Сэр, простите, ещё кое-что... (джен)

Сердце проскочило миг бесконечности, когда он увидел лицо и глаза Лили у мальчика, которого он поймал, оберегая от падения после столкновения с ним. Ребёнок так крепко задумался, что не заметил крупного профессора в темном коридоре… Хотя отчасти он сам виноват: одет во все черное и передвигается совершенно беззвучно, из-за чего в него периодически кто-нибудь врезается к вящему восторгу Паллады и Геры. Эти две подружки-хохотушки просто заливаются счастливым смехом, стоит только Северусу в чем-либо проколоться. Сразу же виснут друг на дружке, не в силах устоять на ногах.

Так вот… разглядывая мальчика, Северус пережил несколько секунд минувшего давнишнего ужаса — воскрешение Лили из невообразимо далекого прошлого, а вместе с ней и ненавистного Джеймса Поттера, когда он увидел тот жуткий шрам на лбу ребёнка. Проклятый шрам-молния — молчаливый свидетель гибели Лили и Тома Реддла. И, задавая вопрос, он был готов к испепеляющей ненависти к трижды проклятой фамилии. Но…

— Гарри Коломбо, сэр… И да, папа говорил мне, что я похож на тётю Лили, — сказал мальчик.

Он сказал: «Гарри Коломбо» и «я похож на тётю Лили». То есть какой-то его папа сказал ему, что он похож на тётю Лили. Это заставило Северуса прийти в себя, очнуться и вынырнуть из старого полузабытого кошмара. И вспомнить анкету мальчика — Гарри Коломбо из Америки. А вместе с тем вспомнился и мудрый ход министра Корнелиуса Фаджа, выписавшего Гарри Поттера из британских подданных и передавшего его на законное усыновление, вывоз и гражданство в Соединенные Штаты Америки.

И если мальчик говорит, что Лили его тётя, то, значит, так решили его… родители, вынужденно согласился Северус. Ему хватило тех секунд, чтобы собраться, сориентироваться и, пожимая руку мальчику, спокойно назвать себя и поверить, что Гарри Коломбо действительно Гарри Коломбо. Поттера в нем не было ни грана, от слова «совсем». Были только зеленые глаза и черты лица Лили. Разве что волосы, темные, поттеровские, но вместе с тем мальчик был без очков, похоже, близорукость ему так и не передалась от отца.

Добротная прочная одежка, высокий рост, ровный многолетний загар, ясные внимательные глаза, смотрящие прямо и уверенно, всё это говорило о том, что ребёнок вырос в полной благополучной семье, в атмосфере дружбы и добра, окруженный любовью и заботой. Твердое рукопожатие свидетельствовало о том же, и, чувствуя доверие мальчика ко взрослым, Северус мягко спросил:

— О чем вы так задумались, мистер Коломбо?

— Простите, — тут же завиноватился мальчик, жалобно заглядывая в глаза. — Я вас сильно ушиб, да?

Пришлось срочно утешать пацана, уверять его, что он никого не ушиб, что директор вообще-то сам виноват — не успел уступить дорогу занятому человеку. Так о чем же вы задумались, мистер Коломбо?

— Да так… — Гарри уклончиво потер лоб и вздохнул. — Все на шрам мой засматриваются. Дейв Перкинс говорит, что это руна Жизни, которую кто-то вырезал мне на лбу, чтобы мою жизнь спасти. Понимаете… — Гарри посмотрел в глаза Северусу. — Дело в том, что я никогда не спрашивал родителей о шраме, он едва виден, никогда не болел, и вижу я его только тогда, когда в зеркало смотрюсь. Он меня никак и ничем не беспокоит, поэтому я о нем никогда не спрашивал. А тут увидел, что мой шрам чем-то знаменит. Сэр, а вы не знаете — чем?

