То, что спит в холмах (джен)

Хай-стрит ни капельки не изменилась за время моего пребывания в «Андвари, Андвари и Ко». Люди все так же куда-то спешили, и все так же не обращали на меня внимания. Я немного постояла возле закрывшейся двери, размышляя, что мне делать дальше. Наиболее очевидный вариант — срочно кидаться искать деньги, дабы не обретать дурную привычку жить в кредит, которой я всеми силами старалась избежать в прошлой своей жизни — все же не был самым правильным. Чем может срочно начать зарабатывать десятилетний ребенок в городе конца девятнадцатого века? На ум приходила только профессия разносчика газет, но для этого требовалось знание хотя бы части города. Впрочем, знание города требовалось в любом случае — даже для того, чтобы начать просить милостыню в правильном месте. Не то, чтобы я собиралась этим заниматься, но, как известно, есть две вещи, от которых не стоит зарекаться: сума и тюрьма, причем первая из них вполне могла повлечь за собой вторую.

Иными словами, еще немного поразмыслив, я решила, что начать лучше будет со знакомства с унаследованным имуществом, ежели таковое имелось на обещанном месте Силы. Тем более что организм по мере улучшения моего самочувствия начинал потихоньку намекать, что иногда и поесть не мешает, и я очень надеялась, что на месте назначения окажется что-нибудь либо съедобное, либо годное для продажи. Тем не менее, экспериментировать с ключом быстрого перемещения на глазах у толпы народа тоже было не лучшим вариантом, поэтому я решила поискать что-нибудь менее оживленное, чем Хай-стрит. Немного пройдясь вдоль нее, я свернула на одну из небольших улочек, во множестве отходящих от главной, как кости от позвоночника в рыбьем хвосте. Количество народа вокруг резко поубавилось. Свернув еще раз, я очутилась в узком, грязном проулке, спугнула пару рывшихся в мусоре крыс и, вновь визуализировав перстень, воззрилась на него в задумчивости. Как же тебя активировать, дорогой? Паролем? Возможно, но не факт. Не знаю, как у магов в конце девятнадцатого века, а в обычном мире начала века двадцать первого пароли, как правило, ставились для того, чтобы ограничить круг доступа к важному объекту или предмету. Смысла в подобной заморочке для перстня, которым кроме главы рода все равно никто не сможет воспользоваться, ни малейшего нет. А вот неудобство налицо — при постоянном контакте с ключом владельцу придется постоянно контролировать сказанное, чтобы ненароком не употребить выбранное кодовое слово всуе, поскольку магия вряд ли будет разбираться, действительно ли ты хочешь куда-то лететь, или ляпнул, не подумавши. Несколько правдоподобнее выглядит предположение насчет банального приказа артефакту, как в случае с его собственным сокрытием. Попробовать, что ли?

— Мне нужно переместиться к родовому месту силы, — шепнула я перстню. Реакция — нулевая, с тем же успехом можно было бы обращаться к ближайшей стене. Интересно, это означает в корне неверное предположение или недостаточную степень аргументации?

— Порт к родовому месту силы рода Купавы! Живо! — прошипела я и, уже ощущая знакомый по лепреконовскому ключу быстрого перемещения рывок, задалась вопросом: а что я на этом месте силы, собственно говоря, буду делать и как собираюсь возвращаться обратно? Не повторить бы судьбу сдохшей от любопытства кошки…

Дымчатые запахи влажной коры и мха нахлынули на меня еще до того, как перед глазами прояснилось. Я оглянулась и вдохнула свежий воздух, так разительно отличавшийся от городского, чувствуя, как по лицу помимо воли расползается идиотская счастливая улыбка.

