Небольшая уловка (гет)

Гермиона смотрела на светлые стены и потолок палаты, чувствовала, как дико колотится сердце, и пыталась хоть немного отстраниться, подумать о чём-нибудь постороннем и не поддаваться нарастающему беспокойству. Но думалось почему-то только о том, как быстро пролетело время. Ещё недавно ей хотелось поскорее родить, а теперь, когда это событие оказалось крайне близко, становилось страшно. Ей невольно вспомнилось, как в прошлом году она перенесла потрясение в конце ноября.

Тогда она горько плакала, качала головой, не веря в то, что услышала от Гарри, а он пытался её успокоить. Просил прощение, что допустил смерть домовиков, говорил, что это только его вина — если бы он был предусмотрительней, то не позволил бы Джинни навредить его семье. Тогда Гермионе было так плохо, что она несколько дней не появлялась в Министерстве, а Гарри не ходил в академию из-за беспокойства за неё. И хоть потом ей было несколько стыдно за свою слабость, она была благодарна мужу, что он не оставил её одну. Это было их общее горе, общая боль, и спустя время она поражалась тому, как Гарри стойко держался после её выписки из Мунго. Поражалась и ощущала, как на неё снова накатывают волны нежности и любви к нему. По вечерам она всё так же тренировалась в беспалочковой магии, но не делала успехов. Если на неё и находили минуты отчаяния, то немного погодя Гермиона твердила себе, что домовики отдали свои жизни не напрасно, и снова вскидывала руку. Ещё одно возвращение в Министерство прошло без особых волнений, более того, если она сталкивалась в коридоре или лифте с Перси или мистером Уизли, то больше не испытывала неловкость и могла безотрывно смотреть в их сторону. Возможно, что-то недоброе отражалось в её взгляде или же всё дело было только в самоощущении, но теперь они спешили скрыться с её глаз, а Гермиона невозмутимо шла по своим делам с высоко поднятой головой.

Рождество, пожалуй, принесло их семье прежний мир и покой. Андромеда Тонкс позвала их к себе и празднование прошло в тесном кругу. Пока в печи запекалась индейка, Гарри играл в гостиной с Тедди, а Гермиона помогала на кухне с лёгкой закуской и вела разговор. Их с Андромедой вряд ли можно было назвать подругами, но они оказались по-своему одиноки: одна без дочери, другая без родителей — и в этом нашлось что-то для сближения. По крайней мере, Гермионе было приятно, что в её окружении появилась хоть одна женщина, кому можно было рассказать обо всех ощущениях, что возникают во время беременности, а Андромеда была не прочь поделиться своим опытом. Как только она узнала, что Гермиона умеет вязать, то предложила научить делать пинетки, шапочки и варежки для малыша. Словом, после Рождества Гермиона временами приходила в дом Тонксов одна, они с Андромедой пили чай или вязали, пока Тедди спал.

Как проходили январь и февраль, Гермиона плохо помнила, кажется, она погрязла в каких-то повседневных делах и заботах, а Гарри пропадал в академии. В марте они стали обустраивать детскую и шутливо обменивались возражениями.

— Джеймсу тут понравится, — посчитал Гарри, окинув комнату в светлых тонах взглядом.

— Враньё, Роза будет в восторге, — не согласилась с ним Гермиона.

Кто у них родится, можно было давно узнать в Мунго или обыкновенной клинике, но тут они были единодушны — хотели сюрприз.

— Джеймс очень сильный, — говорил Гарри в гостиной, когда сидел на диване рядом и с улыбкой держал ладонь на её животе, ощущая толчки малыша.

— Неправда, это Роза очень настойчивая и целеустремлённая, — с улыбкой возражала Гермиона.

В апреле она больше не ходила в Министерство и вышла в долгосрочный отпуск, покупала всякие мелочи для дома и собрала сумку в Мунго. Ходить уже было тяжело, как и спать или заниматься повседневными делами. Если Андромеда навещала её с Тедди на Гриммо, то Гермиона кривилась, когда поднималась или опускалась на диван или стул, и говорила, что совершенно не против поскорее родить. К концу апреля это как раз и стало поводом для беспокойства.

