Негодный мальчишка (джен)

Гарри Поттер сидел на детской площадке и задумчиво пинал ногой старые качели, заставляя их мерзко скрипеть ржавыми петлями. Не сегодня-завтра должно было прийти письмо. Нет, не так. Письмо. С большой буквы, да.

Тетя Петуния не испугается. Это она все упражняется. Сериалов насмотрелась. Актерское мастерство, чтоб его. На самом-то деле с совами она обращается немногим хуже дрессировщика.

Так что самому Гарри, по сути, не имеет никакого смысла сидеть в душном доме и ждать, пока чертово письмо придет. Тем более, сегодня День.

«Днем» Гарри и компания называли годовщину гибели одного из своих друзей, Гордона. Так уж вышло. Скорая не успела.

Пацаны как-то раз после летних дополнительных занятий вышли из школы с целью побродить по городу без присмотра и волею случая попали за пределы благополучного райончика. Гуляли себе спокойно — им всего-то лет по восемь было, но отбрехаться насчет самоволки заранее смогли все, — гоняли птиц, пару раз ловили за шкибот мелких, сбежавших от мамаш, да забрели не туда.

Исправительная Школа имени Святого Брутуса — не самое приятное, но и не самое худшее в том месте, куда они попали тогда. Числящийся при школе приют был намного опаснее. Мальчишки там начинали воровать с четырех лет, имели документированные приводы в участок с шести и числились по малолетке с семи. Девочкам же оставалось только одно. Кормили в приюте через раз, так что на заработок воспитанников смотрели сквозь пальцы. До одиннадцати лет девочки следили за младшими, распределяли еду и белье. А после очередного дня рождения шли на панель. До восемнадцати доживали немногие. Даже среди мальчишек-уголовников процент выживания был выше. И Гарри с ребятами не повезло зайти на территорию «местных».

В тот момент, когда их внезапно начали брать в круг приютские хулиганы, Гарри только хватило ума и сил нагнать на всех страху. И слава всем тем, кому можно молиться, что Дадли сбежал, не успев дойти — трус он и есть трус. Только этот трус и привел помощь раньше всех, с криками ворвавшись домой и переполошив дядю с тетей. Раньше полиции, раньше скорой. Никто не хотел заезжать в неблагополучную часть пригорода за просто так.

Несколько младших, да и парочка старших нападчиков, тоже ретировались под гнетом ужаса. Только вот остались самые-самые. Самые грозные, самые сильные и самые отшибленные.

Сначала главарь этой своры предложил «мажорчикам» расстаться с имеющимися «цацками». Но не было у ребят при себе ничего — в школе запрещали носить вычурные украшения наподобие дорогих часов и ювелирных изделий; только форма, только дисциплина. Приютским это не понравилось. Зато мысли о том, что они найдут применение органам молоденьких сытеньких детишек, грела. Грела как никто и ничто. Даже грезилось то, как покупалась целая куча больших-больших обогревателей. Чтобы хватило во все комнаты. Чтобы младенцы не умирали от пневмонии, а девчонки не угасали от последствий переохлажденных яичников, нелеченых циститов и прочих женских неприятностей.

Итог драки был чудовищно глупым: сначала все бросились врукопашную, потом некоторые достали ножи, а затем Гарри сообразил воспользоваться магией. Только защитить сумел не всех: без палочки он мог совсем немногое, но Малькольм и Пирс были рядом, как и всегда, и сберечь их при помощи простеньких приемчиков было не очень трудно, а вот Гордон по обыкновению попер напролом. Он был больше каждого из дерущихся раза этак в два, занимался боксом с того самого момента, как научился ходить, по примеру и настоянию отца, и не терпел вот таких наглых наездов ни за что.

Гордону воткнули нож-бабочку в легкое, когда он раскидал почти всех, кто изъявил желание на него напасть.

И сколько Гарри ни пытался помочь, сколько ни трудилась несчастная невидимая эльфийка Тилли, единственное, что они смогли сделать — это облегчить его страдания забвением. Скорая приехала лишь для того, чтобы зафиксировать время смерти. Они даже не успели начать реанимировать его. А Гарри знал, что без серьезной целительской магии это уже было невозможно. Знал, но ничего не мог сказать, не мог подготовить друзей к тому, что вот-вот одного из них не станет. И этот день стал для него точкой отсчета.

