Лунный свет (гет)

Филипп и Света вышли, как только рассвело. Солнце ещё не показалось. Всё окутывал густой туман, становившийся ещё более плотным над водоёмами и оврагами. Промозглая сырость пробирала до костей. Молодые люди закутались в плащи и, сжав зубы, что бы не стучали, пошли вглубь леса по известной одному Филиппу тропе. Сонливость пропала быстро: холод взбодрил.

Наконец между ветками показалось жёлтое солнце. Теплый свет моментально разлился по округе, и туман превратился в золотую пелену. В этой сверкающей дымке молодые люди вышли к пологому в этом месте берегу реки, вытекавшей из озера.

Шли молча, слушали лес. Журчание, шорохи, скрип сливались в ненавязчивый звуковой фон. Тени на воде двигались в ритмичном танце. В нескольких метрах впереди с тревожным криком вспорхнули две испуганные птицы и словно растворились в густой пелене. На другом берегу откликнулся ещё кто-то, предупрежденный о чужаках, зашелестели листья, едва ощутимо всколыхнулся воздух. Лес был единым живым организмом, у него была своя душа.

Принц вёл девушку звериными тропами, безошибочно узнавая и распутывая следы, оставленные на влажной земле. Света не переставала изумляться точности охотничьих наблюдений. Тут было, чему поучиться.

В чаще разнесся отрывистый хриплый гортанный звук. Света остановилась, прислушиваясь.

— Это лань трубит, — пояснил Филипп, — Тут неподалёку должна проходить их тропа. 

— Ну верно, сейчас как раз период гона, — сообразила Света, — Звук донёсся с этой стороны. Пойдёмте туда, вдруг удастся понаблюдать.

Звук повторился опять несколько тише.

Молодые люди пошли в указанном направлении, лес начинал понемногу редеть. И, действительно, через двадцать минут ходьбы впереди сквозь деревья стало проглядывать открытое пространство, и где-то в стороне можно было различить глухие удары. Света приложила палец к губам и, тихо ступая, направилась в сторону, откуда доносились это звук. Филипп последовал за ней.

Девушка раздвинула ветви раскидистого куста, принц заглянул через плечо спутницы, и их глазам предстало восхитительное зрелище. На небольшой поляне, освещенной редкими полосами утреннего солнца горела ожесточенная схватка. Два стройных и сильных самца лани сражались, переплетясь ветвистыми рогами, похожими на ветви дерева. Возле самой опушки на другом конце поляны в дымке тумана были различимы их сородичи: несколько самок и ещё три самца.

Филипп и Света притаились за большим кустом. Оттуда было всё замечательно видно, а приближаться сильнее было попросту опасно.

Турнирный бой, казалось, шёл не на жизнь а на смерть. Противники готовы были сломать друг другу шейные позвонки, и издавали время от времени тот глухой гортанный рев, который так хорошо разносился по лесу и был услышан молодыми людьми.

От зрелища захватывало дух. Света и Филипп, не глядя, нашли руки друг друга. Пальцы у молодых людей были одинаково холодные, вся кровь ушла из них от сильного впечатления.

Света всмотрелась в грациозных животных взглядом профессионала. Несмотря на приглушенное освещение, она отметила, что шея и уши у большинства особей в преддверии зимы уже почти окрасились в темно-коричневый цвет, спина и бока почернели, и светлые крапинки стали плохо различимы. Девушка указала на это Филиппу, но принц уже замечал прежде эту особенность лани менять цвет шерсти.

Полюбовавшись ещё немного, молодые люди также бесшумно отступили в лес.

— Никогда не наблюдала турнирных боев в живую, — восторженно прошептала девушка, — Такая удача!

— У них самая настоящая дуэль за внимание прекрасной дамы.

— Какая тут всё таки замечательная экология! Как подумаю, какие восхитительные нетронутые леса в этом столетии покрывают земной шар, я едва ли не начинаю завидовать своим предкам. И с погодой нам сегодня очень повезло. Весь осенний лес, точно сам излучает свет. Это прекрасно, как... — Света остановилась на вдохе, пытаясь подобрать слова. 

— Блистательный позолоченный дворец?

— Нет, как храм, чистый и непорочный в своей первозданности.

Молодые люди шли по лесу, негромко разговаривая. Солнце поднималось всё выше, разгоняя туман, высушивая траву.

— Скажите, неужели человек так запустит в будущем состояние планеты? Не убьёт ли он сам себя в итоге, а вместе с собой всю эту красоту? Это будет поистине рукотворный конец света.

— Вы поднимаете глобальные проблемы. У нас так часто твердят, что Землю пора спасать. Но, знаете, как раз с Землёй то всё будет в порядке. Много ли она потеряет лишившись человека разумного? Отнюдь. На протяжении её истории не такое бывало. Жизнь — штука очень хрупкая и одновременно страшно выносливая. На мой взгляд гибель человечества стала бы лишь началом нового цикла.

