Rise (гет)

Я все потерял, не оставшись собою,

А гордость моя растворилась как дым.

И нету в душе ни тепла, ни покоя,

Во сне лишь могу оставаться живым.

Мне снится свобода, места, где я не был,

И ветер в лицо, когда быстро бегу,

Бескрайнее чистое синее небо...

Но вдруг просыпаюсь — ходить не могу.

Прошло всего пять месяцев с оглашения приговора, а я уже почти сошел с ума.

В тот день колдомедики, повинуясь решению суда, отвезли меня домой, в Малфой-мэнор, который на ближайшие три года должен был стать единственным местом моего пребывания. Тогда я еще не понимал всех трудностей…

Уже спустя два дня я осознал, что боль меня покидать не собирается. Обезболивающих зелий у меня не было, так что мне предстояло учиться терпению. Мама старалась быть рядом, однако я раздражался по пустякам, потому часто просил оставить меня одного. Мне не привыкать к одиночеству. Однако очень быстро стало понятно, что без посторонней помощи мне не обойтись. Каким-то чудом маме удалось уговорить своих знакомых из Ирландии дать нам одного домового эльфа. Ему предоставили возможность самому выбирать, присоединиться ли к нашей семье, и когда эльф впервые посмотрел на меня своими большими грустными глазами, он смахнул слезу и, тихо поклонившись, произнес: «Тинки будет служить вам, молодой хозяин». Мама тогда его поблагодарила, а вот я только молча отвернулся, печально было сознавать, что даже домовые эльфы теперь испытывали ко мне жалость.

Первый месяц был самым трудным. Сидеть не получалось больше получаса, боли были сильными, и что-либо сделать без посторонней помощи я не мог. Волшебная палочка потерялась во время битвы, новую было покупать некогда, а в Министерстве только обрадовались, когда выяснилось, что брать под контроль ничего не нужно, а значит, от меня будет меньше проблем. А мне бы так пригодились сейчас самые простейшие заклинания типа Акцио или Вингардиум Левиоса. Я пользовался услугами домового эльфа, который мне помогал во всем, но постоянно видеть его морду перед собой мне не хотелось.

Меня замучила бессонница, и этот вечный недосып окончательно портил мой, и без того непростой, характер. Однако долго злиться у меня не было сил, последние несколько лет измотали меня психически и научили переходить в состояние безразличия ко всему. Я постоянно уговаривал себя, что жить в любом случае лучше, чем быть мертвым, хотя утешение было так себе.

Итак, злость со временем сменилась уверенной фундаментальной апатией. Мне просто было постоянно плохо, но чувствовать боль я привык, насколько это было возможно, а после четырех месяцев изматывающей бессонницы, когда я просто тупо пялился в потолок, наступило истощение, и весь следующий месяц я преимущественно спал.

Когда режим сна все-таки наладился, я стал себя чувствовать немного лучше. Попросил поставить мою кровать так, чтобы можно было смотреть в окно, и теперь я не рассматривал потолок, который за это время успел досконально изучить до малейшей завитушки в орнаменте росписи, а наблюдал за небом — оно хотя бы было цветным. Но скоро и оно наскучило.

Мама пыталась внести хоть какое-то разнообразие в мою бесполезную рутину, развлекая меня всевозможными рассказами, но мне это было не нужно. Я ловил себя на зависти к ней. Она двигалась, могла выйти на улицу, могла жить полной жизнью, а не только любоваться потолком, как я. Она переживала, я это понимал, видел в ее грустных глазах немой укор, ведь ей тоже было трудно. Отец был в Азкабане, и в письмах, которые ей иногда приходили, он в основном проклинал весь состав Визенгамота за то, как они с ним обошлись. Но я не мог ей помочь. Я тоже был эгоистом, замечающим в основном свои проблемы.

А потом я начал видеть сны. Мне снились рейды безумных Пожирателей, ужасы финальной битвы, суд. Я снова и снова заново переживал самые страшные и мерзкие события своей жизни, просыпался в холодном поту и вглядывался в темноту, пытаясь рассеять образы моих кошмаров. Но они не отступали. Часто в этих снах я видел себя обездвиженным и сломленным. Ни днем, ни ночью мне не было покоя. Границы сна и бодрствования размывались. И я начал подумывать о том, что окончить это никчемное существование было бы лучшим решением.

