Такова Доля (гет)

Но нет. Оказалось, мое поведение

до сих пор живет во мне черной дырой.

Элизабет Гилберт, «Есть. Молиться. Любить»

(перевод Ю. Змеевой)

— Что это? — едва слышно прошипела Гермиона, не в силах совладать со своим дрогнувшим голосом.

Малфой, казалось, не слышал ее вопроса.

Он неспешно прошел в комнату, держа левую руку в кармане брюк, а в правой сжимая свежую газету, и сел в большое кресло. Одно из тех двух, что стояли в самом центре гостиной напротив друг друга. Расположенные под незначительным углом, они напоминали два трона, разделенные лишь небольшим кофейным столиком из темного, почти черного лакированного дерева с едва заметными белыми прожилками.

Сел, широко закинув ногу на ногу, и, бросив воскресный выпуск «Пророка» на столешницу, грубо сдвинул весь фарфор к противоположному краю.

— Да тебя в Азкабан посадят! Ты мне объясн…

— Прочти, — равнодушно перебил ее Малфой, скрестив руки на груди. Он неотрывно смотрел на девушку, раздевая ее глазами. Пожирая ее.

В зеркале отражалась ее спина — обнаженная, нежная, бархатная; и Драко был готов сейчас же сорваться с места и прижаться к ней. Гладить эту атласную, как лепесток розы, кожу, впиваться пальцами, оставляя на ней красные следы. Свои метки.

Он сузил глаза, все так же, не отводя их от Гермионы, — скулы нервно заходили, отчего его шрам неприятно зашевелился.

Гермиона была готова задохнуться от переполнявших ее чувств.

Да, по какому праву она здесь находится? Только из прихоти диких и нелепых пращуров семейства Малфой и их долбанутого потомка? Да что он о себе вообразил, в конце концов?!

Плевать она хотела на эту идиотскую книгу! Кто она там теперь, согласно родовым заветам? «Малоценное имущество», и по совместительству — жена Драко Малфоя?

Да подобного бреда в жизни не придумать!!

Гермиона злилась, уже представляя, как выскажет ему все, что думает, попутно предвидя реакцию Малфоя — а он, как всегда, просто рассмеется. Нет, скривится в своей мерзкой ухмылочке, обзовет грязнокровкой и…

А дальше?

Но больше никаких мыслей в голову не приходило, а все доводы разбивались о глухую стену малфоевской безэмоциональности. Он буквально гипнотизировал ее своим взглядом. Не позволял дышать. Девушка кожей чувствовала исходившую от Малфоя безжалостность.

Драко потянулся и расстегнул верхние пуговицы рубашки, ослабив галстук.

Ему начинало нравиться, как затравленно Гермиона на него смотрит. Да… как кролик на удава. Он видел внутреннюю борьбу в ее глазах — борьбу ярости, злости и… страха.

Чувствовал ее мысли. Знал, чем занята эта кудрявая головка: сначала было негодование, возмущение, а сейчас, когда он усилил давление на родовое кольцо, девушка начала чувствовать неуверенность — возмущение потерялось.

Теперь она начала бояться…

О, да… Она — его жертва.

И осознание этого, как хорошо выдержанное огневиски, сладостно растекалось по венам, будоража кровь.

Сжав губы в тонкую линию, Гермиона сделала неуверенный шаг в сторону Малфоя. Тот не шелохнулся, хотя всем своим нутром жаждал ее приближения. Она нахмурилась и увереннее подошла к кофейному столику. Но, нагибаясь за газетой, опасливо следила за Драко, не отрывая глаз. А тот, казалось, даже и не моргал.

Гермиона сглотнула и, схватив «Пророк», рывком выпрямилась.

— Читай. Тебе полезно знать, что говорят… о тебе, — кивнул Малфой, указываю на первую страницу.

Он чуть сдвинулся в кресле, оперевшись на подлокотник, и теперь водил указательным пальцем по ее щеке, тем самым заставив девушку чувствовать себя еще более неуютно. Драко ждал.

Вся его поза говорила о том, что он здесь хозяин.

А она? Кто же она?!

Передернув плечами, Гермиона наконец-то опустила глаза, жадно разглядывая номер «Воскресного Пророка».

Тот пестрел колдографиями: семейство Уизли, Виктор. И самая большая из трех — ее собственная.

И все на первой полосе.

«Джинни бы обрадовалась», — грустно улыбнулась про себя девушка.

Почти весь выпуск был посвящен Гермионе и сорванной свадьбе. Пропала героиня войны, обладательница ордена Мерлина первой степени, сбежала из-под венца. Что это — решение, принятое в минутном порыве, или чья-то тщательно спланированная операция? Тогда — кто же стоит за похищением Гермионы Грейнджер и каковы его мотивы? Рон Уизли, безутешный жених пропавшей невесты, а к слову сказать, ее близкий друг еще со школьной скамьи, клянется найти, отыскать, разобраться.

История моментально обрастала все новыми и новыми тайнами, какими-то Мерлин-кому-известными интригами. Велось расследование — родовое гнездо семьи Уизли оцеплено, наложены чары против трансгрессии, заблокирована каминная сеть, кольцо авроров в три ряда.

Гермиона удивленно вскинула брови.

Что только Малфой наделал?! Сколько шумихи! Зачем это ему?

Она развернула газету, лихорадочно бегая глазами по строчкам. Интервью с четой Уизли, родителями — безусловно обманутого — жениха.

«Вы не замечали ничего странного в последнее время, миссис Уизли? Не могла ли мисс Грейнджер пойти на такой, разумеется, роковой шаг по своим собственным соображениям?» — спрашивал у Молли штатный репортер.

Гермиона была совершенно уверена, что это — все тот же самый наглый писака, опубликовавший статью о Нарциссе Малфой.

«Да что б его мантикора сожрала!» — разозлилась она.

На колдографии женщина плакала, то пряча опухшее лицо в ладонях, сжимавших изрядно помятый платок, то уткнувшись в плечо своего мужа, который лишь ободрительно похлопывал ее по спине, скорбно смотря куда-то мимо объектива колдокамеры.

Сам мистер Уизли комментировать произошедшее отказался. Оставив жену на попечении их дочери, Джинни Уизли, он направился к аврорам, прибывших на место событий во главе с руководителем департамента Кингсли Брувстером, который также отказался от комментариев до выяснения обстоятельств.

«Обнаружены ли следы использования Темной Магии? Каким же образом была похищена девушка? И следует ли нам сделать из этого выводы, что Министерство Магии не имеет никакой информации относительно случившейся трагедии, а главное — относительно настоящего местоположения мисс Грейнджер?»