«Дома!» — промелькнула в голове короткая, невероятно радостная мысль, разом уничтожая все сомнения по поводу правильности поступка. Не знаю, имеют ли места Силы единый, раз и навсегда запечатленный облик, или же подстраиваются под каждого главу рода, но та картина, которую я видела сейчас, в последние лет пять, действительно, плотно ассоциировалась для меня с местом, где можно обрести покой, силы и душевное равновесие. На крохотной полянке, освещенной тусклым сероватым светом ранних сумерек и окруженной стройными колоннами сосновых стволов, стояла бревенчатая охотничья избушка с крытой дерном крышей. Чуть в стороне между двух стволов притулился на скорую руку сколоченный стол, а рядом серели остатки костровища. Из низины доносился веселый звон ручья, и я почему-то была уверена, что если взобраться выше по склону, то вдали будут видны рыжевато-бурые, похожие на столбы скалы. Не тайга предгорий Алатау, конечно, в которую я, раз увидев, влюбилась на всю жизнь, но чертовски похоже. Жмурясь, я подняла лицо к налитому глубокой синевой небу и засмеялась. Наверное, в этот момент я выглядела нелепо — тощий мальчонка в старомодной городской одежде не по росту стоит посреди глухого леса и хохочет в полный голос, но, честно говоря, было плевать — все равно здесь судить некому. Сама возможность увидеть это место была хоть какой-то наградой за утреннюю мороку. Теперь стоило проверить еще одну вещь.

Я поднесла перстень к губам и, придав голосу уверенность, распорядилась:

— На Хай-стрит, Эдинбург, офис «Андвари, Андвари и Ко».

Ключ сработал, как часы. Я возникла на уже знакомой улице, неподалеку от входа в контору мистера Андвари. Фурора, как и прежде, это не произвело. Проходивший мимо пожилой джентльмен только проворчал, что бросается, мол, всякая мелочь под ноги, но никакой бури удивления или возмущения не последовало. Отлично! Негромко насвистывая, я прошла обратно к полюбившемуся проулку и приказала уже мысленно: «К месту Силы рода Купавы». Сработало! Великолепно, значит, на будущее можно не орать во весь голос о направлении своего перемещения. Ну, теперь можно поближе познакомиться с родовым имением. Не особняк, конечно, но и на том, что есть, спасибо. Во всяком случае, хоть какая-то крыша над головой у меня будет.

Подойдя к входу в избушку, я потянула на себя тяжелую дверь. Внутренний интерьер небольшого помещения тоже был мне знаком и, похоже, не сильно менялся век от века. В один угол жалась сложенная из закопченных кирпичей печурка, в противоположный был задвинут стол, на нем лежала пара книг, словно недавно здесь оставленных, поскольку переплет не покоробился, не заплесневел и не был попробован на зуб лесными грызунами. На полке над столом — небогатая утварь. Под потолком в полотняных мешочках сушеные травы. Случайно наткнувшись на липовый цвет и зверобой, я тут же их отложила: чай будет, уже хорошо. А вот съестных припасов в избушке не было. Вообще. Да и сундуков с золотом как-то не наблюдалось.

Дальнюю от входа половину помещения занимал застеленный волчьими шкурами полок. Забравшись на него, я вытянулась в полный рост и минут десять пролежала, глядя в низкий темный потолок. Все бы ничего, но меня беспокоила чересчур уж хорошая сохранность доставшегося мне имущества. Если я правильно разобралась в датах на пергаменте в кабинете мистера Андвари, то последний представитель рода Купавы, причем даже не глава, а кто-то из рядовых членов боковой ветви, скончался порядка полутора сотен лет назад. За такой промежуток времени безнадежно ветшают дома, возведенные в городе, от лесного же без должного ухода и периодического обновления не осталось бы вообще ничего. Тем не менее, этот дом все еще стоял и был, скажем прямо, в отличном состоянии. Травы были высушены не раньше прошлого лета, а след от костра определенно был еще свежее. Выходит, кто-то домом все-таки пользовался? Или это родовая магия его так удачно законсервировала? Какой из двух вариантов оказался бы лучше, я затруднялась сказать, но было ясно, что возможности выбора мне все равно никто не даст и придется принимать как факт то, что есть в наличии. Не исключено, конечно, что в избушке бывал лишь набегами, используя ее в качестве заимки, кто-нибудь из таежных охотников. Хотя это никак не объясняло присутствие книг и отсутствие маломальского запаса продуктов, поскольку как раз охотники-то запасы всегда делают.

В общем, гадать можно было до бесконечности либо до того момента, пока не появится нынешний обитатель избушки. Придя к выводу, что с проблемами лучше разбираться по мере их возникновения, я кое-как сползла обратно на пол и, прихватив пустой котелок и висевший на стене возле входной двери топор, вышла из избушки. Надо было, пока не стемнело, организовать хотя бы чай с сухарями, раз уж ничего более существенного здесь мне не светило. Да и погреться не мешало бы, поскольку даже сейчас в избушке было свежо, а ближе к ночи температура наверняка опустилась бы еще ниже. Где-где, а в тайге Минусинского округа Енисейской губернии, если в этом мире Енисей течет тем же руслом, что и у нас, выражение «не май месяц» не прокатит. Здесь и в мае вполне может снег пойти.

