Такова Доля (гет)

Мои ощущения не имели ничего

Это было обычное событие.

Элизабет Гилберт, «Есть. Молиться. Любить»

(перевод Ю. Змеевой)

Он заглядывал в гостиную несколько раз, однако грязнокровка все еще была без сознания. Гермиона лежала на боку, безвольно вытянув перед собой руки, также как и час назад, и два, и даже три. Она лишилась чувств сразу, после бракосочетания — тогда Малфой, под испуганные вздохи церемониймейстера, бесцеремонно сгреб девушку в охапку и бросил на диван, словно она была куклой.

Маленькая, милая, беспомощная вещица. Безделушка.

«Гермиона Грейнджер. Лучшая студентка своего выпуска. Безусловно, одна из самых талантливых ведьм века», — как когда-то было написано в одной статье.

Драко шумно выдохнул, складывая на груди руки.

Широкая бретель украшенного вышивкой лифа съехала с аккуратного плечика, и он видел нежную округлость в вырезе ее свадебного платья. Казалось, стоит Гермионе вдохнуть поглубже, и бретелька упадет совсем, открывая тяжелому, жадному, похотливому взору полушарие груди, увенчанное нежно-розовым ореолом соска.

Кровь ударила в голову. Впрочем, и не только в голову.

Бархатная кожа манила его, как яркий свет — мотыльков.

Да, он мог сейчас же подойти и к драклам сорвать с нее это платье — а дальше позволить свершиться всем тем безрассудствам, что слишком часто рисовались ему в диких, грязных и безумных фантазиях. Снова и снова входить в это податливое, хрупкое тело, вонзаться в него. Оставлять синяки на ее нежной — будто шелк — коже, кончая под музыку болезненных криков грязнокровки.

Ведь теперь, когда Гермиона оказалась у него в руках, он был полностью всевластен над ней. И эта власть опьяняла, сводила с ума — ввергала его в безумие.

Малфой стиснул зубы и на мгновенье прикрыл глаза, чувствуя, как в штанах все напряглось, запульсировало.

Это сущее наказание — стоять так, оперевшись на дверной косяк, и просто смотреть, раздевая ее глазами. Но он ничего не мог сделать: организму Гермионы требовалось время, чтобы справиться с зельями, в том числе, с серьезным зельем Дурмана, которым Драко пришлось напоить ее дважды. Ведь рисковать было нельзя — ему требовалась полная гарантия, что девушка скажет свое «да». В нужное время.

Он столько ждал, планировал, и теперь сумеет подождать еще. «Всему свое время, все должно идти по плану», — говорил Драко сам себе.

Зато скоро, очень скоро, он сполна насладится всем.

Поборов внутренних демонов, Малфой снова оставил ее. Магические сделки не ждали, как и остальные дела, запланированные на сегодня, — несмотря ни на что, Драко не стал вносить коррективы в свой рабочий график. Жаль, конечно, что пробуждение грязнокровки пройдет без него, но опять же — встречи, назначенные на сегодня, были очень важны.

Он оскалился подобно хищнику — волку — бросив последний плотоядный взгляд на свою безвольную жертву.

— Подожди, скоро я смогу утолить свои желания, — приговаривал Драко, смакуя каждое слово.

Паника разом нахлынула на Гермиону, топя ее, сквозь обрывки сна, в липком ощущении страха — пробуждение отнюдь не было приятным. Широко распахнув глаза от ужаса, она резко села, чуть не повалившись обратно, сдавленная предательски соскользнувшей бретелькой.

Палочка…

Мерлин, палочки не было.

Кожа мгновенно стала гусиной.

Гермиона вжималась в диван спиной, лихорадочно бегая глазами по комнате и даже не пытаясь поправить платье — сердце бешено колотилось, отчего открытая грудь высоко вздымалась, заставляя лиф съезжать все ниже и ниже к талии.

Где она находится? Что с ней?!

Просторная зала, в которой оказалась девушка, была буквально заставлена мебелью: взгляд прямо-таки натыкался на нее, обрывая мысли.

Кресла с массивными подлокотниками из темного, почти черного, дерева, пуфики, мягкие стулья с витиеватыми резными спинками, обитые темно-зеленым бархатом; перед ними — маленькие подставки для ног и кофейные столики, заваленные пергаментами, перьями и кофейными сервизами из тонкого, почти что полупрозрачного, белого фарфора. У стен стояли шкафы, до отказа набитые книгами, свитками, всякими статуэтками и шкатулками, а также висело большое зеркало в тяжелой золоченой раме, смотреться в которое у нормального человека никакого желания не возникло бы.

Казалось, что здесь просто собрали все ненужное, но, безусловно, дорогостоящее в доме барахло, наскоро распихав предметы по углам, создав таким образом иллюзию удобства и теплоты гостиной.

Высокий, когда-то, видимо, бело-глянцевый потолок, а там — тяжелая бронзовая люстра на две дюжины волшебных свечей, искусно выполненная художественной ковкой. Вместо обоев какая-то безликая пегая ткань, натянутая широкими бордюрами в тон. Те были украшены богатой лепниной, на которой кое-где сохранилось посеребрение, чуть почерневшее от времени.

И ни одой картины. Ни одного портрета.

Медленный выдох…

Да что это за мебельный склеп, гиппогриф задери? Почему она здесь?

За окнами — деревья с едва пожелтевшими листьями(1), кусты, сквозь которые слабо пробивалось послеполуденное солнце, отчего в комнате царил некий полумрак. Массивные решетки на ставнях были явно заколдованы, поскольку выглядели абсолютно новыми, хотя — Гермиона где-то читала об этом — таких уже давно не делали. Словно оказалась в том самом укрепленном замке из книжки, откуда по собственному желанию никогда не уйдешь.

Прошла секунда, другая, но ничего так и не произошло — только стук ее сердца нарушал тишину.

Она совершенно одна в этом незнакомом помещении.

Девушку бросило в дрожь, и Гермиона тихо выругалась, поправляя бретельку.

