Visitation (джен)

Примечания:

Бечено

---

Все вокруг него было покрыто грязью, и повсюду был дым. Закопченные столы, которые были выброшены в коридоры, разбитые окна классных комнат, дымящиеся дыры в стенах, где темные проклятия разрушили части стен. Истекающие кровью тела безымянных учеников, родителей, Пожирателей Смерти, которые были убиты обвалившимися частями потолка или обрушившимися колоннами и стенами, пострадали от темных проклятий или стали жертвой тайно использованных светлых проклятий или заклинаний. Куда ни посмотри, везде смерть и разрушение.

Хогвартс, который все знали, больше не существовал. Если всего несколько месяцев назад кто-то мог наблюдать восход солнца с улыбкой на лице, то теперь стало бы совершенно ясно, что многие студенты никогда не смогут испытать это в будущем, видя, в каком ужасном состоянии находился замок всего через несколько мгновений после окончания войны. Даже птицы, казалось, скорбели, поскольку никто из них не приветствовал начало нового дня. Стояла мертвая тишина.

Гарри протащился по коридору, разрушенному великаном, перелез через обломки и, спотыкаясь, побрел вдоль стены, тяжело дыша и морщась от боли. Он должен был добраться до Комнаты Трофеев. Несмотря на невероятно острую боль, он двинулся вперед и споткнулся, едва удерживаясь на ногах. Что-то лежало у его ног, преграждая ему путь. Когда он посмотрел вниз, его затошнило. Парвати Патил. Ее карие глаза неподвижно смотрели на него, осуждая. Война была выиграна, и все же они потеряли так много — союзников, друзей, семьи. Были унесены невинные жизни, и он оказался в эпицентре сражения — он был причиной сражения, всей войны, и ему также пришлось многим пожертвовать.

Он отчаянно цеплялся за стену коридора. Он не мог идти дальше. Он не доберется до Комнаты Трофеев. Тяжело дыша, он прижал покрытую кровью руку к зияющей ране, которая была на правой стороне его живота. Он больше не знал, чья кровь была на его руках. Он потерял счет много лет назад. Его родители были только началом, и все же ему кажется, что именно эта жертва была главной, которую ему пришлось вынести; два самых родных человека, которые дали ему жизнь и заплатили за это своей собственной.

Он выругался, когда его ноги подкосились. Если бы он только был настороже, как Грозный Глаз всегда пытался вколотить в его тупой мозг снова и снова. Из-за маленькой оплошности, из-за того единственного момента беспечности он теперь отчаянно пытался дотащиться до Комнаты Трофеев и делал все, что в человеческих силах, чтобы поберечь себя, чтобы не разорвать еще больше зияющую рану, тянущуюся через его бок.

Он только что выиграл битву с лордом Волдемортом и наблюдал, как тело, вероятно, самого могущественного темного волшебника упало, когда проклятие сбило его с ног. Один из немногих выживших Пожирателей Смерти не смог вынести падения своего учителя и, следовательно, падения его радикальных взглядов. Он выпустил проклятие в сторону спасителя волшебного мира, безумно смеясь и нанеся герою опасную для жизни травму. Но никто этого не заметил — никто, кроме жертвы. Гарри слышал крики радости, когда внезапно почувствовал острую вспышку боли. Когда он положил руку, которая была зажата между его телом и грязной, окровавленной землей, на живот, он заметил, что почва под ним становится все более влажной. Оставшиеся в живых начали переносить мертвых и раненых в замок и не обратили никакого внимания, когда он, стеная от агонии, втащил свое тело по ступенькам, спотыкаясь, прошел через вестибюль и пополз вверх по мраморной лестнице.

С чего бы им уделять ему еще одну секунду своего внимания? Он выполнил свое предназначение, свою задачу, которая была еще до его рождения. Он боролся, чтобы защитить свою жизнь и жизнь всех в волшебном мире всю свою жизнь, просто чтобы умереть в нужный момент. Он был не более чем пешкой в волшебном мире — человеком, на которого можно было выместить свое разочарование, которого можно было обвинять и осуждать, потому что в жизни этого человека все равно не было никого, кто мог бы обеспечить какой-либо комфорт или чувство безопасности. Почему это вообще должно быть так? Если бы солдата отвлекали чувства, которые не выражали желания или потребности в мести или ненависти, он потерял бы из виду свою цель и, возможно, даже осмелился бы быть нормальным человеком. Нет, этого нельзя было допустить ни в каком виде. Нет, если бы существовал другой путь; даже если этот путь причинил бы индивидууму невыносимую боль потери и одиночества.

Гарри мог только догадываться, где в данный момент были остальные, но, если быть до конца честным, ему было все равно. Единственное, что сейчас имело значение, — это добраться до Комнаты Трофеев. Он знал, что жить ему осталось недолго, и он просто хотел в последний раз увидеть фотографию своих родителей, прежде чем будет готов снова увидеть их на небесах или где бы они ни были. Его родители были Старшими учениками, и поэтому в Комнате Трофеев висела их фотография в школьной форме с их значками, приколотыми спереди к мантиям, точно так же, как у любого другого старосты, который носил значок до и после них, а также фотографии команд по квиддичу. Он хотел в последний раз увидеть свою настоящую семью; людей, которые любили его больше всего на свете. Но он не мог этого сделать.

Он упал на землю и издал душераздирающий крик, когда осколок кирпича вдавился в его рану.

* * *

Несколькими этажами ниже, в Большом зале, оказывали помощь раненым, и внутрь заносили последние мертвые тела. Уизли собрались вокруг одного из своих сыновей. Фред погиб в бою, смех все еще был на его лице. Иронично, подумала Гермиона. Он умер в тот же момент, когда вернулся другой член семьи. Она вытерла слезы со своих глаз только для того, чтобы обнаружить, что другие следуют за ней и текут по ее щекам.

Все было кончено. Они сделали это — Гарри сделал это. При этой мысли она села. Гарри. Она не видела его со времени финальной битвы. Все, что она чувствовала в тот момент, полностью отвлекло ее от происходящего вокруг. Скорбь по погибшим, радость за победу Гарри, но в основном благодарность за то, что Гарри выжил. Когда Волдеморт вышел из леса, преследуемый и окруженный своими Пожирателями Смерти, она увидела неподвижное тело Гарри на руках Хагрида… Она подавила рыдание. Он жив, подумала она и сделала глубокий, успокаивающий вдох. Он жив и в безопасности. Но как бы сильно она ни цеплялась за эту мысль, что-то подсказывало ей, что его отсутствие не может означать ничего хорошего.

Успокойся, Гермиона. Все хорошо. Что вообще могло случиться? Все Пожиратели Смерти либо мертвы, либо находятся в бегах, и Волдеморт гарантированно больше не воскреснет.

И почему ты такая беспокойная?

Я не беспокоюсь!

О, да. Ты беспокоишься! И у тебя есть для этого все основания. В конце концов, ты понятия не имеешь, где Гарри сейчас находится.

Я уверена, он просто хотел побыть немного наедине с собой. Я имею в виду, в конце концов, он только что вновь пережил Смертельное Проклятие. Он имеет полное право уединиться в тихом месте, чтобы прийти в себя.

И почему ты не видела его, когда он уходил? И почему его никто не поздравил? И самое главное, почему ты не оказалась первой, кто был рядом с ним после его победы над Волдемортом?

Что ж, я не могла поздравить его, потому что он больше не…

Неправильно! Ты была слишком занята, бросившись Рону на шею и радуясь тому факту, что он все еще жив. С самого начала у него было больше шансов выжить, чем у вас с Гарри, вместе взятых!

Почему я не должна быть счастлива, что Рон…

Я не говорила, что тебе не позволено радоваться этому, но на твоем месте я, возможно, начала бы думать о том, что случилось с Гарри, вместо того, чтобы просто стоять здесь, оплакивая кого-то, кого ты едва знала.

Фред — брат Рона! Почему бы мне и не… О Боже, теперь я спорю сама с собой.

Что ж, до этого уже дошло, не так ли?

Заткнись!

— Рон? — она повернулась к Уизли, которые скорбели по своему сыну и брату. — Ты знаешь, где Гарри? Ты видел его после поражения Волдеморта?

Рон обернулся и уставился на нее опухшими и красными глазами.

— Нет, я не видел твоего драгоценного Гарри, Гермиона!

Сбитая с толку, она моргнула, глядя на него.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил она.

— Ты точно знаешь, что, — прошипел он и встал. Миссис Уизли бросила на него сердитый взгляд. — Мой брат только что умер, Гермиона! Прямо сейчас у меня есть другие проблемы, кроме беспокойства о Гарри!

— Но, Рон, Гарри — наш лучший друг! У него больше нет никого, с кем он мог бы поделиться своим горем. У него есть только мы!

— Тогда уходи! Пойди найди «такого» грустного Гарри и передай ему мои соболезнования, ладно? И пока ты этим занимаешься, скажи ему, что он не имеет права так себя вести, потому что он понятия не имеет, каково это? Ты понятия не имеешь, через что я сейчас прохожу, Гермиона!

— Он действительно знает, каково это, Рональд! Он потерял всех до единого, кто что-то значил для него. А теперь ты винишь его!

— Я виню его? Что он когда-либо делал для меня, а? Тогда в лесу он даже не предложил тебе уйти со мной! Он даже не пытался отговорить нас от того, чтобы прятаться с ним, от того, чтобы отправиться на самоубийственную миссию, исходя из того, что мы знали на тот момент!

— Конечно, он не пытался нас разубедить! Он нуждался в нас!

— Пфф, можно подумать, — Рон закатил глаза и снова опустился на колени рядом со своим мертвым братом, чтобы взять его теперь уже холодную руку.

— Знаешь что? Я собираюсь поискать Гарри, потому что никого здесь, кажется, ни в малейшей степени не интересует, как у него дела и где он!

С этими словами она развернулась и выбежала из Большого Зала. Она проигнорировала сердитые крики Рона и бросилась через большие двойные двери замка, повернула направо и побежала к Черному озеру. В предыдущие годы Гарри часто искал убежища у озера всякий раз, когда ему хотелось побыть одному и подумать. Она никогда не беспокоила его, но иногда наблюдала, чтобы увидеть, куда он направлялся. Особенно после смерти Седрика он часто приходил на озеро, садился на плоский камень на берегу и часами смотрел на чистую черную водную гладь. Всякий раз, когда она искала его, ей удавалось найти его здесь.

Гермиона обошла последнее дерево и резко остановилась. Камень был пуст. Единственной вещью, которая здесь отличалась и указывала на события последних нескольких часов, была лужа крови на земле рядом с камнем. В нескольких метрах от него лежал мертвый кентавр. Гермиона застонала, увидев неподвижное тело. Она на короткое мгновение закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Просто сохраняй спокойствие, Гермиона. Сделай глубокий вдох. Не обращай внимания на мертвое тело перед тобой. Сосредоточься на Гарри. Вздохнув, она подняла глаза и уставилась на кроваво-красный восход солнца, который отражался на чистой, плоской поверхности озера. Где мог быть Гарри?

Ладно. Давайте просто на мгновение поразмыслим логически. Места, куда ему нравится ходить, где он чувствует себя в безопасности… Гермиона нахмурилась. Так, это не озеро. Может быть, он на поле для квиддича? Но даже это не подтвердилось. Гермиона в отчаянии побежала обратно в замок. Где Гарри любил бывать? Выручай комната? Нет, насколько мне известно, нет. Хм… Она взбежала по мраморной лестнице в вестибюле и повернула направо. Возможно, в Общей комнате. В конце концов, Хогвартс — это первый настоящий дом Гарри.

Быстрыми шагами она поспешила к портрету старика, пересчитывающего свои Плюй-камни, который немедленно распахнулся, открывая потайной ход. Она поспешила вверх по лестнице и завернула за угол. Коридор, по которому она только что прошла, вел к нескольким классам, Комнате трофеев и Парадной лестнице и был полностью разрушен. Части стен и потолка были разбросаны по всему окровавленному полу, сквозь дыры выглядывали старые столы, стулья и полки, за которыми когда-то находились функционирующие классные комнаты. Даже на стенах были кровавые отпечатки пальцев и брызги крови, которые стекали на пол. В ужасе Гермиона огляделась вокруг. Коридор был похож на поле битвы. Как будто финальная битва произошла здесь, а не на территории за пределами замка.

Медленно и осторожно Гермиона продвигалась вперед. Она переступала через большие куски камня, изодранные стулья и тела мертвых студентов, Пожирателей Смерти и, вероятно, родителей тоже. Некоторые лица были залиты кровью, другие были почти полностью чистыми. Ее глаза расширились, когда она посмотрела в глаза Парвати Патил.

— Парвати, — прошептала Гермиона и опустилась на колени рядом с ней. — О Боже мой, нет!

Рыдание вырвалось у нее, и она прикрыла рот рукой.

«Нет! Встань! Ты должна найти Гарри!» — сказала она себе и поднялась с земли, слегка дрожа. Она была такой невероятно уставшей. Прятаться месяцами подряд, не употребляя нормальной пищи и спя не более трех часов в сутки, с постоянным страхом быть пойманной — все это сказалось на ней. Теперь, когда весь адреналин вышел из ее организма, она едва могла стоять прямо.

Она отвернулась от Парвати, но сначала закрыла ей глаза. Повсюду валялись тела. У некоторых отсутствовали конечности, другие выглядели так, как будто они спали. Она продолжала двигаться по коридору, ее глаза не отрывались от пола перед ней, чтобы не наткнуться на кого-то или что-то или не поскользнуться на одной из бесчисленных луж крови — и вот тогда она увидела его. В паре метров впереди кто-то лежал на полу, одежда была заляпана кровью, а волосы подозрительно черными как смоль и непослушными.

— ГАРРИ!

Она бросилась к нему, не заботясь о том, было ли у нее под ногами мертвое тело или она зацепилась за кусок потолка. — ГАРРИ!

Она бросилась на землю рядом с мальчиком с черными как смоль волосами и перевернула его на спину. Его лицо было относительно чистым, но чрезвычайно бледным. У него было несколько ран на лбу и царапин на щеке, из уголка рта сочилась капелька крови. Но она могла, ни капельки не задумываясь, сказать, кого в этот момент держала в своих объятиях, рыдая и отчаянно пытаясь привести в чувство.

— Гарри! Пожалуйста, пожалуйста, останься со мной!

---

Примечания:

Ребята, фанфик интересный и большой (31 часть по 9-12 страниц). Буду рад помощи сопереводчика и беты. Пишите в личку ???

Примечания:

Бечено

---

Бип, бип, бип, бип…

— Скорее!

— Я пытаюсь, но кровотечение не останавливается!

— Мы должны остановить кровотечение!

— Заклинание не работает!

— Акцио бинт!

— Мы теряем его!

Прошло не более десяти минут с того момента, когда Гермиона нашла Гарри на полу коридора с зияющей раной на боку, схватила его и аппарировала их обоих в вестибюль Больницы магических заболеваний и травм Святого Мунго. Менее чем через две минуты после того, как она нашла его, он был вырван у нее из рук и доставлен в отделение неотложной помощи под наблюдением пяти целителей. Десять минут назад она все еще держала его в своих объятиях и оттолкнула от себя целителя, который тщетно пытался убедить ее уйти, но она продолжала упрямо сидеть на полу, ее руки были красными и блестящими от его крови, и она дрожала от изнеможения. Снова и снова целители выбегали из отделения неотложной помощи и через несколько секунд возвращались со своими коллегами. Каждый раз, когда открывалась дверь и выходил целитель, выражения лиц были напряженными, даже больше, чем в предыдущий раз. Она буквально могла видеть панику, написанную в этих многочисленных тревожных морщинках на лбах и в прямой линии губ. Бесконечная череда раненых прибывала в вестибюль — с ранами на голове, хромые, некоторых доставляли без сознания сопровождающие. Но никто не выглядел так ужасно, как Гарри. Она не могла стереть это зрелище из своей памяти. Она не могла забыть, как он лежал в ее объятиях, бледный, неподвижный и едва дышащий.

Дрожа, Гермиона вдохнула пахнущий дезинфицирующим средством больничный воздух. Ее замутило. Она не могла поверить, что до этого дошло. Она всегда думала, что они справятся — вместе. Они прошли бы через огонь и воду, преодолели все трудности вместе, и все же — теперь она сидела на полу вестибюля магической больницы, дрожа, покрытая кровью и едва способная мыслить здраво от страха. На поле боя, в центре суматохи, у нее не было никаких проблем с концентрацией. Ее жизнь и жизнь всех остальных была поставлена на карту, но она сумела ясно мыслить, планировать и действовать соответствующим образом. Но теперь, даже при том, что она должна была испытывать облегчение оттого, что они выжили и давление и надвигающаяся опасность были сняты с ее плеч, она не могла мыслить ясно. Ее лучший друг прямо сейчас боролся за свою жизнь, возможно, даже умирал, и она не могла сделать ничего большего, чем смотреть на целителей, покидающих палату, в которой самый чуткий и добрый человек, которого она знала, боролся за свою жизнь, и отмечать, что сотрудники больницы постоянно впадали в панику каждый раз, когда покидали отделение неотложной помощи. Она могла слышать обрывки выкрикиваемых команд, но ее мозг не мог привести эту информацию в логический порядок. Этого просто не могло быть! Это просто не должно быть! Гарри не должен умереть! Он был «мальчиком-который-выжил»! Не «мальчиком-который-умер»!

Она даже не заметила, что кто-то, шатаясь, направился в ее сторону, испытывая крайние трудности при ходьбе, и споткнулся о ее вытянутые ноги. Она даже не заметила, что этот «кто-то» обрушил на нее шквал ругательств. Она не заметила, когда другой целитель подбежал к тому месту, где она приросла к полу, помог упавшему человеку встать на ноги и бросил на нее мрачный взгляд. Ей было все равно, что думают о ней другие люди. Ей было все равно, как долго она уже сидела на ледяном мраморном полу. Она просто хотела, чтобы Гарри стало лучше, чтобы он смог выжить. Она хотела, чтобы его сердце продолжало биться! С сухим всхлипом она подтянула колени к груди и обхватила их руками. Она мягко раскачивалась взад-вперед, не отрывая глаз от двери в отделение неотложной помощи.

* * *

— Как он себя чувствует?

Гермиона развернулась на своем месте рядом с кроватью Гарри и уставилась на Джинни Уизли.

— А ты как думаешь? — пробормотала она и снова повернулась к своему лучшему другу, который лежал на кровати, бледный как смерть. — Если он переживет эту ночь, то должен выкарабкаться.

— Это радует, — Джинни шмыгнула носом и медленно обошла кровать, чтобы сесть справа от Гарри, напротив Гермионы. — Ты знаешь, я никогда не переставала верить в него, — прошептала она, и слеза скатилась по ее щеке.

Гермиона озадаченно посмотрела на нее.

— Я знаю, что он расстался со мной, но единственной причиной этого была война, — Джинни смотрела Гермионе прямо в глаза, словно бросая вызов ей утверждать обратное. — Я так долго ждала его. Целый год. Я понятия не имела, как у него — у вас — идут дела, но не было никаких новостей о том, что вас поймали и убили, так что я решила, что у вас все в порядке. Я имею в виду, Гарри хорош в проклятиях, ты великолепна с заклинаниями, а Рон… Ну, он просто Рон. Я знала, что вы справитесь. И я надеюсь, что когда Гарри проснется, мы сможем начать все сначала, — она нежно улыбнулась совершенно мертвому на вид подростку на больничной койке между ними. — Мы просто должны.

Гермиона сглотнула. Джинни и Гарри? Вместе?

Она посмотрела на своего лучшего друга, который выглядел почти неправдоподобно маленьким и хрупким в огромной кровати. Его кожа выглядела нездорово сероватой по сравнению с белой подушкой и одеялом. Была ли она способна представить, что младшая сестра Рона снова будет вместе с Гарри? Если бы она была полностью честна сама с собой, то нет. Ей всегда казалось, что Гарри считал отношения с Джинни своего рода бегством от реальности — способом для него уклониться от своей ответственности и долга, даже если это было всего на несколько часов за раз.

На шестом курсе, после того как Гарри и Джинни провели вместе несколько недель, она поговорила с ним об этом. Она хотела знать, был ли он счастлив, потому что если кто-то и заслуживал счастья, так это Гарри Джеймс Поттер. Вечером они сидели на диване перед камином и часами разговаривали. Рон ушел сразу, как только узнал тему их разговора, пробормотав что-то о Волшебных шахматах, и поднялся по лестнице в спальню мальчиков. Той ночью Гарри сказал ей, что не знает, что делать со своими отношениями с огненно-рыжей. Он сказал ей, что поначалу был уверен, что Джинни была «Той самой» для него. В конце концов, он почувствовал ее запах в своей Амортенции. Это должно было что-то значить, верно? Но опять же, он не чувствовал себя полностью комфортно в этих отношениях. Она просила большего, чем он хотел ей дать.

— Я просто еще не готов! Я хочу подарить это не просто «какой-нибудь девушке», — он обозначил пальцами кавычки, — а кому-то особенному. Кому-то, с кем я чувствую себя совершенно непринужденно. Не пойми меня неправильно, мне нравится Джинни, очень нравится, но я не знаю, надолго ли. Я не хочу причинять ей боль. Она этого не заслуживает.

Гермиона вздохнула. Гарри был добросердечным человеком, который хотел всем угодить. Он не заслуживал такой жизни, и когда она слушала свое сердце, а не разум, ей не хотелось, чтобы он снова был вместе с Джинни. Конечно, у Джинни все еще была надежда, и Гарри иногда просматривал «Карту Мародеров» в поисках того, что, казалось, было расположением спальни девочек, когда он думал, что она спит. Но такие моменты случались чаще после того, как Рон обвинил его в том, что ему наплевать на то, кто умер и почему. Она предположила, что это чувство вины побудило Гарри так себя вести.

А что касается Амортенции… после того как они обсуждали это зелье на уроке, Гермиона провела много исследований. Такие мощные зелья завораживали ее, и она хотела точно выяснить, как это зелье действует. Во время своего исследования она прочитала, что действительно возможно, что особый запах зелья может меняться в течение жизни волшебника или ведьмы, нюхающего его. Это случалось не так часто, но все еще было возможно. Она надеялась, что так было и с Гарри.

— Тебе придется спросить его, когда он проснется, — сказала Гермиона с невольным злорадством. Ей нравилась Джинни, но ей не нравилось, как она относилась к ее Гарри. Погодите минутку, ее Гарри?

Джинни подняла глаза и моргнула. Она выглядела так, словно забыла, что не была наедине с Гарри. Гермиона молча поблагодарила всех, кто мог ее слышать, за то, что Джинни не уловила гнева в ее голосе.

— О, да, я, вероятно, так и сделаю.

Гермиона наблюдала за младшей Уизли сузившимися глазами, когда та наклонилась к Гарри и поцеловала его в поцарапанную щеку.

— Он скажет «да», — пробормотала она, больше для себя, чем для Гермионы. — Ты же сделаешь это, дорогой, правда? — она улыбнулась ему, в последний раз провела рукой по его взъерошенным волосам и со вздохом встала.

— Я должна снова вернуться домой. Мама была не совсем в восторге, когда я сказала ей, что собираюсь сходить к Гарри. Она сейчас немного сбита с толку из-за Фреда, — она шмыгнула носом и вытерла рукой покрасневшие глаза.

— В общем, она придерживается мнения, что мы должны оставить его в покое, чтобы ему стало лучше, — Джинни закатила глаза. — Как будто это сработает.

Она поцеловала Гарри в лоб, помахала Гермионе на прощание и быстро вышла из отделения интенсивной терапии.

Гермиона фыркнула. Вот так подружка! Убеждается, что он все еще жив, говорит о бессмертной любви и исчезает в следующий момент, потому что у нее есть дела поважнее, чем сидеть у постели больного человека, лежащего в коме.

Она печально улыбнулась Гарри и нежно сжала его руку, которую держала в своей. — Я останусь здесь, Гарри. Я буду здесь, когда ты проснешься. Обещаю тебе.

* * *

На протяжении нескольких недель многие люди приходили посмотреть, как дела у «мальчика-который-жил-и-победил». Толпы репортеров гарцевали перед больничной палатой, в которую Гарри доставили после двух ночей в отделении интенсивной терапии.

Кингсли Шеклболт позаботился о том, чтобы два аврора расположились перед дверью, ведущей в комнату Гарри. Их работа состояла в том, чтобы убедиться, что никому из незваных гостей не удалось проникнуть в комнату и мельком взглянуть на все еще находящегося без сознания спасителя волшебного мира. Единственными, кому было разрешено видеть его, были Уизли, школьные друзья, такие как Невилл Лонгботтом или Симус Финниган, и люди Ордена, а также учителя Хогвартса. Все они принесли цветы и шоколад во время своего первого визита, вопреки всему надеясь, что Гарри может проснуться в любой момент, что привело к тому, что целители были вынуждены перенести все цветочные композиции и упаковки шоколада из комнаты больного, поскольку не осталось свободной поверхности, на которую целители могли бы положить свои лекарства и зелья.

С момента операции Гарри три недели назад Гермиона ни разу не отходила от его постели, не отпускала его руку и не оставляла его одного, если не считать минутных перерывов в туалет. После того, как целители тщетно пытались убедить ее ненадолго сходить в столовую, чтобы что-нибудь поесть и попить, они перешли на то, чтобы приносить ей еду к кровати Гарри, поскольку Гермиона не желала уступать. Можно было поверить, что она жила в этой комнате.

Спала она очень мало, и однажды ей действительно удалось упасть и проспать более тридцати минут без кошмаров, которые жестоко вырывали ее из сна, заставляя кричать и плакать. Она лежала головой на матрасе Гарри, и его рука по-прежнему была крепко зажата в ее руке.

— Гермиона, дорогая. Пожалуйста, пойдем со мной в кафетерий, — сказала Молли Уизли, которая последние пару часов пыталась заставить ее двигаться. — Тебе не идет на пользу сидеть на одном месте, почти не двигаться и почти ничего не есть.

— Я ем достаточно, — пробормотала Гермиона в ответ. У нее не было ни малейшего желания покидать эту комнату, которая теперь была ей так же знакома, как дом ее родителей недалеко от Лондона.

— Пожалуйста, — миссис Уизли положила руку ей на плечо и слегка сжала его. — Тебе будет полезно увидеть что-то еще, кроме этой комнаты, и я не думаю, что Гарри хотел бы, чтобы ты перестала жить. Послушай, не обязательно устраивать длительный перерыв, но прошу, пойдем со мной в кафетерий.

— А что, если он проснется? — Гермиона быстро вытерла глаза одной рукой, чтобы Молли не увидела слез, скопившихся в ее карих глазах. — Я пообещала ему, что буду с ним, когда он проснется.

— Я уверена, что целители немедленно дадут нам знать, когда что-то произойдет. Мы скажем им, где нас найти. С ним ничего не случится, дорогая, — нежно добавила она, услышав всхлип, доносящийся со стороны Гермионы.

Ее сердце разрывалось, когда она видела, как сильно страдает девочка, которую она считала своей второй дочерью. Каждый раз, когда она навещала своего неофициально приемного сына, Гермиона сидела у его кровати, держала его за руку и шепотом рассказывала ему о событиях дня, о том, кто уже навещал его, и о том, как сильно она надеялась, что он наконец проснется. Слез, которые она проливала, стало меньше, но они все еще были там. Прямо как сейчас.

— Хорошо — Гермиона шмыгнула носом и сделала глубокий вдох. Она посмотрела на бледное лицо Гарри и легонько поцеловала его в руку. — Я сейчас вернусь. Я просто схожу в кафетерий, чтобы немного размять ноги. Я вернусь до того, как ты проснешься.

Она печально улыбнулась своему лучшему другу и встала, слегка пошатываясь, с жесткого старого деревянного стула, с которого она почти не вставала за последние три недели.

— Хорошо, — сказала она, улыбаясь миссис Уизли. — Пойдёмте.

* * *

— Рон что-нибудь говорил? — Гермиона взяла вилку и наколола лапшу. Они сидели в переполненном кафетерии больницы и пытались игнорировать репортеров, стоявших у входа в кафетерий и окликавших их, чтобы задать вопросы о самочувствии Гарри.

Молли вздохнула и сделала глоток чая. — Ты знаешь Рональда. Он говорит то, чего не имеет в виду. Но он действительно спросил, как поживает Гарри. И ты.

Гермиона презрительно рассмеялась и слишком жестоко расправилась со своей котлетой из индейки.

— Это всё, что он может сделать! Гарри находится в коме уже три недели, а этот идиот, считающий себя его личшим другом, не считает необходимым зайти и лично посмотреть, как дела у Гарри. Честно говоря, иногда я вообще не понимаю, почему я встречаюсь с таким придурком, — сердито выпалила она и тут же ярко покраснела, когда поняла, кто сидит напротив нее. — О, миссис Уизли, простите, я…

— Все в порядке, моя дорогая, — миссис Уизли улыбнулась ей поверх края своей чашки с чаем.

— Не волнуйся, я считаю так же. Я не понимаю, почему он даже не прилагает усилий к тому, чтобы хотя бы выглядеть так, будто он заинтересован в благополучии друга. С тех пор как Гарри познакомился с Роном, он всегда был хорошим другом, а теперь именно ему нужна помощь, и мой сын немедленно подводит его и довольствуется информацией из вторых рук. По крайней мере, это то, что он делает.

Миссис Уизли покачала головой. — Я просто не понимаю этого. Гарри — его первый и лучший друг, и как он ведет себя по отношению к нему? Это не то, чему я его учила, можешь мне поверить.

— Рон немного упрям, — пробормотала Гермиона, думая обо всех ситуациях, в которых Рон не соглашался с ней и непреднамеренно причинял ей боль, говоря или делая что-то неуместное. Все эти ситуации заканчивались тем, что она сидела на своей кровати или в заброшенном классе и плакала навзрыд.

— И это правда, — миссис Уизли сердито посмотрела на свой кусок чизкейка. — Так, я полагаю, он с тобой не связывался?

— Нет, — вздохнула Гермиона и потерла свои измученные глаза. — Я не знаю, то ли это потому, что меня нет дома и его письма не доходили, то ли…

— О, поверь мне, если бы он отправил письмо, оно бы дошло. в Святом Мунго есть почтовый отдел, как в любом другом магическом учреждении.

— Тогда он не связывался со мной, — трезво сказала Гермиона. — Я думаю, он ревнует. Что я с Гарри, а не с ним, я имею в виду.

Миссис Уизли удивленно подняла глаза.

— Три недели назад, вскоре после того, как Волдеморт был побежден, я спросила Рона, видел ли он Гарри, и он ответил очень странно и агрессивно. Я имею в виду, конечно, мы все скорбели… по Фреду, — застенчиво сказала она и увидела, что миссис Уизли грустно улыбается, — но я не думаю, что это было главной причиной. Гарри терял людей, которые что-то значили для него, почти каждый год на протяжении всей своей жизни, и он никогда не был агрессивен по отношению к нам. Конечно, после смерти Седрика на четвертом курсе он стал другим и более агрессивным, но это была не его вина, а Волдеморта.

— Вполне может быть, что мой сын ревнует. Это никогда не было одной из его сильных сторон — способность контролировать негативные чувства, — она засмеялась и сжала руку Гермионы.

— Мне не очень хочется это говорить сейчас, потому что как мать я должна поддерживать своих детей, — Молли подмигнула младшей ведьме, сидящей напротив нее, — но я тоже женщина и имею свое собственное мнение. Я хочу сказать тебе, если ты не чувствуешь себя комфортно в отношениях с моим Рональдом или если ты не можешь или не хочешь справляться с перепадами его настроения, я бы поняла, если бы ты порвала с ним. Конечно, должно быть странно слышать, что я говорю такие вещи, — добавила она, когда Гермиона, пораженная тем, что старшая женщина только что практически сказала ей не стесняться расстаться с ее сыном, открыла рот, чтобы ответить, — но я думаю, что это совершенно неправильно и неприемлемо, как он относится к тебе и Гарри.

Гермиона посмотрела на свою тарелку и слегка улыбнулась. — Приятно это знать.

Через несколько секунд ее глаза встретились с глазами доброй ведьмы напротив нее. — Спасибо вам, миссис Уизли.

— Пустяки, дорогая, — ответила она с улыбкой и снова сжала ее руку. — Кроме того, я думаю, что вы с Гарри в любом случае были бы лучшей парой.

— Прошу прощения? — Гермиона подавилась лапшой и густо покраснела. Молли мягко похлопала ее по спине и с удивлением наблюдала, как Гермиона начала нормально дышать и уставилась на нее так, словно та сошла с ума.

— Что? Что вы только что сказали?

— О, только не веди себя так, как будто ты уже не думала об этом!

Гермиона посмотрела на нее, застигнутая врасплох. Она? Думать об этом? О Гарри и… Она сглотнула. Откуда это вдруг взялось?

Миссис Уизли, казалось, прочитала ее мысли, потому что с любовью улыбнулась ей. — Это очевидно, Гермиона.

— Простите? Что очевидно? — глаза Гермионы раскрылись еще шире.

— То, как ты смотришь на него, то, как ты никогда не отходишь от него, забыв о своем парне, даже если он не совсем стремится к твоему вниманию, — добавила она с раскаянием, наблюдая за девушкой своего сына, которая уставилась на нее глазами в два раза больше обычного, с ярко-красными щеками и широко открытым ртом.

Молли хихикнула. — Я вижу, тебе нужно больше времени, чтобы самой разглядеть признаки того, что они собой представляют, — подмигнув, она встала, подняла поднос с тарелкой и чашкой и посмотрела вниз на все еще окаменевшую Гермиону. — Ты идешь, моя дорогая? Гарри ждет.

— Ч-что? О, эм, да, я иду, — она потрясла головой, чтобы рассеять все свои запутанные, разрозненные мысли, и встала.

Сейчас было не время сидеть в кафетерии, растерянной и не знающей, что делать, несколькими этажами выше комнаты, в которой лежал без сознания ее лучший друг. Она моргнула. Лучший друг? Было ли это действительно тем, чего она хотела?

* * *

Воцарилась мертвая тишина. Единственное, что было слышно, — это полные агонии голоса тех, кто был ранен и кого теперь несли в Большой Зал. Гермиона помогла Невиллу подняться с земли, не напрягая еще сильнее его окровавленную лодыжку, когда заметила движение на краю Запретного леса.

— Что случилось, Гермиона? — Невилл поморщился, пытаясь встать на правую ногу.

— Ты видишь это? На опушке леса, — спросила она, указывая в указанном направлении как раз в тот момент, когда из темноты Запретного леса появились черные фигуры.

Невозможно было сказать, сколько человек двигалось к ним, потому что в их темных плащах казалось, что они вот-вот растворятся в окружающей темноте. Она едва могла различить какие-либо контуры.

Когда первый человек достиг луга, на котором они стояли, их осветили первые лучи солнечного света. Она ахнула. Волдеморт. Одетый в длинный черный плащ, белое змеиное лицо искажено ухмыляющейся гримасой, а рядом с ним его огромная змея. Он скользил по закопченной, мертвой траве, где ее сожгли заклинания и проклятия. За ними следовали десятки ведьм и волшебников. Пожиратели смерти. Белые маски в руках на боку.

Но что отвлекло ее внимание от них, так это Хагрид. Веревки и цепи были обмотаны вокруг шеи и конечностей лесничего, как будто он был драконом, которого нужно было обуздать, или непослушной собакой. Его лицо было грязным и покрыто коркой засохшей крови. И на руках он держал…

— ГАРРИ! — Гермиона развернулась достаточно быстро, чтобы увидеть, как мистер Уизли обхватил Джинни за талию и потянул ее назад.

Ухмылка на лице Волдеморта стала еще шире. — Гарри Поттер… мертв!

— НЕТ!

Закричав, она рывком села и успела восстановить равновесие как раз вовремя, чтобы деревянный стул, на котором она все еще сидела, не опрокинулся и не увлек ее за собой.

Тяжело дыша, Гермиона села рядом с кроватью Гарри и попыталась успокоиться.

— Просто сон. Это был просто сон, — пробормотала она себе под нос и закрыла глаза. — Просто сон. Все кончено. Гарри жив.

Она подняла глаза и уставилась на неподвижное тело своего лучшего друга в кровати перед ней, находя утешение в мягком вздымании и опускании его груди.

— Он жив, — прошептала она и слабо улыбнулась.

Часы на прикроватном столике показали ей, что было три часа ночи. Она проспала в общей сложности два часа.

Гермиона устало потерла глаза. Два часа.

За день до этого, покинув столовую с миссис Уизли и протолкнувшись сквозь толпу журналистов, она сразу же заторопилась в комнату Гарри, только чтобы узнать, что теперь, когда никто не сидел у его постели, чтобы абсолютно никто не смог прорваться к спасителю волшебного мира, у двух авроров возникли серьезные проблемы с тем, чтобы сдержать репортеров, которые пытались получить первый взгляд и эксклюзивный снимок героя войны в коме.

Когда Гермиона бросилась к толпе репортеров, ей удалось только силой протиснуться сквозь толпу журналистов, открыть дверь и сразу же захлопнуть ее за собой. Все, что успели репортеры, это закричать: «Гермиона Грейнджер! Это Гермиона Грейнджер!»

Теперь она сидела рядом с Гарри и ничего так не желала, как наконец взглянуть в его ярко-зеленые глаза, восхититься его улыбкой и испытать ощущение, как будто он очень легко сжал ее руку.

Гермиона замерла. Подождите секунду.

Ошеломленная, она уставилась на руку Гарри, которую, как всегда, крепко держала в своей, и затаила дыхание. Вот оно снова! Сначала один палец, затем два и, наконец, все пять сомкнулись вокруг ее руки и слегка сжали.

Гермиона подавила крик и развернулась, чтобы нажать кнопку экстренного вызова целителя.

— Пожалуйста! Приходите скорее! Гарри просыпается! Он просыпается!

Примечания:

Бечено

---

— Гарри? Гарри, ты меня слышишь?

Все тело Гермионы было напряжено, мышцы напряглись, пока она сидела на краю старого деревянного стула и смотрела на своего лучшего друга, который по-прежнему лежал перед ней, бледный и неподвижный.

«Но он только что пошевелился! Я определенно заметила! Невозможно, чтобы я это себе вообразила!»

Мысли Гермионы путались в голове. Прошло около месяца с тех пор, как она боролась за лучшее будущее на стороне Гарри и Рона и видела Гарри на ногах и в сознании. Но он только что сжал ее руку!

— Мисс?

Гермиона подпрыгнула, когда два целителя, мужчина и женщина, ворвались в комнату, оба тяжело нагруженные зельями, некоторые из которых она определила как энергетические зелья и питательные растворы. Она знала большинство из них, но не всех до единого.

— Вы сказали, он просыпается? Что случилось?

— Эм, да! Я сидела здесь и, как всегда, держала его за руку, и вдруг он пошевелил пальцем, потом другим, а потом сжал мою руку! Не сильно, заметьте, но он действительно сжал ее!

