Visitation (джен)

Примечания:

Я аж прослезился, когда переводил. Думаю у меня получилось передать чувства героев.

Бечено

— Гарри?!

Джеймс не мог поверить своим глазам. Он с разинутым ртом уставился на мужчину, стоявшего перед ним. Ухмылка, до жути похожая на его собственную, встретила его, волосы были устрашающе знакомыми, а глаза…

Джеймс был уверен, что его подбородок приближался к земле с пугающей скоростью, а глаза были огромными, как обеденные тарелки, пока он просто стоял там, пытаясь сформулировать хотя бы одну связную мысль, которая отличалась бы от постоянного потока: Гарри, Гарри, Гарри, который хлынул в его мозг.

Его сын как две капли воды был похож на него! У него были те же волосы, такие же неуправляемые, он улыбался такой же ухмылкой, был таким же красавцем, и только его глаза помогали сбросить наваждение и вернуться в реальность. Джеймс все еще видел своего маленького мальчика, как будто это было только вчера — лежащего у него на руках, его крошечные, пухлые ручки обвились вокруг отцовского пальца, его розовые щечки были мягкими, как лепестки розы, а большие, круглые изумрудные глаза смотрели на него с таким обожанием, что было трудно дышать. Он сделал бы ВСЁ для этого маленького существа, и он дал ему все, на что был способен.

Видеть, как сын стоит сейчас перед ним, такой взрослый, возмужавший и способный жить самостоятельно…

Он больше не нуждался в Джеймсе. Ему больше не нужно было, чтобы он одевал его в милые рубашечки и брючки, ему не нужно было, чтобы он пел ему перед сном каждую ночь или читал ему его любимую сказку. Его маленький мальчик был взрослым, и это было самое странное чувство, которое согрело Джеймса изнутри — странное чувство грусти при виде своего сына, но в то же время такое сильное чувство гордости и любви, что у него перехватило дыхание и он не мог пошевелиться, когда его тело рванулось к действию. Он сделал два огромных шага вперед и заключил СВОЕГО мальчика в первые объятия почти за два десятилетия.

Он почувствовал, как дрожащие руки обхватили его и притянули еще ближе — сначала немного нерешительно, но уверенно и сильно после первых двух секунд неуверенности.

— Привет, пап, — пробормотал сын ему в ухо, его теплое дыхание коснулось его кожи. Гарри задрожал в его объятиях, и Джеймс еще крепче прижал его к себе — отцовский инстинкт защитить дитя от любой опасности, которая угрожала ему из внешнего мира, был все так же силен, как и прежде.

— Я скучал по тебе, сынок.

Гермиона едва могла расслышать невнятные слова, которые явно не предназначались для ее ушей. Когда она взглянула на рыжеволосую ведьму, она увидела, что по ее щекам текут слезы. Тихий смешок вырвался у нее, когда она сделала глубокий, успокаивающий вдох и вытерла влагу с лица.

Она могла только представить, что должен был испытывать Гарри, когда он наконец-то может обнять своих родителей, словно в первый раз. Она испытала часть этих чувств во время их пребывания в Австралии, поэтому, наблюдая за сценой, разворачивающейся перед ее глазами, она не захотела прерывать ее. Было ясно, что всем участникам нужны эти несколько минут, но когда Гермиона окинула взглядом разрушенную кухню и подняла глаза к потолку, в котором было больше дыр, чем дерева, она поняла, что им нужно убираться из дома. Здесь было небезопасно, и вдобавок ко всему, не было сухо. Вообще.

Дрожь пробежала по ее телу, когда ледяная капля воды упала ей на шею и скатилась по спине под рубашку.

Она нерешительно откинула мокрые волосы с лица и откашлялась. Лили посмотрела на нее, понимающе улыбаясь. Джеймс открыл глаза и слегка сузил их, явно не желая пока отпускать сына, а Гарри, стоявший к ней спиной, еще крепче уткнулся в объятья отца.

Гермиона подавила вздох и снова обеспокоенным взглядом принялась осматривать потолок. Ее разум говорил ей, что ничего не может случиться, потому что здесь должны были быть заклинания, чтобы это здание хоть как-то устояло, но ее интуиция подсказывала ей нечто совершенно иное. Иногда она проклинала свое магловское происхождение, особенно сейчас.

