Искра (гет)

Облака на востоке приобрели огненный цвет. Остатки предрассветной мглы рассеялись вместе с зыбкой влажной дымкой над оврагами. Первые солнечные лучи, пробившись сквозь кроны, упали на лица Ани и Арамиса. Утро было свежим, ветреным. По небу быстро плыли пышные кучерявые облака, на лету меняя очертания.

— Холодновато как-то, — проговорила девушка, — Вы посидите, ваше преосвященство, а я костёр разожгу.

Аня принялась разводить огонь. Ветки за ночь стали сырыми и разгорались плохо.

— Вам лучше? — заботливо спросила Аня. — В лице по-прежнему ни кровинки. Прилягте в палатке. Думать можно и там. А лучше поспите. Мне совсем не хочется, что бы вы падали в обморок от утомления и эмоциональной напряжения.

— Уже утро. Ни к чему.

— То же мне утро! Рань несусветная! Света мне рассказала, что вчера было то же самое, и уговорить вас не удалось. Я обещаю, что в ваше отсутствие книга никуда не денется, и я её вам спокойно дам, если вы захотите что-то уточнить. Только отцепитесь от неё на время, пожалуйста.

Аня взяла книгу и положила её на свой рюкзак.

— Она лежит вон там. Надо будет, возьмёте.

— Хорошо, спасибо.

Из палатки вылез Володя, разбуженный возней девушки у костра и треском ломаемых о колено веток:

— С добрым утром! Дальше ночь прошла спокойно? — спросил он.

— Вполне. Никто к нам больше не совался. Не захотели связываться с бывшим мушкетёром, — улыбнулась Аня.

— Я сейчас умоюсь и помогу тебе.

— Можешь не торопиться. Вообще, поспал бы ещё.

— Разбежалась. Ну, уж нет!

— Володя, помоги мне лучше отправить шевалье отдыхать в палатку. Вдруг он будет вырываться, и уверять, что двое бессонной суток — совершенный пустяк, — смеясь сказала Аня.

Девушка уже крепко держала Арамиса за руку.

— Господин д'Эрбле, разрешите вас проводить? — подошёл к прелату юноша. — Это правда не дело.

— Я, во избежание насилия, лучше сам удалюсь в палатку. Вы позволите? — сказал Арамис с усмешкой, высвобождая руку из Аниных цепких пальчиков.

Епископ Ваннский действительно ушёл в палатку. Аня и Володя, сидя на бревнышке, грели руки у разгоревшегося, наконец, пламени. Девушка нервно кусала губы.

— Сама то спала? — спросил Володя.

— Спала. А вот д'Эрбле...

— Понятно. Ты мне лучше расскажи, — перешёл на шёпот Володя, — что ты тут задумала?

— К чему? — тоже шепотом, но с заметной ноткой раздражением ответила Аня.

— Затем, что я волнуюсь. Ты знаешь, я редко расспрашиваю.

— Пытаюсь править сюжет книги, — потухшим голосом проговорила Аня, — Там всё так грустно.

— Добилась чего-нибудь?

— Надеюсь. Теперь буду смотреть, что выйдет, — девушка закусила губу.

— Да уж... — Володя посмотрел на палатку, куда ушёл Арамис.

— Чего?

— Да нет. Ничего.

— Уж говори теперь!

— Мне твоих жертв жалко. У них всё так грустно, а тут ты, — усмехнулся Володя, подражая жалобной интонации девушки.

— Ты ещё язвишь! — вспылила Аня. — У меня сейчас такие душевные протуберанцы! Если б ты знал! — потом тихо добавила, — Может мне самой жертв жалко, — и ткнулась Володе в плечо, прошептав. — Не спрашивай ничего, пожалуйста.

— Хорошо, хорошо. Я всё понял, — голос юноши прозвучал в контрасте с возгласами девушки мягко и спокойно, — Чай вскипятить, пока тут сидим?

— Как хочешь! ...Я дух переведу.

Аня вскочила и почти убежала в сторону речки, в ужасе от осознания того, что только что своими руками терзала душу человека, который вызывал её восхищение. Как литературные герои гости уже не воспринимались. Это были люди, живые и настоящие, такие же материальные, как сами студенты. Убивать чьи-то надежды на деле оказалось весьма неприятным занятием. Хотя в теории всё выглядело совсем иначе.

