"Тому, кто нас найдёт..." (джен)

Как ни странно, Луна не стала больше расспрашивать. Вместо этого она сказала:

— Знаете, мама тоже училась на Рейвенкло.

«Конечно, знаю. Мой факультет, только четырьмя года младше», — мог бы сказать он, но промолчал.

— А папа с Хаффлпаффа, там...

— Ты похожа на неё? — неожиданно для самого себя спросил Руквуд. Спросил и тут же пожалел — не стоит ковыряться в такой ране. Однако Луна ничуть не обиделась.

— Не знаю, — задумчиво протянула она. — Мне кажется, нет, а папа говорит — да. У неё были совсем другие волосы.

— Ну, волосы — это ещё не всё.

— И папа так считает. О, вот вы как раз могли бы сказать, со стороны же виднее!

— Здесь ничего не виднее. Мы в кромешной темноте.

— Правда. Я и забыла.

«КАК можно забыть о темноте вокруг?»

— Но знаете, мы всё равно можем друг друга увидеть, — вновь оживилась Луна.

— Это как же?

— Как слепые.

— Увидеть как слепые? А ты, часом, с собой пилюльки не носишь?

— Зачем они мне? Я здорова, — заявила Луна и, прежде чем Руквуд опомнился, нащупала его ладонь и поместила себе на макушку. — Вот.

— Что? — тот боролся с желанием отдёрнуть руку. Подумает ещё, что испугался.

— Слепые видят пальцами, осязают, — пояснила темнота из-под ладони. — Правда, у них это умение развито куда лучше, чем у зрячих.

— Что-то мне подсказывает, у нас с тобой есть время научиться, — пробормотал Руквуд. Чего только не взбредёт в голову. Но лучше так, чем истерика про стены. Его ладонь неуверенно скользнула вниз. — Хм, да, волосы другие.

— А лицо?

Руквуд тронул кончиками пальцем лоб — кажется, высокий, брови — тонкие, дугами, как у всех. Глаза... Ну, как тут увидишь. Он ощутил ладонью щекотку — ресницы длинные. Нос... Нормальный такой нос. Немножко вздёрнутый. Луна тихо фыркнула.

— Щекотно! — но тут же спохватилась: — Извините. Похоже?

— Знаешь, у нас в Отделе как-то не было принято щупать носы коллег.

Руквуд как раз касался её щеки и почувствовал движение — улыбается. Вроде даже ямочка проступила. Он отдёрнул руку и буркнул:

— Не знаю. Подожди. Ослепну — скажу точнее.

— Ну и ладно, — Луна не огорчилась. — Теперь я!

Руквуд подавил желание отпрянуть; возможно, потому, что было некуда. Из темноты пришло лёгкое прикосновение: Луна трогала его двумя руками, неторопливо и вдумчиво.

— Такие длинные волосы. И очень густые, — похвалила она. — Красивые, наверно.

Пальцы скользнули по лбу, задержались. Руквуд молчал. Странное дело: Луна для него так и осталась голосом в темноте и зудящим ощущением щекотки на внутренней стороне ладони, но зато себя Руквуд невольно представил со стороны — будто её прикосновения были мазками кисти, рисующей портрет на изнанке его сознания. Лоб — широкий, но костистое высохшее лицо сужается к подбородку. Густые брови. Высокие скулы, щёки впалые. Нос — когда-то прямой, но переживший пару переломов в Азкабане. В Отделе он в своё время считался первым красавчиком. А после побега глянул на себя и шарахнулся от отражения, от немолодого мужика с хищным жёстким лицом. С тех пор он избегал смотреть в зеркала, насобачился бриться на ощупь. А брился он всегда, даже двухдневной щетины не допускал. После пятнадцати сожранных Азкабаном лет в свободу иногда было сложно поверить, и тогда отсутствие мерзкой арестантской бороды служило доказательством реальности происходящего. Проснувшись ночью от серого тошнотворного кошмара, можно было судорожно ощупать выбритый подбородок и тогда только облегчённо откинуться на подушку — приснилось.

— Эти шрамы, — подала голос Луна. Её ладони прижались к щекам Руквуда. — Откуда они?

— Драконья оспа.

