«За папу! За маму! И за крестного в придачу!» (джен)

Четвертый этаж Хогвартса был гулок и пуст, засыпан щебнем и припорошен пылью. Гермиона, приподняв подол длинного платья, с помощью Гарри перебралась через очередной завал и оглянулась.

— Мне все время кажется, что за нами кто-то идет, — пожаловалась она.

— Это Пивз, — отмахнулся Гарри. — Я его сегодня уже трижды приложил, и в последний раз довольно сильно, так что в четвертый раз он не полезет. Но нервы еще попортит, конечно.

Словно соглашаясь со сказанным, на лестнице позади них что-то завыло, загрохотало и оглушительно взорвалось.

— Вот видишь, — успокаивающе сказал Гарри и полез через кучу щебня. — Руку давай!

Следующий поворот приятно удивил Гермиону: мусор был убран, пол подметен и даже, похоже, вымыт. Такой отрадный вид объяснялся просто: стены коридора были увешаны портретами, правда, настолько старинными, что их обитатели не обнаруживали никаких признаков жизни — либо зачахли от тоски и одиночества, либо попросту сбежали. В одном из закутков по дороге обнаружился целый склад красок, кистей, лестниц и прочих предметов, предназначенных для реставрации холстов и рам. Очевидно, МакГонагалл решила не обижать хогвартских старожилов и создать им приличные условия для проживания — авось и вернутся в свои потемневшие рамы, наполнив коридор видимостью обитания.

Гарри подвел Гермиону к большому зеркалу, висящему прямо на стене. Девушка удивилась: кто мог повесить в темном узком коридоре большое зеркало, в которое обычно смотрятся, отойдя метра на два? Сейчас же в нем можно было что-нибудь рассмотреть, только приблизившись вплотную, и то при условии хорошего «Люмоса», а то и двух. Гермиона вопросительно посмотрела на Гарри. Тот хитро улыбнулся, провел пальцами по резной деревянной раме и резко дернул за клык оскалившегося на змею кабана. Зеркало скрипнуло и отворилось, словно обычная дверь.

— Это тайный склад «Удивительных умников Уизли», — торжественно произнес Гарри, зажигая яркий Люмос» и широким жестом обводя тесную комнатушку с грудой камней вместо дальней стены. В комнатушке едва помещались горбатая этажерка и покосившийся шкаф. На прогнувшихся полках, застеленных старыми листами «Ежедневного Пророка», разместились те самые контрабандные товары, которые несколько лет подряд яркими красками расцвечивали жизнь обитателей Хогвартса, и с распространением которых упорно боролась самая принципиальная староста Гриффиндора Гермиона Грейнджер.

Гермиона насупилась: Гарри ведь прекрасно знал, что она на дух не переносит всякие вредилки из магазина братьев Уизли, почему же он привел сюда не Рона, который бы полжизни отдал за то, чтобы оказаться в этом царстве дурацких придумок, не Невилла, не Дина, а именно ее?

— Джордж просил меня посмотреть, не погибла ли во время войны эта комната, — объяснил Гарри, — и, если сохранилась, забрать для него одну вещь. Посвети-ка!

Гарри повернулся к столу и взял в руки картонный прямоугольник размером с небольшую книгу. Гермиона подошла поближе. Это оказалась старая, пожелтевшая колдография, с которой улыбались двое одинаковых рыжеволосых мальчишек лет двенадцати. Они стояли у зеркала, обнимая друг друга за плечи, а над ними, словно флаг, летал туда-сюда маленький человечек в шляпе с бубенчиками. Его лицо, обычно искаженное ехидной гримасой, сияло широкой улыбкой, а привычно злобные черные глазки смотрели с неожиданной теплотой.

— Это Пивз? — не поверила своим глазам Гермиона.

— Он самый, — улыбнулся Гарри. — Пивз был их третьим компаньоном. Я с трудом уговорил его позволить мне забрать фотографию.