Северус встревожился, осознав, что детское невинное счастье находится на грани краха. Судя по речи, мальчик вырос в любящей семье, как собственный родной ребёнок, и любая новость о том, что он приемный, может разрушить его прочное устоявшееся мироустройство и, что самое страшное, пошатнуть неколебимую веру в родителей. Даже и спрашивать не хочется — а почему же родители не рассказали ему о том, что он неродной? — именно потому и не рассказали, что любят его как родного. Озабоченно размышляя обо всём этом, Северус предложил мальчику пройтись до подходящего места, где они могут поговорить. Такое место нашлось у казарм — на внутреннем дворике с фонтаном. Северус уселся на гранитный бортик, Гарри примостился рядом и под тихое журчание тоненьких водяных струек робко спросил:

— Мальчик-который-выжил… это же не я, сэр?

— Это вы, — серьезно ответил директор, припоминая версию Фаджа. — Вы со своим отцом гостили в Англии у своих родственников. В ночь на Хэллоуин вашего папу вызвали на работу, он уехал, а вас оставил у тёти Лили. Просто так совпало, что именно в эту ночь преступники нагрянули в дом Поттеров, пьяные и… хм…

— Понятно… — вздохнул Гарри. — Обдолбанные. Видел я таких… — и снова поинтересовался: — А дальше что? Я-то почему в газеты попал?

— Потому что вы были единственным, кто выжил в ту ночь. Поттеры погибли, а вы остались живы, — осторожно пояснил Северус. — И ещё вы, видимо, запомнили убийцу, потому что с вашей помощью министр магии смог арестовать преступника.

— А-а-а, вот в чем дело! — с облегчением рассмеялся Гарри. — Вот почему я знаменит!

Северус улыбнулся, но всё же счел нужным предупредить мальчика.

— Мистер Коломбо, тот убийца настолько ошеломил общественность, что в некоторые газеты просочилась дезинформация, она заключается в том, что ребёнка считали сыном Поттеров, ведь мало кто знает, что у Лили были родственники за пределами Англии.

— Я понял, сэр, — задумался Гарри. — Это значит, что я должен быть готов к тому, что меня по инерции назовут Поттером. Благодарю вас, сэр, я учту это и буду знать.

— Прекрасно! — подытожил Снейп и кивнул на казармы напротив. — Ступайте к себе, мистер Коломбо. Скоро отбой.

— Хорошо, — покорно поднялся Гарри. Вежливо попрощался: — Спокойной ночи, сэр.

Северус взглядом проводил тоненькую фигурку мальчика до тех пор, пока она не скрылась в глубине казарм, и задумался, пытаясь понять, что всё это было, собственно говоря? Отчего у него вдруг проявилось такое трепетное отношение к мальчишке, с чего это он так печется о том, чтобы мальчонке случайно не раскрыли глаза на правду о его истинном происхождении? Ему-то какая разница? Ну узнает пацан о том, что он Поттер, а не Коломбо, ну и что? Ему-то что за печаль?

Но чем дальше он думал, тем больше понимал — есть причины уберечь мальчика от ненужных потрясений. Что-то было в Гарри Коломбо… что-то такое, что располагало к себе, заставляя открыть свое сердце навстречу его улыбке. Солнечный счастливый мальчик из солнечной страны, маленький ангел из города ангелов. Глендейл, пригород Лос-Анджелеса, Калифорния — вот что было написано в анкете Гарри Коломбо нетвердым, но таким старательным почерком, и в каждой буковке читалась глубокая любовь в последней строчке: я хочу быть смелым и отважным, как папа, и, как он, спасать человеческие жизни. И то, что он написал вместо имен родителей — мистер и миссис Коломбо — говорит как раз очень о многом: интуитивное желание защитить своих родных от чужого ненужного внимания. Уже сейчас Гарри оберегал свою семью от посягательств посторонних. И Северус уже тогда, читая анкету незнакомого ещё мальчика, проникся глубочайшим уважением к этому ребёнку, даже отметил в уме, что надо бы познакомиться с ним как-нибудь… Что ж, познакомился. Действительно чудесный ребёнок, да ещё и оказавшийся сыном Лили, к чему он, Северус, был совсем, совсем не готов.