Именно в этот день Гарри решил, что расскажет Пирсу и Малькольму о себе все. И плевать на Статут, на «Избранность», на то, что сумасшедшим могут посчитать. Друзья — это друзья. Если они останутся с ним после того, что он им откроет, значит, это на всю жизнь.

Взрослые обычно недооценивают детей. Считают их желторотыми несмышленышами вплоть до совершеннолетия, а то и после. И глубоко ошибаются. С тех пор, как ребенок начинает осознавать себя, он понимает все, что для него доступно. А тому, что недоступно, ищет объяснения. Так несколько восьмилетних мальчишек резко повзрослели, увидев смерть своими глазами, почувствовав ее холод и потеряв частичку себя.

На удивление, оба, и Пирс, и Малькольм, приняли правду. Молча, не споря. Гарри не знал, что они видели, чувствовали, что он не такой. Непохожий. На грани восприятия улавливали все то необычное, что тянулось за ним. И давным-давно уже решили для себя, что Гарри — друг. Несмотря ни на что.

* * *

Гарри сидел на обшарпанной скамейке и думал. Думал о Гордоне, чьи родители замкнулись на воспитании младшей дочери. Девочку можно было только пожалеть — из-за родительской опеки она и шага в сторону не могла сделать. Думал о том, что ему предстоит. И невольно возникали мысли о других погибших. Из другого мира. О тех, чьи образы он откуда-то помнил, о тех, информацию о которых пришлось выжимать из Тилли — эльфийка прижигала себе уши и другие выступающие части тела утюгом, но доставала старые выпуски газет, копии выпускных альбомов, какие-то записи, — и о родителях, конечно же.

О родителях Гарри думал каждый день. И каждый день в нем копилась злоба. Этакий счет магическому миру. «За все хорошее». Сначала была всепоглощающая боль, потом тупая апатия, потом горячая ярость. Со временем бурлящая ярость перешла в холодную ненависть. Ненависть не менее всепоглощающую, чем боль утраты.

Гарри готовился к Школе. Поэтому вспоминал. И чем больше он вспоминал, тем больше «видел». Он видел широкоплечего парня по имени Фрэнк, у которого лилась кровь изо рта и носа из-за того, что он, разоруженный, на одних эмоциях без палочки невербально колдовал, защищая белокурую беременную девушку. Ее звали Алисой, кажется. И эта Алиса пробила антиаппарационный щит, когда Фрэнк истощил свои резервы полностью.

Он видел огромного светло-коричневого волка, кидающегося на людей в белых масках, рвущего их на клочья. И видел то, как этот волк превращается в исполосованного шрамами мужчину. Этого мужчину зовут Ремусом, и он ровесник родителей Гарри, только выглядит старше лет на пять. Война и проклятье оборотничества отнимают годы.

Он видел, как бледная темноволосая женщина прилюдно дает пощечину какому-то смазливому юнцу, а он защищает ее от заклинаний своим телом. Видел, как на месте этого юнца появляется черный волкодав. Помнил, как младенцем зарывался в его мягкую шерсть, катаясь по дому верхом. До сих пор ощущал запах грубой кожаной куртки, когда этот юнец с залитым слезами лицом на руках выносил его, раненого в лоб и рыдающего, из развалин родительского дома, прижимая к себе, как спасательный круг. Сириус. Сириус Блэк. Крестный. Преступник? О нет.

И скоро Магическую Британию хорошенько встряхнет от первого публичного выступления их «символа».

* * *

По причине непрерывных раздумий Гарри проводил как можно больше времени вне дома, шатаясь неподалеку и размышляя о том, что не так уж много времени осталось до конца каникул, откуда ему светила перспектива познакомиться с этим самым магическим миром.

В сентябре Дадли должен был пойти в элитный пансион и наконец-то расстаться с одной на двоих с нелюбимым родственничком школой. Дадли перевели в частную школу, где когда-то учился дядя Вернон, — в «Вонингс». Кстати, туда же устроили и Пирса Полкисса. Он по этому поводу очень долго возмущался, а потом пришел к выводу, что наличие Дадли — это хотя бы какое-никакое развлечение.