Гермиона вспомнила ранее сказанное «приложил», но решила не заострять на этом внимание.

— Я пробрался сюда благодаря некоему паролю, известному только им троим, вернее, теперь уже нам троим. Рона к этой комнате Пивз не подпустит никогда: еще на нашем первом курсе Фред велел ему ни под каким видом не подпускать их младшего братика к зеркалу и гнать из этого коридора изо всех сил, а теперь вот отменить его распоряжение некому. И как только мы уйдем, Пивз станет единоличным владельцем этой комнаты, потому что теперь, — Гарри кивнул на колдографию, — Джорджу здесь нечего делать, а мне тем более.

— Но причем здесь я? — спросила Гермиона. — Я посторонний человек и для Джорджа, и для Пивза, я не имею никакого отношения к магазину... Зачем ты позвал сюда меня?

— Я очень хорошо тебя знаю, Гермиона, — улыбнулся Гарри, бережно заворачивая колдографию в бумагу и укладывая ее в мешочек. — Я видел, как ты расстроилась, узнав, что нельзя восстановить Выручай-комнату. Мне просто хотелось показать тебе это место, чтобы ты поняла, что Хогвартс всегда будет полон тайн и загадок, сколько бы Волдемортов ни пытались его разрушить. И Выручай-комната когда-нибудь оживет, а если нет — значит, другая появится, должны же наши дети и внуки не просто учиться в Хогвартсе, а участвовать в невероятных приключениях.

— Мерлин упаси! — только и смогла ответить Гермиона, пораженная до глубины души мыслью, что ее сын или дочь могут ввязаться в какую-нибудь историю, подобную тем, которые постоянно случались с ней самой.

— Возможно, ты и права, — философски ответил Гарри, выпуская ее обратно в коридор и запирая дверь на невидимый замок. — О детях нам, действительно, рановато думать — выпускной вечер в самом разгаре, поэтому я предлагаю найти где-нибудь укромное местечко и посидеть-поговорить вдали от колдокамер и назойливых репортеров. Ты как, не против?

И тут Гермиона поняла, что ее обвели вокруг пальца, что надо было уходить с этого вечера сразу после вручения дипломов и ни в коем случае не оставаться на банкет. Никакой компании, разумеется, и не предполагалось, Гарри просто выманил ее из зала, усыпил бдительность трогательной историей, а теперь собирается устроить ей допрос с пристрастием и хорошо, если без сеанса легиллименции. Вот же аврорская натура, Мордред его за ногу...

— Не против, — беззаботно отозвалась Гермиона, прикидывая, как избавиться от разговора как можно быстрее, безболезненнее и без вреда для репутации обоих.

— Отлично, тогда пошли! — Гарри снова крепко ухватил ее под локоть и повел по коридору. Гермона, обутая в туфли на высоких каблуках, едва поспевала за ним. Вырваться можно было только с боем. Но, к сожалению, сейчас на ней были не удобные джинсы с кроссовками, из которых она последний год практически не вылезала, а остромодное платье, которое могло расползтись по шву даже от неосмотрительно широкого шага.

Гарри остановился у Зала трофеев, оглянулся вокруг, галантно пропустил Гермиону вперед, вошел сам и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Зал трофеев тоже изрядно пострадал в Битве за Хогвартс, но за прошедшие месяцы в нем смогли навести относительный порядок: все кубки, грамоты, щиты и статуэтки были бережно сложены в огромные ящики с гербами факультетов. Столы и витрины были очищены от пыли и накрыты кусками плотной ткани.

— Прямо как для нас приготовлено, — Гарри подошел к столу, рядом с которым, как нарочно, стояли два стула, и бросил мантию на спинку одного из них.

— Располагайся! — радушно предложил он, воздвигая на стол свой мешочек из ишачьей кожи. В мешочке звякнуло и булькнуло.

Гермиона покосилась на дверь. Гарри, неправильно истолковав ее взгляд, тут же поспешил произнести пару запирающих заклинаний.

