То, что спит в холмах (джен)

Вокруг потемнело, я ощутила резкий рывок, ребра протестующее обожгло болью, а в животе возникло неприятное ощущение, впрочем, прошедшее сразу, как только свет снова вспыхнул. В тот же момент ключ у меня в кулаке рассыпался в мелкую пыль. Вот уж, действительно, одноразовый предмет. Отряхнув ладони, я оглянулась. Я стояла на мощеной булыжниками довольно оживленной улице, которая по меркам двадцать первого века выглядела неимоверно узкой, хотя и весьма интересной с точки зрения архитектуры. По обеим сторонам улицы возвышались дома в три-четыре этажа, то ли из-за моего нынешнего роста, то ли из-за того, что потолки в них были выше, казавшиеся значительно внушительнее, нежели наши отечественные застройки соответствующей этажности. Камень, из которого были сложены стены домов, имел странный серый цвет, как будто в него въелась десятилетиями оседавшая на стены зданий копоть от сжигаемых в каминах и печах дров. Элегантная, выполненная вязью, схожей с той, которой было написано лежавшее у меня в кармане письмо, вывеска над массивными деревянными дверями дома, возле которого я появилась, сообщала, что нотариальная контора «Андвари, Андвари и Ко», действительно, располагается именно здесь. Сам факт моего возникновения из ниоткуда прохожими был воспринят вполне обыденно. Никто не указывал пальцем, констебли не свистели в свистки… Впрочем, ни одного представителя закона на доступном для обозрения участке улицы я вообще не увидела. Две дамы в строгих платьях с высокими стоячими воротниками, закрывающими шею, обошли меня стороной и, как ни в чем не бывало, продолжили путь. Пока я стояла и оглядывалась, по улице успели проехать три кэба — двухколесные, будто прямиком вышедшие из фильмов про Шерлока Холмса. Видеть их воочию, в естественной, так сказать, среде было и странно, и забавно одновременно. Пожалуй, это можно было считать единственным положительным моментом во всем, что со мной случилось. Когда еще выдастся возможность лично познакомиться с британским бытом более чем вековой давности? И черт с ним, что по возвращении домой никто мне не поверит, я-то все равно буду знать, что это происходило на самом деле. Бросив последний взгляд по сторонам, я потянула на себя тяжелую дверь, ведущую в нотариальную контору мистера Андвари.

За дверью находилась приемная, опознаваемая без всяких дополнительных пояснений. Все-таки бюрократия — вещь неистребимая: она есть сейчас, она была сто лет назад, и через сто лет, как мне что-то подсказывает, она тоже никуда не денется. Причем ладно бы, если речь шла только о людях, так ведь сказочный народец тоже не смог избежать ее тлетворного влияния. Пример этого как раз таки сейчас был у меня перед глазами.

В приемной имелись несколько шкафов картотечного типа с ящиками, аккуратно размеченными, как буквами английского алфавита, так и какой-то рунной вязью, и два письменных стола, заваленных бумагами так, что в памяти разом всплыл светлый образ моего собственного кабинета в период сдачи годовой бухгалтерской отчетности. За обоими столами, едва виднеясь из-за бумажных столпов, сидело по лепрекону, очевидно секретари. На вид эта парочка была помоложе того посыльного, который доставлял мне письмо. Костюмы их тоже были зелеными, а головные уборы отсутствовали, давая возможность вдоволь полюбоваться жидкими, гладко прилизанными волосами, которые у правого лепрекона имели рыжеватый, а у левого мышасто-серый цвет.

Стоило мне только переступить порог, как оба секретаря оторвались от каких-то записей, которые они вели, и наградили меня оценивающим взглядом, особенно задержавшись на старой одежде. Очевидно, проверку на принадлежность к потенциальным клиентам я не прошла, потому что в итоге правый лепрекон довольно-таки невежливо осведомился:

— Что тебе здесь надо?

Да-да, именно «тебе». Это я не по интонации сужу, это так сказано было. На мгновение я зависла, пытаясь логически осмыслить то, что по оставшемуся на уровне инстинкта знанию чужого языка казалось совершенно нормальным. Но как это могло быть нормальным, если в английском языке вообще нет местоимения «ты»? На чем же я тогда сейчас говорю? На каком-то диалекте?

Левый лепрекон тем временем, по-своему истолковав мой растерянный вид, добавил:

— Нам не требуется мальчик на побегушках.

— Могу лишь порадоваться за вас, — ответила я, справившись с первым удивлением. — Но я вообще-то и не собираюсь предлагать никаких услуг. Мне нужно видеть мистера Андвари. По его же приглашению, — быстро добавила я, потому что по изменившемуся лицу лепрекона можно было предположить, что меня сейчас пошлют в пешее путешествие довольно запутанным маршрутом.

Мышасто-серый секретарь скептически приподнял брови, но все-таки уточнил:

— Старшего или младшего?

— Того, который написал вот это, — я положила на стол перед лепреконом развернутое письмо.