Я снова и снова проклинал всех: Темного Лорда, Визенгамот, колдомедиков, даже родителей… А главное, я питал ненависть к самому себе.

Я начал придумывать способы прервать свою жизнь. Размышлял об этом постоянно, выбирал подходящий момент. И когда уже я почти принял решение и назначил дату, мне приснился сон, который не был похож на те, которые меня мучили в последнее время. Но его, в чуть измененном варианте, я уже однажды видел.

Я лежал на холодной земле, надо мной возвышался полуразрушенный Хогвартс. Похоже, это было то место, где меня завалило обломками колонны, только сейчас каменных глыб поблизости не было. Однако пошевелиться я был не в состоянии — что-то меня притягивало к земле и удерживало, будто хотело приковать к этому месту на всю оставшуюся жизнь.

— Не можешь подняться? — раздался ненавистный голос Темного Лорда.

Как и в прошлый раз, увидев его, я ощутил мерзкий леденящий страх где-то в груди, по спине пробежали мурашки.

Лорд презрительно ухмыльнулся и направил на меня волшебную палочку.

— Круцио!

Вспышка боли затопила мое сознание, я громко заорал. Когда пытка прекратилась, и мои глаза нехотя открылись, я увидел, что рядом с Волдемортом стоят судья Солсбури, который выносил мне приговор в суде, Поттер, Уизли и Грейнджер. Они стояли, скрестив руки на груди, и жутковато улыбались.

— Что… что здесь происходит?! — спросил я истерично.

Вместо ответа Лорд снова запустил в меня Круцио. Когда действие заклинания закончилось, я был совершенно без сил.

— Помогите, — жалобно прошептал я и попытался подняться — безуспешно.

— Лучше тебе сдохнуть, — сказал Уизли. — Ты ничтожество.

— Вы — мои убийцы! — вырвалось у меня.

— Ты сам себя убиваешь, — поучительным тоном заявила Грейнджер.

— Круцио! — крикнул Волдеморт.

— Вы испортили мне жизнь, вы все сломали. Вы все! — прохрипел я.

— А что ты сделал, чтобы хоть что-то изменить? — спросил Поттер. — Мы с Роном и Гермионой не раз тебя спасали, хотя ты этого и не заслуживал, и тем не менее, сейчас с сохраненной тебе жизнью ты творишь что-то невообразимое. Это обидно, знаешь ли, когда прилагаемые усилия не ценят.

— Круцио! — это снова был Лорд.

— Я не могу больше, пощадите, — сквозь слезы простонал я.

— Не думай, что в жизни тебе все будет подаваться на блюдечке. Если хочешь чего-то добиться — шевелись, — снова вставила поучительную тираду Грейнджер.

— Но я не могу, — выдохнул я. — Дура, ты не видишь, что я не могу?!

— Тогда терпи или умри, — выдала она.

— Круцио! — сказал спокойно Лорд, и меня захватила боль, а я не был в состоянии даже пошевелить рукой.

— Нет! — шептал я в перерывах между пытками. А Лорд неутомимо продолжал швыряться страшным заклинанием.

«Если хочешь чего-то добиться — шевелись», — звенели в голове слова Грейнджер. Очередная вспышка боли истощила почти полностью. Казалось, еще хотя бы раз, и я умру, не выдержав этого кошмара. Паника захлестнула сознание. «Шевелись… шевелись, шевелись…» — эхом звучало в мыслях.

Увидев, как Лорд занес палочку для очередного заклинания, я собрал все свои оставшиеся жалкие силы и дернулся в сторону, чтобы увернуться от луча и...

…И в этот момент проснулся.

Я упал с кровати. Это было чудом, потому что последний месяц я даже не пытался сесть, только лежал. Лоб покрылся испариной, боль пронизывала все тело, а лицо было мокрым от слез. Я рыдал, задыхался в истерике. Столько чувств смешалось во мне: ощущение собственной беспомощности и никчемности, бессилие, злость, отвращение к себе и — что парадоксально — радость от того, что появился хоть какой-то прогресс в моем состоянии. Прошло не менее получаса, прежде чем я сумел успокоиться.

Я лежал на полу, всматриваясь в ненавистный потолок и размышлял. Наверное, впервые за все время с момента оглашения приговора в суде, мои мысли были ясными. Как я мог так низко пасть? Почему я допустил такое? В какой момент я опустил руки? Я же превратился в овощ. Я задумался, когда в последний раз с кем-то разговаривал, не считая коротких указаний домовому эльфу. Больше двух недель я не видел никого. Эти мысли меня ужаснули. Нужно было подумать, что можно сделать, чтобы выйти из такого состояния. Но для начала стоило переместиться в кровать, не хватало еще простудиться на полу. Я тихо позвал домового эльфа:

-Тинки!