Гарри исключительно для прикрытия зачислили в самую обычную общеобразовательную школу, в «Хай Камеронс». Дадли это показалось невероятно смешным.

— В этой школе старшекурсники в первый же день засовывают новичков головой в унитаз, — сразу же начал свои попытки поиздеваться Дадли. — Хочешь подняться наверх и попробовать?

— Нет, спасибо, — ответил Гарри. — В многострадальный унитаз никогда не засовывали ничего страшнее твоей головы — его, бедняжку, может и стошнить.

Дадли насупился, покраснел, но убежал раньше, чем Гарри смог посчитать его «грозный» вид поводом для конфликта.

Тем не менее уже следующим утром Дадли гордо маршировал по гостиной в новой школьной форме. Ученики «Вонингса» носили темно-бордовые фраки, оранжевые бриджи и плоские соломенные шляпы, которые называются канотье. Еще они носили узловатые палки, которыми колотили друг друга за спинами учителей. Считалось, что это хорошая подготовка к той взрослой жизни, которая начнется после школы.

Глядя на Дадли, гордо вышагивающего в своей новой форме, дядя Верной ужасно растрогался и ворчливым голосом — ворчал он притворно, пряча свои эмоции, — заметил, что это самый прекрасный момент в его жизни. Что же касается тети Петунии, то она не стала скрывать своих чувств и разрыдалась, а потом воскликнула, что никак не может поверить в то, что этот взрослый красавец — ее крошка сыночек, ее миленькая лапочка. Впрочем, тетя в последнее время вообще слишком часто рыдала. А Гарри даже боялся открыть рот. Он изо всех сил сдерживал смех, но тот так распирал его, что ему казалось, что у него вот-вот треснут ребра и хохот вырвется наружу. А этого никак нельзя было допустить — Дадли и так постоянно ходит и ноет, а в приступе истерики еще и может наврать с три короба на тему того, что, дескать, злой ужасный кузен его постоянно шпыняет, обижает и вообще бяка. А ссориться с дядей Верноном Гарри совершенно не хотел.

Из коридора донеслись знакомые звуки — почтальон просунул почту в специально сделанную в двери щель, и она упала на лежавший в коридоре коврик.

— Принеси почту, Дадли, — буркнул дядя Вернон из-за газеты.

— Пошли за ней Гарри.

— Гарри, принеси почту.

— Пошлите за ней Дадли, — ответил Гарри.

— Ткни его своей палкой, Дадли, — посоветовал дядя Вернон, зная, что в его присутствии Дадли смелеет.

Гарри увернулся от палки и пошел в коридор. На коврике лежали открытка от сестры дяди Вернона по имени Мардж, отдыхавшей на острове Уайт, коричневый конверт, в котором, судя по всему, лежал какой-то счет, и письмо для Гарри.

Гарри поднял его и начал внимательно рассматривать, чувствуя, как у него внутри все напряглось и задрожало, как натянутая тетива лука. Какого черта не сова?!

Никто никогда в жизни не писал ему обычных писем. Да и кто мог ему написать? Люди уже давно пользуются телефонами! У него не было таких старомодных друзей, у него не было других маггловских родственников, он даже уже не был записан в библиотеку, из которой ему могло бы прийти по почте грубое послание с требованием немедленно вернуть книги. Пришлось выписаться, чтобы не иметь соблазна. Однако сейчас он держал в руках письмо, и на нем стояло не только его имя, но и адрес. Так что сомнений, что письмо адресовано именно ему, не было. Это было Оно!

«Мистеру Г. Поттеру, графство Суррей, город Литтл Уингинг, улица Тисовая, дом четыре, вторая детская спальня», — вот что было написано на конверте.

Конверт, тяжелый и толстый, был сделан из желтоватого пергамента, а адрес был написан изумрудно-зелеными чернилами. Марка на конверте отсутствовала.

Дрожащей рукой Гарри перевернул конверт и увидел, что он запечатан пурпурной восковой печатью, украшенной гербом, на котором были изображены лев, орел, барсук и змея, а в середине — большая буква «X».