— Пожалуйста, отойдите в сторону, мисс Грейнджер, — сказал серьезный целитель, когда его коллега справа от Гарри начала бормотать диагностические заклинания и позволила своей палочке блуждать по телу Гарри сложными движениями. Он отложил зелья, которые все еще держал в руках, наклонился над изголовьем кровати Гарри и приподнял веко, чтобы направить Люмос в его ярко-зеленый глаз.

Гермиона стояла в углу комнаты, дрожа, и молча наблюдала, как целители делают свою работу. Могло ли это действительно происходить? Могла ли она осмелиться надеяться?

— Миона?

Гермиона подскочила, услышав его тихий, скрипучий голос, и опрометью бросилась к кровати. — Гарри? Я здесь. Я прямо здесь, с тобой.

Целитель, который склонился над Гарри, отстранился с мягкой улыбкой на губах и повернулся к Гермионе. — Я думаю, мы дадим вам двоим немного побыть наедине. Если что-нибудь случится, если его затошнит или он потеряет ориентацию, пожалуйста, немедленно позовите нас.

— Я так и сделаю, сэр. Спасибо вам.

Как только целители покинули палату, Гермиона повернулась и просияла, увидев, что глаза Гарри были слегка приоткрыты и он устало рассматривал ее. Он все еще был бледен, хотя и не выглядел таким болезненным, как пару дней назад, но и здоровым точно не выглядел.

— Привет, — Гермиона нежно улыбнулась ему и села на стул рядом с его кроватью. — Как у тебя дела?

Гарри что-то проворчал и закрыл глаза. Он был очень слаб. — Как будто по мне пробежала, а потом поджарила орда разъяренных драконов, — прошептал он. Легкая улыбка украсила его губы, когда он снова посмотрел на нее. — А как ты? Выглядишь измученной.

— Кто бы говорил, — засмеялась она. — Это ты лежишь на больничной койке.

Гарри застенчиво улыбнулся ей. — Это не значит, что я не волнуюсь.

Гермиона закатила глаза, не в силах подавить улыбку. «Все как всегда. Он в больнице после того, как чуть не умер, и он единственный, кто беспокоится обо мне».

— Я в порядке, теперь, когда ты очнулся.

Она посмотрела на их переплетенные руки и почувствовала, как защипало глаза. Она быстро провела другой рукой по лицу и застенчиво рассмеялась. Она надеялась, что Гарри будет слишком измучен, чтобы увидеть слезы, которые медленно, но верно начали собираться в ее глазах. Гермиона улыбнулась ему и с ужасом увидела, как нахмурились его брови, когда он закрыл глаза.

— Тебе больно? — спросила она.

— Что? — Гарри моргнул и покачал головой. «Ох, не надо было этого делать», — подумал он, когда потолок начал вращаться.

— Э-э, нет, — сказал он, снова закрывая глаза и пытаясь побороть позыв к рвоте.

— Почему ты плачешь? — прошептал он так тихо, что Гермионе пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать произнесенные слова.

Она тут же стала ярко-красной. — Я не плачу, — сказала она, поспешно вытирая глаза.

Гарри неуверенно улыбнулся. — Как скажешь. Как долго я вообще здесь нахожусь?

Гермиона сглотнула. — Примерно месяц.

— В течение… месяца? — Гарри в ужасе посмотрел на нее. — Я был без сознания месяц?

— Ты был в коме, — прошептала Гермиона в ответ и снова посмотрела на их руки, которые все еще лежали на покрывале Гарри. — Тем не менее, я никогда не оставляла тебя.

Она бросила быстрый взгляд сквозь ресницы на Гарри, который смотрел на нее с выражением на лице, которое она не могла истолковать.

— Тебе не нужно было этого делать.

— Я знаю это, но я хотела.

Улыбаясь, она наблюдала, как Гарри боролся со своими тяжелыми веками и бормотал что-то, чего она больше не понимала. В следующее мгновение он уже спал.

— Отдохни немного, Гарри. И не волнуйся, — прошептала она спящему перед ней мальчику и нежно поцеловала его в лоб. — Я останусь с тобой.

* * *

Неделю спустя Гарри выписали из больницы. Он все еще был слаб, но мог ходить и оставаться в сознании более четырех часов кряду. Целители дали ему много зелий, которые Гермиона немедленно положила в маленькую дорожную сумку.

— А это вы должны принимать три раза в день, — сказала целительница и сунула ему в руки синеватое зелье. — Чайной ложки должно быть достаточно. Если вы особенно устали, можете принять четыре дозы, но не больше. Зелье вызывает привыкание, поэтому я хочу, чтобы вы снова прошли обследование через две недели. Не имеет значения, действует ли зелье все еще или нет. Понятно?

— Да, мэм, — Гарри кивнул и взял последнее зелье, к которому Гермиона немедленно прикоснулась кончиком своей палочки, чтобы записать инструкции на бутылочке, и убрала его в дорожную сумку к другим бутылочкам с лекарством.

— Очень хорошо. Это все. Выздоравливайте скорее, мистер Поттер. — Целительница улыбнулась ему, пожала руку ему и Гермионе и оставила их наедине.

— Ну что, пошли? — Гермиона подняла сумку и указала на дверь, через которую несколько секунд назад исчезла целительница.

Гарри кивнул, взял сумку с зельями из рук Гермионы, проигнорировал ее протест и направился к выходу из комнаты. Едва он приоткрыл дверь, как их встретили вспышки света и возбужденные крики.

— Мистер Поттер, как у вас дела?

— Это правда, что вы были в коме?

— Мистер Поттер, пожалуйста, улыбнитесь в камеру!

— Повернитесь сюда, мистер Поттер!

Гермиона застонала, взяла Гарри за руку и потащила его через толпу репортеров, которые заполонили коридор, ведущий в комнату Гарри, вооруженные камерами, перьями и пергаментом.

— Мистер Поттер!

— Интервью, мистер Поттер. Сюда!

Пригнувшись, они пробежали сквозь толпу и достигли вестибюля как раз в тот момент, когда два аврора, которые стояли перед комнатой Гарри, бросились в их сторону и сделали все возможное, чтобы оттолкнуть от них репортеров.

Гарри и Гермиона побежали через переполненный вестибюль больницы, подальше от удивленных и взволнованных криков вроде: «Мама! Это Гарри Поттер!», «Что? Где?», «Вон там!», «Боже мой, это он!», «Гарри!»

Они резко остановились перед одним из бесчисленных очагов. Гермиона бросила немного летучего порошка в пламя, которое сразу же стало ярко-зеленым, толкнула Гарри в огонь, крикнула «Площадь Гриммо, номер 12», прыгнула вслед за ним и исчезла в пламени, оставив восторженных, кричащих людей позади.

* * *

— Ради Мерлина, — кричала Гермиона, расхаживая взад и вперед по старой кухне Сириуса. — Неужели эти люди не могут хоть раз взять себя в руки? Ты только неделю назад очнулся от комы, а они уже пытаются сорвать с тебя одежду и завалить вопросами. Никакого чувства приличия! Я уверена, они знают, что ты еще не совсем здоров. Эти невежественные болваны!

Гарри улыбнулся, наблюдая, как у Гермионы начинается небольшая истерика. Сам он сидел на стуле за кухонным столом и в изнеможении откинулся на спинку.

Весь этот стресс с репортерами невероятно вымотал его. Трудно поверить, что в последний раз, когда он был в сознании, он бодрствовал более двадцати четырех часов подряд, чтобы бороться за свою жизнь и за жизнь всех остальных, не чувствуя усталости, которая угрожала захлестнуть его сейчас.

Он уронил голову на стол и на мгновение закрыл глаза, слушая сердитый монолог Гермионы. Он улыбнулся, почувствовав ее теплую руку на своем плече. Гарри моргнул и повернулся, чтобы посмотреть на нее, но место рядом с ним было пусто.

Озадаченный, он посмотрел направо и увидел Гермиону, которая все еще сердито бегала взад и вперед перед столом и была занята тем, что ругала случайных репортеров. Она была слишком далеко, чтобы прикоснуться к нему. Она даже не заметила, что прямо сейчас он практически лежал на столе. Ошеломленный, Гарри снова повернулся налево и посмотрел на стул рядом с ним. Но там было пусто. Он обернулся, чтобы посмотреть, не стоит ли кто-нибудь у него за спиной, но не увидел ничего, кроме голой, слегка покрытой пятнами стены. Обои сверху отклеились, и можно было ясно сказать, что несколько лет назад они были повреждены водой.

Он мог бы поклясться, что только что чья-то рука легла ему на плечо…

— Гарри? — Раскрасневшееся лицо Гермионы появилось перед ним. Гарри подпрыгнул. — С тобой все в порядке?

Моргая и слегка отстраненно, Гарри еще раз посмотрел на пустой стул рядом с ним. — Да. Да, я в порядке. Я подумал, я только что… А, это пустяки. Я просто устал, вот и все.

«Странно». Гарри покачал головой и повернулся обратно к Гермионе, которая наблюдала за ним с улыбкой.

— Может быть, тебе стоит отдохнуть часок или около того. Сегодняшний день действительно был довольно утомительным. Что не так со всеми этими грубыми репортерами, которых не научили надлежащим манерам! — она уставилась на полку, на которой был сложен старинный фарфор и столовое серебро, так, словно это только что оскорбило ее лично.

Гарри попытался подавить зевок и встал, покачиваясь.

— Пожалуй, я так и сделаю, — сказал он и медленно направился к лестнице.

— Я разбужу тебя через час, чтобы ты мог принять свое зелье, хорошо?

— Да, спасибо, — пробормотал Гарри и пошел вверх по лестнице.

* * *

В течение следующей ночи он плохо спал. Все события последних дней гудели у него в голове и занимали его измученный разум, не давая ему расслабиться настолько, чтобы заснуть. Финальная битва, которая все еще была свежа в памяти со всеми подробностями, хотя для него в большей степени, чем для других, составляла основную часть его снов…

Утром Гарри сидел измученный и крайне переутомленный за столом в пропахшей плесенью кухне с чашкой кофе в руке и отчаянно пытался полностью проснуться. Ночью ему не удалось как следует выспаться. Снова и снова различные сцены возникали перед его мысленным взором, стоило ему попытаться закрыть глаза хотя бы на минуту. Сцены, которые он предпочел бы забыть — кричащие друзья, мертвые одноклассники, горящий и разрушенный замок… Гарри помотал головой, чтобы прогнать образы из своей головы. Если ему предстояло обдумывать это каждую минуту сна, он не хотел делать это, когда бодрствовал. Вздохнув, Гарри опустился на жесткий стул и потер глаза. Он так устал.

Шипение камина возвестило о прибытии Гермионы.

— Доброе утро, Гарри! Как у тебя дела сегодня? Ох, Мерлин, посмотри на себя!

Она быстро подбежала к своему лучшему другу, который сидел, ссутулившись, за кухонным столом с кофейной кружкой, и опустилась на колени рядом с его стулом, чтобы иметь возможность посмотреть ему в глаза. У него были темные круги под глазами, а волосы были более растрепаны, чем обычно. Поттер устало улыбнулся своей подруге и сел.

— Я в порядке, Гермиона. Я просто немного устал.

— Да, я вижу это, — пробормотала ведьма с каштановыми волосами и положила руку ему на плечо. Гарри слегка вздрогнул от этого ощущения.

— Ты вообще спал прошлой ночью?

Гарри застенчиво улыбнулся ей.

— Конечно, нет, — Гермиона вздохнула и покачала головой. — Хочешь, я принесу тебе какое-нибудь зелье для сна без сновидений? Я все равно хотела пойти сегодня в Косой переулок. Я могла бы заскочить в аптеку.

Гарри благодарно улыбнулся ей. — Это было бы мило с твоей стороны, Миона. Даже если бы я захотел, я не смог бы выйти на публику без того, чтобы не подвергнуться набегу зевак…

— Я бы сказала, что ты, вероятно, прав насчет этого.

Она подошла к полке, достала чашку и наполнила ее черной жидкостью с кофеином. — Тебе приснился кошмар? — нежно спросила она, садясь напротив него.

— Как всегда, — Гарри посмотрел вниз на свои руки, крепко сжимающие чашку.

— Хочешь поговорить об этом?

— Не совсем, нет, — он застенчиво посмотрел на нее. Гермиона посмотрела на него с обеспокоенным выражением лица. — Правда, Гермиона, я в порядке. Я уверен, что смогу поспать, как только приму зелье, так что не нужно беспокоиться.

Он ободряюще улыбнулся ей. Это было больше похоже на гримасу, чем на улыбку, но Гермиона, похоже, в любом случае решила оставить эту тему. Вздохнув, она сделала глоток кофе и откинулась на спинку стула, устраиваясь поудобнее.

— Кстати, как там Рон? — Гарри не видел его целую вечность, и, судя по рассказам миссис Уизли или Гермионы, рыжий не приходил навестить его, пока он все еще лежал в больнице без сознания.

Гермиона закатила глаза. — О, с ним все в порядке. Я действительно не знаю, в чем его проблема. Почти каждый день он спрашивает меня, как у тебя дела, но прийти в гости и спросить тебя лично… С этим у него, очевидно, есть проблема. Мерлин знает, что с ним не так.

Гарри вздохнул. Он никогда не понимал Рона. Вообще-то, следовало бы думать, что мужские мозги работают в чем-то одинаково, но Рон, казалось, был исключением. «Или это я такой», — кисло подумал Гарри, бросая кинжальные взгляды на свою кофейную кружку. Он просто не понимал приятеля.

Все началось с ситуаций, подобных той, что произошла на четвертом курсе. Ему было ясно, что Рон что-то чувствует к Гермионе, но тот сделал все, что в человеческих силах, чтобы заставить ее плакать. Ревнует он или нет, но Рону так и не удалось произнести ни слова извинения. А потом Турнир трех Волшебников — Гарри думал, что еще с того времени, когда они познакомились, он ясно дал понять, что ненавидит свою славу и ничего так не хочет, как жить нормальной жизнью с настоящей семьей, и тем не менее… Как только имя Гарри было извлечено из Кубка Огня, Рон не захотел иметь с ним никаких дел, хотя именно в это время он нуждался во всей помощи и поддержке, которую только мог получить. Гермиона всегда была на его стороне, что бы с ним ни случилось, но Рон?

Гарри презрительно фыркнул. Насколько было известно Рону, он все еще оставался в коме или, возможно, даже мертв. Рыжий бы и не заметил. Он заставил других ухаживать за своим предполагаемым лучшим другом, который месяц находился в коме и теперь был вынужден жить с травмой, полученной на войне. А он даже не потрудился зайти, чтобы поздороваться. Друг, называется.

— Не беспокойся о Роне — Гермиона встала и отнесла свою чашку в раковину. — Он идиот. Может быть, нам повезет, и когда-нибудь он это поймет.

Гарри безрадостно рассмеялся. — Ты сама в это не веришь, не так ли?

Гермиона вздохнула. — Нет, не верю. Но можно надеяться, — она подмигнула ему и подошла к камину, чтобы бросить туда немного Летучего пороха.

— Я вернусь через несколько минут, и принесу тебе зелья, — она шагнула в изумрудный огонь, в котором исчезла всего через несколько секунд.

Гарри покачал головой и встал. Когда все стало так чертовски сложно? И прежде всего, что Гермиона нашла в Роне? Он был идиотом, она только что сама так сказала. Это она сидела у его постели, ожидая, когда он проснется. Она была единственной, кто всегда был на его стороне и отвернулся бы от Рона, если бы это было необходимо. И она была единственной, кто, хотя его уже выписали из больницы, по-прежнему приходила каждый день и проводила с ним большую часть своего свободного времени. С ним, а не с Роном.

Гарри сделал паузу.

Неужели?.. Нет. Нет, этого не могло быть. Гермиона никогда бы не предпочла его Рону. Если бы это было так, она бы сделала это еще в их школьные годы. Рон всегда оскорблял и обижал ее, он же пытался поддержать подругу. Но…

Гарри поставил свою чашку рядом с раковиной и провел рукой по волосам. Она предпочла его Рону в их школьные годы, разве не так? Гермиона была единственной, кто был на его стороне, не задумываясь об этом дважды, и не стеснялась сдерживать Рона, если это было необходимо.

Гарри глубоко вздохнул. Может быть, Рон знал. Возможно, он пришел к такому же выводу, только раньше по времени.

Гарри слегка улыбнулся, повернулся к камину и сел в кресло перед слишком красным огнем. Возможно, ревность Рона была оправдана. Может быть, у Гарри наконец-то появился шанс быть счастливым? Годами он пытался спрятать свои чувства к Гермионе в ящик с надписью «эмоции по отношению к друзьям» или «семья». Когда этот подход с треском провалился, он упорно старался вовсе подавить их. Но разве не пришло время, когда он имел право быть счастливым после всего, что он сделал для волшебного мира и для нее?

Как раз перед тем, как закрыть глаза, Гарри увидел, как мерцает холодная мраморная каминная полка. «Странно», — подумал он, входя в мир грез.

* * *

Он медленно шел по лесу. Он плотно завернулся в свою мантию-невидимку, крепко сжимая палочку в правой руке. Все было тихо. Рыдания и вопли, сотрясавшие замок, становились все тише и незначительнее с каждым шагом, который уводил его прочь от его первого в жизни дома.

У него была миссия, и он ее выполнит. Он не мог оплакивать свои желания и мечты — это только лишило бы его решимости. Он так много потерял в своей жизни, и из-за него Волдеморт находил жертв в рядах его друзей и разрывал их семьи на части. Из-за него. Он не позволил бы людям, которые что-то для него значили, страдать из-за него. Он знал, каково это — потерять всех, кто принадлежал к семье; он знал, каково это — быть одному.

Он опустил глаза и внимательно осмотрел маленький черный камешек, который держал в левой руке. Вся его семья была мертва, и он тоже скоро умрет. Скоро он увидит их снова, но пройти весь путь в одиночку было для него слишком тяжело.

Медленно он трижды повернул Воскрешающий Камень в своей руке и сосредоточился на людях, которых ему предстояло увидеть снова.

Лес вокруг него был тих. Единственное, что он мог слышать, это треск ветки, когда кто-то наступил на нее, и несколько листьев, отброшенных в сторону, когда кто-то подбирался к нему.

Он поднял голову и посмотрел в ярко-зеленые глаза матери. Ее рыжие волосы развевал легкий ветерок, который могла чувствовать только она. Она улыбнулась и положила теплую руку ему на плечо. Когда он посмотрел через плечо матери, он увидел мерцающую фигуру отца, идущего к нему. Тот светло улыбался, и гордость, казалось, сделала его глаза ярче, чем обычно.

— Мы так гордимся тобой, — прошептал Джеймс и остановился перед ним, рядом с мамой. — Просто невероятно гордимся.

— Я не хотел, чтобы вы умирали за меня. Никто из вас, — слеза скатилась по его поцарапанной щеке. — Я не хотел этого.

— Мы знаем это, милый, — прошептала мать и поцеловала его в лоб. — Мы не виним тебя за то, что с нами случилось.

Ее силуэт слегка мерцал, как будто она состояла из волн, разбивающихся о скалы.

Джеймс улыбнулся ему и слегка кивнул.

Позади него Гарри теперь мог видеть еще две фигуры. Они были более прозрачными и менее яркими, чем его родители, но оба ободряюще улыбнулись ему.

— Сириус, — прошептал он, задрожав. — Ремус.

— Привет, Гарри. — Сириус выглядел моложе, чем он помнил. Затравленный взгляд в его глазах исчез, и он казался счастливым. Ремус тоже выглядел по-другому. Он тоже выглядел моложе и здоровее.

Гарри шмыгнул носом и быстро заморгал, чтобы смахнуть слезы с глаз, отчего все вокруг расплылось. Он попытался улыбнуться, но на самом деле ему это не удалось.

Постепенно лес вокруг него менялся, цвета и контуры становились нечеткими, как будто его окружало множество разноцветных узоров. Сириус и Ремус постепенно исчезали, пока в конце концов не исчезли полностью.

— Нет! Ремус! Сириус! Останьтесь со мной! Я не знаю, что делать!

Лили взяла его ладонь в свои. Джеймс обнял ее за талию и притянул жену к себе. Родители выглядели более плотными, чем раньше.

— Ты должен выслушать нас, малыш. Сейчас. Это важно. — Его мать серьезно посмотрела на него, прежде чем повернуться к Джеймсу, но продолжала говорить с ним. — Нам нужна твоя помощь.

— Моя помощь?

Сбитый с толку, Гарри перевел взгляд с отца на мать и обратно. Оба неотрывно смотрели в глаза друг другу и, казалось, не замечали его. — Мама?

Цвета вокруг него кружились все быстрее и быстрее, как будто они стояли в центре красочного урагана. Он почувствовал тошноту.

Лили Поттер положила руку на щеку Джеймса и улыбнулась ему. — Мы можем это сделать! Я буду продолжать ждать.

Напоследок благодарно улыбнувшись ей, Джеймс повернулся к Гарри, посмотрел ему в глаза и исчез.

— Папа? ПАПА!

— Твой отец там, где я тоже была много лет назад — прошептала она, и зеленые глаза посмотрели в такие же зеленые глаза. — Это случилось шестнадцать лет назад, и с тех пор мы в ловушке.

— В ловушке? О чем ты вообще говоришь?

— Ты ведь поможешь нам, правда, сынок? Пожалуйста!

— Я даже не понимаю, о чем ты говоришь!

— Пожалуйста, Гарри, — ее голос эхом отразился от вращающихся стен вокруг них, когда рыжий цвет ее волос начал смешиваться с зеленым и коричневым цветом деревьев вокруг нее. — Пожалуйста, — ее голос затихал, пока она тоже в конце концов не исчезла, и Гарри соскользнул со стула на холодный пол с громким вздохом.

Примечания:

Бечено

---

В течении следующих нескольких недель у Гарри было постоянное ощущение, что за ним наблюдают. Всякий раз, когда он заходил на кухню, он видел тень, движущуюся за дверью. Он резко оборачивался, только для того, чтобы пялиться на пустую и совершенно нормально освещенную стену.

Всякий раз, когда он шел в библиотеку, поискать что-нибудь, чтобы отвлечься, части полок, казалось, были скрыты за какой-то магией. По крайней мере, так это выглядело, иначе почему края и обложки книг были размытыми?

Единственной комнатой, в которой он чувствовал себя комфортно, была ванная, потому что здесь он не видел никакого странного свечения, тени или чего-то еще.

Он не выспался как следует прошлой ночью — снова. Зелья, которые Гермиона принесла ему три недели назад, были израсходованы, и Гарри не хотел снова спрашивать ее, может ли она достать ему еще.

Он уже несколько дней не выходил из дома, и начал подозревать, что у него развивается паранойя. Видеть тени, когда их там не было, видеть движения, хотя он был один, видеть защитные заклинания, хотя он не был тем, кто их там накладывал… Закончит ли он так же, как Грозный Глаз Грюм, который в конце концов начал нападать на мусорные баки, потому что был абсолютно уверен в том, что Пожиратели Смерти прятались в них и бросали в него мусор? Это было бы просто печально.

Гарри вздохнул и спустил ноги с края кровати. Он слегка вздрогнул, когда его босые ноги коснулись холодного каменного пола, и попытался не обращать внимания на расплывающийся шкаф в углу комнаты. Может быть, если бы он больше не обращал внимания на эти инциденты, они бы исчезли? Он был уверен, что это происходило только в его голове. Шкаф все равно на самом деле не двигался, верно? Если бы ему удалось убедить себя в том, что все это ему просто померещилось, возможно, его чрезмерно буйная фантазия в конце концов успокоилась бы.

Зевая, Гарри пошел на кухню, чтобы приготовить себе чашку чая и дождаться прихода Гермионы. Он подошел к раковине, наполнил чайник водой и поставил его на плиту. С чашкой горячего чая и, может быть, несколькими блинчиками в желудке мир снова будет в порядке, подумал он, снимая сковороду с одного из крючков над плитой, когда без всякого предупреждения с полки позади него слетела чашка и разбилась о каменный пол.

Гарри резко обернулся и уставился на чашку, которая разлетелась по всей кухне, усеяв пол крошечными, довольно острыми осколками. Что за… Он осторожно поставил сковородку в раковину и медленно подошел к чашке, осколки которой лежали на полу перед ним. Как это могло произойти?

Гарри наклонился и поднял отломанную ручку. Нахмурившись, он огляделся, но он был один на кухне и, насколько ему было известно, во всем доме. Кроме него и Гермионы, никто никогда не входил в дом.

Он подпрыгнул, когда в камине вспыхнул огонь, и из пламени вышла рыжеволосая девушка.

— Джинни, — Гарри быстро поднялся с пола, вытащил свою волшебную палочку, починил разбитую чашку и поставил ее обратно в буфет. Стеклянные дверцы были закрыты с тех пор, как он достал кружку для чая.

Сбитый с толку, Гарри покачал головой и повернулся к своей бывшей девушке, которая наблюдала за ним с веселым огоньком в глазах.

— Я тебя напугала? — она медленно подошла и остановилась примерно в метре перед ним.

— Что? — Гарри моргнул и попытался улыбнуться. — О, нет. Чашка просто выпала у меня из рук. Ничего не случилось, честно.

Джинни просияла, глядя на него сверкающими глазами, но ничего не сказала.

— Эм, — чувствуя себя довольно неловко, Гарри провел рукой по волосам. Он уставился на Джинни, которая продолжала просто смотреть на него, сияя. — Я просто хотел приготовить чай и блинчики. Будешь?

Он поспешил к плите, где как раз в этот момент чайник начал издавать очень громкий свистящий звук.

— Было бы неплохо выпить чаю, — сказала она, садясь за стол.

Гарри подошел к стеклянному шкафу и потянулся к дверной ручке. «Странно. Раньше дверь не была открыта, не так ли?» Нахмурившись, он достал чашки из шкафчика и закрыл дверцу. Положив в чашки чайные пакетики, он залил их кипятком.

— Спасибо, — Джинни улыбнулась ему и взяла свою чашку. От Гарри не ускользнул тот факт, что она касалась его пальцев своими чаще, чем это было необходимо.

— Всегда пожалуйста. — он сел напротив нее и сделал осторожный глоток горячего чая.

Поскольку Джинни продолжала хранить молчание, но время от времени поглядывала на него, Гарри решил нарушить неловкую ситуацию. — Итак? Что привело тебя сюда?

— Мне нужна причина, чтобы посмотреть, как дела у моего парня? — Джинни подмигнула ему и улыбнулась в свою чашку.

Парень?

— Джинни, я думал, что ясно выразился в прошлом году. — Гарри подавил раздраженный вздох. Это было последнее, в чем он нуждался.

— Да, ты прав, но я надеялась, что теперь, когда ты снова вернулся и здоров, насколько это возможно, мы могли бы поговорить об этом. Твои доводы сводились к тому, что ты просто хотел обезопасить меня и что у тебя была эта миссия, с которой ты должен был справиться, потому что Дамблдор доверил тебе это сделать. Но теперь, когда ты вернулся и выполнил эту таинственную миссию, я подумала, что мы могли бы начать все сначала.

Джинни положила свою ладонь поверх руки Гарри, которая лежала на поверхности стола рядом с его чашкой.

Гарри глубоко вздохнул и заставил себя посмотреть ей в глаза. — Джинни, я сказал тебе в тот день, почему я порвал с тобой. И ничто этого не изменило.

Джинни широко улыбнулась и взяла его руку между своими. — Тогда в чем проблема?

Гарри осторожно высвободил руку и вместо этого вцепился в свою чашку, как будто это был спасательный круг, не дающий ему утонуть.

— Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти в прошлом году, и я…

— Но мы можем пройти через это вместе. Я здесь ради тебя!

Гарри вздохнул и поднял взгляд от своей теперь уже пустой чашки. — Нет, мы не можем! Неужели ты этого не понимаешь? Я изменился за этот год, Джинни! Мне приходилось делать то, чего я никогда бы не сделал при обычных обстоятельствах. Мне приходилось принимать решения, которые никто, никогда, не хотел бы принимать.

Он посмотрел вниз, в карие глаза своей первой настоящей девушки. — Я не могу вновь начать с тобой встречатся, Джин. Действительно. Мне очень жаль.

Джинни моргнула и несколько минут молчала.

— Так это все? — спросила она. Ее лицо становилось краснее с каждой секундой. — И это все? Вот так просто? Я ждала тебя больше года, Гарри. Неужели ты думаешь, что я сама не шла на жертвы? Я вломилась в кабинет Снейпа только для того, чтобы помочь тебе. Мне пришлось прятаться, как и другим членам Отряда Дамблдора, потому что Пожиратели Смерти в Хогвартсе решили выследить нас. Мы пытались спровоцировать революцию. Я пыталась спровоцировать революцию. Я не хотела всего этого! Я была напугана до безумия, Гарри. Боялась, что что-то случится с моей семьей, потому что я написала сообщения на стенах замка, которые не понравились монстрам, управляющим школой, и один из моих братьев был в бегах с тобой. И все же я рисковала всем, чтобы быть хоть чем-то полезным для тебя!

Гарри закрыл лицо руками и тихо застонал.

— Я рисковала всем, Гарри, всем, чтобы у нас обоих могло быть будущее. Поставь себя на мое место. Ты сказал мне на похоронах Дамблдора, что ты не мог быть со мной, потому что ты не вернешься в Хогвартс на седьмой год, так как Дамблдор доверил тебе нечто важное. А я? Как же я? Ты когда-нибудь задумывался о том, что я могла бы чувствовать в тот момент?

— Конечно, задумывался! — взбешенный, Гарри вскочил и начал расхаживать перед столом. — Я тратил каждую свободную минуту, пытаясь найти твое имя на Карте Мародеров и каким-то образом найти способ убедиться, что ты в безопасности. Каждый раз, когда по радио зачитывали имена пропавших без вести и погибших людей, я надеялся не услышать среди них твоего имени. И каждый раз, когда я был в плохом настроении, Рон заботился о том, чтобы я не забывал, что именно из-за меня ты была в опасности. Мало того, что ты принадлежишь к «семье предателей крови», нет, ты еще и бывшая девушка «врага общества, нежелательного Гарри Поттера номер один» — того, кого все считали мертвым в течение нескольких недель подряд.

Гарри на мгновение замолчал, закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Ты помнишь, что ты сказала мне после того, как я расстался с тобой? — тихо спросил он, наблюдая за каждым ее движением.

Джинни уставилась на него, потеряв дар речи, с красными щеками.

— Ты сказала, что я никогда не буду счастлив, если не смогу выследить его, найти и убить. Ты видишь в этом ошибку, Джинни? Если ты этого не видишь, значит, ты никогда не знала и даже не понимала меня.

— Я ненавидел это, понимаешь? Я ненавидел это! Я не хотел выслеживать его. Я не хотел вести всю эту войну, и, кроме всего этого, я не хотел убивать его! Это пророчество разрушило мою жизнь, разве ты этого не видишь? К тому времени, когда мне исполнился год, моя жизнь была Идеальной! У меня были родители, которые ЛЮБИЛИ меня, дяди, которые дарили мне подарки и хотели играть со мной, и, прежде всего, у меня была СВОБОДА! Меня любили, а я даже не могу вспомнить и понятия не имею, каково это — быть любимым. Все, чего я когда-либо хотел, это быть Нормальным. Нормальная семья с нормальными проблемами и нормальным сыном! И что же у меня было? Дядя и тетя, которые обращались со мной как с рабом, которые никогда не называли меня по имени, которые никогда не обнимали меня и не вступались за меня, когда мой о, такой «идеальный» кузен решал снова избить меня, пока я не превратился в кусок отбитого мяса. До тех пор, пока мне не исполнилось одиннадцать лет, все, что я знал о своих родителях, заключалось в том, что мой отец был алкоголиком, моей матери было наплевать на меня и что они оба погибли в автомобильной аварии, причиной которой, предположительно, стал мой отец, употребивший слишком много алкоголя. До своего шестого дня рождения я думал, что меня зовут «урод»! И ты со всей серьезностью веришь, что я добровольно охотился на Волдеморта и ждал возможности убить его раз и навсегда? Я убийца, Джинни! Волан-де-Морт или нет, я убил кое-кого, и я вовсе не горжусь этим. Так что не говори мне, что ты меня знаешь или хотела бы понять. Ты этого не понимаешь и никогда не сможешь понять!

Тяжело дыша, Гарри стоял перед кухонным столом, за которым сидела глубоко потрясенная Джинни, уставившаяся на него широко раскрытыми глазами и ртом. Он не заметил, что его голос стал громче во время приступа ярости, пока, наконец, не начал кричать.

Последовавшая за этим тишина была оглушительной. Гарри глубоко вздохнул и провел рукой по лицу.

Джинни сглотнула. Она не знала, что сказать. Все то, что Гарри только что бросил в нее, было ужасно. Как могла она провести с ним так много времени и в то же время так мало знать о нем?

В ужасе она уставилась на Гарри. Казалось, вся энергия покинула его тело. Он был совершенно измучен, когда опустился на стул напротив ее места за деревянным столом. Он был прав. Она совсем его не знала.

— Ты прав, — прошептала она. Голова Гарри дернулась вверх.

— Что?

— Ты прав, — повторила она, встала, медленно обошла стол и села рядом с ним.

Она взяла его за руку и обвела пальцем круги на тыльной стороне ладони. На этот раз он позволил это, за что она была благодарна.

— Мне очень жаль. Все это время у меня в голове был неправильный образ, — она улыбнулась ему сквозь слезы. Когда она начала плакать? Она не знала.

— Я никогда по-настоящему не хотела, чтобы это было правдой. Тот Гарри, которого я помню, был застенчивым и нежным. Он почти никогда не выходил из себя и всегда сиял, когда видел меня. Он был лучшим другом, о котором девушка могла мечтать, но он почти никогда не рассказывал о себе. Не знаю почему. Если честно, я боялась спрашивать тебя о твоей жизни.

Гарри посмотрел на нее в замешательстве.

— Да, — она усмехнулась и шмыгнула носом, когда новый поток тихих слез потек по ее щекам, оставляя за собой мокрые дорожки.

— Я знаю, это звучит странно, но именно так все и было в то время. Я думаю, в глубине души я всегда знала, что у тебя была трудная жизнь. Твоя слава, должно быть, была причиной, которая затмила твоё прошлое, причиной, по которой я не видела этого раньше. Твоя история всегда казалась такой фантастической, что до того, как я встретила тебя, ты был в моем представлении кем-то вроде супергероя.

Джинни покраснела еще больше и опустила взгляд на их переплетенные руки. — Но теперь я вижу, что ты другой человек, — она улыбнулась ему. — Война изменила каждого из нас, но в основном тебя. И мне очень жаль.

Она вытерла рукой глаза и медленно встала. — Я всегда буду любить тебя, Гарри.

— Нет, — Гарри встал и обнял ее. — Нет, Гарри, которого ты любишь, больше не существует. Он умер в тот момент, когда Волдеморт поразил меня Смертельным Проклятием.

Он отпустил ее, все еще держа руки у нее на плечах, и грустно улыбнулся ей.

— Мне очень жаль, Джинни. Ты заслуживаешь кого-то, кто может подарить тебе всю ту любовь, которую ты испытываешь к нему в ответ. Ты замечательная девушка, и я ни о чем не жалею. В конце концов ты найдешь кого-то, кто достаточно хорош для тебя. — он поцеловал ее в лоб. — Но я не тот парень, — прошептал он и отпустил ее.

* * *

Вечером Гарри сидел на диване перед камином со стаканом огневиски в руке и смотрел на пламя. Он как раз думал о своем разговоре с Джинни, когда из кухни послышался отчаянный голос Гермионы.

— Гарри? Где ты?

Поттер встал, поставил свой стакан с виски на приставной столик рядом с диваном и поспешил по коридору, вниз по лестнице и на кухню, посреди которой стояла совершенно растрепанная и рыдающая Гермиона с какими-то чемоданами.

— Гермиона? Что случилось? — он подошел к ней и крепко обнял. Она только зарыдала еще сильнее и отчаянно вцепилась в Гарри.

— Я… я… — Гермиона всхлипнула и уткнулась лицом в рубашку Гарри. — О, Гарри!

— Ш-ш-ш, все в порядке. Все в порядке. Сделай глубокий вдох, хорошо? — он неловко похлопал ее по спине и почувствовал, как ее дыхание медленно успокаивается. — Прежде всего, давай присядем, а потом ты мне все расскажешь, хорошо?

Он взял ее за руку и повел вверх по лестнице в гостиную, где мягко толкнул ее на диван и сел рядом с ней. Гермиона всхлипнула и вытерла слезы со щек.

— А теперь расскажи мне. Что случилось?

Он все еще держал ее руку в своей и рисовал успокаивающие круги на тыльной стороне ее ладони. Содрогнувшись, Гермиона сделала глубокий вдох и выдавила весь воздух из своих легких.

— Я-я п-порвала с-с Р-Р-Роном, — проскулила она и снова разрыдалась.

Гарри обнял ее и притянул к себе на колени, где она и осталась, всхлипывая ему в плечо.

— М-мы п-поссорились, — она шмыгнула носом и теснее прижалась к Гарри.

— Я пришла домой сегодня днем после покупки некоторых зелий в Косом переулке. Я хотела принести тебе несколько зелий «Сна без сновидений», потому что подумала, что твои запасы скоро должны быть израсходованы. Я давала тебе зелья всего две недели, и поскольку прошло уже три недели, я подумала, что принесу тебе еще. Ведь ты не говорил мне, что тебе нужно больше, поэтому я решила, что ты принимаешь их не каждый вечер. — она подняла голову и посмотрела на Гарри.

— Нет, ты принимал их каждый вечер, — пробормотала она, увидев темные круги у него под глазами. — Почему ты ничего не сказал? Я бы купила тебе еще, — укоризненно сказала она. Рон, по-видимому, был полностью забыт.

— Я не хочу гонять тебя из одного места в другое из-за моих проблем. Но сейчас это не важно, — поспешно добавил он, когда Гермиона возмущенно открыла рот, чтобы ответить.

— Что случилось? Почему ты порвала с Роном?

— О, — она потерла глаза и прижалась щекой к плечу Гарри. Когда она заговорила снова, Гарри почувствовал ее теплое дыхание на своей шее, и по его телу сразу же побежали мурашки. — Хм, на чем я остановилась? О, точно. Я пришла домой, а он сидел на диване, смотрел телевизор и ждал меня. Когда он услышал меня, он встал и начал расспрашивать меня: где я была, с кем я был, что я делала… Я имею в виду, какое ему до этого дело? Ну, я все равно рассказала ему, потому что не хотела иметь с ним еще больше проблем, чем у меня уже есть. Я ведь говорила тебе, как он всегда раздражается, когда я упоминаю тебя, правда?

Гарри кивнул, на самом деле так и было. Около двух недель назад она пришла на площадь Гриммо, буквально пылая от ярости, и он потратил два часа, чтобы выслушать ее гневный монолог. По словам Гермионы, Рон становился все более агрессивным и раздраженным, особенно если кто-то упоминал Гарри.

Перед тем вечером, когда Гермиона нашла убежище в доме Гарри, и она, и Рон были в «Норе» на одном из многочисленных семейных сборищ Уизли, которые обычно организовывала Молли. Гермиона была удивлена, когда миссис Уизли крепко обняла ее и спросила, почему Гарри не было с ней. Она предположила, что, поскольку Рон явно не хотел разговаривать с Гарри — только Мерлин знал почему, — миссис Уизли пригласила его лично. Молли, однако, не была в курсе этого очевидного недоразумения и устроила Рону головомойку, напомнив, что Гарри и Гермиона считаются частью семьи, в результате чего Рон выбежал из кухни, красный как свекла и кипящий от злости.