Секретарь пробежал взглядом по строчкам, и снова посмотрел на меня, теперь уже недоуменно.

— Вы — доверенное лицо леди Смит? — спросил он с вполне понятным сомнением.

— Нет, — покачала я головой. — По всей видимости, я и есть леди Смит, поскольку ваш посыльный меньше часа назад вручил это письмо мне. Поэтому я и хочу побеседовать с мистером Андвари.

Секретарь нервно поерзал, еще раз проглядел лежавший перед ним лист бумаги, с наибольшим тщанием изучая замысловатую подпись, красовавшуюся под текстом, а потом попросил:

— Подождите, пожалуйста, если это вас не затруднит.

Меня это совершенно не затрудняло, о чем я и сообщила лепрекону. Тот соскочил со стула и, забрав с собой письмо, скрылся за одной из дверей в глубине помещения. При этом он так торопился, что даже забыл предложить мне присесть. Впрочем, данное упущение я исправила самостоятельно, кое-как устроившись в одном из кресел для посетителей. «Кое-как» не потому, что кресло было неудобным, а потому, что мои возможности по свободе движений сейчас были крайне ограничены. По-хорошему, вообще следовало бы отлежаться несколько дней — это определенно помогло бы, поскольку даже после той пары-тройки часов, которые я провела на дне лога, состояние мое значительно улучшилось — но, к сожалению, пока такой возможности у меня не было. Ладно, переживем.

Наконец, секретарь вернулся, причем поведение его изменилось самым кардинальным образом.

— Прошу прощения, что заставил вас ждать, — проскрипел он с поклоном. — Следуйте за мной.

Мы прошли коротким коридором и поднялись на второй этаж, где секретарь почтительно распахнул передо мной дверь, на которой, на элегантной золоченой табличке значилось «М-р Э. Андвари, эсквайр». Думаю, что я не сильно удивлю читателей, если скажу, что вставший поприветствовать меня мистер Андвари тоже оказался лепреконом. Удивляться следовало совсем другому.

По всей видимости, мне все-таки досталась честь встретиться со старшим из владельцев конторы, потому что лепрекон выглядел очень старым — совершенно седой, с морщинистым и темным, как печеное яблоко, лицом. Тем не менее, глаза у него были совсем не стариковскими, а неестественно ясными и пронзительными. Создавалось впечатление, что они смотрят сквозь меня, точнее, сквозь мое нынешнее обличие на то, чем я являлась на самом деле. Слова мистера Андвари лишь подтвердили это первое впечатление

— Мое почтение, леди Смит, — улыбнулся он без малейшего замешательства. — Прошу вас, проходите, присаживайтесь. Я надеюсь, вы не станете укорять Теодеберта и Хильдебранда за их сомнения, — доверительным тоном продолжил он, дождавшись, когда за секретарем закроется дверь. — Они оба пока слишком молоды и неопытны. А поскольку в наше неспокойное время мало кто решается применять практику, подобную вашей, ничего удивительного, что видеть такого прежде им не доводилось…

— Извините, но о какой именно практике идет речь? — с подозрением уточнила я. С одной стороны, вроде бы именно сейчас мне следовало порадоваться, поскольку лепрекон, похоже, имел представление, о чем он говорит. С другой же стороны как-то не понравилось мне то, что подразумевалось под расплывчатым понятием «практика».

Мистер Андвари еще раз очень внимательно посмотрел сквозь меня.

— Вы, действительно, не понимаете, о чем речь, — сказал он. — Однако как такое может быть? Вы совершали обмен не по своей воле?

— Я вообще не помню, как и когда он совершался, — честно ответила я. — Но, мистер Андвари, если вы знаете, кто я, то, возможно, сможете объяснить и как я сюда угодила?

— Вы ошибаетесь, мадам, — уточнил лепрекон, снова усаживаясь за массивный стол. — Я не знаю, кто вы. Я знаю, что вы находитесь не в своем теле; если оперировать человеческими понятиями, можно сказать, что я это вижу. Ваша сущность намного старше и иного пола, нежели оболочка из плоти, в которую она заключена. Если же вы имеете в виду, знаю ли я ваше истинное имя, то оно мне неизвестно, и необходимости в подобной информации ни малейшей нет. Нам достаточно знать, что магия сочла нужным поименовать вас Маргарет Смит. То, что вы смогли вскрыть письмо, доставленное Теодебертом, служит лучшим подтверждением вашей личности.

Я невесело вздохнула и подвела краткий итог:

— Хорошо, допустим, вы не знаете, кто я, и знать этого вам не надо. Но вы можете хотя бы подсказать мне, каким именно образом я могу совершить обратный обмен? Пожалуйста, сэр. Не знаю, может, кто-то у вас в Шотландии и не гнушается подобной, как вы выразились, практики, но меня она совершенно не устраивает. Я хочу получить назад свое тело.

Лепрекон помедлил, задумчиво разглаживая ладонями лежавший перед ним лист пожелтевшего пергамента.