— Переношенная беременность — это обычное явление, миссис Поттер, — говорил ей прибывший на Гриммо мистер Кеннет, — учитывая, что вы перенесли большой стресс и приняли немало зелий, здесь нет ничего удивительного. Давайте не будем так сильно переживать, вот это точно вредно.

Он стал приходить каждый день и к концу первой недели мая сказал совершенно другое:

— Нет, дальше ждать мы не можем — это только навредит вам и ребёнку.

Именно поэтому Гермиона теперь находилась в палате. Несколько часов назад её переодели в светлую робу и дали какое-то зелье, после которого начались схватки. В перерывах она пыталась отдышаться и говорила Гарри, что больше никогда на такое тяжкое дело не пойдёт. Когда же перерывы заметно сократились и мистер Кеннет объявил коллегам, что пора переодеваться и готовиться, Гермиона крепко вцепилась в ладонь мужа.

— Гарри… Гарри, мне страшно, — едва дыша, сказала она и вся скривилась от нового приступа боли.

— Я буду рядом, — заверил он, озабоченно посматривая на неё, и погладил другой рукой по волосам, — клянусь, я не допущу, чтобы тебе кто-то навредил.

Сам процесс отнял столько сил, что Гермионе даже не верилось, что чудо свершилось. Какие-то мгновения она тяжело дышала и обеспокоенно смотрела на напряжённые лица целителей, а потом в палате раздался пронзительный крик и всё остальное потеряло всякое значение.

— Поздравляю — это девочка, — объявил мистер Кеннет и положил красненькую пищащую малышку ей на грудь.

Гермиона смеялась и плакала одновременно.

— Она такая же… красивая… как ты, — хрипло сказал Гарри, которому она отдавила пальцы руки, и сглотнул.

— А глаза твои, — заметила Гермиона, ощущая, как её переполняет нежностью и любовью к этому крохотному беззащитному существу, появление которого они с мужем долго и напряжённо ждали. — Здравствуй, Роза.

Гарри забрал их обеих домой спустя неделю и для этого, по всей видимости, договорился с Кингсли о небольшой услуге. У входа в Мунго собралось не меньше десятка мракоборцев. Они оттеснили журналистов, которым не терпелось заснять счастливую семейную пару, и Гарри, держа на руках белоснежный конверт с дочкой, беспрепятственно прошёл вместе с Гермионой до министерской служебной машины, неплохо зачарованной изнутри.

Всё лето они были вместе, поочередно вставали от плача малышки посреди ночи, а к осени Гарри вместе с однокурсниками отправился в Министерство. После двух лет в академии он стал стажёром и перенимал опыт старшего поколения на практике. Иногда он задерживался на службе, но это не мешало в другие дни проводить вечера с семьёй. Гермиона с умилением смотрела, как он возился с дочкой. Казалось, Гарри решил дать Розе всю ту любовь, что ему самому не хватило в детстве, а может быть, как раз получил её, когда построил свою семью, и потому так щедро делился. Он засыпал детскую всякими игрушками, охотно поддерживал дочку за ручки, обучая ходьбе, и радовался её первым самостоятельным шагам вместе с Гермионой.

Если у Гарри что-то нехорошее и происходило по службе, то он не говорил об этом дома, максимум коротко отвечал на вопросы жены или в какие-то дни, жутко уставший, спал крепким сном. Те самые однокурсники, о которых он когда-то ей только писал, теперь иногда заходили к ним в гости, а временами звали к себе. После нескольких лет общения и частых встреч на разных вечерах Гермиона даже сдружилась с женами двух сослуживцев Гарри. Это было совершенно другие люди, с другими интересами и взглядами на жизнь. От переписок или встреч с ними она испытывала радость, а не огорчение или боль.