— Ну, в общем, я сказала ему, что была в Косом переулке, чтобы зайти в аптеку, а он подошел ко мне, схватил за плечи и начал трясти меня, как погремушку. «Почему ты постоянно ходишь в аптеку? Это то место, где ты встречаешься с Гарри? А? Скажи мне правду!» — она так хорошо подражала Рону, что Гарри почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. — Именно так я никому не позволю обращаться со мной! Серьезно, Гарри. Кем этот идиот себя возомнил? И тогда я высказала свое мнение. Наконец-то! Я сказала ему, что это не его дело — знать, где я была, с кем и когда. В конце концов, мы не женаты, и я бы в любом случае не хотела этого, учитывая то, как он ко мне относится. И тогда он дал мне пощечину, — добавила она, и новые слезы потекли по ее щекам.

— Он сделал ЧТО? — Гарри в шоке уставился на нее. Как Уизли шестой смеет бить Гермиону?

— Да. Я его больше не узнаю! Это просто не Рон! Как бы то ни было, затем я пошла в нашу спальню, собрала свои сумки и приехала сюда. — Гермиона всхлипнула и обвила руками шею Гарри. — Ох, Гарри! Что мне делать? Квартира принадлежит нам обоим, и я никогда больше туда не вернусь! Я просто не могу! Зачем я вообще туда переехала?

— Ты никогда больше туда не пойдешь! Это не обсуждается. Ты останешься здесь. Просто выбери комнату наверху и устраивайся поудобнее. Ты можешь оставаться столько, сколько захочешь, а я тем временем попробую разобраться с этим безмозглым идиотом!

— Нет! — Гермиона спрыгнула с колен Гарри и схватила его за плечи. — Пожалуйста, не надо! Неважно, что сделал Рон, пожалуйста, не делай этого. Останься здесь. Я не хочу быть одна, — всхлипнула Гермиона и отчаянно вцепилась в плечи Гарри, не отрывая взгляда от его ярко-зеленых глаз. — Пожалуйста, — прошептала она.

Гарри посмотрел на нее, и весь гнев, который он чувствовал всего секунду назад, исчез без предупреждения. Как он вообще мог отказать в просьбе этой девушки? Как кто-то мог сделать что-то подобное тому, что Рон сделал с этим прекрасным, замечательным созданием?

Он вздохнул, обхватил ее руками и притянул в крепкие объятия, нежно поглаживая ее по спине и просто прижимая к себе, когда она снова начала плакать. Рыдания сотрясали ее маленькое тело, заставляя его сильно дрожать.

— Шшш, все в порядке. Я останусь здесь. Все будет хорошо, Гермиона. Я обещаю.

* * *

Он бежал по темной дороге. Ночь была леденяще холодной, и ветер хлестал его по лицу, казалось, вонзая в кожу крошечные, острые как бритва, иглы. Все деревья вокруг застонали от силы бури и угрожающе затряслись.

Перед ним, в конце мощеной дороги, в воздух поднялся дым, и зеленый череп со змеей, выползающей у него изо рта, осветил все вокруг жутким зеленым светом. Изображение осветило дом внизу.

Тяжело дыша, он толкнул садовую калитку. Входная дверь была сорвана с петель, штукатурка со стен и фронтонов была разбросана по всему полу. Он ворвался в дом в тот самый момент, когда услышал громкий хлопок сверху, в результате чего потолок перед ним рухнул.

Он бросился на землю, чтобы не попасть под обломки потолка. Когда он поднял глаза, то не увидел ничего, кроме пыли и грязи, которые кружились по всему коридору. Кашляя, он пополз к лестнице и наткнулся на что-то мягкое.

Его глаза расширились от шока. Перед ним было мертвое тело Джеймса Поттера, его глаза были расширены от ужаса, а рот искривлен в беззвучном крике. Кровь стекала с его виска к уху и дальше по шее, капая на пол, издавая низкие, едва слышные хлюпающие звуки, когда капли падали на грязную землю.

Осторожно, он на ощупь обошел вокруг и поднял с Джеймса балку, которая вырвалась из потолка во время взрыва. Тяжело дыша, он сел рядом с мертвым волшебником и вытер кровь с его лица.

Он в отчаянии огляделся по сторонам. Помощь скоро придет, это он знал. Кто-нибудь найдет тела его родителей и расскажет легенду о «Мальчике-Который-Выжил» по всему миру. Но он просто не мог оставить их позади. Не так.

Дрожа от страха и изнеможения, он снова посмотрел на своего мертвого отца, чьи безжизненные глаза теперь были устремлены на него.

— Гарри!

Пораженный, он отступил назад и ударился о балку, которая все еще держалась одним концом в потолке, заставив ее угрожающе заскрипеть от его прикосновения. Глаза отца повернулись к нему, а синеватый рот искривился в улыбке. Это выглядело гротескно.

— Гарри! Помоги нам, сынок!

Откуда-то сверху он услышал стон и резко обернулся. На верхней площадке лестницы стояла колышущаяся фигура. Волосы растрепаны и покрыты пылью, рука протянута в его сторону. Он не мог видеть лица.

— Гарри, — она запнулась и наткнулась на стену, которую немедленно использовала, чтобы опереться. — Посмотри на меня! Ты должен увидеть меня, милый!

— Помоги нам, — прохрипело мертвое тело Джеймса в нескольких футах перед ним. Его нога дернулась. — Помоги нам, Гарри!

* * *

— НЕТ! — его глаза дико метались по комнате. Все было темно. Ни пыли, ни тумана, ни крови, ни нежити.

Тяжело дыша, он провел руками по лицу и попытался успокоиться. Это был всего лишь сон. Просто сон.

Дверь в его комнату распахнулась, и в комнату ворвался человек с чрезвычайно растрепанными волосами. Позади нее свет из коридора идеально подчеркивал ее силуэт.

Гарри в ужасе отшатнулся, потерял равновесие и навзничь свалился со своей кровати.

— Гарри! — Гермиона обежала вокруг кровати и опустилась на колени рядом со своим лучшим другом, который смотрел на нее со смесью ужаса, боязни, а затем чрезмерного облегчения и пытался взять свое дыхание под контроль.

— Гарри, что случилось? Все хорошо, — поспешно пробормотала она, когда он яростно дернулся от ее прикосновения.

— Шшш, все в порядке. Это я, Гарри — Гермиона. С тобой все будет хорошо. Здесь ты в безопасности. Шшш, все в порядке, — прошептала она, нежно обнимая своего обезумевшего друга и начиная раскачивать его взад-вперед. Когда его дыхание успокоилось, она ослабила хватку и посмотрела в его налитые кровью, наполненные слезами глаза. — Что случилось?

Гарри глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

— Я схожу с ума, Гермиона, — прошептал он, его глаза лихорадочно метались по комнате. Он вздрогнул, когда его прикроватная лампа начала расплываться. Это вернулось. — Мне кажется, я схожу с ума!

Примечания:

Восемнадцать страниц. Наслаждайтесь

Бечено

---

— Авада Кедавра!

Он представлял себе смерть несколько иначе. Он всегда верил, что если его убьют, это повлечет за собой невыразимую боль. Но когда проклятие Волдеморта ударило его в грудь, он не почувствовал никакой боли. Это было больше похоже на то чувство, которое испытываешь, когда падаешь в обморок от изнеможения теплым летним днем. Место, куда его поразило проклятие, было слегка теплым, когда его тело окутал зеленый свет. В любом случае, так ли это было? Он почувствовал тепло по всему телу, когда темнота поглотила его.

Следующее, что он мог вспомнить, был холод. Все тепло и энергия были высосаны из него, не оставив после себя ничего, кроме пустой оболочки. Он моргнул и попытался не обращать внимания на холод. Ему было холодно, но он не дрожал. У него было ощущение, что его мышцы вот-вот сократятся, чтобы направить немного столь необходимого тепла в его замерзающее тело, но мышцы никак не реагировали. Если бы он подумал об этом повнимательнее, то вообще не почувствовал бы своих мышц, не говоря уже о своем теле.

Озадаченный, он огляделся по сторонам. Он стоял у подножия лестницы, которая вела на второй этаж⁽¹⁾. Входная дверь лежала на земле в нескольких футах перед ним. В коридор ветром нанесло листья.

Джеймс моргнул. Когда он повернулся, то увидел, что что-то лежит у его ног. Он присмотрелся к фигуре повнимательнее, и адреналин выплеснулся в его вены. Он смотрел самому себе в широко открытые мертвые, но тем не менее решительные, глаза, уставившиеся в потолок над ним, но не видящие его.

И тут он вспомнил. Лили! Гарри!

Он поднял глаза и увидел кончик темного плаща, исчезающий за углом. Он услышал, как дверь сорвало с петель, а за тем последовал полный ужаса крик. Лили!

Он помчался вверх по лестнице, по коридору к комнате Гарри, дверь которой валялась в коридоре, усеяв пол кусками крашеного дерева. Нет! О, Мерлин, пожалуйста! Нет!

— Отойди в сторону, Грязнокровка!

— Только не Гарри, пожалуйста, только не Гарри! Я сделаю все, что угодно! Пожалуйста! Сжальтесь!

— Я предупреждал тебя.

НЕТ!

— Авада Кедавра!

ЛИЛИ!

Джеймс завернул за угол и увидел, как тело самой замечательной женщины рухнуло на землю и осталось там, неподвижно лежа рядом с кроваткой. Нет! Лили! О, пожалуйста, этого не может быть!

Слезы грозили затуманить ему зрение. У него защипало в глазах, но когда он отчаянно вытер глаза рукой, они остались совершенно сухими. Он больше не мог плакать. Всхлипнув, он оторвал взгляд от Лили только для того, чтобы столкнуться со следующей катастрофой.

— И это ты должен был стать моей погибелью? Не смеши меня!

Его сын стоял в своей кроватке, уставившись на мать налитыми кровью и широко открытыми глазами. Слезы текли по его маленьким красным щекам, когда он посмотрел на Волдеморта, который изучал его без особого интереса и с большим презрением.

— Ребенок должен прекратить существование самого могущественного волшебника в мире? Я знаю, как избежать этого риска.

Глаза Гарри проследили за палочкой, которая медленно и неотвратимо нацелилась ему в лоб.

НЕТ! Не смей, ты, чудовище! ТОЛЬКО НЕ МОЙ СЫН! Джеймс бросился вперед и встал перед Гарри, который все еще вызывающе смотрел на сильнейшего темного волшебника прошлого века, высоко подняв голову.

Краем глаза он увидел, как серебристая фигура выпрямилась и бросилась к нему.

— Авада Кедавра!

* * *

Рев этого двигателя он узнал бы из тысячи. Как же не узнать, если он провел большую часть своих летних каникул, экспериментируя над ним вместе со своим лучшим другом и братом или чувствуя, как он грохочет и дребезжит под его сиденьем, когда они с Сириусом отправлялись кататься. Но он не знал, испытывать облегчение или ужас, когда услышал хорошо знакомый мотоцикл, с визгом остановившийся во дворе перед домом, после чего раздался испуганный крик.

— НЕТ! Пожалуйста, нет!

Джеймс повернулся к Лили. Они оба опустились на колени на пол перед разрушенной кроваткой своего сына, отчаянно пытаясь его успокоить. Гарри сидел на обломках, которые раньше были его кроватью, и снова и снова звал свою мать, которая, дрожа, сидела перед ним, отчаянно пытаясь заставить своего сына осознать, что она все еще там. Но Гарри смотрел только на неподвижное тело своей мамы, которое лежало рядом со сломанной кроваткой лицом к двери — мертвые, изумрудно-зеленые глаза, широко раскрытые и мокрые от слез.

Голос Гарри становился все более паническим, когда он понял, что его зов остался неуслышанным.

— Папа? Папа! — Гарри начал всхлипывать и попытался выползти из-под деревянных обломков своей кроватки к матери. — Мама!

«О Боже, пожалуйста!» — Лили всхлипнула и протянула руку к своему сыну, но рука прошла прямо сквозь него, не соприкоснувшись с теплой, мягкой детской кожей Гарри.

Джеймс закрыл глаза. Как это было возможно, что его жизнь и жизнь его семьи в один момент превратились в огромную катастрофу? Полчаса назад они сидели в гостиной, смеялись и играли со своим сыном, а теперь?

Он резко обернулся, когда душераздирающий крик эхом донесся с первого этажа до них.

— ДЖЕЙМС! Нет. О, нет! Пожалуйста! ДЖЕЙМС!

«Сириус», — Джеймс выбежал из комнаты Гарри, промчался по коридору и резко остановился перед собственным телом. Сириус сидел на полу, дрожа, держа его мертвое тело на руках, и умолял друга ответить ему, пошевелиться.

— Джеймс! Пожалуйста, не поступай так со мной! Пожалуйста!

Когда Джеймс опустился на колени рядом с ним и положил руку ему на плечо, сверху послышался громкий плач Гарри. Были отчетливо слышны отчаянные попытки Лили успокоить их сына. Голова Сириуса дернулась в сторону лестницы, которая вела в детскую Гарри. Шмыгая носом, он опустил Джеймса обратно на пол и осторожно закрыл ему глаза.

Дрожа, он встал и, пошатываясь, поднялся по лестнице, сопровождаемый призраком Джеймса. Гарри сумел наполовину выбраться из руин и взял свою мать за руку. Холод ее кожи напугал его.

Сириус завернул за угол, и его ноги подкосились, когда он увидел эту сцену.

— Лили, — он сумел сесть и начал ползти к матери и сыну.

Гарри поднял к крестному свое маленькое личико, залитое слезами, и снова заплакал.

— Дяга! Мамочка, нет! Где папа?

Сириус вытер слезы со своих глаз, за которыми немедленно последовали новые. Сейчас он должен был быть сильным. Он должен был быть сильным ради Гарри! У него все еще было достаточно времени, чтобы разобраться с Хвостом, и он не пожалеет времени. Но не сейчас. Он был нужен своему крестнику — сыну его лучшего друга.

— Гарри, — дрожащей рукой он нежно провел по мягкой, влажной щеке своего крестника и поднял его, оттаскивая подальше от матери. Гарри отчаянно потянулся к телу Лили и закричал от ужаса.

— Давай, Сохатик. Мама и папа сейчас в лучшем месте. Дядя Бродяга позаботится о тебе, солнышко, — он шмыгнул носом и крепко обнял Гарри.

* * *

— Этого не может быть на самом деле — прошептала Лили, наблюдая, как Хагрид спорит с Сириусом. Сириус вцепился в Гарри, который положил голову на плечо своего крестного и поочередно переводил взгляд то на своего дядю, то на полувеликана, тихо плача.

— Прости, Сириус. Приказ Дамблдора. Нужно забрать его. — Хагрид указал на их сына и сделал огромный шаг к ним.

Сириус отступил и крепче обнял Гарри.

— Я его крестный отец, Хагрид. Джеймс и Лили хотели, чтобы я позаботился о Гарри, если… я… если… — Бродяга шмыгнул носом и сделал глубокий вдох, чтобы вернуть себе самообладание. — Я не могу позволить тебе забрать его у меня, Хагрид. Мне очень жаль, но я просто не могу. Я не могу потерять и его тоже.

Хагрид печально наблюдал за отчаявшимся волшебником. Он тоже недавно плакал, судя по мокрым следам на его щеках. Он застенчиво посмотрел на Гарри, который снова уютно устроился в объятиях своего дяди.

— Приказ Дамблдора, Сириус. Должен выполнять. Сказал, что маленький Гарри нуждается в защите.

— Защита от чего? Волдеморт мертв, и он забрал с собой моих лучших друзей!

Хагрид сильно вздрогнул.

Сириус ухмыльнулся. — Вол-де-морт, — сказал он, особенно тщательно выговаривая каждый слог, и увидел, как полувеликан снова вздрогнул, — мертв. Гарри победил его. Почему ему не должно быть позволено остаться со мной? Я могу защитить его! Я буду защищать его!

Джеймс наблюдал за разгоравшимся спором. Почему Дамблдор не хотел, чтобы Гарри рос вместе с Сириусом?

— О, нет!

Джеймс повернулся к Лили, которая зажала рот рукой и в ужасе посмотрела на него.

— Что такое?

— Дамблдор не знает, что Сириус не был нашим хранителем тайны! Он думает, что Сириус — это тот, кто предал нас и рассказал Волдеморту, где мы прячемся!

Джеймс сглотнул. — Но… Но Дамблдор знает Сириуса. Он знает его много лет! Он бы не стал…

— …мне жаль, Сириус. У меня есть приказ доставить его к его единственным родственникам. У Дамблдора есть свои причины.

— К этим магглам?

Джеймс в ужасе уставился в широко открытые глаза Лили. — Нет! Петуния ненавидит магию! Она ненавидит меня! Дамблдор не может всерьез верить, что с Гарри будут хорошо обращаться, пока он на ее попечении!

— Да. Дамблдор ждет, так что…

Сириус перевел взгляд с Хагрида на своего маленького крестника и грустно улыбнулся ему.

— Гарри? — Гарри посмотрел на него, его большие изумрудно-зеленые глаза расширились.

— Мне очень жаль, малыш. Дамблдор заберет тебя в безопасное место, хорошо? Но не забывай, что я люблю тебя! — он крепко обнял его и зарылся лицом во взъерошенные черные волосы Гарри, которые так напоминали волосы его отца.

— Мама и папа любят тебя! Никогда не забывай об этом!

* * *

На улице было темно. Уличные фонари мерцали, а небо над ними было черным, ни единой звезды не было видно в эту осеннюю ночь. Сириус решительными шагами прошествовал по булыжнику, завернул за угол и направился к относительно большой площади. На дороге было несколько человек, которые, смеясь, переходили из паба в паб, кричали, явно пьяные.

Джеймсу и Лили пришлось бежать, чтобы не отстать от Сириуса.

— Что он задумал? — Если бы она все еще дышала, Лили бы запыхалась. — Ты думаешь, он будет?..

— Я надеюсь, что нет.

Джеймс слишком хорошо помнил, что могло случиться, когда Сириус был зол — так зол, что мог отбросить всякие сомнения. Последний раз кто-то чуть не расстался с жизнью, даже если этим кем-то был Северус Снейп. Но Джеймс был уверен, хотя и пытался убедить Лили в обратном, что Сириус замышлял убийство. Убийство единственного человека, который, о чем знал только Сириус, был ответственным за его смерть и смерть Лили. Питер.

— ПИТЕР! — Сириус остановился как вкопанный, холодный взгляд его серых, как небо в грозу, глаз устремился на противоположный конец площади. Там стоял довольно пухлый, маленький и дрожащий человечек, хнычущий от страха.

— СИРИУС! Почему? Почему ты предал Лили и Джеймса?

ЧТО? Джеймс уставился на Питера, совершенно ошеломленный. Сначала он предал их Волдеморту, а теперь пытается навязать двойное убийство одному из оставшихся в живых лучших друзей?

Ни о чем не подозревающие магглы, которые были на площади или рядом с ней, остановились и обернулись, чтобы посмотреть, что происходит. Группа подростков, направлявшихся в ближайший паб, повернулась друг к другу. Девочки начали перешептываться, мальчики встали перед ними, защищая и заслоняя их.

Кипя от арости, Сириус вытащил палочку и направил ее на бывшего друга.

— Ты заплатишь, крыса, — прошептал он, не обращая внимания на возбужденный шепот зрителей, которые собрались вокруг него и Питера.

Когда он набрал в грудь воздуха, чтобы произнести проклятие, вся площадь рядом с тем местом, где только что стоял Питер, взорвалась, части дороги и зданий разлетелись по воздуху. Сириус застыл, его палочка была направлена на кратер в земле, который занимал большую часть центра деревни.

Затем начался настоящий ад. Люди кричали, визжали, плакали, дико бегали вокруг, и посреди всего этого стоял Сириус и истерически смеялся.

Сотрудники министерства, авроры и обливиаторы аппарировали на разрушенную площадь, окружили смеющегося Сириуса и направили на него свои волшебные палочки.

— Сириус Блэк, вы обвиняетесь в убийстве Питера Петтигрю, Лили и Джеймса Поттеров, а также в попытке убийства Гарри Поттера и настоящим приговариваетесь к пожизненному заключению в Азкабан

Никто, кроме Лили, Джеймса и Сириуса, не видел, как крыса исчезла в канализации разрушенной площади.

* * *

Прошло некоторое время, прежде чем эти двое смогли пошевелиться. Этого не могло случиться! Сначала их жизни, затем жизнь их сына, а теперь и жизнь Сириуса были полностью разрушены всего за одну роковую ночь.

— О, Боже! Они не могут отправить его в Азкабан без суда! Он ничего не сделал! Он невиновен! Они не могут просто…

— Я знаю, Лили, — Джеймс шагнул вперед и обнял ее, нежно притягивая в свои объятия. Лили обвила руками его шею и начала бурно рыдать.

— Это просто несправедливо!

— Шшш, я знаю. Все будет хорошо, любимая. Вот увидишь!

Он сам изумился тому, как искренне звучал его голос. Ни дрожи, ни шепота. Хотя единственное, что Джеймсу хотелось сделать прямо сейчас, это кричать, бушевать и ругаться, он взял себя в руки. Сейчас было бы бесполезно выходить из себя. Они должны были позаботиться о Сириусе! И Гарри!

Он все еще не мог поверить, что Дамблдор привел его сына к Дурслям. Той самой семье, которая презирала магию, а также его жену и сына больше всего на свете. И с этими людьми должен будет расти его сын? Как мог Дамблдор думать, что с Гарри будут обращаться хоть в малейшей степени хорошо? Он был волшебником, и Дурсли будут ждать, пока он проявит какие-либо признаки стихийной магии, только чтобы иметь еще одну причину ненавидеть его еще больше. Разве недостаточно уже того, что Гарри только что потерял обоих родителей, а также своего крестного? Нет, Дамблдору пришлось взвалить еще большее бремя на его крошечные плечи и обречь его на ужасное детство!

Вскоре после того, как они наложили Чары Фиделиуса, они взяли с Альбуса обещание, что он никогда — ни при каких обстоятельствах — не отправит Гарри к сестре Лили. Сириус, Ремус, миссис Фигг — любой был бы лучше, чем эта ужасная семья магглов!

— Нам нужно присматривать за Гарри, — Лили подняла голову и уставилась на своего мужа, ее глаза были ярче, чем обычно.

— Хагрид, должно быть, уже отвел его к Дамблдору, — Джеймс сердито стиснул зубы, и ему пришлось дважды глубоко вздохнуть, чтобы удержаться от того, чтобы немедленно не аппарировать в Литтл Уингинг — или что там еще сделают призраки — и не задушить Дамблдора собственными руками. Гарри, их Гарри, в одном доме с семейством лошадиной морды, моржа и свиньи!

Дрожа, Лили взяла его за руку и кивнула ему. Сириус мог подождать. Она была уверена, что он сможет продержаться следующие часы без их присутствия. Она должна была увидеть, как дела у ее любимого малыша и хорошо ли с ним обращаются — по крайней мере, настолько хорошо, насколько они могли ожидать от такой женщины, как Петуния.

Она закрыла глаза и представила, как выглядит улица, на которую Петуния и ее муж-морж переехали после свадьбы. Тисовая улица с ее одинаковыми рядами домов и неестественно чистыми палисадниками.

«Нацеленность, настойчивость, неспешность.»⁽²⁾ Лили сделала глубокий вдох и развернулась на месте. Хорошо знакомое ощущение, что тебя протискивают через трубку, заставило ее почувствовать, что она задыхается — хотя она больше не могла дышать… От старых привычек просто трудно избавиться. Но вместо того, чтобы приземлиться перед домом своей сестры, ее затянуло обратно в трубу.

Темнота пробирала до костей, и ее хватка на руке Джеймса только усилилась, чтобы не потерять его в этом хаосе. Рывком она оказалась обратно на разрушенной площади Годриковой Лощины. Озадаченная, она повернулась к Джеймсу, который выглядел немного растрепанным и запыхавшимся.

— Что это было?

Джеймс покачал головой и огляделся. — Понятия не имею.

Вокруг них чиновники Министерства были заняты наложением чар памяти на магглов, которые пережили взрыв, после допроса их и просьбы объяснить, чему именно они были свидетелями.

— Похоже, мы не сможем выбраться из Годриковой Лощины, — Джеймс повернулся к Лили, которая смотрела на него своими ярко-зелеными глазами. Этого не могло быть! Этого не должно быть! Как они могут быть с Гарри, если не имеют возможности уйти из своей деревни?

— Но мы должны выбраться отсюда! Мы нужны Гарри!

— Я знаю!

Лили начала отчаянно бегать взад и вперед. Должен был быть какой-то способ! Они были нужны их сыну — они оба.

Она глубоко вздохнула и попыталась успокоиться. Джеймс наблюдал, как Лили отчаянно пыталась найти решение их проблемы.

— Ладно, это не может быть нашей магией. Если бы у нас ее больше не было, мы вообще не смогли бы начать аппарацию. Так что должна была быть другая причина. Подожди минутку… — она резко остановилась и уставилась на вход на кладбище, которое находилось на другой стороне площади, накрытой потусторонними тенями. — Я читала кое-что о призраках пару лет назад, — пробормотала она, медленно переводя взгляд на сбитого с толку Джеймса, который смотрел на нее широко раскрытыми глазами, слегка приоткрыв рот.

— Ты же не имеешь в виду…

— Это именно то, что я имею в виду — глаза Лили вспыхнули, когда она остановилась перед Джеймсом, взяла его руки в свои и посмотрела в его карие глаза.

— В то время я дала тебе книгу, чтобы ты с друзьями мог использовать ее для своих исследований по Защите! В ней, среди прочего, описывалось, как призракам Хогвартса удалось покинуть место своей смерти! Ты помнишь наш разговор с Почти Безголовым Ником? Он умер в Уэльсе, и все же он является факультетским призраком Гриффиндора. Он сказал, что высосал энергию из своего убийцы, точно так же, как Серая Леди забрала магическую энергию Кровавого барона после ее убийства! Нам нужна магическая энергия, чтобы выбраться отсюда!

— Это может быть правдой, но откуда ты планируешь взять эту энергию? Лили, мы единственная волшебная семья в этом месте. За исключением Берти, конечно, но мне бы не хотелось ее убивать. — Джеймс нахмурился. — Если только…

— Если только что?

— Если только нам не нужно живое существо, чтобы пожертвовать своей магией. Ты только что сказала, что наша магия все еще с нами, верно? Иначе мы не смогли бы аппарировать. Что если я…

— Нет!

— Лили, просто подумай об этом.

— Нет! Либо мы оба уходим, либо ни один из нас!

— Лили! Мы нужны Гарри! Хагрид только что приговорил его к детству на попечении Петунии! Ты думаешь, мы должны сидеть сложа руки и дуться, потому что не можем быть рядом с ним? Нет! Ему нужна его мать, и у нас есть способ сделать так, чтобы это случилось. Так почему бы и нет? Будет лучше, если один из родителей будет с ним там, чем он останется предоставлен сам себе.

— Но… — у Лили защипало в глазах. — Джеймс…

— Это наш единственный шанс быть с ним, — прошептал он и обнял ее. Он с любовью провел рукой по ее огненно-рыжим волосам и прошептал успокаивающие обещания ей на ухо. — Все будет хорошо, Цветочек. Вот увидишь.

* * *

— Прекрати ныть и помолчи!

С грохотом закрылась маленькая деревянная дверца чулана под лестницей, и Гарри услышал слишком хорошо знакомое звяканье цепочки.

Дрожа, он устроился на старом продавленном матрасе, кончики металлических спиральных пружин выглядывали из-под старой обивки. Шмыгая носом, он лег, подтянул колени к груди и уставился на стену, где паук только что закончил свою сложную паутину и подполз к краю, чрезвычайно довольный и готовый терпеливо ждать добычу.

Гарри давным-давно перестал бояться пауков. На самом деле они ему не нравились, но если ты лежишь на дырявом матрасе в чулане для метел, тело дрожит от усталости, конечности ноют, а единственный луч света освещает паука, даже это маленькое существо было немного интереснее.

— О, мой дорогой малыш! Петуния! Я клянусь! Когда ты когда-нибудь умрешь, тебе придется иметь дело со мной!

— Успокойся, Лили.

Лили фыркнула и села на пол рядом со своим сыном.

Около года назад они обнаружили, что Джеймс, хотя и застрял в Годриковой Лощине, мог разговаривать с ней, пусть и короткое время. Она подозревала, что это как-то связано с тем фактом, что он временно одолжил ей свою магию, чтобы она могла быть с их сыном, и таким образом он был каким-то образом связан с ней. Она не стала бы ручаться за эту теорию, но когда в течение многих лет тебе не с кем поговорить, кроме твоего мужа, которого ты все это время даже не видела, то начинаешь фантазировать.

Лили время от времени пыталась вернуться в Годрикову Лощину, просто чтобы снова увидеть Джеймса. Однако он не хотел этого слышать.

— Ты нужна Гарри, — был единственный ответ, который она получила, когда затронула эту тему.

Но она знала, почему он не хотел, чтобы она оставляла их трехлетнего сына. Сцена, которая только что произошла у нее на глазах, была достаточным подтверждением того, что они приняли правильное решение и поступили правильно. Как можно было запереть больного ребенка в чулане? Без всякой заботы, без всякого интереса к тому, как у него дела, без всякого сочувствия? Что ж, если бы ее дорогая сестра хоть немного любила своего племянника, Лили вообще не пришлось бы беспокоиться по поводу этого чулана.

Всхлип вырвал ее из раздумий. Гарри свернулся калачиком и отчаянно пытался сдержать свои рыдания. У Лили разбилось сердце, когда она увидела, что ее сын в таком отчаянии.

Громкие шаги возвестили о прибытии кашалота, который встал перед маленькой дверцей чулана и изо всех сил забарабанил в нее. Гарри сильно вздрогнул, и у него вырвался всхлип. В ужасе он зажал рот дрожащей рукой и уставился прямо через мать на деревянную дверь налитыми кровью и мокрыми глазами, как раз в тот момент, когда его дядя начал громко реветь.

— МОЛЧАТЬ! Иначе не получишь еды в течение следующих двух недель! Ты слышишь меня, мальчишка?

Лили положила руку Гарри на спину. Его тело дергалось и дрожало от сдерживаемых рыданий.

— Мое солнышко.

Гарри повернулся на бок, натянул тонкую, грязную простыню на свое маленькое тело и крепко зажмурился. Как раз перед тем, как он заснул, Лили услышала, как он пробормотал: — Мамочка! Папочка! Пожалуйста.

* * *

Раскатистый смех достиг его ушей, когда он съежился на ветке, выглянул из-за нее и попытался оценить, сможет ли Злыдень подпрыгнуть на два метра, отделяющие его от охваченного паникой Гарри Поттера. Он сомневался в этом. Эта собака была слишком толстой, чтобы прыгать более чем на несколько дюймов в высоту. Его штанина была слегка порвана. Пока он старался как можно быстрее взобраться на дерево, Злыдень поймал его за ногу и попытался стащить вниз, чтобы покалечить.

Ветка, на которой он сидел, была относительно тонкой. Впервые за свою шестилетнюю жизнь он поблагодарил всех, кто мог бы его услышать, за то, что ему давали только остатки еды — если давали вообще.

Лили парила под своим сыном и наблюдала, как тявкающая собака доводит себя до исступления. Сможет ли она ударить эту тварь так, чтобы та почувствовала?

Сестра Вернона, Мардж, стояла в нескольких футах от нее, толстая, как всегда, с все еще небритыми усами. «Интересно, а Мардж действительно женщина?» — пробурчала сама себе Лили. Толстуха только выглядела похоже, и то при большой доле воображения. С другой стороны, у нее были те же гены, что и у самого синего кита⁽³⁾, так что Лили не следовало ожидать слишком многого.

Дадли некоторое время назад потерял интерес к происходящему и теперь сидел перед телевизором с упаковкой пончиков на коленях. Если он сохранит привычки в еде последних лет, то не доживет до сорока. Как могла Петуния этого не видеть?

Ах, да, вспомни о дьяволе. Ее очаровательная сестра стояла примерно в двух метрах позади своей золовки и мужа и наблюдала за ситуацией, как посторонний зритель. Гарри, который явно нуждался в помощи, она проигнорировала, а вместо этого смотрела волком на Злыдня, словно тот был ответственен за ее испорченную жизнь. Ей никогда не нравились собаки.

— Я не могу в это поверить! Эти обезьяны просто стоят там и смеются над моим сыном? О, как много бы я отдал, чтобы снова быть живым и дать им всем хорошего пинка под их жирные задницы, а затем проклясть их по первое число!

Лили не могла не согласиться.

* * *

…и поэтому мы были вынуждены сообщить вам, что сегодня ваш племянник был найден во время обеденного перерыва на крыше главного здания. Он отрицал, что когда-либо забирался на крышу. Поэтому мы просим вас поговорить с ним об этом инциденте и надеемся, что это больше не повторится.

С уважением, директриса.

Гарри сглотнул и сделал шаг назад, когда его дядя медленно поднял взгляд от письма и уставился на него, его маленькие свиные глазки опасно сверкнули. — Мальчишка!

— Клянусь, я ничего не делал! — Гарри отступил еще на шаг, когда его дядя встал и начал нависать над ним. — Стивен и его друзья погнались за мной, и внезапно я оказался на крыше! Я даже не знаю, как я там оказался! Это было не нарочно!

— Стихийная магия.

Лили кивнула. Если бы она и Джеймс были все еще живы, они бы уже объяснили Гарри, почему все эти странные вещи происходили вокруг него. Точно так же, как инцидент со стрижкой, когда сестра изуродовала волосы ее сына, а на следующее утро все они снова отросли. Гарри дали три недели ареста в чулане и неделю без еды, хотя он вообще не мог нести за это ответственности!

Лили уже начала закипать от ярости при одной мысли об этом! Гарри должен был быть так напуган, не имея ни малейшего представления о том, что с ним не так.

— Больше. Ни. Слова.

Вернон прошипел это с такой ненавистью в голосе, что Гарри инстинктивно вздрогнул и повернулся к лестнице. Он знал, что должно было вот-вот произойти.

— Ты чертова маленькая дрянь, прямо как твои чертовы родители! Кучка уродов! Мало того, так еще этот сброд не смог воспитать тебя, потому что они умудрились так напиться, что теперь мы застряли с тобой. Ха, не смеши меня! Пока ты живешь под моей крышей, ты прекратишь эти чудачества, ты понял это, мальчишка?

Гарри отчаянно пытался бороться со слезами, которые каждый раз, когда его дядя говорил что-то о его родителях, застилали ему глаза.

— А теперь марш в чулан! СЕЙЧАС ЖЕ!

Гарри развернулся и пробежал через кухню в коридор, распахнул маленькую деревянную дверь и ворвался внутрь. Его дядя, тяжело дыша, последовал за ним и подоспел как раз вовремя, чтобы со всей силы захлопнуть дверь.

— И именно там ты останешься на следующую неделю! И сегодня для тебя не будет еды!

Гарри поднялся с пыльного пола и сел на слишком маленький матрас. Он быстро вытер мокрые полоски со своих щек и крепко зажмурился, чтобы не дать потечь новым слезам.

— Нет. Я в это не верю, — прошептал он, тихо шмыгая носом.

Лили опустилась на колени рядом с сыном и боролась с собственными слезами. Ощущение необходимости плакать не исчезло со смертью.

И она, и Джеймс знали, что Дурсли рассказали Гарри о них. Они сказали ему, что отец был пьяницей, безработным и жестоким. Что его матери было наплевать на него, и она ничего не сделала, чтобы помешать его пьяному отцу вести машину с ними на верную смерть.

Лили обхватила голову руками и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Ни один человек из волшебного мира не приходил за последние семь лет, пока Гарри застрял здесь, чтобы посмотреть, как дела у ее ребенка! Гарри ничего не знал о своей личности, о своей магии и о своих родителях. Это разбивало ей сердце, и даже если Джеймс не мог поговорить с ней, потому что их связь была бы под угрозой разрушения из-за длительного контакта, она все равно могла чувствовать его гнев и горькое отчаяние глубоко в себе. Она ощущала то же самое.

Когда она снова подняла глаза, то увидела во взгляде ярко-зеленых глаз Гарри дерзкий вызов. Он устал все время слышать, что родители его не любили! Он в это не верил!

— Мама и папа никогда бы так не поступили! Я просто знаю это!

Всхлипывая, Лили обхватила сына руками, держась на небольшом расстоянии от его кожи, чтобы не пройти прямо сквозь него.

«О, Гарри!»

* * *

Гарри уставился на пакет в своей руке, изо всех сил стараясь не поддаться порыву выбросить его в ближайший мусорный бак. Итак, его самым первым рождественским подарком был маленький дырявый пакетик с крошками, которые медленно просачивались сквозь крупную сетку ткани и тонкой струйкой сыпались на землю.

Гарри моргнул. Почему? Почему бы просто не запереть его в шкафу, как они делали каждое Рождество, и не продолжить не замечать его? Он бы лучше справился с этим, чем с этой насмешкой, которую его тетя назвала «подарком». Он рано понял, что они ненавидели его, но это было уже слишком.

Лили была в ярости, и даже встревоженные оклики Джеймса не могли остановить ее от отчаянных попыток схватить вазы, цветы и стулья и швырнуть их в сторону сестры. Каждый раз, когда она проходила прямо сквозь предметы, она рычала еще громче и пробовала следующий предмет. Удары ногами тоже не сработали.

* * *

Лили висела в воздухе рядом со своим одиннадцатилетним сыном и отчаянно пыталась втолковать ему, что он должен пройти сквозь стену между платформой девять и десять, чтобы попасть на Хогвартс-экспресс. Но как бы она ни старалась, Гарри снова и снова оглядывал толпу, выглядя совершенно потерянным. Он даже спросил одного из охранников, может ли тот показать ему дорогу к платформе девять и три четверти, однако затем быстро ретировался обратно через толпу, поскольку мужчина начал его ругать. Ведь должен быть способ связаться с Гарри! Но как?

Гарри подтолкнул к краю тележку с чемоданом и клеткой с совой сверху и воспользовался небольшим перерывом, чтобы осмотреться.

— Почему Хагрид не сказал ему, как попасть на платформу?

Лили вздохнула. — Мне тоже это интересно, Джеймс. У меня нет ни малейшего представления. Теперь Гарри оставили бродить в полном одиночестве и каким-то образом догадываться, как добраться до школьного поезда, который доставит его в Британскую школу магии, — саркастически сказала она. — Как будто это сработает, если он может расспрашивать только магглов.

Лили прикусила губу. Как сильно ей хотелось просто взять его за руку и сказать ему успокаивающим голосом, что все, что ему нужно сделать, это пройти сквозь стену перед ним, а они с папой скоро последуют за ним, чтобы поцеловать его на прощание.

* * *

— Что ты творишь?

