То, что спит в холмах (джен)

Спустя четыре дня пребывания в подмастерьях у мастера Нолана я уже могла составить первое о нем впечатление. Хотя старик и был ворчлив, как большинство людей пожилого возраста из любых, наверное, времен и наций, ужиться с ним было вполне реально. За четыре дня я выяснила, что отметившаяся в названии лавки «герметика» не имеет ничего общего с «герметичностью» и является всего лишь альтернативным обозначением алхимии, а мастер Нолан в основном торгует ингредиентами для снадобий, как и Дель Сарто, с которым я уже имела сомнительную честь пообщаться и о котором старик-аптекарь отзывался крайне нелестно. Я сказала «в основном», потому что, как мне показалось, животные, растительные и минеральные компоненты для приготовления разнообразных зелий все-таки не являлись единственной статьей дохода мастера. Во всяком случае, некоторые предметы, виденные мною на складе, трудно было отнести как к ингредиентам, так и к их источникам. Впрочем, само по себе это ничего не значило. Вывеска над лавкой мастера Нолана обещала туманное «все», а мне, как дилетанту, трудно было судить, какие приспособления могут потребоваться алхимикам в мире, в котором их наука является вполне официально развивающейся. Возможно, что там находили применение и бронзовые ножи причудливой формы, и костяные иглы, и пергаменты, испещренные рунами, но даже если и нет, это было личным делом мастера Нолана. Меня же сейчас куда больше интересовал как раз таки вопрос, касающийся ингредиентов, желательно добываемых в таежных лесах и имеющих приличную цену.

Мысль о подобном способе заработка начала обретать форму по мере того, как я узнавала от мастера Нолана стоимость некоторых из предлагаемых им товаров. Даже с учетом торговой наценки поставщикам должна была перепадать приличная сумма, так что очень могло оказаться, что при правильном подходе в моем наследстве все же обнаружится что-нибудь полезное. Конечно, эта идея не сулила быстрых и легких денег, однако давала проблеск надежды. На далекую перспективу, разумеется, но даже с учетом этой временной поправки жить, как в известном высказывании товарища Сталина, становилось лучше и веселее. Стало бы и совсем хорошо и весело, если бы удалось наконец выздороветь. Проблема заключалась в том, что мое состояние не только не улучшалось, но и как будто бы становилось хуже. Во всяком случае, того надсадного кашля и той одышки, которые начали досаждать мне в последние пару дней, раньше я за собой не замечала. Заметил их и мастер Нолан, в обычной своей сварливой манере поинтересовавшись, не чахоточный ли я. Я заверила, что нет, очень надеясь, что не соврала.

На пятый день ровным счетом ничего не поменялось. Я позавтракала без малейшего аппетита, исключительно потому, что понимала — есть надо, иначе кранты, и занялась сортировкой стрекозьих крыльев по размерам. Мастер Нолан находился в лавке, и около одиннадцати часов утра я услышала, как он с кем-то разговаривает. В принципе, в этом не было бы ничего странного, тем более для продавца, если бы речь вдруг не зашла обо мне. Я навострила уши.

— …смышленый малый этот Доу, — говорил старик. — Я так скажу, даже слишком смышленый для своего возраста. Квелый вот только какой-то, того и гляди в ящик сыграет. И что мне тогда с ним делать?

Раздался короткий смешок его собеседника, а затем послышался голос:

— Только не пытайся рассказывать, Проныра, будто ты не знаешь, что делать с трупами.

Голос был мужским, нестарым и довольно необычным. Я бы, наверное, даже сказала, красивым, и в свете этого любопытно становилось посмотреть на его обладателя. Я еще ни разу не видела клиентов мастера Нолана, тем более клиентов, обсуждающих такие щекотливые темы.

— Но-но, — тем временем прикрикнул старик-аптекарь. — Язык придержи. Я теперь, чтоб ты знал, добропорядочный гражданин королевства.

— Нисколько не сомневаюсь, — заверил его собеседник таким тоном, что сразу становилось ясно — сомневается, и еще как. Я скептически покачала головой, а мастер Нолан, похоже, пропустил сарказм мимо ушей.

— Слушай, Мэлоун, — сказал он после короткого молчания, — глянул бы ты на мальчишку по старой дружбе. Все думаю, как бы он чахотку не приволок.

— Вот с этого надо было и начинать, — хмыкнул загадочный Мэлоун. — Так бы сразу и говорил, что заразу подхватить боишься, чем морочить голову трупами. Где этот твой драгоценный помощник?