— Простите, мадам, — произнес он, наконец, — но здесь я ничем не смогу вам помочь, как бы мне этого ни хотелось. Наша магия слишком отлична от магии большого народа. Я могу видеть результат того, что с вами произошло, но не могу видеть ни причин, ни примененных средств. Единственное, что я могу посоветовать, это попробовать отыскать среди вашего народа кого-нибудь из магов, сведущих в запретных искусствах сродни тому, которое было использовано в отношении вас. К сожалению, сейчас таких осталось мало. Инквизиция с большим предубеждением относится, как к древним знаниям, так и к тем, кто их применяет.

— Инквизиция? — опешив, переспросила я.

Лепрекон кивнул и уточнил:

— Вы не знали про ее существование?

— Да нет, почему же… — пробормотала я. Голова начинала идти кругом. Какая, к черту, инквизиция практически на рубеже двадцатого века? Впрочем, кажется, на этом рубеже и магов не должно существовать, и уж тем более лепреконов, имеющих нотариальные конторы и низший дворянский титул. Что-то мне окончательно переставало нравиться место, в котором я очутилась. — Знала. Но мне казалось, что ее давно уже упразднили. Так на какой площади, говорите, сейчас сжигают еретиков и ведьм?

Мистер Андвари покачал головой.

— Ваши сведения определенно устарели, — сообщил он. — Как минимум, на восемь десятков лет, потому что именно столько прошло с тех пор, как Консорциум дисциплины магических искусств отказался от практики публичных казней. В настоящее время все приговоры приводятся в исполнение на территории тюрьмы, в которой содержится заключенный, к тому же после воцарения королевы Виктории кодекс инквизиции был существенно пересмотрен. Так что теперь для того, чтобы угодить на костер, нужно совершить что-то совсем уж выдающееся.

— Неужели? — нервно фыркнула я, чувствуя, что еще немного подобной жизнеутверждающей информации, и меня окончательно пробьет истерический смех. — Что ж, это не может не радовать.

Если у мистера Андвари и возникли какие-то сомнения по поводу здравости моего рассудка, вслух он их предпочел не озвучивать. Вместо этого лепрекон извлек из кармана сюртука золотые часы-луковицу и весьма недвусмысленно посмотрел на циферблат. Вслед за этим жестом последовало предложение:

— А теперь, мадам, если не возражаете, я бы хотел все-таки обсудить тот вопрос, который побудил меня написать вам письмо.

— Не возражаю, — вздохнула я. Было уже ясно, что по основному интересующему меня вопросу здесь больше ловить нечего. Но спасибо, как говорится, и на том, что есть. — Кстати, о письме. Откуда же оно тогда вообще взялось, если, как вы говорите, вы ничего обо мне не знали?

— О! — мистер Андвари оживился, снова обращаясь к лежавшему у него на столе свитку пожелтевшего пергамента. — Видите ли, мадам, это крайне интересный момент. Должен вам сказать, что сегодняшней ночью, практически сразу после полуночи, в хранилище пресекшихся ветвей произошло прелюбопытнейшее событие.

— В каком, простите, хранилище? — уточнила я, решив, что ослышалась.

— Пресекшихся ветвей, — как ни в чем не бывало повторил лепрекон. — Понимаю, вам не ясна сама формулировка. Дело в том, что иногда — а в последнее время, к сожалению, все чаще — случается так, что магический род прерывается, не оставив прямого наследника. Как правило, в подобном случае магия рода старается подобрать наследника из числа ближайших родственников по крови, но такое не всегда оказывается возможным. В случае если это не удается, род считается пресекшимся. Не исчезнувшим окончательно, но и не способным продолжать активное существование. В силу возложенных на нее обязательств наша контора пристально отслеживает состояние генеалогических древ некоторых из таких пресекшихся родов.

Вслед за этим заявлением повисла театральная пауза, которая, вероятно, должна была нести некий сакральный смысл.

— Не знала, что лепреконы так интересуются родословием, — пробормотала я, решив, что что-то сказать все-таки надо.

— О, это исключительно профессиональный интерес, — заверил меня мистер Андвари. — Нас интересует родословие лишь тех родов, которые когда-то доверили ведение своих дел нашей компании. Поскольку магические роды это не столь закоснелая по сути вещь, как обычные дворянские роды, иногда, хотя и крайне редко, случается так, что один из родов все же обретает наследника.

— С потолка, что ли? — Хм, судя по всему, меня не поняли. — Я имею в виду, вот так из ниоткуда? Ведь вы же сами говорите о прервавшихся родах, а это означает, что никаких наследников нет и быть не может.

— Хороший вопрос, мадам, — мистер Андвари придавил норовящий завернуться край пергамента прессом для бумаг и хитро покосился на меня исподлобья. — Видите ли, для магических фамилий важно не только родство крови, но и, какой бы тавтологией это ни звучало, родство магии. Поэтому, в случае отсутствия кровных наследников хоть какой-либо степени дальности, род вполне может принять в наследники того, чью магию сочтет наиболее близкой по сути. Именно это и произошло сегодняшней ночью. Прошу вас, взгляните сам.