Эльф с легким хлопком появился рядом со мной буквально через несколько секунд.

— Хозяин Драко! Что случилось? Вы ушиблись? Вам помочь? — громко начал причитать он.

— Тише, Тинки, не ори! Помоги мне переместиться на кровать, — спокойствие покидало меня. Над этим тоже следовало бы поработать.

Эльф с помощью своей магии отлевитировал меня в постель. Заботливо укрыл одеялом, поправил подушку и украдкой смахнул слезу со своей щеки. Это было неожиданно.

— Тинки, что случилось? — встревоженно спросил я, решив, что что-то произошло с мамой.

— Молодой хозяин болеет. Он так несчастен. Тинки очень хотел бы помочь хозяину выздороветь. И хозяйка с каждым днем все грустнее. Тинки думал, что после того, как злой маг покинет эти места, в мире снова будет счастье, а хозяевам плохо, — эльф смотрел на меня такими искренними глазами, что мне стало даже как-то не по себе.

— Не реви. Все наладится, только... нужно прилагать хоть какие-нибудь усилия, — перефразировал я слова из своего сна.

— Хозяин, Тинки все сделает, только скажите что! — с жаром сказал мне эльф.

— Сейчас просто иди спать, утром я тебя позову. И не говори хозяйке, что ты приходил ко мне ночью. Понял?

— Конечно, хозяин Драко! Спокойной ночи, — с этими словами эльф исчез.

Я попробовал повернуться на бок — очень больно. Как же это получилось во сне? И почему вообще мне приснилось такое сегодня? Ведь в последнее время все мои запутанные мысли сводились к тому, что мое бесполезное существование пора было прекращать раз и навсегда. А оказывается, в глубине души я все еще хотел жить. Это было открытием для меня, и просто отмахнуться я теперь не мог.

До утра я проспал безо всяких сновидений.

Утро встретило меня хмурыми серыми тучами. Но ведь никто и не говорил, что будет легко.

Вызвав эльфа, я велел ему подать мне зеркало и сперва испугался того человека, которого я там увидел. Растрепанные волосы, выпирающие скулы из-за неестественной худобы, глаза без искры жизни. И это я… Драко Малфой, который раньше всегда выглядел изысканно. Как давно я последний раз смотрелся в зеркало?

— Тинки, расчеши мне волосы, — тихо попросил я.

— С радостью, хозяин, — восторженно закричал эльф.

— Тише! — рявкнул я на него.

— Тинки просто ужасно счастлив, что молодой хозяин Драко чувствует себя лучше, — прошептал эльф с идиотской улыбкой на лице.

Странные существа. Радуются непонятно чему, грустят о хозяевах, как о себе. Может, не зря Грейнджер взялась их защищать? Что-то в них было.

Пока я размышлял, Тинки бережно расчесал мне волосы. Неприятно было осознавать, что без него я бы не справился даже с такой примитивной задачей.

— Спасибо, Тинки. А теперь иди и позови сюда хозяйку, я хочу с ней поговорить, — Тинки кивнул и исчез с легким хлопком.

Мама влетела в комнату через две минуты, будто я тут умирал.

Она изменилась. От гордой осанки не осталось и следа, изысканную прическу сменил неаккуратный пучок, а вместо элегантной светлой мантии, которые она раньше предпочитала носить в первой половине дня, на ней была надета темно-серая, подчеркивающая и чрезмерную бледность кожи, и синяки под глазами. К тому же было заметно, что мама и сама сильно похудела. Что же я наделал?! Как я мог оставить ее наедине со всеми проблемами?

— Драко, здравствуй. Как ты себя чувствуешь, милый? Ты хотел меня видеть? — взволновано спросила она.

— Доброе утро, мама. Мне уже немного лучше. Прости меня, мама, что я замкнулся в себе. Я запутался, но постараюсь что-то сделать с этим состоянием. Как ты?

— Я… — она замешкалась, — в порядке, дорогой. Я так волнуюсь за тебя. Может быть, вызвать колдомедиков, чтобы они осмотрели тебя?

