Хроники "Альтаира" (джен)

На холме над пляжем белеют тенты, высятся судейские столы. Представитель Спорткомитета с постной физиономией, почетный гость — отставной военный, не опускающий бинокля взлохмаченный Петрович с мегафоном — все на месте. За веревочным ограждением, под сенью дурацких фанатских транспарантов — гомонливая толпа зрителей.

Но хуже всего, что мы — не первые.

У кромки воды, в пятидесяти метрах от вышки с Орифламмой, умывается Первый отряд в грязных желтых футболках, во главе с отдувающейся, но сияющей Марковкой. Скардольф, сидя прямо на песке, пожевывает негорящую трубочку-носогрейку и шевелит усами, как тюлень.

(Эти-то как раньше нас успели, блин-компот?)

Одновременно с нами, только с противоположной стороны песчаной косы, в кильватер за неутомимой Мургаритой на пляжик влетает Второй отряд. Громадный Михалыч маячит замыкающим, сияя улыбкой во все аж отсюда заметные тридцать два зуба. Весь личный состав у Второго — на месте.

(Ну да, глупо было бы надеяться, что Горшков утопит в болоте Магомедалиеву, а Ганьшина до потери сознания заездит своего Ежикова… Кто б им дал!)

— Приветствуем участников соревнований, прибывших на финишный этап вторыми! — гремит на полнеба мегафон Петровича, — Второму и Четвертому — слава и честь… А также по десять дополнительных баллов! Напоминаю, что Первый, прошедший свой маршрут с одной потерей и утративший двадцать баллов, но достигший промежуточного финиша раньше всех, получил пятнадцать!

Отдышаться у нас ровно столько времени, на сколько запоздает со своим явлением Третий. Как только финишируют они, начнется борьба за Орифламму… Можно стряхнуть с плеча подвывающего Ябеду и жадно присосаться к горячему горлышку фляги, любезно протянутой прозрачной рукой вездесущей Бескудниковой.

— Четвертый, не садимся! Дышим, приводим себя в порядок. Желающие могут разуться, умыться. В воду дальше, чем по колено, не заходить!.. Саблина, это у вас колено?.. А по-моему, уже талия, если я, конечно, не ошибаюсь — на вас ее не видно!

— Гыть! — воззрившись куда-то вдаль поверх голов, икает Серый. — А что — и так можно?..

Там, куда он глядит, по крутой тропе с горы на пляж шустро катит в розовой маечке Солдат Джейн. За ней, пестрой цаплей в развевающемся драном парео и очередной нелепой шляпке, перебирает длинными ногами в цветных брючках княжна Тараканова. А над головами их кадетов нахально плывет на руках… алюминиевая стремянка!

— Не можно, Серый… Задачу и инвентарь для решающего штурма нам должны объявить непосредственно перед финалом. Сейчас Петрович им вставит фитиля! К тому же они, кажется, не все.

В подтверждение моих слов над косой надтреснуто гремит мегафон:

— Третьему — плюс пять баллов за прохождение маршрута! И минус сорок за сошедших с дистанции Коца и Чугунову!.. Виолетта Тимофеевна, извольте подойти к судейскому столу… вместе со стремянкой вашей загадочной!

(Влетит ей сейчас! Неотвратимо, страшно и неистово влетит! Пойти, что ли, послушать-позлорадствовать?)

— Виолетта, где вы взяли то, что на маршруте не было заложено, и откуда узнали, что Орифламму надо будет по стене штурмовать? — бушует Петрович. — Вас что — снять с финала совсем? И что у вас за «моральная поддержка» за спиной? Коллега, изыдите вон, ради всех святых! Вы мне еще с утра извинения не принесли — за зубную пасту!

(Это я-то — моральная поддержка Таракановой?!! Только и остается, что окатить судейский стол мутно-мрачным взглядом и торжественно, с достоинством удалиться прочь… Чтоб тебе в вечернем чаю собственный носок обнаружить, Петрович! Психолог ты наш… восхитительный!)

Когда зареванная княжна тоже возвращается к своему отряду, директор снова берется за мегафон:

— Участники соревнований, внимание! По красной сигнальной ракете каждый отряд приступает к разработке способа подъема на башню. Как только способ найден, на судейский стол должна с курьером поступить записка с его указанием. Один и тот же способ не может быть использован двумя отрядами. Из дополнительных штурмовых средств можно применить лишь те, что найдутся непосредственно при участниках и в пределах отмеченной веревочным заграждением зоны пляжа и спортплощадки. Получив исполнительное разрешение от главного судьи, отряд приступает к выполнению задачи. Как только Орифламма окажется в руках одного из участников соревнований, не считая кураторов и наставников, будет дан сигнал, закрывающий турнир. Взятая Орифламма приносит отряду сто баллов. Абсолютный победитель определяется с подсчетом всех баллов, заработанных и потерянных с момента старта.