В голове — сотни мыслей, тысячи вопросов. Она была готова в любой момент сорваться с места и стремглав броситься к дубовым дверям. Но все же, поборов внутреннее искушение, девушка как можно спокойнее встала с дивана, продолжая озираться по сторонам.

Ничего…

Не в силах больше сдерживаться, Гермиона, задержав дыхание, рванула к выходу.

И каково же было ее удивление, когда, с силой дернув обеими руками позолоченные, начищенные до блеска, ручки, массивные двери с легкостью поддались, и девушка чуть не вывалилась в темный коридор. Такой же, серый и неживой, как и гостиная.

Но не это сейчас беспокоило ее больше всего — взгляд был прикован к левой руке. И та откровенно дрожала, когда волшебница поднесла ладонь к лицу.

— Не-е-ет!! — в ужасе закричала Гермиона, напрочь забыв обо всем.

Безымянный палец украшало огромное, но, вместе с тем, совершенно невесомое кольцо, выполненное в форме толстой извивающейся змеи с граненым рубином вместо глаза. Зачарованное серебро, скорее всего старой гоблинской работы, безупречно обвивало основную фалангу.

— Ш-ш-что… это?! — только и смогла выдохнуть она, обескураженная, опускаясь на каменный пол. Ноги подогнулись.

Гермиона смотрела на кольцо, будто околдованная, не веря своим глазам. Просто не в силах поверить!

Она замужем?!

Тошнота неприятной волной подкатила к горлу, заставив девушку рефлекторно сглотнуть. Она медленно потянулась пальцами к серебряной змее — гладкая, местами чуть рифленая, — столь приятная на ощупь. Кольцо было теплым. Казалось, от рубина шел жар, согревающий украшение. Гермиона попыталась снять его, сначала аккуратно, неспешно, практически едва касаясь металла, а потом все сильнее, яростнее — ее охватила безудержная паника.

В неистовстве она пыталась сорвать это гребаное кольцо, но, то словно плотнее обхватывало палец, стягиваясь и обвиваясь вокруг него. Рубин ярко блеснул в полумраке коридора — Гермиона в ужасе отдернула руки от лица, не смея моргнуть.

Показалось? Или же нет?

— Мерлин…

Левая рука онемела, сам палец опух и болезненно пульсировал, перетянутый горячим металлом. Ей ни за что не снять это проклятое кольцо.

Шатаясь, на ватных ногах, девушка встала с пола, хватаясь за стенку коридора. Она прислонилась к ней плечом, тяжело дыша.

Стоило Гермионе прекратить теребить украшение, и, казалось, опухлость стала спадать, а в руку вонзились тысячи иголочек, гоня по венам застоявшуюся кровь.

Что бы это ни было за место, что бы это все ни значило, она разберется. Она сможет разобраться. Да она просто должна, черт возьми, найти выход!

Через несколько шагов коридор кончился, перейдя в просторный холл. Высокие витражные окна от пола до самого потолка позволяли свету свободно литься сквозь, наполняя холодное помещение разноцветными бликами. А между ними — дверь. Та самая, ведущая наружу.

Ее охватило чувство скорого освобождения: еще чуть-чуть, и она достигнет цели, вот-вот — и она будет на воле!

Скорее, к пьянящей свободе!

Но сколько Гермиона не билась, сколько не трясла, не поворачивала тяжелую ручку, та не желала поддаваться. Окна не разбить. Пнув дверь в последний раз, она навалилась на нее всем телом, продолжая так же протестующе, но уже гораздо слабее колотить по гладкому дереву. Девушка была готова вот-вот разрыдаться.

Она не понимала, почему? Зачем?

И где она, в конце концов?

Гермиона заскользила спиной вниз, снова опускаясь на пол. Ей было уже плевать на дорогое платье — какое к гоблинам платье, в конце концов? — на странное кольцо у нее на пальце, на все.

На все, кроме одного — выбраться отсюда.

Справа от Гермионы были широко распахнутые двери, а там, в зале — о, Мерлин! — камин!

— Я все равно выберусь из этого места! — одними губами прошептала она, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.

От переполнявшего ее возбуждения, девушка буквально на четвереньках проползла пару ярдов по холлу, прежде чем ей все же удалось подняться на ноги, и на всех парах рванула внутрь комнаты.

Лучше бы она… не делала этого.

В следующее мгновенье живот скрутило, и Гермиону чуть не стошнило прямо на узорчатый ковер на полу — она, наконец, к ужасу поняла, где находится.

Память услужливо подкидывала леденящие душу воспоминания, извлекая их из самых закоулков сознания: безумная пытка, устроенная Беллатрикс. Крики, дерущие горло, боль, затмевающая собой все, а во рту — металлический привкус крови из прокушенной щеки после очередного Круциатуса Пожирательницы.

И равнодушные свидетели ее унижения. Чопорно-холодные хозяева поместья, не спускающие с нее своих бездушных глаз, упивающиеся болью своей пленницы.

Ее встретил угрюмый зал, облицованный безжизненным серым камнем, который, казалось, до сих пор хранит запах крови пытаемых здесь жертв. В том числе и ее собственный.

Воспоминания об этом месте словно впитались в ее кожу, нет… намного глубже — в саму ее суть. Казалось, и на смертном одре она будет помнить это место.

Гермиона горько усмехнулась, пытаясь выровнять дыхание.

Все та же громоздкая лестница наверх — все, как она помнила, — с гладкими, до блеска натертыми ступенями. Не от тел ли грязнокровок, кубарем спускаемых со второго этажа? О, Мерлин… Такие же зачарованные решетки на окнах с тяжелыми бархатными портьерами истинно слизеринского темно-зеленого цвета.

Последняя резиденция Вольдеморта. Оплот чистокровности и ханжества.

Малфой-мэнор.

Так почему она здесь? Зачем? Отчего ужас до сих пор ее сковывает?

И как же выбраться отсюда?!

