О предчувствиях (джен)

Ночь была ясная и тихая. Откуда-то издалека доносился тихий звон арфы и чьё-то пение. Впервые за долгое время Балину не слышался зов с запада. Он уже и позабыл, что такое тишина — не пустая, гулкая тишина могил, а живая, когда откуда-то издалека доносится смех, когда можно услышать биение чужих сердец. Но если захотеть, в такой тишине легко не замечать звуков и будто лететь над Эребором, над Лихолесьем, над Туманными горами, над поселением остроухих, над лесами и полями, оставить позади Пригорье и Шир (а пиво там хорошее, что бы Двалин ни говорил) и устремиться за закатным солнцем, над бескрайним морем… Но тут Балин всегда засыпал.

Он уже не помнил, когда в последний раз видел сон. Только изредка утром он вспоминал, что было что-то хорошее, красивое, и он, Балин, пытался дотянуться до этой красоты. Пытался дотянуться до красоты — а красота внезапно оборачивалась кошмаром, обжигала руки, но и отпускать его не хотела.

Но в тот раз, проснувшись утром, Балин с удивлением понял, что помнит свой сон от начала и до конца.

Снились ему древние чертоги, прекрасные и совершенные — но вместе с тем давно брошенные. Были, правда, следы недавнего чьего-то присутствия, но их было не очень много — как будто с полтысячи гномов живут тут и пытаются вернуть чертогам прежнее величие. Во сне Балин мог свободно ходить по коридорам. Поняв это, он решил найти смельчаков.

Комната, которую он увидел за очередной дверью, была явно обитаемой. Сидевший там гном что-то записывал. Подойдя поближе, Балин увидел, что это, похоже, какая-то хроника. В комнату вбежало несколько гномов и быстро-быстро заговорили, но он ничего не услышал.

Гном вскочил и… пустился в пляс. Те, что принесли новость, удивлённо взглянули на него, а в следующий миг тоже отплясывали на середине комнаты.

Балину казалось, что он вот-вот вспомнит, кого видел, но память на этот раз его подвела. И всё же Балина не покидало странное ощущение. «Сны снятся не просто так», — любил говаривать его отец. «И воспоминания тоже приходят не зря», — мысленно добавил Балин. — «Вот бы вспомнить, кого я видел».

Но долго сидеть и размышлять Балин не мог. Надо было идти к Нали — накануне тот пообещал найти добровольцев, правда, сразу предупредил, что вряд ли их будет много.

Флои и Фрар уже сидели там. По тому, какое угрюмое выражение застыло на их лицах, Балин догадался, что ничего хорошего Нали не скажет. И действительно, из всех, кого он вчера обошёл — а обошёл он многих — только двести с лишним гномов готовы были идти незнамо куда воевать с орками. Оин, услышав эту новость, только крякнул, Ори нахмурился, зато Лони оглядел насупленные лица друзей и громко сказал:

— Раз так, то мы возьмём их и пойдём! Мы клялись вернуться в копи Мории и очистить их от тьмы или умереть — что ж, двумстам гномам не одолеть тысяч орков. Но если мы не выполним нашу клятву — мы проживём ещё полвека, век. Пусть так! Но разве сможем мы смотреть друг другу в глаза, зная, что не выполнили своей клятвы? Я не смогу. Можете не идти и дожить свою жизнь в безопасности, но я пойду. Даже один.

— Я и не думал о том, чтобы остаться, — заверил Оин. — В конце концов, я эту кашу заварил, мне и расхлёбывать.

— Никто не собирается нарушать клятву, Лони, — сказал Балин. — Дело в том, что поклялись-то мы именем самого Эру, и клятву нарушить не получится. Была уже такая история. Давно, правда, мы и не родились ещё тогда — да разве от этого что-то меняется?

— А нам-то что? Нас Махал создал, — возразил Фрар. — Я, конечно, пойду и так…

— Нет, Фрар, — заметил Оин (он, как, впрочем, и Балин, частенько читал эльфийские предания и летописи). — Создал-то нас Махал, это так. Да вот только жизнь в нас вдохнул Эру. Посему идти придётся, неважно, хочет кто или нет. Возьмём этих, согласившихся, и пойдём. Нали, они хотя б знают, с какого конца секиру держать?

— Знают, знают, — ответил Нали. — Они большей частью из тех, кто с Даином тогда пришёл. Ну, когда Торин не хотел с остроухими делиться.