Дальше шли камни в огород работы Министерства. Да, язычок у этого репортеришки был тот еще. Гермионе было интересно, как он вообще осмеливался писать подобное? Хотя, если взять в пример ту же Скитер…

«Мисс Уизли, Вы, как близкая подруга Гермионы Грейнджер, могли бы ожидать от нее подобного? Считаете ли Вы исчезновение мисс Грейнджер похищением или же ее это — банальное бегство?» — теперь репортер атаковал Джинни.

«Мне кажется, она не хотела выходить замуж за моего брата. Не знаю. Но да, в последнее время с ней творилось что-то неладное. Она была сама не своя», — сенсационно заявляла мисс Уизли. — «Я вообще думаю, что к побегу Гермионы причастен Крам. Все знают, они раньше встречались. Вот она и променяла Рона на болгарского аристократа».

Гермиона опешила.

И вот это — слова ее лучшей подруги? Человека, которому она доверяла буквально во всем?!

«Мерлин, да что же такое творится! Как ты могла, Джинни? Я сбежала из-за Виктора?!» — удивлению девушки не было предела.

На следующей странице Гермиона снова нахмурилась. Под сердцем неприятно кольнуло, кровь отхлынула от ее лица. Шедшая далее статья под заголовком «Скандал с мировым уровнем» подкреплялась внушительной колдографией Виктора. Тот угрюмо отмахивался от журналистов. Болгарин что-то грубо отвечал назойливому репортеру, буравя читателя жестким взглядом.

«Свидетель произошедшего, чемпион мира по квиддичу Виктор Крам, от дачи интервью отказался. Мистер Крам прибыл вчера в районе пяти часов (со слов Джинни Уизли, прим. реп.) на свадьбу Гермионы Грейнджер и Рона Уизли в качестве почетного гостя».

Ее голова была готова разорваться.

«Мистер Крам в настоящее время остается ловцом и капитаном команды сборной Болгарии по квиддичу, отчего произошедшее выплескивается на мировую арену, поскольку мистер Крам является болгарским подданным — чистокровным князем магической аристократии своей страны», — гласили крупные буквы посреди страницы.

Определенно, тот факт, что Виктор не англичанин, да еще и болгарский князь, придавали делу особый колорит.

И… как же без этого! В конце была небольшая заметка о Гарри Поттере. Поскольку сам Герой магического мира сошел со сцены после триумфального завершения войны:

«Каковы же будут действия непобедимого мистера Поттера? Сможет ли он спасти свою подругу? Или же он сам замешан в произошедшем?» — задавал вопросы репортер.

Но никто из семейства Уизли не мог ответить ему. Да, в принципе, это было и не важно — статья итак была сенсационной. Был ли там замешан Мальчик-который-выжил-и-победил или же нет.

«Мы будем держать вас в курсе дальнейшего развития событий».

На этом статья заканчивалась. На следующем развороте уже был краткий обзор новостей на прошедшую неделю, предсказания погоды и прочая ерунда, которую Гермиона никогда не читала.

Она обессилено опустила руки, и газета упала на пол — в комнате воцарилась тишина, давящая и удушающая. Девушка отрешенно уставилась в пол, ее губы беззвучно шевелились. Казалось, она произносит слова одной ей понятной молитвы…

— Как тебе? — поинтересовался Малфой, увидев, что со статьей покончено.

Все это время он неотрывно следил за Гермионой. За ее выражением лица, за тем, как она хмурилась, поджимала губы или наоборот — вскидывала брови, чуть приоткрыв от удивления рот. Когда она облизнула губы, по телу Драко прошел разряд, отозвавшийся болезненной пульсацией внизу.

Но ему уже недолго оставалось ждать.

Совсем недолго…

— Это…Что?

— Твой звездный час, — саркастично ухмыльнулся Драко, подперев рукой подбородок.

Но у нее было совсем иное мнение на этот счет.

— Малфой, — начала она, стараясь, чтобы ее голос звучал угрожающе.

Но он снова ее перебил.

— Кажется, мы уже обсуждали, как меня зовут. Мне не нравится, что ты превратила мою фамилию в ругательство, — заметил он холодно, вперившись хищными серыми глазами в испуганное личико девушки. Гипнотизируя, подчиняя. — А может, ты хочешь обращаться ко мне «мой Господин», м-м-м?

Гермиона стиснула зубы, напрягая шею. По ее обнаженной спине неприятно побежали мурашки, приподнимая волоски.

Шею под странным знаком стало еле ощутимо жечь.

— Драко, — слащаво протянула она, складывая газету. — Какого… Мерлина здесь происходит?! Что за идиотские слова о женитьбе? На кой у меня на пальце это странное кольцо, а на шее… — клеймо с твоим вензелем?!

Гермиона молниеносно нагнулась и подняла с пола газету, после чего, замахнувшись, с силой швырнула «Пророк» на кофейный столик. От удара выпуск проехался по отполированной поверхности.

Малфой даже не моргнул.

Он продолжал сидеть в своей горделивой позе, прожигая ее своим тяжелым ледяным взглядом, от которого хотелось спрятаться, сбежать за тридевять земель.

— Домовик.

Сначала Гермиона не поняла — что «домовик»? Причем здесь домовик, когда речь шла о ней и ее… пленении здесь? Может, этот больной ублюдок назвал ее домовиком?

Но, секунду спустя, стало ясно: Малфой просто позвал его. Вызвал, как хозяева вызывают своих домовых эльфов. Одно только напрягало девушку…

Он позвал существо просто, «домовик». Без имени.

Высшая степень унижения, как считала Гермиона.

Появившийся эльф был все тот же, что и в столовой, — и дело, разумеется, не в чистой наволочке и не в отрешенном виде домового.

Малфой снова проигнорировал ее!

— Принеси таз с водой. Чуть теплой. Да, из господской спальни, — меж тем отдал приказ Драко.

Ее начал бить озноб. Толи от гнева, толи от испуга, — но Гермиона была недалека от истерики.

Коротко кивнув, существо испарилось с характерным хлопком.

— Ты… — девушка не смогла подобрать слова, что бы назвать Драко. Одно ругательство, сменялось другим. — Объяснишь мне, что происходит?

Хотя она уже не надеялась, что Малфой сделает это. Он вообще не обращал на стоящую перед ним девушку ровно никакого внимания. Вконец стянув галстук, Драко начал расстегивать запонки на манжетах своей черной рубашки.

— Пожалуйста. Отпусти…

Она сдалась. Ее, похоже, не слышат…

Этого просто не может быть! Гермиону тошнило, сердце стучало где-то у горла, слабость разливалась по всему телу. Плечи подрагивали от беззвучного плача. Она опустила голову и каштановые кудри, оставленные стилистом, упали ей на лицо. Полные губки были чуть приоткрыты, а пышные черные ресницы трепетали, откидывая слабую тень на щеки девушки.

Ее горе было таким трогательным и красивым.