Голова отчаянно кружилась, желудочные спазмы усиливались с каждой секундой. Перед глазами — багряная пелена; пространство стремительно уезжало в сторону, не давая Гермионе сфокусировать взгляд на огромном камине, почерневшем под неизбежным натиском времени.

Ухватиться было не за что — комната оказалась практически пустой. Одна кушетка да черный рояль в дальнем углу не шли ни в какое сравнение с нагромождением мебели в заставленной гостиной. Гермиона так и норовила упасть, растянувшись прямо посреди комнаты, но, шатаясь и постоянно сглатывая желчь, она добралась до своей цели.

И снова провал — летучего пороха на каминной полке не было, как и нигде вокруг.

Ее последняя надежда на спасенье рухнула, откликнувшись долгим спазмом внизу живота.

Чувство безысходности сдавило горло, удушая, не давая вдохнуть.

Отчаяние стало захватывать ее сознание, вытесняя остатки благоразумия, — она сходит с ума.

Малфой-мэнор, Малфой-мэнор, Малфой-мэнор…

«Мерлин! Так это…»

— … не сон… — сдавленно закончила она вслух, с опаской косясь на кольцо. На эту проклятую змею на пальце, которая, казалось, недобро поблескивала своим единственным глазом.

Гермиона стояла перед камином, словно в нее попало заклятье Конфундус. В голове каша, все эмоции на пределе — еще миг, и она была готова взорваться. Закатить банальную истерику.

Что-то звякнуло. Звук, напоминающий… посуду.

Будто ножом по тарелке.

Лихорадочно замотав головой из стороны в сторону, девушка выбежала из каменного зала, сама не зная, куда она направляется.

Поворот. Еще один. Небольшой коридор — и звуки стали ярче, отчетливее.

Она замерла в дверях, не в силах сделать больше ни шагу: за столом сидел мужчина, и, кажется, Гермиона узнала его.

Испытала ли она своего рода облегчение? Возможно.

— Я думал, ты уже никогда не очнешься, — равнодушно сказал Малфой, продолжая обедать — отрезая кусок от бифштекса и спокойно отправляя его в рот.

Гермиона неотрывно следила за мужчиной, за каждым его действием: как он небрежно придержал вилкой мясо, как потом надавил ножом, отчего бифштекс пустил сок. Как наколол на зубцы отрезанный кусок. Как стащил его зубами. Как начал жевать, усиленно двигая челюстями. Она перевела взгляд выше — и встретилась с Малфоем глазами.

Вздрогнула. И поняла, как давно она его не видела.

Такого Малфоя она не знала.

Безжалостные, ледяные, полные чего-то дикого и необъяснимого глаза смотрели на нее равнодушно. Гермиона в страхе отшатнулась, сделав шаг назад, как будто пыталась спрятаться от пронзительного взгляда в тени коридора.

Нет, на нее смотрел совершенно незнакомый человек. Опасный человек.

И первое, что бросалось в глаза — тонкий светлый шрам у виска, уродующий половину лица. Он отсекал кончик от брови и рвано спускался к скуле, где был чуть ярче.

Девушку передернуло.

Встреть Гермиона Малфоя, например, в Косом переулке, она скорее бы приняла Драко за его отца, Люциуса, помолодевшего на пару-тройку лет. Только Люциус был мертв уже несколько месяцев…

Малфой больше не был тем мальчиком, тем рисованным красавчиком, которым она его помнила — глядя на Драко, казалось, что со школы прошла целая вечность.

Да и училась ли она с этим незнакомцем?

Перед ней сидел взрослый, зрелый человек, а никак не молодой мужчина, которым он являлся в силу своего биологического возраста. Светлые волосы, чуть присобранные у висков, ниспадали на плечи, открывая высокий лоб с двумя глубоко заложенными морщинами. Они были заметны и в уголках глаз, а когда он жевал или говорил — у губ также появлялись складки. Бледная кожа, страшные синяки под глазами, впалые щеки, чересчур выпирающие скулы. Этот Малфой явно не обращал внимания на собственную внешность.

Теперь было сложно назвать его слащавым слизеринским принцем.

Длинные, тонкие, словно спички, пальцы, держащие… нет, вцепившиеся в столовые приборы. Фигуру Драко скрывала одежда, но в расстегнутом воротнике рубашки Гермиона видела торчащие ключицы.

И этот взгляд.

Хищный, яростный. Взгляд ястреба. А сам он — кобра перед броском. Девушка буквально каждой клеточкой своего тела ощущала исходившую от Малфоя угрозу, хотя внешне тот оставался совершенно безэмоциональным.

В голову лезли слова мистера Уизли о помилованном Драко Малфое. Но человек перед ней не был похож на того, кто нуждается в чьей-то милости. Как Артур назвал его — серый кардинал?

«Волк… Зверь…» — мысль эхом повторялась и повторялась в такт сердцебиению, не желая затихать.

Кровь отхлынула от ее лица — перед ней привидение. Оживший мертвец.

Когда Драко протянул руку, чтобы взять бокал с вином, она увидела натянутые мышцы под тканью.

Сильный. Гибкий, хищный, жесткий — таков портрет нового лорда Малфоя.

Он был опасность.

— Что происходит? — она заставила звучать свой голос ровно. Главное не показать этому новому Малфою, что она напугана.

О, Мерлин! Чего только ей это стоило!

Нет, она не боится. Правда…

— А что-то происходит? — равнодушно переспросил Драко, ставя изящный бокал на стол.

— Это ты мне скажи, — голос Гермионы от переполняющих ее эмоций практически перешел в шипение, затихнув.

Малфой снова посмотрел на нее, и ей стало… не по себе. Просто от того, что он рядом. Вся ее злость мгновенно улетучилась, вытесненная липким страхом. Ладони Гермионы вспотели.

— Нужно делать то, что страшно делать, — также ровно ответил Малфой, откидываясь на стуле.

Драко пожирал ее глазами — как никогда ему хотелось подмять под себя это хрупкое нежное тело. Оставить на нем свои отметины.

Трогать, вдыхать ее аромат.