Я подошла к столу. Клок тонкой, превосходно выделанной кожи размерами примерно с половину ватманского листа был плотно исписан каллиграфическим почерком, местами так мелко, что хоть под лупой рассматривай. Правда, чем ниже опускался мой взгляд, тем все больше редела крона древа. Самой нижней, единственной на своем уровне, была надпись «Маргарет Кэтлин Смит». Хм, а Кэтлин-то почему? Хотя, с другой стороны, какая теперь разница? Надпись сопровождалась каким-то причудливым вензелем и соединялась длинной линией с именем последнего представителя центральной ветви рода. Кстати, какого рода-то хоть? Я вновь вернулась к началу листа. С третьего раза, продравшись сквозь жутчайшую транскрипцию причудливых виньеток явно не современного английского языка, я его все-таки прочла, а прочтя, недоуменно посмотрела на лепрекона.

— Род Купавы? Это ведь что-то связанное со славянами, верно?

Мистер Андвари кивнул и пояснил:

— Считается, что он восходил корнями к славянским чародеям — волхвам.

Все страньше и страньше, как говорила кэрроловская Алиса. Что, интересно знать, волхвы вообще забыли в Шотландии и прочих Британиях, когда здесь и без них друидов хватало? Ладно, это, в общем-то, вопрос второстепенный, а важно сейчас было немного другое.

— И что же именно я могу унаследовать от этого, несомненно, уважаемого рода? — осведомилась я.

Мое бурное воображение уже успело нарисовать забитый под завязку золотом и могущественными артефактами сейф, когда мистер Андвари, очевидно уловивший направление моих мыслей, жестоко обломал его полет. Открыв толстую потрепанную книгу в кожаном переплете, он неторопливо перевернул несколько страниц, внимательно вчитываясь, и сказал:

— Боюсь вас разочаровать, мадам, но, по имеющимся у меня сведениям, денежных счетов у рода Купавы нет.

— Какая досада, — вздохнула я. — А что же тогда у него есть?

— В нашем хранилище имеются несколько принадлежащих фамилии трактатов, вероятно, посвященных родовой магии. Не исключено, что какое-то еще имущество может обнаружиться на родовом месте Силы. Плюс, являясь последним оставшимся в живых наследником, вы имеете право пройти испытание на признание вас главой рода. Выглядеть это в вашем нынешнем обличии будет несколько странно, однако знак возле вашей фамилии не предполагает разночтений.

— И что же в этом странного? — спросила я. — Если, как вы сами сказали, я являюсь единственным оставшимся в живых наследником, то это, вроде бы, выглядит вполне естественно и логично.

Мистер Андвари улыбнулся.

— Да, несомненно. Загвоздка только в том, что в роду Купавы, как и в некоторых семьях, имеющих французские и итальянские корни, главами рода могут быть признаны только женщины. Юридически здесь нет никакого противоречия, поскольку, по сути, вы являетесь именно женщиной. Однако для стороннего наблюдателя, сведущего в вопросах генеалогии, решение родовой магии будет выглядеть, по меньшей мере, странно, потому что прежде это правило соблюдалось даже в самые трудные для рода дни.

— А, вот вы о чем… — протянула я. Это был очень интересный нюанс, потому что здравый смысл подсказывал, что лишний раз привлекать к себе внимание мне сейчас было ой как не с руки. С другой же стороны неизвестно еще, какие преимущества мог мне дать статус главы рода. Немного поколебавшись, я спросила об этом у мистера Андвари.

— Как минимум, это будет означать возможность распоряжения родовым местом Силы, — ответил лепрекон.

— А разве без признания главой рода такой возможности у меня не будет? — удивилась я.

— Возможность будет весьма ограничена, — сказал мистер Андвари. — В частности, вы не сможете продавать имущество, принадлежащее роду. Так же накладываются существенные ограничения на операции с денежными счетами рода, поскольку составить на вас доверенность, как вы сами понимаете, будет некому.

Поскольку денежных счетов у рода, как меня только что порадовали, все равно не было, то о последнем упомянутом пункте можно было беспокоиться в последнюю очередь. А вот с запретом на продажу имущества было, конечно, грустнее. Не то, чтобы я собиралась сразу кинуться распродавать все, что получу, но жить ведь тоже на что-то требовалось. Если я сыграю в ящик от голода, роду это вряд ли поможет. И все-таки как быть с несоответствием моей внешности основному правилу выбора главы рода?

— Так каково же будет ваше решение, мадам? — прервал мои размышления мистер Андвари. — Желаете пройти процедуру вступления в наследство?

Я отошла от стола, опустилась на краешек кресла для посетителей и ответила:

— Для начала, если не возражаете, я бы хотела узнать, насколько публичной будет эта процедура. Иными словами, насколько можно минимизировать количество людей, знающих о том, кто именно стал наследником рода Купавы?

