О предчувствиях (джен)

Последнее время Балина тянуло на восток. Казалось, теперь, когда Подгорное царство было наконец восстановлено, можно и отдохнуть — орков уже давно не видели в окрестностях Одинокой горы, а драконы и вовсе остались лишь в памяти некоторых гномов и самых старых людей. Но всё же не мог он найти покоя.

Балин, уже немолодой гном, всё чаще вспоминал прошлое. Он родился здесь, в Эреборе. Помнил правление Трора, помнил, как нашли Аркенстон. Как стекались к Горе торговцы из дальних стран — из Лориена и Ривенделла, из Гондора и Рохана. Стены подгорных чертогов казались несокрушимыми, как и само Подгорное царство. Но кто бы что ни говорил, у многих и тогда уже появлялось странное предчувствие, неясное, как приближение осени. Это предчувствие задвигали подальше, объясняли сами себе усталостью и избегали обсуждать с кем бы то ни было — потому ли, что считали глупостью, потому ли, что невысказанные пророчества реже сбываются. У Балина это предчувствие тоже появлялось. Не слишком редко, чтобы совсем забыть о нём, но и не слишком часто, чтобы всерьёз обеспокоиться. Лишь однажды молодой ещё гном задумался о нём.

В тот вечер отец поздно пришёл из мастерской. Он тогда часто мрачнел без причины и работал допоздна. Балин старался поменьше попадаться отцу на глаза, но в тот раз не заметил его прихода. Отец окликнул его усталым голосом. Балин вздрогнул и обернулся.

— У тебя в последнее время не возникало никакого… предчувствия? — спросил отец.

Балин покопался в памяти и ответил:

— Да, пожалуй, было такое. Не очень часто, поэтому я думал, что заработался.

— А какое оно было, это предчувствие?

— Я не обращал на него особого внимания, отец. Но насколько я могу вспомнить, мне казалось, что случится что-то плохое. Не сегодня, не завтра, но обязательно случится.

— В последнее время у меня часто возникают такие же мысли. Я тоже поначалу думал, что это от усталости, потом старался отогнать их, работая допоздна… Ладно, не буду тебя отвлекать. Может, ничего и не случится.

— Но что может случиться с Эребором, отец? Эти стены могут выдержать любую армию!

— Нет несокрушимых держав, Балин. В любом укреплении есть брешь. Да, стены Подгорного царства крепки — их не пробить тараном, в кладовых достаточно еды и воды — Эребор не взять измором, да и армия сильна — в честном бою её одолеть вряд ли получится. Но такое царство уже существовало когда-то. Остроухие нам не друзья, но на их ошибках тоже стоит учиться. Понимаешь, о чём я говорю?

— Гондолин… — догадался Балин.

— Да, Гондолин, — подтвердил отец. — Его стены были так же крепки, запасы были так же велики, армия, конечно, была не так сильна, как наша, но о расположении Гондолина никто не знал. Гондолин был не слабее Эребора — и всё же пал. И Эребор в точности повторяет главную слабость Гондолина. Из Подгорного царства нет запасного выхода. Точнее, — отец понизил голос, — он есть, но он очень узок и выводит на открытый участок склона. Много народу из него не вывести. Впрочем, может статься, это просто пустые предчувствия.

Отец тогда верно подметил — Эребор повторил судьбу Гондолина.

Балин вздрогнул. На мгновение пламя свечи показалось ему всепожирающим огнём дракона, а тени на стене взметнулись до потолка — но лишь на мгновение. Он подошёл к окну. Стоял ясный солнечный день, на небе не было ни облачка. Вдалеке весело шумел Дейл — был ярмарочный день. «Ну на этот-то раз точно показалось», — решил Балин.

Вернувшись к столу, он вновь взял в руки перо и вернулся к работе. С полчаса в комнате раздавался лишь скрип пера и покряхтывание Балина. Но вот его взгляд наткнулся на имена Трора и Траина. Мысли вновь унеслись вдаль.

«Зачем мы пришли сюда?» — пронеслось в голове Балина. — «На что надеялись?»

Идя к Мории, они верили, что одолеют орков. Но тех оказалось больше, чем рассчитывали гномы. Может статься, в прежние времена такое число противников не смутило бы Эреборское воинство, но большая его часть погибла в пламени дракона, а оставшиеся в живых не могли справиться с бессчётной ордой.

«Нет несокрушимых держав», — вспомнил Балин. — «В любом укреплении есть брешь… Вот только в этих укреплениях она точно не в количестве защитников».

Когда погиб Трор, ему показалось, что свет померк. Балин понял, что Эребор, каким он его знал, пал окончательно и никогда не возродится.