— Давай, Поттер, ползи уже! — крикнул из кухни дядя Верной. — Что ты там копаешься? Проверяешь, нет ли в письмах взрывчатки?

Дядя Верной расхохотался собственной шутке. Он, наверное, до самого совершеннолетия Гарри будет вспоминать, как «Поттеровская шайка» взорвала кабинет для уроков химии у старшеклассников, пытаясь провести какой-то опыт.

Гарри вернулся в кухню, все еще разглядывая письмо. Интересно, эти все маги, закинувшие его сюда, как безродную шавку, не подкинули ему каких-нибудь магических гадостей?

Он протянул дяде Вернону счет и открытку, сел на свое место и начал медленно вскрывать желтый конверт.

Дядя Верной одним движением разорвал упаковку, вытащил из нее счет, недовольно засопел и начал изучать открытку.

— Мардж заболела, — проинформировал он тетю Петунию. — Съела какое-то экзотическое местное блюдо и…

— Пап, — внезапно крикнул Дадли. — Пап, Гарри тоже что-то получил!

Гарри уже собирался развернуть письмо, написанное на том же пергаменте, из которого был сделан конверт, когда дядя Вернон вырвал бумагу из его рук.

— Это мое, вообще-то, — возмутился Гарри, пытаясь завладеть бумагой.

— И кто, интересно, будет тебе писать? — насмешливо фыркнул дядя Вернон, разворачивая письмо и бросая на него взгляд. Его красное лицо вдруг стало зеленым, причем быстрее, чем меняются цвета на светофоре. Но на этом дело не кончилось. Через несколько секунд лицо его стало серовато-белым, как засохшая овсяная каша.

— П-п-петуния, — заикаясь, выдохнул он. Дадли попытался вырвать у него письмо, но дядя Вернон поднял его над собой, чтобы Дадли не смог дотянуться. Подошедшая тетя Петуния прочла первую строчку письма из-за спины дяди Вернона. На мгновение всем показалось, что произойдет взрыв, но нет. Тетя быстро взяла себя в руки, устало закатила глаза и положила конверт на стол.

— Вернон, в твоем возрасте считать надо уметь. Я предупреждала, что скоро напишут из «Хогвартса».

Тетя и дядя смотрели друг на друга, кажется, позабыв о том, что на кухне сидят Гарри и Дадли. Правда, абстрагироваться надолго им не удалось, потому что Дадли не выносил, когда на него не обращали внимания.

Он сильно стукнул отца по голове своей узловатой палкой.

* * *

Прочитать письмо удалось только после обеда — еще около часа после злополучного визита почтальона тетя и дядя выясняли отношения, а потом Гарри занимался отработкой жестов для заклинаний и тренировал концентрацию. Когда закончил и едва успел сходить в душ, снизу уже были слышны призывные крики тети Петунии о том, что готов обед.

Наконец поднявшись к себе после еды, Гарри положил письмо на прикроватную тумбочку и позвал Тилли. За считанные секунды под воздействием эльфийской магии письмо засияло золотыми и красными всполохами.

— Ну что?

— Ничего страшного, господин Гарри. Оповещения о получении и вскрытии.

— Ну-ну, — с сомнением протянул Гарри. — Ай, ладно. Интересно же!

Разорвав в клочья толстый желтоватый конверт, Гарри обнаружил два сложенных листа пергамента, исписанных мелким красивым почерком.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Искренне Ваша, Минерва МакГонагалл, заместитель директора!»

— Тилли, как думаешь, Дамблдор всегда представляется всеми своими титулами?

Эльфийка тихонько хихикнула. Ее старшая хозяйка иногда позволяла себе говорить вольности об Альбусе Дамблдоре. Похоже, что и хозяин Гарри думает о старом волшебнике так же.

А Гарри продолжал потрошить письмо. Вслед за обращением от Администрации он нашел тот самый список. И присвистнул.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

НАПОМИНАЕМ РОДИТЕЛЯМ, ЧТО ПЕРВОКУРСНИКАМ НЕ ПОЛОЖЕНО ИМЕТЬ СОБСТВЕННЫЕ МЕТЛЫ».