О том, чтобы что-то изменить в их славной семейной жизни Гермиона задумалась лишь, когда дочке стукнуло семь. Они с Гарри были едины во мнении отдать Розу в начальную школу: девочке стоило научиться писать и читать, прежде чем отправиться в Хогвартс. Документы на Розу Лили Поттер к сентябрю были оформлены, и они с мужем поочередно водили её в школу. В один из дней Гермиона стояла на крыльце, прежде чем трансгрессировать в Министерство, и смотрела, как Гарри ведёт Розу за руку по улице. От одной мысли, что через несколько лет они отпустят свой бесценный цветок в большой мир, на неё навалилась невероятная печаль. За эти годы она многого достигла как в беспалочковой магии, так и по службе. Гермиона занимала пост начальника Отдела магического правопорядка, дальше можно было идти уже только на заместителя министра магии или же за какие-нибудь заслуги прыгнуть прямо на место Кингсли. Но не это было пределом её мечтаний, она и со своего места продвинула немало поправок к законам. Гермиона пребывала в некотором смятении и как-то ночью заговорила с Гарри в постели о втором ребёнке.

— Ты же не хотела, — удивлённо напомнил он. — Как же это твоё «чтобы я ещё раз…»?

— Ну… может, я передумала? — ответила она вопросом и, придвинувшись ближе, погладила его пальчиком по груди. — Ты хотя бы подумай об этом, ладно?

— Я подумаю, — с улыбкой ответил он, — обязательно подумаю… — и одним движением опрокинул её на спину.

— Гарри!.. — всё, что успела она сказать, прежде он заткнул её рот поцелуем.

Спустя год Гермиона родила второго ребёнка. Эта беременность прошла намного легче, чем первая, и спустя девять месяцев она держала на руках сына, копию Гарри, разве что с шоколадными глазами. Сомнений в том, как его назвать, у них не возникло. Джеймс стал всеобщим любимцем, и Гермиона была даже рада, что получила передышку от важных дел. Теперь она водила дочку в школу и выходила с сыном на прогулку, а Гарри как главный мракоборец спешил на службу. Он сделался несколько суровее и твёрже со временем и стал меньше понимать шутки. Впрочем, на семейной жизни это несильно сказывалось, может, безумная страсть между супругами и стихла со временем, но любовь, построенная на уважении, доверии, заботе, нежности и поддержке никуда не исчезла. Они все так же навещали Тедди и Андромеду, иногда ходили с дочкой на могилу Кикимера и Винки и говорили, сколько домовики для них сделали.

Когда Розе исполнилось одиннадцать лет и пришло письмо из Хогвартса, вся семья отправилась в выходной день в Косой переулок. Гермиона вела сына за ручку и с улыбкой думала о былом. Когда-то она очень боялась, что магия Розы тоже выражается по-другому, думала, дочке будет очень нелегко в школе, но, к счастью, к пяти годам малышка разыгралась и стащила у отца волшебную палочку. Искры вылетали из той сами собой, и девочке ничего не сделалось. Сейчас Роза с Гарри как раз зашли в волшебный зверинец, а Гермиона осталась на улице и, присев, движением руки наколдовала и смочила платочек, которым принялась оттирать грязные ладошки трёхлетнего Джеймса, успевшего по пути потрогать всё, до чего он дотянулся.

В соседней лавке открылась дверь, и Гермиона впервые за эти годы увидела Джинни. Она, конечно же, знала, что та отсидела пять лет и, наконец, согласилась два раза в неделю ходить на свидание в камеру мужа. Но то ли у одного из них были какие-то проблемы со здоровьем, то ли супруги никак не могли договориться между собой, Джинни забеременела только спустя три года. Рон пожаловал из-за этого события на Гриммо. Гарри не пустил его за порог и коротко поговорил на крыльце. После он вызвал мистера Джеткинса и отдал тому распоряжение. Насколько Гермионе было известно, Джинни вышла на свободу и родила мальчика. Сейчас она ненадолго замерла, сжимая в руке древко новой метлы. Её некогда ярко-рыжие волосы потускнели и лежали на одном плече, персиковая кожа из-за недостатка солнечного света побледнела, а ладная фигурка утратила былые формы в области бёдер и груди.

— Мама, идём! Идём туда! — просил Джеймс, вцепившись Гермионе в рукав, и пытался утянуть её в сторону, где видел яркую вывеску Флориана Фортескью.

Гермиона отбросила влажный платок, отчего тот растворился в воздухе, и поднялась на ноги. Джинни накинула на голову капюшон мантии, села на метлу и полетела прочь.

— Продать собственного ребёнка, вот ведь бесстыдница, — сказала в стороне пожилая волшебница и покачала головой.