Он упивался ее слабостью, ее бессильем, непониманием, страхом — в том числе, и перед ним. Буквально сходил с ума от ощущения своего всемогущества.

Сломать ее…

Похоже, он был болен.

И Малфой знал об этом, ведь эта болезнь сейчас стояла в двух шагах от него — маленькая, хрупкая девушка. Его бывшая однокурсница, его бывшая гонительница. А теперь просто его пленница, которая теряет последние капли рассудка, хотя всеми силами хочет это скрыть.

— Что… это?

И Гермиона вскинула левую руку, демонстрируя кольцо.

— А твоих хваленых мозгов не хватает? Атрофировались за полгода жизни с Уизли? — Малфой насмешливо приподнял бровь. Ту самую, изуродованную шрамом. Его ледяные глаза немигающе следили за каждым движением девушки.

Гермиона с трудом переборола в себе желание убежать сейчас же. И то, скорее лишь потому, что бежать было некуда. Камин не работал, о палочке и речи не шло.

Продолжая держать руку у лица, она сделала шаг вперед, заходя в столовую.

— Почему я здесь? Где Рон? И что это такое, в конце концов?! — наступала Гермиона, буквально тряся ладонью, растопырив пальцы.

— Слишком много вопросов, Гермиона, — он нараспев произнес ее имя. Как делал это еще в школе, страшно выводя ее из себя.

Девушка опешила — плечи и рука медленно опустились, на губах застыл невысказанный вопрос.

Драко с трудом сдерживал себя. Такая беззащитная. Такая потерянная. Ему так хотелось заставить ее кричать…

Кричать от боли… Кричать от страха…

— Я не знаю, зачем ты привез меня сюда. Но отправь меня домой. Пожалуйста, — тихо проговорила Гермиона, избегая смотреть Малфою в глаза. Стараясь вообще не смотреть на него — взгляд ее блуждал по столовой, но не мог задержаться ни на чем хоть на секунду.

Убранство обеденной комнаты было схоже с гостиной — серая ткань на стенах, бордюры у потолка. Несколько кресел и стульев в дальнем углу. Там же, на кофейном столике, широкая ваза в греческом стиле, заполненная — кто бы сомневался — розами. Огромными белыми розами. С огромными острыми шипами.

Большой прямоугольный стол, сервированный белым фарфором и столовым серебром, во главе которого чинно восседал Малфой.

— Теперь здесь твой дом. Привыкай.

Казалось, мир перевернулся.

Гермиона недоверчиво посмотрела на… она не знала, как его обозвать. Даже в своих мыслях.

Что он несет? Он вообще в своем уме?

Она снова нахмурилась, сжимая руки в кулаки.

— Ты сдурел, Малфой? — это прозвучало скорее полувопросительно, нежели констатация прискорбного факта.

Мерлин, как же ей выбраться отсюда? Похоже, здесь кто-то сошел с ума. Но это точно не она! А как вести себя с сумасшедшими?

Гермиона не знала.

Ее, наверное, уже ищут. Но кто догадается искать ее здесь?! В логове бывшего Пожирателя. Врага, наскоро переметнувшегося на другую, их сторону.

Да, теперь Гермиона думала так.

— Драко, — мягко поправил он ее.

Девушка ушам своим не верила.

— Слушай, это все сон, да? Я сплю, и мне снится кошмар, точно, — лихорадочно заговорила она, делая шаг в сторону. — Нужно проснуться. Нужно проснуться, нужно проснуться!

Гермиона шептала, что заклинала, щипая себя за предплечья. Но ничего не происходило — лишь только руки покраснели и стали жечь.

— Успокойся, — Драко поднялся из-за стола.

Она все еще продолжала беззвучно шевелить губами, но начинавшуюся истерику прекратила, подняв на Малфоя глаза, полные смятения, непонимания и… страха.

О, как же он упивался ее страхом!

Слишком долгое время он был лишен такой радости. И лишь вчера Драко заставил грязнокровку испытывать его снова.

А Малфой был высоким.

Наверное, таким же высоким, как и Рон, хотя тот был самым рослым из всех, кого девушка когда-либо знала. Исключая Хагрида, разумеется. Но Рон был таким уютным, своим, надежным. Малфой — другой. Высокий, худощавый, облаченный в мрачные черные одежды. Он был Смертью, пришедшей по ее душу.

Драко медленно встал, расправив плечи, держа девушку в плену своего тяжелого взгляда — не давая той дернуться, пошевелиться.

Он обогнул стол и размеренной походкой направился к Гермионе, неспешно, но неизбежно наступая. Сглотнув, та сделала шаг назад, и, уперевшись спиной в стену, вжалась в нее — дальше отступать было некуда.

— Сейчас ты…

Гермиона не дала ему договорить:

— Скажи, что это сон. Отправь меня обратно. Я хочу домой! Зачем я здесь? Что я здесь делаю? Зачем? — ее губы тряслись, а в глазах стояли слезы, готовые вот-вот скатиться по бархатной коже нежных щечек девушки.

— Молчать! — рявкнул Малфой сквозь зубы, одним бешеным рывком преодолев оставшееся между ними расстояние.

— Да какое ты имеешь прав… — но Гермиона замерла на полуслове. В горле словно застрял комок шерсти.

— Ты моя жена. Вот какое право, — выдохнул Драко ей прямо в лицо.

Девушка дернулась, ударившись головой о стену позади нее.

Малфой нависал над ней, расставив руки по обеим сторонам от ее головы. Гермиона закрыла глаза, но чувствовала его размеренное дыхание на своей коже.

Разум отказывался повиноваться ей, она не верила ни единому слову этого ублюдка, но услужливая память подкидывала туманные воспоминания.

Она заснула в Норе, в комнате Джинни. Лежала, читала справочник и заснула прямо так, в платье, туфлях. С макияжем. Уже без разницы.

А потом… потом туман. А сквозь него — руки, придерживающие Гермиону за талию. Голос, требующий ее согласия. И это самое «согласна», слетевшее с ее губ.