В тот день им всё же удалось заставить орков отступить. Но гномов, способных держать оружие в руках, осталось так мало, что пытаться занять несколько коридоров Мории, а после — удерживать их было бы сумасшествием. Победа была бессмысленна. Они отступили.

Балин попытался вспомнить скитания и жизнь в Синих горах, но ничего не оставило в его памяти глубокого следа. Вспоминались ему разрозненные моменты, ничем не отличавшиеся друг от друга. Лишь один отпечаток был чётче прочих.

Когда родился Фили, Балин был далеко. Навестить семью Торина он смог только через пять лет, уже после рождения Кили. И глядя на мальчиков, он вдруг подумал: «Хорошие мальчуганы. Жаль, правда, что я их переживу». Долгие годы после Балин не мог понять, откуда у него взялась эта мысль. Фили и Кили были вполне здоровы, глядя на них, любой с уверенностью сказал бы, что жить им лет триста, не меньше.

А спустя без малого семьдесят лет Торин решил отвоевать Эребор.

— Балин, ты мудрее меня. Скажи честно, есть ли у нас шанс отвоевать Гору?

— Драконы тоже спят. Если мы пойдём армией, то погибнем. А так… Скольких ты собираешься взять с собой?

— Тринадцатерых, считая меня и тебя — ты ведь согласился пойти, так? Только вот… — Торин задумался. — Меня тревожит не дракон.

— А что же тогда? Орков в Эреборе никогда не было, да и сейчас они вряд ли там поселились — дракон бы их не пустил.

— Я сам точно не знаю, что меня пугает. Но разве у нас нет врагов, кроме дракона? А впрочем, не бери в голову. Мало ли что почудиться может — мы ведь не остроухие, чтобы глядеть в будущее.

И вот дракон побеждён. Но Торин погиб, как и многие другие. А Фили и Кили… Балин действительно пережил их.

А сейчас ему снова что-то мерещится — неясный зов, стук молота, эхо каменных коридоров и вдруг — пламя и крики, и вновь зовёт его кто-то, хочется сорваться с места и бежать на запад. Последние дни Балин слышал этот зов почти всё время, иногда отчётливый, иногда тихий, еле слышный. Но всё никак не мог он понять, куда идти, зачем, да и надо ли?

Но одно из воспоминаний натолкнуло Балина на мысль.

— Клянёмся вернуться сюда и отвоевать Кхазад-дум! — крикнул Оин.

— Во что бы то ни стало! — подхватил Ори.

— Даже если умрём все до одного! — добавил невесть откуда взявшийся Фрар.

— Клянёмся сделать Морию вновь свободной от тьмы! — вставил Нали.

— Кто бы за этими орками не стоял! — подтвердил Лони.

— И сколько бы их ни было! — поддержал Флои.

А Балин, сам не ведая, откуда в памяти всплыла эта фраза, и не осознавая даже, что говорит, закончил:

— Именем Манвэ, Варды и Эру клянёмся!

И все хором повторили:

— Клянёмся!

Балин не был уверен, что помнил о том случае раньше. И не был уверен, что не тронулся умом. Но в том, что клятву они дали, он был уверен. И значит, это клятва зовёт его в Морию, в древние чертоги Кхазад-дума.

Найти Ори, Флои, Фрара, Нали и Лони не составило труда — они были кто в мастерской, кто у себя дома. Оин обнаружился рассказывающим детишкам об Эреборском походе.

— И вот тогда мы решили — если так, то пойдём мы туда втринадцатером. Но Гэндальф сказал: «Нехорошо — число это несчастливое». А Торин ответил: «Если так, то найди четырнадцатого».

Балин замер в дверях, не желая перебивать друга. А тот продолжал:

— И вот, значит, приходит Гэндальф и говорит: «Нашёл я вам четырнадцатого. Пригодится он вам, и не раз». Он, Гэндальф, всегда так говорил, будто загадки загадывает.

Оин задумался о чём-то своём, почесал затылок, поглядел по сторонам и наконец-то заметил Балина, стоящего в дверях.

— Лёгок на помине! Ну здравствуй, здравствуй! — воскликнул Оин.

— Здравствуй. Тут такое дело, Оин… Поговорить надо.

— Ну так говори, — пожал плечами Оин. — Иль дело какое тайное? А?

— Не то чтобы тайное, но лучше с глазу на глаз его обсудить.

— Ну тогда подожди, братец мой из мастерской вернётся, тогда и поговорим. А то они, — Оин кивнул на ребятишек, — разве отстанут? Может, чайку? Иль чего покрепче?