— Простите? — только и спросила Гермиона, как услышала радостный возглас:

— Мамочка, посмотри, кого мы купили!

Сияющая Роза выбежала из магазина, а следом за ней шёл Гарри, неся клетку с пятнистой ястребиной совой, имевшей длинный хвост.

— О, какая прелесть, — с улыбкой оценила Гермиона и погладила прижавшуюся к ней дочку по кудрявым волосам.

— Мама, идём!

Джеймс, уставший от посещения разных лавок, захныкал и оказался у отца на руках. Вскоре вся семья разместила многочисленные покупки у столика в кафе и заказала мороженое. Гермиона сидела возле Гарри, поэтому тихо заговорила с ним о Джинни.

— Я думала, что если мы когда-нибудь встретимся, то увижу её с ребёнком. Что с её мальчиком, ты что-нибудь знаешь? — спросила она.

— А, ты же ещё не в курсе, — откликнулся он и хмуро посмотрел на свои брюки, куда упала капля мороженого. Гермиона свела пятно движением пальца. — Спасибо. Рон с Лавандой вчера подписали документы на опеку. Я сам не слышал, ребята говорят, опять скандал был.

— Скандал? Из-за чего?

— Билл договорился с кем-то из бразильских друзей, чтобы Джинни взяли в одну из команд низшей лиги, а там не очень обрадовались человеку с подмоченной репутацией. В общем, она отменила прежнюю договорённость с Роном и затребовала за сына деньги, чтобы было чем оплатить себе место и купить снаряжение.

— Ну, я так понимаю, он уступил, — скорее утвердила, чем спросила Гермиона.

Гарри не ответил и улыбнулся — Роза протянула ему свой стакан с лимонадом.

— Папочка, попробуй! Тот самый вкус, как мы в прошлый раз брали!

— Спасибо, родная, — мягко сказал он и немного отпил. — М-м, и вправду тот самый вкус.

Гермиона покачала головой после услышанного и занялась Джеймсом: сын перемазал ладошки и личико шоколадным мороженым. В тот момент, когда она опять растворила в воздухе платочек, в стороне кто-то охнул. Люди часто считали её умения высшим мастерством или же видели, как она могла зажечь огонь в камине щелчком пальцев, и говорили, что у неё большой талант. Один Гарри знал, чего ей стоил этот «талант». Он один видел, сколько дней и ночей она оттачивала умения, как от злости разбивала чашки о стену, когда долго и упорно пыталась, но не могла поднять их в воздух или немного сдвинуть. «Талант» возник не за несколько дней или недель, на него ушли долгие годы, потребовавшие невероятного усердия, терпения и веры в себя.

Когда дети наконец доели, вся семья двинулась в обратный путь. Вечером, пока Гермиона укладывала Джеймса спать, Гарри с Розой над чем-то смеялись в соседней комнате. Она направилась к ним, чтобы напомнить про время, и остановилась у порога. Роза лежала под одеялом, Гарри с книжкой сидел рядом и с улыбкой рассказывал ей о Хогвартсе. Гермиона смотрела на них и чувствовала, как в её груди разливается тепло. Могла ли она когда-то подумать, что, согласившись на небольшую уловку ради близкого друга, обретёт после всех тревог и испытаний настоящее счастье?

— О, цветочек, пора спать, а то мама сейчас ругаться будет, — заметил Гарри и, отложив книжку на тумбочку, поднялся. — Сладких тебе снов.

Он поцеловал дочку в лоб и погасил ночник.

— Спокойной ночи, солнышко, — прибавила Гермиона и закрыла дверь, как только муж вышел.

— Всё хорошо? — спросил Гарри в их общей спальне.

— Да, чудесно, — ответила она и расстелила постель.

Через какие-то минуты они лежали под одеялом, и Гермиона прижималась к груди мужа. Ей думалось, что о счастье и любви не кричат и не доказывают их наличие. Они либо есть, либо нет. Ей повезло познать и обрести и то, и другое.

— Спокойной ночи, любимый, — тихо сказала она и закрыла глаза.

— И тебе тоже, — ответил Гарри, поцеловав её в макушку.

В доме было тихо и спокойно, как и в тех немногих домах, где царили мир, гармония и уют.