— Теперь нам никто не помешает, — улыбнулся он.

Прозвучало этот довольно зловеще. Гермиона поискала глазами какой-нибудь цветок в глиняном горшке. Такие предметы в книгах обычно находятся под рукой и выручают юных девиц в затруднительных ситуациях — и лишнюю рюмку можно туда вылить, и назойливого ухажера по голове приложить. Но никаких цветов, разумеется, в Зале трофеев никогда не было и быть не могло. Гермиона вздохнула и пообещала себе ни в коем случае не поддаваться на провокации и не пить больше одной рюмки — достаточно и того шампанского, что пили в Большом зале за ее здоровье и здоровье ее друзей.

Гарри тем временем вытащил из мешочка пузатую плетеную бутыль красного вина.

— Со стола почетных гостей снял, — похвастался он.

Гермиона с трудом сдержала желание треснуть его этой бутылью по макушке. Не далее как на прошлой неделе ее родителей и ее, соответственно, семейство Малфоев вытащило на «деревенский пикник». До сих пор Гермиона считала, что пикник — это брошенный на траву плед или мантия, корзинка с традиционными сандвичами и фруктами и, соответственно, сливочное пиво или кое-что покрепче по количеству желающих. На пикнике семейства Малфоев деревенскими были разве что местность, мебель да плетеные пузатые бутылки кьянти. Все остальное почти не отличалось от званого обеда — дамы в платьях и шляпках, мужчины в рубашках и пиджаках... Гермиона, не сообразив, что пикник пикнику рознь, явилась в гости в футболке и джинсах и потом весь день радовалась, что не додумалась нацепить по случаю несусветной жары любимые шорты. Но на ее оплошность никто внимания не обратил, по крайней мере, вслух, и пикник бы прошел вполне терпимо, если бы не присутствие вечного раздражителя, который не умел правильно бросать прихваченную ею из дома фрисби, немилосердно жульничал в серсо, а о пляжном волейболе вообще не имел ни малейшего понятия.

На ротанговом столике в тот день стояла именно такая бутылка. Младший Малфой, рисуясь перед гостями, с умным видом рассказывал, что бутылки, оплетенные соломой, в Италии называют «фьясками». В старину они служили игрокам в кости своеобразными ставками — тот, кто проигрывал тур, бежал за очередной фьяской. Отсюда якобы и пошло название полной неудачи — «фиаско».

Старший Малфой тотчас же обозвал его неучем и невежей — мол, такие истории только принижают значение хорошей вещи и доброго вина, а на самом деле выражение «потерпеть фиаско» появилось в семнадцатом веке, после выступления знаменитого в те времена болонского комика. Тот славился умением рассказывать смешные истории о любом предмете, оказавшемся у него в руках. Однажды кто-то из зрителей вручил ему фьяску с вином, но монолог, вопреки ожиданиям, не развеселил публику и та закидала неудачника такими же фьясками, после чего история разошлась по всей Италии.

Розмерта тогда поспешила успокоить надувшегося Драко, рассказав, что в Шармбатоне очень популярна игра, которая так и называется — «Фиаско» и заканчивается всеобщим застольем, с точно такой же бутылкой в главной роли.

«Каждый игрок, — рассказывала Розмерта, — выбирает себе какого-нибудь известного персонажа, а затем все вместе сочиняют общую историю, по очереди вытаскивая из мешочка игральные кости — черную или белую. Черная — какое-то трагическое событие в жизни персонажа, белая — что-то хорошее. Однажды я была Жанной д’Арк, и почему-то раз за разом мне попадались кости черного цвета. Что только ни пришлось перенести тогда моей героине... У моих сокурсников фантазия разгулялась не на шутку и мне всю ночь потом снились красочно расписанные ими „Железная дева“, „Скрипка сплетниц“, гаррота и мешок с негашеной известью. Но самой страшной почему-то оказалась „позорная маска“ с длинными пышными мужскими усами».