— Нет, спасибо. Я так посижу, — Балин присел на скамью.

Оин продолжал рассказывать:

— Так вот, о чём это я? Приходим мы, значит, в деревеньку хоббичью — хоббиты, они как гномы, только чуть пониже и без бороды. Приходим мы, значит, в деревеньку. А домов там — протьма! И половина дверей зелёной краской выкрашены. Так бы нам там и ходить, да Двалин вспомнил, что вроде как на двери знак должен быть, вот такой, — и Оин нарисовал в воздухе знак. — Ну так вот, нашли мы этот дом.

— А хоббит этот, Бильбо, так на нас смотрел, будто орков увидел! — открывая дверь, подхватил хозяин дома. — Доброго вечера, Балин!

— Доброго вечера и тебе, Глоин. Я тут Оина искал, Двалин сказал, что он к тебе шёл. Ну я и зашёл посмотреть — может, и в самом деле тут?

— Ну, раз Глоин пришёл, пойдём, Балин, расскажешь, в чём дело, — поднимаясь со скамьи, сказал Оин.

* * *

— Ничего себе «с глазу на глаз», — охнул Оин. В каморке Балина сидели пятеро гномов.

— Да мы и сами не знаем, чего ради нас Балин позвал, — невпопад ответил Ори.

— Заходи, Оин, заходи. Чайку? Нет? Ну так вот, — начал Балин, закрывая дверь. — Может быть, вы помните, как мы поклялись вернуться в Морию.

— Сам не знаю, кто меня за язык дёрнул, — проворчал Оин.

— Да, Оин, сглупили мы тогда. А теперь, кажется мне, пришло время эту клятву выполнять.

В наступившей тишине раздался голос Фрара:

— Значит, не зря мне часто слышится, будто зовёт кто-то. И страшно становится, прям жуть! Хотя и сам не могу сказать, почему. А потом вдруг так легко делается, вот взял бы и полетел! Но нет, крепко на земле стою. И молоты бьют, и пение откуда-то издалека доносится, а потом понимаю, что не пение это вовсе, а крики предсмертные! И опять этот голос зовёт.

Остальные согласно закивали. Встал Флои:

— Ежели мы дали эту клятву, то выполнить должны. Даже если бы это не клятва была, а простое обещание — всё равно, мы ведь честные гномы. Только вот кто согласится с нами пойти? Все, кто ни живёт в Эреборе, или сами видели, или слышали от тех, кто видел, — он перевёл дух, — сколько там этой нечисти.

— Как бы то ни было, — перебил Нали, — мы туда пойдём. И возьмём тех, кто согласится пойти с нами. А ежели таких не найдётся, пойдём всемером.

Лони собирался было возразить, но не нашёлся, что сказать и промолчал. Гномы посидели ещё немного, вспоминая молодость, а потом разошлись.

Солнце уже садилось за Туманные горы. Балин перевёл взгляд левее. Где-то там — Мория. Каменные коридоры, могучие стены, высокие своды… Он никогда не был в Мории, но чертоги Кхазад-дума, как наяву, вставали перед ним из рассказов и песен. «Даже если я погибну там, даже если меня убьют, — подумал Балин, — хоть раз увидеть Кхазад-дум — достаточная награда для меня».

Ночь была ясная и тихая. Откуда-то издалека доносился тихий звон арфы и чьё-то пение. Впервые за долгое время Балину не слышался зов с запада. Он уже и позабыл, что такое тишина — не пустая, гулкая тишина могил, а живая, когда откуда-то издалека доносится смех, когда можно услышать биение чужих сердец. Но если захотеть, в такой тишине легко не замечать звуков и будто лететь над Эребором, над Лихолесьем, над Туманными горами, над поселением остроухих, над лесами и полями, оставить позади Пригорье и Шир (а пиво там хорошее, что бы Двалин ни говорил) и устремиться за закатным солнцем, над бескрайним морем… Но тут Балин всегда засыпал.

Он уже не помнил, когда в последний раз видел сон. Только изредка утром он вспоминал, что было что-то хорошее, красивое, и он, Балин, пытался дотянуться до этой красоты. Пытался дотянуться до красоты — а красота внезапно оборачивалась кошмаром, обжигала руки, но и отпускать его не хотела.

Но в тот раз, проснувшись утром, Балин с удивлением понял, что помнит свой сон от начала и до конца.

Снились ему древние чертоги, прекрасные и совершенные — но вместе с тем давно брошенные. Были, правда, следы недавнего чьего-то присутствия, но их было не очень много — как будто с полтысячи гномов живут тут и пытаются вернуть чертогам прежнее величие. Во сне Балин мог свободно ходить по коридорам. Поняв это, он решил найти смельчаков.

