9 дней сияния (джен)

С Локи не было скучно в первые дни, возможно, недели, -  Том был не настолько пресыщен, чтобы томиться обществом настоящего бога, — но потом жизнь постепенно входила в привычную колею, всё становилось по-прежнему обыденным, и Том снова скучал.  Поначалу он даже прийти в себя не мог от изумления, что всё так обернулось, сообразить, что нужно делать, не удавалось, а когда Локи предложил отправиться в путешествие, оно показалось наилучшим из всех возможных решений. Но как обидно, что сейчас все казалось совсем иначе. Как обидно…

Нескончаемые потоки речи, слова, так много слов, длинных фраз, в которых было много всего — и ни капли конкретного. Речь Локи лилась, а Том сидел и не понимал — что в них он может найти для себя.   Столько времени, усилий –  ради чего? Локи не рассказывал ему ни об асгардской магии — «что ты можешь понимать в этом, смертный?», ни о самом царстве — примерно та же отговорка… однако,  в конце концов, Локи не такой уж плохой рассказчик. Монологи, наполненные божественным пафосом, удавались ему особо хорошо. 

Но почему именно в тот момент, когда он смог найти по-настоящему интересное существо, с которым захотелось… не поделиться, нет… пообщаться? Провести время, а оно так драгоценно, так быстро утекает. Зима приближалась, и Тому всё ещё хотелось увидеть полярное сияние — говорили, зрелище поистине незабываемое и колдовское. Только маглы трактуют его по-обыкновенному грубо и плоско — со стороны своих многочисленных наук, которые так и не смогли дать им того, что чувствует самый заурядный маг, поднимая в воздух пушинку с помощью простейшего заклинания. Разве они восхитятся сиянием по-настоящему?  Сияние знаменует круговорот природы — рождение и смерть, когда сам Бальдр воскресает и возвращается в мир смертных, и настолько он прекрасен, что от него исходит сияние, которое и бежит по небосклону. 

Поначалу Локи держался с ним вызывающе. Потом — закрыто, после — настороженно. Но никакая настороженность не могла скрыть того, что Том, безусловно, возбудил в нём любопытство. Как и прочие бессмертные асы, он мало что знал об обычаях и характере мидгардцев, довольствуясь общими фактами: об их особенностях, местах обитания и основных догматах поведения. Как пресыщенный ученый-натуралист, занимающийся интересными особями, с неудовольствием отбрасывает в сторону описания заурядного вида, так и асгардцы не считали нужным уделять внимание созданиям столь незначительным и примитивным. Собственно, сама мысль об этом была оскорбительна, но только не для Тома, для которого маглы тоже представлялись чем-то наподобие насекомых, причем особо мерзких и вредоносных. Так что асов он вполне мог понять — до поры до времени. Что до магов — Локи пока ещё их не узнал, но уже начал понимать, на примере Риддла, что это за вид. И ему, по мнению Тома, можно было позавидовать — редко выпадает шанс изучать разновидность на примере лучшего его представителя.

Том не понимал, что же с ним происходит. Он смотрел на Локи — далекого, холодного, отчужденного — и должен был видеть трикстера, шутника, само воплощение иллюзий и фальши — и не видел! Не видел!

Он посмотрел заново: гордыня, властолюбие — их видно даже сквозь толстый слой лжи, в который закутался великий обманщик, — и был готов узнать будущего владыку. Но увидел  лишь подделку. Под царя ли, под огненное божество — но подделка это была несомненная.

Смотреть на Локи — всё равно, что глядеть на своё отражение в треснувшем зеркале. Вроде бы и оно,  но какое-то неправильное, искаженное, несовершенное. А он искал совершенства в древних сказаниях, которые обещали показать того, кто был выше любви, выше привязанностей, закона, выше остальных — выше всего.

Совершенство. Том провел пальцами по запотевшему стеклу.

Совершенство. Локи не был совершенством. Никем он не был. Том обманул самого себя. 

Лишь пришелец, раса которого самовольно поставила себя выше других — незаслуженно. Рубить так рубить — Том всегда был переменчив, и отношение его могло поменяться в один миг. Но только не ненависть — она вызревала слишком долго, имела  слишком медовый вкус, чтобы от неё быстро отказаться.

В Рейкьявик Том отправился совсем другим. Будто враз сорвал с глаз повязку, пытавшуюся скрыть от него правду. Теперь следовало взглянуть на Локи по-новому.

Том равнодушно посмотрел на небо — погода обещала быть пасмурной.