Оставляя легкий дымный шлейф, ракета с шипением и свистом уходит в ослепительную лазурь.

Время пошло!..

Первый отряд готов с ответом почти мгновенно. Не прошушукавшись и минуты, кадеты «стреляют» у Скардольфа огрызок карандаша, и курьер несется наверх — только пятки сверкают!

Третий молчит. Из-под него будто фундамент выбили. Но мозги скрипят — аж отсюда слышно!

Второй гомонит и подвывает, что-то бурно обсуждая.

Щелкаю секундомером:

— Что зависли, Четвертый? А ну, шевели думалками! Три минуты на решение — пять секунд на бросок курьера до судей!

(Секундомер, падла, не работает. Не иначе, все-таки погиб в речке, даром, что был в гермопакете…)

— А лестницу никак нельзя потихоньку спереть? — заговорщицки щурится Комоедов, — она, как бы, тоже в зоне огороженной территории оказалась!

— Комоедов!!! Чтоб тебе в столовой техи компот посолили! У меня уже зла на твои глупости не хватает…

Первый получил исполнительное. К одной из граней пирамиды подскакивает стайка «желтых» пацанов, вооруженных перочинными ножиками, и начинает синхронно выкручивать здоровенные шурупы, которыми техи привернули фанеру. Правильно — снять листы и влезть по каркасу! У троих из пятерых ножики ломаются сразу же — привинчено все капитально. Оставшиеся в строю двое осознают, что могут предаваться этому медитативному занятию — выкручиванию — вплоть до самого вечера…

Но Первые не сдаются! Один из утративших свой нож малышей наглейшим образом пытается выпросить отвертку у Михалыча. У нормального теха всегда ведь есть с собой отвертка! Но Михалыч — не нормальный, он — выдающийся, и отвертки у него нет. Он может только сочувственно погладить пыхтящего от досады кадета по вихрастой голове.

(Любого из моих просто разорвало бы от таких телячьих нежностей верзилы-теха!)

Мои обсуждают варианты — один другого чудесатее… Перебирают перспективы оперативного выкапывания голыми руками шведской стенки со спортплощадки, например.

(Тьфу, даже слушать не хочется, неудачники-разгвоздяи-двоечники! Таракановская лестница стереотипом в головах застряла… За пять минут до победы вознамылились продуть, не иначе! Ты ли это, Четвертый? Где твои фантазия, хитрость, азарт?.. )

Первый уже выкрутил скопом нижние шурупы, а до следующего ряда не достает — бойцам роста не хватает. И тогда рослый смазливый Додонов, любимый Марковкин ботаник, невозмутимый спортсмен, которого все пацаны лагеря зовут «царь Додон», а девочки — «красавчик-Святославчик», подсаживает на плечи какого-то мелкого соотрядника. Крохотный шкет, восседая на шее могучего товарища, высунув язык от усердия, приступает к методичному выколупыванию верхних шурупов.

Тут же из кучки сидящего на песке Второго отряда стремительно вылетает Игогоша Гончаров.

— Эй, царь Додон!!! Спасибище за идею! — И, то ли похлопав оторопевшего Додона по спине, то ли шлепнув его маленького напарника по заднице, несется к столам судейской коллегии...

Второй отряд выбирает гимнастическую пирамиду — и тоже получает исполнительное.

(А что, даже инвентарь никакой искать не придется… Для пирамиды инвентарь — сами бойцы!)

У подножия свободной от шуруповыковыривателей стороны вышки атлантами встают четверо самых крепких и сильных Мургаритиных бойцов. Им на плечи лезут Неверович с Ежиковым. Красношляпин подсаживает туда же беспрестанно раздающую пацанам всяческие ЦУ Ганьшину…

(Ганьшину, Ганьшину, смерть мою, кого же еще!!!)

Когда Ганьшина уже почти оседлала Ежикова, пирамида рассыпается по уровню Неверовича… Итог: куча-мала у подножия стены и универсальное заклинание удачи: «На колу мочало — начали сначала!». Атланты на сей раз располагаются к стене лицом, с упором руками. Неверовича закидывает им на плечи Ежиков, затем лезет сам — и обрушивает всех второй раз. На Ганьшину. Которая издает сдавленное «Ой!» и еще нечто витиеватое, совершенно немыслимое в устах добропорядочной и положительной барышни-отличницы.

— Четвертый! Есть решение? Продуваем безбожно!!! У них ведь сейчас всё получится…

— Есть! — Звонко выкликает Ябеда Луферов. — Отряд обсуждение закончил.

