Летний Люцегад (джен)

— Это все ты! Ты и твои... фокусы! — лицо дяди Вернона опасно побагровело, короткий мясистый палец обвиняюще тыкал Гарри в грудь.

— Да я к этой вазе даже не прикасался! Вы же видели, где она стояла!

— Вот! Вот именно об этих фокусах я и говорю!

Все произошло во время ленча, когда вернувшийся из города дядя Вернон, радостно сообщил семье, что все улажено, и долгожданная поездка на Майорку все же состоится.

Эта поездка была главным предметом обсуждения в доме №4 на Тисовой улице последние несколько недель. Гарри не раз слышал обрывки разговоров между дядей и тетей, которые никак не могли прийти к соглашению: все их задумки и проекты неизменно терпели крах из-за некоего злосчастного обстоятельства, этакого "подводного камня", стоящего на пути. Но в этот день дядя Вернон победно объявил, что способ обойти коварное препятствие наконец найден. Так что через пять дней все они отправляются на Майорку, где проведут три недели; авиабилеты уже заказаны и оплачены, как и проживание в очаровательной маленькой гостинице у моря.

— Разумеется, — продолжал дядя Вернон. — Мы не сможем взять с собой его.

Он, то есть Гарри, тот самый злосчастный "подводный камень" уставился в тарелку перед собой, страшась поднять на родственников глаза и выдать плескавшуюся в них надежду. Скрестив под столом пальцы, он страстно взмолился, сам не зная кому. Пусть его оставят дома! Пожалуйста, пусть только его оставят дома одного! Он готов все эти три недели питаться только консервированной фасолью, готов пообещать быть паинькой, поливать клумбы и вообще...

— Так что я поговорил с сестрой, она согласна присмотреть за этим бездельником, пока мы будем в отъезде.

— Ах, Вернон, это чудесно!

— Все уже решено, мы забросим его в дом Мардж по дороге в аэропорт, и дело будет сделано. Разумеется, это огромное одолжение с ее стороны...

— Я мог бы остаться здесь, — Гарри и сам не знал, как это он решился перебить сурового дядюшку. Он почти не надеялся на успех и сам понимал, насколько сейчас жалок, но от перспективы провести три недели в обществе тетки Мардж его пробирал холодный озноб.

— И за мной не нужно присматривать. Я мог бы поливать клумбы, и вообще...

— Ты! — взревел дядя Вернон. — Ты думаешь, я оставлю свой дом тебе на растерзание?! Чтобы вернувшись, застать одни руины?! Пепелище?! Поедешь к Мардж, как миленький! Уж с ней-то шутки плохи! Она-то не допустит никакого баловства и прочих твоих... штучек!

Его гневную тираду прервал громкий треск. Стоявшая на окне фарфоровая ваза внезапно разлетелась на кусочки.

В случившемся, конечно же, сразу обвинили Гарри. Никто не стал даже слушать его попытки объяснить, что он не смог бы при всем желании дотянуться до злополучной вазы через всю комнату.

— Ступай в чулан! Живо! — гремел дядя Вернон. — Останешься сегодня без ужина! Может быть, это научит тебя проявлять уважение к тем, кто подобрал тебя и принял в свой дом!

— Ладно! — оскорбленный и негодующий Гарри прошествовал в свой чулан, хлопнув напоследок дверью. С той стороны тотчас же щелкнула задвижка.

Гарри хотелось расплакаться от обиды. И дело было вовсе не в пропущенном ужине, он и прежде частенько их лишался. Но явная несправедливость брошенных в его адрес обвинений, неизменная уверенность Дурслей, что он, Гарри, несет полную личную ответственность за все случающиеся в их жизни неприятности — вот что выводило его из себя.

Иногда Гарри размышлял о том, что было бы, если бы у него нашлись другие родственники. И порой, оставшись в уединении своего чуланчика, он развлекал себя тем, что представлял себе в деталях эту другую, лучшую семью, свой новый дом, новую жизнь... Когда Гарри был помладше, это было его любимой игрой, но со временем он понял всю беспочвенность подобных надежд. Единственной оставшейся в живых родственницей его матери была сестра — его тетка Петуния. Что же касалось отца, то ни о нем, ни о его родных мальчик не знал ровным счетом ничего. Но за все годы, прожитые им в доме на Тисовой улице, не было ни письма, ни звонка, ни рождественской открытки — ни единого знака, показавшего бы, что у Гарри есть хоть кто-то в этом мире, кто думает о нем, и кому он нужен.