Я уткнулась носом в коробку со стрекозьими крыльями, надеясь, что мастер Нолан все-таки передумает. А чего на меня смотреть? Не невеста на выданье, в конце-то концов. Шаги послышались уже на складе, за нагромождениями ящиков.

— Вон там он, возле окна, — сообщил мастер Нолан.

Я тяжело вздохнула, смиряясь с неизбежностью, подняла голову, чтобы, так уж и быть, тоже глянуть на человека, который успел меня заинтересовать… и зареклась на перспективу судить о людях по голосам. Собственно говоря, особого разнообразия вариантов идентификации у меня не было. Раз один из вошедших на склад был мастером Ноланом, кстати, практически сразу вернувшимся обратно в лавку, значит, второй должен был быть тем самым его посетителем, которому так упорно предлагали на меня посмотреть. Мэлоун оказался долговязым, болезненно худым мужчиной, на вид не старше тридцати пяти лет. У него был бледный, серовато-пергаментный цвет кожи и узкое, хищное лицо с непропорционально крупным и кривым — похоже, не один раз сломанным — носом. Светло-серые, глубоко посаженные глаза мужчины казались невероятно холодными, а темно-русые волосы были острижены чересчур коротко, отчего на правом виске отчетливо различалась идущая наискось узкая полоска, волос вообще лишенная — возможно, шрам. Общую картину дополняла долгополая черная одежда странного покроя, вызвавшая у меня одновременную ассоциацию, как со священником, так и с гробовщиком. В общем, повстречав подобного типа на улице, я бы, пожалуй, лучше перешла на другую сторону дороги, от греха подальше. Здесь, к сожалению, переходить было некуда.

— Джон Доу, значит, — наконец, произнес Мэлоун, подтверждая, что раньше я слышала именно его. — Ну, что, Джон Доу? Раздевайся, собственно говоря.

— Чего? — переспросила я, решив, что ослышалась.

— Раздевайся, говорю, — повторил мужчина. — Куртку снимай, рубаху.

— Это еще зачем? — уточнила я с подозрением, прикидывая, не придется ли сейчас срочно прибегать к помощи родового перстня. Оно, конечно, с одной стороны гость мастера Нолана не слишком-то смахивал на любителя мальчиков, а с другой стороны я прежде не слишком-то часто общалась с подобным контингентом, чтобы иметь богатое поле для сравнений.

— Дурень, — криво усмехнулся Мэлоун, как будто прочитав мои мысли. — Как я, по-твоему, иначе тебе диагноз поставлю? По хрустальному шару?

— А вы доктор, что ли?

— Можно и так сказать.

Это, конечно, не было однозначным утвердительным ответом, но я, помявшись, решила все-таки поверить. Врачебная помощь мне бы сейчас и в самом деле не помешала.

Когда я, морщась, кое-как стянула рубашку, Мэлоуну хватило всего одного взгляда, чтобы предварительно оценить положение дел.

— Кто тебя бил? — спросил он резко изменившимся голосом. — Проныра?

— Нет, — помотала я головой, решив, что он все-таки имел в виду мастера Нолана. — До него еще.

— Насколько давно?

— В конце апреля.

Более точной временной ориентировки я по понятным причинам дать не могла. Даже то, что мальчик оказался избит незадолго до того момента, как я очутилась в его теле, было исключительно предположением, основанном на богатой палитре ощущений сразу после пробуждения.

Мэлоун коротко выругался и присел на корточки рядом со мной. Я инстинктивно попятилась, когда мужчина попробовал до меня дотронуться.

— Да не дергайся ты, — отрывисто бросил Мэлоун. — Стой, где стоишь. Ничего я тебе не сделаю.

Чуткие пальцы быстро прощупали мою грудную клетку, причем каждое прикосновение сопровождалось легким покалыванием, как будто от слабых электростатических разрядов, которое каким-то загадочным образом отдавалось так же в татуировки. Точнее, покалывание было легким только поначалу, усиливаясь по мере того, как пальцы мужчины спускались ниже по ребрам. Когда же дело дошло до нижних ребер с правой стороны, я взвыла в голос. Мэлоун тут же отдернул руку.

— Убить бы за такое мало, — пробормотал он, не пойми к чему, и снова поднялся на ноги. — Сиди здесь и жди.

— Одеться-то хоть можно? — постукивая зубами, выговорила я. То ли это на складе было так холодно, то ли сказывалось плохое самочувствие, но меня снова начинал колотить озноб.