— В случае если речь будет идти о простом наследовании, это количество вообще можно свести к нулю, — сообщил лепрекон. — Мы направим в палату магических родов Шотландии письмо, информирующее о свершившемся факте. Большего не требуется. Если же вы решите претендовать на звание главы рода, то процедура будет несколько иной. После удачного завершения ритуала необходимо будет предоставить в палату магических родов пакет документов для восстановления информации о вашем роде в гербовых свитках. Вы можете либо проделать эту процедуру сами, либо, поскольку личное присутствие заявителя при регистрации сведений о роде не является обязательным условием, доверить ее нашим специалистам. Во втором случае вы так же сможете избежать нежелательных для вас контактов.

Я выпрямилась. Вот это мне уже начинало нравиться. То есть, могло бы начать нравиться, если бы не одно маленькое «но».

— Мистер Андвари, а сколько стоят услуги ваших специалистов? Об отсутствии денег у рода Купавы вы осведомлены даже лучше моего, мое же собственное финансовое положение на текущий момент, думаю, тоже в особых комментариях не нуждается.

— Да, определенно не нуждается, — корректно согласился лепрекон. — Так какой конкретно вариант вам обсчитывать?

— Тот, который с признанием главой рода и вашими услугами по оформлению документов, — вздохнула я, решив, что, если уж обламываться, так сразу по полной программе.

— Стоимость проведения ритуала признания главой рода составит двадцать фунтов стерлингов, — сообщил мистер Андвари. — Стоимость оформления документов и регистрации их в палате магических родов — пять фунтов. Итого — двадцать пять фунтов, если не возникнет потребности в дополнительных расходах, которую, как вы понимаете, не всегда можно предвидеть заранее.

— Понимаю, — тоскливо сказала я. Двадцать пять фунтов… Платежеспособность британской валюты конца девятнадцатого века я, конечно, представляла плохо, но все равно было ясно, что сумма это приличная. У Конан Дойля, помнится, старший Баскервиль, неудачно сыгравший в салочки с мастиффом, в завещании прислуге пятьсот фунтов отписывал, и Бэрримор считал это большими деньгами, собираясь на них собственное дело открыть. Ну, хорошо, может и не на пятьсот, а на тысячу фунтов — если допустить, что жене его деньги выплачивались отдельно от мужа и в таком же размере, но от этого не легче. А если учесть, что там же, в «Собаке Баскервилей», швейцарам приличных лондонских гостиниц платили взятки в шиллингах… В общем, кажется наследство мне в ближайшее время вообще не светило, потому что я бы сейчас не то что на услуги нотариуса, а даже на взятку одному швейцару не наскребла бы денег.

— Однако, с учетом исключительность случая, — тем временем продолжал мистер Андвари тоном Мефистофеля, искушающего Фауста, — мы готовы рассмотреть возможность отсроченной оплаты с предоставлением гарантийной расписки.

Эти слова, наверное, могли бы порадовать кого угодно, кроме человека, имевшего счастье жить в России.

— И в чем подвох данной расписки? — поинтересовалась я, с подозрением глядя на собеседника.

— Мадам, — невозмутимо заявил лепрекон, — мудрость нашего народа гласит, что порой небольшое ожидание оказывается полезнее тяги к сиюминутной выгоде. В данном конкретном случае ожидание, на мой взгляд, вполне оправдано. Если я буду настаивать на немедленной оплате, вы, как бы ни было вам нужно наследство, развернетесь и уйдете, потому что денег сейчас вам взять неоткуда, и, скорее всего, уже не вернетесь. Если же мы проявим некоторое терпение, это значительно увеличит шанс получения оговоренной суммы. Кроме того сама по себе информация о том, что в число наших клиентов входит представитель рода, весьма известного в прошлом и столь чудесно возродившегося в настоящем, может послужить неплохой рекламой.

— Только без перехода на конкретные личности, — тут же предупредила я.

— Разумеется, — заверил лепрекон. — Сохранение в тайне личной информации клиентов всегда являлось непременным условием работы нашей компании. Так каким будет ваше решение, мадам?

— А каким будет срок действия гарантийной расписки?

— Ровно год с момента написания.

Год это было не так уж и много, но в то же время не так уж и мало. За год у меня был шанс хоть как-то выправить свое финансовое положение, либо — чем черт не шутит — успеть отыскать способ вернуться домой, предоставив настоящему хозяину тела приятную перспективу разбираться с долгами. Как бы то ни было, лепрекон был прав — наследство мне сейчас не помешало бы. Как знать, а вдруг на родовом местечке возьмет да отыщется родовой сундук с золотом? В общем, рискнуть имело смысл.

— Тогда я, пожалуй, скажу, что согласна, — улыбнулась я выжидающе застывшему мистеру Андвари. — Всегда мечтала получить в наследство старые умные книжки.