Оставив котелок на завалинке, я обошла избушку по кругу, надеясь, что раз есть следы от костра, то должно отыскаться и то, из чего его разводили. Поленница, действительно, нашлась. Небольшая, правда, но на первое время ее должно было хватить. А вот с колкой дров возникли затруднения. Сам по себе мальчик с задачей, думаю, справился бы, несмотря на свое далеко не культуристское телосложение. У меня это даже в своем прежнем теле получалось, с одной только поправкой. В прежнем теле я никогда не пробовала совершить подобную операцию при помятых ребрах. Больно оказалось до слез, но слезы это еще полбеды. Я никак не могла нанести по чурбану удара, достаточно сильного, чтобы его расколоть. В итоге про настоящий травяной чай пришлось забыть. Я потихоньку нащипала с поленьев щепы и растопила печку, благо странной формы спички в коробке, боковина которой по фактуре напоминала наждак, в избушке отыскались. Когда щепки прогорели, я поставила в печь наполненную водой кружку, в которую всыпала труху из мешков с травами и немного раскрошенного липового цвета. Закипеть она так и не закипела, но хотя бы немного настоялась, приобретя вкус. Именно этим настоем, заедая его черствым куском ржаного хлеба, я и отобедала, попутно листая одну из найденных в избушке книг.

Книга однозначно оказалась зачарованной. Поначалу, открыв ее наугад где-то на середине, я испытала разочарование — картинки-то, изображающие разные части растений, двусмысленного толкования не допускали, а вот языка, на котором был написан текст, я не знала. Округлые буквы, выписанные каллиграфическим почерком, конечно, вызывали отдаленную ассоциацию с греческим алфавитом. Но это, если учесть предположительное место расположения избушки далеко за Уральским хребтом, подтверждаемое ощутимой разницей во времени между Эдинбургом и местом Силы, выглядело совсем уж странно. Нет, предки-волхвы определенно не горели желанием облегчать жизнь потомкам.

— А по-русски не судьба? — обиженно проворчала я, перелистав несколько страниц и убедившись, что дальше ситуация меняться даже не думает. Кажется, меня услышали. Буквы зарябили, перестраиваясь и складываясь во что-то гораздо более знакомое.

— Корень и цвет плакун-травы собирай на ранней утренней заре Иванова дня… — прочитала я уже без всяких проблем. Похоже, меня угораздило отыскать какой-то травник. Догрызая сухарь, я бегло просмотрела разделы книги. Содержащиеся в ней сведения в перспективе могли оказаться полезными, но требовали более подробного ознакомления, а не наскока, подобного нынешнему. А для подробного ознакомления требовалось вначале обеспечить материальную базу, поскольку питаться исключительно духовной пищей у меня вряд ли получилось бы.

Еще раз обдумав положение вещей, я пришла к заключению, что правильнее будет вернуться обратно в Эдинбург. Нет, разумеется, можно было и в лесу заночевать, но смысла в этом не имелось. Во-первых, за ночь все равно бы ничего не изменилось, а во-вторых, по тому временному поясу, который был мне более привычен, спать было рановато, да и по шотландскому время едва-едва успело перевалить за обеденный перерыв, и организм, уже слегка отошедший от общей встряски, спать не хотел ни в какую. Я положила травник обратно на стол, с которого он был взят, в надежде, что то, что сохранило его прежде, не подведет и дальше, и, тяжело вздохнув, снова отдала перстню распоряжение на быстрое перемещение. Оставалось лишь уповать, что на родине мальчика мне повезет больше.

Вновь оказавшись на Хай-стрит, я немного постояла, задумчиво рассматривая витрины, а потом неторопливо двинулась вниз по улице. Конечно, здесь, в центре города, мне с моим непрезентабельным видом трудоустроиться было маловероятно, потому что, хотя, еще будучи в лесу, я и умылась со всем тщанием, ни синяков, ни поношенной одежды, делающей меня крайне подозрительным типом, это не отменяло. Поэтому при первой возможности с Хай-стрит я свернула и, поплутав по закоулкам, оказалась на куда менее оживленной улице, где и строения, и прохожие выглядели попроще. Отсюда я и начала свои поиски, наудачу заглядывая во все лавки подряд.