Мерлин, все не сон. Не сон! Ей ничего не приснилось, это — абсолютная правда!

Она задрожала от осознания чудовищной яви — обманом, безумным обманом, она стала женой Драко Малфоя.

Гермиона не знала, плакать ей или смеяться, с трудом осознавая реальность происходящего.

«Жена Малфоя! Гиппогриф задери! Жена! Малфоя! Этого хорька, помешанного на чистокровности! Жена…» — в голове полная бессмыслица.

Драко вдыхал аромат ее кожи, готовый вот-вот сорваться — окончательно съехать с катушек только от одного ее запаха.

«Взять ее, взять ее сейчас», — навязчивой мыслью пульсировало у него в голове.

Но нельзя было все испортить: месть — это блюдо, которое едят холодным. И им нужно наслаждаться спокойно, без излишних эмоций.

Он облизнул губы и наконец-то убрал руки, отстраняясь от девушки.

Гермиона, почувствовав, что Малфой больше не нависает над ней, опасливо открыла глаза, смотря в пол. И на черные лаковые ботинки Малфоя. На его черные брюки. На ремень из черной кожи с металлической — скорее всего, серебряной — пряжкой. На черную рубашку, заправленную в штаны.

Выдохнув, девушка подняла глаза, встречаясь с взглядом Драко. Таким же ледяным, холодным и отталкивающим. Безжалостным взглядом хищника, для которого она — жертва.

— Поешь. Эльфы принесут, что захочешь. Мне нужно идти, — и он просто прошел мимо нее.

Гермиона продолжала вжиматься в стену, спиной ощущая шероховатость обивочной ткани.

Что? Что это сейчас было?

До нее донесся какой-то шум и подобие хлопка — Малфой воспользовался каминной сетью, оставив ее одну.

Девушка бросилась обратно в холл, теша себя надеждой…

Нет, дверь не поддалась. И на каминной полке все также не было летучего пороха. И она не видела своей палочки — ни в гостиной, ни в каминной зале, пусть осмотр этой комнаты и дался Гермионе с большим трудом, но она сделала это.

Правда, толку-то все равно не было.

Гермиона была заперта в старинном особняке. Она пленница. Самая натуральная пленница. Или она все же сошла с ума.

У нее возникла идея подняться на второй этаж, поискать что-нибудь там, но снова заходить в ужасное помещение, магия которого — как была уверена сама девушка — помнила ее мученья, не стала. Гермиону каждый раз бил озноб, стоило ей переступить порог залы.

Таким образом, она вернулась обратно в столовую, хотя есть совершенно не хотелось.

Девушка не успела сесть за стол, как следует расправить платье, как появился домовой эльф, расставляя перед ней тарелки. Секунду спустя возник бокал с насыщенной бордовой жидкостью.

В любом другом случае, Гермиона бы посопереживала существу. Пожалела, предложила бы вязаный носок, в конце концов. Но это — домовик Драко Малфоя, о чем и кричал буквально весь его вид: наволочка была чистая, новая. Разве что не свежевыглаженная. И она решила не заикаться о своей безвозмездной помощи эльфам, потянувшись к тонкому фужеру.

Вино было совершенно легким, от такого не пьянеют. Сделав несколько небольших глотков, Гермиона встала, даже не посмотрев содержимое тарелок.

Ее внимание привлек совершенно другой предмет — книга, оставленная на краю стола. Кажется, той не было, когда Малфой уходил. Или когда она сама вернулась сюда…

Книга была определенно старинной. Кожа дракона, обтягивающая фолиант, со временем сделалась почти черной. Гермиона осторожно погладила переплет, чувствуя искорки под подушечками пальцев, и открыла книгу: шрифт был рукописным, а цвет букв странным — чернила отливали необычным ржавым оттенком.

«Кровь!» — ее глаза расширились от ужаса.

Повинуясь необъяснимому порыву, она схватила фолиант и, едва придерживая подол платья, почти бегом направилась в гостиную — тот самый мебельный склеп, — где расположилась на диване, поджав под себя ноги.

Да, если она права, то старинная книга, лежащая у нее на коленях, была написана кровью.

Она снова, с благоговением и трепетом, которое всегда испытывала перед старинными книгами, погладила старую натянутую кожу.

Мерлин, сколько же лет этой книге?

Последние несколько столетий такие артефакты — несомненно, кровавые книги могли расцениваться именно как артефакты — были запрещены к созданию. В любом случае, одно из двух: либо книга незаконна, выполненная с применением Темной Магии, либо настолько стара, что в те времена запрета еще попросту не существовало.

Гермиона поежилась.

Хотя, чему удивляться? Малфои такие. Их не остановит запрет Министерства.

Вот, вот она фамильная тайна — лежит прямо перед ней. И Гермиона трогает ее своими руками, легонько надавливая пальцами. Не в силах решиться.

От фолианта исходило приятное тепло, девушка прямо-таки ладонями чувствовала его. Кожа была твердой, чуть шероховатой. Местами затертой. Да такая вещь не могла быть сотворена Темными Искусствами!

Первые две страницы были без текста, сплошняком покрытые, когда-то багряными, а теперь просто коричнево-ржавыми разводами. Но это не умаляло воздействия, оказанного на Гермиону.

Повествование началось с третьего листа. Почерк — именно почерк — был витиеват, с бесчисленным количеством вензелей, затрудняющих чтение.

«Я…» — имени не разобрать, — «… Малфой, первый своей крови и основатель рода, учреждаю эту книгу, называю ее Кодексом и повелеваю моим потомкам, продолжателям крови Малфоев, жить по правилам, изложенным ниже…»

Гермиона тихо выругалась, часто заморгав.

Мерлин, старинная Книга Рода!

Она не верила, не смела надеяться, что когда-нибудь удастся просто увидеть подобное, а сейчас она держала подобный фолиант в руках.