Последнюю фразу Розмерта произнесла с выражением искреннего ужаса, чем развеселила всю компанию и вызвала целый ворох комплиментов от присутствующих за столом мужчин.

«Пожалуй, я теперь знаю, чем порадовать своих старых знакомых» — произнес тогда старший Малфой, не вдаваясь в объяснения. Но сейчас Гермиона сообразила, в чем дело: каким бы замечательным ни было вино, присланное им к столу победителей, но сопутствующее подарку слово «фиаско» было приятной мелкой пакостью со стороны дарителя: осознание того, что недавние противники с благодарностью приняли от него три ящика «неудач» и «провалов», должны были доставить лорду Малфою немало приятных минут.

Но Гарри она всего этого, по понятной причине, рассказывать не стала, и, пройдясь «Тергео» по импровизированной скатерти, принялась выкладывать на нее тарелки со снедью. Под руку попался перевязанный золотой ленточкой свиток. Гермиона вынула его и отложила на край стола, чтобы не запачкать. Гарри порылся в своем мешочке, вытащил точно такой же свиток и бережно положил его рядом с гермиониным.

— Надо бы его обмыть! — деловито заявил он, забыв, что в Большом зале каждый диплом был не то, что обмыт, а вымочен до последней нитки прилагающейся к нему ленточки.

Вслед за дипломом на столе появились три рюмки.

— Взял по привычке, — сконфуженно пояснил Гарри, но третью рюмку убирать не стал, просто отодвинул ее в сторону. Гермиона вспомнила, что в некоторых странах ошибочно поставленный на стол лишний прибор предвещает появление незваного гостя, но ничего не сказала — еще не хватало, чтобы Гарри счел ее суеверной.

Гермиона вынула из сумочки все припасы, рассудив, что если молодой растущий организм победителя Волдеморта всего не употребит, то хотя бы поблагодарит ее завтра утром, когда хозяин проснется в своей маленькой съемной квартирке, выпьет припасенное заранее антипохмельное зелье и обнаружит, что кушать хочется, а сил для приготовления позднего завтрака нет совсем.

Наконец стол был накрыт, вино разлито по рюмкам и прозвучал первый тост, естественно, за свежеполученные дипломы. Затем Гарри принялся расспрашивать Гермиону о ее планах и делиться своими впечатлениями от поездки в Аврорскую академию, из которой он вернулся только вчера. Гермиона немного расслабилась и с удовольствием выслушивала дифирамбы испытательному лабиринту, из которого курсанты обычно не выходят, а выползают, настолько он сложен и опасен. Между рассказами о великолепии библиотеки Магического университета и огромного дуэльного зала Академии как-то незаметно проскользнули еще несколько тостов — за победу, погибших друзей, новые подвиги, великую любовь и еще что-то настолько же традиционное.

Гермионе было невероятно уютно сидеть вот так, рядом с Гарри и болтать ни о чем — словно вернулись те долгие вечера в холодной палатке у синего огонька, который согревал их озябшие руки и не давал потерять надежду на лучшее. Сейчас же все страхи ушли в прошлое, впереди светило несколько лет учебы и никто не знал, когда они с Гарри смогут еще вот так посидеть рядышком, поболтать, посмеяться, не напарываясь на ревнивые взгляды, убивающие всю непринужденность их посиделок.

И вдруг все закончилось. Еще минуту назад Гарри шутливо жаловался на профессора Тофти, немилосердно гонявшего его на экзамене по ЗОТИ, на принимающего практическую часть аврора, который применил на будущем абитуриенте несколько запрещенных приемов... Еще полминуты назад, торопливо дожевав сандвич и вытерев руки о полы мантии, Гарри схватил свой диплом и, торопливо развязав ленточку, развернул его, чтобы показать подруге «Превосходно» по ЗОТИ, выписанное просто огромными, ярко-огненными, буквами... И вот теперь он сидит с оторопелым видом, раскрыв рот и вытаращив глаза, и смотрит на Гермиону, словно на восставшего из гроба Волдеморта.