Из булочной меня вытурили прямиком от входа — возможно, что и к лучшему, потому что от одуряющего запаха свежевыпеченной сдобы, смешанного с ароматами корицы, ванили и шоколада, у меня начало сводить спазмом желудок, недвусмысленно намекая, что один сухарь за еду не считается. Та же история повторилась в мясной лавке с одной лишь разницей — запах там стоял куда менее аппетитный, живо напомнивший мне мясные павильоны наших отечественных рынков. Впрочем, с мясником диалог у меня все равно не сложился. Хозяйка шляпного магазина, расположенного дальше по улице на оживленном перекрестке, оказалась более общительной, однако рассыльный у нее уже был. За перекрестком, на котором я увидела первого полицейского с металлической бляхой на высоком головном уборе и крестообразной нашивкой на рукаве, располагалась очередная лавка, вывеска над входом в которую гордо сообщала: «Ингредиенты и снадобья Дель Сарто». Посмотрев на выставленные в витрине бочонки и развешанные пучки сухих трав, я решила, что передо мной аптека, однако, уже войдя, засомневалась. Во всяком случае, это не являлось аптекой в понимании жителя конца двадцатого — начала двадцать первого века. Запах в помещении стоял такой, что мясная лавка в сравнении с ним блекла и отступала на второй план. Повсюду громоздились плотно составленные бочки с тошнотворным содержимым, стеклянные банки с чем-то растительным, жестяные коробки с минералами и разноцветными порошками, связки перьев, клыков, когтей…

От удивления я даже забыла об основной цели своего посещения и вспомнила о ней только тогда, когда чернявый, совсем не английского типажа продавец начал выставлять меня вон. Разумеется, момент был упущен и слушать меня уже никто не стал. Снова оказавшись снаружи перед захлопнувшейся дверью, я с чувством выругалась. Нет, никто, конечно, не обещал, что будет легко и что меня будут ждать с распростертыми объятиями, но все-таки хотелось получить хоть какую-то определенность. Краем глаза я заметила, что констебль с перекрестка направляется в мою сторону. Черт, вот только полиции мне сейчас не хватало! Я двинулась прочь, стараясь не ускорять шаг, но тут сзади донесся окрик:

— А ну, стой!

Ага, сейчас. Я рванула вниз по улице, с места беря спринтерский разгон. Сзади послышался свист полицейского свистка и тяжелый топот. Я шмыгнула за угол, проскочила короткий пустынный проулок, наискось пересекла соседнюю улицу, и, миновав еще один кривой проулок, нырнула в ближайшую подворотню, вжавшись в стену и кусая рукав, чтобы не взвыть от боли, прожигающей грудь. Скорость, хоть и недолговременная, оказалась на моей стороне. Упустивший меня из вида полицейский остановился практически напротив моего убежища, оглядываясь по сторонам, а затем, махнув рукой, пошел обратно.

Я выждала еще минут десять, после чего, осторожно выглянув, убедилась, что представителя закона нигде нет. Вроде, пронесло. Только после этого я выбралась из подворотни выяснять, куда меня занесло. Перемены в окружающих реалиях были ощутимы. Неказистые строения, разительно отличавшиеся от той архитектуры, которую я видела на Хай-стрит, вполне могли принадлежать улочке средневекового города, причем города небогатого. Здесь было куда меньше прохожих, зато среди тех, что имелись, я почти не выделялась своим потрепанным видом. То, что на меня почти не обращали внимания, уже служило неплохим показателем.

Убедившись, что никто не горит желанием спрашивать, почему это я только что улепетывала от «бобби», я уныло побрела вдоль ветхих домов, раздумывая, как бы приобрести более презентабельный в глазах работодателей вид, и наткнулась рассеянным взглядом на вывеску «Все для герметики». С минуту я в недоумении смотрела на нее, пытаясь сообразить, зачем создавать отдельный магазин для изолирующих материалов, да еще в таком захолустье, а потом, плюнув на логику, потянула обшарпанную дверь магазинчика. Никаких герметиков внутри не обнаружилось, и вообще ассортимент лавки сильно напоминал то, что я видела в «Ингредиентах и снадобьях», а запах оказался еще хуже, хотя я по наивности полагала, что хуже уже некуда.