— Как так?

— Я приведу пример. На полуострове Камчатка, который находится на са-а-амом востоке нашего огромного материка, однажды произошло крупное извержение вулкана. Пламень, расплавленные породы, газы вырвались на волю из-под земной коры. Долину гейзеров залило расплавленной лавой и засыпало пеплом. Как оживились ученые! Как переполошились владельцы туристических компаний, не желающие лишаться такого часто посещаемого путешественниками места! Готовы были уже расчищать эту изменившуюся до неузнаваемости долину, восстанавливать первоначальный вид. Но, что бы вы думали! Очень скоро там без всякой посторонней помощи снова возродилась растительность, опять поселились животные, пробились наружу гейзеры. Заметив эти процессы обновления, разумеется, решили ничего не трогать.

— Выходит, жизнь действительно умеет возрождаться из пепла.

— Как Феникс. Всё тлен — лишь начало первичной сукцессии. Об этом стоит помнить в трудные минуты жизни и не бояться начинать с нуля. Такой процесс, как в камчатской долине гейзеров, как раз и называют первичной сукцессией. 

— Какие ещё бывают?

— Вторичная. Это просто смена видового сообщества на конкретной территории. Ведь и перемены к лучшему, когда отжило старое.

— Какой удивительный набор перерождений!

— Природа умнее нас и запустит нужные процессы. Даже в масштабах планеты. Всё сложится как надо. Человек, считающий себя вершиной эволюции, возомнивший, что может подмять под свои потребности, желания и прихоти природу — всего лишь песчинка. Нужно слиться с этой силой, почувствовать себя её частью, а не пытаться противодействовать ей. Только тогда можно получить её мудрость и мощь. Natura non nisi parendo vincitur — Природу побеждают, только повинуясь ей.

За разговорами молодые люди не заметили, как поднялись на высокий освещенный солнцем холм, с которого открывался необъятный простор: бескрайнее небо; полупрозрачный, светящийся золотыми и красными тонами лес; болотистая низменность, заросшая высокой травой; русло узкой речки, змейкой уползавшей в лесную глушь. Тонкие седые пряди тумана висели над болотными еланями в тени у подножия холма.

Света вдохнула свежий воздух и с наслаждением прикрыла глаза. Филипп посмотрел на неё и едва ли смог узнать преобразившееся лицо.

Если бы кто-то хотел увидеть властелина мира, ему не нужно было бы ходить далеко. Светлане в этот миг принадлежало всё. Ей было под силу объять хоть всю планету и даже больше своей душой, сливая воедино простоту мироощущения и сложность осознания. Мир, охваченный её любовью, лежал перед ней, как на ладони, точно карта, разложенная на столе, приветливо и покорно распахивая девушке навстречу свои объятия.

Филипп замер завороженный. Но тут Света шевельнулась, и наваждение прошло. Она повернулась к спутнику со сверкающим взором.

— Ну что, идём дальше? — спросила она.

Филипп кивнул, и оба вприпрыжку сбежали вниз с холма. Молодой человек немного обогнал Свету, и развернувшись в самом низу склона, подхватил её на руки и закружил.

— У вас изумительные глаза, — проговорил юноша, опустив девушку на ноги.

Ситуации подозрительно напоминали ту, что была три года назад. Не тратить ни дня, хватать мгновение и упиваться своим коротким счастьем. Чувства было больше, оно было смелее, отчаянней.

Принц наклонился, собираясь её поцеловать, но девушка увернулась и, задорно стрельнув глазками, спряталась за дерево.

— А вы догоните!

Филипп устремился за ней, Света перебежала к другому дереву, потом к следующему. Это была игра, напоминавшая салочки, только наградой был поцелуй красавицы. Девушка легко изгибалась, проныривая между веток, смеялась, подманивала и снова ускользала.

— Я сдаюсь! — наконец объявил Филипп, опираясь на ветку дерева, — Но, прекрасная дриада, умоляю, снизойдите до любви простого смертного.

Света выглянула из-за дерева:

— Вы никак проскочили конфетно-букетный период, как говорят в нашем мире, и перепрыгнули в страну нежных страстей, как сказали бы в парижских салонах?

— Ах, если б вы позволили!..

— Ни-ни, — Света, улыбаясь, погрозила пальчиком у носа принца, — Вы проиграли.

Филипп прижал к губам её руку, опустившись на одно колено. Девушка томно вздохнула. Но тут же её внимание привлекло тёмное очертание птицы на фоне яркого неба.

— Ей богу, это канюк! Он кого-то выслеживает, тут ведь рядом открытое пространство.