Лили сжалилась над встревоженной ведьмой и подошла к двум мальчикам, которые значили для нее так много. Запустив правую руку в волосы Гарри, а левую положив на спину мужа, она нежно поцеловала их обоих в щеки.

— Тебе не кажется, что нам следует убраться с холода? — спросила она, улыбаясь, наблюдая, как двое ее мальчиков распутываются. Их волосы были в одинаковом беспорядке. Она прикусила губу, чтобы не расхохотаться вслух. — Я не хочу, чтобы ты простудился, дорогой.

Медленная улыбка тронула уголки губ Гарри, когда он медленно ослабил хватку на своем отце.

— Здесь действительно довольно прохладно, не так ли?

— Давайте вернемся домой и переоденемся в сухое, — предложила Гермиона и сделала несколько шагов вперед. Положив руку на плечо Гарри, она повернулась к двум людям, которые были мертвы всего несколько часов назад.

— Нам придется сопровождать вас. Я не уверена, исчезла ли ваша магия полностью, или ваше ядро просто истощилось, но в любом случае вы не сможете аппарировать самостоятельно. Если подумать, Джеймс все равно не знает, куда аппарировать, — тихо добавила она с задумчивым выражением на бледном лице.

Девушка слегка дрожала, но Гарри был почти уверен, что она этого не замечала. Они оба привыкли к холоду, так как провели в бегах целую зиму. Как бы сильно они ни пытались вычеркнуть эту часть своей жизни из повседневной рутины, полностью им это никогда не удавалось. Однако в такие моменты, как этот, он не так уж сильно возражал. Ему тоже пришлось по-настоящему сосредоточиться, чтобы почувствовать холодные волны, пробежавшие по его телу.

Ободряюще кивнув, Гарри снова крепко схватился за Джеймса, но на этот раз он заставил себя просто держаться за его руку. Ему нужно было сохранить возможность повернуться на месте, чтобы доставить их обратно на площадь Гриммо, а он не был настолько опытен в парной аппарации, чтобы сделать это, обнимая своего отца.

Гарри бросил взгляд на Гермиону, чья рука обвилась вокруг запястья его мамы. Молодая ведьма глубоко вздохнула, ободряюще улыбнулась и, развернувшись на месте, исчезла с тихим хлопком.

— Она тебе действительно нравится, не так ли? — мягкий голос Джеймса достиг его уха как раз перед тем, как Гарри собрался повернуться, представляя в уме свой дом.

Он моргнул. Старший мужчина пристально наблюдал за ним, мягкая улыбка играла на его губах, пока он ждал ответа от сына. Жар пробежал по телу юноши, когда он понял, чего Джеймс хотел от него.

Его отец понимающе ухмыльнулся, и Гарри был более чем уверен, что прямо сейчас у него лицо цвета помидора.

— Да, — тихо сказал он, не в состоянии открыто посмотреть отцу в глаза. Он не знал почему, но этот разговор заставил его почувствовать себя застенчивым и очень, очень маленьким.

Он никогда даже не мечтал о том, как это будет — говорить о чем-то подобном не с кем-нибудь, а со своим отцом. Конечно, он представлял себе этот разговор с Сириусом, но его крестный отец был совершенно другим по сравнению с родным отцом — Джеймсом. Сириус, Гарри был уверен в этом, бросал бы двусмысленные комментарии, шевеля бровями и смеясь над заикающимся, полностью смущенным крестником. С другой стороны, его отец…

Было больно смириться с тем, что он совсем не знал этого черноволосого мужчину. Конечно, он был его отцом, он отдал свою жизнь только для того, чтобы дать сыну шанс выжить, но Гарри не знал его. Первые полтора года его жизни — вот все, что связывало их двоих, полтора года, которые он даже не мог вспомнить. Он чувствовал себя виноватым, думая об этом. Он знал, что Джеймс пожертвует всем — черт возьми, он уже отдал все, что мог, — и Гарри знал, что он сделал бы то же самое, даже не задумываясь.