Гарри уставился на Джастина Финч-Флетчли так, словно у того вырос третий глаз. О чем это он говорил? Гарри только что не дал змее напасть на него! Что не так с этим пуффендуйцем?

Когда Гарри выпрямился и огляделся, чтобы спросить Гермиону и Рона, знают ли они, какая муха его укусила⁽⁴⁾, он увидел, что глаза всех одноклассников и учителей сосредоточились на нем — все они были расширены от страха. Что вообще происходило?

Он развернулся и побежал вдоль дуэльной платформы, через Большой Зал и через двойные двери. Двое его лучших друзей бежали за ним по пятам.

— Гарри — Змееуст?

— Похоже на то, — озадаченная Лили моргнула, наблюдая, как ее сын исчезает за углом. Рон и Гермиона поспешили за ним, вероятно, желая узнать, почему Гарри никогда не рассказывал им о своем таланте.

— У вас в роду когда-нибудь случалось подобное? Он не мог унаследовать это от меня, так как все мои предки — магглы.

За этим последовало молчание, пока Джеймс в задумчивости просматривал свое генеалогическое древо.

— Нет, насколько мне известно, нет. В моей семье полно гриффиндорцев и равенкловцев, без исключения. Никогда не было слизеринцев, не говоря уже о самом Слизерине.

«Странно».

* * *

— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

Лили прикусила губу, когда два заклинания встретились друг с другом. Их сын снова боролся за свою жизнь. Как он мог находиться в самом безопасном месте, которое только мог предложить мир, и все же подвергаться нападению каждый год?

Руки Гарри начали дрожать от огромного усилия. Задыхаясь, он крепче сжал свою палочку, чтобы подтолкнуть светящийся шар, созданный двумя столкнувшимися друг с другом заклинаниями, к Волдеморту. По какой-то причине он знал, что не должен подпускать этот шар даже близко к кончику своей палочки. Капли пота стекали по его вискам, пока он отчаянно пытался отправить шар обратно в палочку убийцы своих родителей. Он мог это сделать! Он должен был это сделать, если хотел выбраться оттуда живым!

— Что происходит?

Лили подпрыгнула, услышав голос Джеймса у себя над ухом. Она совсем забыла о нем.

— Гарри дерется с Волдемортом, — прошептала она, широко раскрытыми глазами наблюдая, как светящийся шар продвигается все дальше и дальше в направлении Волдеморта.

Она чувствовала волнение и страх Джеймса за жизнь их сына благодаря их связи. Она не винила его. Она чувствовала то же самое. Конечно, они знали, что Гарри рано или поздно составит им компанию, но этот момент не должен был наступить сейчас! Ему было слишком рано умирать! Он должен был прожить долгую, счастливую жизнь! Жизнь, в которой он был счастлив в браке, возможно, даже имел детей и не о чем жалел. Предполагалось, что он должен был преодолеть все тяготы своей молодой жизни. Но она годами не видела его полностью счастливым, и это разбивало ей сердце.

Если и был кто-то, кто заслуживал быть счастливым, то это был ее Гарри. Она бы все отдала, чтобы видеть его счастливым. Она позаботилась бы о том, чтобы он был счастлив!

Оглушительный грохот разметал тишину на кладбище, когда шар столкнулся с палочкой Волдеморта и, казалось, взорвался. Тонкие золотые нити вылезали из него и окружали убийцу и ее сына, запирая их в волшебной клетке. Вместе с рывком она почувствовала, как связь между Джеймсом и ней разрушается, но не успела вскрикнуть от шока, как в следующий момент ее потянуло к Волдеморту, и она исчезла в темноте его палочки.

Гарри не отводил глаз от кончика палочки своего противника и наблюдал, как одно тело за другим, казалось, выплывали из нее. Пожилой мужчина, женщина с волосами средней длины и в очках, Седрик — он сглотнул — и, в конечном счете, два человека, которых он не видел тринадцать лет — его родители. Он ахнул, когда они скользнули вперед и остановились прямо рядом с ним.

— Мама? — Его голос дрожал. — Папа?

Они с любовью улыбнулись ему.

— Гарри, послушай меня, — голос Джеймса эхом отразился от золотых стен колоколообразного шара. — Мы можем задержать его, но только на мгновение. Тогда тебе нужно будет бежать, ты слышишь меня? Беги! Ищи убежище! Будь в безопасности!

Гарри отчаянно закивал, глядя на него полными слез глазами. Джеймс печально улыбнулся ему и слегка кивнул.

— Мы гордимся тобой, сынок, — прошептал он, проводя прозрачной рукой по взъерошенным волосам Гарри.

Шмыгая носом, Гарри попытался улыбнуться.

— Гарри? — Его голова закружилась. Седрик завис в нескольких футах перед ним, с печальной улыбкой на губах наблюдая за разворачивающейся перед ним сценой. — Возьми меня с собой, хорошо? Верни мое тело моему отцу.

Гарри кивнул. Да, он это сделает!

— Милый, — Лили поцеловала его в щеку, глядя на него налитыми кровью глазами. — Ты готов. Отпусти, солнышко. Отпусти!

* * *

Испуганная и беспомощная, Лили была вынуждена смотреть, как Сириус, один из ее лучших друзей и брат, теряет равновесие, с последним издевательским смешком, все еще звучащим на его губах, падает навзничь и исчезает за завесой. Этого не могло случиться! Только не Сириус! Нет, пожалуйста! Только не Сириус!

— СИРИУС! — душераздирающего крика Джеймса было достаточно, чтобы толкнуть ее на колени. Она могла только беспомощно стоять в стороне и смотреть, как Гарри вырвался из объятий Ремуса и бросился за Беллатрикс Лестрейндж, думая об убийстве.

* * *

— Он собирается в лес, не так ли?

— Да, — прошептала Лили, наблюдая, как ее сын достал из кармана снитч, оставленный ему Дамблдором, что-то пробормотал и уставился на маленький черный камешек, который находился внутри.

Лили нахмурилась. Неужели это?..

— Лили? Что происходит?

— Кажется, Гарри только что нашел воскрешающий камень, — сдержанно ответила она и продолжала смотреть, как Гарри вынул его из маленького золотого шарика и внимательно осмотрел. — Он был внутри снитча.

Она почувствовала, как Джеймс сглотнул. Он знал, почему Дамблдор оставил камень ее сыну, точно так же, как знала это она. Предполагалось, что он должен был встретить смерть с распростертыми объятиями, не оглядываясь назад.

— Он поворачивает его, — прошептала она, пристально глядя на Гарри. Один, два, три раза он повернул Воскрешающий Камень в своей покрытой коркой крови и грязной руке, закрыл глаза и глубоко вздохнул.

Лили подпрыгнула, почувствовав тепло в руках и ногах, от которого все ее тело затрепетало. Что-то было не так. Это было?.. Глаза Лили расширились, когда она увидела мягкую улыбку Гарри, и, судя по решительному выражению его лица, она знала, что это за чувство. Она улыбнулась. Наконец-то она сможет поговорить со своим любимым сыном! После всех этих лет, в течение которых она пыталась заставить его понять, что он не одинок.

Она осторожно сделала шаг вперед и вздрогнула, когда ветка подломилась у нее под ногами. Ее улыбка стала шире. Листья шуршали у нее под ногами, когда она шла по ним. Она могла двигать их! Она смогла бы прикоснуться к Гарри, и он смог бы увидеть ее!

Она осторожно остановилась прямо перед своим сыном. Его глаза все еще были крепко закрыты, на его лице была видна решимость. Задавался ли он вопросом, действительно ли это сработает? Ей ничего так не хотелось, как обнять его, осыпать поцелуями и никогда не отпускать. Она хотела сказать ему, как сильно она его любит и как сильно гордится им. Но пока он держал глаза закрытыми, она молчала. Она не хотела пугать его. Ее замечательный, идеальный сын! Как сильно он был похож на Джеймса. Нос, волосы, уши. Она улыбнулась при мысли, что скулы и глаза Гарри определенно унаследовал от нее. И его челюсть была немного круглее и мягче, чем у Джеймса. Тем не менее, и этой частью лица Гарри походил на своего отца.

Он медленно открыл глаза, и у Лили, как всегда, перехватило дыхание, когда она посмотрела в изумрудно-зеленые его глаза — ее глаза. Она с любовью улыбнулась ему, вне себя от радости, что его глаза сосредоточились на ней, и чрезмерно гордясь тем, каким человеком он стал.

Она почувствовала его прежде, чем услышала. Легкие шаги Джеймса было трудно расслышать, но когда он встал рядом с ней, она не поняла, что ее поразило. Она не видела его шестнадцать лет, только слышала его голос, и то, что он стоял сейчас рядом с ней, лишило ее способности говорить. Прямо сейчас она не могла быть счастливее — Джеймс рядом с ней, а ее сын перед ней.

Он стал таким замечательным человеком — добрым, дружелюбным, вежливым, мужественным, любящим… и могущественным. И она знала, что если кто-то и сможет помочь им улучшить их с Джеймсом связь и освободить Джеймса из Годриковой Лощины, то это был Гарри — ее сын.

— Мы с мамой так гордимся тобой, — слова, которые прошептал Джеймс, вернули ее к настоящему. Гордость и неугасимая любовь к их сыну озарили его глаза, его лицо, все его существо. — Просто невероятно гордимся.

— Я не хотел, чтобы вы умирали за меня. Никто из вас. Я не хотел этого, — голос Гарри затих, когда слезы потекли по его поцарапанным щекам и оставили мокрые следы.

С грустной улыбкой она посмотрела на него.

— Мы знаем это, — прошептала она, не уверенная, что может доверять своему голосу. Она нежно поцеловала Гарри в лоб. Она не знала, как часто она делала это все эти годы раньше, когда Гарри не чувствовал ее прикосновений. Но он почувствовал это сейчас — его глаза на мгновение закрылись, и Лили пришлось бороться с собственными слезами.

— Мы не виним тебя за то, что с нами случилось.

Он должен был понять, что во всем этом не было его вины, что не его вина, что они не могли быть с ним.

Рядом с ней Джеймс, казалось, думал так же. Он улыбнулся и слегка кивнул. Позади них они могли чувствовать движение воздуха, когда Ремус и Сириус медленно приблизились к маленькой семье.

— Сириус, — его мягкий голос был едва громче шепота. — Ремус.

Джеймсу не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что его лучшие друзья радостно улыбаются, глядя на его сына. После того, как Сириус провалился сквозь завесу, хотя они больше его не видели, ему все еще удавалось время от времени вступать с ними в контакт. Благодаря ему они узнали раньше Гарри, что Ремус теперь с Сириусом.

— Привет, Гарри.

Гарри шмыгнул носом и вытер слезы с глаз, потому что моргание само по себе больше не помогало. Улыбка, которая пыталась тронуть его губы, выглядела болезненной и печальной. Он не был счастлив. Джеймс и Лили поклялись после рождения Гарри, что сделают все, что в их силах, чтобы увидеть Гарри счастливым, убедиться, что он будет счастлив. Они не хотели, чтобы война отняла у него детство и беззаботность. Он этого не заслужил.

— Джеймс? — Он повернулся к Лили и увидел, что она смотрит на него с решительным выражением лица. — Мы должны попробовать!

Он кивнул и снова переключил свое внимание на сына. Они должны были сказать ему, что они с ним и нуждаются в его помощи! Они каким-то образом должны были дать ему понять, что только он может освободить их и снять все запреты.

Позади них в водовороте красок исчезли его лучшие друзья. Он понимал, что они ничем не помогают Гарри, посещая его сны, чтобы поговорить с ним, но у них не было другого выбора. С каждым днем их связь друг с другом становилась все слабее и слабее, и это был только вопрос времени, когда она окончательно разрушится. Джеймс сосредоточился на этой единственной мысли и почувствовал, как Лили сделала то же самое.

— Нет! Ремус! Сириус! Останьтесь со мной! Я не знаю, что делать!

Гарри прыгнул вперед и с отчаянием наблюдал, как двое его дядей исчезли. Лили взяла его грязную руку в свою и попыталась улыбнуться ему. Джеймс обнял ее за талию и притянул к себе. Как сильно он скучал по этому чувству…

— Ты должен выслушать нас сейчас, солнышко. Это важно.

Джеймс мог чувствовать подсознательную борьбу Гарри против их вторжения. У них оставалось не так уж много времени.

— Нам нужна твоя помощь.

Его сын растерянно посмотрел на нее и нахмурился. Он никогда не привыкнет к выражению этих глаз, да и не хотел. — Моя помощь?

Джеймс изо всех сил боролся с подсознанием Гарри. Он не винил своего сына за то, что тот пытался бороться с вторжением извне. Он не знал, что это были его родители, а не какой-то случайный, оставшийся в живых Пожиратель Смерти, который хотел причинить ему боль. Его рука на бедре Лили сжалась, когда она повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. О Мерлин, как она была прекрасна. Даже последние шестнадцать лет не смогли изгнать это зрелище из его памяти. Это навсегда запечатлелось в его сознании. Лили слегка улыбнулась и положила свою теплую, мягкую руку ему на щеку.

— Мама?

Ее улыбка стала шире, когда ее пальцы коснулись его кожи, с любовью заглядывая в его глаза. — Мы можем это попробовать! Я буду продолжать ждать.

Они оба почувствовали, что его способность поддерживать связь иссякает.

Печально улыбнувшись ей, Джеймс повернулся к своему сыну. Последнее, что он увидел, была яркая зелень его глаз.

— Папа? ПАПА!

Лили подавила рыдание и быстро повернулась к сыну. У нее больше не было времени. Ей все еще нужно было так много ему сказать, но у нее едва хватало сил даже на то, чтобы сформулировать что-нибудь путное. Она должна была сказать ему, что он им нужен!

— Твой отец там, где я была раньше. — ее голос прошептал эти слова так, что она сама этого не заметила. — Это случилось шестнадцать лет назад, и с тех пор мы в ловушке.

«Я должна сказать ему!»

— В ловушке? О чем ты вообще говоришь? — Гарри выглядел сбитым с толку, отчаянно пытаясь уловить какой-то смысл в ее путаных словах. Она могла только надеяться, что ему это удалось.

— Ты ведь поможешь нам, ведь так, солнышко? Пожалуйста!

— Я даже не понмаю, о чем ты говоришь!

«Нет! Пожалуйста! Мне нужно больше времени! Он должен понять! Пожалуйста, Гарри! Пожалуйста, пойми!»

— Пожалуйста, Гарри. — Она почувствовала, что ее силы уменьшаются, и подсознание Гарри выиграло борьбу. Она глубоко вздохнула и попыталась больше сосредоточиться, но это было бесполезно.

— Пожалуйста, — было последнее, что она смогла крикнуть, и ее вырвали из видений Гарри.

---

1) В оригинале first floor — первый этаж. В Англии и Ирландии первый этаж называется ground floor, а дальше идут первый, второй и так далее.

Вернуться к тексту

2) Нацеленность, настойчивость, неспешность (destination, determination and deliberation) — три правила Аппарации.

Вернуться к тексту

3) Самый крупный кит, да и вообще млекопитающее, на Земле

Вернуться к тексту

4) В оригинале — «got his wand in a twist», что является переделкой английской идиомы «get your knickers in a twist».

Вернуться к тексту

Примечания:

Бечено

---

Он медленно размешивал коричневую горячую жидкость в чашке, стоявшей перед ним, и наблюдал, как от завихрений жидкость расплескивается по фарфору, из которого была сделана кружка. Обычно говорят, что чашка черного чая в три часа ночи может не оказать успокаивающего эффекта на пьющего, но Гарри было наплевать на то, сколько кофеина прокачивается через его организм в данный момент.

— Хорошо, просто чтобы убедиться, что я всё правильно поняла, — Гермиона держала свою чашку в руке, медленно расхаживая взад-вперед перед столом.

Гарри продолжал смотреть в коричневую жидкость, которая отражала серебро ложки и пламя свечи на деревянном кухонном столе.

— Ты видишь тени, мерцание и цвета, хотя там ничего нет, и тебе снятся сны о том, как твои родители просят тебя о помощи, — Гермиона остановилась и нахмурилась.

Поттер с несчастным видом кивнул и поднял на нее глаза. — Я знаю, это звучит безумно. Мне кажется, я постепенно становлюсь параноиком или что-то в этом роде. Все эти темные проклятия, должно быть, все-таки что-то сделали с моим мозгом… — Гарри вздохнул и угрюмо уставился на противоположную стену.

— И ты сказал, что все это началось после больницы Святого Мунго? Ты не замечал ничего подобного перед битвой? Хоть что-нибудь?

— Нет, у меня никогда раньше не было ничего подобного. С тех пор как я вернулся домой, я вижу вещи, которых не существует. По крайней мере, я думаю, что их не существует. Видишь? Я даже не знаю, что там на самом деле, а чего нет! — расстроенный, он провел руками по своим взъерошенным волосам и потянул за них.

— Я захожу в комнату и краем глаза вижу, как кто-то движется или направляется ко мне, а когда я оборачиваюсь, чтобы выяснить, кто вломился в мой дом, там никого нет. Я вижу вещи, которые выглядят как Защитные заклинания, чего не может быть, потому что только я могу накладывать любые заклинания на все, что находится в этом доме, и даже если бы это больше не было так, ты единственная, кроме меня, кто вообще входит в это здание, и я полагаю, ты бы сказала мне, если бы решила поставить защиту на книги, шкафы или прикроватные лампы.

Гермиона моргнула. — Эм, да. Конечно, я бы так и сделала, но зачем мне вообще делать что-то подобное?

— Вот почему маловероятно, что эти явления вызваны Защитными чарами, — Гарри сделал еще глоток чая, грея руки о стенки чашки.

— Если я брошу туда что-нибудь, оно просто пролетит насквозь. Я бы просто отскочил, если бы это все-таки было Защитное заклинание, — проворчал он и посмотрел в жидкость в своей кружке, надеясь, что это загипнотизирует его, заставив поверить, что он не сходит с ума.

— Вначале я думал, что если я просто буду игнорировать эти штуки, в какой-то момент это прекратится, понимаешь? Я думал, что если я смогу убедить себя, что не было ничего, что могло бы вызвать подобные явления, я в конце концов перестану их видеть. Я пытался, поверь мне! Сегодня, как раз перед тем, как пришла Джинни, и как раз перед тем, как ты сказала мне, что порвала с Роном, — Гермиона сглотнула и села напротив него, — из буфета выпала чашка. Просто так. Я как раз собирался приготовить завтрак, и, клянусь, дверцы буфета были закрыты! Я еще не вынул из него свою чашку.

— А теперь я задаю вопрос, как это может быть, что, во-первых, что-то может выпасть из запертого шкафа и разбиться об пол, и, во-вторых, как это возможно, что все это произошло без того, чтобы кто-то был достаточно близко, чтобы открыть шкаф и достать чашку, потому что я был единственным в пустом доме?

Гермиона нахмурилась еще сильнее. Гарри почти мог видеть, как из ее ушей поднимается дым. Она поставила чашку, встала и подошла к шкафчику, в котором стояла большая часть фарфора. Она медленно повернула ручку и открыла дверцу, чтобы осмотреть чашки, стоящие внутри, как будто какая-нибудь из них могла вскочить и объявить, что это была ее кузина, который не могла больше ждать, чтобы наконец-то подышать свежим воздухом.

— Странно, — пробормотала она, снова закрывая дверь, только для того, чтобы снова открыть ее через несколько секунд. — Очень странно.

— Ты можешь сказать это снова, — сокрушенно пробормотал Гарри, наблюдая, как она отчаянно ищет логическое объяснение. Что-то здесь было не так. Все эти случаи, события и сны не были нормальными.

Конечно, у него были видения на протяжении всей его жизни. Когда они не были о Волдеморте, ему приходилось снова и снова наблюдать, как убивали его друзей. Однако в его нынешних снах никто не был убит. Ну, если не считать самого последнего. Все они были о его родителях. Иногда с Сириусом и Ремусом, иногда без них, но его родители всегда были частью снов. И снова и снова они говорили ему, что он должен им помочь. Они умоляли его. Но в чем он должен им помочь? Они были мертвы! Как он вообще должен был помогать мертвым людям?

— Я не знаю, — сказала Гермиона, когда он выразил свои опасения вслух. — Я правда не знаю.

В отчаянии она швырнула чашку в раковину и посмотрела на него прищуренными глазами. Гарри было немного неуютно под ее пронзительным взглядом.

— Скажи мне еще раз — что происходит в этих снах? Как они структурированы? Хотя я не очень высокого мнения о Прорицании, потому что эта отрасль магии слишком расплывчата по сегодняшним стандартам, и я думаю, что тот факт, что оно все еще преподается в Хогвартсе, по сути, является своего рода традицией, потому что ни один здравомыслящий человек не может поверить, что это достаточно важно для того, чтобы студенты получили возможность изучать ее, но, возможно, это продвинет нас немного дальше? Хотя бы чуть-чуть? Я имею в виду, со всей серьезностью? Что мы теряем? — Гермиона глубоко вздохнула.

Гарри поднял голову и заглянул в ее шоколадно-карие глаза. Маленькие золотистые пятнышки пробивались сквозь теплый темно-коричневый цвет и придавали им почти волшебный вид. Моргнув, он покачал головой. Нет, он не мог думать об этом сейчас! Сейчас его эмоции были бы только помехой. Были более важные дела, которыми нужно было заняться!

Он прочистил горло. — Эм, ну, во-первых, все сны начинаются как воспоминания. Например, я бегу через Запретный лес, чтобы встретиться лицом к лицу с Волдемортом и использовать воскрешающий камень.

Гермиона кивнула. Ее язык пробежался по сухим губам, и какую-то секунду Гарри завороженно смотрел, как розовый кончик языка двигается по ее нижней губе. Он потер глаза, отчаянно пытаясь удержать свою кровь от прилива в области, которые могли бы быть очень неловкими в этой ситуации — в любой ситуации, если уж на то пошло.

Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться. Закрыв глаза и склонив голову, он продолжил.

— Все в точности так, как я это помню, пока вдруг мама или папа не попросят меня помочь и освободить их. И всякий раз, когда я спрашиваю, как я должен им помочь и что я мог бы сделать, чтобы освободить их от чего бы то ни было, где бы они ни находились, я просыпаюсь.

Подавленный, Гарри моргнул, глядя на лицо Гермионы, ее глаза видели вещи за кухонной стеной на слишком большом расстоянии, чтобы она могла дотянуться голыми руками. Ее взъерошенные волосы были собраны в неряшливый конский хвост, который был почти достаточно длинным, чтобы доставать до ее бледных плеч. Ее руки были сцеплены, и подбородок уперся в них, когда она медленно кивнула.

— Ладно. Что ж, мне кажется, это звучит так, как будто сначала ты спишь, а потом твои родители каким-то образом нарушают этот твой сон. Я действительно ничего не знаю о Магии душ и духов, но, на мой взгляд, это звучит так, как будто они хотят связаться с тобой, — нахмурилась Гермиона. — Хм. И сны всегда были такими? До этого момента?

При мысли о своем сне или, более точно, кошмаре, дрожь пробежала у него по спине. Мертвое лицо отца, пошатывающаяся фигура матери — эти образы он не мог и никогда не сможет вычеркнуть из своих мыслей, изгнать из своей памяти. Они навсегда останутся выжженными в его памяти, точно так же, как шрам у него на лбу — всегда будут там и никогда не будут забыты.

Когда он поднял глаза, то увидел, что Гермиона все еще ждет ответа. Он быстро кивнул и глубоко вздохнул.

— Да. Я бежал по улице в Годриковой Лощине, которая ведет к нашему дому. Темная Метка парила над крышей, а дверь была сорвана с петель. Вбежав в дом, я увидел папу, лежащего у подножия лестницы, и в следующий момент потолок рухнул и похоронил его под балками и обломками. После того, как я немного расчистил завал, он внезапно пошевелился и уставился на меня! Мама появилась наверху лестницы на втором этаже, и они оба уговаривали меня. Я имею в виду, я слышал взрыв, когда Волан-де-Морт выпустил проклятие в годовалого меня, но в то же время я был этажом ниже с моим отцом — ну, тот я, который из сна.

— Единственное воспоминание, которое у меня осталось о той ночи, — это то, как Волдеморт убил мою маму. Подробности других событий, произошедших той ночью, — это то, что я видел в мыслях Волдеморта, но даже он не бежал по улице к моему дому, совершенно обезумев и запаниковав, только для того, чтобы найти дом в том состоянии, в котором он был после нападения. В тот момент он находился наверху со мной и мамой. А это значит, что это не может быть воспоминанием, которое мне приснилось, а затем было изменено моими родителями.

Гермиона медленно убрала светло-каштановый локон со своего лица. — Возможно, твоё подсознание вплело твои знания в этот сон, а затем построило все остальное вокруг этого? — ее голос звучал не совсем убежденно.

— Или, — сказал Гарри, еще больше наклоняясь к ней, — Мама и папа действительно хотят связаться со мной и постепенно расстраиваются, потому что я не понимаю, чего они от меня хотят!

— Да, это возможно, — пробормотала она. Когда она посмотрела на него, в ее глазах был слишком знакомый блеск, и тогда он понял, что сейчас произойдет.

— Я должна провести кое-какое исследование, Гарри. Могу ли я воспользоваться библиотекой Блэков? Возможно, есть какие-нибудь полезные книги о Мире духов или Толковании снов. Не может же там быть только Темная Магия, не так ли?

— Чувствуй себя как дома, — ухмыляясь, он проследил, как Гермиона поспешно вышла из комнаты, лихорадочно бормоча что-то себе под нос, и с громким хлопком исчезла за дверью в библиотеку.

* * *

В течение следующих дней Гарри ни разу не видел Гермиону. Каждые несколько часов он слышал, как за ней открывается и захлопывается дверь, когда она отправлялась в туалет. Он взял за правило приносить еду и напитки в библиотеку, потому что боялся, что иначе она вообще не будет есть.

Время от времени Гарри оставался с ней, чтобы составить ей компанию, листал книги и пытался как-то помочь Гермионе в ее изысканиях. Чтобы иметь возможность сделать это, ей следовало бы рассказать ему, что именно она ищет, но для этого она была слишком занята. Гермиона позаботилась отложить для себя каждую книгу о Толковании снов и Мире духов, так что Гарри не оставалось ничего другого, как бегло просматривать остальные книги, которые, к сожалению, все были посвящены Темной Магии.

«Если бы кто-то взял свиное сердце вместо человеческого, последствия были бы серьезными. Вместо всеведения возможными исходами могут быть шизофрения, галлюцинации и неконтролируемое аппарирование; расщепление было бы наименьшей проблемой. Теперь собранную кровь нужно добавить в отвар и трижды перемешать по часовой стрелке, используя маленький серебряный жезл. Делая это, важно заранее проверить, что кровь все еще теплая и свежая, потому что в противном случае…»

Испытывая отвращение, Гарри захлопнул книгу и швырнул ее через плечо, отчего она отскочила от мерцающего книжного шкафа позади него и упала на пол, подняв огромное облако пыли.

Разгневанная Гермиона уставилась на него. — Что это было? Я думала, ты хотел помочь, а не отвлекать меня, устраивая хаос?

— Извини, — пробормотал Гарри и встал, чтобы взять книгу.

Он чихнул, вдохнув пыль. Полка захихикала. Раскаивающийся и растерянный, он поднял глаза, только чтобы обнаружить, что смотрит на мерцающие корешки книг, вероятно, столетней давности. «Наверное, нужно сказать Кричеру, чтобы он убрал здесь пыль. Некоторые разделы этой библиотеки годами не видели ни одного человеческого существа».

Содрогнувшись, он перевел взгляд на корешки и внимательно рассмотрел пожелтевшие символы и руны, покрывавшие всю книгу. В самом деле, он мог бы догадаться, что те семь книг, которые Гермиона сложила стопкой на столе рядом с ней, были единственными, которые не требовали крови, внутренностей и жертвоприношений.

* * *

— Гарри?

Голова Гарри дернулась вверх, когда он услышал голос Гермионы прямо у своего уха. Он устало протер глаза и, моргая, огляделся вокруг. Он сидел за кухонным столом — руки сложены на столе перед ним, забытая чашка чая стояла в нескольких дюймах от его левой руки. Он заснул за кухонным столом от полнейшей усталости. Учитывая тот факт, что он не спал как следует несколько недель, это не было неожиданностью.

Снотворные, которые принесла ему Гермиона, стояли (почти нетронутые) в шкафчике в его ванной — они больше не действовали. Гарри знал, что его тело рано или поздно привыкнет к ним, но не думал, что это произойдет так быстро.

Обычно, когда он принимал одно из зелий, он засыпал в течение минуты и просыпался примерно через девять часов, совершенно бодрый и хорошо отдохнувший. Теперь же, он хоть и засыпал так же быстро и просыпался примерно через девять часов, ему все равно снились сны. В течение этих девяти часов Гарри ничего не мог поделать, кроме как терпеть один кошмар за другим и надеяться, что следующий не будет таким ужасным, но ему редко когда так везло.

Это выглядело так, как если бы его сознательный разум был подавлен или связан лекарством, но зелье было недостаточно сильным, чтобы сделать то же самое с его подсознанием.

Три ночи, пока он принимал зелье, его преследовали кошмары, поэтому Гарри решил больше не принимать снотворное. Он не хотел рисковать. Что хорошего это ему дало, если, хотя тело отдыхало в течение девяти часов, его разум, однако, чувствовал себя так, словно он только что прошел через ад. Нет, он мог бы обойтись и без этого. Поскольку Гарри больше не принимал зелье, он заснул очень поздно и проснулся посреди ночи, весь в ледяном поту и совершенно запыхавшийся.

Это повлияло на его распорядок дня. То, что он уже несколько недель не выходил на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, тоже не пошло ему на пользу.

У Гермионы, казалось, были точно такие же мысли, когда она опустилась на колени рядом с ним и провела рукой по его взъерошенным, растрепанным волосам, выглядя обеспокоенной.

Гарри закрыл глаза и постарался не застонать. Она не знала этого, но ей всегда удавалось успокоить его такими незначительными жестами, как этот. Легкий лавандовый запах ее волос донесся до его носа, и он глубоко вздохнул, вдыхая успокаивающий аромат. Самое время взять себя в руки, чтобы не совершить ничего опрометчивого, о чем, как он был уверен, позже пожалеет.

Она не чувствовала к нему того же. Гарри был уверен в этом. Он был ее лучшим другом, а лучшие друзья оставались лучшими друзьями, если они знали друг друга с детства и практически выросли вместе. Единственная причина, по которой она приходила каждый день, заключалась в том, что он никому другому не позволял входить в этот дом, потому что боялся, что в какой-то момент он может начать разговаривать с тенями. Если бы кто-то другой, кроме Гермионы, оказался с ним в этот самый момент, у Гарри возникли бы некоторые проблемы с объяснением ситуации.

Нет, она всего лишь выполнила свой долг лучшего друга и составила ему компанию, точно так же, как делала всю его жизнь. Это не означало, что он нравился ей больше, чем просто друг или брат… ведь правда?

Гарри тряхнул головой, чтобы прогнать эти сбивающие с толку мысли. Так что там было? Он должен сосредоточиться, чтобы не совершить ничего необдуманного. Гермиона все еще сидела рядом с ним, черт возьми!

— С тобой все в порядке? — ее теплая рука теперь была на его щеке. Он чувствовал, как ее тепло просачивается сквозь его кожу. Он чувствовал, как оно распространяется по нему, просачивается в кости, перекачивается через кровоток… «Соберись, Гарри!»

Он прочистил горло и провел рукой по лицу, чтобы скрыть слегка порозовевшие щеки. — Да. Я в порядке, я просто задумался.

Гермиона скептически посмотрела на него. — Ты выглядишь уставшим.

Смех Гарри был холодным. Конечно, он устал! Он спал не больше трех часов за ночь, и это только в том случае, если кошмары оставляли его в покое на эти драгоценные несколько часов.

— Я устал, — он перевел взгляд на нее и сглотнул, когда посмотрел в ее шоколадно-карие глаза. Золотые нити в них, казалось, светились. Он моргнул. — Я теперь почти не сплю. Жаль, что тебе пришлось это увидеть. Должно быть, я заснул.

— Зелья больше не помогают?

Ну вот почему эта женщина такая умная?

— Не совсем, нет. Я быстро засыпаю и не просыпаюсь, но в этом-то и проблема. Несмотря на зелье, мне снится, что мои родители умирают у меня на глазах, во Фреда попадает Авада Кедавра, Петтигрю убивает Седрика…

Гермиона печально посмотрела на него. Ей тоже снились кошмары о войне, но не в такой степени, как Гарри.

— Может быть, прогулка помогла бы… Как насчет подышать свежим воздухом? — она нежно провела пальцами по его щеке, поцеловала в лоб и подняла его на ноги. — Ты уже несколько недель не выходил на улицу. Возможно, твоему телу не хватает физической нагрузки. Пойдём, свежий воздух пойдет тебе на пользу.

«Наверное, она права», — подумал Гарри, глядя в сторону лестницы. Она всегда была права, всегда знала, что для него лучше.

— Возможно, ты права, — пробормотал он и позволил Гермионе потащить его вверх по лестнице в коридор и к входной двери.

Оказавшись там, он глубоко вздохнул и, моргая, приник к дверному глазку, подозрительно оглядывая улицу. Там было пусто — кроме нескольких играющих детей, не было видно ни души, но это ни о чем не говорило.

Во время войны «Ежедневный пророк» велел своим сотрудникам обзавестись мантиями-невидимками и оборотным зельем. Так им удалось подслушать разговоры между людьми, которые были членами «Ордена Феникса» или поддерживали его. Почти все эти беседы закончились смертью участников. Следовательно, вполне могло быть, что не все репортеры отказались от своих средств маскировки, вопреки первому приказу Кингсли как министра магии.

«Как хорошо дышать свежим воздухом», — подумал Гарри, когда ветер откинул волосы с его лица. Был теплый сентябрьский вечер. Он глубоко вдохнул, наслаждаясь тем фактом, что наконец-то снова оказался снаружи. Он бы никогда не подумал, как сильно на самом деле скучал по возможности выйти из дома. В конце концов, он провел последний год, ночуя в палатке под открытым небом, путешествуя с места на место.

Он обернулся, когда Гермиона закрыла за собой входную дверь и спустилась по ступенькам. Она улыбнулась ему. — Видишь? Все не так уж плохо, не так ли?

Гарри рассмеялся и обнял ее за плечи. Гермиона судорожно вздохнула и тщетно попыталась не покраснеть.

— Верно, — согласился он и повел ее вниз по улице. — И до сих пор здесь все еще довольно спокойно. Будем надеяться, что так и останется.

Выражение лица Гарри потемнело, когда он подумал о репортерах и зеваках, которые осаждали его в больнице.

По словам Гермионы, еще больше представителей ПРЕССЫ аппарировало в Хогвартс, чтобы взять интервью у выживших и оценить степень ущерба, ужаса и боли — физической или эмоциональной — причиненной финальной битвой. Репортеры промаршировали прямо в замок, вооруженные колдокамерами и Прытко Пишущими Перьями, и засыпали тяжело раненых и скорбящих волшебников и ведьм вопросами. Все это время последних убитых переправляли в Министерство, чтобы они оставались там до похорон. Бесцеремонные. Но «Ежедневный пророк» всегда был таким. Рита Скитер была тому прекрасным примером.

— Послушай, а что происходит между тобой и Джинни, если не секрет?

Гарри моргнул и повернулся, чтобы посмотреть на Гермиону, которая отвернулась от него и, казалось, была занята изучением обочины дороги. Ошеломленный, Гарри остановился. «С чего она вдруг завела этот разговор?»

— Почему ты спрашиваешь?

Часть лица Гермионы, которую он увидел выглядывающей из-за волос, была свекольно-красной.

— Просто так. То есть, я ведь рассказала тебе все о том, что было с Роном, — пробормотала она. — Ты не обязан говорить мне, если не хочешь. Мне просто любопытно. Я давно не видела вас вместе, и всякий раз, когда я встречаю ее, она говорит о чем-то другом.

Гермиона поспешно убрала с лица несколько прядей каштановых волос, которые ветерок задувал ей в глаза.

После короткой паузы, во время которой Гермиона отчаянно пыталась понять, обидела ли она Гарри или, по его мнению, была слишком любопытна, он глубоко вздохнул и ответил приглушенным голосом.

— Между нами ничего не происходит, — вздохнув, он провел свободной рукой по своим растрепанным волосам. — Ты знаешь, что я порвал с ней сразу после похорон Дамблдора, верно?

Гермиона кивнула.

— Ну, я сказал ей, что причиной была ее безопасность. Что я не мог быть с ней, потому что она и так подвергалась бы риску, просто потому, что знакома со мной. В то время это, вероятно, было главной причиной, почему…

Гермиона подождала, пока он продолжит говорить, что он и сделал через некоторое время.

— Я думал, что в тот день ясно дал понять, что без меня ей было бы лучше, чем со мной. Видимо, Джинни поняла это по-другому. В тот день, когда ты появилась на Гриммо, она приходила утром. Сказала, что хочет поговорить со мной… о наших отношениях. Что теперь, когда я снова здоров и больше не выполняю задание Дамблдора, мы, возможно, захотим начать все сначала и дать нам еще один шанс.

Гарри покачал головой и сделал еще один глубокий вдох. — Я сказал ей, что не могу этого сделать. Слишком многое произошло, чтобы просто вернуться к прежней жизни и продолжать ее как ни в чем не бывало. Я не могу и не буду этого делать. Я ей не подхожу. Она просто должна увидеть это сама.

Гермиона заправила прядь волос за ухо и задумчиво посмотрела на него.

— Что? — спросил Гарри.

Гермиона моргнула. — Я только что вспомнила кое-что. Когда ты все еще был в коме, а я дежурила у твоей постели, Джинни однажды пришла навестить тебя и тоже сказала что-то в этом роде. Что ты действительно прекратил ваши отношения, но на самом деле не хотел этого, и она надеялась начать все сначала.

Она намеренно не рассказала ему ту часть, где были слезы, поцелуи и телесный контакт. Ему не нужно было знать, как его бывшая девушка обращалась с ним, когда он не мог защитить себя.

— Это то, чего я боялся, — Гарри застонал и провел рукой по своим волосам, которые после этого встали дыбом во все стороны, даже больше, чем раньше.

— Может быть, ей нужно некоторое время, чтобы полностью понять и принять это? — Гермиона отвела от него взгляд, чтобы скрыть свои красные щеки.

Это было странное чувство — говорить с Гарри о его девушке. «Бывшей девушке, не забывай об этом! Он порвал с ней. Он ни с кем не встречается!»

Она убрала за ухо прядь волос, которую ветер бросил ей в лицо. Ей было неловко говорить с ним об этом. Конечно, они часто обсуждали между собой интересы Гарри и Гермионы в этой области, но это было до того, как она признала и приняла свои чувства к нему. Гермиона помотала головой, чтобы прогнать эти мысли.

«Нет! Гарри под запретом!»

«Почему? Он порвал с Джинни и никогда не говорил, что его интересует кто-то другой».

«Вот именно! Он ни на кого не положил глаз, в том числе и на меня!»