Драко зачарованно следил за мокрой дорожкой слезинки. Безумное воображение рисовало ему, как он аккуратно слизывает соленую капельку с ее нежной сливочной кожи, впиваясь после голодным поцелуем — кусает эти сладкие губки, до крови, яростно. Она была так близко…

Как же хотелось разрушить, сломать ее. Причинить еще большую боль!

«Подожди, сладкая, твой путь будет длинный… Это ведь только первый шаг. Даже так, шажочек — и каждый будет полит твоими прозрачными слезками», — витал он в своих сладостных фантазиях.

— Отпусти, — шептала Гермиона.

Руки ее, то сжимались в кулачки, то разжимались, безвольно вися, как у сломанной куклы.

— И куда ты пойдешь? — осведомился Малфой, топя свои желания, своих похотливых демонов в глубине сознания. — К Уизли? А может, к Краму?

Он скривился лишь уголком губ, но шрам двигался, уродуя лицо.

— Отпусти, — повторяла девушка, словно не слыша его.

— Ты моя жена. И ты останешься здесь. Не зли меня, — жестко отрезал Драко, медленно поднимаясь с кресла и кладя расстегнутые серебряные запонки на кофейный столик, рядом с выпуском «Пророка».

Развязанный галстук тонкой змейкой соскользнул на пол с его шеи.

В этот момент в гостиной зажглась люстра — волшебные свечи вспыхнули, наполняя комнату ярким светом.

Гермиона вздрогнула, подняв глаза с носков туфель. От его слов или от света?

Она и не заметила, что солнце окончательно село. За окном — непроглядная тьма, усиленная густым кустарником и светом в помещении.

Мерлин…

«Я провела тут целый день. Целый день», — билась лихорадочная мысль.

Ей нужно бежать отсюда. Подальше из этого проклятого места, подальше от Малфоя и его поехавшей крыши! Что она, в конце концов, сидит тут и умоляет мерзкого хорька?! Быстрее отсюда!

Заговорить его, расслабить. А потом стащить волшебную палочку и трансгрессировать. Теоретически план был прост. Слишком прост, и от этого — еще более идеален.

Снова появился домовой эльф, с целым тазом воды. Направляя лохань магией, существо осторожно, чтобы не расплескать, опустило ее на указанное Драко место — ровно между ним и заплаканной девушкой.

Малфой удовлетворенно кивнул эльфу, отсылая того обратно восвояси. Домовик послушно растворился, щелкнув пальцами.

— Я устал, — сказал Драко, подворачивая рукава.

Гермиона наблюдала за его действиями не в силах пошевелиться. Она гадала, чего же ждать дальше? Зачем здесь этот… таз? И…

Вопросов было множество, но Малфой ведь ни на один не отвечал, продолжая попросту игнорировать девушку, стоило лишь той спросить что-то. И это пугало еще больше.

Он снова сел в кресло, уставившись в ее отрешенное, напряженное выражение лица.

— И долго мне ждать?

Ее передернуло от такого противного голоса — как скрежет металла. Девушка непонимающе подняла брови, не смея сказать это вслух.

Ждать чего?

Но Драко хищно оскалился, подражая зверю, сидящему у него внутри, который плотоядно обнажил клыки.

— Палочки у меня нет, — протянул он.

Совсем как раньше, как в школе — по-малфоевски нагло растягивая слова. Словно она провинившаяся студентка, а он — староста, или — преподаватель, поймавший ученицу за прогулом занятия.

Гермиона расстроилась. Даже не так — она не на шутку перепугалась. Куда этот ублюдок мог делать волшебную палочку? Причем, свою. Или же, что важнее, ее?

Так как же ей выбраться отсюда? И чего он хочет от нее?

«Мерлин…» — сердце неистово колотилось в груди, но девушка продолжала молчать.

— Возьми Кодекс.

Первая мысль Гермионы была, что это действительно он подсунул ей эту безумную книжку.

Так он разыграл ее! Посмеялся!

Вторая… Малфой сказал «Кодекс»… И то, как он произнес это…

Гермиона поняла — он не смеялся. И старый фолиант, в самом деле является Книгой Рода Малфоев. А это значит…

«Ни черта это не значит!»

— Гермиона, возьми Кодекс, — мягко повторил Драко.

Неважно, что он говорил, Гермионе самой захотелось взять родовую книгу в руки — ощутить ее магию подушечками пальцев. Почувствовать, что она настоящая. Действительно настоящая.

Слегка придерживая подол платья, которое она уже тихо ненавидела, девушка неуверенно подошла к дивану, постоянно оглядываясь на Малфоя. Но тот спокойно сидел в кресле, следя за ней тяжелым взглядом.

Она даже спиной чувствовала — он смотрит. Гермиона поежилась, кожа стала гусиной. Сейчас, наклоняясь за фолиантом, она осознала, как безумно устала.

Выжата, измотана, морально сломлена. Разве что не обескровлена, хотя от Малфоя можно было ожидать чего угодно. И это мучило еще больше.

Глубоко вдохнув, девушка потянулась за Кодексом.

Так интересно — прикоснувшись к книге, Гермиона ощутила едва заметный прилив энергии, стало легче дышать. Как будто магия, исходящая от старинного фолианта, передавалась ей. Струилась вместо крови по венам, насыщая тело.

— Семь страниц назад от указки, — произнес ровный холодный голос за ее спиной.

Гермиона старалась держать себя в руках, но все равно немного подрагивала. Слова Малфоя будто отпечатывались на подкорке ее сознания неким незримым приказом.

Куда делись ее собственные мысли? А силы? Это ведь не она… не она сама хотела листать фолиант! Это «что-то» в внутри нее хотело…

Драко молчал, пока девушка листала страницы. Просто ждал, смотря, как поникли ее плечи. Впиваясь глазами в ее обнаженную спину.

Красивая, ровная спинка… с гладкой, нежной кожей…

Мерлин, этот вырез был прекрасным!

А ржавое клеймо, темным пятном выделявшееся на нежной коже шеи, заставило Малфоя довольно заурчать.

Да, вот она — собственность Малфоев.

«Место супруги. Уход за личным пространством мужа и господина», — гласило название главы.

Гермиона сглотнула.

«… так неловкие и нелепые лапы эльфов не могут передать ту мягкость, женскую покорность и желание услужить супругу».

— А-а-а…

— Второй абзац на странице справа, — прокомментировал Малфой сухо.

«Молодой избраннице следует по первому требованию», — подчеркнуто, — «совершать омовение ног своего господина, доказывая принятие своего сюзерена».

— Я… — снова начала было Гермиона.

— Читай.

«Делать это надлежит нежно и деликатно, слегка массируя ступни. Касания жены должны быть ласковыми и мягкими, дабы супруг мог полностью расслабиться после тягот и пред исполнением своего супружеского долга в постели, чтобы силы его не иссякали на любовном ложе».