Такие создавались многие столетия назад. И это было непростое занятие — все слова родовой книги писались кровью самого основателя. Что-то вроде заколдованного пера гнусной жабы Амбридж, которым Гарри на пятом курсе выцарапывал на пергаменте, а вместе с тем, и на своей ладони: «Я не должен лгать».

Девушка сдавленно охнула, представив руки первого Малфоя. Даже если его потомки и дописывали семейный Кодекс, основная часть текста все равно принадлежала ему, основателю своего рода.

Какой магией должен был обладать создатель такой книги?! Гермиону бросило в дрожь от возбуждения.

Взгляд девушки переместился на собственные ладони с едва заметными линиями на них, и ее снова привлекло кольцо в форме змеи — это совершенно невозможно, но теперь она была Малфой…

Дикость. Безумие. Просто не укладывалось в голове.

Невозможно!

Малфой точно сошел с ума или просто посмеялся над ней!

Гермиона зачарованно листала Кодекс.

Первый раздел: правила поведения, принятые и установленные нормы. На улице, в общественных местах, в учреждениях культуры, в доме. Правила приветствия при встречах и прощаниях, этикет речевого обращения, беседы. Похороны, свадьба. У стола, за столом.

Все прописано до мелочей.

«Этика поведения — этикет — это ряд моральных требований к представителю рода Малфоев. Его важнейший принцип — принцип целесообразности действий. Таким образом, знания, умения, привычки — основные положения, которые необходимо одолеть для воспитания наследника рода Малфоев, отличающегося подобающим поведением, согласно его статусу».

Девушка удивленно подняла брови.

Мерлин, да Малфоям и вздохнуть нельзя спокойно! А она-то думала, что все это сказки, россказни напыщенных снобов…

Дальше шли обширные главы о вопросах преемственности и наследования. Доли, сроки, очередность, возрастные ограничения. Гермиона листала, особо не вчитываясь во все эти юридические аспекты.

К слову сказать, закостенелые феодальные статьи отличались сухостью и предельной ясностью по сравнению с тем, что она иногда видела в Министерстве, когда заходила в Отдел обеспечения магического правопорядка на втором этаже.

Тут Гермиона увидела небольшую плоскую золотую указку с витиеватой гравировкой, которая торчала дальше между страниц, и решила открыть именно там.

Кодекс напоминал то перечень правил, некий свод законов рода, а то велся наподобие дневника — с обращением к будущим читателям.

«Теперь, потомки, когда я наконец-то покончил с…» — снова не разобрать витиеватых слов, — «… пришла очередь имущества рода Малфоев. То, что может быть охарактеризовано как дорогостоящее имущество, как то: фамильный замок, имения (надлежит владеть не менее чем двумя поместьями) и золотой запас рода, указано хранить в полной неприкосновенности. Долг каждого последующего из рода — следить, приумножать и заботиться об имуществе».

«Ну, еще бы!» — ухмыльнулась она, перелистывая несколько страниц с полной описью артефактов, хранимых на виду в замке и поместьях, предметов мебели, представляющей собой особую, магическую ценность… портреты основателя и продолжателей рода. Даже зачарованные шторы.

Незаметно для себя, углубившись в изучение старинной книги, Гермиону захватил азарт, и она успокоилась. Ее влекла и манила изнанка жизни человека, который, ни с того, ни с сего, объявил девушку своей женой.

«… и правила, касаемые имущества, что может быть охарактеризовано как малоценное…» — ровно тянулись строчки.

Гермиона уже хотела было в очередной раз перевернуть лист, как на глаза ей бросилось следующее:

«К таковому относятся супруги Малфоев, которых мои потомки примут в род. При выборе супруги следует отталкиваться только от принципа: все самое лучшее должно принадлежать нашему роду. Обстоятельно, при выборе жены не имеет значение богатство, знатность и кичливое чистокровие предполагаемой супруги, хотя все данное может являться разумным критерием. Однако к выбору супруги необходимо подойти из других, более целесообразных соображений».

Удивлению девушки не было предела.

И это действительно написано в родовой книге Малфоев?!

Богатство, знатность и чистокровие не имеют значения?

Это чьи-то злые шутки.

Если бы Гермиона не видела данного текста своими глазами, она бы и в жизни не поверила в возможность существования подобного.

«Самое главное при выборе супруги — лишь ее кровь, которая должна быть сильной, проявляя у невесты неординарные магические способности».

Гермиона удовлетворенно хмыкнула, припоминая, как в невесты для Драко вся школа пророчила Панси Паркинсон — вот уж воистину неординарные способности!

«Бестолковая, неповоротливая мопсиха, которой не под силу банальное… А-а-а, не знаю, что!.. Акцио!» — вовсю веселилась она, пытаясь представить Паркинсон, «неординарно» колдующую призывающие чары.

Дальнейшее повествование основателя рода Малфоев довело Гермиону до безудержного смеха.

«Во избежание вырождения рода, из-за малочисленности и ограниченности…» — дальше зачеркнуто, — «… магических родов, в будущем следует избегать кровосмесительных браков. Поэтому повелеваю моим потомкам каждого третьего колена брать себе жен из числа магглорожденных».

А вот это уже не смешно! Совсем, совсем не смешно!

Девушка склонилась вперед, чуть свесившись с дивана, склоняясь над книгой.

— Сноб и самодовольный павлин Малфой — полукровка?!

Да, приступ веселья быстро прошел — а помнила ли она, знала ли что-нибудь о прабабке Драко Малфоя?

Ответом было одно — нет.

«В интересах семьи нечистокровие супруги может быть сокрыто».

Девушка поежилась, ее охватила паника. Да за такие интимные знания, ее, похоже, не выпустят отсюда…

«Выбор супруги потомок должен осуществить с ответственностью перед всем родом и выбрать в супруги девушку, выдающуюся по способностям, девственницу, но внешним видом внушающую страсть».

Девственницу… Ох, уж это средневековье!