— О! — чуткие пальцы прошлись по лицу, отмечая точечными прикосновениями щедро разбросанные по коже оспины. — Как вам повезло.

— Мне???

— Конечно, — она отняла руки. — Ведь если язвы не выходят наружу, то болезнь бьёт по внутренним органам, вы знали?(1) Можно остаться калекой, такое часто бывает. Как вы вылечились?

Он помнил, что тюремщики... о, простите: стражи Азкабана, так именовались эти непробиваемые скоты, за деньги готовые служить в полной дементоров тюрьме. Так вот, в первый день стражи вливали в него какую-то горькую дрянь. А потом больных стало много, вспыхнула эпидемия. Тело терзала рвущая боль — в пояснице, в конечностях, Руквуд то умирал от жажды, то захлёбывался рвотой, но был счастлив. Именно так: оспа стала первым счастливым моментом в этих пятнадцати годах, потому что дементоры брезговали больными. Не из боязни заразиться, конечно. Наверно, им просто было сложно извлекать «еду» из бреда и мешанины горячечных эмоций. Они обходили больных стороной, а Руквуд, помня, с какой пресыщенной, изысканной даже неторопливостью дементор склонился над ним впервые, был рад своей болезни. Да только эпидемия быстро закончилась. В Азкабане не выживала даже драконья оспа. Вскоре выздоровевшие арестанты лежали на своих тощих вонючих подстилках, слушая, как стражи тащат тела умерших по коридору и, залихватски крякая, сбрасывают в море.

— Как вы вылечились? — повторила Луна, почему-то понизив голос.

— Мне просто повезло, — сказал Руквуд.

Луна опять промолчала, и ему показалось, что она смущена. Догадалась, наверно, что влезла куда-то не туда. Лета тоже была чуткой и умела молчать. Хотя нет, молчать сейчас не надо, а то опять истерика нахлынет.

— Ну что, много разглядела?

— Не особо, — беспечно ответила Луна. — Лучше посмотрим при свете. Тогда и скажете, похожа ли я на маму.

— Некоторое сходство точно есть, — заверил Руквуд и вдруг почувствовал, как улыбка кривит отвыкшие от подобных упражнений губы. Блеск. Стоило угодить в каменный мешок, чтобы опять начать улыбаться. Он опёрся затылком о стену, устраиваясь поудобнее, поднял глаза и вдруг вскочил на ноги.

— Чтоб меня!

— Сэр?

— Ты это видишь?!

— Что я должна... О, это же небо! — Луна тоже поднялась. — Звезда в небе!

Темнота над их головами перестала быть непроглядной, обнажив кусочек ночного неба.

— Отлично! Значит, есть окно или что-то вроде того, — Руквуд возбуждённо закружил по камере. — Непонятно только, на какой оно высоте, света мало. Надо дождаться утра.

Но утра ждать было невмоготу.

— Луна. Если я тебя подсажу, попробуешь дотянуться? Или хотя бы определить, насколько окно высоко.

— Конечно. А как вы...

Руквуд, не церемонясь, подтащил её к стене и опустился на корточки.

— Вставай мне на плечи.

Луна пошарила по его голове и плечам, примериваясь, опёрлась.

— Да не коленом же, ногами!

— Ногами?

— Да, да, вставай, не бойся. Держись за стену.

Весила Луна всего ничего. Не кормят что ли их в школе? Руквуд мог бы легко встать с ней на плечах, но поднимался медленно. А то шарахнется с высоты его шестифутового роста, мало не покажется. Наконец он выпрямился полностью.

— Ну как?

— Не знаю. Вы не могли бы податься назад?

— Я-то подамся, но как ты держаться будешь?

— Немного, чтобы я могла опереться о стену.

Руквуд осторожно отодвинулся.

— Ну?

— Мне кажется, оно очень близко, но я никак дотянусь, — напряжённо сказала Луна.

— Ладно, спускайся.

— Нет, погодите, я сейчас... — она приподнялась на носочки.

— Луна, не на...

И в этот момент она, конечно же, потеряла равновесие, зашаталась. Руквуд извернулся, стараясь подхватить. Почти удалось, но он упал сам, приложившись об пол уже другим боком — для симметрии. Сверху ойкнувшей тушкой плюхнулась Луна.