Перечитав все еще пару-тройку раз, Гарри встряхнул головой, вздохнул и поплелся вниз, в глубине души надеясь на то, что тетя Петуния сможет разрешить хотя бы часть его проблем.

— Тетя?

— Чего тебе, Гарри? — тетя Петуния машинально натирала кухонную столешницу, смотря куда-то вдаль.

— У меня тут вопрос. Ну, насчет письма.

— О. Ну и что там?

— Я, если честно, просто не представляю себе, сколько на это все нужно угробить денег. И вообще, ты вот можешь себе представить, как мы будем добираться до Косой Аллеи? Ты говорила, что не очень-то помнишь точное место, а вход и то еле-еле увидела! А ведь придется! Надо же будет купить все… это!

— Гарри, вот чем ты слушаешь, скажи мне? Я же рассказывала, что за твоей мамой пришел преподаватель.

— Но мама была магглорожденной! А я нет!

— Уверена, за тобой тоже кто-нибудь явится. Все-таки, ты у них национальный герой, — тетя фыркнула и снова вернулась к своему занятию.

Гарри еще потоптался в кухне некоторое время, но потом решил, что тетя права, плюнул на все и крадучись отправился на чердак, чтобы поболтать с Салом.

* * *

Где-то в горах Шотландии, Школа Чародейства и Волшебства «Хогвартс».

Маленький артефакт, лежащий на столе в кабинете профессора МакГонагалл уже многие годы, тихонько пискнул и перестал вращаться.

Профессор МакГонагалл улыбнулась. Мало кто видел на ее лице настоящую открытую улыбку, но сейчас ей было не перед кем держать марку. Все письма для будущих первокурсников нашли своих адресатов, были вскрыты и прочитаны. А это значит, что ее задумка почти десятилетней давности выгорела.

Профессор МакГонагалл практически совсем не общалась со старой эльфийкой Тилли, боясь, что однажды ее ментальные щиты не выдержат. Или, что еще хуже, Альбус вдруг найдет обходной путь. Так что она держалась теории, что проще перебдеть, чем недобдеть: чем меньше думать о Гарри, тем меньше будет ассоциативных цепочек, ведущих к той ночи.

Взяв в руки список будущих студентов, к которым нужно было отправить преподавателей для ознакомления с магическим миром, профессор МакГонагалл направилась в кабинет директора.

— Шоколадный пудинг, — сказала она, и каменная горгулья, защищающая вход в директорскую башню, отъехала в сторону. Витая лестница подъехала к двери. Профессор МакГонагалл постучалась и вошла.

— … да, Хагрид, они могут быть очень против.

— Доброе утро, директор Дамблдор, Хагрид. Прощу прощения, что перебиваю. Список магглорожденных студентов готов.

— Очень хорошо, Минерва, — директор Дамблдор был отчего-то очень доволен и весел. Даже больше, чем обычно.

— Все студенты получили письма и вскрыли их, так что неожиданностей не предвидится.

— Очень… Что? Ты уверена, что письма получили все студенты?

— Да, директор. Артефакт Ровены работает все так же безукоризненно.

— Но Гарри Поттер! — вклинился в разговор Хагрид.

— Что Гарри Поттер? По-моему, я ясно сказала, что все первокурсники ознакомлены с письмами из Школы!

— Магглы же должны были не давать ему письмо! — продолжал недоумевать простодушный Хагрид. Директор Дамблдор издал какой-то полузадушенный вздох и закрыл лицо руками.

— Хагрид, я же тебе говорил, что магглы могут быть против. Но не обязательно. Отправляйся туда. Гарри все равно придется вести за покупками.

— Что-то я недопоняла, директор. Я не хочу пытаться разобраться в том, что вы устроили. Но мне совершенно не понятно, почему все так уверены в том, что Гарри Поттер не должен был прочитать письмо. И мне кажется, что обычно детей сопровождают за покупками преподаватели. Я иду с вами, Хагрид, и это не обсуждается. Подумать только… Решили опозорить школу… Кошмар… — профессор МакГоналалл обвела всех присутствующих своим самым строгим взглядом, развернулась на каблуках и стремительно вышла из кабинета директора, бормоча под нос все, что она думает о таких возмутительных поступках.