Это сбивало с толку. Он не знал, каково это — иметь настоящую семью с настоящими родителями. У него никогда этого не было. Конечно, у него были Уизли, но насколько по-домашнему ты себя чувствуешь, если обращаешься к хозяевам дома «мистер и миссис»? Не очень. Он был гостем в их доме, никогда полностью не являясь его частью. Он не знал, как себя вести теперь, когда у него действительно появился реальный и осуществимый шанс завести собственную семью.

Он не знал. Гарри представлял, как должен реагировать сын, по крайней мере теоретически, но у него не было никакого опыта в том, как реагировал бы сын Джеймса.

Тяжесть, холодная как лед, обрушилась на его сердце и сильно сжала его.

Он не знал своих родителей.

Эта правда поразила его, как бладжер. Что ему следует делать? Как он должен вести себя с ними? Будут ли они думать, что знают его, потому что знали его еще малышом? Подумают ли они, что у них есть право окружить его заботой, потому что именно это они делали, когда ему был год?

Эта ситуация ошеломила его, и Гарри не знал, как справиться с ней самостоятельно. Гермиона, вероятно, знала бы, но она уже была на площади Гриммо с Лили, ждала их и, наверное, удивлялась, что же так задержало их. Вернется ли она, если они останутся здесь еще на какое-то время? Хотел бы он, чтобы она вернулась? Нет, нет, он этого не хочет. Это его отец, ради Мерлина, и Гарри сделает все возможное, чтобы узнать родного человека, все еще ожидающего его ответа. Возможно, он не знал, как вести себя рядом с ним, но, черт возьми, Гарри был гриффиндорцем, а гриффиндорцы не терзаются в сомнениях, когда могут что-то сделать в предложенной ситуации!

Он глубоко вздохнул и заставил свое сердце успокоиться.

— Да, — сказал он, его голос едва заметно дрогнул. Он надеялся, что ему удастся сделать так, чтобы это звучало убедительно, но, очевидно, он был выведен из равновесия даже больше, чем думал. — Она мне действительно нравится.

Гарри нерешительно посмотрел сквозь ресницы, не в состоянии прямо взглянуть на все еще улыбающегося волшебника, стоящего перед ним. Его сердце яростно колотилось о грудную клетку, угрожая выпрыгнуть в любую секунду.

— Она кажется очень милой девушкой, — сказал Джеймс и протянул руку, чтобы взъерошить волосы сына. Ему не нравилось видеть его таким нервным и неуверенным в себе рядом с собой, но он также понимал, что такое поведение было вполне объяснимо. Он не знал его, и хотя Джеймс был его отцом, он не сделал ничего, что заслуживало доверия Гарри. Он изменит это, в этом можно было не сомневаться.

Видя, что его сын слегка расслабился, он почувствовал тепло внутри. В конце концов, они придут к этому. Он был уверен в этом.

— Давай не будем заставлять дам больше ждать, — он сдержал смех, увидев облегчение на лице своего сына. — Мы же не хотим, чтобы их гнев был направлен на нас, не так ли? Могу посоветовать тебе, никогда не зли маму! Она может быть действительно пугающей в гневе. Мужчин рода Поттер, как правило, привлекают такие женщины.

Он украдкой взглянул на своего сына, который наконец перестал нервничать и понимающе ухмылялся. Джеймс хихикнул, протянул руку и ухватился за крепкое предплечье Гарри.

— Я так и знал, — пробормотал тот, чем заслужил раскатистый смех старшего волшебника.

Его сын повернулся на месте, и Джеймса втянуло во все еще, к сожалению, не забытое чувство, будто его втиснули в слишком тонкую трубку, которая хотела вытолкнуть его кишки из тела.

* * *

Гарри вздохнул, лежа на своей кровати и глядя в белый потолок. Полосы солнечного света освещали комнату и ослепляли его всякий раз, когда ему хотелось пошевелить головой, что, главным образом, и удерживало его от этого.

Они были дома уже несколько часов. Войдя в дом, Джеймс слегка вздрогнул, увидев, где на самом деле жил его сын. Сначала он был сбит с толку, но как только увидел, во что Гарри и Гермиона превратили некогда темный и жутковато выглядящий дом семьи, полной сторонников превосходства чистокровных, он в конце концов расслабился.