— Что там? — хихикнула захмелевшая Гермиона. — Тебе вместо «Превосходно» поставили «Тролля»?

Гарри молчал, переводя взгляд то на нее, то на развернутый диплом.

Гермиона по привычке чуть не отобрала у него свиток, чтобы самой посмотреть на озадачившую его надпись, но вовремя вспомнила, что следы от копчушек и деревенских колбасок будут на новеньком пергаменте абсолютно лишними. Поэтому она принялась тщательно вытирать пальцы, попутно выкладывая известные ей факты:

— Перепутать там ничего не могли. Процедура заполнения дипломов продумана и отработана веками, если не тысячелетиями. Бланки выпускаются строго по числу выпускников и привозятся в школу уже со всеми печатями и степенями защиты. Но заполнять их вручную директору Хогвартса никто не доверит — а вдруг какая-нибудь клякса на пергамент упадет или воск со свечи капнет? А вдруг рука дрогнет? А вдруг кто-нибудь или что-нибудь его отвлечет и в диплом вкрадется ошибка, ты представляешь, какой поднимется скандал? Поэтому чиновники из Министерства, которые привозят бланки, бережно укладывают их на стол рядом со свитками с результатами экзаменов, директор произносит очень сложное заклинание, и вуаля! — Гермиона щелкнула пальцами под носом у Гарри. — Все дипломы заполнены красиво и правильно, все оценки соответствуют, все фамилии написаны правильно и без ошибок. А директору, в данном случае, профессору Макгонагалл, остается только ленточки подписать, чтобы лишний раз свитки не разворачивать при вручении.

Гермиона напоследок прошлась по пальцам очищающим заклинанием и требовательно протянула руку.

— Вот именно... — замогильным голосом произнес Гарри, не торопясь отдавать ей свой диплом.

— Что именно? — переспросила Гермиона, не опуская руку.

— Фамилия, — прозвучало тем же убитым тоном.

— Что фамилия? — снова не поняла Гермиона. — Тебе неправильно написали фамилию? Да быть такого не может. Дай-ка сюда! — и она попыталась отобрать у Гарри диплом, чтобы лично убедиться, что в нем нет ошибок. — Ты же разворачивал его за столом, Джинни еще ругалась, что ты не дотерпел до дома, и теперь диплом будет очень трудно свернуть таким же образом и приладить на место ленточку.

— Не мне неправильно написали, — наконец отмер Гарри и сунул диплом ей под нос, — а тебе! Почему у тебя в дипломе написано «Гермиона Джин Снейп»?

Гермиону словно углями обсыпало. Она выхватила свиток у Гарри из рук и внимательно вгляделась в надпись. Так... «решением Магической аттестационной комиссии... Школы Чародейства и волшебства Хогвартс... факультета Гриффиндор...»

Далее на пергаменте, как раз под вытисненным изображением вставшего на задние лапы льва светились адским пламенем три слова: «Гермиона Джин Снейп».

— Что это? — слабым голосом произнес Гарри, указывая на свиток. — Когда это ты успела?

— Что успела? — не поняла Гермиона.

— Замуж за него выйти.

— За кого? — осторожно уточнила Гермиона, чувствуя неотвратимо надвигающееся дежавю.

— За профессора Снейпа.

В голосе Гарри прозвучал настолько неприкрытый ужас, что Гермиона не выдержала и, вскочив со стула, крикнула:

— Ни за кого я замуж не выходила, и тем более за профессора Снейпа. Да что же вы все, издеваетесь? Сначала он, теперь ты! Я что, давала вам повод когда-нибудь так о себе думать?

— Он — это кто? — вкрадчиво спросил Гарри, трезвея на глазах.

Гермиона закрыла рот и села на место.

— Он — это он, — упрямо сказала она с твердым решением больше не говорить ни слова.

— Он — это Снейп? — уточнил Гарри.

Гермиона вздернула подбородок и стиснула зубы, проклиная свою беспечность и несдержанность.