Вернувшись к себе, Гарри вдруг порадовался, что домашних заданий нет на сегодня — очень уж он устал за этот невероятно длинный день. Животных, судя по всему, кто-то накормил, потому что они сыто вздыхали и прихорашивались: Тополек вылизывался, Кандида чистила перышки, а Серебрянка сонно позевывал, демонстрируя огромное, битком набитое пузо, которое отозвалось гулким эхом, как барабан, когда Гарри похлопал по нему ладонью.

— Ну, ты и кушать, уважаемый! — с чувством сообщил он коню.

Поняв, что о зверушках позаботились, Гарри занялся собой: разобрал постель, посетил уборную, сделал необходимые дела и почистил зубы, после чего ускакал в спальню и занырнул под одеяло, спеша поскорее свидеться с Морфеем. Но заснул не сразу, сперва полежал, с благодарностью вспоминая молодого директора Северуса Снейпа. Эх, хороший дяденька, всё рассказал-объяснил, и имя у него красивое, звучное такое, необычное… вот бы с папой его познакомить… Папе он точно понравится. С этими мыслями Гарри, наконец, уснул.

Утро вторника началось со скандала. Где-то в отдалении разнесся грохот конских копыт и приглушенные расстоянием вопли. С кровати было плохо слышно, Гарри выглянул в коридор и едва успел отпрянуть назад: мимо его двери пролетел огненный всполох, оказавшийся ярко-рыжим конем. За ним с руганью бежал рослый мальчик.

— Карнеги! А ну стоять, волчья сыть!

Конь, полуобернувшись, ехидно что-то прогогокал, плавно утекая в арочный проем.

— Отдай ботинок, скотина! — продолжал надрываться мальчишка, несясь вдогонку. Гарри, не веря ушам, почесал в них — чего-чего, конь стащил ботинок? Из соседних комнат выглядывали такие же обалдевшие лица ребят, сраженных наповал невероятной новостью.

Покачав головой, Гарри вернулся в спальню, посмотрел на кровать и понял, что спать уже не хочется — конно-ботиночная коррида и удивление разбудили его почище самого крепкого кофе.

На завтраке в утренней столовой Гарри увидел того мальчишку и подсел к нему, решив познакомиться и с ним.

— Привет. Ты Руслан?

— Да, — коротко буркнул тот, заматывая скотчем разболтанную кроссовку, изрядно пожеванную лошадиными зубами. Гарри оглядел его короткие русые вихры, нахмуренные реденькие брови и сосредоточенное на занятии лицо, смущенно кашлянул и заметил:

— Вообще-то для восстановления есть специальное заклинание «Репаро».

— Знаю, — дернул тот плечом и ещё ниже склонил голову. — Просто он завтра снова его стащит, и мне не хочется, чтобы заклинание шарахнуло по нему. Он может испугаться и тогда совсем перестанет шутить.

— Да? — с сомнением переспросил Гарри. — А мне показалось, что ты не очень рад…

— Тебе показалось! — твердо посмотрел на него мальчик. И с хрустом натянул на ногу починенную кроссовку. — Лучше пусть ворует, чем вообще ничего не делает.

— А как он научился воровать? — торопливо спросил Гарри. Руслан внимательно глянул на него и, поняв, что Гарри вполне серьезен, расслабился.

— Этому не учатся, — быстро улыбнулся и продолжил: — Просто у него характер такой юморной оказался, очень любит меня повыбешивать и подоставать, да так, что я рано или поздно срываюсь за ним в погоню. Считает, что день должен начаться с хорошей проделки. Психолог, блин! Прав был папа, когда сказал: «Не называй кота Гамлетом, драматургом станет!», а я его не послушался, назвал коня Карнеги, думал, если не в честь педагога, так хоть в Карнеги-холле выступим.

— Ну и как?.. — осторожно поинтересовался Гарри. Руслан широко и радостно улыбнулся своим кривоватым ртом.