— О-о...

— Сэр! Сэр, вы в порядке?!

— Да в порядке, в порядке, не верещи, — Руквуд сел, ощущая себя сплющенным узамбарским слизнем, встряхнулся. — Голова прошла, надо же. Не иначе, со страху.

— Это бывает. Знаете, когда...

— Так что там с окном?

— Думаю, это не окно. У него неровные края. Но чтобы это ни было, оно не очень высоко, я уверена, — радостно сообщила Луна.

«А я совсем не уверен», — подумал Руквуд. На него вдруг навалилась огромная, нечеловеческая усталость. Нужно было спросить, почувствовала ли она свежий воздух там, наверху; нужно было попытаться определить, что за созвездие подмигивает им в это не-окно, из какого оно полушария. Хотя какая, на хрен, разница?

— Дождаться утра, — пробормотал он. — Надо просто дождаться утра.

Темнота сбоку что-то безмятежно напевала голосом Луны. С ума сойти. Он прислушался.

Дарило мне море синее

Воды вольные, воды пенные...(2)

— Ты чего там щебечешь, пиг... пичуга?

— Эту балладу мама пела мне перед сном, — охотно пояснила Луна и продолжила:

Дарило мне небо синее

Волшебство любой звезды...

— Ну, красота, — Руквуд перебрался поближе к стене.

— Правда? Мне тоже нравится. Эту балладу сочинил король Генрих Восьмой для Анны Болейн, своей второй жены(3).

— Какой-какой король?

— Маггловский. А вот она, Анна, говорят, была волшебницей. И ещё говорят, что опоила короля Амортенцией. Она не была красавицей, понимаете? — вдохновенно рассказывала Луна.

— Угу, — Руквуд прижался к прохладной стене и закрыл глаза.

— Но мне кажется, это не так. Разве можно под Амортенцией написать такую красивую балладу?

— Можно, — машинально возразил Руквуд. — Если зелье высокого качества, то человек от него не тупеет и ведёт себя адекватно. Просто ещё и влюбляется.

— Вот как. Тогда, возможно, так оно и было, — голос звучал по-прежнему мягко, но как-то тускло. Мерлин великий, расстроилась, что ли? Руквуд совершил насилие над измученным мозгом и выдавил:

— Когда, говоришь, жил этот проходимец?

— Вы о короле Генрихе Восьмом? — вежливо уточнила Луна. — В шестнадцатом веке, кажется.

— А, тогда всё нормально. Качественную Амортенцию стали готовить намного позже, там дистиллят для первичного розового масла нужно добывать не огневым обогревом, а... Ладно, не важно.

— Сэр, — нерешительно начала Луна. — У вас усталый голос.

— Странно, с чего бы это, — вяло съязвил Руквуд. — Ты сама-то как? Стены больше не движутся?

— Нет, — судя по голосу, Луна улыбалась. — Теперь же небо видно и звезду. Не страшно. Вы извините, что я тогда...

— Ага. Мы вот что сделаем: дождёмся утра и посмотрим, что там за окно.

— Хорошо, — покладисто согласилась Луна. — А пока, может, стоит немного отдохнуть?

— Золотые слова.

Луна подползла к нему и устроилась рядом. Руквуд открыл глаза, силясь вспомнить, что там на ней надето. Сам-то он в случае необходимости и на голых камнях мог выспаться, но для Луны эта стена холодновата будет. Он скинул куртку.

— Иди сюда.

Луна придвинулась, и Руквуд простёр над ней куртку, словно крыло.

— Нормально?

— Очень хорошо. Спасибо, сэ... — Луна, не договорив, безбоязненно уронила голову ему на плечо и засопела. У Руквуда не было сил ни на удивление, ни на то, чтобы убрать пушистые волосы, щекотно лезущие в лицо. Сонная тяжесть, привалившаяся сбоку, убаюкивала. Буквально через минуту он прижался щекой к тёплой макушке и вырубился.

(1) — про оспу честно спёрто у Miauka77

(2) — "Зелёные рукава". С русским текстом можно послушать в исполнении Анны Хвостенко, например.

(3) — есть такая версия