Соколихино время (джен)

— Сказывай, как дело было?

На Ванька сурово смотрела пожилая, но крепкая женщина в чёрном в пол балахоне. В "Гарри Поттере" такие мантиями называли, и ещё священники такие носят наподобие. Рясы что ли называются? Ванёк в этом всём не разбирался, но вид у женщины был строгий и внушительный. Аж мурашки по спине побежали. Сразу видно — хозяйка!

— Я упал, — испуганно промямлил Ванёк и покосился на стоявшую позади хозяйки Степаниду. Та отчаянно кивала, давая понять, мол, не молчи, бестолочь, раз хозяйка спрашивать изволили.

Прочистив горло, Ванёк попробовал ещё раз:

— Я это, оступился, в общем. Долбанулся сильно. Шишка вот теперь офигительная. Макар Андреич меня нашёл, сюда притащил.

— То, что долбанулся, вижу. Какая, говоришь, шишка?Покажи, — бросила хозяйка, чуть выгнув в удивлении бровь.

Ванёк показал. А чего, жалко ему что ли? Пусть смотрит! Шишка реально офигительная!

— Странно, шишка как шишка, — даже не улыбнулась хозяйка. — Степанида, ты почто меня звала?

— Матушка Марья Пална, так ведь не в себе он теперь. Должно, умом скорбный сделался, — запричитала кухарка и добавила шёпотом: — Зеркало спрашивал.

— К чему тебе? — изумлённо взглянула на мальчишку хозяйка.

— Поглядеть, — хмуро ответствовал Ванёк, совершенно не понимая, что такого в простой просьбе про зеркало? Чего они так всполошились?

— Ну, идём, поглядишь, — вдруг усмехнулась Марья Павловна.

Соколова — догадался Ванёк. Та самая Соколиха. Как бы спросить, как её сестру зовут? Лидия Васильевна очень бы рада была, если б он узнал. Только как-то неудобно.

Оглянувшись на тихо плачущую Степаниду, которая его вслед за хозяйкой будто на войну провожала, Ванёк постарался не отставать. Вверх по лестнице поднимались не торопясь. Ванёк отчетливо помнил старую деревянную выкрашенную рыжевато-коричневой половой краской лестницу. Эта была совсем на неё не похожа. Ступеньки ровные, все до единой целые, перила кованые с затейливым узором. И ковром зелёным суконным застелена. Ванёк сперва замер в самом низу, не решаясь ступить на чистую ткань.

— Что же ты? — оглянулась Марья Павловна.

— Вдруг испачкаю, — резонно заметил Ванёк.

— Сам испачкаешь, сам и вычистишь, — пожала плечами женщина, развернулась и величаво пошла дальше.

Ванёк ещё помялся, а потом просто стянул грубые кожаные ботинки, только сейчас осознав, что и одежда, и обувь на нём вовсе не его. Чистая, добротная, но сильно поношенная одежда вдруг стала ощущаться непривычной и неудобной, хотя минуту назад он этого даже не замечал.

— Вот, глядись, красна девица, — протянула хозяйка маленькое овальное зеркальце в серебряной рамке с ручкой. — Хорош ли?

— Да уж, красавчик, — внимательно рассматривал длинные светлые кудри Ванёк. Он, между прочим, всего два дня, как из парикмахерской, а тут такие патлы. И глаза как будто ярче. Не помнил Ванёк, чтоб они такими синими были. В остальном как есть он — Иван Аникин собственной персоной. Интересно, что там с шишкой?

— Простите, а побольше зеркала нету?

— Ты, как я погляжу, нахалёнок? — вроде бы даже не рассердившись, глянула на него Марья Павловна. — Дай-ка сюда! Нет больше зеркала, а и это выбросить надобно давно. Грех на себя любоваться. Не знал?

— Неа, — честно ответил Ванёк и мотнул головой.

— Теперь знаешь, — строго сказала Марья Павловна. — К вечерне со мной пойдёшь. Нынче Вознесение Господне. Милостыню раздавать буду. Станешь корзину с пирогами держать. Понял ли?

— Понял, чё ж непонятного? — быстро кивнул Ванёк. — Когда выходим?

— И вправду скорбный ты. Как осмелел то! Гляди, рассержусь, — пригрозила хозяйка.