— Что это?!

— Твоя библия на ближайшее время, — ровно отозвался Драко, неустанно вглядываясь в спину девушки. Видя, как она напряжена — сплошной комок нервов.

И это возбуждало.

Как будто дрессируешь маленького неразумного щенка. А тут — живой человек, который терпеть тебя не может, но вынужден подчиниться.

«Да, сладкая моя, ты еще выучишь и эти, и другие слова Книги. Наизусть выучишь!» — он был готов накинуться на нее.

— И? — нетерпеливо спросила Гермиона, поворачиваясь к нему.

В карих глазах бушевало море эмоций: от ярости, тихой злости, смешанной с презрением, до простого непонимания, испуга. Страха.

Липкого, грязного страха.

Она боялась его?

Да, она должна была бояться.

— И вот мое первое требование.

Он смотрел на нее. Хищником. Вот-вот — и сорвется с места, в неистовом желании вонзить клыки в податливое тело жертвы. Порвать его на кусочки.

— Нет. Никогда… ни за что, — тихо выдохнула девушка, чуть попятившись от него.

Драко это, казалось, не удивило.

Мерлин, да он ждал ее непокорности! Упивался ее смятением, ее ужасом!

— Сними мне ботинки.

— Нет! — уже громче повторила Гермиона, продолжая играть с Малфоем в «гляделки». Учащенное сердцебиение буквально разрывало девичью грудь изнутри.

— Сними. Мне. Ботинки, — процедил Драко сквозь зубы.

И прежде, чем она успела ответить свое «нет», кожу на шее сзади неприятно защипало. У Гермионы расширились глаза — ведь кололо там, где этот подонок поставил свое безумное… клеймо? Гребаное клеймо рода Малфоев!

— Давай. Сними мне ботинки.

Его голос снова обволакивал, топил в своей ледяной безжалостности.

Девушка не верила своим ушам. Не верила глазам, коже и болезненным ощущениям на ней. Она уже ничему не верила!!

Не в силах сказать ни слова, Гермиона хотела отрицательно помотать головой, когда жжение усилилось, заставив ее рефлекторно поднять плечи и склониться, сгорбившись. Девушка потянула руку к шее, к ржавому мерзкому узору, как вдруг палец, увенчанный массивным кольцом, буквально скрутило, и она в ужасе отдернула кисть, шипя от боли.

Зачарованный металл, из которого была сделана змея, накалился, впиваясь в кожу.

— Чем дольше ты сопротивляешься, тем больнее будет, — хладнокровно заметил Малфой.

Гермиона слышала его слова словно сквозь вату — они пульсировали у нее в голове безумным приказом, отданным разве что под Империусом.

Боль подчиняла, порабощала.

— Давай же, подойди ко мне.

Успокаивающий голос, дарующий целительное освобождение, звенел у нее в ушах.

Девушка сделала шаг — похожий больше на рывок — растопырив пальцы, как струнки, силясь перебороть болезненные ощущения. Она пошла к нему. Механически, медленно, но пошла — шаг за шагом приближаясь к собственной, как ей казалось, Голгофе.

Но…

Был ли это чистой воды самообман, или жжение в самом деле притупилось — Гермиона не знала. Однако с каждым последующим шагом кольцо остывало, разжимаясь и переставая сдавливать безымянный палец. Казалось, боль от клейма также затихала, но поднять голову девушка все еще не могла.

Она подошла к Малфою почти вплотную, остановившись сбоку от таза с водой. Змеиного украшения Гермиона уже не чувствовала, палец прекратил пульсировать — словно ничего и не было.

— Умница. Теперь сними мне ботинки.

— Отпусти, — одними губами шептала Гермиона, опускаясь перед Драко на колени. — Пожалуйста… Умоляю, не заставляй меня делать этого… Молю…

Тот лишь выставил ногу вперед, позволяя девушке дрожащими пальчиками расшнуровать сначала один ботинок, а затем и второй. Когда же она потянулась рукой к каблуку, держа Малфоя за лодыжку, бретелька ее платья предательски сползла, оголяя полушарие груди, и девушка, лихорадочными движениями поправляя съехавший лиф и лямку, отпустила ногу Драко.

Та упала об пол, звонко стукнувшись каблуком о камень — ковер начинался буквально в нескольких дюймах от них.

— Сдурела, грязнокровка? — он чуть подался вперед, буквально нависая над девушкой, сидящей у его ног.

Гермиона открыла рот… и задохнулась от боли в шее. По щекам потекли горячие слезы — больше сдерживаться не было сил. Кожу словно рвали, прожигали насквозь, впиваясь огненными лезвиями в мышцы. Девушка беззвучно кричала, вжимая голову в плечи, в слабой и бесполезной попытке избежать муки. Казалось, боль была во много раз сильнее пыточного заклинания, которым ее мучила Беллатрикс.

— Прекрати… это…

— Снимай носки, — только лишь ответил Драко. Морщины у его рта стали глубже, неприятно очерчивая тонкие губы. Он опять сел, откинувшись назад.

Тяжело дыша, она потянулась к нему обеими руками и, стянув черные хлопковые носки, бросила их в сторону.

Шумный выдох.

Затем, собрав всю свою волю — всю свою гриффиндорскую безрассудность, — Гермиона подняла на него свои заплаканные глаза. Шею нестерпимо саднило, но она упрямо смотрела на него.

— А что, Малфои не носят шелковых носков?

Воцарилась мертвая тишина. Он тяжело смотрел на нее, не мигая, — казалось, до Малфоя никак не доходил смысл ее слов.

Тишину разорвал хлесткий звук пощечины. Щека девушки покраснела, и Гермиона зажмурилась от страха и адской боли — соленая кожа буквально горела. В тот же миг она почувствовала, как ее шея пригибается вниз, чуть ли не ломая позвоночник.

— Мой, — отдал приказ Малфой.

Ее голова склонилась ниже, словно на шею Гермионе повесили якорь, тянущий девушку вниз. Заставляя покорно склониться перед этим ублюдком.

— Скоро ты узнаешь, что носят и не носят Малфои.

Еще ниже. Казалось, каждое его слово обрушивалось на ее голову как молоток. Ударяло по ней.

Девушка едва заметно, из последних сил, покачала головой, закусив губу.

Нет, она не будет этого делать. Ни за что!

— Мой, иначе ты не скоро сможешь двигать шеей. Я жду.

Гермиону начал бить озноб. Кожу под клеймом щипало, кололо. Щека горела. Но это были только цветочки.