Света, не отнимая, однако, у юноши своей руки, стала вглядываться в силуэт хищной птицы, мелькавший между веток. 

Какое же счастье Филиппу доставляло видеть это строгое вдумчивое лицо, простую улыбку, такие знакомые зеленые улыбающиеся глаза.

Некоторым опытом по части женщин он действительно успел обзавестись, но здесь был случай исключительный. Света была какой-то потусторонней, её страшно было вспугнуть, словно видение. Недоступная и манящая, как горная вершина, мимолетная и исчезающая, как цветок эфемероид. Дриада, лёгкая серна, гибкая лоза, Ариадна. Молодому человеку казалось, что он теряет голову. 

— Давайте вернёмся к реке, — сказала Света, — мы уже порядком отклонились от намеченного курса.

— Разве вы боитесь потеряться? Мне с вами не страшно отправиться даже в лабиринты Крита! Но мы уже почти дошли до болот, — ответил Филипп и поднялся с колен.

Стоило снова углубиться в лес, как молодых людей вновь окутало сырым холодом. Мох пышным ковром выстилал подножия деревьев, ветви ив склонялись к самой воде и окунались в холодный поток. Берег был низким, и напитанная влагой земля пружинила под ногами.

Филипп, указывавший дорогу, свернул в сторону. Пробравшись через густой кустарник, молодые люди вышли на берег гладкого голубого озерца. В него впадал небольшой ручей, журчавший в двадцати метрах от них. На его берегу сидела совсем молоденькая девушка, скорей девочка, в лёгком платье не по погоде, длинные светло-русые волосы были распущены по плечам. Она наклонилась над водой, и блики солнечного света играли на её милом личике.

Молодые люди замерли и весело переглянулись.

— Нам везёт на русалок?

— Родственница Мелюзины?

Света и Филипп тихо приблизились к ней. Девочка, казалось, их не замечала. Смотрела на струи воды и улыбалась.

— Мадемуазель, — негромко спросила Света, — вы не знаете, насколько далеко здесь тянуться болота?

Девочка подняла на неё поразительно светлые глазищи. 

— Вам, сударыня, не стоит туда ходить. Там много неприметных топких еланей.

Голосок у неё был тоненький, журчащий точно ручеек. 

— Мы не пойдём туда, — произнёс юноша, — Скажи только, велика ли их протяженность?

Странная девчушка, как козочка, вскочила на большой камень на берегу.

— Далеко! Ох, далеко! Пока лес не кончится!

— Дорогая моя, — произнесла Света, — а что ты делаешь здесь одна? Ты не заблудилась?

Говорить с таким юным созданием на "вы" у Светы не получалось.

Девочка удивлённо посмотрела на незнакомку и соскочила с валуна. Глядя Свете прямо в глаза, русалочка всё больше и больше расплывалась в улыбке. Наконец, она звонко засмеялась.

Света снова обернулась к Филиппу, не понимая причины смеха. Молодой человек пожал плечами.

— Куда отправимся? — спросил он, — С еланями, думаю, рисковать не стоит.

— Вам видней, куда идти. Можно вдоль русла всё той же реки. По идее, в конечном счёте она должна впадать в Севр-Нантез. 

— Согласен. Скорей всего это её приток.

Когда оба снова повернули головы к ручью, девочки уже не было. Даже трава на берегу казалась не примятой. Филипп и Света обменялись недоуменными взглядами.

— Странно... — юноша огляделся по сторонам, — Что это было?

— Здесь живёт кто-нибудь поблизости?

— Я никого тут не знаю.

— Симпатичная девочка, но странная.

— Мне хочется прислушаться к её совету. Пойдёмте к реке.

...Молодые люди вернулись на озеро под вечер. Теперь они сидели в плавучем домике и болтали с переменным успехом о высоких и не очень предметах.

Филипп, положив локти на сочинения Катулла, а подбородок на ладони, слушал рассказы Светы. Рядом довольно прозаично стояла тарелка с обглоданными костями, которые уже успели поломать, расковырять и частично сжечь, чтобы выяснить соотношение в них органики и неорганики. Света рассказывала о своем путешествии, прямо после которого, едва заглянув домой, они с Володей попали в другой мир. Она говорила про быстрые реки, снежные хребты, цветущие горные долины, острые уступы скал, непролазный таежный лес, покрывающий крутые склоны, стоянку на Каракольских озерах, суровую непогоду и тихую, удивительно светлую лунную ночь. 

— Потрясающе! — вымолвил Филипп.

— Ах, горы мои Алтайские! — на распев произнесла Света, упиваясь воспоминаниями, и откинулась на спинку стула.

— В каких местах вы только не были! Я вам, право, начинаю завидовать!