— Куртку можешь накинуть, — сухо разрешил Мэлоун, — но потом все равно придется снимать.

Он вышел обратно в лавку, где перебросился с мастером Ноланом несколькими фразами, звучавшими куда тише предыдущих. Как я ни прислушивалась, разобрать, о чем шла речь, мне так и не удалось, но чувствовалось, что по предмету разговора эти двое никак не могут придти к единому знаменателю. Я слышала, как мастер Нолан раздраженно бросил: «Обойдется. Делай, как есть», а затем его же: «Как знаешь. Если деньги девать некуда — ради бога». Затем Мэлоун снова появился на складе, похоже, направляясь в личные комнаты мастера Нолана. В них мне не доводилось бывать дальше кухни, так что, что именно там могло находиться, я не знала. В мою сторону мужчина даже не посмотрел.

Надев куртку, я съежилась, обхватив себя руками за плечи и прижимаясь к стене боком, в котором никак не хотела униматься растревоженная боль. Какого черта? Зачем было меня вообще трогать? Заживало и заживало бы потихоньку. И вообще, когда врач похож на гробовщика, еще десять раз подумаешь, имеет ли смысл лечиться, или проще сразу заворачиваться в простыню и ползти на кладбище.

Не знаю, долго ли я так просидела. По индивидуальным ощущениям — целую вечность. К тому моменту, как Мэлоун вернулся, бок, вроде бы, начал понемногу проходить. Мужчина поставил передо мной чашку с мутной беловатой жидкостью и распорядился:

— Пей.

— А это что хоть такое? — спросила я.

— Обезболивающее, — последовал ответ.

Я покачала головой.

— Спасибо, конечно, но у меня и так уже все прошло.

— Да не храбрись, ни черта у тебя не прошло, — сказал Мэлоун с мрачной усмешкой. — И еще с месяц не пройдет даже при лучшем раскладе. А при худшем Проныре придется-таки вспоминать былые времена и избавляться от трупа. Раньше у него весьма неплохо это получалось, кстати, так что все будет обставлено в наилучшем виде, можешь не сомневаться. Но лучше до этого все-таки не доводить. Так что пей давай. На живую кости сращивать — приятного мало даже когда воспаления нет, а у тебя оно вовсю цветет.

С этим поспорить было трудно, хотя я и не совсем понимала, что именно подразумевается под «сращиванием на живую». Плюнув на сомнения по поводу того, не опиумной ли мне настойки случаем налили, я залпом выпила содержимое чашки. Жидкость оказалась теплой и нейтральной на вкус.

По всей видимости, принятое мной зелье было далеко не моментального действия, потому что после того, как я поставила опустевшую чашку на стол, Мэлоун уселся на ближайший из ящиков, разминая запястья. Кисти рук у мужчины были узкими и гибкими, и я только сейчас заметила, что на безымянном пальце левой руки у него не хватает ногтя. Да уж, что-то не похоже, чтобы жизнь этого типа была тихой и мирной.

Сам Мэлоун, похоже, разглядывал меня не менее внимательно, потому что первый же его вопрос вогнал меня в ступор.

— Татуировки у тебя откуда взялись?

— Какие еще татуировки? — пробормотала я, кося под дурачка.

— Обыкновенные, — мужчина кивком указал на мои руки. — Магические. Ну, так откуда?

— Не знаю, — почти честно ответила я, безрезультатно попробовав одернуть рукав. — Не помню. Они давно уже у меня есть.

— Врешь, — совершенно спокойно констатировал мой собеседник. — Магические татуировки никогда не проявляются раньше начала полового созревания, а для тебя это еще рановато. Да и по цвету они свидетельствуют уже как минимум о совершеннолетии, чего тоже быть не может. Вот поэтому мне интересно знать, кто мог решиться на ритуал принудительного пробуждения магии и по каким причинам. Итак, попробуем еще раз? Откуда у тебя татуировки?

— Не знаю, — упрямо повторила я. — Не было никаких ритуалов. Они сами по себе появились.

А что я еще могла сказать? Поведать, как на духу, о процессе вступления в наследство, после которого вышеозначенные татуировки и были обнаружены? Ну уж нет, обойдется как-нибудь.

— Сами по себе, значит, — с коротким, похожим на фырканье, смешком передразнил меня Мэлоун. — Что ж, иногда амнезия бывает полезной, кто бы спорил. Главное не переусердствовать, а в остальном дело твое. Раз не хочешь говорить, не говори, кто ж тебя заставляет. Так что там с зельем? Начинает действовать? Пора бы уже.