Драко резко поднялся с кресла, отчего его жертва — кто же еще? — повалилась назад, чувствуя обнаженной спиной ледяную каменную кладку. Она лежала перед ним, такая хрупкая и беззащитная, униженная и поверженная, пряча лицо в ладонях. Щека, по которой пришелся удар, нестерпимо болела — ощущения как от ожога. Камни пола больно впивались в спину, а платье Гермионы чуть задралось, открывая стройные ножки девушки.

Определенно, Малфой наслаждался ее беспомощностью.

Ухмыльнувшись, практически оскалившись, он рванул на себя подол ее платья, с треском разрывая шелковую ткань. Гермиона в ужасе приподнялась на локтях, не понимая, что происходит. А Драко, свою очередь, маниакально, с бешеным остервенением, продолжал рвать ее свадебное платье.

Она попыталась отползти от него, пихнуть Малфоя ногами — но это лишь ускоряло процесс безумной трансфигурации ее одежды. Миг спустя подол наконец-то был оторван.

Гермиона в панике смотрела то на свои голые коленки, то на человека, грозно взирающего на нее сверху вниз.

Тяжелый, давящий взгляд искрился в свете волшебных свечей люстры.

Драко смял кусок ткани — шелк уже перестал быть зачарованным — и бросил его в лицо испуганной девушки.

— Держи, — сказал он, садясь обратно в кресло. — Мой. Или останешься без шеи.

«Нет…»

Кольцо снова начало разогреваться, сдавливая фалангу пальца.

«Нет… Не буду…» — твердила Гермиона, встав на колени перед Малфоем, поджимая под себя голые ноги. — «Нет… Я не должна…»

А руки, против ее воли, закатывали черные брючины.

Она опустила оторванный от платья кусок в таз, смачивая его в теплой, подогреваемой заклинанием, воде.

Шея продолжала болезненно пульсировать, но с каждым движением девушки все слабее и слабее. Гермиона аккуратно притронулась пальчиками к левой ноге Малфоя, протирая ту тряпкой, в которую превратилось ее платье. Часть ее платья.

Мерлин! Она мыла ноги сидящего перед ней мужчины своим свадебным платьем! Как такое вообще возможно?

Все это абсурд…

Драко расслабленно откинулся назад, удовлетворенный ее покорностью.

Этой безнадежностью в сопротивлении.

— Помассируй немного.

И прежде чем она успела сказать хоть слово — возразить, возмутиться его наглости, — ее руки методично, нежно и аккуратно надавливая пальчиками на жесткие ступни, стали выполнять его приказ.

Малфой прикрыл глаза. Впервые за несколько лет он действительно отдыхал. Драко млел от ее прикосновений, чувствуя, что может наконец-то вдохнуть полной грудью и спокойно выдохнуть.

Он вспомнил Нарциссу — как она вечерами сидела у ног его отца, когда тот, измотанный и доведенный до изнеможения, возвращался от Лорда. Еще когда их дом не стал личной резиденцией этого змееподобного психопата, жаждущего мирового господства.

Драко иногда наблюдал за ними из-за приоткрытой двери. За ласковыми движениями его матери, за постепенно смягчающимся выражением лица Люциуса. Мерлин, как он мечтал оказаться на месте отца. Несмотря ни на что. И тогда Малфой возненавидел всех грязнокровок на свете — как хотя бы одна из них могла сравниться с Нарциссой? Как какая-то грязнокровка могла быть такой же, как она? Идеал его матери был недостижим…

Нарцисса Малфой была ангелом, спустившимся на бренную землю.

Драко поморщился. Мама… ее прощальная записка. Эти рваные строчки, где она просила простить ее за то, что уходит от него, навсегда врезались в его память. Простить за то, что не смогла жить без отца. За то, что он остается один на один со своими проблемами в их разоренном гнезде. За то, что ему пришлось начинать все сначала, и противостоять всему миру. Без нее.

Он вспоминал, как Нарцисса просила оставить в покое грязнокровку Грейнджер, которую они присмотрели, как будущую леди Малфой. Писала, что бедная девочка и так перенесла много всего за эту войну и просто не сможет понять и принять законов и укладов семейной жизни чистокровных, что ей будет не выносимо жить в таких условиях. Его мать заклинала своего сына — если все-таки он возьмет ее, то быть с ней терпимее, нежнее, не проявлять грубостей и жестокости…

Но Малфой никогда не питал иллюзий относительно своего гребаного долга, и, признаться, его только раздражало, что Нарцисса думала о какой-то там грязнокровке и ее чувствах…

Наверное, это стало последней каплей.

И вот, наконец-то, его ноги мыла теперь уже его жена, Героиня Войны, обладательница ордена Мерлина первой степени, мозговой центр Золотого Трио — подруга самого Победителя Темного Лорда. И все эти регалии, звания сейчас у его ног.

Ее пальчики касаются нежно, чуть дрожа, гладя.

Эх, мама, мама… как же это сладко — ощущать себя богом! Разве несколько ласковых любящих взглядов можно променять на это опьяняющее ощущение могущества над женщиной?

Мама, мой светлый ангел… как много значения ты предавала всем этим сантиментам, нежностям, чувствам!

Вот она, его дорогая жена, — моет, вытирает, прикасается своими пальчиками. Нежно, мягко. И Драко вконец потерял чувство реальности: так было спокойно и хорошо.

Его ощущения делались все более похотливыми, пробуждая в нем волка, — и он чувствовал, как в штанах становится тесно. Что ему уже мало этих ласковых прикосновений. О! Как же ему хотелось, чтобы эти теплые, нежные руки двигались выше, гладили ноги, а потом, немного робко, но решительно, дотронулись до его мужского естества.

Драко через сомкнутые ресницы искоса наблюдал за Гермионой. Ее неубранные в пучок локоны прикрывали лицо, в результате чего было видно лишь кончик маленького носика. Движения ее пальцев были мягкими, однако все же сами руки двигались по-разному, — чувствовалось, что они действуют через силу.

Он поменял положение в кресле, придвинулся ближе к краю, открывая глаза и теперь уже неприкрыто смотря на девушку. Малфой жестко дернул Гермиону за волосы, заставляя ту запрокинуть голову, и взглянул в ее лицо.

Что он желал увидеть? Драко сам не знал.

Но она упорно продолжала смотреть в таз, на его ноги, а слезы сплошной пеленой текли по щекам. Взгляд девушки был отрешенный, стеклянный. Щека от удара покраснела и чуть припухла.

Нереальное ощущение удовлетворения охватило Малфоя. Того самого хищника, которым он был, терзая свою жертву.

Гермиона же, казалось, не ощущала ничего. Все, что происходило, это было не с ней, не сейчас, не здесь, а главное — не с ним.

— Ступай наверх, — Драко щелкнул пальцами, и появившийся домовой эльф подал ему мягкие домашние туфли. Черные, замшевые. С небольшими серебряными пряжками.