Гермиона выросла в мире магглов, где добрачные связи были нормой и не порицались. Хотя, вспомнить то же семейство Уизли — Молли была категорически против постельных отношений своей дочери. Гермионе то она ничего не могла сказать, за мальчиками не уследишь…

Иногда, когда она оставалась на ночь у Рона, или же Рон у нее, Гермиона ловила на себе потом недовольные взгляды будущей свекрови, ее поджатые губы — казалось, ее всерьез осуждают.

А Джинни… Теперь вообще было неясно, состоится ли их свадьба с Гарри.

Мерлин…

Девушка переменила позу, вытянув ноги и облокотившись на боковую подушку дивана. Платье задралось, но Гермиона не заметила, уйдя в книгу с головой.

«В случае, если избранницы моих потомков по каким-то причинам не сберегут свою честь до замужества, то супругам надлежит не спускать подобную вольность и примерно наказать распутницу, даже если девственность была потеряна с будущим супругом, но до обряда бракосочетания».

Даже так? Это было чересчур сурово!

«Способ наказания оскорбленный супруг избирает сам, но следует помнить, что оно должно быть суровым, дабы отбить желание к повторению подобного у остальных предполагаемых спутниц рода».

Она перелистнула страницу.

Еще только супруг, а уже о наказаниях толкует!

«Супругу следует держать в строгости, следя между тем, чтобы она всегда была подобающе одета, внушала всем своим видом почтение и принадлежность нашему высокому роду», — гласил Кодекс.

— Только основывает семейство и уже пишет о высоте своего потрясающего рода. Узнаю Малфоев, — тихо пробубнила Гермиона, читая дальше.

«Супруга должна быть покорна власти своего мужа и господина».

— Чег…

«Как заключил Мерлин, умственные и магические способности женщин меньше, чем у мужчин, вследствие чего они не могут отвечать за свои желания и намерения. Поэтому супруг является господином и сюзереном для супруги, и только мужчина может определить целесообразность того или иного деяния».

Не то, чтобы она была в шоке… но неприятно удивлена — это да. В конце концов, опять же — Книга Рода составлялась в средневековье. И, скорее всего, очень давно.

«Приказы супруга не обсуждаются, а выполняются», — последнее подчеркнуто.

— Патриархат в самом, что ни на есть, его деспотическом проявлении, — продолжала ворчать Гермиона.

Она хмурилась, отчего на переносице собрались неглубокие морщинки. Губы девушки были сжаты в тонкую полоску.

«За непослушание и ропот следует наказание, достаточно суровое, но исключающее членовредительство».

Гермиона усмехнулась.

А Круциатус, оказывается, никто не отменял, кто бы сомневался. Если только Министерство Магии — под страхом заключения в Азкабан. Но чиновники же не могли отследить применение Темной Магии в ненаносимом поместье. Таком, как Малфой-мэнор. Или как дом на площади Гриммо. А, например, в Болгарии данный вид магии вообще не являлся запрещенным — детей начинали учить Темным Искусствам еще до школы.

«Может, именно это Виктор и не стал рассказывать, криво ссылаясь на Малфоев? Мерлин!» — ужаснулась девушка.

«Мужчина должен кормить, одевать и…», — дальше снова подчеркнуто, — «баловать супругу».

— Прямо как ручную собачку! — в голос возмутилась она.

«Супруга же должна по первому требованию удовлетворять мужчину, быть всегда послушной и делать то, что повелевает муж».

— Еще и сексуальное рабство… Потрясающе. Что ни предложение — то просто издевательство какое-то, — продолжала комментировать Гермиона практически каждую строчку Кодекса.

«Супруга всегда следует за супругом».

— Ага, на поводке.

«Если супруга умирает, то мужу не надлежит жениться второй раз, однако ему разрешено завести себе содержанку…»

— О-о-о, еще одна собачка! Может, стоит сразу организовать целый питомник?!

Гермиона едва сдержалась, чтобы не запустить со всей силы эту «родовую книгу» куда подальше. Неужели по данным законам жило не одно поколение Малфоев? Тогда ей было искренне жаль бедных женщин этого проклятого семейства. Все написанное так… унизительно!

«Как только продолжатель рода Малфоев берет себе жену, то прекращаются все связи на стороне, ибо потомки рождаются только в законном союзе, и нельзя расходовать драгоценное семя на других женщин. Так повелевает Магия».

— Хоть одна здравая мысль! Надо же!

«Поэтому супруги моих потомков должны проявлять искусность и неутомимость в любовных утехах. Быть всегда готовыми подарить наслаждение своим мужьям и встречать его только с нежностью, лаской и желанием».

Она закатила глаза, откидывая назад голову.

Мерлин, даже этот аспект родоначальник — как его там зовут, непонятно — умудрился испортить!

«За поведением же и целомудрием жены следит супруг, за неверность следует наказание такого рода, что бы неповадно было повторить связь».

— Неповадно, неповадно…

Дальше шел полный бред:

«Супруги продолжателей рода Малфоев могут относиться только к малоценному имуществу, так как умственное развитие женщин уступает мужскому, поэтому к ним следует относиться соответственно. Вследствие их недоразвитости надо помнить, что лучший подход ко всем существам — с кнутом, хоть и с лаской, тогда как в случае с женами — надлежит не забывать про розгу в твердой руке мужа. Розга служит напоминанием их недоразвитости…» — несколько слов не разобрать. — «… Наказание розгой носит скорее символический характер, поскольку кнут портит кожу, и внешность супруги может пострадать. Состав заживляющего зелья указан в конце главы…»

У Гермионы не было слов.

Как это все понимать?

Да, кнут портит кожу — неужели? — и вот вам, мои дорогие потомки, рецепт чудодейственной настойки? Страница три, абзац четыре? Она не понимала — не гуманнее было бы просто отменить это безобразие? Вычеркнуть эту ересь?

Но, судя по тому, что никем из продолжателей рода данная глава переписана или банально исправлена не была — тех все устраивало. Или они боялись зачарованного пера и кровавых записей? Весьма маловероятно.

А женщины?!