Они показали родителям Гарри спальню с двуспальной кроватью, большим шкафом для одежды, а также примыкающую к ней отдельную ванную комнату. Это была комната, в которой останавливались Рон и Гермиона всякий раз, когда приезжали сюда, пока они не стали жить вместе.

Гермиона переделала кое-что из своей и Гарри одежды, чтобы она подошла двум волшебникам, и они оставили их наедине, чтобы те могли устроиться поудобнее и уделить немного времени самим себе.

Гарри вообще не мог уснуть той ночью. Не то чтобы у него оставалось много времени с тех пор, как они вернулись на площадь Гриммо ранним утром. Он был невероятно уставшим, как эмоционально, так и физически. Он едва мог поднять руку, не говоря уже о том, чтобы встать, подойти к своему гардеробу и одеться во что-нибудь чуть более удобное, чем джинсы и футболка.

Мысли метались в голове, не давая ему возможности закрыть глаза и хотя бы оставить происшедшее в покое на какое-то время, но то, что его мертвые родители спят всего этажом выше, было чем-то, что не укладывалось в голове. Он был смущен, он был взволнован, он был более чем готов аппарировать прямо в их комнату и остаться с ними, просто разговаривая, но…

Все это немного напугало его. Он взрослый. Он больше не был запуганным одиннадцатилетним мальчуганом, который просыпался посреди ночи и умолял маму обнять его, а папу сказать ему, что все это был просто дурной сон. Он был взрослым, который жил своей собственной жизнью — у него была девушка, у него был дом, у него даже была работа!

Джеймс и Лили потеряли его, когда он был совсем малышом. Лили провела всю свою загробную жизнь, следуя за ним, куда бы он ни пошел, в надежде, что он сможет каким-то образом узнать, что он не один. Джеймс провел свою загробную жизнь запертым в ловушке в той самой деревне, в которой все еще стоял их разрушенный дом, вокруг которого каждый день толпились туристы, желавшие увидеть, где произошло немыслимое. Он был полностью отрезан от всего и вся, предоставлен своим собственным мыслям и воспоминаниям.

Как они смогут смириться с тем фактом, что их маленький сын теперь стал взрослым волшебником, которому они больше не нужны?

Гарри потратил довольно много времени, пытаясь убедить себя, что они ему больше не нужны, потому что он не должен! Он действительно не должен был хотеть бежать в спальню своих родителей и поддаваться сильному желанию заползти в их постель, как всегда делал Дадли, когда ему снился кошмар. Тогда он ревновал к тому, что у его двоюродного брата было что-то, чего не могло быть у него.

Все, чего он хотел, это быть заключенным в теплые объятия, быть окруженным своими родителями, которые бормотали бы ему на ухо приятные пустяки, которые успокоили бы его и, наконец, позволили бы ему обрести душевный покой, о котором он так долго мечтал.

Мерлин свидетель, что Гарри пытался завоевать расположение своих тети и дяди, позволить им успокоить его, обнять его, но они всегда выгоняли его прямо из своей комнаты, стоило ему всего лишь заглянуть туда. Не имело значения, видели ли они следы слез на его перепуганном лице. Тетя Петуния завизжала на него, чтобы он убирался к черту, а дядя Вернон схватил его за слишком худую руку, стащил с лестницы и запихнул обратно в чулан, не заботясь о том, сколько синяков появится у его племянника на следующий день.

Он больше не пробовал этого делать.

Теперь он жалел, что не был младше, чтобы как-то оправдать стремление к родительской любви и их теплым объятиям, не выглядя при этом нуждающимся взрослым, который был настолько сбит с толку, что не знал, как разобраться в своей собственной жизни. До сих пор он неплохо справлялся, так почему же прибытие двух человек так сильно его расстроило?

Гарри медленно поднял левую руку, его уставшие мышцы заныли от усилия. Его глаза все еще горели от солнечного света, который медленно проникал в комнату, постепенно освещая ее. Он тихо вздохнул, когда его окутала полная темнота. Его рука успешно блокировала все, что проникало в измученный мозг Гарри.

Он лежал так, казалось, несколько часов, ожидая, дыша медленно и регулярно, прежде чем в конце концов погрузился в блаженно спокойный сон.