Я попробовала шевельнуть правым плечом — сначала осторожно, а затем резче. Движения в кои-то веки не вызывали ни малейших неприятных ощущений, и это казалось странным. Похоже, за последнюю неделю я начала забывать, каково это, когда ничего не болит.

— Вроде, действует, — сказала я вслух.

— Тогда можно приступать, — решил Мэлоун.

Дальнейшие его действия я, пожалуй, затруднюсь подробно описать, хотя бы потому, что для подробного описания необходимо ясно представлять себе суть происходящего. Такого представления у меня, само собой разумеется, не было, как не было и возможности наблюдения со стороны, поэтому говорить я могу только о том, что знаю. Я знаю, что мне было велено стоять и, по возможности, не дергаться. Знаю, что мужчина снова присел рядом со мной, но на этот раз ко мне не прикасался, хотя воздействие, тем не менее, было, и еще какое. Вероятно, это как раз таки и следовало считать магией, хотя никаких признаков того, что было принято соотносить с магией в нашем абсолютно не магическом мире, я не заметила. Не было ни абсолютно нелепых размахиваний волшебной палочкой, жезлом или иным продуктом деревообрабатывающей промышленности, ни шикарнейших спецэффектов. Впрочем, заклинания, либо то, что можно было считать таковыми, здесь все-таки имелись. Мэлоун произносил их нараспев, и, с учетом его голоса, это звучало так, что хотелось закрыть глаза и слушать, не отвлекаясь на посторонние раздражители. В конечном счете, именно так я и поступила. Знаю так же, что, несмотря на принятое зелье, неприятные ощущения процесс «сращивания» все-таки сопровождали, однако, насколько неприятными эти ощущения могли бы стать без зелья, мне не хотелось даже думать.

В общей сложности весь процесс занял около четверти часа, после чего Мэлоун уже обычным тоном сказал:

— Вроде бы все. Сейчас проверим.

Снова возникло знакомое ощущение покалывания кожи, теперь уже равномерно слабое по всей грудной клетке.

— Да, — произнес мужчина с отчетливо различимой усмешкой. — Жить определенно будешь, так что можешь открывать глаза. Бояться уже поздно.

— Я не боялся, — возмущенно сообщила я и заморгала, щурясь. Тусклый свет, вползающий на склад через грязные стекла маленьких окон, сейчас показался мне неестественно ярким.

— Разумеется, — с серьезнейшим видом кивнул Мэлоун. — Значит, так. Действие зелья продлится еще около полутора часов. На солнце в это время лучше не выходить — думаю, ты уже понял почему. После того, как обезболивающее перестанет действовать, еще день-два возможны фантомные боли, но их ты, я полагаю, как-нибудь переживешь. В лаборатории у Проныры сейчас настаивается микстура, завтра утром будет готова. Напомнишь ему, что я просил отдать, иначе дожидаться долго будешь. У Проныры при необходимости амнезия бывает не хуже твоей. Микстуру принимать по две чайной ложки три раза в день. Все запомнил?

— Да, — подтвердила я и с чувством добавила:

— Спасибо, сэр.

Мэлоун хмыкнул и покачал головой, как будто услышав неудачную шутку.

— Не разбрасывайся титулами направо и налево, парень, — посоветовал он. — Обращения «мастер» вполне хватит.

— Да, мастер Мэлоун, — покорно согласилась я. — Извините, учту на будущее.

Видимо, эти сложности с обращениями были какой-то местной заморочкой, но разве мне жалко? Мастер так мастер, тоже неплохо звучит.

Мэлоун, очевидно, еще некоторое время пробыл в лавке, потому что несколько раз до меня доносились обрывки его с мастером Ноланом разговора, однако на склад он больше не заглядывал. Я снова возвратилась к своим стрекозам, с некоторым опасением дожидаясь того момента, когда принятое мною зелье прекратит действовать. «Фантомные боли» были слишком уж растяжимым понятием, они могли оказаться равными, как моему обычному хреновому самочувствию последних дней, так и тому особо хреновому самочувствию, которое у меня было, например, после проведенного Мэлоуном осмотра. И если первое из них можно было пережить без особых проблем, то со вторым проблемы бы определенно возникли. Впрочем, оно того стоило в любом случае. Улучшение своего состояния я чувствовала уже сейчас. Исчез навязчивый кашель, а попытка сделать глубокий вдох больше не сопровождалась отчетливыми щелчками. В общем, повод для благодарности имелся немалый, так что становилось даже как-то стыдно за первое нелестное впечатление. Даже мысль о том, что мужчина про него все равно не узнает, помогала не сильно.