Комната, которую он увидел за очередной дверью, была явно обитаемой. Сидевший там гном что-то записывал. Подойдя поближе, Балин увидел, что это, похоже, какая-то хроника. В комнату вбежало несколько гномов и быстро-быстро заговорили, но он ничего не услышал.

Гном вскочил и… пустился в пляс. Те, что принесли новость, удивлённо взглянули на него, а в следующий миг тоже отплясывали на середине комнаты.

Балину казалось, что он вот-вот вспомнит, кого видел, но память на этот раз его подвела. И всё же Балина не покидало странное ощущение. «Сны снятся не просто так», — любил говаривать его отец. «И воспоминания тоже приходят не зря», — мысленно добавил Балин. — «Вот бы вспомнить, кого я видел».

Но долго сидеть и размышлять Балин не мог. Надо было идти к Нали — накануне тот пообещал найти добровольцев, правда, сразу предупредил, что вряд ли их будет много.

Флои и Фрар уже сидели там. По тому, какое угрюмое выражение застыло на их лицах, Балин догадался, что ничего хорошего Нали не скажет. И действительно, из всех, кого он вчера обошёл — а обошёл он многих — только двести с лишним гномов готовы были идти незнамо куда воевать с орками. Оин, услышав эту новость, только крякнул, Ори нахмурился, зато Лони оглядел насупленные лица друзей и громко сказал:

— Раз так, то мы возьмём их и пойдём! Мы клялись вернуться в копи Мории и очистить их от тьмы или умереть — что ж, двумстам гномам не одолеть тысяч орков. Но если мы не выполним нашу клятву — мы проживём ещё полвека, век. Пусть так! Но разве сможем мы смотреть друг другу в глаза, зная, что не выполнили своей клятвы? Я не смогу. Можете не идти и дожить свою жизнь в безопасности, но я пойду. Даже один.

— Я и не думал о том, чтобы остаться, — заверил Оин. — В конце концов, я эту кашу заварил, мне и расхлёбывать.

— Никто не собирается нарушать клятву, Лони, — сказал Балин. — Дело в том, что поклялись-то мы именем самого Эру, и клятву нарушить не получится. Была уже такая история. Давно, правда, мы и не родились ещё тогда — да разве от этого что-то меняется?

— А нам-то что? Нас Махал создал, — возразил Фрар. — Я, конечно, пойду и так…

— Нет, Фрар, — заметил Оин (он, как, впрочем, и Балин, частенько читал эльфийские предания и летописи). — Создал-то нас Махал, это так. Да вот только жизнь в нас вдохнул Эру. Посему идти придётся, неважно, хочет кто или нет. Возьмём этих, согласившихся, и пойдём. Нали, они хотя б знают, с какого конца секиру держать?

— Знают, знают, — ответил Нали. — Они большей частью из тех, кто с Даином тогда пришёл. Ну, когда Торин не хотел с остроухими делиться.

Повисло молчание. Балин, Оин и Ори прекрасно помнили всё, что тогда случилось — сумасшествие Торина, ссору с озёрными жителями и эльфами. Предательство хоббита, которое, в общем-то, предательством назвать было сложно. Приход несметного воинства под предводительством Больга. Битву Пяти Армий. Гибель друзей, родных. Гибель Торина.

Да, те, кто там выжил, точно умели обращаться с оружием.

— Ну что ж, — прервал затянувшееся молчание Нали. — Я скажу им, чтоб завтра к полудню подходили к Вороньей высоте — там-то мы точно никому не помешаем. И вы туда же приходите.

Этой ночью Балину тоже снился сон — будто продолжение вчерашнего. Те же каменные своды, те же могучие стены. Но если тот сон был сказкой, может быть, даже сказкой о Мории, может быть, даже сказкой о них, то сегодняшний был кошмаром.

Балин опять оказался в той же комнате, что и в прошлый раз. Опять гном сидел и писал что-то. Дверь отворилась, кто-то что-то сказал. Гном кивнул. Дверь закрылась. Балин стал разглядывать искусно сделанную секиру.

Прошло около четверти часа, прежде чем он решил выйти в коридор и отправиться дальше. Всё было тихо, но в один миг коридор наполнился топотом, криком и лязгом оружия. Кто-то крикнул: «Закрывайте ворота», кто-то бросился вперёд по коридору… Балин знал, что ничем помочь не может. Он понимал, что это ему снится, но проснуться не мог или не хотел. Оставалось только стоять и смотреть.