— Я больше не буду, — с готовностью привычно отреагировал Ванёк и широко улыбнулся, нахально глядя прямо в глаза.

— Вот ведь стервец, — усмехнулась хозяйка. — Не зарывайся только, а смелых да дерзких я люблю. Иди в праздничное оденься. Да умойся как следует, тетеря!

Ванёк понятия не имел, кто такой тетеря, но про умыться понял и про праздничное тоже. Надо было срочно бежать к Степаниде. Она, поди, знает, где его одежда хранится. Да и умыться даст. Похоже, воду носить и дрова колоть кому-то другому придётся. Хорошо! Жизнь-то налаживается!

Резко затормозив, Ванёк словно на стену наткнулся. Какая на фиг жизнь? Он что, всерьёз собирается тут жить? Если это не сон, то значит что-то с ним случилось и он в прошлое попал. Про пападанцев полно книжек написано и фильмов снято. Вот только Ванёк всегда думал, что это сплошь выдумки и враньё. А тут вон что. Лишь бы не навсегда! Это ж как он тут без интернета и телефона? Со скуки помрёт! Даже телека нет. Да что там телека? Вместо простых лампочек свечи стоят — это вам как? Водопровода нет, печки топить надо. И ездят, небось, на лошадях. Нет уж, извините! Он на такое своего согласия не давал.

Пострадав так немного, Ванёк опомнился и припустил на кухню. А ну если навсегда? Фигово, конечно, но рассердить хозяйку — ещё хуже получится. А так, глядишь, устроится как-нибудь. Он же явно не на пустое место попал, а в тело собственного прапрадеда. И родственник имеется — дядя родной. И живёт в богатом доме, не под мостом побирается. А дрова колоть научится, куда ж ему теперь деваться?

— Тёть Пань, тёть Пань, ты где? — ворвался он в кухню, отчаянно голося.

— Чего блажишь, оглашенный? — отозвалась та из-за печки. — Помоги лучше.

Ванёк пристроился рядом и они вдвоём подняли на лавку большое корыто.

— Это зачем? — полюбопытствовал Ванёк.

— Покуда суть да дело, полотенца кухонные замочу, — не очень понятно ответила Степанида. — А ты чего орал-то?

— Меня хозяйка с собой берёт куда-то, — затараторил Ванёк.

— К вечерне, что ль? — обрадовалась Степанида. — Так чего ж ты стоишь, бестолковый? Быстро умываться давай.

— Я же затем и бежал. Мне ещё переодеться надо в праздничное. А я не помню, где лежит.

— Ох ты, Господи! — всплеснула руками женщина. — Рукомойник в углу, полотенцем утрёшься. Я как раз чистое повесила. А я одёжу твою покуда достану. В сундуке она у Макар Андреича. Умоешься, приходи одеваться.

Ванёк не успел сказать, что знать не знает, где они с дядькой обитают, и куда ему идти надо. Ладно, будем решать проблемы по очереди. Сперва умыться.

Вода в железном, весело звенящем рукомойнике была холодной, аж зубы сводило. Кипяточку бы добавить, как бабуля в деревне делала. У неё похожий рукомойник висел. Ванёк ещё удивлялся, как это она без водопровода живёт. Теперь вот узнает, как.

Яростно вытерев лицо и шею, Ванёк огляделся. Степанида не пришла. Видно, ждёт его в его же комнате. Что делать? На счастье, в кухню протиснулся Макар Андреич. Ванёк обрадовался, ему, как родному.

— Вот ты где, бездельник! — сурово сдвинул брови дядька. — К работе и не приступал даже. Всё на кухне отираешься. Вот я тебе ввалю!

— Погоди, дядь Макар, — на всякий случай отступил подальше Ванёк. — Я уж собрался было, а тут хозяйка пришла, сказала с ней идти к вечерне, пироги ей подавать буду.

— Ох ты, Господи! Чего ж ты стоишь тут? Беги скорей, скоро уж выходить, — забеспокоился Макар Андреич.

— Я умывался. Дядь Макар, а где мы с тобой живём, а? Я как упал, так и забыл.

Бородач подозрительно уставился на Ванька — не издевается ли? Тот скроил умильную рожу и вздохнул с облегчением, когда услышал:

— Ладно, айда, горе моё!