* * *

Рейкьянес был красив той дикой красотой, которая неизменно тянула к себе всех одиноких, непонятых и отвергнутых скитальцев и просто романтичных натур. По мутному голубому небу проплывали облака, в свете заходящего солнца казавшиеся кровавыми. Земля казалась обугленной, куда не посмотришь — каменные изваяния древних гор, зияющий впереди огромным огненным глазом вулкан; тонкие струйки дыма, вырывались из земли и обдавали ноги жаркой волной.

От Рейкьявика — Риддлу он совершенно не понравился: типичный северный городок с надоевшим до безумия очередным портом, безликими зданиями и не менее безликими обитателями с прозрачно-серыми, водянистыми глазами — пришлось добираться самому, около часа трястись по неровной дороге в телеге, а потом трансгрессировать в обговоренное место. Как только он почувствовал под ногами выжженную землю вулканического подножия, рядом раздалось негромкое шипение, и из воздуха сложился силуэт Локи, на сей раз одетого в какие-то черные тряпки со странным шитьем, которые мгновенно напомнили Тому женское платье. Он ещё не забыл своего желания приобщить асгардца к занимательному миру скандинавской мифологии и с кровожадным удовольствием вспомнил про то, что в легендах Локи  имел прозвище «мужа женовидного».

— Как тебе здесь нравится? — издевательски рассмеялся ас, разглядывая скромную мантию Риддла. — Похоже, твоя одежда уже несколько истрепалась за время нашего путешествия. Где же мой подарок?

Тома ошпарило гневом. Холеный, ни в чем не нуждающийся, избалованный Локи в последнее время вызывал жгучее отвращение, которое он тщательно маскировал равнодушием. Том ничем не выдал себя за недолгие дни их знакомства. Локи мог злиться, раздражаться, язвить, но из скорлупы странного молчаливого паренька он вытащить не мог. В конце концов он смирился со сроднившейся в его сознании скорлупой и Риддлом, перестав придавать этому значение. Кто Том такой, чтобы в его душе копался бог с кучей собственных тараканов в голове?

— Как поживает Тор? — вместо приветствия пробормотал Том.

— Прекрасно, как и всегда. Я часто размышляю над тем, как же всё-таки хороша жизнь, если у тебя нет даже зачатков разума.

Том сдержанно улыбнулся, продолжив:

— А Бальдр?

— Более чем отлично. Процветает и продолжает радовать высокое общество своей незамутненной чистотой, — Локи чуть слышно скрипнул зубами и направился к виднеющемуся невдалеке монолиту. Том неторопливо пошел за ним.

— Да, он живет отменно, — резко сказал Локи, остановившись. — Если бы он не был таким невинным дурачком, я заподозрил бы его в очередных придворных интригах.

— А может?.. 

— Нет, — упрямо ответил Лофт. — Ты его не знаешь. Я разглядел бы обман.

— Глаза могут подводить, — вкрадчиво начал Том. — Особенно если долго живешь рядом с человеком и привык доверять ему, как себе.

Локи поджал губы. Том едва не хихикнул: он попал не в бровь, а в глаз. Даже по напряженному молчанию аса он понимал, что тот думает о Торе. О глупом старшем брате, о котором не любил рассказывать, и Том знал почему — ему было стыдно. Богу Лжи, вечному изгою, стыдно.

Как забавно!

— Я никому не доверяю, — сухо начал Локи после непродолжительной паузы. — Кому если не тебе знать, чем чревата доверчивость?

Том весь был  вежливое удивление.

— Брось, — отмахнулся Локи. — Я прекрасно понимаю, что раз ты так одинок, то уже где-то обжегся, или, — он осклабился, — о кого-то.

Делиться с посторонним сокровенным — значит вызывать на ответную откровенность. Риддл решил пойти ва-банк:

— Верно. 

— Вот как! — Локи довольно сощурился. Ему явно не терпелось выслушать трагичный рассказ.

Тогда Тома понесло на крыльях, именуемых вдохновением. Самозабвенное вранье не было его сильной стороной, но в ту минуту его озарило совершенно непостижимым образом. История получилась отменной: не слишком вычурной, — хоть Том и тяготел к подобному изложению мыслей, — но и не заурядной. В меру безрадостной, но не без поучения. Локи был впечатлен, не говоря уж о самом Риддле, только что открывшем в себе новые неиссякаемые запасы словесного мастерства. Что Том тогда наговорил, стерлось из памяти по прошествии лет. Кажется, потом они потратили несколько минут на обсуждение исповеди, но беседа получилось вялой, незначительной, видно, Локи загорался интересом совсем ненадолго, совсем как Том. Разговор завял, и голоса смолкли. 

Вокруг снова не было ничего, кроме испещренного жуткими шрамами извержений подножья Рейкьянеса. 

— Ты видел когда-нибудь северное сияние? — спросил Том перед тем, как Локи собрался уйти. -  Я читал про него раньше, и теперь хочу увидеть собственными глазами.