— Не надо, мама. Ты же знаешь, что без дорогостоящего лечения я не встану на ноги, а у нас нет ни денег, ни возможности их заработать. А когда возможность появится, может быть уже поздно. Такие серьезные травмы позвоночника не так просто лечить даже в магическом мире, мне же колдомедики все объяснили. Нужно было сразу после получения травмы применять сложные исцеляющие заклинания, а я пролежал несколько часов без помощи. А теперь мне могут помочь только редкие и сложные зелья, «Костеростом» тут не обойтись, — я видел, как ее глаза наполняются слезами, но мне нужно было объяснить ей все сейчас (раз уж не удосужился сделать это раньше, отговариваясь пустыми словами «разберусь сам»), так будет легче потом. — Мне бы только волшебную палочку. Она же мне разрешена, не было в приговоре полноценного запрета колдовать. У нас есть деньги на новую палочку?

— Найдем, милый, когда у тебя появятся силы на магию. Я напишу своим старым знакомым во Францию, они нам помогут немного. Да и у меня есть немного сбережений, я хранила их дома на случай побега, но потом поняла, что нам не сбежать, да и отец твой не хотел такого…

— Я знаю, мама. Ладно. Пока что я буду набираться сил и постараюсь научиться сидеть хотя бы несколько часов в день. А потом уже поговорим о волшебной палочке. — Я решил сменить тему: — От отца нет новостей?

— Нет, — мама вздохнула, — полторы недели назад он прислал письмо, но там ничего нового. Твой отец совершенно оторвался от реальности… Тебе правда лучше, сынок?

— Да, мама, — я через силу улыбнулся, стараясь не думать, насколько замученным выгляжу. — Я постараюсь прийти в себя.

Мама одарила меня ответной улыбкой, робкой и неуверенной, но все же искренней.

— Отдыхай, не буду тебе мешать, — она поправила мое одеяло. — Позови, если что-то будет нужно.

Я только кивнул в ответ. Было стыдно. Страшно было даже подумать, что бы с ней стало, если бы я решился лишить себя жизни…

С того дня я начал ежедневные тренировки. Мой персональный ад. Сначала не удавалось даже сесть, ведь я сильно забросил себя. Я учился поворачиваться на бок. Днями, ночами. Я рыдал от бессилия, когда ничего не получалось, и радовался как ребенок, когда появились малейшие успехи.

Сон стал единственным времяпровождением без боли. И сновидения изменились. Теперь я часто видел во сне города, изображения которых я видел в книгах или газетах, и уже знакомые мне: Хогвартс, с его высокими шпилями башен, аккуратные дома Хогсмида, поля, которые раскинулись недалеко от Малфой-мэнора, море с безлюдным песчаным пляжем… Я беззаботно бродил по этим местам, не чувствуя ни капли боли, ощущая себя полностью свободным. Это было здорово. Только послевкусие таких снов жестоко било по эмоциям. Реальность вторгалась в мой волшебный мир свободы очередной порцией боли и осознанием, что я все так же прикован к кровати. Но теперь я пытался это изменить, и так жить было легче.

* * *

Спустя год моего заключения в поместье, а также в собственном теле, я мог сидеть по два часа в день. Начинал я с минуты, так что теперь я даже гордился собой в какой-то мере. Все еще подверженный депрессиям, я часто впадал в беспричинную грусть, но я научился с этим бороться. Такие странные, сумасшедшие сны, как в переломный момент моей жизни, больше мне не снились, значит, видимо, я хорошо держался.

Когда я научился оставаться в сидячем положении четыре часа, я решился попросить маму купить мне новую волшебную палочку и отнести ее в Министерство, чтобы они установили контроль над ней. Там сначала не хотели ничего делать, ссылаясь на то, что такому, как я, все равно не удастся колдовать, но мама уговорила их.

Через неделю после того, как я повторно озвучил ей свою просьбу, у меня в руке оказалась новая волшебная палочка. Рукоятка привычно холодила ладонь. Я почувствовал давно забытое ощущение силы. В последний раз я держал волшебную палочку больше года назад, так что сейчас моя рука слегка подрагивала от волнения.

— Акцио перо! — рискнул я произнести первое заклинание за последние пятнадцать месяцев.