Володя, действительно, все понял, и, как человек деликатный, промолчал. Аню он знал давно. Всегда она была деятельной личностью, не способной ни к чему оставаться равнодушной. Что ж делать, если так часто приходится ломать дрова и ходить по граблям? Только извлекать опыт и делать снова или бросать и плыть по течению. Наедине с собой он иногда признавал, что Аня ему очень нравиться, но вслух ничего не говорил. Глядя девушке вслед, Володе задумчиво пожал плечами.

Аня встречала рассвет, сидя на берегу рядом с зарослями осоки, как Алёнушка из сказки. Первые пятнадцать минут она занималась самоедством. Но потом её внимание привлекли водомерки, скользящие на поверхности воды. Они напомнили Ане фигуристов, только шестиногих. Такая фантазия её рассмешила.

Над рекой кружила чайка. Света не преминула бы достать карту, что бы узнать откуда она могла сюда залететь. В этих местах чаек не водилось. Но Аню не заботили подобные вопросы. Она сама силой богатого воображения парила вместе с этой белой птицей, освещённой розоватыми лучами восходящего солнца. В такие минуты время летит незаметно, проскальзывает сквозь пальцы, как бы не хотелось удержать чудесный миг. Рука полезла в карман за телефоном и остановилась на пол пути. Ни одна, даже профессиональная камера, не сможет передать атмосферу таких моментов. Жаль, что аппаратура не может запечатлевать человеческие чувства. Её нынешнее состояние застыло бы в кадре свежим, лёгким и солнечным шедевром. Но разве не для подобных целей существует творчество? Вместо телефона Аня достала из другого кармана блокнот и карандаш. Ночные тревоги и утренние впечатления дали поразительный эффект. Первый раз за несколько лет она писала стихи...

Вернулась Аня в лагерь в приподнятом настроении. Солнце успело уже показаться над лесом. Володя подметил в подруге эту перемену и успокоился. Развеселилась — значит ничего ужасного всё таки не стряслось.

Юноша был занят приготовлением завтрака. Арамис равнодушно наблюдал за его работой. Мысли епископа были где-то совсем в иных краях. Филипп, тем временем, пользуясь разрешением Светланы сидел перед микроскопом. С прибором он освоился настолько, что помощь теперь не требовалась. Принц разглядывал пыльцу с различных цветковых растений.

Аня тут же хотела присоединилась к Володиной работе, несмотря на его возражения.

— Тебя Светка ищет, — чуть слышно шепнул Володя и указал глазами на палатку.

Аня поняла, незаметно кивнула и, якобы по какой-то надобности, пошла в палатку.

Их союз, правда, не было уже ни для кого секретом. Тактику затеи выстроил в уме Володя. Филипп, по сути, оказался в сообщниках. Арамису и так было ясно как день, что девушки сговорились. Но всё же не слишком комфортно шептаться в открытую за спинами обсуждаемых людей.

Аня заглянула в палатку. А Володя, когда девушка ушла, с самодовольством полновластного хозяина кухни принялся перемешивать содержимое кана.

— С добрым утром, Светка, — в полголоса сказала Аня.

— Привет! Залезай ко мне... Ну? Какие новости?

— Эмм... Как сказать...

— Не томи, рассказывай.

— Скажу самое главное. Выбор, по-прежнему, за Филиппом.

— Как ты это поняла?

— Д'Эрбле сам сказал.

— Когда? Как?

— Это длинная история. Была тут ночью у нас беседа. Посмотрим на результат, а твой дипломат сделал всё от него зависящее, — с деланной скромностью сказала Аня.

— Как бы там ни было, ты молодец, Анюта!

Света крепко обняла подругу за шею.

— Ну-ну, не торопись. Ничего не ясно. Задушишь раньше времени, — засмеялась Аня. — Надо довести ещё дело до конца. Пойдём лучше завтракать, еда почти готова. Твой принц не заскучает наедине с железками? Чего-то крутит, чего-то смотрит.

Света засмущалась.

— Не заскучает. Он сам меня попросил дать самостоятельно попробовать. Тем более, что я тут тебя дожидалась. Анька, я теперь даже боюсь, что нам на грозу повезёт.

— Трещало имя в языках костра.

В чужих мирах и вздохи, и страдания.

Лишь нежные зелёные глаза

Навек оставят след в воспоминанье.

— Что это?

— Экспромт.

— Опять хочешь меня в краску вогнать?

— Просто прорвало, — пожала плечами Аня, — Сегодня, с утра пораньше. Прямо как Пушкина!