Фантомные боли, как Мэлоун и обещал, начались примерно через полтора часа, уже после обеда. Ноющие и навязчивые, они, тем не менее, были достаточно слабы, чтобы не концентрировать на них внимание, и я запоздало согласилась с мастером, что это можно и перетерпеть.

Насчет микстуры он тоже как в воду смотрел, видимо достаточно хорошо зная мастера Нолана. На следующее утро старый аптекарь упорно делал вид, что ничего мне не должен, и только после третьего захода, осознав, что так просто я не отвяжусь, отдал приличных размеров колбу с золотистой жидкостью. Объем на колбе указан не был, но по примерным прикидкам того, что в ней содержалось, с учетом дозировки, рекомендованной Мэлоуном, должно было хватить недели на две. Прием микстуры я начала в тот же день, когда ее получила, хотя точного назначения снадобья определить не смогла. Это явно было не болеутоляющее средство, потому что фантомные боли никуда после нее не девались, а больше лечить, вроде бы, было нечего. Мастер Нолан, когда я спросила у него, что именно мне все-таки прописали, буркнул только, что это, мол, была причуда Джеда, причем совершенно бессмысленная, и вдаваться в подробности не пожелал. Так что именно с его легкой руки вместо названия и характеристик микстуры я узнала имя Мэлоуна, хотя польза от приобретенного знания была сомнительной. В конечном счете, рассудив, что докторам, даже если это доктора конца девятнадцатого века, виднее, что и когда назначать, я решила точно соблюдать предписание, а спустя неделю мне представилась возможность задать вопрос составителю зелья лично, потому что Мэлоун снова появился в лавке Нолана.

В тот же день чуть ранее посыльный от мистера Андвари — определенно не тот, с которым мне посчастливилось иметь дело в первое утро, проведенное в новом мире — доставил мне извещение палаты магических родов о том, что сведения о роде Купавы и его главе внесены в гербовые свитки. К счастью, мастера Нолана в это время на складе не было, так что появление странного посетителя прошло мимо его внимания. Я поблагодарила лепрекона и убрала полученные бумаги под подушку, решив при первой же возможности переместить их в родовую избушку, подальше от посторонних глаз. Теперь оставалась самая мелочь — где-то отыскать деньги, чтобы расплатиться за оказанные услуги. Впрочем, сейчас эта проблема казалась мне вполне решаемой.

Будучи в хорошем настроении, я начала насвистывать веселую мелодию, пытаясь одновременно решить непростую задачу. Хотя мастер Нолан упорно пытался сопротивляться, я настояла на том, чтобы разобрать верхние полки хотя бы одного из стоявших на складе стеллажей. Если в громоздящихся на них коробках, как утверждал аптекарь, не было ничего, кроме паутины и дохлых пауков, то освободившееся пространство можно было бы использовать с куда большей пользой. Задумка была хорошей, проблема же заключалась в том, что естественное освещение, создаваемое светом из окна, до верхних полок притулившееся к дальней стене стеллажа практически не доходило, а поверхности, годной для того, чтобы установить на ней зажженную свечу, не устроив при этом пожара, на подходящем уровне не наблюдалось. Так что пришлось извращаться: взбираясь по прислоненной к стеллажу шаткой лестнице, одной рукой держать подсвечник, второй — цепляться за перекладины, третьей… да уж, конечностей для подобного трюка у меня определенно не хватало. В итоге, пару раз лишь чудом не потеряв равновесие и решив, что недавно залеченные ребра все-таки дороже истины, я сдалась и оставила свечу на столе, понадеявшись, что смогу что-нибудь рассмотреть и без нее. Что-нибудь, действительно, смогла.

Насчет содержимого полок, как выяснилось почти сразу, мастер Нолан меня дезинформировал. Кроме пауков и паутины там так же присутствовали слежавшиеся от старости и небрежного хранения стопки то ли книг, то ли толстых тетрадей. Пытаясь рассмотреть их подробнее, я тут же выяснила, что помимо количества конечностей мне не хватает так же длины лестницы. Да чтоб их подняло и перевернуло — либо тех, от кого мальчик такой низкий рост унаследовал, либо тех, кто его так плохо кормил. В досаде я подтянулась на руках, опираясь носками ботинок на ближайшую к лестничной перекладине полку, и подалась вперед, фактически втискиваясь в ограниченное пространство, чтобы рассмотреть темную массу, задвинутую в самый угол стеллажа.