Он давно отказался от прежних глупых мечтаний... Почти. В особо тяжелые минуты горечи и обид игра в "воображалку" по-прежнему была его единственным и самым верным утешением. Вот и теперь несправедливо обвиненный, запертый в чулане, Гарри зарылся лицом в подушку, прикрыл глаза... И тотчас же он, словно наяву, увидел изумленно вытянувшиеся физиономии Дурслей, когда другая, "правильная" семья приехала его забрать.

Мальчик поплотнее закрыл глаза и позволил волнам воображения безоглядно нести его, куда им заблагорассудится. Его семья... Интересно, какими были бы эти люди? Фантазия не заставила себя долго ждать и мгновенно нарисовала портрет предполагаемой родни, но сыграв с Гарри шутку, сделала из них полную противоположность четы Дурслей.

Так предполагаемый дядюшка, в отличие от Вернона Дурсля, был начисто лишен усов и строен до прозрачности, а у его жены, пухленькой коротышки, совершенно отсутствовала шея. И пусть смотрелась такая парочка весьма комично, но зато они были — Гарри знал это наверняка — по-настоящему хорошими, сердечными людьми. Они приедут и увезут Гарри далеко-далеко в его новый дом. В дом, где не будет грубых окриков и брани, где никто не станет тыкать в него пальцем или брызгать слюной, и где его будут звать не "Эй ты", а просто Гарри.

Темнота обволакивала мальчика мягким коконом, заманчивые картинки в сознании сменяли одна другую, и Гарри незаметно для себя погрузился в глубокий сон.

* * *

— ... Кажется, он отправился вздремнуть после обеда, сейчас я его позову, — в мирный сон Гарри вторгся голос дяди Вернона. Не желая просыпаться, мальчик перевернулся на другой бок.

Щелчок отодвигаемой задвижки; скрип отворяемой двери каморки.

— Эй! Эй ты, ну-ка вставай!

От свистящего дядиного шепота еще можно было спастись, спрятав голову под подушку, но когда тот принялся яростно трясти племянника за плечо, вся сонливость последнего прошла, как не бывало.

— Поднимайся скорее! И марш в гостиную. Да волосы, волосы пригладь!

Он запустил свою мясистую пятерню в растрепанную со сна шевелюру Гарри в безуспешной попытке пригладить непослушные вихры. Тот невольно отшатнулся.

— Давай пошевеливайся, — шепотом торопил дядя Вернон. — Тебя все ждут.

— Кто это все? — только и успел спросить Гарри, как его буквально втолкнули в гостиную.

Пролетев по инерции несколько шагов и едва успев затормозить перед накрытым чайным столиком, мальчик хотел уже возмутиться столь грубым обращением, как внезапно осознал, что видит перед собой.

На столике были расставлены фарфоровый молочник, сахарница и чашки, тоненькие, словно сделанные из папиросной бумаги, с изящной вязью из веточек и розовых бутонов по ободку — лучший парадный сервиз тетки Петунии. Сервиз этот был настолько ценным, что на памяти Гарри его ни разу не доставали из шкафа, и берегли, видимо, на случай если на чай вздумает заглянуть её королевское величество или сама леди Ди. Вероятно, торжественный случай уже наступил, но зачем к высоким гостям вызвали Гарри?

Все эти мысли успели промелькнуть в сознании мальчика за секунду, прежде чем он догадался перевести взгляд с чашек на людей в комнате. Гостей было двое: сидящая на диване рядом с теткой Петунией белокурая женщина, на вид такая же хрупкая и воздушно невесомая, как чашечка в ее руке, и высокий мужчина, который при виде Гарри вскочил на ноги и изобразил на лице широкую улыбку.

— Поздоровайся с мистером и миссис Малфой, — прошипел в ухо племяннику дядя Вернон.

— Здравствуйте. Как поживаете? — послушно произнес Гарри, все еще недоумевая, что здесь происходит, и почему его привели к этим людям.

— Взгляни, дорогая, да он же просто копия кузена Джеймса!

— Как скажешь, дорогой.

— Джеймса? — растерянно наморщил лоб Гарри. — Постойте... Вы... вы знали моего папу?

— Знал ли я кузена Джеймса?! Да мы были практически неразлучны! Как родные братья!

— Правда? А я даже не знал, что у папы остались родственники.

— Прискорбное стечение обстоятельств, — вздохнул мистер Малфой. — Как я и сказал, в юности мы с кузеном Джеймсом были лучшими друзьями, но потом... Дела, бизнес... Мне пришлось переехать с семьей во Францию, Джеймс остался в Англии, у них с женой родился ты... А мы последние годы не выезжали с континента, лишь недавно вернулись в страну и только здесь узнали об этой страшной утрате. Кузен Джеймс и милая Лили — какая трагедия!