Девушка отдернула руку, словно Малфой был прокаженным. Таз и оторванный подол ее платья, превращенный то ли в тряпку, то ли в полотенце, — как посмотреть — уже исчезли вместе с домовиком.

— Там открыта дверь. Не промахнешься.

Он снова откинулся на спинку кресла, запрокидывая назад голову, в то время как Гермиона продолжала сидеть на полу, уставившись на Малфоя стеклянными глазами.

Мерлин, о чем он? Какой еще верх?

Зачем ей куда-то идти?

«Отпусти… отпусти, отпусти…» — молилась она, не смея произнести это вслух.

— Я что, неясно выразился? — он даже не смотрел на нее, но девушка буквально кожей чувствовала, как в ледяном — словно скрежет металла — голосе проступает злость и раздражение.

— Мож…

— Я сказал наверх!

Драко резко встал на ноги. Так резко, что у Гермионы перехватило дыхание, и она практически отползла от него, в смятении скользя голыми ногами по шероховатому холодному камню. Ее порванное платье задралось, открывая бедра и ягодицы.

И трусики.

Хлопковые, бежевые, в тонкую черную полосочку. Милые трусики-танга, мерлинова борода.

Кажется, саму девушку не беспокоил тот факт, что она практически лежит перед ним на полу с разведенными, чуть согнутыми в коленях ногами.

Так… вызывающе. И приглашающе.

Взгляд Малфоя был прикован к ее промежности, едва прикрытой тонким бельем. Он выдвинул челюсть вперед, оскалившись и обнажая клыки.

Зверь, сидящий внутри него, неистово желал наброситься свою жертву сейчас же. И цепь, сдерживавшая опасного хищника, готова была вот-вот лопнуть, разорвав звенья.

Гермиона часто заморгала, стараясь дышать ровнее.

Проползя еще пару шагов, она поднялась… чуть не упав снова, больно споткнувшись лодыжкой о низкий пуфик. Она в страхе обернулась — но Малфой продолжал также стоять, пожирая ее глазами.

— Наверх, — уже сдержаннее повторил он, расправляя плечи.

Его бровь конвульсивно дернулась, и безобразный шрам снова ожил, отчего у девушки пересохло в горле. Гермиона отступала к массивным дверям, постоянно натыкаясь на различные предметы мебели — то кресло, то стол, то стул.

Ступив в коридор, она буквально-таки побежала в холл, подгоняемая ощущением беспросветной паники. В венах вместо крови бурлил расплавленный свинец. Это просто не могло быть кровью.

И кольцо мгновенно обжигало ее безымянный палец, только стоило Гермионе прикоснуться к входной двери.

Все равно заперто.

Девушка в ужасе отдернула руку, бросив беглый взгляд через плечо — но там никого не было. Хотя еще мгновенье назад ей казалось, что там, в полутьме коридора мелькнула тень.

«Начинаю сходить с ума», — промелькнула мысль; девушка нервно облизала пересохшие губы.

В тьме наступающей ночи каминная зала выглядела еще более устрашающей. И если бы не адреналин, заставлявший девушку подниматься наверх по ступенькам, сжимая перила чуть ли не до хруста в костяшках пальцев, Гермиона не смогла бы даже зайти в эту комнату.

Ее крики, рисуемые услужливыми воспоминаниями, беззвучно оглушали, неся фантомную боль.

Вокруг шум.

«Пусть так», — решила она, делая очередной шаг.

Дверь и правда была открыта — почти в самом конце коридора.

Гермиона оглянулась. Она никогда не была здесь прежде. И ставшее уже привычным пегое убранство интерьера делало темный узкий коридор еще неприветливее, отчего девушка понеслась в сторону распахнутой двери чуть ли не со скоростью света.

Одно бросалось в глаза — это светлые пятна на стенах. Кто-то снял все портреты на втором этаже. Да и вообще в доме.

Из дверного проема лился свет, и Гермиона шумно выдохнула, оказавшись под его покровом. Она тут же закрыла за собой дверь, повернув золоченую ручку — почти такую же, как были в гостиной. Замок щелкнул, сумев зажечь собой слабый огонек надежды, что Малфой не сумеет открыть его…

— Запирать дверь совершенно необязательно, — раздалось сзади. — Нас никто не побеспокоит.

Сердце пропустило удар, болезненно ухнув куда-то вниз. Гермиона чуть не упала — ноги мгновенно стали ватными, колени подгибались. Ладони вспотели, и на лбу, на висках также выступили маленькие бисеринки пота.

Он уже здесь!! Там, за ее спиной, в глубине комнаты.

Мерлин…

Понимание, что она просто не в силах сбежать, уйти, спрятаться, лавиной накатило на девушку, давя на нее, накрывая чувством безысходности.

Ей не выбраться отсюда.

Ей не спастись!

И это все… его вина! Он виноват!!

Да что ему, в конце концов, нужно от нее?!

Оперевшись плечом на дверь, Гермиона развернулась… и резко вжалась в нее спиной, кожей ощущая холодную гладкую древесину, — Малфой стоял буквально в нескольких шагах от девушки, закрывая собой пространство комнаты.

Гермиона тяжело сглотнула. Горький ком желчи в горле выворачивал.

Все произошло слишком быстро: Драко схватил девушку за руку и грубо рванул на себя, и в следующее мгновенье Гермиона уже была бесцеремонно брошена на кровать, где ее тут же придавило — буквально-таки вжало в матрас — сильное мужское тело, неистово жаждущее ее.

Гермиона опешила. Дыхание перехватило, и с приоткрытых губ так и не слетел крик толи мольбы, толи отчаянья. Паника сковала ее тело — оно одеревенело. Словно оказалось залитым свинцом. Казалось, даже сердце перестало биться, готовое навсегда замолкнуть…

Перед глазами все будто в замедленной съемке: звуки как гул, а движения сильных рук как сквозь густое и липкое варево, но, вместе с тем, совершенно неуловимые.

Раздался треск ткани — Малфой, опьяненный безумием, рвал лиф платья, лихорадочно стягивая его вниз и обнажая округлую грудь с маленькими розовыми вершинами. Он лизнул один. Твердый. Но вряд ли от возбуждения.

Драко же переполняло просто уже неконтролируемое желание, когда тот внезапно получил коленкой в бок. Но резко и шумно выдохнув, он лишь сильнее вдавил девушку в кровать, стараясь ощутить каждый дюйм ее сладостного тела.

Ее удар привел его в бешенство, и дальше все его движения уже сопровождались излишней жестокостью.

Почувствовав его мерзкий язык на своей груди, Гермиона словно пришла в себя. Только лишь в эту минуту до нее дошло, чего же он хочет — ее исполнения супружеского долга.

Это отрезвило девушку.