Мне тут же подали бумагу и перо с чернильницей. С третьего раза сладив с непривычным письменным прибором, я под диктовку лепрекона составила расписку. В принципе, ничего криминального в ней, действительно, не содержалось. Леди Маргарет Кэтлин Смит обязалась оплатить такие-то услуги, оказанные нотариальной конторой «Андвари, Андвари и Ко», в случае их оказания в полном объеме. Стоимость услуг составляла двадцать пять фунтов стерлингов, крайний срок оплаты — 11 часов 39 минут 1 мая 1893 года. Я на всякий случай уточнила у лепрекона, означало ли это, что сейчас идет 1892 год, и получила подтверждение. Что ж, во всяком случае, это свидетельствовало о том, что мои логические выкладки были верны. А вот о процентах на рассроченный платеж в расписке ничего не говорилось. Чтобы избежать сюрпризов, я спросила и об этом. Мистер Андвари тоном оскорбленной добродетели заверил меня, что дополнительных процентов их компания никогда и ни с кого… Ну да, конечно, верю. Похоже, все проценты уже были включены в стоимость заранее, поскольку продуманный господин юрист отлично понимал, что сразу я ему ничего не смогу заплатить. Бизнес и ничего личного.

Как только я поставила подпись под распиской, мистер Андвари забрал ее у меня и, аккуратно промокнув написанное, убрал в ящик, после чего предложил:

— А теперь следуйте за мной.

Еще бы, черт возьми, я за ним не последовала, за такие-то деньги.

Поднявшись из-за стола, мистер Андвари открыл замаскированную под стенную панель дверь, за которой оказалась короткая лестница, выведшая нас в узкий каменный коридор, тускло освещенный факелами. Я бы, пожалуй, даже поверила, что коридор располагался где-то под зданием на Хай-стрит, если бы не возникшее на лестнице то же самое неприятное ощущение, которое сопровождало мое перемещение в Эдинбург. Похоже, не все быстрые перемещения лепреконов требовали произнесения ключевых слов. Освещенный факелами коридор вывел нас с мистером Андвари в просторное помещение пещерного типа, освещенное все теми же факелами. В то время как я задержалась на входе, пытаясь оценить открывшееся передо мной пространство, лепрекон уверенно засеменил вперед, лавируя среди сталагмитов и сталагнатов. К тому времени, как я его догнала, он успел остановиться.

— Мы, что, уже пришли? — поинтересовалась я, осматриваясь по сторонам.

— Так точно, мадам, — подтвердил лепрекон. — Это и есть ваше хранилище.

Да уж, вот так и ломаются шаблоны… Видимо по старой привычке я представляла себе родовое хранилище этаким аналогом депозитария, однако сейчас вместо бронированных дверей передо мной высились массивные каменные створки, чем-то напоминающие врата Мории до активации их Гендальфом. Для довершения сходства не хватало пары падубов и застоявшегося озера со Стражем Врат.

— И что мне теперь требуется делать? — спросила я у лепрекона, определенно не спешившего идти вперед. — Сказать «дэр пароль»?

— Нет-нет, — заверил тот, явно не будучи знаком ни с «Властелином колец», ни с его гоблинским переводом. Хотя, что это я бочку качу? Гоблинского перевода в этой реальности и этом времени пока еще и в замыслах-то нет, равно как и самого «Властелина колец», не говоря уже о его экранизации. — Ничего говорить не надо. Просто подойдите к дверям и встаньте напротив знака рода.

Знака рода, говорите… Я задумчиво посмотрела на ровнехонькую каменную поверхность, не имеющую никаких изображений, но на всякий случай все же сделала два лишних шага. Словно отзываясь на мое приближение, по камню, ширясь и проблескивая белым сиянием, начали расползаться трещины, вычерчивая графический узор, все более приобретающий сходство с многолепестковым цветком. Ладно, уговорили. По умолчанию будем считать это купавой, водяной лилией. И что дальше?

— Отлично, мадам. Теперь позвольте ваши руки. Придется немного потерпеть.

Ах ты, с… скотина узкомордая! Про немного это было оптимистично сказано, ценю! Сделанные серебряным ножом неглубокие надрезы прошли поперек ладоней аккурат по линиям сердца.

— Прижмите ладони к камню покрепче, — деловито распорядился мистер Андвари, прикладывая мои руки к каким-то одному ему ведомым точкам узора. — И не разрывайте контакт до окончания ритуала.

«Не знаю, как насчет наследства, но воспаление здесь точно гарантировано», — со злостью подумала я, поглядывая через плечо на вновь отошедшего на почтительное расстояние лепрекона. — «И дернул же черт связаться…»

И тут камень под моими ладонями пошел мелкой дрожью. Ух-ты. Если бы не своевременное предупреждение мистера Андвари, я бы предпочла, пожалуй, свалить куда-нибудь подальше, а так оставалось только стоять и ждать результата. Вычерченный трещинами в камне цветок начал разгораться белесым светом, одновременно с этим появилось неприятное покалывание кожи, медленно распространяющееся от запястий вверх по предплечьям. Я негромко засвистела сквозь зубы. Что-то не нравилось мне происходящее, ох как не нравилось… Камень погас, однако молочно-белое свечение вокруг моих предплечий держалось еще некоторое время, пока, наконец, не иссякло, словно бы впитавшись в шерстяную ткань пальто.