— Судя по акробатическим трюкам, о самочувствии твоем можно не спрашивать, — прокомментировал уже знакомый мне голос. Я подскочила от неожиданности, врезавшись макушкой в доски последней из полок, располагавшейся выше. Вот зараза! Понятия не имею, когда Мэлоун успел появиться, потому что я не видела и не слышала, чтобы кто-нибудь входил на склад, однако сейчас он преспокойно стоял здесь, скрестив руки на груди, и рассматривал меня, скептически приподняв брови.

— Добрый день, мастер Мэлоун, — вежливо поздоровалась я, вовремя вспомнив,

что «сэрами» разбрасываться не стоит.

— Здравствуй, Джон Доу, — с ухмылкой кивнул тот. — Здоровое состояние тебя, как я погляжу, тяготит?

— Почему вы так решили? — честно не поняла я.

Мэлоун постучал костяшками пальцев по лестничному брусу.

— Люди, которым есть дело до своего здоровья, — произнес он назидательным тоном, — думают до того, как что-то сделать, а не после. Или тебе стало интересно, каково это — оказаться со сломанной шеей? Так можно было бы сразу спросить. К чему усложнять ситуацию?

— Да я, собственно говоря, совсем не собирался ломать шею, — запротестовала я, аккуратно сползая обратно на лестницу. — Там ведь наверху ничего не видно. Вот и пытался рассмотреть, как мог.

— А канделой тогда почему не воспользовался? — спросил Мэлоун.

— Простите, не воспользовался чем? — уточнила я.

Понятие «кандела» ассоциировалось у меня только с какой-то единицей измерения света, да и то крайне слабо, поскольку мимо физики я в последний раз проходила на начальных курсах института, а это было давно и неправда.

— Канделой, — повторил мужчина и, видимо, заметив, что я все равно не понимаю, добавил:

— Светом свечи.

Я кашлянула, выразительно глянув на сиротливо стоящий на столе подсвечник.

— Смею заверить, я бы с превеликим удовольствием ей воспользовался. Но мне ее разве только в зубы оставалось взять.

Мэлоун тоже посмотрел на подсвечник и покачал головой.

— Я тебя совсем не об этом спрашивал, парень. Ты, в самом деле, не понимаешь разницы?

— Разницы с чем?

— Вот с этим.

Мэлоун вытянул вперед руку раскрытой ладонью вверх, и в следующее мгновение над его ладонью затеплился огонек. От удивления я чуть не свалилась с лестницы. Больше всего это, действительно, было похоже на язычок пламени свечи — сначала слабый, но постепенно крепнущий. Мэлоун неторопливо поднес ладонь к столешнице, и огонь, словно подчинившись молчаливой команде, перепрыгнул на деревянную поверхность. Я ойкнула, ожидая, что сейчас придется тушить начинающийся пожар, но ничего не произошло. Язычок пламени продолжал мирно гореть, сохраняя первоначальную форму. Запаха гари не чувствовалось.

Вспомнив, наконец, о приличиях, я захлопнула рот и с достоинством сказала:

— Я так не умею.

— Это я уже понял, — ответил мужчина. — Тот, кто обеспечил тебя татуировками, не стал утруждаться объяснением того, как с ними обращаться. Прямо скажем, немалое упущение.

— Никто меня ничем не обеспечивал, — упрямо возразила я.

Мэлоуна этот аргумент определенно не убедил, однако от дальнейших вопросов меня избавил заглянувший на склад мастер Нолан, который, увидев горящий на столе огонь, принялся, не стесняясь в выражениях, требовать прекращения фокусов, пока все вокруг не занялось. Я попыталась встрять и сообщить, что этими фокусами мне наоборот показывали, каким образом без пожаров можно обойтись, но получила совет заткнуться. Мэлоун с коротким смехом прихлопнул огонь ладонью, и тот исчез, не оставив после себя даже легкого дымка.

— Зря лаешь, Проныра, — сказал мужчина. — Тебе же дополнительная польза будет, если помощник начнет в магии понимать. Пока он только на «подай-принеси» годится.

— Польза, польза, — проворчал старик. — Я еще вообще не решил, оставлять ли этого шкета в помощниках.

Что правда, то правда. За почти половину испытательного срока, которая уже успела пройти, мастер Нолан ни разу не заговаривал со мной о планах на будущее. Впрочем, я со своей стороны тоже не поднимала этот вопрос, хотя следовало бы. Но сначала было не до того из-за плохого самочувствия, а потом — просто не до того. Я сделала мысленную пометку в ближайшие дни поинтересоваться у мастера Нолана, какими он видит перспективы нашего дальнейшего сотрудничества.

