Волшебная страна Люси Певенси (джен)

К вечеру бедному профессору Керку стало совсем плохо. Он лежал на диванчике в бобровой хатке и бредил. Люси очень за него волновалась. А еще она волновалась за Питера и Сьюзен, которым Фрау велела помогать миссис Бобрихе на кухне, потому что служанки Айви, Маргарет и Бетти сбивались с ног, готовя праздничное угощение для нацистских гостей. Питер очень сердился — вернее, делал вид, что очень сердится, а на самом деле боялся за Сьюзен: ей приказали прислуживать нацистам за столом. Вдруг те ее обидят?

— Вот бы сейчас их всех разбомбить! — говорил Питер, наблюдая за тем, как к дому на своих блестящих черных автомобилях съезжаются нацистские офицеры. — Был бы здесь папа — уж он бы придумал, как с ними разделаться!

Когда Питер, Сьюзен и миссис Бобриха ушли, Люси с грустью подумала о том, что ей (в первый раз в жизни) предстоит встречать Рождество вдали от мамы и папы — и, вдобавок ко всему, без пудинга, имбирных пряников и рулета с джемом. «Не очень-то весело, — вздохнула Люси. — Наверное, в оккупации всё не очень-то веселое — даже Рождество». Тут Люси была полностью права: в оккупации, скажу я вам, нет ничего хорошего. В самом деле, какому мальчику или девочке понравилось бы, когда посреди ночи выгоняют из дому, начинают там нагло хозяйничать, да еще и всякий раз грозятся сдать в приют, хотя у вас есть мама и папа? Только мама осталась в Лондоне, а папа должен служить в армии и воевать с такими же оккупантами на фронте. А еще конфисковали все припасы, все продукты и всё продовольствие. И теперь нельзя попить чаю с тостами, омлетом или яйцами всмятку, а завтракать, обедать и ужинать приходится одной только вареной картошкой, которой добрые мистер и миссис Бобры делятся с детьми.

Если и есть что-то неплохое в оккупации, так только то, что не надо ходить в школу. Но даже несмотря на это Питер, Сьюзен и Люси согласились бы ходить в школу хоть каждый день, даже без каникул (ну, может, только летние пусть всё же останутся), лишь бы всё стало как прежде, без войны и оккупации.

— Питер — дурак, — заявил Эдмунд, как только за Питером закрылась дверь. — Не понимает, что Фрау оказала ему честь. Повезло ему… Ведь там будет столько всего вкусного! На самом деле Фрау хорошая и красивая, а Питер хочет ее разбомбить.

— Как ты можешь так говорить, Эд! — поразилась Люси. — Питеру не нужно угощение твоей Фрау — и мне тоже. Я лучше всю жизнь буду есть вареную картошку, чем попробую эти ее противные нацистские сладости! И я бы ни за что и никогда ничего у нее не взяла, — и она со значением посмотрела на Эдмунда.

— Ты просто мне завидуешь, — фыркнул тот, — потому что фрау выбрала меня. А вы все зазнайки. Особенно Питер. Вот увидишь — сейчас я пойду туда и буду праздновать Рождество вместе с Фрау, а ты сиди тут одна и без сладостей!

Люси испуганно посмотрела на Эдмунда. Конечно, вы понимаете, что Люси испугалась вовсе не перспективы остаться на Рождество без сладостей (хотя это тоже было бы очень неприятно), а того, что Эдмунд попадет в лапы Белой Колдуньи.

— Не ходи туда, Эдмунд! — воскликнула Люси. — Тебя же предупреждал мистер Бобр: не следует попадаться нацистам на глаза — а то отправят в приют!

— Мистер Бобр? — передразнил ее Эдмунд. — Ха-ха. Глупышка Люси, всё играешь, — он принялся зашнуровывать ботинки. — Ничего подобного, — сказал он заносчиво. — Это вас всех отправят в приют, а меня — нет, потому что я понравился Фрау. Она усыновит меня, и я буду целыми днями объедаться рахат-лукумом!

Застегнув теплую куртку, Эдмунд вышел из бобровой хатки и решительно зашагал по дорожке, ведущей к замку Белой Колдуньи. Люси побежала за ним.

— Постой! — кричала она. — Остановись, Эдмунд! Колдунья обманывает тебя! Она хочет превратить всех нас в камень — я сама это слышала!..

Люси нагнала Эдмунда у черного хода. Перед парадным входом горели фонари, машины с ревом всё подъезжали и подъезжали, залы ярко освещались хрустальными люстрами, но здесь, у черного хода, было темно и тихо. Эдмунд заметно оробел. Он по-прежнему изображал из себя смельчака, но перестал громко разговаривать и вошел в дом, стараясь не греметь ботинками.

— Как здесь темно, — прошептала Люси. — Эдмунд, давай уйдем отсюда! Мистер Бобр забеспокоится, если не найдет нас дома, когда вернется.

В глубине души Эдмунд был согласен с сестрой: как бы он ни храбрился, на самом деле ему совсем не понравилась эта темнота и странные отдаленные поскрипывания — ему вмиг пришли на ум страшные рассказы про нацистские пытки и всё в таком роде. Эдмунд уже хотел напустить на себя снисходительный вид и сказать Люси: «Ладно, Лу, пойдем обратно, если тебе так страшно. Морока с этими малышами!», но вдруг где-то неподалеку раздался крик, а вслед за ним — грохот, как будто разбилась бутылка. Эдмунд замер.

— Это кричала Сьюзен! — выдохнула Люси. — С ней что-то случилось! Эд, бежим скорее!