«О, да ладно тебе! Это Гарри! Ты знаешь его много лет. Никому не повредит, если ты дашь ему несколько скрытых, невинных намеков».

«Но почему Гарри должен интересоваться мной? Если честно! Я его лучший друг. Он думает обо мне как о сестре. В этом нет ничего романтичного».

«Ты уверена в этом?»

«Фу! Я делаю это снова! Я борюсь сама с собой! Просто заткнись к чертовой матери…»

«Это не моя вина! Я — это ты, ты — это я».

«Заткнись!»

Заинтересованный Гарри с любопытством наблюдал, как эмоции на лице Гермионы менялись с каждой секундой, только для того, чтобы смениться другими. Казалось, она ведет внутреннюю битву сама с собой.

Посмеиваясь, он невольно вспомнил о тысячах раз, когда они с Роном пытались проследить ход ее мыслей, потому что в большинстве случаев весь поиск ответа происходил у нее в голове. Гермиона всегда сообщала им только результат, но то, как она пришла к такому выводу, должно было оставаться ее тайной, которую никто никогда не должен был разглашать. Нетерпеливое «Ах, это не имеет значения» давало понять, что обсуждение окончено, и они поступали так, как, по ее мнению, было наиболее логичным выходом из ситуации, не имея ни малейшего представления о том, как она додумалась до своего блестящего плана.

Гарри улыбнулся, когда румянец на ее щеках стал темнее, в результате чего она еще дальше отвернула от него голову. Ему было интересно, о чем она думает.

Порыв ветра взъерошил ее волосы и бросил светло-каштановый локон на раскрасневшееся лицо Гермионы. Изо всех сил он заставил себя сунуть дрожащую руку в карман джинсов, чтобы не отвести эту прядь с ее розовой щеки. Это, вероятно, сделало бы весь этот разговор еще более неловким, чем он уже был.

Что у нее было такого, чего не было у Джинни? Ну, не считая того факта, что они были полной противоположностью по внешности и характеру. Джинни была энергичной, спортивной, веселой и общительной. Ей нравилось быть в центре внимания. Ей нравилось, когда все видели, что она в чем-то хороша — особенно в квиддиче. У нее было отличное чувство юмора, но она также могла быть довольно властной и прямой, когда что-то шло не по ее плану и желанию.

Гермиона, с другой стороны… Гарри вздохнул. Она была совершенством. Ей тоже не нравилось находиться в центре внимания. Она ходила смотреть матчи по квиддичу только потому, что он был в команде. Она любила читать, была любопытна и знала, чего хочет. Но она отстаивала свою точку зрения хорошо продуманными аргументами, а не напором. Она успокаивала его, когда ему нужно было отдохнуть. Она заставляла его смеяться, когда ему нужно было, чтобы кто-то подбодрил его. Она была рядом с ним всякий раз, когда он нуждался в ней — не Рон, не Джинни, нет. Она. Это всегда была она, всегда была!

В течение первых нескольких лет он вовсю пользовался ее знаниями, нуждался в ней, чтобы получать хорошие оценки, а также моральную поддержку, когда «Ежедневный пророк» или кто-либо из одноклассников распространял слухи о нем.

Она всегда была рядом с ним. Он знал, что в какой-то момент, между всеми этими моментами поддержки и безграничной дружбы, его чувства к ней изменились. Он не знал, когда именно это случилось, но знал, когда это открылось ему, ударило, как проклятие Редукто, ослепив его, заставив понять странное чувство, которое он испытывал так долго.

Он знал, что не стоял бы здесь и не размышлял обо всем этом, если бы не Гермиона, которая была рядом с ним все эти бесконечные годы. Она не раз спасала не только его рассудок, но и жизнь, и за это он никогда не сможет отблагодарить ее в достаточной степени.

Резкий вздох Гермионы вырвал его из задумчивости. Она схватила его руку, которая все еще лежала у нее на плече, развернулась и поспешила обратно в том направлении, откуда они пришли. Позади них можно было слышать звук множества шагов и возбужденные голоса, которые, видимо, следовали за ними.

— Не оборачивайся, Гарри, — сказала Гермиона, ускоряя шаги и увлекая его за угол в довольно узкий переулок. Он увидел ряд домов, стоящих перед ними, — номер двенадцать, как всегда, был скрыт под Чарами Фиделиуса. Таким образом, он и Гермиона были единственными, кто знал о доме, в который они спешили.

— Мистер Поттер!

Гарри застонал и бросился бежать. Это просто не могло случиться. Они что, прятались повсюду, ожидая и надеясь на шанс устроить ему засаду? Он усмехнулся. «Вот уж действительно».

— Мистер Поттер! Планируете ли вы в ближайшее время поговорить с пострадавшими сторонами? Посещали ли вы семьи, которые понесли потери? Когда вы планируете дать пресс-конференцию? Мистер Поттер!

Тяжело дыша, Гермиона распахнула калитку палисадника, протащила Гарри по короткой дорожке к дому и остановилась перед входной дверью, хватая ртом воздух и держась за бок. Гарри согнулся, упирая руками в колени, и попытался выровнять дыхание.

— «Свежий воздух пойдет мне на пользу». В самом деле, Гермиона?

Гермиона моргнула, глядя на репортеров, которые собрались перед садовой калиткой и выглядели растерянными, высматривая двух героев войны, которые, казалось, растворились в воздухе.

Улыбаясь, она повернулась к Гарри. — Ну, по крайней мере, мы немного размялись.

Гарри закатил глаза. «Уж это точно…»

Примечания:

Любители пары Гарри/Джинни могут тут бросить читать. Здесь окончательная ссора между Поттером и седьмой.

Бечено

---

Смеясь, Гермиона открыла дверь и вытолкнула Гарри в коридор.

— Думай позитивно — они тебя не поймали.

— Ты имеешь в виду, что они не поймали нас, — Гарри ухмыльнулся и обнял ее за талию. — Просто к сведению — я не единственный, кто выиграл войну.

Хихикая, Гермиона попыталась высвободиться из его рук. — Я думаю, в этом ты прав, но ты единственный, о ком они заботятся.

— Ты хочешь сказать, что ты неинтересна?

— Нет, я хочу сказать, что они, вероятно, не ради меня гнались за нами по нескольким улицам полным ходом. Перестань, — Гермиона отрывисто рассмеялась и попыталась оттолкнуть руку Гарри.

— Ты боишься щекотки? — Гарри проказливо ухмыльнулся, но отпустил ее, решив вместо этого медленно приблизиться к ней с озорным блеском в глазах. — Гермиона и боится щекотки? Почему я не знал об этом раньше?

Она сглотнула. — Боюсь щекотки? Я? Нет, с чего ты взял?

Зелень его глаз загорелась. Это мерцание не предвещало ничего хорошего — по крайней мере, не для нее. Медленно он подошел к ней — шаг за шагом все ближе и ближе, и с каждым сантиметром ей становилось все труднее контролировать свое дыхание и не смотреть неотрывно ему в глаза, словно под каким-то гипнозом.

— О, я не знаю, — Гарри поднял руки и уперся в стену по обеим сторонам от ее головы. Он загнал ее в угол. — Исходя из моего собственного опыта?

Улыбаясь, Гермиона подмигнула своему лучшему другу, умное замечание вертелось у нее на языке, но когда она посмотрела в его ярко-зеленые глаза, у нее перехватило дыхание. Он был так близок. Она могла видеть каждый оттенок, каждую пору его безупречной и бледной кожи. Она чувствовала, как его дыхание ласкает ее горячую щеку, вызывая мурашки по коже.

Он никогда раньше не был так близко. Никогда. Она сглотнула.

Всего несколько сантиметров отделяли ее от этих красивых губ, которые выглядели еще более многообещающими и соблазнительными, когда она видела их в такой непосредственной близости, чем она считала возможным. Каково было бы прикоснуться к ним своими? Действительно ли они были такими нежными и податливыми, какими она их себе представляла? Всего несколько сантиметров, и она знала бы ответ…

Она моргнула. Дыхание Гарри было прерывистым и неровным. Его зрачки были расширены; она была уверена, что и у нее тоже. Должна ли она осмелиться? И снова ее взгляд метнулся к его губам. Всего несколько сантиметров и…

— Я не помешала?

Гермиона взвизгнула и резко подпрыгнула. Гарри отскочил от нее, его лицо было ярко-красным, глаза расширились от ужаса.

Седьмая Уизли стояла менее чем в четырех футах от них, скрестив руки на груди, со злым блеском в глазах. Если бы взгляды могли убивать…

— Джинни! — Гарри поспешно провел рукой по волосам и откашлялся. — Что… Что ты здесь делаешь?

Не получив ответа, он покраснел еще больше. — К-когда ты здесь появилась? Я не…

— Не видел меня? — голос Джинни был ледяным. — Да, я так и подумала.

Гермиона сглотнула. Ее глаза метались взад и вперед между Гарри и его бывшей девушкой, не зная, что сказать.

Это было нехорошо. Эта ситуация была какой угодно, только не хорошей! Она только что собиралась поцеловать Гарри? Гарри? О чем она думала? Он был ее лучшим другом, черт возьми! И она очень хорошо знала, что Джинни еще не забыла его, и все же она бросилась ему на шею? Она знала его все свое детство, и он никогда не был больше, чем хорошим другом — по крайней мере, официально. Она слишком хорошо знала, что втайне представляла, каково это — быть в его объятиях.

«Боже мой, Гермиона! Что с тобой не так?»

— Да, было более чем очевидно, что ты меня не видел, — огрызнулась Джинни. — Ты был слишком занят, не так ли?

Гарри моргнул и посмотрел на Гермиону, но сразу же опустил глаза, встретившись с ней взглядом. Вряд ли когда-либо раньше в его жизни был момент, когда у него было такое впечатляюще красное лицо, которое составляло серьезную конкуренцию всем Уизли вместе взятым.

Снова его рука нервно дернулась к волосам, которые уже выглядели так, как будто в него только что ударила молния — трижды.

Джинни шмыгнула носом и уставилась на него, ее глаза были ярче, чем обычно.

— Как ты мог? — прошептала она.

Рыжая прядь волос выбилась из ее косы и пощекотала ей щеку. Она нетерпеливо заправила прядь волос за ухо.

— Как ты мог так поступить со мной?

Ее контуры немного расплылись, и Гарри озадаченно провел рукой по глазам. Они были сухими.

— Я ждала тебя все это время, ты знаешь это? Конечно, ты знаешь. Я сама тебе это говорила. Но ты не понял, верно? Нет, до тебя не доходило, — она презрительно покачала головой и снова шмыгнула носом.

— Вся эта чушь о «Времени, которое я провел с тобой, было замечательным» или «Я ни о чем не жалею», была огромной ложью, не так ли? Я пожертвовала целым годом своей жизни ради тебя, Гарри Поттер, — она прошипела его имя с такой ненавистью, что Гарри отпрянул от нее.

— Целый год, проведенный в глупой вере в то, что, как только все закончится, мы сможем начать все сначала. Ты дал мне ложную надежду! И я действительно верила, что у нас все еще может получиться! А потом ты начинаешь целоваться с Гермионой за моей спиной? Как ты мог?

— У тебя за спиной? Серьезно? — Гарри сделал шаг к ней и посмотрел ей прямо в глаза.

— Я расстался с тобой больше года назад, Джинни, и я подтвердил тебе некоторое время назад, что мое мнение по этому поводу нисколько не изменилось! Я сказал тебе, что ты не должна ждать меня, потому что нет ничего, что могло бы оправдать это ожидание. Я не хочу быть с тобой, неужели ты этого не понимаешь? Сколько раз я должен сказать тебе, что у меня больше нет к тебе никаких чувств, чтобы ты наконец поняла это?

Взгляд Гермионы метнулся с Гарри на Джинни и обратно. В этот момент они стояли почти так близко, что смотреть на это было почти неудобно. Всего один шаг отделял Джинни от того, чтобы броситься в объятия Гарри, и только выражение лица Гарри, казалось, заставляло ее сохранять эту — пусть небольшую и почти несуществующую — дистанцию.

Гермиона медленно сделала шаг к лестнице. Она хотела оставить этих двоих наедине и не вмешиваться в их проблемы.

— Я сказала тебе год назад, что буду ждать тебя, Гарри! Я сдержала свое слово! А ты!

Гермиона поморщилась.

— А ну, стой, дорогуша!

Медленно она обернулась и увидела разъяренную Джинни Уизли, стоящую перед ней.

Гарри сердито фыркнул. — Это не имеет к ней никакого отношения, понятно? Это дело между нами двумя, так что оставь Гермиону в покое!

— И теперь ты защищаешь эту сучку? Серьезно?

— ДЖЕНЕВРА УИЗЛИ! — Гермиона никогда раньше не слышала, чтобы Гарри кричал. — Как ты смеешь! Ты приходишь сюда, вламываешься в мой дом, а потом еще имеешь наглость устраивать сцены и оскорблять моего лучшего друга?

— Она для тебя больше, чем просто лучшая подруга.

— Это не имеет к тебе никакого отношения! Это МОЯ ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ, и я могу проводить свое время с людьми, с которыми я хочу быть вместе! И ты определенно не одна из них! Я не хочу, чтобы ты была здесь, Джинни! Я не знаю, что я должен сделать, чтобы ты наконец вбила это в свой непроходимый мозг!

— Вот оно как? — Джинни выпрямилась и злобно посмотрела на Гарри и Гермиону.

Румянец на ее лице потускнел. Теперь к нему примешался серый, придавая ей довольно нездоровый вид.

— Ты бросаешь меня из-за Книжного Червя? Ты бросаешь меня, потому что хочешь быть с кем-то другим?

— Как часто мне нужно повторяться? МЫ. НЕ. ПАРА! Мы не были вместе больше года. Я порвал с тобой после похорон Дамблдора! Я не могу порвать с кем-то или изменить кому-то, с кем я больше не вместе! Просто отвали, Джинни. Пожалуйста, покинь мой дом.

Джинни выпрямилась и уперла кулаки в бока.

— Прекрасно. Если ты этого хочешь. Но в ближайшее время ты меня больше никогда не увидишь, клянусь! Желаю приятно провести время с этой… особой! Вы оба одинаково плохи. Сначала ты и Рон, — она оттолкнула Гермиону со своего пути, — а теперь еще и ты.

Усмехнувшись, она покачала головой и сочувственно посмотрела на Гарри. — Мне жаль тебя.

* * *

Как известно всем волшебникам и ведьмам Британии и всего мира, Чемпионат мира по квиддичу начнется через пять месяцев. Команды со всего мира будут соревноваться друг с другом, но победить может только одна команда и страна.

Вчера на официальной пресс-конференции Чемпионата мира по квиддичу Кингсли Шеклболт, министр магии, объявил, что он уже встретился с капитаном Национальной Семерки, чтобы обсудить тактику и стратегию команды.

Оказывается (как обычно у Шеклболта), все еще остаются две вакансии, которые нужно заполнить. Если национальная команда не сможет найти замену бывшим игрокам в течение следующих двух недель, Англия не будет допущена к участию в этом году и, таким образом, ей придется подождать до следующего года, чтобы иметь шанс выиграть чемпионат.

По этой причине, в отличие от других команд, Англия еще не приступила к подготовке.

— Мы должны поторопиться с заполнением всех позиций в команде, — сказал новый капитан Роджер Стиникл. — Пока я капитан, Англия, по крайней мере, пробьется в финал, и недопустимо, чтобы мы преждевременно выбыли из турнира из-за такого беспорядка.

Вся Англия затаила дыхание и надеется, что до 23 числа этого месяца команде удастся найти замену Дэвидсу и Хаммилсону, которые, к сожалению, в настоящее время находятся в больнице Святого Мунго из-за инцидента в резервации драконов.

И Стиникл, и министр Шеклболт попросили меня официально объявить об отборочных испытаниях.

Британская Национальная Семерка отчаянно ищет Охотника и Ловца.

Поэтому я прошу вас, если у вас есть опыт игры в квиддич и вы уже успешно участвовали по крайней мере в четырех соревнованиях, пожалуйста, приходите на Британский стадион 23-го числа этого месяца.

Затем вас осмотрят авроры, которые проверят ваши воспоминания, чтобы убедиться, что вы подходите на должность в команде. После экзамена состоятся фактические пробы.

«У нас есть реальный шанс победить, но сделать это мы можем только с полной командой», — сказал Стиникл в интервью "Ежедневному пророку". — «Поэтому я действительно надеюсь, что многие талантливые волшебники и ведьмы представятся 23-го числа, чтобы у нас могла появиться привилегия впервые за десять лет подержать трофей в руках!»

Гарри положил «Ежедневный пророк» на стол перед собой и провел рукой по своим черным как смоль волосам. Нахмурившись, он взглянул на газету. Слегка нервное лицо нового капитана команды по квиддичу улыбнулось ему.

— Отчаянно ищем способных Охотника и Ловца, — пробормотал Гарри и снова поднял газету.

Должен ли он попробовать? Ему больше ничего не оставалось делать. У него был опыт, необходимые нервы и необходимые амбиции. Судя по фактам, он идеально подходил на место в команде, если бы не одна маленькая проблема.

— Прекрати немедленно!

Моргая, Гарри поднял глаза и увидел Гермиону, стоящую перед ним со скрещенными на груди руками.

— Но я ничего не делал.

— О, ты, конечно, делал это! Ты снова начал задумываться.

Озадаченный Гарри посмотрел на нее. — И что именно в этом плохого? — медленно спросил он, как будто сомневался в ее душевном состоянии.

Гермиона закатила глаза, отодвинула стул от стола и села рядом с Гарри.

— Я действительно знаю, чем это закончится, и ты тоже знаешь. Чем дольше ты думаешь о чем-то, что было бы полезно для тебя, например, о чем-то, что тебе нравится, тем быстрее ты приходишь к нелепому выводу, что тебе не следует этого делать.

Гарри поднял брови.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты начинаешь думать, что достиг бы своей цели благодаря своей славе, а не своим навыкам. Затем ты начинаешь убеждать себя в том, что все, чего ты достиг до сих пор, произошло не благодаря тебе, а благодаря твоим знакомствам и друзьям, и все это в конечном итоге заканчивается тем, что ты чувствуешь себя никчемным и бесполезным.

Она решительно посмотрела ему в глаза. — Я права?

Гарри моргнул и отвел взгляд. У него не было абсолютно никакого желания обсуждать свою низкую самооценку. Он знал, что у него с этим были проблемы. Как могло быть иначе, когда около полутора десятилетий ему говорили, что он — пустое место и не стоит того воздуха, которым дышит? Ему не нужна была Гермиона, чтобы понять это.

Ей было больно видеть его таким. Она знала, что жизнь с Дурслями оставила на нем свои следы. Хотя он пытался притворяться нормальным и не верил в то, что ему вдалбливали все его детство. Если бы кто-то знал Гарри, то мог бы увидеть, как сильно он страдал под их влиянием и как сильно он пытался вырваться из-под этого, но справлялся лишь на малую часть, если вообще справлялся.

Ее взгляд упал на газету, которую Гарри все еще держал в руках.

— «В Британии только половина команды. Чемпионат мира придется отменить?» — Гермиона посмотрела на друга. — Квиддич?

Она улыбнулась, когда он кивнул. — О чем эта статья? — спросила девушка

Гарри провел рукой по волосам и прочистил горло.

— Они ищут игроков. Охотника и Ловца. Пробы назначены на 23-е, — пробормотал он в стол.

— И что? Ты пойдёшь?

В ужасе он уставился на Гермиону. — Ты что, потеряла свой гениальный ум? Я в национальной команде? Мерлин, нет.

Он покачал головой и поспешно встал, чтобы бросить газету в камин.

— Я просто прочитал статью и подумал о матчах в Хогвартсе, вот и все.

Ухмыляясь, она посмотрела на него, пока он угрюмо смотрел на мерцающее пламя.

— Я думаю, тебе следует сходить.

Гарри горько рассмеялся и повернулся к ней.

— И что мне следует делать? Игнорировать всех людей, которые будут продолжать пялиться на меня? Отталкивать всех людей, которые будут просить у меня фото или автограф? Для меня это ничего не значит, Гермиона. Мне и здесь хорошо, правда!

— Гарри, — мягко сказала она и встала, чтобы присоединиться к нему у камина, когда он повернулся обратно к пламени, выглядя подавленным. — Пожалуйста, Гарри. Пожалуйста, не делай этого с собой. Я вижу, как сильно ты скучаешь по игре в квиддич. О, да ладно тебе. Это будет не так уж плохо. Просто сходи туда и посмотри, что произойдет. Кто знает, может быть, они поприветствуют тебя, пожмут руку и вернуться к своим делам? На самом деле ты не можешь знать наверняка, как они отреагируют. Сделай себе одолжение и сходи на пробы. Я бы хотела жить вместе с известным игроком в квиддич, — добавила она, ухмыляясь, и хихикнула, когда Гарри начал заикаться.

— Давай, попробуй.

Гарри поднял глаза, и первое, что он увидел, были ее шоколадно-карие глаза. Их золотые нити, казалось, светились, когда она улыбнулась ему. Ее улыбка стала шире, и он увидел маленькие морщинки, образовавшиеся на переносице.

Он сглотнул.

— Ты права, — прохрипел он и прочистил горло. Легкая улыбка тронула его губы. — Я попробую.

— Хорошо, — Гермиона обвила руками его шею и притянула ближе. От него пахло лосьоном после бритья, яблоком и Гарри.

— Я рада, — прошептала она ему на ухо. Он вздрогнул.

Застенчиво и, по мнению Гарри, слишком рано, они разомкнули объятия.

— На самом деле я хотела поговорить с тобой кое о чем другом, — сказала она, ее щеки слегка покраснели.

Гарри моргнул.

— П-Правда? — он нервно провел рукой по своим растрепанным волосам, которые уже торчали во все стороны в начале этого разговора.

— Да, действительно. Ты знаешь, что за последние несколько дней и недель я кое-что изучила. — она сразу же привлекла его внимание.

— Ты что-нибудь выяснила? — нетерпеливо спросил он и поспешил к кухонному столу, предложил ей сесть и сам сел.

— Да, я так думаю.

Гарри ухмыльнулся. — Но?

Улыбаясь, она села на предложенный ей стул и закинула одну ногу на другую.

— Итак, как и ожидалось, конечно, в этих книгах не удалось найти ничего непосредственно полезного. Я должна была читать между строк. Большинство из них содержали лишь чушь о сбитых с толку ведьмах и волшебниках, которые считали себя призраками. Тот факт, что каждый мог прикоснуться к ним и они не могли проходить сквозь стены, не мешал им верить в это. Одна ведьма всерьез пыталась пробиться сквозь земную поверхность и фактически вынырнуть с другой стороны целой и невредимой, уйдя в крутое пикирование на своей метле. Ее поместили в больницу Святого Мунго, и она стала их первой пациенткой в отделении психиатрии.

— Как бы то ни было, — сказала она, заправляя прядь волос за ухо, — там не все было чепухой и бессмысленным переводом бумаги. Например, я читала об одном волшебнике, который сообщил, что видел, как его мертвая возлюбленная проплывала в воздухе мимо него, хотя она была мертва около пяти десятилетий и никогда не была замечена до этого случая. Это было в 1109 году. Затем он был сожжен на костре.

Озадаченный, Гарри моргнул, глядя на нее. — Все это очень печально, но какое это имеет отношение к моей ситуации?

— Я еще не закончила, — улыбнулась Гермиона.

— Ну, что я хотела сказать, так это то, что, если я права в своем предположении, а я думаю, что это так, тебя преследуют призраки. За последнюю тысячу лет было много случаев видений, и это только те, которые были обнародованы. Большинство из них оставались невысказанным секретом, потому что заинтересованный человек, если бы все закончилось плохо, либо был бы сожжен заживо на костре, либо был бы брошен в реку с грузом, привязанным к ногам. Я довольно быстро пришла к выводу, что причиной всех этих инцидентов, должно быть, является дух. То, что ты видишь и иногда слышишь, и то, что тебе снилось, на самом деле не дает мне шанса прийти к другому выводу.

— Итак, ты думаешь, что меня преследует призрак? Все время?

Гарри сглотнул. Он уже догадывался о чем-то подобном, но получить подтверждение было совсем другим делом.

Гермиона кивнула. — По крайней мере, таково мое предположение. Ты видишь мерцание, слышишь голоса, видишь тени… Какое еще может быть объяснение?

«На самом деле, никакого», — кисло подумал он, впиваясь взглядом в тень в углу. Казалось, она дрожит. Нервничал ли дух, привидение или что там еще было? Неужели оно не хотело, чтобы его обнаружили? Шепот достиг его ушей, и он сосредоточился на бесформенной, бесцветной фигуре рядом с кухонной дверью. Оно медленно приближалось. Бормотание становилось все громче, но он не мог разобрать слов.

Гарри почувствовал, как дрожь пробежала у него по спине. «Просто не думай об этом слишком много», — сказал он себе и с большим усилием отвел свой проницательный взгляд от фигуры, которая стояла, парила — или что бы она ни делала — примерно в двух метрах от него.

Гермиона внимательно наблюдала за Гарри. Его взгляд был отведен от нее и сосредоточен на чем-то позади нее. Она обернулась, но ничего не увидела. С легкой улыбкой на губах она наблюдала, как глаза Гарри следили за чем-то невидимым для нее. Морщины на его лбу углублялись с каждой секундой. Она была права, и он знал это.

— Согласно авторам, — сказала она и таким образом вывела Гарри из задумчивости, — душа сможет отправиться к Свету только в том случае, если она завершит все дела и примет свою смерть. Это особенно трудно для людей, которые были убиты или попали в несчастный случай, приведший к их смерти, поскольку у них не было возможности должным образом справиться с ожидаемой смертью. Если этим людям все еще нужно что-то сделать или что-то важное для них идет не по плану, если они беспокоятся о ком-то, более вероятно, что они останутся на земле.

Гермиона улыбнулась Гарри, который непонимающе смотрел на нее.

— По словам Линхартта Томена, есть две возможности. Либо они решают навсегда остаться на земле, подобно призракам Хогвартса, и поэтому приобретают почти человеческий облик, либо они в принципе готовы и желают двигаться дальше, но все еще хотят примириться с кем-то или с чем-то. Если бы они выбрали второй вариант, они не обрели бы форму, видимую живым, но все равно смогли бы ходить по земле, обычно не видимые или ощущаемые живыми людьми — как волшебниками, так и магглами. Однако есть исключения.

Гарри раздраженно застонал. — Дай угадаю — я упомянутое исключение, не так ли?

Гермиона кивнула, ухмыляясь. — Ты можешь видеть это существо, не так ли?

— Да, я могу, — пробормотал он, свирепо глядя на размытую фигуру рядом с ним, которая, как ему показалось, протянула к нему руку. Он вздрогнул.

— Почему это всегда я? — Гарри провел обеими руками по лицу и спрятал его в ладонях. Теплый ветерок подул ему на плечо. В этом чувстве было что-то странно успокаивающее.

— Даже на этот счет у меня есть теория, — сказала Гермиона, еще больше наклоняясь к Гарри.

— Некоторое время назад ты сказал мне, что все эти, давай назовем их, наблюдения имели место сразу после твоего пребывания в больнице Святого Мунго, верно?

Гарри поднял голову и озадаченно посмотрел на нее. Постепенно до него дошло. — Да, это верно…

Гермиона кивнула, увидев, как колесики в мозгу Гарри встали на свои места.

— Причина, по которой ты оказался в больнице, заключается в том, что ты дважды чуть не умер. Я нашла тебя в Хогвартсе в полностью разрушенном коридоре. Твой бок был весь в крови, и ты едва дышал. Целители сказали, что это не заняло бы много времени, и ты бы умер от потери крови, — прошептала она, изо всех сил стараясь удержаться от слез.

Гарри опустил глаза.

— И в больнице Святого Мунго… Я слышала, как целители пытались спасти тебя, ты знал об этом? Я сидела на полу в вестибюле и должна была наблюдать, как со временем все чаще и чаще целители выбегали из твоей палаты и возвращались с еще большим количеством коллег на буксире.

Она шмыгнула носом и смотрела на Гарри, пока он снова не поднял глаза и не посмотрел на нее.

— Ты почти умер, Гарри. Ты и правда был мертв в течение короткого промежутка времени, но им удалось тебя оживить. Твои травмы и потеря крови…

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Ты был мертв в течение короткого времени и, следовательно, находился в «Царстве смерти», как называет это Линхарт Томен. Я думаю, что именно по этой причине ты можешь видеть этот дух или душу, хотя никто другой этого не может. Ты имел контакт со Смертью и только что почти избежал этого. Все это имеет смысл!

Гарри медленно кивнул.

Он видел логику во всем этом. Он понял, почему она подумала, что он внезапно обрел способность видеть явно неудовлетворенные души — или душу, — которая постоянно преследовала его. «Но в ванную она не заходит», — подумал он, забавляясь, и поблагодарил Мерлина за то, что, по крайней мере, там он получил столь необходимое уединение.

Но кто должен следовать за ним? Конечно, он видел, как умирало много людей, в основном из-за него, но он не мог вспомнить никого конкретного, у кого все еще было какое-то незаконченное дело с ним.

Когда он высказал эти мысли вслух, Гермиона просияла, глядя на него.

— Что ты знаешь об этой душе?

Гарри моргнул.

— Эм… Ну, куда бы я ни пошел, я вижу эту тень или душу, — быстро добавил он, когда Гермиона подняла брови.

— Когда я просыпаюсь, оно там; когда я сижу здесь один, оно здесь; когда мне грустно или у меня плохой день, я чувствую тепло глубоко внутри себя, как будто кто-то обнимает меня или утешает.

Он нахмурился.

— Я думаю, это женщина, — тихо сказал он, уставившись на свои руки.

— Что заставляет тебя так думать? — улыбка Гермионы была отчетливо слышна в ее голосе.

Гарри поднял глаза.

— Когда мы были в библиотеке, и я хотел помочь тебе с твоими исследованиями…

— Ты имеешь в виду ту жалкую попытку, когда ты швырнул книгу через всю комнату? — нахмурившись, глаза Гермионы слегка сузились.

Гарри поморщился.

— Да, именно это, — смущенно пробормотал он и застенчиво улыбнулся. — Извини за это…

— Все в порядке, — рот Гермионы дернулся.

— Итак, когда я уронил книгу… Я услышал хихиканье. Я почти уверен, что это был женский голос.

Гермиона заинтересованно села и склонила голову набок.

— Ты мне этого не говорил, — сказала она, наблюдая, как Гарри снова смотрит на свои руки.

— Я не думал, что тебе это показалось бы интересным, — пробормотал он. — И я подумал, что это я схожу с ума…

— Гарри! — она возмущенно посмотрела на черноволосого мальчика перед ней. — Конечно, меня интересуют вещи, которые могут быть важны для моих исследований.

— Ну вот, теперь ты знаешь.

— И это только подтвердило мою теорию, — весело добавила она. — Ты что-нибудь видел? Может быть, одежда или цвет? Определенные движения?

Пораженный, Гарри уставился на нее.

— Да, теперь, когда ты упомянула об этом… красный. Я видел довольно прозрачный темно-красный цвет, думаю, немного ярче крови, но не такой яркий, как закат… Ты имеешь в виду?.. — он сделал паузу.

Гермиона улыбнулась. — Я думаю, ты знаешь, кто она, не так ли?

— Нет. Нет, этого не может быть!

Гермиона медленно, осторожно встала, подошла к Гарри и опустилась на колени рядом с ним. Его глаза были широко раскрыты, выражение лица сменилось с панического на пустое, затем смущенное, полное надежды и снова на паническое. Она нежно положила руку ему на плечо и на мгновение закрыла глаза, когда Гарри отпрянул от нее.

— Это возможно, Гарри. Она рядом с тобой, куда бы ты ни пошёл, обеспечивает тебе уединение в личных вопросах, пытается утешить тебя всякий раз, когда ты просыпаешься от кошмара или не знаешь, что делать… Гарри?

Он медленно поднял глаза. Они были налиты кровью, и в них блестели непролитые слезы.

— Ты видишь Ее? — спросил она.

Слеза скатилась по его щеке, оставляя мокрый след на покрасневшей коже. Он поспешно моргнул, чтобы остановить слезы, и провел рукой по глазам.

Он собрал все свое мужество и медленно поднял глаза. Всего мгновение назад они стояли рядом с ним и положили руку ему на плечо. И он отпрянул в сторону. Стыд горел на его щеках, его взгляд блуждал по мебели в скудно обставленной кухне. Старые деревянные стулья, аккуратно расставленные у массивного стола, антикварный деревянный шкафчик с фарфором и столовыми приборами, раковина в углу, все еще заполненная утренними чашками. Его взгляд скользнул к двери, которая вела в вестибюль — и там была ОНА.

Ее рыжие волосы развевались на ветру, который существовал только для нее, ее одежде были десятилетия. Она парила в нескольких сантиметрах над землей, и у нее были — точно так же, как и у него самого — мокрые щеки от бегущих по ним слез, но улыбка, озарившая ее лицо, была полна любви и привязанности.

Прямо перед ним стояла его мертвая МАМА.

У него перехватило дыхание, когда он попытался встать со стула. Недоверчивое выражение появилось в его изумрудно-зеленых глазах — тех же глазах, что и у женщины, которая парила перед ним, всего в нескольких метрах от него.

— Мама?

Примечания:

Бечено

---

— Мама?

— Привет, солнышко.

Гарри не мог поверить своим глазам. Перед ним стояла его мать — его мертвая мать. Она парила в воздухе перед ним и улыбалась ему сквозь слезы. Ее одежда была из семидесятых — одежда, в которой она умерла, как он подозревал. Ее рыжие волосы слегка развевались на ветру, которого Гарри и Гермиона не чувствовали.

Он моргнул, почувствовав, как у него подгибаются колени; его зрение затуманилось и в конце концов полностью померкло…

* * *

— Гарри? Гарри, ты меня слышишь?

Первое, что он почувствовал, была невыносимая головная боль. Он застонал и пощупал свой лоб. Может быть, у него в нем была дырка? По крайней мере, это объяснило бы ту боль, которую он почувствовал в тот момент.

— Он просыпается!

— Гарри, дорогой, ты меня слышишь? Открой глаза, милый.

Он моргнул и тут же пожалел об этом. Яркий свет резал ему глаза и вызывал довольно неприятную боль в голове. Он снова застонал.

Медленно он попытался сесть, но только для того, чтобы быстро лечь снова, так как вся комната вокруг него начала вращаться. Обессиленный, он закрыл глаза и глубоко вдохнул, чтобы уменьшить тошноту, которая взяла под контроль его желудок.

— Что случилось? — слабо пробормотал он и неуверенно моргнул. Потолок остался на своем месте — хороший знак.

— Ты внезапно сильно побледнел и упал в обморок, — прошептала Гермиона, чья рука успокаивающе легла ему на плечо. — Мы отнесли тебя в твою спальню.

Мы?

Сбитый с толку и немного пошатываясь, он выпрямился, опираясь одной рукой о мягкую кровать позади себя, а другой нащупывая очки на прикроватном столике.

— Держи, — сказала Лили, робко протягивая ему очки.

Гарри моргнул. Его мама? Озадаченный, он уставился на слегка прозрачную фигуру рыжеволосой женщины прямо перед собой, когда его глаза сфокусировались. Он сглотнул. Конечно! Теперь он вспомнил. Он говорил с Гермионой о душе, которая преследовала его, и внезапно увидел перед собой свою мать. Тогда он, должно быть, потерял сознание…

Он покраснел. Он упал в обморок на глазах у Гермионы и Лили Поттер? «О Мерлин, помоги мне».

— Как ты себя чувствуешь, Гарри? — голос Лили был мягким, как будто она боялась, что Гарри снова потеряет сознание. «Ой, как неловко!» Ее рука дернулась к его лбу, как если бы проверить, все ли с ним в порядке, но быстро опустилась обратно, когда она заметила, что, возможно, Гарри бы этого не одобрил.

Он смущенно откашлялся и подтянул колени к груди, тут же обхватив их руками.

— Я в порядке, — пробормотал он и перевел взгляд на одеяло перед собой. Волнообразный узор замерцал, когда на него легла слегка прозрачная рука. Он сглотнул.

— У тебя лицо красное… Ты уверен, что с тобой все в порядке? У тебя жар? — Лили обеспокоенно наблюдала за своим сыном, который покраснел еще больше.

— Нет, я в порядке. Правда, — добавил он, когда Лили бросила на него скептический взгляд. — Правда, мам. Это ерунда.

От улыбки, которой она одарила его, у него перехватило дыхание.

Он назвал ее мамой! Ее сын назвал ее мамой! Щеки Лили вспыхнули от радости, а ее улыбка была такой широкой, что она испугалась, как бы у нее не свело мышцы лица. Но ей было все равно. Гарри назвал ее мамой. Он знал, кто она такая, и самое главное — он принял это. Он был рад этому, даже если усмешка, которая тронула уголки его рта, была каким-то признаком.

Тепло, наполнившее Лили в этот момент, захватывало дух. Ее сердце, хотя и перестало биться много лет назад, снова чувствовало себя целым, вены в ее теле, казалось, светились, кожу покалывало. Воздух в ее легких казался свежее и чище, чем когда-либо прежде. Слезы счастья начали собираться в ее глазах, хотя на самом деле их там не было. Впервые после своей смерти она была счастлива.

— Я думаю, что дам вам двоим немного побыть наедине, — застенчиво сказала Гермиона. Сжав руку Гарри в последний раз, она вышла из комнаты с нежной улыбкой на лице.

Гарри глубоко вздохнул и попытался взять свое прерывистое дыхание под контроль. Сейчас было не время для нервного срыва. У него была возможность поближе познакомиться со своей матерью. Возможность, которую он никогда не считал осуществимой, независимо от того, как сильно он мечтал и желал этого.

Пристыженный, он опустил взгляд. Он не знал, что сказать. Что бы вы сказали, если бы ваша покойная мать сидела рядом с вами? Женщина, которую — давайте будем честны — он не знал.

— Мне жаль, что я так напугала тебя.

Гарри в тревоге вскинул голову. Он уставился на слегка прозрачного человека перед ним.

Лили печально улыбнулась и пожала плечами. — Ну, ты знаешь. Все эти видения и сны… — Медленно, она позволила своим мыслям блуждать, слегка нахмурившись.

— Тебе не нужно извиняться, — прошептал он и нерешительно потянулся к ней дрожащей рукой, но почти сразу уронил ее. Что с ним было не так? Она была мертва, призрак! Призраки не были реальностью — по крайней мере, физически. К ним невозможно прикоснуться.

Лили улыбнулась. — Все в порядке, — ее голос был мягким, когда она слегка наклонилась к нему. — Тебе не нужно меня бояться.

— Я тебя не боюсь, — поспешно выкрикнул Гарри, уставившись на нее широко раскрытыми глазами.

— Конечно, нет, — она подмигнула ему и указала на кровать. — Можно мне?

Гарри робко кивнул и отодвинулся на несколько дюймов, чтобы у его матери было немного больше места, чтобы сесть на матрас.

— Мне нужно очень много тебе рассказать, и я обещаю — ты все узнаешь, — она села рядом с ним и медленно, чтобы у Гарри было достаточно времени отодвинуться, положила свою руку на его. Он был теплым. — Но я думаю, будет лучше, если я сначала просто кратко изложу суть дела. В конце концов, есть кое-кто, кто тоже хотел бы тебе многое рассказать, насколько я его знаю.