— Излагай!

— Вы кино «Человек с бульвара Капуцинов» смотрели?

— Допустим…

— Помните укатайно-ржачный момент, как индейцы городок штурмовали? Там такая тётка была, которая на палке по стене взбегала. Парни за другой конец палку держали, а она прямо шагала доверху! Круто!

— Кажется, этот каскадерский прием у киношников называется «вертикальный вольт»… — ввертывает свои пять копеек Серый. — Разбежаться с шестом… У стены трое-четверо работают как противовес, а головной взбегает прямо по стене. Шест — не проблема, четырехметровые юниорские для прыжков в высоту есть на спортплощадке. Но этому приему учиться надо…

— Мы смо-ожем! — ноет Луферов. — На даче пробовали с Гольяновым, Забелиным и Комоедовым. Как я влетел на сарай — маму едва обморок не хватил!

— Я тебе за Инессу Николаевну задницу надеру, Ябеда!..

— А вам нельзя. Телесные наказания в учебных заведениях отменены в 1912 году.

(И смотрит! Реакции ждет… Обломись, Ябеда!)

— Ты не врешь? У вас это получалось?

— Не-а! Не вру! Пацаны — свидетели. Правда, одну жердину мы сначала сломали…

— Добро. Разрешаю. Пиши заявку!.. Кривандин! За шестом на спортплощадку! Бескудникова — с запиской в судейскую! Быстро!!!

— Зануда, а он же у нас — босой «трехсотый», — Серый пальцем тычет в пыльную Ябедину ногу.

— Кадеты Четвертого, кто из отряда готов пожертвовать боевому товарищу обувь тридцать седьмого размера?

— Я! — Изящная Лезвицкая принимается расшнуровывать кеды.

…Розовые девчоночьи кеды, расписанные умильными физиономиями щеночков-далматинцев…

Ябеду перекашивает до трудноузнаваемости.

— Другого варианта нет, Луферов! Смешнее тебя в таких кедах, наверное, буду выглядеть только я. Но я не надену…

— Постесняетесь?

— Не налезут!.. А ты — герой. Ты сможешь.

(Пауза на десять секунд… Ну что, подколодные, дальше будем время терять?)

— Есть, наставник! — и Ябеда решительно тянется за дамской обувкой.

Пирамида Второго отряда тем временем восстанавливается после третьего разрушения — на сей раз по уровню атлантов. У царя Додона и его желтомаечного напарника остался один ряд еще не вывернутых шурупов и только половина последнего ножика… А в судейскую по тропе несется, наконец, курьер запоздавшего Третьего отряда.

— Сергей Евгеньевич, еще раз, пожалуйста, как эта фигня называется?

— Вертикальный вольт.

— Внимание, кадетам Луферову, Забелину, Гольянову, Комоедову — к исполнению вертикального вольта приступить!

Они вылетают с шестом наперевес на короткую прямую перед злосчастной вышкой и торпедой несутся вперед — как на таран. Зрители заворожено замирают. Судейский комитет привстает за своими тяжкими столами.

— Коллега, что вы делаете? — подлетает очень сердитая Мургарита и шипит, как выкипающий чайник над костром.

— Побеждаю!!!

(Этот её взгляд надо видеть… Нет, пожалуй, лучше не надо. Не все выдержат…)

И в тот миг, когда с хлопком падает на песок все-таки отвинченный Додоном фанерный лист, Ганьшина с плеч Неверовича и Ежикова влезает на платформу вышки.

Древко Орифламмы плотно загнано в степс — жестяной стакан, прибитый к деревянной основе платформы. Ганьшина дергает его так и сяк. Но коварная деревяшка не поддается. Перестарались техи, ящик пива им каждому на рыло!..

Когда девочке, наконец, удается вырвать древко из степса, слева от нее внезапно вырастает взлетевший на шесте Луферов. И за навершие Орифламму — ЦАП!

— Сгинь, Ябеда ЛУЗЕРОВ!!! — верещит Ганьшина и рвет древко на себя.

— Как скажете, леди! — криво усмехается Луферов, явно копируя мои интонации. Легко сдергивает шелковое полотнище с древка и с вожделенным трофеем отважно сигает в песок с трехметровой высоты. Орифламма в полете разворачивается в его руке огромным огненным языком…

Ганьшина успевает на прощание перетянуть Ябеду древком поперек спины.

Со стороны судейского стола в небо залпом взвиваются три красные ракеты, гремит гонг, заливается свисток, орут зрители. И тут же все сигналы тонут в душераздирающем вопле Ганьшиной:

— НЕ-ЧЕСТ-НО!!!