Кроме меня посетителей в этой средневековой разновидности аптеки не было вообще. Владелец лавки, неопрятного вида старик, возился у стойки, скрупулезно отмеряя на массивных бронзовых весах сушеные соцветия какой-то травки. Весь прилавок перед ним был завален крохотными свертками коричневой бумаги, а в стоящем рядом ящике громоздилась еще целая гора растительного сырья. Колючий взгляд аптекаря скользнул по мне, после чего послышалась стандартная фраза, которую я с небольшими вариациями слышала сегодня раз двадцать, не меньше:

— А ну пошел отсюда, клоп!

— Так я же ничего не трогал, мистер, — попыталась оправдаться я. И чего все продавцы в этом дурацком мире такие нервные? — Просто смотрю и все.

— И радуйся, что не трогал. Попробуешь тронуть — руки оборву!

Да уж… Начало диалога радужных надежд не внушало, хотя то, что меня не гнали взашей, само по себе уже было плюсом.

— Не надо ничего обрывать, мистер, — с максимально возможной вежливостью сказала я. — Руки мне еще пригодятся. А вам, как погляжу, не лишним бы оказался помощник. Хочу вот предложить свои услуги.

— Мало ли чего ты хочешь, — проворчал старик, подозрительно сощурившись. — А с чего ты взял, что мне вообще кто-то нужен? Мамаша Мэгги, небось, прислала? Вечно бы ей в чужие дела нос сунуть.

— Не знаю никаких мамаш, мистер, — заверила я аптекаря. — Я сам пришел, потому что мне нужна работа.

— Работа, работа, — хрипло каркнул старик. — Да на что ты, доходяга, вообще сгодишься? У меня тут не богадельня.

Кто бы сомневался. Хотя, если богадельни и работные дома в девятнадцатом веке, действительно, были такими, как их описывали в литературе, мне, пожалуй, все-таки не хотелось бы там оказаться. Я посмотрела на аптекаря исподлобья и предложила:

— А вы проверьте, тогда и узнаете, гожусь я на что или нет. Согласен подписаться на месячный испытательный срок за еду и пару кусков мыла, без дополнительной оплаты.

Старик поворчал, покряхтел, глянул на стоявший перед ним ящик с травой и вместо того, чтобы выставить меня вон за наглость, с неприязнью спросил:

— Ты читать-писать то хоть умеешь?

— Умею.

Аптекарь тотчас хлопнул на стойку толстенную книгу, переплет которой был испещрен подозрительной расцветки пятнами, и, открыв ее наугад, ткнул корявым пальцем в третий сверху абзац.

— Ну-ка прочитай.

Я подошла ближе, всматриваясь в печатные строки, и начала читать:

— …Там есть зверь левкокрока, у которого туловище осла, задняя часть оленя, грудь и голени льва, ноги лошади, громадный раздвоенный рог, огромная пасть развёрстая вплоть до ушей. Вместо зубов у него сплошная кость, голос почти человеческий…

Рядом, на соседнем листе разворота, красовалось изображение, должно быть, этой самой левкокроки, выполненное не в средневековом сказочном стиле, а с максимальным тщанием и стремлением к реалистичности, как если бы художник, действительно, наблюдал тварь где-нибудь в природе. Впрочем, может, и в самом деле наблюдал. Кокаин-то к этому времени добывать уже научились и, кажется, еще не успели осознать всей его опасности. Кстати, судя по тексту, наркотики активно пользовал не только художник, но и автор показанного мне труда.

— …Рог левкокроки следует брать от зверя четырех лет и старше. Если рог на ощупь подобен замше, проку от такого не жди, ибо снят он был с теленка, не успев впитать всей мощи возмужалого зверя. Если же заметишь на роге налет подобный восковому или трещины, какие бывают на старом фарфоре, польза тоже будет невелика, ибо зверь, носивший его, растратил свою мощь и изгнан был в пустыню умирать. И только когда рог, принесенный торговцем, гладок и блестящ, как черный обсидиан…

— Ладно, хватит уже, — проворчал аптекарь, забирая у меня книгу. — Буквы не в первый раз видишь, верю. Греческий или латынь знаешь?