— Лучше всех на свете! Из него вышел самый замечательный друг!

Позже, идя на урок обучения полетам, Гарри получил возможность рассмотреть коня получше, когда тот увязался за ребятами на стадион. Высокий, очень сухой в кости, ослепительно-рыжий, аж в искру, с непередаваемо-хитрым выражением в глазах, вот таким был Карнеги, веселый жеребец донской породы.

Профессор Винджаммер удивленно поднял брови, увидев ребячьего спутника, но возражать против его наличия не стал, только кашлянул и кротко спросил:

— Нервы-то у него крепкие? Не устроит истерику при виде летающих людей?

Руслан неуверенно пожал плечами и на всякий случай намотал гриву на кулак, что вообще-то не разрешается проделывать в мире конников… Профессор тем временем решил проверить конскую психику, оседлал свою метлу и плавно поднявшись в воздух, сделал несколько кругов вокруг детей и коня. Ну… жеребцу человечьи выкрутасы были глубоко до фиолетовой лампочки, он вообще не обратил внимания на какого-то там дядьку на палке. Как все верные лошади, он видел и отмечал только своего хозяина, до всего остального мира ему не было никакого дела.

Убедившись в лошадиной адекватности, профессор приступил к уроку.

— Меня зовут Вилли, ребята, «профессора Винджаммера» оставьте для официоза и старикам. Итак, приступим: перед вами на земле лежат десять метел, ваши учебные снаряды на ближайшие два часа. Возьмите их, осмотрите и скажите — чем они отличны от метелки дворника?

Гарри оглянулся — Гела, Невилл, Тео-Рекс и Гулливер стояли поодаль, сразу объявив, что не собираются учиться полетам на метлах. Ну, великан-циклоп и дракон понятно, почему отказались, комплекции и телосложения у них не те, а Невилл с Гулливером чего отсеялись? Высоты боятся? Не найдя ответа, Гарри вздохнул и подобрал ближайшую метелочку, повертел в руках… Ну, много чем отличается: прутья плотно подогнаны в кучу, снизу закруглены, сверху сглажены, рукоятка явно для чего-то изогнута с конца, а над торцом пучка надето медное кольцо с усиками-подножками. Упор для ног, значит.

— Ну? — весело спросил Вилли, подзадоривая ребят. — В чем отличие-то?

Пока дети мекали и экали в поисках неуловимого ответа, Гарри попробовал поискать его в практике и сразу же понял — в чем отличие.

— Я понял, Вилли, эта метла не подметает!

— Совершенно верно! — возликовал молодой учитель с корабельно-скоростной фамилией. — Это нужно для аэродинамических качеств этого столь простого в обиходе предмета. Метла давно стала распространенным транспортом для британских волшебников, точно так же, как ковры-самолеты для восточных колдунов. Впервые метлу использовали для бегства. Некая ведьма, чье имя история не сохранила, спасаясь от разгневанных чем-то дровосеков, схватила стоявшую в углу ничем не примечательную метлу и, оседлав её, усвистела в окно трактира. Видимо, девчонка так хотела жить, что у неё и палка полетела, говоря образно. К трансгрессии тогда не все были приспособлены…

Причины того, что выбор магов с тех пор пал на метлу, как вы теперь видите, просты. Метла всегда стоила дешево, наличествовала в любом доме и, невинно стоя в углу, не привлекала лишнего внимания магглов. Недаром впредь так распространилась мировая старинная поговорка: «При магглах метлой подметаешь, за спиной у магглов — улетаешь». Для того, чтобы метла стала летающей, на неё нужно наложить несколько заклинаний. Первоначально они накладывались на обычную метлу, изготовленную для домашнего хозяйства. В дальнейшем заклинания стали накладываться уже во время изготовления метлы, начиная с этапа выбора древка и прутьев, что значительно усиливало магические эффекты.