Неужели женщины безропотно терпели такое унижение?! Нет, какие-то они не такие! Вот она бы… она бы ни дня не прожила под одной крышей с мужчиной, который поддерживает такие бредни! Интересно, и Нарцисса Малфой тоже подчинялась?! Да это просто не укладывается в голове!

На следующей странице первый Малфой рассказывал о «живности неразумной».

«Также к малоценному имуществу относиться выводок драконов, два единорога, и стадо коней редкого вида из…»

Значит, она тоже живность неразумная?! Девушка начала потихоньку закипать.

Гермиона перелистнула. Потом еще и еще. Пока не увидела… это.

Она перечитала строчки как минимум дюжину раз, чувствуя лихорадочную дрожь по всему телу — ее бил неприятный озноб. Виски буквально сдавило, словно на голову Гермионе надели тяжелый металлический обруч, который с каждой секундой затягивался туже и туже.

«Как и всему имуществу, принадлежащему роду Малфоев, на малоценное имущество также накладывается клеймо, точно повторяющее знак рода, — вензель и первая буква имени рода».

Девушка могла поклясться, что кольцо потеплело, отзываясь на прочитанное ею.

Гермиону передернуло.

Малфой хотел посмеяться, подкидывая ей фолиант? Дневник какого-то старого маразматика.

Мерлин, он хотел посмеяться!

Унизить накануне ее свадьбы с Роном. Все это было просто глупой и жестокой шуткой! И эта так называемая Книга Рода, и ее заточение здесь, и свадьба, которую девушка практически не помнила…

Он просто хочет ее напугать!

«Ну, все, Малфой, я признаю! Я боюсь! На самом деле боюсь! Мерлин, неужели это происходит со мной?!»

Гермиона снова и снова перечитывала статью в Кодексе, проводя рукой по ржавым строчкам.

Пальцы легонько кололо, отвечая на прикосновения девушки, — старая магия признавала в ней новую Малфой.

И это стало последним ударом.

Нет, семейная книга Малфоев — не шутка и никогда не была ей. Данный фолиант действительно являлся Кодексом магической семьи, влиятельной во все времена. Самой влиятельной.

Написанная кровью, обтянутая драконьей кожей. Передававшаяся из поколения в поколения. Бережно хранимая проклятым семейством.

Сейчас у нее на коленях лежал ее приговор!

И свадьба не была шуткой. Гермиона не могла объяснить это логически, но она… чувствовала.

Чувствовала, что теперь связана магическими узами брака.

«…также накладывается клеймо…» — взгляд девушки буквально-таки впился в эту строчку.

— Мерлин! — сдавленно выдохнула Гермиона. — И… и…

Вопрос «и мне тоже?» так и не сорвался с ее губ. У нее просто не хватило духу произнести это вслух.

Дикость…

Она читала дальше, но смысл текста уже ускользал от нее. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Перед глазами — тот самый вензель, что она видела не раз. На пергаментах, на носовых платках, на воротах мэнора…

«Вопрос о наследнике я изложил выше, но женщине из рода Малфой всегда следует помнить, что она должна родить и заботиться о наследниках, число которых определяет магия рода».

Накладывается клеймо… Накладывается куда?

«Отныне я повелеваю, что в роду Малфоев рождаются только младенцы мужского пола, о коих мать заботится до пяти лет», — опять подчеркнуто. — «Затем воспитание и обучение ложится на плечи отца».

Гермиону словно огорошило.

Прическа, воротник, шарфик, ожерелье… Мерлин! Столько способов скрыть небольшой рисунок… Лихорадочно она пыталась представить себе Нарциссу Малфой, но облик женщины подло ускользал из ее памяти…

Неприятное — почти мерзкое — ощущение знания поразило девушку, болезненно кольнув иглой в сердце.

Отложив Кодекс в сторону, Гермиона на деревянных ногах, едва передвигаясь сквозь неуютное мебельное хранилище и путаясь в подоле свадебного платья, направилась к тому самому зеркалу в золоченой оправе. Отражение в нем было обычным, не волшебным, хотя вряд ли сейчас это беспокоило девушку.

Заколка в виде порхающей бабочки, ее украшение-иллюзия, уже развеялась…

Сейчас, глядя себе в глаза, она решилась.

Она знала, где искать… это!

И развернулась спиной к отражению, склонив голову на бок.

Сердце неистово колотилось, отдавая в ушах, — совсем как пару часов назад, когда она очнулась на неудобном диване, в этой неуютной комнате.

В этом гребаном зловещем поместье!

На шее, сзади, красовался вензель, затейливо обвивающий букву «М». Картинка была ржавой, словно нарисована кровью…

Гермиону затошнило.

«Так вот что скрывала…»

— … Нарцисса, — уже вслух выдохнула девушка.

— Не см…

«Не смей упоминай имени моей матери», — хотел было сказать Драко, проходя в гостиную.

Но Малфой замер на полуслове, когда проследил за взглядом Гермионы — увидел ее отражение в зеркале. Та догадалась о своем клейме.

Клейме рода Малфоев, пометившего ее.

Ну что же, она всегда была умна. Была слишком гриффиндоркой, чтобы сидеть и заливаться слезами, а не начать действовать.

«Браво, Драко», — хвалил он сам себя. — «Ты сделал удачный выбор! Она — лучшая среди всех грязнокровок».

Гермиона вздрогнула.

Сердце прыгнуло, отозвавшись болью в груди.

Девушка резко отшатнулась от зеркала, поворачиваясь на голос, и чуть не упала, стукнувшись ногой о пуфик, наступая на подол платья.

На нее неотрывно смотрели серые глаза хозяина поместья, в которых одновременно плескались злоба — ее муж, — удовлетворение — ее сюзерен — и жажда — ее господин.

Гермиона моргнула, думая, что он ей только привиделся, что сейчас он исчезнет.

Но он не исчезал.

___________

(1) Временные рамки финальной битвы немного сдвинуты — по рассказу та состоялась в начале весны. Действия фанфика происходят через полгода после финальной битвы в Хогвартсе. Значит, сейчас — самое начало осени.