Она дернула брата за руку, но тот не двигался с места. Тогда Люси оттолкнула Эдмунда и бросилась вниз по лестнице к винному погребу — именно оттуда доносились крики Сьюзен. Распахнув дверь погреба, Люси увидела нацистского офицера, который повалил Сьюзен на стол и задирал ей юбку. Несмотря на то, что офицер был намного крупнее и сильнее нее, Сьюзен отчаянно боролась, и тот, разозлившись, с хриплым рычанием начал ее душить. Люси поняла, что сестра вот-вот потеряет сознание.

— Питер! — закричала Люси изо всех сил. — Питер, Питер, на помощь!..

Она страшно испугалась, что Питер может быть далеко и не услышит — но через несколько мгновений он прибежал из кухни с ножом в руке. Не раздумывая, Питер кинулся к нацисту и принялся оттаскивать его от Сьюзен. Офицер, хрипло выругавшись, ударил Питера по лицу — Питер пошатнулся, но удержался на ногах и ударил в ответ… Несколько секунд пронеслись для Люси как в страшном сне. Питер и нацистский офицер катались по полу. Глаза нациста сверкали какой-то холодной волчьей яростью — в голове Люси промелькнула мысль, что он и сам похож на матерого волка: с серовато-светлыми волосами и иссеченным шрамами злобным лицом, которое сейчас походило скорее на оскаленную звериную морду.

Питер с трудом вытащил из груди нациста кухонный нож и с удивлением посмотрел сначала на бездыханное тело, потом — на собственные руки, запачканные кровью. Нацист был мертв. Сьюзен со стоном слезла со стола и подошла к Питеру. После пережитого они оба едва стояли на ногах. Полагаю, нет нужды скрывать, что Питер, Сьюзен и Люси не могли удержаться от слез — надеюсь, вы не поставите им это в упрек. Питер обнимал Сьюзен, Сьюзен обнимала его, а их обоих обнимала Люси. Она думала: «Питер победил волка! Он вызвал приспешника Белой Колдуньи на бой и вонзил свой меч в злое волчье сердце! Теперь Питер — настоящий рыцарь. Он — Гроза Волков!»

Пока Питер сражался с врагом, из парка подоспел мистер Бобр. Оглядев мертвого нациста, он ужаснулся и воскликнул шепотом:

— Нам надо выбираться отсюда, не теряя ни одной секунды. Этот зверь — офицер гестапо! — тут мистер Бобр назвал немецкую фамилию, которую Люси не расслышала — ей показалось, что мистер Бобр произнес что-то вроде «Могрим». Что ж, на мой взгляд, Могрим — весьма подходящее имя для волка и приспешника Белой Колдуньи; так мы и будем называть его впредь.

— Что такое «гестапо»? — успела шепнуть Люси старшей сестре.

— Нацистская тайная полиция, — ответила Сьюзен тоже шепотом.

«Так значит, этот волк — Могрим, капитан тайной полиции! — поняла Люси. — Белая Колдунья специально отправила его за нами, чтобы он тайно схватил нас и привел к ней. Вот почему он набросился на бедняжку Сьюзен!»

Как только мистер Бобр сказал: «Нам надо выбираться отсюда», все бросились вон из дома — даже Эдмунд, который, похоже, раздумал идти к своей Фрау.

Пробегая мимо кухни, они прихватили с собой миссис Бобриху.

— Самое время бежать, — согласилась она, когда мистер Бобр, Питер и Сьюзен торопливо рассказали ей о том, что случилось. — В доме гремит музыка, гости Фрау — будь они неладны — опустошили почти весь винный погреб, их шоферы тоже празднуют в доме, так что никто не заметит нашего побега по меньшей мере до завтрашнего утра.

По дорожке, ведущей от черного хода (по которой, как вы помните, мистер Тумнус вывел Люси из замка злой Колдуньи), они добрались до бобровой хатки. Едва они вошли, миссис Бобриха подняла с пола несколько мешков и принялась греметь, стучать и хлопать дверцами кухонных ящиков, аккуратно складывая в мешки картошку, чай, сахар, спички, носовые платки, теплые вязаные носки и еще тысячу разных необходимых вещей.

— Что вы делаете?! — воскликнула Сьюзен. — Разве нам не надо спешить?

— Очень опрометчиво, милочка, отправляться в путь, не захватив с собой еды и теплой одежды, — спокойно ответила миссис Бобриха и добавила с сожалением: — Ах, если бы мы могли взять мою швейную машинку!..

Люси рассмеялась.

— Неужели вы собираетесь шить по дороге?

— Как подумаю, что Фрау будет ее вертеть, так худо становится, — пожаловалась миссис Бобриха. — Еще вздумает шить на ней свои мерзкие нацистские флаги! А то и сломает, чего доброго.

Наконец все вещи были уложены, миссис Бобриха, кинув прощальный взгляд на швейную машинку, вышла вместе с Люси, Эдмундом и Сьюзен из дому, а Питер и мистер Бобр подняли профессора с дивана и понесли его к ближайшей машине. Черный жук-автомобиль глянцевито блестел в лунном свете. Люси подумалось, что это, возможно, сани самой Белой Колдуньи — сейчас они уедут, а Колдунья без своих саней не сможет пуститься за ними в погоню. Мистер Бобр и Питер устроили профессора на заднем сиденье, туда же втиснулась Сьюзен с Люси на коленях, а недовольному Эдмунду пришлось сесть на колени к миссис Бобрихе, что, боюсь, не доставило ему радости. Питер сел вперед, а мистер Бобр — на место водителя. Вскоре беглецы тронулись в путь, оставляя позади расцвеченный огнями замок Колдуньи и всех пирующих там вампиров, оборотней, ведьм, людоедов и прочих страшилищ, которых я не стану описывать — не то взрослые запретят вам читать эту книжку.