Когда метлы стали повсеместно использоваться для игры в квиддич, были разработаны специализированные спортивные метлы. Они отличаются повышенной обтекаемостью, большей маневренность и более высокими скоростями по сравнению с метлами для домашнего пользования и метлами для путешественников. В то же время они выдерживают меньший вес и, конечно, имеют стоимость повыше.

В настоящее время метлы изготовляются заводским способом. Однако особо богатые или привередливые маги по-прежнему могут воспользоваться услугами мастера-метельщика и заказать уникальную метлу со множеством дополнительных приспособлений. Хотя это и не обязательно. Даже среднестатистический ученик Хогвартса способен сам модифицировать свою метлу. Получится грубее и не так красиво, но гораздо дешевле.

Тут Вилли замолчал, оглядел внимательные рожицы детей и смущенно развел руками.

— Простите ради Мерлина, не собирался я тут лекции читать! Хватит их, давайте займемся делом. Хотите попробовать полетать?

Несколько ребят кивнули, и Вилли подсказал:

— Для активации метлы надо сказать слово «вверх!», но сперва выберите себе ту, что понравится.

Драко тут же цапнул Чистомет, остальные кротко разобрали Кометы и Порохи. Гарри глянул на древко своей метлы и тихо присвистнул — он держал в руках Сполох, очень древнюю и быструю модель. Сжал рукоять покрепче — мало ли, вдруг вырвется и улетит! — шепнул:

— Вверх…

Метла в руках словно включилась, завибрировала-загудела, как гитарная стальная струна, аж запела, просясь в полет… Внимательно слушая наставления учителя, Гарри под его руководством оседлал палку, несильно оттолкнулся и плавно взлетел над землей. За ним взмыли Драко, Руслан, ещё кто-то. Первый пробный круг, второй, Вилли медленно двигался вслед за ними по внутреннему малому кругу, бдительно следя за восемью учениками. Две невостребованные метлы так и остались лежать ненужными на земле, Гарри, бросив на них взгляд, задумался — а почему Невилл и Гулливер не хотят учиться полетам?

Круг стал шире, а скорость выше. Вилли ободряюще крикнул:

— Молодцы, ребята, смелее! Глядишь, да найдется среди вас будущий квиддичист!

Ревнивый насквозь, от носа до кончика хвоста, с места сорвался Карнеги, грозно раздувая ноздри, нагнал Руслана и поскакал под ним, требовательно гогокая. Пацан развеселился, начал дразнить скакуна ножкой и показывать язык. Вилли тут же остановил урок и сердито окрикнул хулиганов:

— Так. Это никуда не годится! Мистер Диченко, либо уберите животное с поля, либо оба покиньте стадион! Живо!

Пристыженный Руська предложил альтернативу — они останутся, но летать и бегать не будут. С этим учитель, к счастью, согласился и до конца урока терпеливо пас семерых первачков, а пятеро сидели на газоне в тени лошади и глазели на летунов.

Упираясь ногами в подножки и крепко держась за изгиб рукояти, Гарри постепенно втянулся в полет, собственно говоря, это было похоже на поездку на велосипеде, только педали жать не надо, а в остальном всё было так же: сохранение скорости и равновесия, разве что не трясет привычно на гравии-дорожках… Да и какие трения в воздухе? Вилли, молодой профессор, всего девятнадцати лет от роду, прошедший начало летательной карьеры у мадам Трюк и слишком хорошо помнящий её дикие «уроки» на своем первом курсе, старался ничего не упустить и не испортить, уча детей наклонам и смене скоростей, поворотам и остановкам. И довел таки урок до конца! Все дети остались живы и целы, никто не упал и не покалечился.

Уходя с урока, Гарри ощущал приятную усталость, было просто здорово, интересно и круто! А в спортивной раздевалке он узнал, почему Невилл с Гулливером не захотели летать, их причины отказа от полета оказались очень серьезными: Невиллу помешала магия Земли, несовместимая с воздухом, а у Гулливера совершенно по-собачьи кружилась голова на высоте выше трех метров без опоры под ногами…