ни загадок, которые можно разгадать. Здесь было только бесконечное, давящее ничто.

Дни, или то, что казалось днями в этом мире без смены света и тьмы, потекли один за другим, сливаясь в мучительную, монотонную череду. Гарри брел наугад по этой проклятой земле, его надежда таяла с каждым шагом. Он пытался использовать магию. «Акцио» не призывало ничего, потому что вокруг не было ничего, кроме камней. «Люмос» давал слабый, болезненный свет, который быстро гас, словно сама магия здесь была чужеродной и нежеланной. Поттер сумел наколдовать немного воды, но она была безвкусной и не утоляла странную, глубинную жажду, которая мучила его. Еды не было. Он слабел.

Но хуже физических лишений была ментальная атака.

Сначала это было едва заметно. Легкая апатия, нежелание двигаться, думать. Потом появилось искушение. Оно не приходило извне, не шептало ему на ухо. Оно исходило от самого этого мира, от его мертвой сути. Оно просачивалось в его разум, как ядовитый туман.

«Останься», — шелестело оно в его мыслях, беззвучно, но настойчиво. «Зачем бороться? Зачем страдать? Здесь покой. Здесь нет боли. Здесь нет потерь. Здесь ничего нет. И это прекрасно».

Воспоминания начали всплывать в его сознании, искаженные, отравленные этим мертвым покоем. Лицо матери, улыбающейся ему из зеркала Еиналеж. Смех Сириуса. Крепкое рукопожатие Седрика. И Гермиона… ее образ становился тусклым, расплывчатым. Зачем помнить ее? Воспоминания причиняют боль. Лучше забыть. Забыть все.

«Ты так устал, Гарри. Ты столько сражался. Ты заслужил отдых. Просто ляг. Закрой глаза. Все закончится».

Он несколько раз ловил себя на том, что сидит на холодной земле, безучастно глядя в кровавое небо, и почти готов поддаться. Желание просто перестать существовать, раствориться в этой пустоте, было почти непреодолимым. Его горе, его потери — все это превращалось в тяжелые цепи, тянущие его на дно. Волдеморт, Дамблдор, пророчество, война… все это казалось таким далеким и бессмысленным здесь.

Но потом, в самые темные моменты, когда он был уже на грани, что-то вспыхивало внутри. Крошечная искра, которую не мог погасить даже этот мертвый мир.

Образ Гермионы. Не расплывчатый, а яркий, живой. Ее нахмуренные брови, когда она сосредоточенно читала. Ее смех, когда Рон говорил очередную глупость. Тепло ее руки, когда она сжимала его ладонь, даря поддержку без слов.

«Мы с тобой до конца, Гарри».

Ее голос, такой настоящий, такой упрямый, прорывался сквозь ядовитый шепот пустоты.

— Нет! — прохрипел он, вскакивая на ноги. Его тело было истощено, но в глазах вспыхнул огонь. — Я не сдамся! Я найду тебя, Гермиона! Слышишь?!

Поттер кричал в пустоту, и его голос тонул в безмолвии, но это было неважно. Он кричал для себя. Он разжигал эту искру внутри, превращая ее в пламя.

Его магия. Она была слаба здесь, искажена, но она была частью его. Поттер сосредоточился, игнорируя слабость и головокружение. Он вспомнил уроки защиты от темных искусств, ментальные щиты. Он начал выстраивать их вокруг своего сознания, кирпичик за кирпичиком, отталкивая ледяное прикосновение этого мира. Это было мучительно трудно, как плыть против сильного течения, но он не сдавался.

Он заставлял себя вспоминать. Не боль потерь, а радость дружбы, тепло любви, моменты триумфа. Первый полет на метле. Победа над василиском. Патронус, прогнавший дементоров. Каждое светлое воспоминание было оружием против тьмы этого места.

И он шел. Он заставлял себя идти, даже когда ноги подкашивались, а разум молил о покое. Он должен был найти выход. Должен был быть выход. Арка забросила его сюда. Может ли быть здесь… другая Арка?

Мысль была безумной. Но это было все, что у него осталось.

Он достал «Осколок Иномирья». Кристалл был холодным и безжизненным. Но когда он сжимал его, концентрируясь на образе Гермионы, на отчаянном желании найти ее, ему казалось, что он чувствует едва заметную, слабую вибрацию. Или это было просто игрой его измученного воображения?

Он решил довериться этому ощущению. Он шел, держа кристалл перед собой, как компас, поворачивая туда, где вибрация, как ему казалось, становилась чуть сильнее. Это была слепая, отчаянная надежда, но она давала ему силы двигаться.

Он потерял счет времени. Сколько он так брел? Неделю? Месяц? Он не знал. Он был на грани истощения, физического и ментального. Несколько раз он падал, теряя сознание, но каждый раз заставлял себя подняться. Образ Гермионы не давал ему сдаться.

И однажды, когда он уже почти потерял всякую надежду, когда силы были на исходе, он увидел это.

Вдалеке, на фоне кроваво-красного неба, возвышалось что-то темное, что-то знакомое и в то же время чужеродное. По мере приближения он понял.

Арка.

Она была похожа на ту, что в Министерстве, но в то же время отличалась. Камень, из которого она была сложена, был чернее, чем сама ночь, и казался пористым, словно впитавшим в себя всю мертвую сущность этого мира. Завесы не было. Вместо нее в проеме Арки клубилась вязкая, пульсирующая тьма, из которой не доносилось ни единого звука. Она не манила и не обещала, она просто была — воплощение абсолютного небытия.

«Осколок Иномирья» в его руке сильно завибрировал, он стал почти ледяным, словно реагируя на эту концентрацию пустоты.

Гарри остановился перед ней, чувствуя, как по спине пробегает холодок, не имеющий ничего общего с температурой этого мира. Это было нечто иное. Еще более древнее, еще более опасное. Эта Арка не шептала о покое. Она молчала, и это молчание было страшнее любых криков.

Он посмотрел на кристалл, затем на клубящуюся тьму в проеме. Это был еще один прыжок в неизвестность. Куда она его приведет? В другой мертвый мир? Или в нечто еще худшее? А может… может, это шанс? Шанс выбраться отсюда. Шанс продолжить поиски Гермионы.

Страх сковывал его, но решимость была сильнее. Он пережил Волдеморта, он пережил дементоров, он пережил этот адский мир. Он не позволит какой-то древней каменюке остановить его.

— Я не останусь здесь, — твердо сказал он в пустоту. — Я найду ее.

Он сделал глубокий вдох, последний в этом мертвом мире. Сжал «Осколок Иномирья» так, что костяшки пальцев побелели. И шагнул вперед, в пульсирующую, безмолвную тьму.

На этот раз не было ни света, ни звука, ни боли. Было только ощущение падения. Бесконечного, беззвучного падения сквозь холодную, вязкую пустоту. Он закрыл глаза, полностью отдавшись на волю судьбы, и его последней мыслью, прежде чем сознание покинуло его, было имя:

Гермиона.