Время определить Балин не смог ни тогда, во сне, ни утром. Казалось, что прошло несколько часов, на самом же деле бой мог длиться несколько минут — или несколько дней. Всё это время гномы отступали. И вот они оказались в той комнате, где раньше гном что-то записывал в летопись. Отступать было уже некуда.

Под ногами задрожал пол, от грохота заложило уши. Через щели стали видны отблески пламени. Дверь распахнулась…

Балин проснулся. Этот сон он тоже помнил от начала и до конца, но что-то ускользало. Что-то очень важное, что-то, что он обязан вспомнить…

И Балин вспомнил. Гномы. Он вспомнил, кого он там видел. И вчерашний сон, и сегодняшний были о них. Об их будущем походе. О Мории. А отблески пламени в самом конце, значит, были… Балин похолодел. Были отблесками пламени балрога. Того самого, который некогда прогнал гномов из Кхазад-дума.

Балин вскочил. До полудня оставался час. Надо было как можно быстрее бежать к Вороньей высоте и отговорить остальных от этой затеи. Или, раз клятва нерушима, упросить подождать немного, собрать большее войско. Возможно, даже попросить помощи у остроухих. Да, ни один гном в здравом уме не пойдёт к ним на поклон, но Балин слишком хорошо помнил Эреборский поход. А если слухи не врут, то остроухие уже сражались с балрогами. Некоторые даже выжили (или возродились, он точно не помнил). «Как-нибудь договоримся», — решил Балин. — «Главное — объяснить всё остальным».

* * *

Балин, наверное, уже в сотый раз за полчаса порадовался, что решил сначала попробовать объяснить всё друзьям. Страшно подумать, что бы сделали незнакомые гномы, если всегда сдержанный Фрар кричал:

— Пойти договариваться с остроухими? Да ты с ума сошёл!

— Они нас прибьют сразу, как про клятву услышат, — вставлял Ори.

— Балин, мы не пойдём кланяться остроухим из-за какого-то сна! — доказывал Нали.

— Да поверьте вы хоть раз! — крикнул вдруг Лони, от которого Балин меньше всего ожидал заступничества. Воцарилась тишина. Все с изумлением смотрели на Лони.

— Перед тем, как прилетел дракон, многим тоже что-то чудилось! — продолжал он. — Но никто не верил, все отмахивались, почудилось, мол. Спохватились потом, да поздно было! И перед битвой, когда Трор погиб, тоже мерещилось ему. А потом Торину, перед походом на Эребор. И это только то, что я сейчас вспомнил, а так — мало ли таких случаев было? Тогда всем только слегка мерещилось, будто голос какой говорит, а Балин сон видел! Два дня подряд!

Лони замолк.

— Может статься, конечно, и нет там никаких орков, и балрог сдох давно, но ведь хуже не будет, если мы возьмём с собой больший отряд, чем собирались. Да и время терпит, умирать завтра, не выполнив клятвы, никто из нас вроде не собирается, — наконец чуть тише сказал он.

Долго ждать не пришлось — вскоре в Эребор по торговым делам приехали эльфы из Ривенделла. Отправить к ним решили Балина, самого воспитанного, и Ори, лучше всех знакомого с обычаями эльфов.

В коридоре они наткнулись на высокого остроухого с длинными светлыми волосами. Не похоже было, чтобы он куда-то спешил — и раз так, почему бы не спросить его?

— Доброго дня, — начал Ори.

— Доброго дня и вам.

— Не могли бы вы уделить нам пару минут? — если бы на месте Балина был другой гном, у него бы уже глаза полезли на лоб от такой вежливости.

— С удовольствием вас выслушаю.

— Дело в том, что мы с нашими друзьями собираемся отвоевать чертоги Кхазад-дума, Морию, — Ори замолчал, не зная, как объяснить происходящее.

— И? — удивлённо приподнял бровь остроухий. — Не помню, чтобы это были владения эльфов, тем более эльфов из Имладриса.

— Дело в том, что… — вмешался Балин. — Как вы считаете, можно ли доверять снам?

Остроухий задумался.

— Ирмо редко навевает пустяковые, ничего не значащие сны. Отмахиваться от грёз нельзя. Однако преувеличивать их значение столь же опасно, сколь и преуменьшать. Я не могу дать вам совета, ибо он может оказаться для вас гибельным. Но если вам всем, например, приснились одинаковые сны — остерегитесь.

— У эльфа и ветра…⁽¹⁾ — пробормотал Ори себе под нос.