— Гермиона, ты сама сказала, что диплом подделать нельзя, — Гарри в упор смотрел на нее через стол. — И магия сегодня при всем честном народе подтвердила, что этот диплом — твой, если только у нас на курсе не было другой Гермионы Джин Снейп.

Гермиона вспомнила вспышку, подтверждающую получение диплома представительницей славного факультета Гриффиндор, и опустила глаза.

Гарри осторожно поддел свисающую с пергамента ленточку и вслух прочитал начертанное на ней: «Гермиона Джин Грейнджер».

— Это что же получается, — прищурился он, — профессор, вернее, директор Макгонагалл тоже не в курсе, кому она вручила диплом? Ты обманула даже ее?

Гермиона гневно сузила глаза.

— Я никого не обманывала, мистер будущий аврор. Как ты мог подумать, что я могла бы обмануть своего любимого декана и всю министерскую комиссию?

— Но как ты тогда объяснишь вот это? — Гарри ткнул пальцем в свиток, который она до сих пор держала в руках.

Гермиона молчала. Для нее самой произошедшее было загадкой. Результаты экзаменов заносились в общие ведомости, существовали, наверное, еще какие-то документы — на питание, на проживание, на прочие хозяйственные и учебные нужды, и до сегодняшнего дня в них значилась фамилия Грейнджер, иначе не миновать бы школе вселенского переполоха. Что же произошло сегодня?

— Почему ты молчишь? — требовательно спросил Гарри.

— А почему она должна тебе что-либо объяснять? — вдруг раздался из темного угла зала знакомый голос. Гарри сорвался со стула и направил палочку на неизвестно откуда появившегося незваного гостя.

— Кто ты такой, что требуешь от нее объяснений? — продолжил Драко Малфой, выступая из тени и откидывая капюшон мантии-невидимки. — Ты ей кто — сват, брат, или, — тут его голос наполнился невыразимым ехидством, — жених?

— Я ей лучший друг, — твердо ответил Гарри, не опуская палочки, — и требую ответа по праву друга. А вот по какому праву ты прячешься здесь, подслушиваешь чужие разговоры и влезаешь в чужие беседы?

— Я? — деланно удивился Малфой. — По праву родственника, конечно. Не правда ли, кузина?

— Я тебе не кузина, — рассерженной кошкой прошипела Гермиона, поднимаясь из-за стола и тоже вытаскивая палочку. Этот «родственничек» за последнее время успел надоесть ей хуже горькой редьки и досадить чуть ли не больше, чем за все прошедшие годы вместе взятые.

— Какая она тебе кузина? — одновременно с Гермионой завопил Гарри.

— Троюродная, — ехидно заявил Малфой и, покачнувшись, с трудом выпутал руку из мантии. Гермионе стало ясно, что надоедливый «кузен» пьян до безобразия. Или прикидывается, что тоже вполне вероятно.

Малфой расправил пальцы и начал объяснять:

— Моя бабушка, Друэлла Розье...

— Замолчи! — вскрикнула Гермиона. Свою настоящую родословную она уже выучила чуть ли не назубок, и тем ужаснее было осознавать свое родство, пусть и дальнее, с кучей темномагических семей, а особенно с одиозным пожирателем, изуродовавшим Аластора Грюма.

— Ты права, это семейное дело, — согласился Малфой, — и посторонним до наших семейных отношений дела нет. Хотя тебя, Поттер, с известной натяжкой, тоже можно считать нашим родственником: твоя бабка Дорея...

— Заткнись, Малфой! — теперь вскинулся уже Гарри, явно оскорбленный мыслью, что может оказаться родственником своего злейшего врага.

Драко послушно умолк.

— Ты зачем пришел? — сдавленным от переполнявшей ее злости голосом спросила Гермиона. Мало ей было любопытного Гарри, так еще и этот приперся, того и гляди, ляпнет что-нибудь. И вот попробуй в таких условиях сохранить семейную тайну...