— От скромности не помрешь, — улыбнулась Света.

Аня засмеялась:

— От этого я точно умирать не собираюсь, лучше на дуэли. Пошли-ка завтракать. А то сейчас "не вынесет душа поэта" отсутствия кормешки. Ну, этого Пушкина в девятнадцатый век. Всё равно Дантес убил.

— Протестую, Пушкин бессмертен!* ...Пошли уже, а?

— Постой-ка. Ты иди, а я переоденусь.

— С голоду не помри.

Света, смеясь, вылезла из палатки.

Пока Володя раскладывал еду, девушка подошла к Филиппу.

— Ну, как?

— Интересно сравнить пыльцу внутри семейств. Говорите, она должна быть похожая?

— Да. Можно после завтрака посмотреть.

— Хорошо. С определением трав я без вас не справлюсь.

— Я бы сказала, это уже научный интерес, — улыбнулась Света.

— Взгляните, мадемуазель, на это, — Филипп отодвинулся от микроскопа, — По-моему, очень забавная форма пыльцевых зёрен.

Света села рядом и посмотрела в окуляр одним глазом.

— Кислым фуксином стоит немного подкрасить. Будет лучше видно.

Не успела договорить, как почувствовала у своего уха горячее дыхание Филиппа, склонившегося над ней. У Светки перехватило дух. Захотелось то ли провалиться сквозь землю, то ли прижаться к Филиппу. За невозможностью сделать первое, Света сделала второе. Принц улыбнулся и заправил ей за ухо выбившуюся из косы прядку волос.

— Первая фаворитка некоронованного короля, — усмехнулась Аня, когда вылезая из палатки, увидела обнявшихся молодых людей возле микроскопа. Эта мысль её почему-то очень развеселила, и девушка вприпрыжку пошла к костру.

...После завтрака, собрав грязную посуду, Аня и Володя одновременно взялись за ручку кана, и нисколько не собираясь её отпускать, сердито уставились друг на друга. Взгляд результата не возымел, и молодые люди, так и не проронив ни слова, пошли к ручью, держа вдвоем один кан.

Света и Филипп рассмеялись. Улыбался даже Арамис, совершенно не склонный к веселью в это утро.

Потом Света и Филипп ушли собирать цветы, чтобы сделать препараты пыльцы. Аня и Володя, закончив с посудой, взяли байдарку и отправились к реке. А Арамис, усевшись под уже известной сосной, стал листать "Десять лет спустя", выискивая определенные моменты, уточняя детали. Что-то больно било в самое сердце, что-то приносило удовольствие, но первого было больше. К возвращению молодежи книга была проштудирована вдоль и поперёк.

Сначала пришли в лагерь Света и Филипп. Они сразу же погрузились в работу с бинокуляром и приготовление микропрепаратов.

Володя и Аня вернулись позже, когда заметили на горизонте темно-серую массу облаков. Эта картина заставила их встрепенуться. Уж не долгожданная ли гроза надвигается? Услышав далёкий глухой рокот, Аня шлепнула веслом по воде и радостно воскликнула:

— Володька, ты слышал?! Неужели Перун соизволил проехаться в колестице?

Юноша поддержал её восторг многозначительным мычанием.

Ветер был по-прежнему западный и в скором времени должен был пригнать непогоду. Ее ждали с нетерпением. По возвращении Аня и Володя тут же обратили внимание остальных на эту новость.

Епископ отложил книгу и всмотрелся в горизонт с тревогой и надеждой. Сердце радостно подпрыгнуло. У него на мгновение мелькнула мысль, что он мог бы пожертвовать властью генерала иезуитов ради возвращения в свой мир.

Родной мир, конечно, хорошо, но оставался ещё один не проясненный вопрос, с которым лучше было разобраться здесь и сейчас. Арамис неосознанно оттягивал момент объяснения, боясь услышать от Филиппа губительную для себя истину. Но теперь ждать не имело смысла. А намерения принца, судя по наблюдениям, за последние сутки определились вполне конкретные. Неужели это конец всем планам?

Арамис опустил взгляд на обложку книги, которую держал в руках и крепко задумался, потом улучил момент и пригласил принца прогуляться в лесу, чтобы побеседовать.

Света и Филипп мило ворковали, разглядывая лепестки герани. Похоже, что беспокойная студентка биофака МГУ рассказывала о строении цветка и способах опыления.