А о микстуре у Мэлоуна я все-таки спросила — перед самым его уходом. Мужчина заверил, что базой для снадобья стал легочный сбор, однако что именно было создано на этой базе, уточнять не стал. По умолчанию я решила считать, что назначение у микстуры то же самое, что и у использованных для ее приготовления трав. Вроде бы это выглядело логично, и не казалось таким уж бессмысленным, как старался уверить меня старик-аптекарь, особенно если вспомнить про возникающую периодически одышку. После проведенного Мэлоуном лечения она определенно стала слабее, но до конца не исчезла. Возможно, что назначением микстуры как раз и являлось приведение дыхательной системы мальчика в порядок.

На протяжении следующих двух недель Мэлоун появлялся в лавке мастера Нолана с завидной регулярностью. Основные дела у него были к самому аптекарю, однако некоторая доля внимания перепадала и мне. В первый же свой визит мужчина передал мне небольшую, потрепанную и довольно старую на вид книжицу, сказав, что читать, по имеющимся у него сведениям, я умею, и что читать следует в первую очередь те разделы, которые отмечены закладками, а пытаться использовать на практике без присмотра можно и нужно исключительно те их части, которые выделены карандашными пометками. В противном случае Проныра, скорее всего, даже за дверь меня не выставит, поскольку неоткуда будет выставлять.

Книга оказалась посвящена магии, которая, насколько я поняла из текста, была завязана на наговоры и татуировки, причем последние служили накопителями и преобразователями магической энергии. Даже так? Закатав рукава, я в очередной раз рассмотрела проступившие на коже узоры — на сей раз с уважением. Интересное дело, кстати. По книге получалось, что в этом мире татуировки должны иметься у каждого мага, поскольку без них применение заклинаний не возможно. Надо думать, это сильно облегчало жизнь инквизиции.

В спящем состоянии татуировки служили самыми обычными стражами и предупреждали о присутствии поблизости сторонней магии — подумав, я решила, что уже знакомые мне неприятные ощущения в области предплечий являлись именно такими предупреждениями. Так же, вроде бы, существовала возможность настроить их конкретно на враждебную по отношению к владельцу магию, а так же на немагические угрозы, но с этим еще следовало разобраться. А вот в пробужденном состоянии все становилось гораздо интереснее, только для начала их следовало научиться пробуждать и контролировать. Раздел, посвященный управлению татуировками, оказался единственным, в котором присутствовали карандашные пометки. В целом это, конечно, был правильный подход: прежде, чем начинать что-то делать, надо обрести представление о сути и последствиях своих действий. Переходить в ранг обезьяны с гранатой мне не хотелось, поэтому, хотя соблазн проверить на чем-нибудь простеньком, получится у меня колдовать или нет, был велик, я ограничилась выполнением связок упражнений на концентрацию, выстраивая их в той последовательности, какую задавала карандашная нумерация.

К середине второй недели регулярных занятий уже было ясно, что мои татуировки, действительно, вполне определенным образом отзываются на произносимые формулы. Когда я в первый раз ощутила, как движутся по тонким линиям на коже теплые потоки энергии, концентрируясь на кончиках пальцев, это стало настоящей победой. Наверное, подсознательно я вплоть до того самого момента не верила, что у меня что-нибудь получится, а потому нешуточная гордость от полученных результатов была вполне объяснима. Чуть позже Мэлоун все-таки показал мне, как создавать канделу, просидев на складе до тех пор, пока не убедился, что обращение с огоньком не вызывает у меня каких-либо затруднений.

А в самом конце второй недели я оказалась случайным свидетелем крайне интересного разговора. Честное слово, случайным. Заниматься подслушиванием у меня даже в мыслях не было, и вообще я присутствовала на своем рабочем месте. Ну, почти присутствовала. Если быть совсем точной, я как раз была занята тем, что пыталась собрать медвежьи когти, плошку с которыми случайно перевернула, снимая с полки связки ястребиных перьев. Большая часть когтей рассыпалась в проеме шириной не более сорока сантиметров, остававшемся между нижними полками стеллажа и придвинутыми ящиками, и, поскольку иного способа достать их не было, пришлось мне тоже втискиваться в ограниченное пространство — благо, комплекция позволяла. Кто же виноват, что Мэлоун с мастером Ноланом решили появиться на складе именно в этот момент?