Пот градом выступил на висках и над верхней губой. Она начала брыкаться, пытаясь выползти из-под Малфоя. В охватившей ее панике била гада в грудь, но ее руки тут же оказались перехвачены сильными руками хищника, в которого превратился Драко.

Сам Драко уже не соображал.

Он прямо-таки терзал это нежное и хрупкое тело под собой. Тело маленькой грязнокровки, которой выпало на долю честь стать его женой. И свой супружеский долг она сейчас исполнит…

Малфоя только заводили ее слабые попытки отпихнуть его. Это безумно возбуждало — в штанах плоть напряженно пульсировала, отдавая мучительной неудовлетворенностью.

И в который раз, перехватив руки девушки, Драко, царапая ее тонкую кожу, стянул с Гермионы трусики, отделявшие его от заветной цели. С силой развел сомкнутые ноги, умышлено причиняя боль и оставляя синяки на худеньких лодыжках.

Мир взорвался, когда он резко вошел в нее. Боль, унижение, безысходность, омерзение — все смешалось, топя девушку в горестной пытке.

Он двигался быстро, каждый раз стараясь сильнее, глубже войти в нее, но теперь Гермиона не сопротивлялась.

Глупо сопротивляться тому, что уже происходит. Что неизбежно.

Драко мял ее грудь, двигаясь в ней, — она не реагировала.

Он целовал ее тело, продолжая входить в нее снова и снова, — она просто смотрела в потолок.

Светлый, серовато-белый. С легким налетом удушающей пыли.

Ее пустые глаза были совершенно сухи.

Девушка хотела лишь одного: чтобы этот ублюдок быстрее кончил и наконец-то оставил ее.

Малфой жадно припал к ее губам, раскрывая их своим жестким языком, но Гермиона не отвечала на его звериный поцелуй, безропотно позволяя исследовать ее рот. Он кусал, терзал, а она продолжала смотреть в потолок, не мигая, моля Мерлина о своей смерти.

Все вокруг перестало существовать — лишь сильные точки были отсчетом до ее окончательной гибели.

Драко напряженно кончил, до синяков сжимая девушку под собой. Ему хотелось полностью поглотить ее, растворить в себе, заставить пережить с ним это сладостное мгновенье. Но Гермиона, казалось, не заметила его разрядки. И когда он отпустил ее руки, перестал сжимать их, когда приподнялся над девушкой — та все продолжала лежать куклой. Сломанной и безвольной куклой.

Презрительно хмыкнув, Малфой быстро поднялся с постели, застегивая на ходу пуговицы штанов.

Она не двигалась. Просто не в силах была пошевелиться. Разгоряченную кожу — там, где терся об нее этот подонок — жгло и щипало. Ей хотелось свернуться калачиком, уснуть и никогда больше просыпаться, утонув в жалости к самой себе. Внизу, между ног, все болело, саднило и мучительно пульсировало.

Девушка была настолько абстрагирована от окружающего мира, что не заметила, как шею сзади едва ощутимо обожгло — первая брачная ночь состоялась, и родовое клеймо вступило в свою полную силу.

Справившись с пряжкой ремня, — как раз вставив кожаный кончик в шлевку, — Драко почувствовал тепло фамильного кольца, приятной волной разлившееся по всему его телу. Он удовлетворенно оскалился, чуть прищурившись. Шрам снова пришел в движение, неприятно стянув кожу на виске…

Гермиона не знала, сколько прошло времени. Сколько она так пролежала, не способная напрячь ни один мускул. Казалось, что она вообще не воспринимала своего тела, и лишь внутренние спазмы напоминали ей о существовании оного.

Боль потихоньку отступила, когда потолок задвигался. Малфой поднял ее на руки и куда-то понес. Голова безвольно упала, свесившись с предплечья сильных рук, несущих девушку. Но даже меняющиеся картинки интерьера перед глазами не произвели на Гермиону никакого впечатления.

Ей было уже все равно.

Ровным счетом плевать.

Она… Она никто. Она просто вещь этого ублюдка. Она игрушка, с которой он делает все, что хочет.

Драко принес ее в каминную залу, где аккуратно, почти нежно и трепетно, опустил на кушетку, поправив разорванное платье. Миг поколебавшись, он все же достал палочку и починил лиф — тот снова заблестел вышитым узором.

Он дотронулся рукой до бледной щеки девушки, поглаживая бархатную кожу большим пальцем.

Музыка началась внезапно. Она буквально ворвалась в искалеченное сознание девушки, уводя ту за собой. Погружая в мир меняющихся, как волны, аккордов и переборов. Мелодия полностью поглотила Гермиону, окончательно вырвав ее из цепких лап реальности.

Она даже представила себе тонкие жилистые пальцы Малфоя, стремительно перебегающие по клавишам, но касающиеся их аккуратно, четко, почти нежно. Каждое его движение — точно выверенная позиция. Каждое нажатие — отработано, доведено до совершенства.

Гермиона повернула голову в сторону, не без усилия, и увидела его, чуть склонившегося над роялем. Сосредоточенно всматривавшегося куда-то вдаль, словно ища что-то — или кого-то? — в темноте за окном. Волосы Драко были собраны на затылке, лоб напряжен, отчего морщины глубоко залегли на нем. Брови чуть сведены, а губы сжаты в тонкую полоску. Он сам пробовал свою музыку на вкус. Вслушивался в каждый звук, ища в ней изъяны.

— Нравится? — спросил он, плавно переходя к следующему перебору, а левой рукой удаляясь в басы. — Это сочинила Нарцисса. Для меня.

Звуки стали резче, аккорды яростнее, а затем все вмиг сменилось легкой, почти невыраженной волной, в которой превалировали отдельные высокие нотки, ведущие мелодию дальше. Они, как капли, падали, звонко ударяясь о слух.

Ей многое хотелось сказать. Но вопросы комом стояли в горле — Гермиона, зачарованная музыкой, не могла нарушить ее сладостного течения, упоительно ласкающего девушку.

Мерлин, да что же за человек была Нарцисса Малфой?

Гермиона буквально задыхалась, утопая в стройном и согласном сочетании звуков. Она просто не могла представить, что пришлось пережить женщине, чтобы написать подобное.

— Она чудесно играла, когда я был маленький. А потом научила меня. На каникулах, когда я приезжал из Хогвартса, мама всегда сажала меня за рояль. А сама ложилась рядом. Сюда, на кушетку. Как ты сейчас, — добавил спокойный голос, так идеально вписывающийся в исполняемую Драко мелодию.

Девушка вздрогнула. Кожа стала гусиной, ее охватил озноб. Гермиона резко выдохнула, после чего замерла.

Музыка развивалась дальше, рассказывая свою историю.

Или же историю Драко Малфоя?