— Мне снился сон о Мории, — попытался объяснить Балин. — Два дня подряд, — остроухий нахмурился. — Первый сон был хорошим, я помню, что гномы чему-то очень радовались. А второй… Там были орки. Множество орков. Гномы отступали. Долго. А потом отступать стало некуда. Они все были, кажется, в Летописном чертоге, хотя вам, сударь, это, думается мне, ничего не скажет. А потом под ногами задрожала земля, и в коридоре показалось пламя.

— Пламя? — переспросил остроухий.

— Да, пламя. Сперва только отблески. А потом дверь не выдержала, но орков там не было, а был, значит, только огонь. И в огне этом будто стоял кто-то высокий — футов тринадцать, не меньше. Я б сказал, что это балрог был, да только спит он давно в самой глубине… Во всяком случае, мы так думали.

— Вот оно что, значит, — протянул остроухий. — Балрог… Ну что ж, этим снам, пожалуй, стоит поверить. Армию я вам не обещаю, но с балрогом разберусь.

— Армию мы соберём, — заверил Ори. — Ну, будем знакомы. Ори, к вашим услугам.

— Балин, к вашим услугам.

— Глорфиндель, к вашим, — ответил Глорфиндель.

1) У эльфа и ветра не спрашивай совета. Оба скажут в ответ — что да, то и нет.

Вернуться к тексту

Шли дни. Рассветы сменялись закатами, лето — зимой, потом опять наступало лето. Балин теперь почти всё время пропадал в кузне. Лони, Флои и Нали искали добровольцев где-то в Синих горах. Судя по тем вестям, которые до него доходили, гномов соберётся тысяч пять. Глорфиндель говорил, что приведёт около сотни эльфов. Говорил, правда, не сам остроухий, а Ори, отправившийся искать добровольцев вместе с ним. Глорфиндель, в свой черёд, пытался объяснить гному, в чём слабые и сильные стороны балрогов — на случай своей гибели. Ори честно пытался слушать, но засыпал ещё в середине рассказа об их происхождении. Балин вздохнул. Да уж, остроухие были мастера рассказывать истории. Правда, он сам из них вынес только то, что любовь к сокровищам до добра не доводит — да это он знал и раньше.

После того разговора минуло без малого сорок лет. Настал две тысячи девятьсот восемьдесят девятый год Третьей эпохи. Вновь отмели метели, застучала весёлая капель. Гномы ходили весёлые — и никто не мог понять, эль да пиво тому виной или же вести о скором («вот только дороги высохнут, вот тогда и пойдём») возвращении в Кхазад-дум. Впрочем, скорее всего и то, и другое — многие гномы эту радостную весть праздновали так основательно, что запасы «чего-нибудь покрепче» могли вскоре истощиться.

* * *

И вот в начале мая несколько сотен гномов (добровольцы нашлись и в Эреборе) отправились на запад, в сторону Туманных гор. Они собирались встретиться с остроухими и гномами из Синих гор к югу от Ривенделла, который был как раз посередине. Даин был не очень доволен уходом гномов, но мешать им не стал.

Балин и Оин там уже бывали во времена Эреборского похода. Ривенделл с тех пор ничуть не изменился. Всё так же текла река, всё так же пели птицы… Казалось, тут застыло время.

«А куда им спешить?» — подумал Балин. — «Они ведь бессмертны. Это мы пытаемся всё успеть в отпущенный нам срок, а им торопиться некуда».

Их встретил лорд Элронд. В Ривенделле жило больше тысячи эльфов, так что разместить вдобавок две-три сотни гномов особых хлопот не составило. Вечером Элронд позвал Балина, Фрара и Оина, как он выразился, «на совет».

В комнате было тепло. Горел огонь, да и погода была по-настоящему весенняя. Вокруг стола сидело четверо остроухих. Балин узнал Элронда и Глорфинделя, а остальных, как ему казалось, никогда не встречал. Элронд жестом указал Фрару, Балину и Оину на свободные места, они сели.

— Итак, — начал один из незнакомых остроухих, — мы знаем только то, что досточтимые гномы решили отвоевать свой дом. Намерение, конечно, похвальное. Мне интересно другое. Если вы уже были у врат Мории, а вы там были, так ведь? Так вот, если вы были у врат Мории, то видели, сколько там осталось орков. Если вы полагали, что они все уже перемерли, то вы глупы, но по вам этого не видно. Мой вопрос таков: если вы знали, сколько там орков, зачем вы собирались взять с собой двести гномов? Если больше добровольцев не нашлось, зачем вы вообще собирались туда идти?

Балин с Оином и Фраром не так хорошо знали остроухих, как Ори, но всё же догадывались, что о клятве лучше умолчать. «Эх, и отчего мы не придумали заранее какую-нибудь историю? Понимали ведь, что спросят», — подумал Оин. А вслух сказал:

— Сами не знаем. Помутнение какое-то сделалось.