Она улыбнулась, когда у Гарри перехватило дыхание. — Вот именно. Ты должен знать, что все это было не только моей идеей. Джеймс, конечно, уже сходит с ума от беспокойства…

Ее глаза блуждали по комнате, на самом деле видя не мебель в ней, а что-то совершенно другое и далекое.

— Что ты имеешь ввиду? — сбитый с толку, Гарри нахмурил брови.

— Чтобы полностью понять нашу ситуацию, ты должен знать, что мы решили той ночью, много лет назад, — она снова повернулась к сыну, который сидел перед ней, скрестив ноги и не отводя взгляда от ее губ, только моргая время от времени.

— Нашим самым большим желанием и целью в жизни была твоя безопасность и счастье. Ты был для нас всем. Мы полностью изменили нашу жизнь ради тебя, просто чтобы ты был в безопасности. И мы сделали это добровольно, — добавила она, улыбаясь, когда Гарри поморщился.

— Ты должен знать, солнышко, что все, что мы взяли на себя, было сделано по нашему собственному решению защитить тебя. Мы гордились тобой. Мы любили тебя так сильно, что для нас было естественно пожертвовать собой, и мы ни о чем не жалеем. Если бы кто-нибудь спросил нас сейчас, хотели бы мы изменить что-либо из того, что произошло в нашей короткой жизни, мы оба сказали бы одно и то же — нет. Мы прожили свою жизнь, и ты был ее частью. Мы не могли бы быть счастливее, Гарри. Пожалуйста, никогда не забывай об этом. Ничто из того, что с нами случилось, не является твоей виной. Мы сделали это по нашей собственной ответственности и свободной воле, очень хорошо зная, чем это может закончиться. Мы хотели защитить то, что было для нас самым важным, и, если понадобится, сделать это ценой своей жизни.

Мы с Джеймсом знали, во что ввязываемся. В тот момент, когда Дамблдор рассказал нам о пророчестве… — она прерывисто вздохнула и еще крепче сжала руку Гарри. — Это был кошмар. Мы знали, что растить ребенка в разгар войны сопряжено с некоторым риском, но мы хотели попробовать. Ни война, ни пророчество не встанут на нашем пути к достижению нашей цели. Мы пообещали это самим себе.

— Мы хотели, чтобы у тебя было нормальное и счастливое детство. Детство в любящей обстановке, с крестными и родителями, которые буквально восхваляли бы землю, по которой ты будешь ходить, — смеясь, она вытерла одинокую слезу со своей бледной щеки. — Мы хотели подарить тебе счастливую жизнь, Гарри. И даже после нашей смерти мы не забыли о своем желании, поверь мне. Когда мы увидели, что ты лежишь под обломками, не будучи в состоянии ничего сделать… — она всхлипнула и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Сириус пришел вскоре после того, как Волдеморт исчез. Мы слышали, как он вошел в дом. Когда он вошел в твою комнату, я почувствовала такое облегчение, что он нашел тебя. Я знала, что не смогу позаботиться о тебе сама, не смогу предложить тебе счастливое будущее, которого ты заслуживаешь, но я также знала, что Сириус способен достичь именно этого и сделает все, что в его силах, чтобы ты была счастлив. Я до сих пор помню тот день, когда Джеймс сделал предложение сделать Сириуса твоим крестным отцом. Должна признаться, в первый момент мне хотелось рассмеяться.

Гарри улыбнулся ей. Он слишком хорошо мог представить себе, как произошла эта сцена. Джеймс Поттер, любитель пошутить и в то же время ответственный будущий отец, предлагает своей беременной жене идею о том, что его лучший друг детства должен стать крестным отцом их будущего сына. Гарри хихикнул. Да, он мог представить себе это слишком хорошо.

— Но когда я немного подумала об этом, мне пришлось признаться самой себе, что я не могла бы сделать лучшего выбора. И это подтвердилось после твоего рождения. Сириус был таким милым и любящим с тобой, это разбило мне сердце. Он был идеальным крестным отцом и тем, кого мы выбрали, чтобы растить и любить тебя, если бы мы не смогли этого сделать. Он вынес тебя из дома и хотел отнести в твой новый дом, когда появился Хагрид. Я уверена, ты знаешь эту историю, верно?

Он кивнул.

— Хорошо. Это избавляет меня от необходимости рассказывать тебе все дважды или даже трижды, — добавила она со смехом, откидываясь на подушки. Гарри последовал ее примеру.

— Ну, Джеймс и я понимали, что после ареста Сириуса все пойдет не по плану. Дамблдор знал о невиновности Сириуса, но ничего не предпринял по этому поводу; впрочем, на самом деле все было совсем наоборот. Мы позаботились о том, чтобы в нашем завещании было ясно указано, что ты ни при каких обстоятельствах не должен был оставаться у кого-либо, кроме тех лиц, которых мы выбрали. И поверь мне, моей дорогой сестры не было в этом списке, — горько проворчала она, когда Гарри попытался сесть.

Успокаивающе и несколько робко она провела пальцами по растрепанным волосам сына. Она ухмыльнулась. — Кто бы мог предположить, что гены Поттеров были настолько доминирующими, — она с любовью попыталась укротить кудри цвета воронова крыла. — Безнадежно.

— У меня тоже пока не получилось, — пробормотал Гарри. Он медленно закрыл глаза и попытался насладиться незнакомым ощущением.

— Никто никогда не справится, — прошептала она, убирая непослушную прядь с его лба, чтобы провести пальцем по шраму. Тепло разлилось по его венам и наполнило Гарри таким приятным ощущением, что ему пришлось приложить усилие, чтобы не застонать.

— Мы попытались отправиться вслед за тобой, — продолжила Лили, не прерываясь, чтобы слегка погладить сына по волосам. Гарри был благодарен за это. — Но это не сработало.

Сбитый с толку, Гарри открыл глаза и, моргая, посмотрел на свою мать. — То есть как, «это не сработало»? Ты ведь здесь, разве не так?

Лили печально улыбнулась и кивнула: — Да, это правда. Но выслушай меня до конца, — она подмигнула ему, когда он покраснел.

— Прости, — пробормотал он, снова закрывая глаза. — Продолжай.

— Хорошо. У Джеймса было подозрение, что это, вероятно, потому, что мы были каким-то образом привязаны к нашему месту смерти, умирая там.

— Годрикова Лощина, — голос Гарри был хриплым. Он прочистил горло.

— Именно, — прошептала Лили и легко поцеловала его в лоб. — Годрикова Лощина. У нас все еще была наша магия, так что это не могло быть причиной того, что мы не могли уйти. Следовательно, это оставалось единственной причиной. В школьные годы я как-то одолжила Джеймсу книгу для эссе или чего-то в этом роде. Эта книга также включала несколько глав о призраках Хогвартса и о том, как им удалось покинуть места своей смерти. Там говорилось, что дух может свободно перемещаться, только если он или она направляет магию из другого источника, в результате иногда даже приводящую к смерти этого другого источника… Конечно, мы не хотели никого убивать. Боже мой, нет. Но Джеймс правильно понял, что у нас обоих все еще была наша магия, даже после нашей смерти, и поэтому он предложил пожертвовать своей магией, чтобы я могла быть рядом с тобой.

Гарри моргнул. — То есть это значит, что папа застрял в Годриковой Лощине на все эти годы? — озадаченный, он сел и посмотрел на свою мать.

Лили провела свободной рукой по волосам — нервная привычка, которую она переняла, находясь в компании Джеймса.

— Мы поддерживали связь в течение первых нескольких лет, — сказала она, выдерживая пристальный взгляд своего сына. — Мы могли говорить друг с другом. Это было так, как будто он был в моей голове, а я в его. Как будто у нас было два разных набора мыслей, один из которых был связан с моим голосом, а другой — с Джеймсом. Но по прошествии нескольких лет все чаще и чаще становилось так, что мы не могли общаться. Джеймсу приходилось все чаще обрывать связь, потому что его магия больше не была достаточно сильной, не такой сильной, как раньше… Пока, в конце концов, она не оборвалась полностью.

Лили медленно села и заправила рыжую прядь волос за ухо. — Единственным способом поговорить друг с другом были твои сны. Магия Джеймса становится все слабее и постепенно у меня появляется ощущение, что у меня больше не будет много времени за пределами Годриковой Лощины. Желание вернуться в Годрикову Лощину становится сильнее с каждой минутой, но я боюсь, что если я поддамся этому желанию, наша магия не будет достаточно сильной, чтобы позволить мне уйти снова. Наша связь подавила магию оков смерти, но со временем она теряет свою силу, и узы смерти становятся сильнее. Вот почему нам нужна твоя помощь, Гарри. Джеймс становится слабее, и я не знаю, как долго моя магия сможет поддерживать его.

Лили выглядела отчаявшейся. Ее глаза лихорадочно шарили по лицу сына, ища ответа на свою мольбу. Если бы он не захотел или не смог помочь им, она не знала, как выглядело бы их с Джеймсом будущее — если оно вообще существовало…

— Скажи мне, что я должен сделать для тебя!

Примечания:

Бечено

---

Наш репортер была взволнована, прогуливаясь в тот день по улицам Лондона, размышляя, что ей следует обсудить в своей следующей статье, когда мимо прошли не кто иные, как Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер. Именно так, дорогие читатели. Гарри Поттер, наш спаситель и герой волшебного мира, и его лучшая подруга Гермиона Грейнджер шли по дороге бок о бок, очевидно, погруженные в личную беседу, если судить по цвету щек мисс Грейнджер. И еще более интересной была рука мистера Поттера, которая лежала на плечах мисс Грейнджер!

Итак, теперь мы в «Ежедневном пророке» спрашиваем себя: происходит ли между двумя спасших волшебный мир голубками нечто большее, чем мы думали до недавнего времени?

Во время четвертого курса обучения Гарри Поттера в Хогвартсе один из наших репортеров написал о возможном любовном треугольнике между самым завидным и сексуальным волшебником в мире Гарри Поттером, болгарским красавчиком Виктором Крамом и умной, но непримечательной девушкой рядом с Гарри Поттером, Гермионой Грейнджер.

В то время все участники отрицали какие-либо «обвинения» и требовали, чтобы их оставили в покое. Но ведьмы Великобритании теперь снова столкнулись с важным и не менее неприятным вопросом: одинок ли Гарри Поттер?

Именно на этот вопрос упомянутый волшебник ответил очаровательным румянцем и немедленным побегом сразу после того, как мы спросили его, кто была его дамой сердца на последнем благотворительном мероприятии. Означает ли эта реакция, что он увлечен, но не хочет делиться этим с миром? Или можем ли мы, одинокие женщины волшебного мира, по-прежнему надеяться, что легендарный волшебник Британии все еще доступен?

Что ж, на этот вопрос мы, ведьмы, хотим знать ответ. Была ли эта прогулка — чем? — Совместной прогулкой близких друзей, у которых долгое время не было возможности побыть друг с другом в тишине, или наш репортер действительно стал свидетелем романтической прогулки по улицам Лондона? Прогулки молодых влюбленных, которые не хотят афишировать свою любовь?

Мы в «Ежедневном пророке» будем следить за новостями и разгадаем тайну самого завидного волшебника Британии!

Гарри в ужасе уставился на газету, лежавшую перед ним. Что, черт возьми, он только что прочитал?

Его глаза пробежались по плотному пергаменту, когда он снова перечитывал статью. Почему репортеры не оставят его в покое хотя бы на один день? На протяжении всей своей жизни ему приходилось соответствовать их, главным образом, приукрашенным и полностью высосанным из пальца басням; год за годом очередное сумасшедшее «открытие» о жизни знаменитого Гарри Поттера попадало на первую полосу, и в девяноста процентов — хотя нет — девяносто пяти процентов это было ложью.

Расстроенный, Гарри застонал. Они никогда не оставят его в покое. Они никогда не оставляли его в покое раньше и никогда не сделают этого в будущем. Почему он думал, что с падением Волдеморта о нем тоже забудут?

— Чего ты качаешь головой? — раздался веселый голос позади него, который заставил его подпрыгнуть.

— Мама! — вздрогнув, он обернулся и спрятал «Ежедневный Пророк» у себя за спиной. — Ч-что ты здесь делаешь?

— Разве мне не позволено присматривать за своим сыном? — ее глаза озорно сверкнули, когда она медленно подплыла к нему. — Что ты там прячешь? — спросила она, поскольку Гарри продолжал просто смотреть на нее, сбитый с толку и слегка запаниковавший.

— Ничего!

Словно ужаленный пчелой, Гарри вскочил и невинно улыбнулся Лили.

— Только газета, ничего больше. Статьи полны чепухи. Как обычно. Ничего важного. Что ж, пойду я поищу Гермиону. Ты случайно не знаешь, где она, нет? Ладно, я сам ее найду. В конце концов, дом не слишком большой; по крайней мере, недостаточно большой, чтобы в нем потеряться. Ну, пока… Я пошёл, — он застенчиво рассмеялся и нервно провел рукой по волосам. Лили подняла бровь.

— Увидимся, — со свекольно-красными щеками он исчез из кухни, буквально взбежав по лестнице.

Лили засмеялась, глядя ему вслед. Хихикая, она покачала головой и оглядела кухню. Гарри оставил свою пустую кружку на столе. Может быть, попробовать очистить ее с помощью магии? Лили нахмурилась. Она очень давно не пыталась что-то сдвинуть с места, не говоря уже о том, чтобы использовать магию.

Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Если бы она только представила, как поднимает чашку в воздух и очищает ее заклинанием… В конце концов, это же сработало с очками Гарри, не так ли?

Медленно она протянула руку к чашке и попыталась сосредоточиться исключительно на эффекте заклинания, на ощущении, которое вызовет фарфор в ее руке, на покалывании, которое ощущаешь, произнося заклинание. Она почти могла почувствовать это — легкое прикосновение холодного фарфора к ее ладони, теплое покалывание в венах, когда магия текла через…

Она нерешительно открыла глаза и нахмурилась, увидев грязную чайную чашку на деревянном кухонном столе. «Воспоминания», — разочарованно подумала она и протянула руку, чтобы взять кружку. Рука прошла насквозь. — «Ничего, кроме воспоминаний».

* * *

Колеблясь, Гарри открыл дверь в библиотеку и заглянул внутрь. Гермиона сидела, как и предполагалось, за старым деревянным столом с книгой перед ней. Когда она услышала, как открылась дверь, она обернулась.

— Гарри. — улыбаясь, она отложила перо в сторону и встала. — Проходи, проходи.

— Ты уже прочитала «Ежедневный пророк»? — Гарри изо всех сил пытался остановить прилив крови к щекам — без особого успеха. Он прочистил горло и застенчиво улыбнулся ей.

Гермиона моргнула. — Нет, я не читала. Почему ты спрашиваешь? Что там написано?

Она слегка нахмурилась, наблюдая, как Гарри заламывает руки и нервно переступает с ноги на ногу, казалось, не замечая своего поведения. Ухмыляясь, ее взгляд переместился с черноволосого волшебника на стопку пергаментов, которые он сжимал в руках, и обратно. С каждой секундой он становился все краснее.

— Ничего. В любом случае, ничего важного, — он сложил руки за спиной и кивнул. — На самом деле, просто сплетни. Просто обычное дерьмо.

— Если там нет ничего важного, я уверена, ты не будешь возражать, если я прочитаю, не так ли? — забавляясь, она подняла брови, когда Гарри начал заикаться.

— Не нужно это читать. Я имею в виду, что всё равно это чепуха. Ты знаешь «Ежедневный пророк». С уходом Скитер статьи точно не стали лучше или правдивее. Если бы там было что-то важное… эй!

Гермиона прыгнула на него и попыталась дотянуться до газеты за спиной Гарри, но он держался за нее, как за спасательный круг.

— Хватит. Отпусти!

— Ну уж нет!

Гарри попытался стряхнуть Гермиону, которая теперь прибегла к нечестным средствам и начала старательно щекотать его.

— Хватит! — закричал он, смеясь и отчаянно извиваясь в ее объятиях. — Хватит!

— Не-а! — Гермиона хихикнула, когда Гарри попытался оттолкнуть ее локтем, все еще держа руки за спиной.

Гарри, чьи глаза были зажмурены, хихикнул, когда ее руки отпустили его талию. Хa! Спасен, торжествующе подумал он и медленно открыл глаза…

… и уставился в самый красивый коричневый цвет, который он когда-либо видел.

Гермиона стояла самое большее в двадцати дюймах от него, ее дыхание было прерывистым, глаза широко раскрыты, зрачки слегка расширены. Он поперхнулся. Он не был так близок к ней с тех пор, как… он покраснел. С того единственного случая с Джинни. Боже, это было неловко.

Гарри сглотнул, Гермиона сделала то же самое. Дрожа, он попытался оторвать руки от газеты, как-то ослабить хватку, которой он сжимал пергамент, настолько сильным было желание обнять ее, прижать к себе, почувствовать ее тело рядом со своим, ее тепло в его объятиях, ее мягкие губы на…

Охваченный ужасом, он покачал головой и поспешно попятился. Смутившись, он откашлялся и взлохматил волосы. То, что было сейчас, это же не было тем, о чем он подумал? Он моргнул, глядя на Гермиону. Ее глаза были широко раскрыты от шока, ее безупречная кожа над нежными скулами слегка покраснела, окрасив их в красивый румянец. «Возьми себя в руки, Гарри! Это Гермиона, о которой ты только что подумал все это, черт возьми!»

Его сердце колотилось в груди так, словно в любой момент могло выпрыгнуть из грудной клетки. Теплое покалывание разлилось по его венам, сопровождаемое таким сильным теплом, которое он чувствовал в последний раз… в последний раз он чувствовал это, когда целовал Джинни в Общей комнате Гриффиндора. О боже, нет! Нет! Нет, этого не могло быть. Гермиона была ему как сестра. Ни при каких обстоятельствах он не мог на самом деле испытывать чувства к своей сестре — романтические чувства к своей семье? Нет! Нет, это было невозможно… верно?

Обескураженный, он посмотрел на свою подругу, которая что-то отчаянно бормотала себе под нос. Ее щеки становились все краснее и краснее с каждым словом.

Он прочистил горло. С тихим писком Гермиона развернулась и уставилась на него широко раскрытыми глазами. «Ежедневный пророк» лежал забытый на полу между ними.

— Я… эм… Вообще-то, я собирался спросить тебя кое о чем, — смущенно пробормотал он и снова откинул непослушные волосы с глаз. Он подавил стон, когда они снова упали на стекла очков.

— Ч-что? — Гермиона слегка покачала головой, чтобы рассеять поток мыслей, пронесшийся в ее голове. Сейчас было неподходящее время беспокоиться о ее отношениях… эм… дружеских отношениях с Гарри.

— Я только что кое о чем подумал — с усилием он поднял глаза и посмотрел в ее карие глаза. Он сглотнул. «Сосредоточься, Гарри». — Сегодня утром, когда я проснулся… ну, может быть, мне это только показалось, но это прозвучало так, как будто ты могла видеть мою маму. Ну помнишь, — добавил он, когда Гермиона подняла брови, по-видимому, сбитая с толку, — ты сказала: «Я дам вам двоим немного времени побыть наедине» или что-то в этом роде. Мне просто было интересно, если… ну, ты понимаешь…

Гермиона вздохнула, повернулась и медленно села обратно. Ее сердцебиение начало успокаиваться, но она чувствовала себя так, словно только что участвовала в особенно изнурительном марафоне.

Она заправила вьющуюся каштановую прядь волос за ухо и подняла глаза. Сердце Гарри подпрыгнуло, когда ее карие глаза встретились с его зелеными. Он не мог точно определить выражение в них.

— Я могу предположить, где она находится. — Гермиона глубоко вздохнула и села прямее. — Честно говоря, я думаю, что знаю, что ты видел каждый раз, когда все это началось. Ты говорил, что какое-то видение или что-то блестящее следовало за тобой повсюду, верно? Что ж, я знаю, где сейчас находится твоя мать, потому что я тоже вижу нечто подобное, когда она рядом.

Гарри удивленно моргнул, глядя на нее. — Значит, ты можешь ее видеть?

— Нет, по крайней мере, не напрямую, — она терпеливо улыбнулась ему, когда он схватил стул, стоявший у стены, подтащил его к столу и сел рядом с ней, не сводя с нее глаз.

— Я не знаю, аура ли это или какая-то ее телесная часть, но есть кое-что, что я могу видеть. Очертания размываются, а цвета становятся более тусклыми всякий раз, когда она оказывается там. И поскольку ты всегда смотрел в этом направлении всякий раз, когда разговаривал с ней, я подумала, что на самом деле я не схожу с ума, а действительно могу — каким-то образом — увидеть, где твоя мама.

Гарри медленно поднял брови, переваривая сказанное. Итак, Гермиона могла видеть, где была его мать. Конечно, она не видела того, что видел он, но это было больше, чем он смел надеяться.

Как раз когда он сделал глубокий вдох, чтобы сказать ей, насколько это было потрясающе, его прервал голос, доносившийся с кухни.

— Гарри? Ты дома, дорогой?

Озадаченный Гарри по-совиному заморгал, глядя на Гермиону. Она пожала плечами и направилась, сопровождаемая Гарри, на кухню.

Молли Уизли стояла в комнате с улыбкой на лице, ее старая потрепанная сумочка лежала на кухонном столе. Она просияла, увидев, что они вдвоем вошли в комнату.

— Привет, — она бросилась к смущенным друзьям и заключила их обоих в материнские объятия. — Как у тебя дела? Я так давно ничего о тебе не слышала! Это действительно позорно, как ведут себя Джинни и Рон!

Гарри посмотрел через плечо миссис Уизли на свою мать, которая стояла рядом с камином с грустной улыбкой на лице. Гарри неуверенно улыбнулся в ответ.

Как сильно он хотел иметь возможность обнять свою маму… Но он боялся, что никогда не сможет этого сделать. До сих пор он прожил свою жизнь, не будучи в состоянии вспомнить ни единого момента, когда его мать обнимала его. Конечно, он был уверен, что таких моментов действительно было много, но неспособность вспомнить не означала, что это было менее болезненно, особенно теперь, когда стало так ясно, чего ему не хватало — и все еще было.

С тех пор как он начал свой первый год в Хогвартсе, его чаще обнимали. Не регулярно и даже не очень часто, но в его жизни все еще были люди, которые хотели обнять его. Но ощущения того, что его укачивают на руках родители, он не знал. Ближе всего к тому, чтобы познать это чувство, он когда-либо был в объятиях своего крестного отца.

— Что вы здесь делаете, миссис Уизли? — вежливо спросил Гарри, высвобождаясь из объятий. Ему было не по себе от мысли, что мать его бывшего лучшего друга с любовью обнимает его, когда в той же комнате находится его собственная мать, явно обиженная тем фактом, что именно миссис Уизли заключила своего сына в объятия, а не она.

Миссис Уизли с любовью улыбнулась ему и тоже обняла Гермиону. — Я просто хотела зайти, чтобы навестить тебя, так как в последнее время мы видимся не часто.

Гермиона смущенно рассмеялась. — Извините, миссис Уизли.

— О, пустяки! Тебе не нужно извиняться. В конце концов, это не твоя вина. — она покачала головой и разочарованно вздохнула. — Я полагаю, что двое моих младшеньких не связывались с вами?

Она фыркнула, когда два младших волшебника кивнули. — Я не могу в это поверить. Это возмутительное поведение! Я не знаю, от кого они этому научились. Конечно, не от меня! Нужно думать, что эти двое достаточно взрослые, чтобы время от времени выходить за рамки своих собственных ожиданий и желаний и отбросить в сторону свои безответные чувства ради вашей дружбы. Но, очевидно, мнение большинства решает только тогда, когда речь заходит о законе.

Громко вздохнув, она села на стул за кухонным столом и прикрыла глаза рукой, чтобы успокоиться. Гермиона и Гарри обменялись взглядами.

— Сегодня приходил Рональд, — пробормотала миссис Уизли и медленно опустила руку на колено, чтобы понаблюдать за их реакцией.

Брови Гермионы взлетели вверх. Ее глаза были холодны. Гарри сглотнул. Эта ее сторона редко проявлялась, и он был благодарен за это — это было просто пугающе.

— Он буквально умолял меня пойти и поговорить с тобой еще раз, чтобы изменить твое решение, но я сразу же сказала ему, — поспешно добавила она, когда глаза Гермионы раздраженно вспыхнули, — что я не та, кто должна поговорить с тобой. Я на твоей стороне, Гермиона, дорогая. То, как вел себя Рон, честно говоря, действительно паршиво, и он вел себя как полный придурок.

У Гарри отвисла челюсть до земли. Пораженный, он уставился на миссис Уизли, ту самую женщину, которая всегда казалась такой спокойной и контролировала себя. Единственный раз, когда он видел ее покрасневшее и слегка покрытое пятнами лицо, было, когда она накричала на близнецов. Гарри моргнул. Фред и Джордж… Нет, он не будет думать о Фреде и о том, что теперь стало с Джорджем!

— Что ж, это правда. Я учила своих детей приносить в отношения любовь и уважение, а не одержимость и агрессивность! Или, в случае Джинни, навязчивость и невежествo. Она ведь тоже еще не была здесь, не так ли?

Гарри покачал головой. — Не после того, как я выгнал ее, когда она сообщила мне о своем мнении… довольно грубо, — закончил он, взглянув на Гермиону, чьи щеки приобрели восхитительный розовый оттенок.

Глаза Лили вспыхнули. О, она слишком хорошо помнила тот момент. Она была так счастлива за них, что они наконец нашли друг друга и Гарри получит заслуженный шанс на счастливую жизнь — Джеймс с самого начала говорил, что Джинни не подойдет их сыну, и она полностью согласилась с ним. Но у всех были временные увлечения, и их сын-подросток не был исключением. Они не могли держать на него зла за это. Но когда упомянутая ведьма ворвалась в зал и начала оскорблять Гермиону и высмеивать ее, мнение Лили о ней упало в бездонную яму, без малейшего шанса когда-либо выползти из нее обратно.

Гарри подавил улыбку, когда увидел, как глаза его матери потемнели и сузились. Тепло разлилось по его телу, когда он снова осознал, что он больше не один.

— Как на неё это похоже, — фыркнула миссис Уизли, резко выдернув Гарри из его мыслей. Он резко повернул голову, как раз вовремя, чтобы увидеть, как рыжая ведьма приближается к нему и делает движение, чтобы снова его обнять.

— Боюсь, мне пора идти, мои дорогие. У меня дома горстка ленивых людей, которые хотят, чтобы еду им готовила любящая мать.

Она раздраженно закатила глаза, в последний раз обняла Гермиону и подошла к камину, где исчезла в ярко-зеленом пламени.

Моргая, Гермиона уставилась на пламя, которое вернулось к своему обычному, теплому оранжево-красному цвету.

— Что ж, это было недолго, — пробормотала она.

Гарри мог только согласиться с ней.

— Скажи, а разве завтра не пробы в национальную команду? — она усмехнулась, когда глаза Гарри резко расширились, и он уставился на нее.

— О Боже, я совсем забыл об этом!

— Ну, тогда тебе лучше позаботиться о том, чтобы ты помнил об этом до завтра. — ухмыльнувшись, она направилась к лестнице, которая вела на первый этаж, вероятно, возвращаясь в библиотеку.

Подойдя к двери, ведущей на лестницу, она обернулась в последний раз с лучезарной улыбкой на лице. — В конце концов, я хочу жить вместе со всемирно известным игроком в квиддич, или ты уже забыл?

Примечания:

Бечено

---

Громко зевнув, он сел и задумчиво почесал подбородок. Его магия была почти исчерпана, и он проводил большую часть своего времени во сне. Сначала он думал, что призраки не могут спать, и, возможно, это было правдой, и Джеймс в такие моменты всего лишь впадал в глубокий транс, но ему было все равно. С каждым днем держать Лили в Лондоне или где бы она ни была, становилось все более и более утомительным.

Он не покидал этого места уже почти два десятилетия. За годы учебы в Хогвартсе он однажды сказал, что никогда не покинет Годрикову Лощину, но он вовсе не предполагал, что это буквально так и будет.

Застонав, он сел и огляделся. Земля кладбища едва просматривалась сквозь густой туман, но надгробные плиты можно было легко опознать; некоторые были заметны лучше, чем другие. Его надгробие было одним из тех, которые отчетливо выделялись на том клочке земли, под которым было похоронено его безжизненное тело. Он вздохнул, прочитав свое имя, выгравированное на мраморе.

Здесь лежит

Джеймс Карлус Поттер27 Марта 1960 года — 31 Октября 1981 года«Последний враг истребится — Смерть»⁽¹⁾

Его брови нахмурились, когда он прочитал имя Лили прямо рядом со своим. Тяжесть, которую он ощущал каждый раз, когда думал о ней, разливалась у него внутри. Расстроенный, он глубоко вздохнул. В самом начале мысль о Лили могла успокоить его, убедить его в том, что они поступили правильно — что Лили была с Гарри и что через нее он узнает, как у них обоих дела, что они делали или что сделали Дурсли.

Джеймс зарычал и оскалил зубы — Дурсли. О, чего бы он только не отдал, чтобы иметь возможность поговорить с ними хотя бы раз. Иметь возможность поделиться с ними своим мнением и наблюдать, как они дрожали бы от страха, когда он выхватит свою палочку и станет прикидывать, какое проклятие подошло бы им лучше всего, безумно ухмыляясь при этом. Все те годы, когда они плохо обращались с Гарри и в течение которых ни Джеймс, ни Лили ничего не могли сделать, оставили свой след.

Он редко испытывал такое сильное отвращение — если не считать Волдеморта. Он думал, что только Нюньчик мог вызвать у него такую реакцию, но, похоже, в этом он ошибался. Сестра его жены и шурин, вероятно, были еще хуже, чем сальноволосый слезириниц. Снейп, по крайней мере, скрывал свое недовольство перед теми людьми, у которых был — пусть и небольшой — шанс защитить себя, но Дурсли? Джеймс горько рассмеялся. Нет. Они вымещали свою злость на невинном ребенке, который даже не знал, почему они его ненавидели, и никогда не желал большего, чем быть любимым и принятым.

Но около двух лет — или это было три? Он не мог вспомнить — у него не было с ними никакого контакта. Джеймс почти сходил с ума от беспокойства.

Расстроенный, он рванул на себе волосы.

Некоторое время назад, как только он почувствовал, что его связь с Лили — и, следовательно, с Гарри — рушится, он был на грани того, чтобы просто забыть все это и сдаться, изо всех сил сосредоточившись на том, чтобы выбраться из деревни, оставить свою могилу и дом позади и самому искать свою семью. Глубоко внутри он знал, что никогда даже мухи не обидит, но в тот момент ему было на самом деле все равно. Если бы ему нужна была магическая энергия, чтобы выбраться оттуда, он бы ее получил — независимо от ее происхождения. Единственное, что имело значение, — это то, что он знал, где находится его семья и как у них дела.

Он должен был знать, как дела у его семьи и достаточно ли все еще его магии, чтобы удержать Лили рядом с Гарри. Та часть его мозга, которая все еще была способна мыслить логически, говорила ему, что если бы он был слишком слаб, Лили уже была бы рядом с ним. Другая, более доминирующая часть не прислушалась к логике и решила кричать о своих страхах и тревогах так, как будто завтрашнего дня не будет. Он должен был действовать!

Как раз в тот момент, когда он устроился на вершине своей могилы, чтобы обдумать план, его прервало рыдание. Мучительную и все же безумно счастливую секунду он думал, что его магия была слишком слаба, и Лили, неспособную противостоять магии связи и бороться с ней, снова затянуло обратно в деревню. Но когда он открыл глаза, довольно быстро стало ясно, что это было не так.

Что-то большое и тяжелое повалило его на землю. Слезы падали ему на лицо, увлажняя кожу, и смесь рыданий и смеха достигла его ушей.

Ошеломленный, Джеймс посмотрел в светло-серые глаза, блестевшие от непролитых слез, не в силах решить, заплакать ли ему еще больше или громко рассмеяться.

— Что за… — с огромным усилием Джеймсу удалось сесть и столкнуть с себя что-то большое и тяжелое.

— Сохатый! Я не думал, что когда-нибудь увижу тебя снова! Хорошо выглядишь, дружище!

Ошеломленный, Джеймс моргнул, глядя на фигуру рядом с ним. Оно было одновременно размытым и в фокусе… Он быстро поправил очки. Длинные черные волосы, светло-серые глаза и улыбка, которую он никогда не забудет, заставили его затаить дыхание.

— Сириус?

Сияющая фигура, сидящая перед ним, напомнила ему его лучшего друга, но Сириус, которого он знал, излучал радость и легкомыслие, а не печаль и изнеможение. У Сириуса, которого он знал, были блестящие, здоровые волосы, которые тот обожал и o которыx заботился как ни о чем другом, а не тусклые пряди, свисающие на осунувшееся, измученное лицо, щекочущие линию подбородка и переносицу. Джеймс сглотнул. Этот человек был другим Сириусом; Сириусом, который выжил в Азкабане — и видеть его таким разбивало ему сердце.

— Ч-что ты здесь делаешь? — спросил Джеймс все еще ухмыляющегося крестного своего сына. — Ты… Нет. Нет, этого не может быть. Пожалуйста, скажи мне, что ты не…

Сириус — мертв? Нет! Лили рассказала ему, каким важным Сириус стал для Гарри. Сириус сделал все, что в его силах, чтобы быть рядом со своим крестником, и Гарри возлагал на него столько веры и надежд, как никогда и ни на кого прежде. Джеймс знал, что Уизли всегда заботились о Гарри, когда была возможность, но Гарри продолжал видеть в них родителей своего лучшего друга. Они не были его семьей. Благодаря Сириусу их сын наконец узнал, каково это — иметь семью, пусть и довольно маленькую. Он не мог быть мертв! Гарри нуждался в нем! Этого просто не могло быть правдой!

Сириус посмотрел на товарища с грустной улыбкой и положил руку ему на плечо. Прежде чем он смог сказать что-то обнадеживающее, Джеймс перебил его. — Как это случилось?

Сириус опустил глаза, его рука все еще сжимала плечо Джеймса. — Я полагаю, ты все еще помнишь это пророчество, верно?

Лицо Джеймса потемнело. Сириус кивнул.

— В прошлом году Волдеморт вернулся.

Джеймс побледнел. Да, это он тоже мог вспомнить. Радость от того, что он снова увидел Гарри, была омрачена страхом за жизнь его сына. Взгляд, которым одарил его Гарри… Джеймс закрыл глаза и отчаянно замотал головой.

— Значит, Гарри все-таки был прав, — вскинул голову Джеймс. Сириус уставился на него широко раскрытыми глазами.

— Он рассказал мне, что произошло на кладбище, понимаешь? Он сказал, что его палочка и палочка Волдеморта каким-то образом соединились, а затем появились ты и Лили.

Руки Джеймса начали дрожать.

— «Priori Incantatem», так назвал это Дамблдор. Ты был там с ним, не так ли?

Джеймс кивнул. У него закружилась голова. Он почувствовал, как его магия взбунтовалась; то, что он был довольно эмоционален в данный момент, точно не помогало с этим. Ему нужен был отдых, и быстро. Застонав, он опустился на холодную землю и прислонился спиной к своему надгробному камню. Как долго он сможет выносить пребывание в ловушке в этой деревне, которую он научился ненавидеть?

Сириус обеспокоенно посмотрел на него. — Джеймс, что случилось? — он опустился на колени рядом со своим лучшим другом и посмотрел в его карие глаза, которые устало улыбались ему.

— Я просто немного устал. Все в порядке, — пробормотал он и, вздохнув, закрыл глаза. Они начали пульсировать.

— Как тебе Гарри? — голос Джеймса был мягким. — Лили сказала, что вы познакомились с ним на третьем курсе?

— Замечательный пацан, — он мог ясно слышать несомненную усмешку, которая, он был уверен, осветила лицо Сириуса в этот момент. Джеймс улыбнулся. — Он — идеальное сочетание тебя и Лили. У него темперамент и ум Лили, — Джеймс усмехнулся, — а также твоя внешность и чувство юмора. Он совершенен.

Сириус плюхнулся на холодную могилу рядом с Джеймсом и глубоко вздохнул.

— Я рад, — пробормотал Джеймс. Он постарался подавить ревность, чтобы она не прорвалась в его голосе. Сириус знал его сына, не то что он, его отец. Джеймс сглотнул. Он не станет поддаваться эмоциям! Не сейчас, когда у него было столько вопросов к Сириусу. У него было шестнадцать лет, чтобы справиться с болью, и он думал, что уже может справиться с этим, но…

— Но как он себя чувствует, я не совсем уверен, честно говоря, — вздохнул Сириус и уставился на звезды, которые были разбросаны по ясному ночному небу. — Орден узнал, что Волдеморт за чем-то охотился; мы думали, что это оружие. Как оказалось, он хотел получить пророчество. Дамблдор думал, что Волдеморт знал только первую половину, что, похоже, было правдой, учитывая, что он хотел вытащить пророчество из Министерства, чтобы найти способ избавиться от Гарри.

Джеймс тихо застонал.

— Да… Ну, мы хотели опередить его в этом, но когда мы прибыли, зал со всеми пророчествами был полностью разрушен. Гарри и его друзья прибыли раньше нас, и их всю дорогу загоняли в ту жуткую комнату с Завесой. Пожиратели смерти, конечно, — добавил он неохотно.

Джеймс резко сел, забыв об усталости, и уставился на Сириуса, который все еще наблюдал за звездами с мрачным выражением лица. — Прости, что ты сказал?

Сириус печально улыбнулся. — Гарри и остальные дали им достойный отпор; это было более чем очевидно. Я имею в виду, они почти сравняли с землей весь Отдел тайн, но тот факт, что куда бы ты ни посмотрел, повсюду либо валялись бессознательные Пожиратели Смерти, либо мерзавцы, которые не могли решить, кем быть — младенцем или взрослым мужчиной, был довольно впечатляющим и несколько пугающим.

Джеймс ничего не мог поделать, кроме как уставиться на него, явно ошеломленный и несколько смирившийся.

Сириус ухмыльнулся. — Ты можешь по-настоящему гордиться своим мальчиком, Джейми. Этот парень может устроить ад на земле! Как бы то ни было, когда мы добрались туда, мы сразу же начали собирать детей и вырубать как можно больше плохих парней. Все шло хорошо, пока я не столкнулся со своей безумной кузиной. О, как сильно я ненавижу эту суку! Мы начали дуэль, и Гарри прикрывал мне спину. Потом она достала меня… И я увидел ее.

Сириус слегка улыбнулся, когда посмотрел на Джеймса, который все еще смотрел на него с широко открытым ртом. Тот прочистил горло.

— Кого ты видел? Что-то случилось с Гарри?