Ничего не произошло. Я попробовал еще несколько раз — результат остался таким же. Кроме того, я почувствовал, как накатила усталость, и боль с удвоенной силой запульсировала в спине (ног я по-прежнему не чувствовал вообще). Радость сменилась разочарованием. В сердцах я кинул волшебную палочку на пол и укрылся одеялом с головой. Злость на себя и весь мир заволокла сознание. Я зажмурил глаза так сильно, что увидел разноцветные пятна. Ярость уже кипела в груди и требовала выхода наружу, а все что я мог — это громко закричать. Но мне не хотелось кричать или снова, словно маленький, лить слезы. Единственное, что я придумал — глубоко дышать. Вдох-выдох, вдох-выдох… Это помогло. Я немного успокоился и уснул.

Мне снилось, как я колдую, разноцветные лучи вырывались из моей волшебной палочки и устремлялись высоко в небо. Было легко и так естественно творить магию. Я бежал к дому и продолжал сыпать заклинаниями во все стороны. Красный луч ударился о дерево, оно начало падать, я запаниковал и застыл, как каменное изваяние. Дерево придавило меня своими громадными ветками, и я оказался обездвижен. В ужасе я закричал...

И проснулся.

Меня всего трясло, как в лихорадке. Неужели я снова возвращался ко времени, когда меня до изнеможения мучили кошмары? Нет… Нет! Я не хотел этого. Я столько всего пережил за последние полгода. Значительно продвинулся вперед, приложив колоссальные усилия, и теперь никак не мог отступить. У меня не было такого права.

Я вытер одинокую слезу тыльной стороной ладони, глубоко вздохнул и приступил к ежедневной тренировке. А волшебная палочка никуда не денется. Я не мог лишиться магии! Возможно, дело было в том, что не я сам выбирал палочку, потому она не хочет меня слушаться. А может быть, я просто отвык творить заклинания. Я решил попробовать еще раз через неделю. А потом еще раз, и еще, до тех пор, пока не получится хоть что-то.

Сначала не получалось ничего. Попытки колдовать отнимали больше сил, чем остальные мои тренировки. Но занять себя все равно было больше нечем. Хотя в свободное время я больше не разглядывал окно или потолок, а читал. Библиотека мэнора была огромной, так что в выборе меня ничто не ограничивало.

Через три месяца я сумел призвать к себе пергамент заклинанием Акцио и отлевитировать перо с помощью Вингардиум Левиоса. Палочка все еще плохо слушалась меня, и колдовать что-то посерьезнее я не мог. Но какого-то успеха я все же добился.

* * *

Спустя два года с начала моего заключения я окончательно смирился со своим положением. Тинки, мой домовой эльф, стал замечательным помощником в решении тех вопросов, которые мне были не под силу.

Я по-прежнему жил с постоянными болями. И это не было легко. Боль — это не то, к чему можно легко привыкнуть. Но можно постараться смириться, как с неизбежным, и терпеть. Случались срывы, когда боль усиливалась или спокойствия не хватало, но без этого не обойтись в таком состоянии.

Я придумал, как мне перемещаться по дому, потому что постоянно сидеть в одном и том же помещении было ужасно. Пересаживался на кресло, благо, руки уже стали сильными (хорошо еще, что один из подлокотников поднимался вверх), а эльф левитировал его туда, куда я хотел. Собственных магических сил мне не хватало, чтобы левитировать кресло, а значит, и самого себя, но заклинание «Локомотор кресло» я уже освоил, хоть и не мог долго его поддерживать. Таким образом я «летал» по всему дому. Жаль, что нельзя было выйти на улицу — на дверях стояли следящие чары Министерства, но мне оставалось потерпеть не так долго до того времени, когда их уберут.

Кроме Тинки, я постоянно общался с мамой. Ежедневные беседы шли на пользу нам обоим. Мама заметно похорошела. Она вернулась к привычному мне образу элегантной женщины, и все чаще можно было услышать ее смех. Но вот больше общаться ни с кем не удавалось. Казалось, о семье Малфоев все забыли или обходили стороной, поскольку было не престижно иметь дело с проигравшими. Или, скорее, зазорно — с бывшими Пожирателями...

Дни последнего года заключения дома были скучны и однообразны, полны одиночества, скуки и невеселых размышлений о будущем. Мысли тесно переплелись с сомнениями и страхом. Вопрос «что будет дальше?» все больше мешал сохранению спокойствия и приводил к постоянным срывам и странным, порою даже страшным снам.

Казалось, этот последний год заточения никогда не закончится. Но все проходит, прошел и он.