— Ладно, пусть так, — ответил Элронд. — Можете ли вы поручиться, что сейчас я не отправляю своих воинов на верную гибель?

— Я помню только, что орков там было тысяч десять. Ну, пусть пятнадцать. Нас — считайте: почти три сотни из Эребора, пять тысяч из окрестностей Синих гор, и ваших, вроде, около сотни. То есть их больше раза в три. Если повезёт — выживут. Не повезёт — что ж, силой мы никого туда не гнали.

— Лорд Аматан, лорд Элронд, — подал голос остроухий, до этого молчавший. — Мне кажется — и это мои слова, а не слова лорда Глорфинделя — что сказанное до прихода досточтимых гномов лордом Элрондом неверно. Орки сейчас сами по себе и не грозят Лориену нашествием. Но подождите, лорд Глорфиндель, я знаю, что вы хотите сказать. Вскоре Саурон может подчинить их себе. Тогда, особенно, если там есть балрог, Лориен может и не выстоять. Так что я не считаю эту затею совсем уж бесполезной — впрочем, Имладрис участвовать в ней не обязан. Но не отпустить добровольцев мы не можем.

— Я согласен с Фандилем, — вставил Глорфиндель.

Элронд и Аматан переглянулись.

— Что ж, пусть будет так. Но помни, Глорфиндель, ты за своих добровольцев отвечаешь.

Наутро гномы с эльфами выступили из Ривенделла на юг. Около тридцати миль разделяло их и войско из Синих гор. Некоторые эльфы и гномы сторонились друг друга, другие, напротив, разговаривали так, будто были знакомы всю жизнь.

Солнце ещё не начало клониться к западу, а самые зоркие из эльфов уже могли различить походные шатры. Похоже, гномов в Синих горах набралось даже больше обещанных пяти тысяч.

Флои заметил друзей издали и бросился им навстречу.

* * *

Ночью, когда все, кроме дозорных, уже спали, Лони выглянул из шатра и увидел Глорфинделя, ворошившего палкой угли костра. Лони любил послушать истории, поэтому подошёл к остроухому и представился:

— Лони, к вашим услугам.

— Глорфиндель, к вашим.

— Лорд Глорфиндель, — Лони понадеялся, что выговорил правильно, — а вот одни говорят, что у балрогов есть крылья, другие говорят, что нет. А сам я балрога не видел, решил вот спросить того, кто знает: есть у них крылья или нету?

Глорфиндель посмотрел на взрослого, даже пожилого гнома, с детским любопытством ждущего ответа. Ответить просто «нету» — всё равно что пнуть щенка.

— Балроги — падшие духи, перешедшие к Морготу. А Моргот был очень… практичным в отношении всего, что он создавал, вернее, искажал. Те же орки — едят падаль, без вреда пьют гнилую воду… Крылья балрогам ни к чему. Ты разбираешься в механике?

— Да, есть немного.

— Ну так вот, созданию такого размера понадобятся огромные крылья, чтобы взлететь. А такие крылья запросто сметут несколько десятков орков. Так что крылья у балрогов вряд ли были. Да и не видел я крылатых балрогов. Но кто знает, что таится в Кхазад-думе.

Долгое время они не говорили ни слова. На востоке, за Мглистыми горами, начало светать, многие уже проснулись.

— Скоро в путь, мне пора, — сказал наконец Глорфиндель. Лони кивнул и пошёл помогать своим.

До Мории они добрались без особых приключений. Орки большими отрядами здесь не ходили, а те, что были, пускались наутёк, едва завидев шеститысячную армию (Лони, Нали и Флои постарались и нашли не пять, а пять с половиной тысяч). И вот — спуск в подземелье. Древняя, но всё ещё прочная лестница. Спускались и заходили в ворота небольшими отрядами, по сорок-пятьдесят гномов, чтобы было легко отступить в случае чего. Вскоре сотни три гномов уже стояли в чертогах Кхазад-дума. Орков видно пока не было — они обнаружились в караулке. Их быстро уничтожили, но часовые всё же успели поднять тревогу.

У Зеркального озера из темноты показались орки — с полтысячи, не меньше. Сзади подходили новые гномы и остроухие. Орки теперь оказались в меньшинстве, да и сражались гномы не в пример лучше. Остроухие большей частью были лучниками, в бой они вступили, когда между камней обнаружились орки с арбалетами. Почти всех успевали убить остроухие, но время от времени стрелы всё же настигали цель. Флои, в одиночку порубивший отряд орков, был смертельно ранен. Наверное, и не он один. Но Зеркальное озеро гномы и остроухие всё же отбили.