— Нет, с Гарри ничего не случилось. По крайней мере, ничего такого, о чем я бы слишком беспокоился, — сказал Сириус, перелезая через могилу и усаживаясь перед Джеймсом, чтобы посмотреть ему прямо в глаза. — Я видел Лили. Она стояла всего в двух метрах от Гарри, когда я падал сквозь завесу. Она выглядела напуганной, но все такой же красивой, какой я ее помню. С ней все в порядке, с твоим сыном все в порядке… она даже не позволяет ему заходить в Отдел тайн без ее присмотра.

Джеймс закрыл глаза и прерывисто выдохнул. Слава Мерлину, в отчаянии подумал он, почувствовав, как теплые руки заключили его в крепкие объятия. Всхлип, за которым последовало несколько сухих слез… Он не мог так больше. Он испытал такое облегчение, был так счастлив, что с ними все в порядке, и в то же время испытывал такую печаль и ужас, что это разрывало его изнутри.

Вздохнув, Джеймс сел и потянулся. Если Лили была с ним тогда, то и сегодня она была там с ним. В прошлом году Гарри пришёл в Годрикову Лощину в сопровождении подруги, чтобы навестить могилы своих родителей. Он был с ними все это время, ничего так не желая, как того, чтобы его руки не проходили прямо сквозь его отчаявшегося сына, лишая его возможности обеспечить какое-либо утешение. Но он не видел Лили. Хотя он не беспокоился об этом. Связующую магию, которая привязала ее к Годриковой Лощине, было бы невозможно разорвать во второй раз, если бы Лили ступила на землю деревни. У него не было сил снова вытащить ее оттуда; уж это он знал.

Он последовал за ними по заснеженным улицам к статуе в центре деревни, к их бывшему дому и, в конце концов, к дому Берти. Но точно так же, как Лили пришлось пережить болезненный опыт, ему пришлось смириться с неприятным фактом, что его крики, пинки, вопли остались без ответа. Они не слышали его, и он не смог ничего сделать, чтобы помешать Волдеморту причинить им вред. Прямо как тогда…

Джеймс вдохнул ночной воздух и представил, каково это — наполнять свои легкие свежим, прохладным воздухом. Мрачная улыбка появилась на его лице. После ужасной ночи много лет назад он больше не появлялся в своем доме. Короткий визит вместе с Гарри не в счет. Он смотрел только на своего сына. Самое время нанести визит ветхой хижине, которую они когда-то с гордостью называли «домом»…

---

1) Цитата из Первого послания апостола Павла к Коринфянам

Вернуться к тексту

Примечания:

Бечено

---

Гарри глубоко вздохнул, когда увидел толпы людей, которые стояли у входа на стадион. Он сомневался, что все они были здесь из-за свободных мест в команде. Поттер закатил глаза, когда стайка репортеров пронеслась мимо его укрытия, даже не взглянув на героя войны, очевидно, не заметив его.

Парень поздравил себя с тем, что ему пришла в голову идея первым делом разведать ситуацию. Надежно укрывшись в тени между парой деревьев, которые стояли вдоль дороги, ведущей к стадиону, он наблюдал, как Авроры, как описано в «Ежедневном пророке», проверяли всех, кто хотел выйти на поле и принять участие в отборочных испытаниях. Волшебные палочки были проверены и зарегистрированы, воспоминания проверены и подтвердили, что никакие другие магические предметы не были пронесены контрабандой внутрь, а если это все-таки случилось, то они были конфискованы еще до того, как оказались рядом с квиддичным полем.

Толпа, разделившаяся на несколько длинных очередей перед аврорами, возбужденно загудела. У некоторых были с собой метлы, некоторые даже были одеты в тренировочную одежду обоих миров. Всего лишь единицы из них действительно выглядели так, будто планировали на самом деле участвовать в отборочных. Большинство были вооружены камерами до зубов; одна ведьма наложила на свою камеру заклинание левитации, чтобы объектив не волочился по земле.

Гарри вздохнул и попытался собраться с духом. Он знал, что его ждет. Он уже знал это, когда прочитал статью в газете, и он также знал, что все это было очень плохой идеей. Конечно, он скучал по квиддичу, но действительно ли все эти камеры, бысторопишущие перья и взволнованные люди того стоили?

«Да», — сказал голос в его голове, который подозрительно напоминал Гермиону. Он нахмурился. — «А теперь возьми себя в руки и отправляйся туда!»

Гарри закатил глаза и мысленно подтолкнул себя — хотя и довольно неохотно. Будь-то снаружи или внутри его головы, Гермиона была права. Она всегда была права. Пришло время, когда он мог и хотел делать то, что хотел делать — впервые в своей жизни.

Он сделал последний глубокий вдох приятного свежего воздуха, закрыл глаза и вышел из тени. Эффект был мгновенным. Женщина с заклинанием левитации обернулась и мельком увидела его, когда он неохотно направлялся к очереди ведьм и волшебников, с метлой через плечо и в тренировочном костюме. Она уставилась на него, все время больно шлепая свою подругу, которая стояла рядом с ней, по голове. Та возмущенно развернулась, чтобы отчитать соседку и высказать свое мнение, но тут ее глаза нашли Гарри, и она сделала единственную логичную вещь, которая пришла ей в голову, — она пронзительно вскрикнула и упала в обморок.

Гарри стоял как вкопанный и с тревогой смотрел на бессознательную ведьму, лежащую у ног своей подруги, которой, казалось, не было до нее ни малейшего дела.

— Гарри Поттер! Это Гарри Поттер! — взвизгнула женщина с каштановыми вьющимися волосами и указала на сбитого с толку Гарри, который молниеносно перебрал в уме все возможные способы немедленного побега.

«Может быть, это была не такая уж хорошая идея появляться на публике», — отстраненно подумал он, наблюдая, словно в замедленной съемке, как толпы вываливаются из очередей и устремляются в его сторону. — «О Мерлин».

* * *

Застонав, Гарри провел рукой по волосам и скептически оглядел визжащую толпу женщин за барьером.

Авроры в последнюю секунду рванулись наперерез, когда женщины бросились к нему. Кто-то получил синяки, кого-то в драке пнули в живот, но худших инцидентов, слава богу, не произошло. Ведьмы выкрикивали его имя как сумасшедшие, совали куски пергамента, футболки и… нижнее белье — Гарри покраснел до темно-красного цвета от одной только мысли — ему в лицо и умоляли его дать им автограф.

Он поклялся никогда не раздавать автографы, как какая-нибудь копия Златопуста Локонса, но не смог придумать альтернативного способа выпутаться из этой передряги.

С судорогой в руке и слегка растрепанными волосами из-за многочисленных отчаянных попыток некоторых женщин обнять или даже поцеловать его, он вышел на поле примерно через три четверти часа.

Если бы вся эта ситуация не была такой тревожной, он бы рассмеялся.

— Так, так, так, и кто у нас здесь? — язвительно спросил надменный голос позади Гарри.

Обернувшись, он увидел не кого иного, как Драко Малфоя, идущего к нему с мерзкой ухмылкой на лице. Гарри вздохнул. Это было последней каплей.

— Малфой, — он вежливо кивнул своему бывшему школьному врагу и повернулся, чтобы присоединиться к остальным, ожидающим своей очереди.

— Единственный и неповторимый.

Гарри закатил глаза. — Чего ты хочешь, Малфой? — раздраженно спросил он. У него не было ни времени, ни настроения разговаривать с блондином, который, как заметил Гарри, тоже был одет в тренировочный костюм; он надежно держал свою метлу в одной руке.

— Наверное, то же самое, что и ты, я полагаю.

Гарри с любопытством посмотрел на него. Драко хорошо выглядел — то есть лучше, чем в последний раз, когда он видел его — под осуждающими взглядами Визенгамота. Волосы были короче, чем раньше, и слегка спадали на лицо. В серых глазах не было привычного высокомерия — его взгляд был мягким, хотя это было едва заметно. А вот самоуверенное выражение нисколько не изменилось.

Гарри глубоко вздохнул, чтобы оставаться спокойным. Малфой всегда раздражал его. Однако в подобных ситуациях, когда ему надо было сосредоточиться, это раздражало еще больше.

Насмешливая ухмылка, которую он заметил краем глаза, отвлекла его. Его мысли должны были быть сосредоточены на цели! Если Малфой получит место в команде, вся эта история с «давай-разозлим-до-чертиков-Гарри-Поттера» никогда не закончится.

* * *

Ухмыляясь, Гарри слез с метлы и подошел к капитану, который весело помахал ему рукой. Стиникл, сияя, похлопал его по спине.

— Отличная работа, Поттер. Действительно хорошо. Хотя я пока не должен говорить ничего конкретного о своем выборе, — пробормотал он, незаметно оглядываясь по сторонам, — но я почти уверен, что это был один из лучших полетов, которые я видел сегодня.

Гарри рассмеялся. — Я просто подожду объявления официального состава команды. Тогда я буду знать.

Стиникл ухмыльнулся и кивнул. — Звучит как хороший план! Я приму окончательное решение как можно скорее, — сказал он, когда позади него поднялась суматоха. Вздохнув, он повернулся и подошел к охотникам, которые были в разгаре довольно жаркой дискуссии о том, кто войдет в команду. — Свяжемся позднее, Поттер, — крикнул он через плечо и весело помахал ему рукой.

* * *

Взмахом волшебной палочки он открыл дверь дома номер двенадцать по площади Гриммо. Он ничего так не хотел, как упасть в кресло у камина и просто расслабиться, может быть, позволить Кричеру принести ему чай с печеньем и забыть обо всем утреннем стрессе.

Дверь распахнулась, он вошел в прихожую, застонав от всех утренних волнений, и прислонил свою метлу рядом с вешалкой для одежды. Краем глаза он заметил, как его мать проплывает через дверь, ведущую на кухню. Он посмотрел в ее встревоженное и слегка недовольное лицо.

Гарри нахмурился.

— Что случилось? — спросил он в замешательстве и сделал несколько шагов к Лили, пока не встал прямо перед ней. Он мог видеть легкие морщинки у нее на лбу, вокруг глаз и рта. Ее губы были сжаты в жесткую неодобрительную линию. Гарри приподнял бровь.

— Рон здесь, — сказала она, нетерпеливо откидывая с лица свои огненно-рыжие волосы.

Гарри моргнул. — Что?

Лили вздохнула, оглянулась, чтобы проверить, закрыта ли дверь, и извиняющимся тоном улыбнулась сыну.

— Внезапно он оказался в дверях. Гермиона недавно упомянула, что ты расширил защиту и включил в нее его и Джинни. Во всяком случае, так ей сказала Молли. Но я предполагаю, что это правда, верно? — она увидела веселый блеск в глазах Гарри и улыбнулась.

— Именно так я и думала. Каков отец, таков и сын. — она рассмеялась, когда Гарри покраснел.

— Что ж, как бы то ни было… Похоже, Рон просто хотел подстраховаться и обеспечить себе элемент неожиданности, потому что, когда Гермиона открыла дверь, чтобы посмотреть, кто хочет с тобой поговорить, он вышиб дверь и вошел внутрь. — она раздраженно фыркнула. — Он даже не дождался, когда его пригласят войти.

Гарри презрительно покачал головой. — Он знает, что Гермиона не позволила бы ему войти внутрь, не после того, что он… О Боже мой! — ахнул он и развернулся лицом к своей матери, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Что случилось? — спросила она, мягко положив руку ему на плечо.

Тепло разлилось по телу Гарри и смешалось с адреналином, который бурлил в его венах.

— Гермиону нельзя оставлять одну в комнате с Роном! Я все объясню позже, но нам нужно поторопиться, — крикнул он, пробежал прямо через свою мать, проигнорировал ее возмущенный возглас и помчался вниз по лестнице на кухню, откуда отчетливо доносились раздраженные голоса двух человек.

— Пожалуйста, Гермиона! Пожалуйста, мне очень жаль! Я знаю, что вел себя ужасно, но я обещаю загладить свою вину перед тобой! Этого больше не повторится. Я обещаю. Пожалуйста, дай мне еще один шанс!

Рон загнал Гермиону в угол и теперь стоял прямо перед ней. Ее спина была прижата к стене рядом с камином, глаза расширились от страха, и она вся дрожала. Рон дико жестикулировал и умолял Гермиону простить его. Девушка в ужасе смотрела на его руки и вздрагивала каждый раз, когда они приближались к ней. Шестой не обращал внимания на ее поведение.

— Пожалуйста, Гермиона. Вернись ко мне. Я ничто без тебя. Я обещаю измениться. Честно! Тебе не нужно прятаться у Поттера. Он не подходит тебе. Разве ты этого не видишь? Он хотел разлучить нас! Он уже пытался сделать это, когда мы учились. Просто мне это было непонятно, пока он не попросил тебя оставить меня в лесу. Неужели ты этого не понимаешь? Он просто хотел тебя, чтобы я тебя не заполучил! Он ничего не чувствует к тебе. Он не может чувствовать. Не после того детства, которое у него было. Его не волнуют твои чувства, в отличие от меня. Я люблю тебя, Гермиона! Ты нужна мне, и я знаю, что я тоже нужен тебе!

Гермиона вздрогнула и тихо заскулила, когда Рон схватил ее за руку и слегка встряхнул. — Ты принадлежишь мне, Гермиона.

Оба подпрыгнули, когда кухонная дверь распахнулась и со всей силы врезалась в стену. Рон резко обернулся и уставился в разъяренное лицо своего бывшего лучшего друга.

— Ты! — с ненавистью прошипел рыжеволосый волшебник и задвинул перепуганную Гермиону себе за спину. Она сопротивлялась, но его хватка была слишком крепкой. — Чего ты хочешь? — спросил рыжий.

— Отпусти Гермиону, — прошипел Гарри едва контролируемым голосом. Его руки, которые он сжал в кулаки, дрожали.

— Она не твоя! — закричал Рон и крепче сжал руку Гермионы, чье хныканье стало более отчетливым. Хватка Рона была болезненной, ее рука онемела.

— Она никому не принадлежит, а теперь отпусти ее, — прорычал Гарри и краем глаза увидел, как его мать проскользнула в дверь и в ужасе зажала рот руками.

— О Боже мой, — прошептала она и поплыла к ним, уверенная в том, что Рон ее не увидит. Взгляд Гермионы метнулся от Гарри, который медленно потянулся за своей палочкой, к мерцанию, которое приближалось все ближе и ближе, так же медленно скользя к ним.

«Лили», — подумала она с облегчением, наблюдая, как мать ее возлюбленного плыла к ней, останавливаясь прямо рядом с девушкой. Она неуверенно улыбнулась и подавила рыдание, когда Рон тоже достал свою палочку, не ослабляя хватки, подобной тискам, на ее руке.

Но Гарри был быстрее. С отработанной скоростью и точностью он направил палочку на своего первого и бывшего «лучшего» друга и ударил его таким сильным оглушающим заклинанием, что Рон пролетел по воздуху, увлекая за собой Гермиону, столкнулся с каминной доской и рухнул на пол.

— Гермиона! — Гарри подбежал к камину и оттащил потерявшего сознание Рона от ведьмы.

— Гермиона, — прошептал он, положив руку на ее влажную, бледную щеку. — О Боже, нет! — ее глаза были закрыты, а на руке выше локтя начал формироваться синяк, в точности повторяя отпечаток пальцев Рона. — Пожалуйста! — дрожа, он вдохнул и пощупал пульс. Гарри облегченно вскрикнул, когда ощутил его.

Лили прерывисто вздохнула и уставилась на своего сына, который отчаянно пытался остановить слезы и привести Гермиону в сознание. Он нежно погладил ее по щеке, мягко вытер их рукавом, чтобы высушить ее влажную кожу, и нежно убрал ее густые каштановые волосы с ее лба и плеч. Снова и снова он проверял ее пульс и громко шмыгал носом, когда находил его.

— Давай же, просыпайся. Пожалуйста, Гермиона, проснись. Не делай этого со мной. Просыпайся, милая, просыпайся. — Лили грустно улыбнулась, когда Гарри нежно поцеловал Гермиону в щеку.

— Проснись, — шептал он снова и снова.

Было очевидно, какое чувство эти двое испытывали друг к другу. Как она смотрела на него, когда он был в комнате, как он улыбался, когда она входила в комнату… Как он умолял ее не покидать его…

Лили печально улыбнулась. Все это было ей так до боли знакомо. Она все еще очень хорошо помнила тот Хэллоуин — чувство, когда она услышала, как Джеймс и Волдеморт дерутся на нижнем этаже, постоянный страх больше не увидеть своего мужа и не быть в состоянии защитить своего сына, огромное, невероятно сильное горе и ужас, когда она увидела яркий зеленый свет через щель между дверью и полом, за которым последовал глухой удар безжизненного тела Джеймса о землю и, наконец, паническую решимость сделать что угодно, чтобы убедиться, что ее сын выжил.

Испытывать эти чувства было болезненно, и Лили часто думала, что негативные аспекты перевешивают хорошие… Но когда она наблюдала за Гарри во время его учебы в Хогвартсе, когда он пытался держать все и вся подальше от себя, не позволять ничему приблизиться эмоционально, что могло в какой-то момент причинить еще большую боль … Нет. Те чувства, которые человек испытывал к друзьям и семье, были сильнее, чем боль, которая приходила, когда он терял их. Все воспоминания оставались с ним и придавали ему сил и уверенности.

Но когда она увидела своего сына в таком состоянии, таким отчаявшимся, когда он снова и снова шептал имя Гермионы, целовал ее в лоб, щеку, шею, это разбило ей сердце. Ее сын нашел свое счастье, но либо — по какой-то причине — не признался в этом самому себе, либо не знал, что означают эти чувства. Лили зарычала, подумав о причине этого незнания — Дурсли. Она поклялась, что однажды, как и много лет назад, они с Джеймсом придут к ее дорогой сестре и заставят ее заплатить!

Тихий стон заставил Гарри резко вдохнуть, когда он снова и снова гладил Гермиону по щеке. Лили обернулась и увидела, как ведьма с каштановыми волосами зашевелилась.

— Гермиона! — воскликнул Гарри и мягко положил ее обратно на пол, когда она попыталась сесть.

— Что случилось? — слабым голосом пробормотала она и осторожно пощупала свой лоб слегка дрожащей рукой. Она поморщилась, когда острая боль пронзила ее голову.

— Рон случился, — смущенно пробормотал Гарри и посмотрел на все еще бессознательную рыжеволосую фигуру, лежащую в нескольких метрах от них. — Похоже, я перестарался с проклятием, — смутившись, он провел рукой по волосам и поспешно уложил Гермиону обратно на пол, пока она отчаянно пыталась сделать все возможное, чтобы убежать из комнаты. — Успокойся, Миона. Все в порядке. Тебе нужно отдохнуть. Ты получила сильный удар по голове.

— А что с Роном? Где он? — испуганно прошептала она, ее глаза метнулись от лица Гарри через комнату и остановились на ее бывшем парне.

— О Боже мой! — девушка в ужасе зажала рот руками и уставилась на рыжеволосого волшебника.

— Не волнуйся. Он не сдвинется с места в ближайшее время, — проворчал Гарри, поднял свою палочку с того места, на которое она приземлилась несколько минут назад, и одним плавным движением взмахнул ею над Гермионой, которая взвизгнула, поднимаясь в воздух.

— Я могу идти сама, Гарри, — сказала она дрожащим голосом, пытаясь выпрямиться, паря в воздухе, но без особого успеха. Ее глаза нервно метнулись к лежащему без сознания волшебнику на земле.

— Ни за что. Ты отдыхай! Я во всем этом виноват, так что моя работа — это исправить, — твердо сказал он и, подняв палочку, направился к двери, Гермиона плыла за ним, все еще кротко протестуя.

— Ты позовешь меня, если он неожиданно очнется? — Гарри бросил на мать умоляющий взгляд. Она ободряюще улыбнулась и слегка кивнула.

Оказавшись в спальне Гермионы, Гарри осторожно опустил ее на мягкую кровать и притянул к себе. Еще одним взмахом его палочки ее одежда превратилась в пижаму. Улыбаясь, Гермиона закатила глаза, безропотно позволяя Гарри хлопотать над ней.

— Ты меня здорово напугала меня, понимаешь? — Гарри сел на край ее матраса и посмотрел ей в лицо, выражение его лица было серьезным — И прежде чем ты что-нибудь скажешь, — поспешно добавил он, когда Гермиона открыла рот — это не твоя вина, а моя. Нет, пожалуйста, дай мне закончить.

Кровь прилила к ее щекам, когда она отвела глаза от ярко-зеленых глаз Гарри и с внезапно проснувшимся интересом начала изучать рисунок на своем покрывале. Голос Гарри был мягким и спокойным, но она могла слышать в нем гнев — насколько она знала Гарри, это был гнев на самого себя.

— Я не должен был оставлять тебя одну. Я просто подумал, поскольку прошло так много времени с тех пор, как случилась та история с Роном, он не будет пытаться придти сюда. Он не глуп — по крайней мере, я так думал. Пора было уже сообразить, что не следует заявляться сюда и ожидать, что я поприветствую его с улыбкой.

— Он, вероятно, подумал, что ты на отборочных, ведь так оно и было, — сказала Гермиона, застенчиво беря его за руку в свою. Она слегка сжала его, и Гарри улыбнулся.

— Кроме того, ты последний, кто может достаточно обоснованно сказать, что это была их вина, Гарри. Не ты был тем, кто сказал Рону, что он должен относиться ко мне так, как он относился. Это не ты пригласил его в гости. Так что, пожалуйста, не кори себя из-за этого.

Опечаленный, Гарри опустил глаза и лениво начал играть с рукой Гермионы. Покалывание, сильное, как электрические разряды, пробежало по ее пальцам, в руку и до самых пальцев ног. Приятная дрожь пробежала по ее спине, и на лице появилась легкая улыбка.

Через некоторое время Гарри глубоко вздохнул, его взгляд все еще был прикован к их переплетенным рукам. — Я действительно не хотел, чтобы тебе было больно, — прошептал он в смущении.

Гермиона улыбнулась. Он мог быть таким милым, особенно когда сам об этом не знал. Его слегка порозовевшие щеки были едва заметны под прядями черных волос, которые падали ему на лицо и скрывали от нее его глаза.

Гермиона медленно вдохнула и закрыла глаза, полностью сосредоточившись на ощущении рук Гарри на своих.

— Когда я увидел его на кухне… Я просто как бы потерял контроль. Ты выглядела такой испуганной, а Рон… — он глубоко вздохнул, чтобы разобраться в своих беспокойных мыслях. — Я не хотел, чтобы ты страдала от моего гнева. Я хотел оттащить Рона от тебя как можно быстрее, но заклинание немного вышло из-под контроля, и тогда… — его дыхание сбилось и стало неровным.

Сбитая с толку, Гермиона открыла глаза и увидела, как одинокая слеза скатилась по его щеке из-под черных шелковистых волос и упала на их сцепленные руки. Она медленно села. Ее голова запротестовала, но она проигнорировала это. Она приподнялась на локте и нежно провела левой рукой по его влажной щеке. Гарри напрягся, и его голова вскинулась. Его ярко-зеленые глаза были широко раскрыты, когда он уставился на нее, но она с любовью улыбнулась ему и вытерла слезы с его кожи.

— Все будет хорошо, — тихо пробормотала она и, игнорируя слабые протесты своего визави, обвила руками его шею и притянула к себе.

Гарри замер, но через несколько секунд медленно поднял руки и притянул ее ближе. Аромат ее волос ударил ему в ноздри, и ему пришлось напрячь все силы, чтобы не застонать вслух. От нее так вкусно пахло!

Гермиона тихо замурлыкала, когда рука Гарри зарылась в ее волосы.

— Это не твоя вина, — прошептала она, пока другая рука Гарри играла с подолом ее рубашки. — Ни в малейшей степени.

Гарри шмыгнул носом и уткнулся лицом в теплый изгиб шеи Гермионы. Постепенно он почувствовал, как напряжение, овладевшее его телом во время событий на кухне, отпускает его. Гермиона была его убежищем, его опорой, и он знал, что всегда может на нее положиться. Ее пульс мягко бился под его щекой. Она должна была быть в безопасности! Она слишком много значила для него, чтобы допустить, чтобы с ней что-то случилось! Он защитит ее, даже если это означало, что ему придется поднять палочку против Рона — и на этот раз на дуэли.

Осторожно он повернул лицо так, что его нос соприкоснулся с нежной кожей прямо над ее ключицей, и глубоко вздохнул. Он почувствовал, как дрожь пробежала по спине Гермионы. Он ухмыльнулся. Рука в ее волосах медленно двинулась вниз и остановилась между лопатками.

Гермиона тихо вздохнула.

Гарри собрал все свое мужество и нежно и застенчиво провел носом по ее ключице к шее, где снова остановился и глубоко вдохнул. Ее аромат одурманил все его чувства, когда он медленно наклонил голову и очень легко — как будто она не должна была этого чувствовать — прижался губами к шелковистой, гладкой, бледной коже. Гермиона тихо ахнула, когда еще одна дрожь пробежала по ее позвоночнику, заставляя ее притянуть его еще ближе.

Уголки его рта слегка дернулись, и губы изогнулись в улыбке. Все это было приятно. «Нет», — подумал он, мысленно качая головой. — «Нет, это не просто приятное чувство. Это кажется правильным!» Улыбаясь и с бешено бьющимся сердцем, он снова поцеловал ее в шею, на этот раз чуть выше. Гермиона вздрогнула от удовольствия, представив, как эти чудесные губы будут ощущаться на ее губах…

Как раз в тот момент, когда она раздумывала, стоит ли ей осмелиться повернуть голову к Гарри, чтобы избавить его от долгого движения вверх по ее шее и вдоль линии подбородка, с одного из нижних этажей донесся обеспокоенный голос. Это была Лили.

— Гарри? Он приходит в себя!

Примечания:

ВНИМАНИЕ!!! Присутствует мат. Поэтому младшей аудитории лучше пропустить пару абзацев до слов "Гермиона нахмурилась"

Бечено

---

Как раз в тот момент, когда она раздумывала, стоит ли ей осмелиться повернуть голову к Гарри, чтобы избавить его от долгого движения по ее шее и челюсти, с одного из нижних этажей донесся обеспокоенный голос. Это была Лили.

— Гарри? Он очнулся!

* * *

Гермиона моргнула, когда Гарри вскочил и поспешил к двери. Ее сердце все еще билось как сумасшедшее, щеки раскраснелись, а руки слегка дрожали.

— Лили? — прошептала она и нахмурилась, сбитая с толку.

* * *

Гарри бросился по коридору и вниз по лестнице. Он не мог поверить в то, что только что чуть не сделал! Как он мог быть таким глупым? Как он мог забыть, что это была Гермиона? Ну, строго говоря, он не забыл именно эту деталь — как это могло случиться? Гермиону он не мог легко забыть; это было невозможно. Но он поклялся забыть о своих чувствах к ней, или, если это не сработает — что, очевидно, так и было, — он не будет действовать в соответствии с ними. И у него это хорошо получалось. Едва заметная улыбка, малейшее прикосновение могли вызвать у него прекрасные чувства, но он старался не реагировать на эти ощущения. Но что только что произошло? Гарри вздрогнул. Он действительно хотел этого, но что, если Гермиона не хотела этого… Не хотела его?

Гарри вздохнул, входя на кухню. Лили молча указала на Рона, который расхаживал по кухне, ощетинившись от гнева. Должно быть, он обнаружил, что не может аппарировать. Гарри усмехнулся. «Быстрый, как всегда».

Глаза Рона сердито сверкнули, когда он увидел Гарри, вошедшего в комнату. Он заставит его избавиться от этой глупой ухмылки, подумал он, едва сдерживая свои эмоции под контролем. Сжимая кулаки, он подошел к Гарри. Цвет лица Рона был почти того же оттенка, что и волосы, которые намокли от пота и прилипли к вискам.

— Ты! — прошипел он, толкнув Гарри с такой силой, что тот, спотыкаясь, пробежал через кухню и смог удержаться от падения, только ухватившись в последний момент за спинку стула. — Как ты можешь так поступать со мной? Как ты можешь так поступать с Гермионой?

Гарри уставился на Рона так, словно у того только что вырос новый глаз посреди ярко-красного лба. Что?

— Я думал, ты наш друг! А друзья помогают друг другу, не то что ты! Ты хотел подружиться со мной только для того, чтобы добраться до Гермионы. Признай это! Ты хотел ее и просто не мог смириться с тем, что я нравился ей больше, чем ты; что она предпочла меня тебе. Ты просто не можешь смириться с тем, что у меня есть то, чего нет у великого Гарри Поттера!

— Ты что, совсем потерял рассудок? — голос Гарри был спокоен. Ему пришлось приложить огромные усилия, чтобы не взорваться прямо здесь и сейчас. — У тебя серьезная проблема! Скажи мне, ты вообще слышишь тот бред, который несешь? — усмехнувшись, он покачал головой и с вызовом посмотрел на своего бывшего лучшего друга. — Дело не в зависти или несправедливости! Дело не в тебе или во мне! Это касается Гермионы и того, что ты с ней сделал, и прежде чем ты даже попытаешься что-то сказать прямо сейчас, — яростно прошипел он и сделал шаг к Рону, который инстинктивно отшатнулся, — ты отлично знаешь, что ты, блядь, вел себя отвратительно!

Лицо Рона покраснело еще больше и постепенно приобрело довольно нездоровый пурпурный оттенок.

— Меня не волнует, чтó ты говоришь обо мне. Мне насрать на то, что ты думаешь обо мне, но я думал, что семь лет дружбы что-то значат для тебя, чтобы не быть тем, кого в любой момент выбросят из окна и растопчут для пущей убедительности. Ты причинил боль Гермионе, и я никогда тебе этого не прощу, понял? Я думал, мы друзья, после всего, через что мы прошли…

— После всего, через что мы прошли? — Рон злобно рассмеялся и тоже сделал шаг вперед. Теперь они стояли лицом друг к другу, на расстоянии вытянутой руки. — Не смеши меня! Ты бы сдох без нас! Ты бы не прожил и недели, прежде чем Сам-Знаешь-Кто нашел бы тебя. Ты даже не поблагодарил нас. Ты потребовал от нас просто оставить наши семьи…

— Что-что я сделал? — заорал Гарри, сокращая расстояние между собой и Роном. Теперь они были так близко, что Гарри мог вырубить этого идиота, просто ударив его головой. — Я не просил тебя идти со мной. Я не хотел, чтобы вы оставили все позади и рисковали своими жизнями ради чего-то, что даже не было вашей ответственностью, или судьбой, или чем бы это ни могло быть. Но ты хотел помочь мне. Ты хотел пойти со мной, потому что достаточно хорошо знал, что ты мне нужен! Ты всегда был нужен мне, черт возьми!

— У тебя странный способ показать это, — крикнул Рон в ответ, и капли слюны попали Гарри на лицо. — Попросить Гермиону оставить меня? Глубоко в лесу? Ты называешь это дружбой? — Рон невесело рассмеялся.

— Я никогда не просил тебя бросить нас, Рон. Я хотел, чтобы ты остался! Когда ты ушел, Гермиона уже не была прежней! Она плакала целыми ночами, почти не разговаривала и вела себя так, как будто потеряла надежду. Она не хотела, чтобы ты уходил, и я тоже!

— И все же ты потребовал…

— Я ничего от нее не требовал! Это было ее собственное решение остаться со мной. Рон, вы оба обещали быть рядом со мной. Я пытался отговорить вас, или ты уже забыл об этом? Я пытался спасти тебя от своей судьбы, но ты и слышать об этом не хотел. И только Гермиона сдержала это обещание! Конечно, я был благодарен за это! Как я мог не быть таким, когда вы оставили свои семьи и рисковали своими жизнями только для того, чтобы помочь мне выполнить мой долг? Мой долг, Рон, не твой. Гермиона осталась. Ты этого не сделал. Так что не смей говорить, что Гермиона не была настоящим другом, который был рядом со мной, даже если временами это было трудно и опасно!

Рон фыркнул и оттолкнул его изо всех сил. Гарри больно врезался в кухонный стол, но сумел сдержать стон. Подойдя к двери, Рон обернулся в последний раз. Его глаза вспыхнули ненавистью и презрением. Гарри сглотнул. Он привык видеть такое выражение на лице Вернона, даже у Петунии и Малфоя, но у Рона?

Его бывший лучший и первый в жизни друг покачал головой и злобно посмотрел на него.

— Ты предатель, Гарри. Я надеялся, что ты образумишься и что мы сможем начать все сначала, забыть то, что было, понимаешь? Но я вижу, что ошибся. А я думал, что мы друзья.

И с этими словами он повернулся и промаршировал вверх по лестнице, по коридору и вышел из парадной двери, которая захлопнулась за ним с оглушительным хлопком.

* * *

Гермиона нахмурилась. Машинально она отметила, что голоса, которые доносились из кухни, становятся все громче и возбужденнее. Но ее мысли были не с Роном. Нет, они были с чистым женским голосом — мягким и успокаивающим, хотя и с нервным оттенком. Это должна была быть Лили, мать Гарри. Гермиона не могла придумать другого правдоподобного объяснения. Гарри попросил ее дать ему знать, если Рон очнется.

Гермиона глубоко вздохнула и позволила себе медленно опуститься на подушку. «Лили», — подумала она, и улыбка появилась на ее лице. Лили была рядом с ней на кухне, так как Рон отказался ее отпускать. Она поддержала ее… Но почему она смогла услышать ее голос?

Вначале, когда она искала убежища у Гарри все эти месяцы назад, чтобы найти и испытать безопасность и — если она признавалась в этом самой себе — комфорт и тепло, она не видела и не слышала ее. Затем у Гарри начались кошмары, которые прекратились, как только он смог увидеть Лили. В конце концов, у Гермионы тоже получилось определять, где в данный момент находилась покойная мать ее лучшего друга…

Лучший друг. Гермиона покраснела. Да, он был ее лучшим другом, но было ли это всем, чем он был для нее? Она знала, что чувствовала к нему. Если быть честной, она знала уже довольно давно, но что чувствовал к ней Гарри? Чувствовал ли он вообще что-нибудь к ней, и если да, то были ли эти чувства дружеского или романтического характера? Гермиона вздохнула.

Она не знала. Как бы ей ни хотелось думать, что, возможно, Гарри видел в ней нечто большее, чем просто лучшего друга, которого он знал все свое детство, поведение Гарри по отношению к ней было особенным — взгляды, которые он бросал на нее время от времени, объятия, которые длились дольше обычного… Но все это могло просто означать, что она ему нравилась — будь то как лучшая подруга или сестра. Еще несколько минут назад она не могла ясно сказать, что Гарри чувствует к ней, но теперь…

Гермиона покачала головой и повернулась к окну, натянула одеяло на плечо и посмотрела на яркое послеполуденное солнце. Теперь она запуталась еще больше…

* * *

Она медленно открыла глаза. Солнце уже село. Теперь звезды и луна светились на темном небе. Должно быть, она заснула, подумала она и села, зевая. В ее комнате было темно, лунный свет придавал всему жутковатый тусклый оттенок. Она могла видеть очертания мебели, которая была расставлена в ее комнате в доме Гарри. И она могла видеть загадочную фигуру, сидящую рядом с ней, которая слегка наклонилась вперед.

Гермиона вздрогнула, ахнула и отстранилась. Призрак улыбки, рука — это была рука? — пробежала по чему-то рыжему — ее волосам. То, что она увидела, было трудно выразить словами. Просвечивающийся, но не совсем прозрачный; бесцветный, но не совсем четкий по существу; очертания узнаваемы, но не совсем на месте… она нахмурилась.

— Миссис Поттер?

Тихий смех достиг ее ушей, и она почувствовала, как улыбка осветила ее лицо. Это был тот же самый нежный голос, который доносился из кухни днем, но почему она могла его слышать? «Может быть, Лили сможет помочь мне с этим», — подумала она и медленно повернулась к мерцающей фигуре, сидящей на краю ее кровати.

— Надеюсь, я не напугала тебя, — тихо сказала она, снова проводя рукой по своим рыжим волосам, убирая их с лица. Мерцание слегка переместилось, и Гермиона предположила, что она пыталась устроиться поудобнее и прервать неловкое молчание между ними.

— Совсем чуть-чуть, — Гермиона застенчиво улыбнулась и поиграла со своим одеялом. Нитка вылезла…

— Мне жаль, — вздохнула Лили. — Я не думала, что ты действительно можешь видеть меня. Или, — она сделала паузу, — скажем так, я не подумала об этом. — ее голос был бодрым, почти как если бы она боролась со смехом.

— Что вы имеете в виду?

Знала ли она, что все это означало? Она понимала, почему Гарри внезапно смог увидеть свою мать, но она? Она никоим образом не была связана с молодой женщиной, стоявшей перед ней. Их связывало только то, что она, Гермиона, была влюблена в ее, Лили, сына. Она покраснела при этой мысли. Гарри. Может быть, он был ключом ко всему этому?

— Для начала, пожалуйста, зови меня Лили. Миссис Поттер звучит так, как будто я ровесница Минервы. — она весело рассмеялась. — И я почти уверена, что ты сможешь помочь мне с этим. — Лили ухмыльнулась, наблюдая за молодой ведьмой перед ней.

Щеки девушки пылали от смущения, руки нервно теребили свободную нитку, которая, похоже, выбилась из узелкового узора на покрывале, но, тем не менее, она наблюдала за ней, слегка нахмурив красивое личико.

Гермиона нервно сглотнула.

— Что вы имеете в виду?

— Ну, — улыбнулась Лили. — Гарри был немного — как бы это сказать? — взбудоражен, когда он появился на кухне. Возможно, это имеет какое-то отношение к тому, что произошло в этой комнате? — она невинно наблюдала за лучшей подругой своего сына — или, может быть, скорее девушкой — и пыталась не рассмеяться вслух.

Глаза Гермионы были широкими, как блюдца, а ее щеки буквально пылали.

— Я… я не понимаю, о чем вы говорите, — заикаясь, пробормотала молодая ведьма, пытаясь унять сердцебиение.

— О, да ладно тебе. Когда-то я тоже была влюблена. — Лили ободряюще подмигнула ей. Не то чтобы Гермиона могла это видеть, но попробовать стоило.

— Я точно помню, на что это было похоже, когда мы с Джеймсом начали встречаться. Застенчивые взгляды, постоянная потребность быть с ним и эта глупая ухмылка, которая просто не исчезала с наших лиц. Не говоря уже о тепле и покалывании всякий раз, когда я видела его, или когда он брал меня за руку. — Она улыбнулась мечтательно и немного грустно. Все это было более пятнадцати лет назад, и все эти годы ей не позволялось увидеть Джеймса.

Лили глубоко вздохнула, чтобы не дать слезам потечь из ее сухих глаз.

Ей было интересно, что он делает в данный момент. Он был в Годриковой Лощине, это было точно, но что он делал? Был ли он один или с ним кто-то был? Прогуливался ли он по деревне или проводил время в их доме или даже на их могилах? Она не знала. Она не знала, чем занимается любовь всей ее жизни, и это разбивало ей сердце. Она скучала по нему и ничего так не хотела, как познакомить Гарри с его отцом. Для нее даже больше не было так важно в конечном итоге попасть на небеса, или куда там отправлялись умершие после своей смерти. Если бы это зависело от нее, она бы с радостью провела остаток их жизни на земле, зная, что Гарри знал о них, знал их.