— Кровь рода Купавы признала наследника, — объявил мистер Андвари, и, хотя это было сказано громко, голос его затих, не породив даже малейшего эха. — Можете опустить руки, мадам.

— Какое счастье, — пробормотала я, торопливо поворачивая ладони к себе, чтобы глянуть, что там творится с порезами. А ничего не творилось, поскольку их элементарно не было. Перепачканная подсыхающей кровью кожа казалась неповрежденной. Сюрприз, конечно, но приятный. Вот если бы еще и ребра перестали болеть таким же волшебным способом, было бы вообще замечательно. Однако те, как ныли, так и продолжали ныть.

— Теперь откройте хранилище, — тем временем распоряжался мистер Андвари.

Поскольку никаких ручек на дверях не наблюдалось даже в первом приближении, я просто толкнула камень ладонью. Створки пришли в движение, и я на всякий случай задержала дыхание, когда из ширящейся щели вырвалось облако зеленоватого дыма. Мало ли какая там защита стоит. Надышишься, а потом ищи противоядия.

Обширное хранилище, имевшее размеры с небольшой ангар и такой же, как в ангарах, сводчатый потолок, вполне предсказуемо пустовало. Лишь к одной из стен жался дряхлый стеллаж, пара полок на котором была заполнена не менее дряхлыми книгами, да в центре помещения, белея в луче падающего не пойми откуда рассеянного света, возвышалась плита, на которой возлежал раскрытый фолиант. Что-то мне все эти декорации упорно продолжали напоминать…

— Ну, здравствуй, зал Мазарбул, — вздохнула я, делая шаг внутрь. Мистер Андвари как-то странно на меня посмотрел, но промолчал. При ближайшем рассмотрении на плите не обнаружилось никаких рунических посвящений вечным шахтерам-стахановцам, зато нашлись стоящие близ фолианта небольшой ларец и простенькая плошка из темного дерева. Привет от предков-волхвов, что ли? Спасибо, что гусли не оставили, Садко изображать я бы точно не потянула.

Мистер Андвари открыл ларец. В нем было всего два отделения: в меньшем лежал перстень, а в большем — флакон, наполненный темной жидкостью. Лепрекон откупорил флакон и вылил его содержимое в плошку.

— Сделаете только три глотка, — предупредил он, передавая плошку мне. — Каждый последующий строго после моего сигнала. Это понятно?

— Разумеется, — кивнула я.

Мистер Андвари смочил пальцы в жидкости из плошки и окропил ею страницы фолианта.

— Ночь порождает день, — заговорил он, явно что-то цитируя на память, поскольку разворот книги, который могла видеть и я, был пуст, — свет — тени, а тишина — звук. Прерванный род возрождается из небытия, как феникс из пепла. Ныне тот, кто был признан достойным, готов трижды пригубить чашу долга. Вкус выбора — горечь, — лепрекон кивнул, и я сделала небольшой глоток.

— Вкус памяти — соль.

Кивок, а вслед за ним второй глоток.

— Вкус мести — сладость.

Третий глоток, сразу после сигнала.

— Сотни путей лягут под ноги, и какой из них станет верным, решать лишь тому, кого признает и кровь, и магия. Кровь рода сделала свой выбор, присягая Главе.

У меня торопливо отобрали плошку и протянули взамен ларец с перстнем.

— На безымянный палец левой руки, — шепнул мистер Андвари.

Перстень сел, как влитой, словно под меня и делали. Снова, как у входных дверей, полыхнуло белым светом, на который кожа отозвалась покалыванием.

— Магия рода сделала свой выбор, присягая Главе, — провозгласил мистер Андвари и уже обычным деловым голосом сообщил:

— Ритуал завершен успешно, мадам.

— Вы уверены? — спросила я.

— Взгляните сами, — лепрекон указал на разворот фолианта. — Кодекс рода признал ваше имя.

Действительно, на ранее пустовавшей странице теперь красовалась та же самая надпись, что и на пергаменте, виденном мною ранее в кабинете мистера Андвари. Маргарет Кэтлин Смит. Правда, в отличие от пергамента, здесь также указывалась дата якобы моего рождения — 6 декабря 1861 года, и его место — поместье Медвежий ручей, Тастыпский уезд, Минусинский округ Енисейской губернии Великой Тартарии. Надо же, сколько всего интересного можно про себя узнать из умных книжек. Нет, с датой рождения кодекс угадал, здесь к нему никаких претензий у меня не было. С годом… Год, похоже, был тупо пересчитан на современные реалии, потому что путем несложных арифметических расчетов, вычитая из 1 мая 1892 года 6 декабря года 1861, я получала как раз таки свои родные тридцать с хвостиком лет. Интереснее всего дело обстояло с адресом. Поскольку я ни в какой Енисейской губернии точно не рождалась, имело смысл предположить, что это указание на точку расположения родового места Силы, хотя, если моя догадка верна, далековато на восток занесло моих свежеприобретенных предков-славян. Не иначе как с Ермаком-батюшкой гуляли по Сибири. А вот упоминанию Тартарии я как-то даже особо не удивилась, и без нее было уже ясно, что я угодила в прошлое не своего родного мира, а какого-то другого, пускай и очень на него похожего. Нормальный, типовой такой закон подлости: если не везет, то по полной программе.