— Мне отец велел за тобой присматривать, чтобы не натворила чего по молодости, по глупости, — с готовностью ответил Драко.— Ты же у нас в магических обычаях не сильна, увлечешься по пьяни где-нибудь, с кем-нибудь, а потом замуж никто не возьмет — у нас с этим знаешь, как строго?

— Твой отец? — ляпнула Гермиона, не в силах отогнать появившуюся перед глазами картину: лорд Малфой, расхаживая по кабинету, наставляет стоящего навытяжку перед ним сына бдительно стеречь новоявленную родственницу, дабы та соблюла целомудрие и не опозорила порядочную семью.

— Ну не твой же, — фыркнул Малфой и, не успела Гермиона его остановить, заявил:

— Твоему, по-моему, вообще не интересно, за кого ты замуж пойдешь, и пойдешь ли вообще, лишь бы университет с отличием закончила.

Гермиона сделала страшные глаза, и Малфой умолк, вспомнив, что они здесь, вообще-то, не одни. Но, похоже, было уже поздно.

Они медленно повернулись к Гарри. Тот тихонько сидел на стуле и внимательно слушал их перепалку.

— Обливейт? — деловито спросил Малфой, вытаскивая палочку. — Сама справишься или мне позволишь?

Гермиона заколебалась. Лишать памяти своего лучшего друга ей ой как не хотелось — Гарри был единственным, кто мог бы принять ее новую семью: к сожалению, с Роном они давно утратили взаимопонимание, а о том, чтобы рассказать остальным друзьям о появлении в ее жизни такого отца, даже речи быть не могло. Но и рисковать семейным благополучием тоже было нельзя, Гермиона это прекрасно понимала. Для раздумий времени не оставалось, и проблема выбора, с решением которой она тянула все эти недели, встала перед ней во всей своей неприглядности. Семья или друг? Друг или семья?

Гарри спокойно сидел, не делая попыток встать или приготовиться к защите, но Гермиона знала, что его рука, скрытая импровизированной скатертью, сейчас крепко сжимает волшебную палочку в полной готовности нанести ответный удар. Сдаться просто так — это не к Поттеру, и не важно, кто стоит перед ним — старинный недруг или лучшая подруга.

— Ну что, — поторопил ее Малфой, — думай быстрее, ты или я, а то поздно уже, спать хочется.

Гермиона мысленно призвала на его голову три чумы и два потопа и подняла свою палочку.

— Сама? — удивился Малфой и отошел в сторону. — Ну, как хочешь. В конце концов, это твой друг, имеешь право.

Гермиона подошла к столу. Гарри не сводил с нее настороженных глаз.

Семья или друг? Друг или семья?

Малфой стоял на несколько шагов позади нее, и для того, чтобы оглушить его, следовало потратить несколько лишних секунд. Она не успеет, просто не успеет. Гарри, конечно же, подстрахует ее, и вдвоем они наверняка управятся, но это ей не поможет — Гарри слишком много узнал, и даже если они сейчас избавятся от Малфоя, отпереться от неприятных вопросов Гермионе будет попросту не реально.

Выбора не было: именно сейчас она должна предать кого-то из самых близких ей людей.

Гермиона прерывисто вздохнула и подняла палочку. Гарри напрягся.

— Гарри, ты когда-нибудь давал Непреложный обет?

Малфой за ее спиной выругался и пробормотал: «Плакали мои три галлеона».

Гарри вытаращил глаза и произнес нечто вроде «Э-э-э...»

— Но хотя бы слышал о нем?

Гарри кивнул, но видно было, что эта идея тоже не пришлась ему по душе.

— Гермиона, — с подозрением спросил он, — а ты хоть знаешь,как правильно проводить этот обряд? Насколько я помню, это очень сложное магическое действие.

— Я читала о нем, — авторитетно заявила Гермиона, — ничего особо сложного там нет, и если правильно сформулировать вопросы и не отклоняться от схемы, риск минимален.