— Нет, — ответила я, решив, что врать бесполезно, поскольку это проверяется на раз-два. — Но я быстро учусь.

— Учишься, значит, — пробормотал старик и задал следующий вопрос:

— Сколько скрупулов в унции?

Так и хотелось ответить «да хрен его знает», но вслух я все-таки выдала прилично отцензуренный вариант:

— К сожалению, мистер, мне до сих пор больше приходилось оперировать десятичной системой измерения, а не аптекарскими весами, но, как я уже говорил…

— Ты быстро учишься, ага, — кивнул старик, и у меня возникла твердая, хотя и горькая уверенность, что здесь мне тоже ничего не светит. — Значит, не в аптекарских мерах раньше считал? И сколько же в этих не аптекарских мерах будет, если взять шесть раз по сто сорок семь?

— Восемьсот восемьдесят два, — грустно ответила я, особо не задумываясь. Было бы о чем думать.

Аптекарь достал откуда-то из-под стойки здоровенные счеты, пощелкал костяшками и с удивлением заметил:

— Ты глянь-ка, правильно. Значит, не соврал. Значит, в самом деле считать доводилось. Слушай, малый, так как тебя звать-то?

А вот это, конечно, было весьма интересным вопросом. Имени мальчика я по-прежнему не знала, а представляться женскими именами — хоть своим родным, хоть тем, которым меня упорно обзывали лепреконы… ну, не лежала у меня к этому душа. Не лежала бы даже в том случае, если бы подобное оказалось нормальным явлением для мира, в котором я очутилась, а ведь мистер Андвари едва ли не открытым текстом дал мне понять, что это не так. В общем, имя требовалось мужское, причем требовалось срочно, чтобы не вызвать подозрений.

— Доу, сэр, — решилась я, наконец. — Мое имя — Джон Доу.

В конце концов, почему бы и нет? Трупом я, слава богу, еще не была, а вот неопознанной личностью — уже вполне.

Старик зыркнул на меня и проскрипел, грозя пальцем:

— Давай-ка без подхалимажа, малый. Никаких сэров-пэров. Звать меня будешь мастером Ноланом, понял?

— Да, с… мастер Нолан, — быстро сказала я, не веря своим ушам. Неужели мне все-таки повезло?

Аптекарь выбрался из-за прилавка, задвинул засов на входной двери и, приказав следовать за ним, прошел в подсобные помещения. Располагавшаяся сразу за торговым залом комната, очевидно, служила складом. Во всяком случае, забита товаром она была не хуже самой лавки и пахла не лучше. В дальнем углу комнаты, за грудой ящиков, обнаружилась деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Мастер Нолан указал на закуток под лестницей, куда едва-едва втиснулся огромный сундук с плоской крышкой.

— Спать будешь здесь. Учти: если что пропадет, три шкуры сниму, а попробуешь удрать — из-под земли выкопаю.

— Пальцем ни к чему не притронусь без вашего распоряжения, — заверила я. — А что насчет еды?

Этот вопрос волновал меня куда больше спального места, которое при необходимости я и сама могла организовать хотя бы в той же самой родовой избушке.

— Будет тебе кормежка, будет, — хмыкнул старик. — Раз уж беру, значит, придется работать, а не дохнуть с голода. Если всем устроишь, через месячишко о жаловании поговорим, а сейчас ноги в руки и дуй танацетум взвешивать.

Загадочный танацетум при ближайшем рассмотрении оказался подозрительно похож на засушенные цветочные корзинки самой что ни на есть обыкновенной пижмы. Фасовать его следовало по два скрупула в сверток. Кстати, в драхме, как мне все-таки удалось выяснить, таких скрупулов содержалось три штуки. С травой я провозилась дотемна и как раз пересчитывала получившиеся свертки, когда мастер Нолан, заглянув в уголок, который я себе облюбовала на складе поближе к зарешеченному окну, ворчливо сообщил, что если я и дальше продолжу копаться, то останусь без ужина. Можно, конечно, сколько угодно придираться к тому, что ожидавшая меня на грязной кухне похлебка была жидковатой и изрядно поостывшей, а хлеб отдавал затхлостью, но в тот момент они показались мне лучшими блюдами из всего, что я когда-нибудь пробовала.