— Куда своего помощника задевал, а, Проныра? — послышался голос Мэлоуна. — Неужели все-таки выходной решил дать? А я уже начал было думать, что он у тебя на цепь посажен.

— Здесь где-то шляется, — ответил аптекарь. — О выходном дне у нас с ним договоренности не было, когда он на работу нанимался, да и не похоже, чтобы ему так сильно отдых требовался. Видно же бывает, когда занятие по душе оказывается. Только в помощники я его все равно не возьму. Не для него это дело.

Я навострила уши, переборов желание тут же выскочить из своего укрытия с возмущенными претензиями. Это еще что за новость? С каких таких пор приведение ингредиентов в товарный вид стало «делом не для меня»? Слишком интеллектуальное занятие, что ли? Да, мастер Нолан все эти две недели упорно пресекал мои попытки поговорить о том, нанимает он меня на постоянную работу или нет, но такого результата я, признаюсь, все-таки не ожидала.

Мэлоун удивился не меньше меня. Это чувствовалось по голосу, когда он заметил:

— Неужели? Я теряюсь в догадках, Проныра. Кто же тогда, воспользовавшись твоей личиной, рассказывал мне о том, насколько смышленый малый этот Доу?

— Да, я говорил, что он не дурак, — раздраженно каркнул старик. — И сейчас то же самое повторю. Потому и говорю — не дело ему всю жизнь дождевых червяков на драхмы развешивать, в особенности раз склонность к магии есть. Брал бы ты его в ученики, Мэлоун, чего ломаться? Ведь не слепой же я, вижу, как ты кругами вокруг него ходишь да присматриваешься.

Раздался фыркающий смех Мэлоуна.

— Так бы и говорил, что тебе надо срочно куда-то пристроить мальчишку, потому что жалование платить жаба душит, а на улицу выгнать рука не поднимается. А то придумаешь тоже — в ученики. Какой из меня, к черту, учитель? У него и так душа не пойми за что цепляется. Прибью еще ненароком — вот Фергюссон обрадуется, что не зря столько бумаги извел на рапорты.

После секундного молчания мужчина добавил уже серьезно:

— Да и что ему светить будет после учителя с такой известностью? Какой смысл мальчишке жизнь ломать? У него еще с лихвой времени впереди, чтобы приличного наставника отыскать.

— Ну, учитель-то из тебя, положим, не хуже Торндайка выйдет, — не согласился мастер Нолан.

Я буквально почувствовала, как начинает наэлектризовываться воздух в помещении, а покалывание в татуировках засвидетельствовало, что причина не только в игре воображения.

— Не плети чушь, Проныра, — резко изменившимся голосом произнес Мэлоун. — Тому, чему учил Торндайк, я мальчишку обучать не возьмусь до тех пор, пока он не начнет соображать, что к чему. А когда начнет — сам откажется.

Голоса начали быстро отдаляться. Я еще смогла разобрать, как мастер Нолан сказал что, мол, он-то, Мэлоун, в свое время учиться не отказался, и как тот коротко бросил что-то вроде «другая история». Затем все стихло окончательно.

Я кое-как выползла из своего укрытия и осторожно потянулась, разминая затекшую спину и пытаясь осмыслить услышанное. То, что я много еще не понимаю не только в магии, но и в повседневной жизни мира, в который меня угораздило попасть, особой новостью не было, но, признаться честно, мне было все равно, какой такой сомнительной славой мог похвастаться Мэлоун. У меня было достаточно времени, чтобы составить собственное мнение об этом человеке, и пока результат выходил положительным. Думаю, если бы Мэлоун всерьез предложил мне учиться у него, я бы согласилась. Чего уж там скрывать, время от времени у меня даже возникала мысль, что, возможно, он мог бы чем-то помочь мне в моей основной беде, хотя это вряд ли был тот случай с осведомленностью в запретных искусствах, о котором осторожно упоминал мистер Андвари.

Как бы то ни было, обучение мне пока все равно не светило, однако и совершенно беспросветной ситуация тоже не выглядела. Главное, чтобы мастер Нолан не выставил меня за порог, а в том, что рано или поздно мне удастся убедить Мэлоуна, что обучаться я хочу именно у него, я почти не сомневалась. Ведь времени, как он сам недавно сказал, у меня было с лихвой.

Как бы не так. Очень скоро мне предстояло убедиться в верности еще одной народной мудрости, сформулировать которую можно было следующим образом: «Хочешь насмешить Бога — расскажи ему о своих планах». В моем случае вмешательство, конечно, произошло на более низком уровне, но общей сути это не меняло.