— Не завидуйте. Во Франции я, например, не была ни разу. Во всяком случае в своём веке.

— Что бы вы ещё хотели увидеть для полного счастья?

— Трещины на льду Байкала.

— Это где?

Света принялась рассказывать про озеро Байкал, всё больше возбуждая воображение Филиппа, и с увлечением чертила на бумаге приблизительную карту.

— На каком же это меридиане? — девушка потерла лоб.

— Мне кажется, такая точность тут не существенна.

— Но тем не менее хотелось бы вспомнить, просто из принципа, — страдальчески улыбнулась Света, — Я ведь уже почти учёный. 

— Посмотрите потом в энциклопедиях, я уже понял приблизительно. К тому же у нас, кажется, речь идёт о красоте, а не о выверенных числах и точных градусах долготы.

— А с чего вы решили, что красота исключает точность?

— В этом я не категоричен, но понятие о красоте — всё же чувственный аспект. Её понимание зависит от вкуса.

Света оглядела комнатку, словно в надежде найти под рукой аргумент, и потянулась за томиком о Пифагоре, который обнаружился на верху стопки из античной поэзии. Со стуком девушка положила книгу на стол.

— Вот этот человек вывел с помощью чисел учение о Гармонии.

— Я не спорю, что Пифагор — умный человек, но он пытался связать с математикой абсолютно всё. Как вы измерите математикой ощущения, ваше отношение к природе, мечту увидеть зимний Байкал?

— Эх, если бы преодолеть эти пространства Евразии со скоростью мысли, — мечтательно протянула Света, — И желательно прямо сейчас.

— Со скоростью мысли? Кстати, вы как будущий учёный может подскажете, это с какой? — со смехом поинтересовался Филипп, надеясь подловить собеседницу.

— Со скоростью передачи импульса между нейронами. От пяти десятых до ста метров в секунду.

Юноша восхищенно хмыкнул, но всё же сказал:

— Проза. Это не художественно.

— А вы представьте только! Команда к выполнению незнакомого действие стремиться к нужному нерву по непроторенной ещё дороге. Но мозг, активирую необходимые области, раз за разом выполняя одни и те же операции, образует устойчивые и прочные нейронные связи. Поэтому нам так просто выполнять привычные действия. По огромному количеству нейронных связей в мозге мысль по теперь уже отточенным путям без малейшего затруднения достигает цели.

— А что это за импульс такой?

— Нервный сигнал имеет электрическую природу.

— Какую, какую?

— Электрическую. Представьте себе молнию, это электрический разряд. Ведь, не правда ли, озарение похоже на вспышку молнии?

— В самом деле.

— Заряд за мельчайшую долю секунды, пролетая от клетки к клетке тренированного ума, выдает потрясающие результаты. Развить способности можно до невероятных высот. О всех возможностях нашего мозга человечество узнает не скоро. И узнает ли? В сущности — это главный орган. Мы живы, пока работает мозг. Нет дыхания, остановилось сердце, но мозг будет работать ещё несколько минут. Это центр всего, что делается в человеке: физиология, чувства, мысли.

— А душа? — поинтересовался Филипп.

— А что, если тоже в мозге? Это совершеннейший аппарат! Своеобразная вселенная в миниатюре. А ведь бесчисленная сеть нейронов в самом деле напоминает модель вселенной.

— Поэзия!

— Кандидатская диссертация!

Света в какой-то экзальтации вскочила на стул.

— Через два года я кончу институт и тогда... Именно тему о высшей нервной деятельности я хочу взять в дальнейшем! Нейробиология это непознанные горизонты, скрытые возможности человека!..

В маленьком домике среди глухого леса была произнесена блестящая речь, способная покорить и докторов наук, и академиков, и инвесторов, которую, увы, услышал только один человек. Но зато как он слушал...

— Если вы выйдете защищать диссертацию с такими же горящими глазами, — сказал Филипп, — вам дадут ученую степень, даже не слушая.

— Нет, я не согласна, пусть слушают! Это будет того стоить.

— Если бы я был королём, я дал бы вам открыть свою академию. Вы стали бы первой женщиной во Франции на таком уровне занимающейся наукой. 

— Это слишком много для семнадцатого века, но очень мало для двадцать первого.

Света спрыгнула со стула.

— Потребуется чрезвычайно много работать над моей задумкой, очень много. Нужно самое последнее оборудование.

— Знаете что меня в вас поражает? Как вам удаётся совмещать здравый рассудок, почти математический расчёт с одухотворенностью и новизной восприятия?

Света засмеялась.

— Не знаю. Может быть это оттого, что любая наука начинается с удивления. 

— Вы заметили очень метко.

— Это не я, это Аристотель, — улыбнулась Света.