Повисло молчание. Балин, Оин и Ори прекрасно помнили всё, что тогда случилось — сумасшествие Торина, ссору с озёрными жителями и эльфами. Предательство хоббита, которое, в общем-то, предательством назвать было сложно. Приход несметного воинства под предводительством Больга. Битву Пяти Армий. Гибель друзей, родных. Гибель Торина.

Да, те, кто там выжил, точно умели обращаться с оружием.

— Ну что ж, — прервал затянувшееся молчание Нали. — Я скажу им, чтоб завтра к полудню подходили к Вороньей высоте — там-то мы точно никому не помешаем. И вы туда же приходите.

Этой ночью Балину тоже снился сон — будто продолжение вчерашнего. Те же каменные своды, те же могучие стены. Но если тот сон был сказкой, может быть, даже сказкой о Мории, может быть, даже сказкой о них, то сегодняшний был кошмаром.

Балин опять оказался в той же комнате, что и в прошлый раз. Опять гном сидел и писал что-то. Дверь отворилась, кто-то что-то сказал. Гном кивнул. Дверь закрылась. Балин стал разглядывать искусно сделанную секиру.

Прошло около четверти часа, прежде чем он решил выйти в коридор и отправиться дальше. Всё было тихо, но в один миг коридор наполнился топотом, криком и лязгом оружия. Кто-то крикнул: «Закрывайте ворота», кто-то бросился вперёд по коридору… Балин знал, что ничем помочь не может. Он понимал, что это ему снится, но проснуться не мог или не хотел. Оставалось только стоять и смотреть.

Время определить Балин не смог ни тогда, во сне, ни утром. Казалось, что прошло несколько часов, на самом же деле бой мог длиться несколько минут — или несколько дней. Всё это время гномы отступали. И вот они оказались в той комнате, где раньше гном что-то записывал в летопись. Отступать было уже некуда.

Под ногами задрожал пол, от грохота заложило уши. Через щели стали видны отблески пламени. Дверь распахнулась…

Балин проснулся. Этот сон он тоже помнил от начала и до конца, но что-то ускользало. Что-то очень важное, что-то, что он обязан вспомнить…

И Балин вспомнил. Гномы. Он вспомнил, кого он там видел. И вчерашний сон, и сегодняшний были о них. Об их будущем походе. О Мории. А отблески пламени в самом конце, значит, были… Балин похолодел. Были отблесками пламени балрога. Того самого, который некогда прогнал гномов из Кхазад-дума.

Балин вскочил. До полудня оставался час. Надо было как можно быстрее бежать к Вороньей высоте и отговорить остальных от этой затеи. Или, раз клятва нерушима, упросить подождать немного, собрать большее войско. Возможно, даже попросить помощи у остроухих. Да, ни один гном в здравом уме не пойдёт к ним на поклон, но Балин слишком хорошо помнил Эреборский поход. А если слухи не врут, то остроухие уже сражались с балрогами. Некоторые даже выжили (или возродились, он точно не помнил). «Как-нибудь договоримся», — решил Балин. — «Главное — объяснить всё остальным».

* * *

Балин, наверное, уже в сотый раз за полчаса порадовался, что решил сначала попробовать объяснить всё друзьям. Страшно подумать, что бы сделали незнакомые гномы, если всегда сдержанный Фрар кричал:

— Пойти договариваться с остроухими? Да ты с ума сошёл!

— Они нас прибьют сразу, как про клятву услышат, — вставлял Ори.

— Балин, мы не пойдём кланяться остроухим из-за какого-то сна! — доказывал Нали.

— Да поверьте вы хоть раз! — крикнул вдруг Лони, от которого Балин меньше всего ожидал заступничества. Воцарилась тишина. Все с изумлением смотрели на Лони.

— Перед тем, как прилетел дракон, многим тоже что-то чудилось! — продолжал он. — Но никто не верил, все отмахивались, почудилось, мол. Спохватились потом, да поздно было! И перед битвой, когда Трор погиб, тоже мерещилось ему. А потом Торину, перед походом на Эребор. И это только то, что я сейчас вспомнил, а так — мало ли таких случаев было? Тогда всем только слегка мерещилось, будто голос какой говорит, а Балин сон видел! Два дня подряд!

Лони замолк.

— Может статься, конечно, и нет там никаких орков, и балрог сдох давно, но ведь хуже не будет, если мы возьмём с собой больший отряд, чем собирались. Да и время терпит, умирать завтра, не выполнив клятвы, никто из нас вроде не собирается, — наконец чуть тише сказал он.