— Так вы не знали, что мои папа и мама погибли в автокатастрофе? Все эти годы?

— Нет! Никто нас не известил! А кузен Джеймс всегда был никудышным корреспондентом, так что мне и в голову не приходило... О! Это все моя вина! Я должен был догадаться, что произошло нечто ужасное, но кузен Джеймс всегда так ненавидел писать письма...

Жестом бывалого фокусника мистер Малфой выхватил из кармана белоснежный платок и приложил его к сухим глазам.

— Но что поделать, — продолжил он через минуту. — Прошлого не изменишь. Главное, что сейчас мы здесь и готовы позаботиться о тебе, Гарри.

— Что... Что это значит? — мысли в голове у Гарри путались, происходящее было слишком похоже на его давние мечты, и сложно было поверить, что это не сон.

— Мы хотим забрать тебя, чтобы ты жил вместе с нами.

— Забрать?

— Да, забрать. Сегодня, сейчас, сию минуту.

— Прямо сейчас...

Мальчик слегка растерялся. Не то чтобы его не радовало такое внимание, но что-то в мистере Малфое его настораживало. В его взглядах, манерах, во всей повадке чувствовалось что-то смутно знакомое — при этом Гарри был убежден, что никогда прежде не встречал этого человека — и это странным образом тревожило.

— Только если ты сам не возражаешь, милый, — впервые обратилась к нему миссис Малфой.

— Да, что это я... — сбавил обороты ее муж. — Ведь, возможно, тебе совсем не хочется оставлять такой прекрасный комфортабельный дом и этих приятных людей...

— Нет, я совсем не против! — вскричал Гарри. — То есть, я согласен поехать с вами.

— Отлично! Тогда собирай свои вещи, и отправляемся!

Внезапно Гарри понял, кого ему напомнил мистер Малфой. Именно это выражение напряженного, настороженного внимания он видел у соседского кота, когда тот подкрадывался к мирно клюющему крошки голубю.

Но времени задуматься над тем, что может означать это странное сходство, не было. На то чтобы собрать свой нехитрый скарб у Гарри ушло ровно четыре минуты. А через пять минут с полупустой спортивной сумкой в руках он уже стоял на крыльце, и пока миссис Малфой обменивалась прощальными любезностями с тетей Петунией, Гарри во все глаза разглядывал припаркованный на подъездной дорожке сверкавший, как елочная игрушка, роскошный Роллс-Ройс.

Мистер Малфой распахнул заднюю дверцу автомобиля, легкая, словно облачко, миссис Малфой первой грациозно впорхнула в салон, следом за ней на сидение забрался Гарри, пристроив у себя на коленях сумку с вещами. Несколько секунд спустя к ним присоединился и мистер Малфой. Хлопнула дверца.

— Поезжай! — велел мистер Малфой, и автомобиль, мягко шурша шинами по гравию подъездной дорожки, тронулся с места.

Гарри оглянулся и через заднее стекло взглянул на дом, где провел всю свою сознательную жизнь. И ему показалось, что это не он уезжает, а дом №4 и оставшиеся у калитки Дурсли сами собой отодвигаются вдаль, становясь все меньше и незначительнее. Тетя Петуния стояла плотно сжав губы, интересно, пожалеет ли она хоть раз о племяннике? Дядя Вернон неловко дернул рукой, как будто собирался выбросить вверх кулак в триумфальном "Е-е-есть!", но в последний миг решил сохранить лицо перед соседями.

Но вот автомобиль свернул с Тисовой на соседнюю улицу, Гарри перестал оглядываться и принялся вместо этого глазеть по сторонам. Совсем скоро и ближайшая знакомая ему часть Литтл-Уиннига осталась позади. Гарри едва не разрывался, без конца крутил головой, пытаясь одновременно смотреть и вправо, и влево, и вперед.

Но вдруг — они как раз подъехали к очередному светофору — мальчишка вздрогнул и неверяще сморгнул. Краем глаза он заметил поворот руля, но ничьих рук, сжимающих "баранку" не было и в помине! Гарри даже привстал с сидения чтобы лучше видеть, вытянул шею, заглядывая через спинку переднего сидения...

Водительское место было пустым. Роллс-Ройс как ни в чем не бывало уверенно двигался в потоке других машин.

— Но... Но как?! Как же...

На плечо мальчику опустилась тяжелая рука.

— Да, Гарри. Вот именно об этом я и хотел с тобой поговорить.