Обратный путь через пещеру со сталагмитами к коридору, «ведущему» в кабинет мистера Андвари, прошел смазано. Отказавшись от предложения прямо сейчас забрать унаследованные книги, я едва успела выйти за порог хранилища, когда предплечья снова закололо. Да что ж такое-то? Я поддернула ткань одного из рукавов ближе к локтю и оторопела. По незагорелой коже от запястья и выше, образовывая причудливый широкий наручь, шли темно-бурые узоры не то славянских, не то скандинавских татуировок. На второй руке оказалось то же самое.

— Мистер Андвари, а это что вообще такое? Побочный эффект от ритуала?

— Похоже на магические татуировки, — ответил лепрекон, глянув мельком. — А у вас их раньше разве не было?

— Э… не знаю, — честно призналась я. Искать какие-либо опознавательные знаки на теле мальчика мне и в голову-то не пришло.

В общем, всю оставшуюся дорогу я занималась тем, что критически рассматривала свежеобнаруженные украшения и пыталась себя убедить, что выглядят они не страшненько, а совсем даже наоборот — главное немного подзагореть и обзавестись соответствующим гардеробом. О том, что денег ни на гардероб, ни на что-либо другое, как не было, так и нет, я предпочитала пока не думать. А еще решила не спрашивать у мистера Андвари, почему озвученный им перечень вкусов долга был прямо противоположен тому порядку, в котором менялся вкус жидкости, когда я пила из чаши. А то мало ли, решит еще, что все-таки ошибся… на пару с магией рода.

Когда мы вернулись в кабинет, лепрекон сразу занялся составлением каких-то бумаг — вероятно, тех самых, которые обошлись мне в пять фунтов под расписку, а я, немного помявшись, спросила, не найдется ли у него зеркала. Нужно же было окончательно выяснить, что я сейчас из себя представляю. Зеркало нашлось — маленькое, в изящно выполненной золотой оправе, и из этого зеркала на меня глазами узника Освенцима глянул худющий и чумазый подросток. Нет, морально я, конечно, уже была готова не обнаружить в зеркале рыжую, стриженную под мальчишку Риту Кузнецову, но состояние истощения ребенка все равно стало для меня сюрпризом. На щеке у мальчика красовался свежий, еще не начавший зацветать кровоподтек. Волосы ребенка были светло-русыми: с отчетливо выраженной рыжиной, но все равно скорее русыми, а вот глаза, как ни странно, остались моими собственными. То есть, не знаю, конечно, какой именно степени зелености они должны были быть у прежнего владельца тела, однако тот светло-зеленый с золотистым оттенком цвет радужки, который отражался в зеркале сейчас, я наблюдала на протяжении всех тридцати лет своей жизни. Глаза блудливой кошки, как сказал однажды один мой знакомый. Наверное, комплимент хотел отпустить.

Наконец, мистер Андвари передал мне несколько листов текста, попросив расписаться в отмеченных галочками местах. Подавив желание нарисовать крестик, я размашисто изобразила министерскую подпись Маргариты Кузнецовой, решив, что все равно никто здесь не сможет разобрать по ней мою настоящую фамилию.

— Поздравляю, мадам, — сказал лепрекон, пряча документы в папку. — Что ж, теперь вам остается лишь ждать нашего посыльного с подтверждающим письмом. Срок рассмотрения документов в палате магических родов составляет от одной до двух недель, так что постарайтесь это время провести на территории, не укрытой защитными заклинаниями, иначе могут возникнуть затруднения с доставкой извещения.

Я кивнула и покрутила на пальце печатку, пытаясь снять. Безрезультатно.

— Перстень покидает главу рода только после его смерти, — сказал лепрекон, заметив мои манипуляции.

— И что, мне теперь так с ним и щеголять? — я ужаснулась, представив, как это будет выглядеть со стороны. Татуировки, перстень… давайте еще для завершения картины пирсинг в нос и пару сережек в уши добавим. Впрочем, кажется, они еще не скоро в моду войдут.

Мистер Андвари с удивлением развел руками.

— Все главы родов как-то ходят. С учетом того, что перстни являются ключами быстрого перемещения к родовому месту силы и, насколько мне известно, могут быть настроены еще на несколько точек, это весьма удобно. Если же вас не устраивает его внешний вид, просто распорядитесь, чтобы он приобрел невидимость.

Распорядиться, говорите? Я посмотрела на массивный перстень, мысленно приказала ему скрыться, и тот, действительно, исчез. Ладно, уже лучше. А насчет ключа мы еще проверим. Я распрощалась с мистером Андвари, пожелавшим, чтобы род Купавы плодился, размножался и богател под моим чутким руководством, и покинула нотариальную контору.