Гермиона отрешенно смотрела на своего мучителя и не узнавала его сейчас. Этот спокойный, сдержанный человек никак не мог быть тем неистовым зверем. Мелодия обволакивала, расслабляла и, в то же время, продолжала держать в напряжении, порабощая девушку. Оставляя ее один на один со своими чувствами, воспоминаниями и… со своим спутником.

Кто же он? Кем он станет для нее? В какой неизведанный и опасный мир он затащил, вовлек ее?

Вопросы, вопросы…

Мысли девушки текли, как ручей, повинуясь движению музыки. Но все в итоге сводилось к одной — это только начало.

И, словно в подтверждение ее догадок, плавные переборы сменились резкими тяжелыми аккордами.

— Как тебе? — снова спросил Малфой, не получив ответа в первый раз. Хотя, вряд ли он тогда ждал его. — Мне всегда нравился этот момент. Эта часть самая напряженная, не находишь? Как мой внутренний мир.

Драко усмехнулся уголками губ. Но тут же сосредоточился, выполняя очередной сложный переход. Его руки отточено, совершенно безупречно исполняли нотную последовательность, превращая когда-то написанное Нарциссой в безграничный поток, содержащий в себе богатейшую гамму эмоций и душевных состояний.

Казалось, заставив девушку подчиниться и удовлетворить все его желания, он получил жидкий концентрат счастья, своего рода — некое зелье. Кровь бурлила по его венам с огромной силой, сам Малфой весь стал энергичнее, сильнее. Как феникс, он словно заново родился.

Музыка — специфическая разновидность звуковой деятельности людей, всегда считала Гермиона. Она объединяет способность выражать мысли, эмоции и волевые процессы человека в слышимой форме и служит как гениальным средством общения, так и управления человеческим поведением. Миссис Малфой была воистину ангелом, безупречным, и до конца безумно любящим свою семью человеком, раз написала подобное.

Мелодия Драко…

То мягкая, неуловимая, манящая, то грозная, излишне подавляющая — как и сам Малфой. Но тот ли это человек, которого она знала еще в школе, или же этот новый, совершенно неизвестный ей?

«В наибольшей степени музыка сближается с речью, точнее, с речевой интонацией, выявляющей внутреннее состояние человека и его эмоциональное отношение к миру путем изменений высоты и других характеристик звучания голоса», — вспомнила Гермиона одну из книжек.

Та завалялась у ее бабушки, теперь уже покойной, в кипе старых журналов по кулинарии. И девушка никогда бы не заметила тонкий «Справочник музыкального восприятия», если бы он не его чересчур серый и невзрачный переплет на фоне ярких, кричащих глянцевых обложек.

Гермиона так и не спросила тогда, почему же он там оказался.

Безусловно, это был Малфой. Прежний или настоящий — уже не имело значения. Это был Малфой. В каждом аккорде, в каждом звуке.

«Сохраняя некоторое подобие звуков реальной жизни, музыкальные звучания принципиально отличаются от них строгой высотной и временной (ритмической) организованностью», — читала тогда она. — «Эти звучания входят в исторически сложившиеся системы, основу которых составляют тоны, отобранные музыкальной практикой данного общества».

И общество, в котором вырос Малфой, было ей совершенно незнакомо. И теперь, погружаясь с мир, в котором правили другие ценности и обычаи, Гермиона ощущала себя беспомощной, маленькой, потерянной девочкой — совсем как в свои далекие теперь уже двенадцать лет, однажды утром получив письмо из Хогвартса.

Низ живота снова скрути спазм, и Гермиона поморщилась, прикрыв глаза.

Она вспомнила первый раз с Роном. Пунцовый, он смущенно сидел на краю кровати в ее тихой квартирке, протягивая небесно-голубой цветочек. Такой же, как и его глаза — смотревшие на нее с восхищением и благоговением. Рон еще тогда разбил вазу, принесенную девушкой, настолько он был взволнован. Весь на нервах — как и сама Гермиона.

Одинокая слезинка покатилась по ее щеке. Ее милый, добрый, любящий Рон не был тем насильником, которым являлся Малфой.

Злодей, преступник, чертов Пожиратель Смерти!

Она горько плакала, хотя сил уже не было.

— Гребаная музыка… Будь ты проклят, — едва слышно выдохнула девушка, надеясь, что звуки скроют от Малфоя ее анафему.

Стало удушающее тихо. Тишина буквально оглушала.

— Что ты сказала? — произнес ледяной голос, иглами забираясь под кожу. Неся с собой смертельный яд.

Гермиона сглотнула, крепко сжав зубы.

— Быть проклят, насильник, — повторила девушка, дрожа всем телом. — Меня найдут. Рон придет за мной. Они все придут. А ты — сгниешь в Азкабане. Там твое место!

Она яростно смотрела Малфою прямо в глаза, но чувствовала, что эту битву ей не выиграть.

Драко закрыл крышку, резко ударив по клавишам. Гермиона замерла, дыхание перехватило. Безымянный палец под кольцом скрутило, раскаленный металл впивался в фалангу, прожигая ее. А шея… казалось, позвоночник просто ломают, дробят на мелкие кусочки, стягивая с девушки кожу. Слезы полились нескончаемым неконтролируемым потоком, душа ее болела. Она была беспомощна перед адской мукой.

«Неблагодарная сука! Мерзкая грязнокровка!», — неистовал Малфой.

Как посмела она огрызнуться о музыке, пока он играет? Эта мелодия — практически все, что у него осталось от матери. И она хочет растоптать это? Болотная тварь…

Он ей душу изливает, как безликой мебели, разумному животному, а она смеет противоречить ему?

Смеет насмехаться над ним? Угрожать ему?

Да кто она такая?!

Глупая грязнокровка.

— Ты сама подписала себе приговор, — процедил сквозь зубы Драко, продолжая тяжело смотреть на девушку. — Насильник? Я тебе покажу жизнь жены Малфоя. Жены насильника!

Последнее слово он буквально выплюнул.

— Это твоя последняя ночь наедине с собой, грязнокровка. Начиная с завтра, и отныне, ты спишь только в моей постели. Только со мной. И вообще делаешь только то, что я разрешу тебе.

И Драко стремительно вышел из каминной залы, оставив ее одну.

Гермиона вконец разрыдалась, больше не имея смысла сдерживаться.

Шею отпустило, кольцо охладело, но какой в этом толк?!

Перед ее глазами продолжал стоять Рон, неуверенно протягивающий ей немного увядший цветочек…

Какую же бурю ответного насилия вызвали ее такие тихие и неосторожные слова?

__________

Автором и Музой предлагается композиция «Everyday» Carly Comando, как произведение, сочиненное Нарциссой и исполняемое Драко. Рекомендуется к прослушиванию для всестороннего восприятия рассказа.