С боем гномы и эльфы шли всё дальше и дальше по древним чертогам. Наконец орки отступили куда-то в глубину земли, в неизведанные тоннели.

Часть гномов разводила костры и готовила место для ночлега. Другие вызвались вернуться к Зеркальному озеру искать тела погибших.

* * *

Погребальный костёр горел так ярко, что свет проникал даже в самые отдалённые уголки чертога. Несколько сотен гномов нашли здесь могилу. Ривенделлских воинов погибло гораздо меньше, всего двенадцать. Мысль о сжигании тел казалась эльфам противоестественной, поэтому их похоронили в одном из чертогов, заложив камнями.

— Орков нельзя оставлять надолго, — негромко сказал подошедший Глорфиндель. — Иначе они нападут первыми. У тебя много раненых?

— Около сотни. Но двух-трёх недель хватит, чтобы раны затянулись.

— Значит, через месяц надо зачистить ближайшие уровни. Балрог, скорее всего, внизу, но туда не стоит идти, пока орки могут напасть со спины.

Так они и сделали. Удача была на их стороне: орков осталось, по подсчётам Лони, около пяти тысяч, в коридорах и чертогах от верхних уровней и до эльфийских ворот их не было. За это время гномы потеряли около тысячи воинов, остроухие — чуть больше тридцати. Зачистка нижних ярусов тоже прошла успешно.

— Странно, — шёпотом сказал Фрар. — Почему-то орков здесь не видно. А больше им побежать было некуда.

— Может, затаились где? — предположил Нали.

Балин хотел сказать, что затаиться здесь, в общем-то, негде, но не успел. Пол затрясся, как в кошмаре. Под ногами что-то загрохотало, зарокотало, вдали на стенах заплясали отблески пламени. «Балрог», — подумал он. — «Нам конец. И где эти остроухие, когда так нужны?» Глорфиндель обнаружился совсем рядом, с десятком остроухих и… Ори и Лони.

— Оставайтесь здесь, — сказал он, — и если мы позовём, идите.

Глорфиндель, остроухие, Ори и Лони вскоре исчезли за поворотом. Балин и остальные могли только догадываться о происходящем.

Много позже Ори и Лони рассказывали, как Глорфиндель дрался с балрогом. Но рассказу их вряд ли можно доверять, ведь каждый раз добавлялись новые подробности — и вскоре балрог был уже с четырёх Глорфинделей ростом, с гигантскими крыльями за спиной и шестью руками. Но это было позже, а пока за поворотом погасло пламя, и смельчаки вернулись — порядком закопченные, но всё же невредимые, если не считать обожжённых рук Глорфинделя.

Миновало без малого тридцать лет. Остроухие, которым не жилось среди камней, переселились в Лориен, но часто навещали могилы своих друзей. Мория процветала; спустя год после гибели балрога гномы нашли залежи митрила.

И вот, в середине января, дозорные доложили о девятерых путниках, спускающихся к Эльфийским вратам. Каково же было удивление Балина, когда он признал в рослом гноме Гимли, в высоком путнике с посохом и в сером плаще — Гэндальфа, а один из хоббитов оказался племянником (кажется, троюродным — в подробности Балин так и не вник) Бильбо Бэггинса! Задержались они в чертогах Кхазад-дума почти на неделю. Остроухий долго сидел в Эльфийском чертоге у могил собратьев. Хоббиты, что, впрочем, никого не удивило, заинтересовались летописью Балинского похода. Арагорна и Боромира гномы, пораздумав, научили владеть гномьим оружием и даже подарили по митрильной кольчуге — впоследствии это спасло Боромира от гибели. Гимли долго рассказывал Балину, Фрару, Лони, Нали, Ори и Оину новости из Эребора; в свою очередь, они рассказывали ему про Морию. Гэндальф же слушал везде понемногу и только хмыкал, когда Лони слишком уж завирался.

Из Мории путники отправились в Лориен, а на исходе февраля достигли Раураса. Орки схватили двух хоббитов, Мерри и Пипина. Фродо и Сэм отправились в Мордор одни; Гэндальф, Арагорн, Леголас, Гимли и Боромир погнались за орками. Энты из леса Фангорн поверили Мерри и Пипину и пошли войной на Изенгард.

Вести об этом достигли Кхазад-дума лишь в июле, когда Гимли возвращался домой в Эребор и задержался погостить. От него гномы и узнали о победе над Сауроном, о коронации Арагорна и о многом другом.

Там, где когда-то царил мрак и тишина, сейчас шумела жизнь, пели гномы, сияли богатства.