Света, почуяв, что час пробил, ободряюще пожала кончики пальцев Филиппа и бросила на него взгляд, в котором читалось: "Я поддержу любое ваше решении, но моё мнение вы знаете".

Арамис и Филипп, углубившись в чащу, остановились под раскидистым деревом.

— Монсеньёр, я хочу побеседовать с вами о важных вещах, — начал Арамис.

— Я вас слушаю.

— Сначала позвольте задать вам несколько вопросов?

— Говорите, — произнёс Филипп, мысленно приготовившись к обороне.

— Как вам красота леса? Мадемуазель Светлана провела замечательную экскурсию, не правда ли? — Арамис улыбнулся самыми уголками губ.

— Светлана — чудесная девушка и восхитительная рассказчица. Она сумела показать природу, пожалуй, с самого увлекательного ракурса. Но какое это имеет отношение к делу, о котором вы завели речь? — спросил принц, хотя внутренне чувствовал, что самое непосредственное.

— И после этого у вас не появился соблазн, оставить в стороне проблемы сильных мира сего и сбежать на лоно природы?

— Буду с вами откровенен, сударь. Кому как не вам мне доверять. Соблазн появился и огромный.

— Такой что может затмить блеск славы, могущество и величие? Вы имеете на всё это право в силу рождения.

— Существует нечто более великое. Но для себя я решил, что вас не подведу. Раз дав своё согласие, я слова не нарушу. Не сомневайтесь в этом.

— Но это идёт вразрез с вашим нынешним желанием, не так ли? И, возможно, лишит вас счастья?

— Возможно.

Арамис опустил голову и едва приметно вздохнул. Такой прямоты он не ожидал. Потом епископ взглянул в глаза собеседнику, и, решившись покончить со всем одним махом, сказал:

— В таком случае, мой принц, я освобождаю вас от данного мне слова. Оно отныне ни к чему вас не обязывает. Вы вольны поступать как вам заблагорассудится, и моё благоприятное мнение о вас останется неизменным.

Принц не поверил тому, что услышал.

— Вы очень великодушны, сударь. Но что повлекло такие перемены? Вы так настойчиво добивались моего согласия.

— Я уже говорил и повторяю вновь, что хочу чтобы всё предприятие отвечало в первую очередь вашим желаниям.

— И вас не будет мучить сожаление?

— Монсеньёр, не режьте по живому, — произнёс Арамис с горькой улыбкой. — Я его прогоню. Возможно, я выигрываю что-то большее. Не слушайте меня, делайте, что велит вам ваше сердце.

— Вы замечательный человек во всех отношениях, — принц отбросив этикет, крепко обнял Арамиса. Тот даже слегка растерялся, но потом ответил на объятия Филиппа.

Принц чувствовал себя так, точно с плеч упала гора весом в целое государство. Теперь это была, действительно, свобода. А на душе стало светло и спокойно.

Арамис и Филипп вернулись в лагерь. На принца был устремлён тревожный взгляд зелёных глаз. Филипп молча сел рядом с девушкой. Светлана заметила, что лицо молодого человека прояснилось и казалось спокойным и величественным. Аня же многозначительно взглянула на епископа Ваннского. Тот понял и отошел вместе с ней в сторонку, подумав: "Может я и правда сделаю принца счастливейшим человеком." В его груди снова зашевелилось что-то тёплое, как недавно ночью в Сенарском лесу, похожее на отеческую нежность.

— Теперь мне кажется, что эта чёрная туча надвигается стремительно быстро, готовая разразиться громом и молнией, — произнёс Арамис, указывая на устрашающую массу грозовых облаков, — а у меня нет ничего, чтобы противостоять буре.

— А вы всё-таки поэт, господин епископ, что бы вы там ни говорили, — лукаво улыбнулась Аня.

Арамис усмехнулся.

— Дивлюсь вашей жизнерадостности, сударыня. Не вам сражаться с этой бурей.

— Не упрекайте меня оптимизмом. Без него моя жизнь стала бы серой и безысходной. Я так понимаю, вы, всё таки, освободили принца от данного слова?

— И он мне очень благодарен за это.

— Вот видите! Что вы теперь намерены делать?

— Остаётся бороться.

— С бурей?

Арамис промолчал, глядя на клубящуюся тучу и щурясь от подувшего в лицо ветра.

* Искаженная фраза: "Протестую, Достоевский бессмертен!" из романа М. Булакова "Мастер и Маргарита".