Гарри, похоже, такой ответ не удовлетворил. Малфой заметил, как он озабоченно нахмурился, и не преминул вставить свои пять кнатов.

— Дело, конечно же, твое, Поттер, — лениво протянул он, призывая из угла стул и устраиваясь на нем поудобнее, — но я бы не рискнул: мало ли какая опечатка в книге окажется, а мне потом доказывай, что Герой войны испепелился сам, без моего активного участия.

— Ты, если не можешь предложить чего-нибудь конструктивного, не лезь! — обрушилась на него Гермиона. Явился тут, понимаешь, не вовремя, ляпнул чего не следовало, а теперь еще и палки в колеса ей вставлять надумал. — Ты хоть одну опечатку в магических книгах видел, умник?

— Как ни странно, видел, и не одну, — поспешил разочаровать ее Малфой. — Те творения почтенных старцев, которые в нашей школе гордо именовали учебниками, кишели ошибками и опечатками, словно Лютный переулок голодранцами, и если ты их не заметила — кнат цена тебе как волшебнице. А в вашей библиотеке нормальной книги по магическим обрядам вообще нет...

— А в вашей, значит, они есть, — перебила его уязвленная Гермиона. Библиотека семейства Малфоев в свое время произвела на нее неизгладимое впечатление и пробудила доселе неизвестное чувство чернейшей зависти.

— А в нашей — есть, — самодовольно ухмыльнулся Малфой. — И не одна. И если ты хорошо меня попросишь, я, возможно, напрягу свою память и извлеку из нее все детали интересующего тебя обряда. Для тебя ведь это очень важно, не так ли?

Он небрежно кивнул на диплом Гермионы, все еще лежащий на краю стола.

— Гермиона, не стоит, — предупреждающе бросил Гарри. Мысль о том, что Гермиона станет просить о чем-нибудь Драко Малфоя, была для него нестерпимой, если не сказать, невыносимой. Лучше уж "Обливейт".

— Погоди, Гарри, — отмахнулась от него Гермиона. — Драко, у меня есть встречное предложение: ты рассказываешь нам о всех тонкостях Непреложного обета, а я не говорю отцу о твоей роли в раскрытии одного семейного секрета. Идет?

— Идет, — на удивление легко согласился Малфой. — Хоть это и неравноценный обмен, но как настоящий джентльмен и твой близкий родственник...

Сделав драматическую паузу и насладившись реакцией собеседников, он менторским тоном заявил:

— Дамы и господа, прошу вас вытащить перья и пергаменты. Приготовьтесь записывать каждое слово или внимайте во все уши, ибо лекцию о магических обрядах я дважды повторять не собираюсь.

— Погоди минутку! — вдруг остановила его Гермиона и повернулась к Гарри.

— Я клянусь тебе чем угодно, — сказала она, глядя ему прямо в глаза, — я могу сама дать тебе Непреложный обет в том, что этот секрет касается только моей семьи и никоим образом не может угрожать безопасности нашего мира. Но я должна сохранить его — от этого зависит благополучие и, возможно, жизнь двух очень дорогих мне людей. Согласишься ли ты разделить его со мной?

— А разве у меня есть выбор? — серьезно спросил Гарри, кивая на Малфоя. — И, кстати, его ты почему-то не просишь хранить эту тайну.

— Потому что она касается и моей семьи, Поттер, — криво улыбаясь, пояснил Малфой. — И я готов со своей стороны подтвердить, что вашей безопасности с этой стороны ничего не грозит. Но у тебя есть выбор: либо ты уходишь отсюда, забыв нашу беседу, либо становишься посвященным, третьего не дано: я не такой гуманист, как твоя подруга, и рисковать своей семьей из-за чьей-то дурацкой сентиментальности не собираюсь. Так что, решай сам.

Гарри пристально посмотрел Гермионе в глаза, затем перевел взгляд на ее диплом и решительно кивнул:

— Рассказывай!