Но чем дольше она была рядом с Гарри, тем сильнее ей хотелось вернуться в Годрикову Лощину. Со временем это становилось все труднее.

Были моменты, когда ей приходилось прекращать все, что она делала, и полностью концентрироваться на здесь и сейчас, чтобы не потерять контроль над магией смертельной связи. Она знала, что Джеймс не мог поддерживать связь стабилизированной вечно, чтобы держать ее подальше от Годриковой Лощины, но теперь, когда она почувствовала это в своем собственном теле, она точно знала, что его сила быстро убывала, и скорость этого процесса пугала ее.

Она боялась, что Гарри не узнает поближе своего отца; боялась, что она не сможет быть с сыном неизменной всю его жизнь; боялась, что с ним что-то может случиться. Она знала, что он мог позаботиться о себе, но от одной мысли о таких возможностях ей становилось дурно. Она хотела видеть его счастливым, беззаботным и без всякого страха.

— Мне жаль, — тихий голос вырвал ее из гнетущих мыслей. Гермиона подошла ближе и села перед ней. Ее карие глаза прошлись по ее лицу, но не нашли зеленых. Лили замерла. — Мне жаль, что вы разлучены с ним.

Лили улыбнулась. — За это тебе не нужно извиняться, дорогая. — Нерешительно она подняла руку и положила ее на плечо Гермионы. Ее рука парила в нескольких миллиметрах над телом, в противном случае она немедленно прошла бы насквозь. — Это было наше решение, и мы ни о чем не жалеем. Если бы все это повторилось, мы бы делали точно так же, и я говорю это не только потому, что это мое мнение. Я знаю, что Джеймс чувствует то же самое. Он сделал бы Все, чтобы Гарри был счастлив, и все это — именно то, на что мы подписались по собственной воле.

— Но? — Гермиона посмотрела на бледное свечение перед ней. Лили скрывала что-то, и внутреннее чувство подсказывало ей, что это важно.

Лили колебалась. — Это становится все труднее, — медленно сказала она, как будто не была уверена, поймет ли Гермиона. Когда озадаченно нахмурившееся лицо молодой женщины перед ней омрачилось, Лили глубоко вздохнула и начала говорить.

— Я не знаю, как долго я смогу оставаться, — вздохнула Лили и провела рукой по волосам, жест, который она бессознательно переняла у Джеймса. Видеть, как Гарри ведет себя точно так же, было для нее просто вишенкой на торте. — Джеймсу становится все труднее прерывать магию связи.

— Вы хотите сказать, что вполне возможно, что завтра вас притянет обратно в Годрикову Лощину, потому что, что? Связь с местом вашей смерти становится слишком сильной, чтобы Джеймс продолжал удерживать вас вдали от деревни?

Лили кивнула.

Гермиона выпустила весь воздух из легких и уставилась на молодую мертвую женщину, которая сидела напротив нее, — женщину, которая так много взяла на себя, чтобы быть со своим сыном, который не мог видеть или слышать ее всю свою жизнь. Она должна была наблюдать, как другие люди обращались с ним и как он страдал, даже не имея возможности вмешаться. И все же, несмотря на разлуку с мужем и эмоциональную боль, от которой ей пришлось страдать почти двадцать лет, она осталась. Уважение, которое она испытывала к этой сильной ведьме, неизмеримо возросло.

Нерешительно и несколько смущенная, она задала вопрос, который хотела задать с того момента, как прочитала историю Поттеров в одной из своих многочисленных книг по истории.

— Как это было… жить в полной изоляции от всего и ото всех?

Лили замерла.

— Вам не нужно говорить мне, если вы не хотите говорить об этом, — поспешно добавила Гермиона, когда увидела реакцию Лили. — Мне было просто любопытно. Если вы не хотите говорить, я полностью понимаю…

— Это было ужасно, — произнесенные шепотом слова прервали ее. Гермиона остановилась и посмотрела на бледное свечение, которое, как она знала, было матерью Гарри.

Лили сидела, сгорбившись, на краю кровати, руки на коленях, голова опущена. Она слегка дрожала.

— Когда однажды Дамблдор обратился к нам с просьбой взять Гарри и приехать к нему, мы поняли, что что-то не так. Мы бы никогда не оставили Гарри одного, Дамблдор знал это, но слышать, как он специально просит нас взять нашего сына с собой, было… необычно. — она глубоко вздохнула и громко выдохнула. — Я все еще помню это, как будто это было вчера. Мы сидели на нашей кухне. Джеймс играл с Гарри, а я стояла у плиты. Это было вскоре после его дня рождения, и подарки все еще лежали в углу комнаты. Сириус подарил ему игрушечную метлу. Я хотела запереть ее, чтобы Гарри не мог дотянуться до нее самостоятельно, но она так ему нравилась, что каждый раз, когда я хотела вынести метлу из комнаты, на его глазах выступали слезы. И что ты можешь сделать, если он смотрит на тебя своими большими зелеными глазами, его нижняя губа дрожит, а щеки краснеют с каждой секундой? — Лили нежно улыбнулась, погруженная в свои мысли. — Сова постучала в наше окно, и я впустила ее. С этого момента все пошло насмарку.

«Да», — подумала Гермиона, зная, что за этим последует. — «Раскрытие пророчества, хранитель тайны, Фиделиус и, в конечном счете, Хэллоуин». Она сглотнула.

— Нам не разрешили выходить из дома, — голос Лили дрожал и был едва слышен. Глубокая, десятилетней давности эмоциональная боль, которую она пыталась скрыть, звучала в каждом слове.

— Фиделиус действительно покрывал наш сад перед домом и на заднем дворе, но мы никогда не выходили из дома дольше, чем это абсолютно необходимо. В летние месяцы мы выводили Гарри во двор на один или два часа в день, чтобы он мог подышать свежим воздухом. В траве росли маргаритки, и он любил их срывать. Затем я сделала из них маленькое ожерелье, которое он с гордостью носил на своей маленькой головке, почти как корону. Он любил играть в саду. Время от времени к нам заглядывал Сириус и позволял Гарри прокатиться у себя на спине. Я все еще до сих пор слышу его беззаботный смех. — Мечтательная улыбка исчезла с ее лица. — После Хэллоуина я больше никогда не слышала его смеха.

Гермиона сглотнула, борясь со слезами, которые угрожали потечь по ее щекам. Каким-то образом она знала, что Гарри был счастливым ребенком. Что-то в его характере, в его харизме подсказало ей, что когда-то, много лет назад, он испытывал глубокое счастье. Однажды. Затем пришли Дурсли и уничтожили все, что осталось от счастливого ребенка, вскоре после того, как он был вынужден смотреть, как его мать убивают прямо у него на глазах, вероятно, зная, что его отец не придет и не спасет его.

— Мы были заперты в нашем собственном доме. — Лили шмыгнула носом и медленно убрала с лица прядь рыжих волос. — Наш дом, который всегда означал безопасность, внезапно превратился в тюрьму. Постоянный страх, что в любой момент Волдеморт может войти через дверь, был настолько велик, что мы иногда не знали, как нам жить дальше. Мы знали, что должны оставаться сильными, чтобы наш мальчик мог выжить, и если бы не Сириус, Ремус и, к сожалению, Петтигрю, мы бы сошли с ума через несколько дней. К нам больше не прилетали совы, потому что чары Фиделиуса не позволяли им проходить через защиту. Иногда приходил Дамблдор, чтобы держать нас в курсе событий. Нам пришлось неофициально покинуть Орден. Я бы все равно не вернулась на задания, только не с Гарри. Я знаю, что Джеймс чувствует то же самое. А потом наступил Хэллоуин, — Лили сделала паузу и посмотрела на молодую ведьму, которая в ужасе смотрела на нее. — Я полагаю, ты знаешь, что произошло на Хэллоуин?

Гермиона молча кивнула.

Лили закрыла глаза. Ее лицо было искажено эмоциональной болью, болью, которую могла чувствовать только она.

— Это был обычный день. Мы прятались чуть больше двух месяцев, и, учитывая, что был конец октября, погода была относительно хорошей. Если выглянуть из окна нашей гостиной, то можно было увидеть дорогу, проходящую перед домом. Она была покрыта красными и желтыми листьями, которые скрывали булыжники мостовой. Семьи с детьми в маскарадных костюмах, смеясь, бежали по улицам по дороге в паб на ранний ужин, прежде чем отправиться по соседям, выпрашивая сласти⁽¹⁾. Гарри наблюдал за проходящими мимо детьми. Он был очень спокоен, как будто знал, что не может быть с ними и бродить по улицам со своими родителями, как все остальные. Когда стемнело, я взяла его на руки и отнесла к Джеймсу. Он сидел на диване и был поглощен отчетом для Ордена. Он знал, что мы больше не будем отправляться на задания, пока Волдеморт не будет побежден, но время от времени помогал Дамблдору с идеями и предположениями — так сказать, мозг, стоящий за всем этим. Увидев нас двоих, Джеймс отложил отчет в сторону, улыбка осветила его лицо, и он забрал у меня Гарри, который тут же начал взволнованно бормотать что-то себе под нос. — Она тихо рассмеялась. Сцена разыгралась перед ее мысленным взором. — Джеймс ответил, и двое моих мальчиков довольно долго обсуждали что-то, вероятно, важное для них, если судить по тому, как Гарри неистово жестикулировал, а Джеймс серьезно кивал, — улыбаясь, она покачала головой. — После нескольких минут серьезного обсуждения, — Гермиона тихо хихикнула, — Гарри начал зевать. Джеймс выпускал разноцветные клубы дыма из своей палочки, которые Гарри с энтузиазмом пытался поймать. Всякий раз, когда его маленькие кулачки приближались к облачку, дым исчезал. Им было так весело, что они не замечали, как летит время. Я тоже, если честно. Я могла бы часами наблюдать за двумя моими мальчиками. В любом случае, было поздно, поэтому я сказала, что уложу Гарри спать. Джеймс хотел подняться наверх, когда наступит время для сказки на ночь, чтобы он мог поцеловать Гарри на ночь, но тут…

Гермиона печально кивнула. Она знала, что было дальше. Весь волшебный мир знал. Все знали историю мальчика, который потерял свое детство в ту ночь.

— Я просто хочу, чтобы он был счастлив, — прошептала Лили через несколько минут, в течение которых обе ведьмы боролись со слезами. — Это все, чего мы когда-либо хотели.

«Я помогу ей», — решительно подумала Гермиона и посмотрела на молодую женщину перед ней — молодую женщину, которая пожертвовала своей короткой жизнью ради лучшего друга Гермионы, чтобы он мог жить счастливой и свободной жизнью. Но у мира были на него другие планы.

Она знала, что не смогла бы сделать это сама, но что она знала наверняка, так это то, что она могла рассчитывать на одного человека в достижении этого. Гарри.

---

1) trick or treat (гадость или сладость) — обычай на Холлоуин. Ряженые дети стучатся в дом, выпрашивая угощение.

Вернуться к тексту

Примечания:

Бечено

---

Он быстро отпрыгнул назад, когда ветер сорвал несколько черепиц с крыши и кинул их в его сторону. Даже после смерти его рефлексы были все еще так же хороши, как и при жизни. То, что больше половины из них были ему не нужны, не имело большого значения.

Джеймс поднял голову и, прищурившись, посмотрел на небо. Над ним сгустились темные тучи, и издалека отчетливо доносился гром. Дом перед ним зловеще скрипел во время бури, частично еще сохранившиеся ставни с громким стуком ударялись о стены и отскакивали назад, не разбившись. Некогда красивый, хотя и небольшой дом был разрушен и обветшал.

Вздохнув, он провел рукой по волосам. Если быть честным с самим собой, он не ожидал ничего другого. В последний раз он стоял на том же самом месте несколько лет назад.

— Прости, Сириус. Приказ Дамблдора. Надо забрать его.

— Я не могу позволить тебе забрать его у меня, Хагрид. Мне очень жаль, но я просто не могу.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Волдеморт мертв. Гарри победил его. Почему ему не должно быть позволено остаться со мной? Я могу защитить его! Я буду защищать его!

Джеймс начал дрожать. Его дыхание стало отрывистым и неровным.

— Мне жаль, Сириус. У меня приказ доставить его к его единственным родственникам.

Карие глаза молодого волшебника распахнулись. Стены перед ним скрипели на ветру. Краска облупилась. Медленно, но верно дом разрушался. Он покачал головой. Он не мог этого изменить. Он должен был принять это. Но видеть его прошлое таким… мимолетным и хрупким…

Неохотно он переставил одну ногу за другой и медленно направился к садовой калитке, которая громко скрипела, через которую они с Лили, с Гарри на руках, проходили так много раз. Теперь она ржавела, давно забытая; природа делала все возможное, чтобы вписать ее в заросшие и дикие зеленые окрестности. Джеймс бесшумно проплыл сквозь красновато-коричневый металл. Пятно краски некогда карамельного цвета сдуло ветром.

Смеясь, он толкнул садовую калитку и шагнул внутрь. Он оглянулся через плечо и ухмыльнулся своей жене, которая прошла вслед за ним, неся Гарри, и закрыла ее легким пинком.

— Я не могу поверить, что ты действительно сделал это! — она покачала головой и улыбнулась своему мужу, который поднимался по ступенькам крыльца, балансируя пакетами с продуктами в руках, и шарил в кармане в поисках ключа. — Это же магглы! Что они думают о нас теперь, когда ты подошел к бедному кассиру и спросил, что именно ты должен делать с жевательной резинкой?

— Откуда мне знать, что это что-то съедобное? Кроме того, я сказал тебе, что спрошу у него, если ты мне не скажешь! — Джеймс высунул язык и прищурился на нее. — Не вини в этом меня!

— Действительно. Само название говорит за себя! Как ты думаешь, почему это называется жевательной резинкой? — Лили засмеялась и чмокнула Гарри в нос, который радостно захихикал.

— Мы оба должны многому его научить, не так ли, милый? — она ткнула Джеймса в бок, полезла в его карман и вытащила ключ от входной двери, которым отперла дверь, широко улыбаясь.

Тропинка перед ним была полностью покрыта травой и грязью, которые скопились за последние десятилетия и сделали ее неузнаваемой. Его взгляд скользнул по саду перед домом, полностью заросшему, первоначальные декоративные растения погибли. Горшки по обе стороны входной двери треснули, дверь валялась на полу внутри дома в нескольких метрах от порога. Он не знал, какое проклятие использовал Волдеморт. Бомбарда разнесла бы дверь на куски.

Если бы у него было тело, он был уверен, что ступеньки крыльца зловеще заскрипели бы, когда он поднимался к передней части дома и проходил через пустой дверной проем в коридор своего бывшего дома.

— Берегись!

Сириус повернулся и отпрыгнул в сторону в последний момент, когда Гарри со свистом завернул за угол на своей новой метле, а Джеймс следовал за ним по пятам. Малыш рассмеялся, когда увидел своего Крестного, стоящего у входной двери, — пальто свисало с одного плеча, обутой оставалась только левая нога, а глаза были широко раскрыты.

Джеймс выбежал из гостиной налево, чтобы оказаться между метлой и ошеломленным Сириусом Блэком. Гарри, маленький гений, которым он был — гордость и радость своих родителей, — интуитивно отвел метлу вправо, чтобы не столкнуться с отцом, и направился на кухню.

Суматоха встревожила его мать, которая стояла на кухне с тряпкой в руке и вытирала со стола остатки картофельного пюре, которое Гарри разбросал по всей кухне во время обеда. Она моргнула, когда ее громко смеющийся сын устремился к ней, обогнул стол и вылетел обратно в коридор. Джеймс все время бежал за ним, его лицо было красным одновременно от стыда и жара.

— Я говорила ему, — вздохнула Лили и повернулась обратно к измазанному столу. Ухмыляясь, она прислушивалась к торопливым шагам, отчаянным мольбам и детскому смеху, которые доносились из остальной части дома.

Он сглотнул и посмотрел налево. Кухня по большей части все еще была в норме. Сражение в коридоре не причинило ей никакого урона. Кухонные стойки и стол были целы, стулья все еще стояли в том же положении, что и семнадцать лет назад. Все было покрыто толстым слоем пыли и грязи. Окна были очень грязными и побитыми ветром и непогодой. Одно даже выпало из рамы и разбилось вдребезги в раковине под ней. Животные давным-давно удобно устроились в чулане, но даже они ушли в постоянных поисках безопасного места, чтобы спрятаться. Дом был пуст.

В раковине под разбитым стеклом лежала сильно загрязненная посуда. Джеймс прерывисто выдохнул. В тот вечер они ели тушеное мясо. Его любимое блюдо.

— Ты идешь? Еда остывает.

— Через секунду, — крикнул он в ответ и подмигнул Гарри, который уронил свою мягкую игрушку и поднял руки, чтобы папа мог его поднять. — Ну, сынок, проголодался?

Гарри моргнул своими большими зелеными глазами, хлопнул в ладоши и закричал: — Ням ням!

Смеясь, Джеймс отнес своего сына через коридор на кухню и посадил его на высокий стульчик. Мальчик немедленно потянулся за своей пластиковой ложкой и терпеливо ждал, пока его мама не положила перед ним небольшую порцию картофельного пюре с морковью, поцеловала его в лоб и прошептала: — Приятного аппетита, солнышко.

Гарри еще не умел правильно обращаться с ложкой, и поэтому на стол и старших Поттеров попало больше картофельного пюре, чем в его маленький ротик, но всем нужно было с чего-то начинать.

Джеймс снял крышку с кастрюли и заглянул внутрь. Восхитительный запах донесся до его носа, и он просиял, глядя на свою ухмыляющуюся жену, которая как раз отодвигала стул, чтобы сесть.

— Неужели это?..

— Налетай. — она подмигнула ему и тихо хихикнула, когда он с большим энтузиазмом потянулся к половнику и зачерпнул тушеное мясо, накладывая порцию за порцией на свою и без того полную тарелку.

Джеймс медленно выплыл обратно в коридор и печально посмотрел на некогда красный ковер, который покрывал пол прихожей. От некогда яркого и теплого ковра не осталось ничего, кроме чего-то темно-серого, который он даже с трудом мог разглядеть на покрытом грязью полу.

Дверь, перед которой он стоял, вела в гостиную. Джеймс закрыл глаза и очень ясно увидел комнату перед своим мысленным взором. Темные деревянные доски покрывали пол, левую стену не было видно из-за довольно большого количества книжных полок, на которых Лили держала как научную, так и художественную литературу, которую она читала каждую свободную минуту. Два окна, одно прямо перед ним и одно на стене справа, рядом с камином, были занавешены темно-синими шторами.

Первоначально они рассматривали возможность выбора цветовой гаммы Гриффиндора, но не захотели жить в копии факультетской гостиной, независимо от того, как сильно они скучали по этому месту. Бежевые стены создавали нежный контраст с толстыми и тяжелыми шторами того же цвета, что и ковер перед камином. Там, на бежевом диване, они часто сидели, либо с Гарри, который играл на мягком ковре перед пылающим камином, либо без их сына, который мирно спал в своей кроватке, и они могли наконец насладиться прекрасным вином, не опасаясь, что красная жидкость может пролиться на диван в любую минуту. Никогда не знаешь наверняка, когда малыш находится на расстоянии вытянутой руки.

— Я отнесу его в постель, — пробормотала Лили, поднимая плачущего Гарри с пола и забирая игрушку у него из рук. Рыдания стали громче. — Все в порядке, солнышко. Мама сейчас уложит тебя в кроватку.

— Я сейчас приду, — сказал Джеймс, опускаясь на колени на пол, чтобы собрать вещи Гарри, сита и кастрюли, с которыми любил играть его сын. — Только уберу здесь, а потом поднимусь наверх.

— Хорошо.

Нагруженный кастрюлями и ложками, он прошлепал на кухню. Большой горшок выпал у него из рук прямо на босую ногу, и Джеймс громко выругался. Ворча, он опустился на колени на пол, открыл ящики и дверцы шкафчиков и расставил кухонные принадлежности по их первоначальным местам. Его сын когда-нибудь станет отличным поваром, будьте уверены. И он также знал, что учить его будет не он.

Джеймс не хотел открывать глаза, зная, как будет выглядеть эта комната. В этой комнате он провел много своих самых счастливых моментов, всегда в компании семьи и друзей. Он не мог смотреть на разрушения, но в то же время знал, что для него было важно увидеть комнату в ее нынешнем состоянии и принять то, что произошло на самом деле. Джеймс моргнул, как будто ожидал, что люстра на потолке осветит комнату ярким светом, а отблески мерцающего пламени только усилят эффект. Но что он действительно увидел, так это облупившиеся обои, изъеденные молью занавески, мусор и остывший камин.

Он резко обернулся и уставился на старую детскую коляску Гарри, которая стояла между кухней и лестницей. Джеймс шмыгнул носом и обернулся. В последний раз, когда он видел своего сына и прикасался к нему, Гарри был год. Если быть точным, один год и три месяца. Теперь он был взрослым и жил своей собственной жизнью. Он вырос в настоящего мужчину, это несомненно, а Джеймса не было рядом, чтобы увидеть, как он взрослеет; отец так и не увидел, как растет его собственный сынок.

Джеймс в ярости провел руками по лицу. Он ничего не мог изменить и снова сделал бы все точно так же. Немедленно. Без необходимости обдумывать это до конца.

Лестница была в тени и казалась еще более угрожающей, чем знание того, что он найдет там, наверху. Он не возвращался с той единственной ночи. Он очень хорошо помнил ту ночь, когда он — в своем нынешнем призрачном обличье — бросился вверх по лестнице и стал свидетелем того, что случилось с его женой, сыном и его домом.

Медленно он поднялся по прогнившей лестнице в верхний коридор. Только одна дверь была открыта. Он знал, что скрывается за каждой из них, но его интерес привлекла открытая дверь, остатки которой были разбросаны по полу. Комната за ней оказалась еще более грязной, чем он помнил. Природа сделала все возможное, чтобы проникнуть внутрь через отверстие в полу и стене и вернуть себе именно эту часть дома. Деревянные обломки, оставшиеся от кроватки Гарри, поросли мхом.

— «А потом он встретил Смерть как старого друга и с радостью пошел с ней, и как равные ушли они из этого мира.» — Лили тихо закрыла книгу и убрала черные волосы своего сына с его гладкого лица. Он тихо вздохнул и крепче прижал к груди своего маленького плюшевого олененка. Джеймс наблюдал за всем со своего места рядом с дверью с нежной улыбкой на лице.

— Спи спокойно, мой дорогой, — прошептала Лили и поцеловала маленького спящего волшебника в его лобик. — Мы любим тебя.

Его рука метнулась к дверному косяку, когда Джеймс почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Как дым, он проскользнул прямо сквозь дерево и бесшумно рухнул на землю, где свернулся в тугой клубок, зарывшись руками в волосы. Все счастливые моменты, которые они пережили в этом доме, пронеслись у него в голове один за другим. Он мог снова увидеть каждое мгновение перед своим мысленным взором, он мог пережить их снова. Он знал, что чувствовал в каждый отдельный момент. Он не забыл чувство глубокого счастья.

Он начал дрожать. Одна картинка за другой проносились в его голове: смеющаяся Лили, Гарри, протягивающий к нему руки, плачущий Гарри, Сириус по-братски кладет руку ему на спину, он щекочет Гарри, Гарри говорит свое первое слово, слезы Лили, смех Гарри…

Лили. Гарри.

Лили обернулась и рассмеялась. — Посмотри, кто это, Гарри. Это твой папочка!

— Папа!

И внезапно мир почернел, и он потерялся в пугающей темноте.

Примечания:

Бечено

---

— Кажется, я кое-что нашла.

Пыхтя и нагруженная опасно шатающейся стопкой книг, Гермиона, пошатываясь, вошла в комнату. Ее лицо было красным, волосы растрепаны, но широкая улыбка освещала ее лицо.

Гарри вскочил и поспешил на помощь девочке — точно в нужный момент. Книги и пергаменты угрожающе закачались и вывалились из ее рук, которые отчаянно пытались удержать их от падения. Гермиона взвизгнула. Гарри нырнул вперед и сумел подхватить большую часть тяжелых томов.

— Спасибо, — смущенно пробормотала Гермиона, когда Гарри встал, слегка пыхтя, и вернул тома с дерзкой ухмылкой. Она прочистила горло и повернулась к дивану, на котором Гарри сидел всего несколько секунд назад. Ее щеки залились ярко-красным румянцем, когда она услышала смешок.

— Лили! О, я не знала, что ты была… здесь… тоже, — негромко кашлянув и высоко подняв голову, она промаршировала через гостиную к кофейному столику, на котором стояли чашка чая и тарелка с печеньем, опустилась на колени и уронила книги на поверхность стола с громким стуком, отчего чашка задребезжала о блюдце.

— Как я уже говорила, — выдохнула Гермиона, заправляя свисающие на лицо волосы за уши, — я думаю, что нашла кое-что, что может нам помочь.

Гарри перевел взгляд с тяжело дышащей подруги на смущенную мать и обратно на Гермиону, которая стояла перед ними, уперев руки в бедра и переводя выжидающий взгляд с одного на другого.

— В смысле? — не понял Гарри. Он достал свою палочку и направил ее на пролитый чай и размокшую выпечку, которые исчезли, оставив после себя чистую поверхность стола.

Гермиона закатила глаза. — Я думала, мы собирались помочь твоим родителям. Или я что-то неправильно поняла? — Она приподняла бровь. Ее улыбка стала шире, когда Гарри выпучил на нее глаза и тихий вздох сорвался с его губ.

— Вот именно. Я провела кое-какие исследования, — Гарри кашлянул, — и думаю, что нашла кое-что, что могло бы нам помочь. Но сразу скажу: я не знаю наверняка, действительно ли мы сможем успешно выполнить этот ритуал. Он довольно сложный.

Гарри сглотнул. — Ритуал?

Брови Лили сошлись на переносице. Ритуалы охватывали широкое поле деятельности и, если выполнялись неправильно, были опасными. Она слышала о случаях, когда те, кто хотел совершить ритуал, были серьезно ранены, изуродованы или убиты в процессе. По этой причине сотни лет назад Министерство магии классифицировало большинство ритуалов как Черную магию, чтобы помешать людям их выполнять. Они не могли запретить их или пометить как незаконные, но могли сделать все, что в их силах, чтобы добиться того, чтобы волшебники и ведьмы не хотели выполнять эти ритуалы. И они достигли этой цели по большей части.

— Более конкретно, ритуал крови, — голос Гермионы вывел Лили из задумчивости. Гарри нервно сглотнул. — Я знаю, что это считается темным, но я не нашла ничего другого, что могло бы помочь нам с нашей проблемой. — Гермиона неуверенно улыбнулась и опустилась на колени перед стопкой книг, которые всего за несколько секунд полностью покрыли поверхность стола.

Гарри медленно сел на диван рядом со своей матерью, и Лили немедленно накрыла его руку своей. Он ободряюще улыбнулся ей и повернулся обратно к Гермионе, которая как раз начала листать книги и зачитывать вслух цитату за цитатой.

Лили моргнула. Она знала, как много эти двое молодых людей взяли на себя только для того, чтобы помочь и ей, и Джеймсу. Опасность, в которой они могли оказаться, была ясна ей, и она была уверена, что они тоже понимают это. Если бы ритуал пошел не так, как надо…

Она сглотнула. Нет, она не хотела думать об этом сейчас. Зелье, которое нужно было сварить, должно было включать кровь Гарри, потому что он был последним кровным родственником ее и Джеймса, и в его венах текла кровь обоих. Если бы они промедлили хотя бы на секунду, перемешали слишком быстро или добавили ингредиент слишком поздно, не говоря уже о том, что произошло бы, если бы они неправильно произнесли заклинание, последствия немедленно отразились бы на доноре крови, а именно на Гарри.

Если что-то пойдет не так, Гарри придется отвечать за последствия.

Ее взгляд переместился с книг на сына, который сидел рядом с ней, напряженный, но, казалось, впитывал каждое слово, слетавшее с губ Гермионы. Он знал. Она была уверена, что он знал, на какой риск готов пойти — ради нее и Джеймса.

Лили глубоко вздохнула и закрыла глаза. Она могла чувствовать связь, когда та пыталась затащить ее обратно в Годрикову Лощину. Она не смогла бы долго сопротивляться этому. Магия и энергия Джеймса ослабли — теперь ей приходилось чаще находиться в непосредственной близости от Гарри и черпать из его магии, чтобы у нее было достаточно сил оставаться в Лондоне со своим сыном. Но как долго она смогла бы так существовать, она не знала. Ненадолго. Это совершенно очевидно.

— Я уже проверила, нужны ли нам еще ингредиенты, и если да, то какие именно необходимы для этого ритуала, и я составила список. Там немного, но есть несколько вещей, которые не купишь в аптеке. — Гермиона посмотрела на маленький листок бумаги, который держала в руке.

— Ты имеешь в виду, что нам нужно будет… — Гарри замолчал, его взгляд также был направлен на кусок пергамента.

— Идти на черный рынок. Да.

Лили резко выпрямилась и уставилась на двух друзей, которые серьезно смотрели друг на друга. — На черный рынок? Нет.

Гарри моргнул и повернулся к ней лицом. Его изумрудно-зеленые глаза встретились с ее взглядом, и он недоуменно сдвинул брови. — Почему бы и нет? Если это единственный способ…

— Это не стоит того, чтобы, возможно, быть арестованным! — Взбешенная, она вскочила и вихрем отлетела подальше от стола.

Гарри и Гермиона обменялись быстрым взглядом, прежде чем Гарри медленно встал и подошел к матери. Лили глубоко вздохнула и закрыла глаза, чтобы справиться с внезапным приступом головокружения. У нее больше не оставалось времени.

— Я не хочу, чтобы ты рисковал своей свободой только из-за Джеймса и меня, — тихо прошептала она и слегка покачнулась, когда головокружение усилилось.

— Лили, — Гермиона посмотрела на Гарри, который наблюдал за своей матерью сузившимися глазами. — Лили, пожалуйста, мы только пытаемся помочь. Я уверена, что ничего плохого не будет…

— Мама? — Гарри прервал ее, шагнув вперед и протянув руку к своей матери, которая парила перед ними. Гермиона замолчала. — Мама? Все в порядке?

Лили надрывно рассмеялась. Ее фигура замерцала; цвет ее рыжих волос, голубого платья и закрытых зеленых глаз поблек, но через секунду стал сильнее, только чтобы потом снова ослабнуть. Ее некогда четкие очертания на короткие мгновения расплылись перед его глазами.

— Мама? — голос Гарри дрожал, когда он подошел к своей матери и неуверенно поднял руку.

Лили с трудом подняла голову и слабо улыбнулась. — Я в порядке, — прошептала она. Она глубоко вздохнула, и мгновение спустя ее окутала тьма.

* * *

— Мама! — Гарри нырнул вперед, вытянув руки, чтобы подхватить свою потерявшую сознание мать, но она без всякого сопротивления проскользнула сквозь его ладони и бесшумно приземлилась на пол гостиной. Он тут же упал рядом с ней, не сумев подавить всхлип. Он весь дрожал.

Гермиона не понимала, что случилось. Только что они обсуждали ритуал, а в следующий момент… Она сглотнула и посмотрела на мерцающую фигуру на полу, рядом с которой стоял на коленях Гарри, отчаянно пытаясь разбудить ее. Она не знала, что именно только что произошло. Черт возьми, она даже не знала, что призраки могут терять сознание!

— Гарри? — позвала Гермиона тихим и неуверенным голосом. Она хотела успокоить его, но друг не слышал ее. Его голос становился все более отчаянным с каждой минутой, в течение которой Лили оставалась без сознания.

— Мама, пожалуйста. Пожалуйста, очнись! МАМА! — он громко зарыдал и закрыл лицо руками. Это неправда! Гарри знал, что она не останется с ним навсегда, и даже пытался помочь ей как можно быстрее спланировать уход в мир иной, но увидеть этот факт таким непреклонным и окончательным собственными глазами, тот факт, что она не всегда будет рядом с ним… Он тихо заскулил и подполз ближе к бессознательной фигуре Лили. Это казалось таким… реальным. И от этого было еще больнее и только… Гарри покачал головой и слегка покачался взад-вперед. Это не могло быть правдой. Нет.

Дурное предчувствие поселилось в груди Гермионы, пока она наблюдала за матерью и сыном. Видеть Гарри таким… таким хрупким и отчаявшимся, разбивало ей сердце. Молодой человек, стоящий перед ней на коленях на полу, тихо бормочущий и пытающийся подавить рыдания, был полной противоположностью тому Гарри, которого она знала все эти годы как лучшего друга. Застенчивый, но решительный, мужественный и самоотверженный. Тот Гарри никогда открыто не демонстрировал свои страхи и озабоченности, но волшебника, который, казалось, медленно, но верно успокаивался, не волновало открытое проявление страха.

Однако этому Гарри, который осторожно положил свою руку на руку призрака, было знакомо чувство, когда его успокаивает и поощряет мать, когда кто-то искренне беспокоится о нем. Одиннадцатилетний мальчик в разбитых очках и слишком большой одежде никогда не был наделен этим знанием.

— Гарри? — робко спросила она, садясь на пол рядом с черноволосым волшебником. Он слегка дернулся, когда она положила руку ему на плечо.

— Что случилось, Гермиона? — его голос был тихим и умоляющим. — Почему она не просыпается? — он тихо шмыгнул носом и с дрожащим вздохом провел свободной рукой по лицу.

— Я уверена, что с ней все в порядке, — успокаивающе сказала девушка и посмотрела на мерцающую фигуру, которая лежала перед ними. Та не шевелилась. — Если она больше никогда не проснется, — Гермиона попыталась проигнорировать слезливый вздох, сорвавшийся с губ Гарри, — тогда почему она все еще здесь?

Гарри замер и уставился на нее широко раскрытыми глазами. Она была права. Конечно, она была права — ведь это Гермиона. А он даже не подумал об этом. Размышляя, он отвернулся от девушки, чья рука все еще спокойно лежала на его плече и поддерживала его. Фигура Лили все еще слегка мерцала, ее сияние было все еще довольно слабым, но он все же мог видеть небольшую разницу по сравнению с тем, что было раньше. То, что она все еще была с ними — сознательно или бессознательно — означало, что ее не тянуло обратно в Годрикову Лощину. Груз свалился с его плеч, когда теплое чувство разлилось по его телу.

Он моргнул, глядя на Гермиону, которая улыбнулась ему и слегка кивнула. Ему не нужно было говорить ей, что он чувствовал, что именно ему нужно было услышать в момент отчаяния, или — как сейчас — насколько он был благодарен. Гермиона всегда была рядом с ним и была одним из немногих людей, которые всегда были на его стороне и заступались за него, даже без искры сомнения в их умах.

Гарри нерешительно положил свою руку на руку Гермионы и слегка сжал ее. Бабочки в его животе взлетели и делали сальто за сальто. Он сглотнул и сделал глубокий вдох, чтобы сформулировать свою следующую мысль.

— Что случится, — медленно произнес он, пытаясь подавить румянец, который прилил к его щекам. Гермиона не убрала свою руку. Ее пальцы нежно прошлись по его коже и переплелись с его пальцами. — Ч-что произойдет, если что-то пойдет не так во время выполнения ритуала?

Гермиона слегка нахмурилась.

— Я хочу сказать, — поспешно добавил он, прежде чем она смогла прервать его, не дав объяснить, что он на самом деле имел в виду. — Я не боюсь того, что может случиться со мной. Ну, — он сделал паузу и нервно рассмеялся, — наверное, я немного нервничаю. В конце концов, это моя кровь, которая будет использована для ритуала. Но что тогда будет с мамой? Что, если по какой-либо причине ритуал пойдет не так и с ней случится что-то плохое? Что, если она застрянет здесь навсегда, или отправится в ад, или что-то в этом роде? А папа — что с ним будет?

Гермиона посмотрела Гарри в глаза и дала волю своим мыслям. Ее разум лихорадочно соображал, и мысли о возможных последствиях управляли ее мозгом — что-то могло случиться с Гарри, он мог быть ранен или убит, сойти с ума, потерять память… Лили и Джеймс могли навсегда застрять в Годриковой Лощине без кого-то, с кем они поддерживали связь, потому что Гарри был бы последним волшебником в их роду и, следовательно, их последним шансом на освобождение — с ним умерли бы и их надежды, и шанс двигаться дальше. Их могло затянуть в ничто, навечно заманить в ловушку мучений или утащить в другое, неизвестное место…

Она сглотнула. Но она не знала наверняка. Тексты, с которыми она консультировалась по этому вопросу, не содержали никакой четкой информации о том, что произойдет, если ритуал… так сказать… пойдет не туда.

Она не могла сказать, что будет с ним или его родителями. Они не должны проиграть! За несколько недель она прочитала сотни ритуалов, собрала доступную информацию о сотнях заклинаний, которые могли каким-то образом оказаться для них полезными. После нескольких недель безуспешных поисков она наткнулась на древнюю книгу о ритуалах крови на маленькой полке, которая была надежно спрятана за пыльной старой мебелью и коврами. Она не могла сказать, упустила ли она важную информацию, но знала, что отдала бы все, чтобы провести ритуал успешно и в соответствии со старыми инструкциями. Риск все равно оставался — Гермиона не была наивной, чтобы поверить, что нашла окончательное решение их проблемы, но надеялась, что они на правильном пути.

— Я не знаю, — устало прошептала она и глубоко вздохнула. — Я действительно не знаю.

Гарри кивнул и опустил глаза. Он не ожидал ничего другого.

* * *

Тихие голоса достигли ее ушей, когда мир вокруг нее восстановился. Поверхность под ней была прохладной, дерево слегка шершавым. В комнате было хорошо и тепло. Постепенно голоса становились громче и отчетливее. По-видимому, они тихо разговаривали друг с другом. Их тон был серьезным, хотя и немного обеспокоенным. Лили слегка нахмурилась. Ее глаза были закрыты, и в данный момент их все еще было слишком трудно открыть.

— А папа — что с ним будет?

Лили почувствовала, как тепло разливается по ее телу, а сердце учащенно бьется. Гарри беспокоился о них. Она уже знала это, но слышать это вот так… ее рот слегка дернулся, когда уголки попытались приподняться.

Тишина была ответом на этот вопрос, и Лили подумала, что эти двое тихо покинули комнату, но ответ Гермионы, произнесенный шепотом, показал ей другое.

— Я не знаю. Я действительно не знаю.

Застонав и с большим трудом, она медленно открыла глаза. Приглушенное освещение в комнате было слишком ярким для ее глаз, и она немедленно снова зажмурила их, когда поняла, что у нее начинает пульсировать голова.

— Мама!

— Что случилось? — тихо пробормотала Лили и подняла руку, чтобы прикрыть глаза от светильника на потолке. Когда она открыла их, комната вокруг нее начала быстро вращаться, и это было неприятно.

— Ты упала в обморок, — голос ее сына был тихим и нервным. Он опустился на колени рядом с ней на пол, его лицо было бледным, а глаза широко раскрыты. — Ты начала мерцать, а потом внезапно… — он замолчал, глядя на Лили, которая попыталась сесть.

— Все в порядке, — сказала она с тихим стоном и слегка покачнулась, пытаясь удержаться, приподнявшись на локтях. Руки Гарри неуверенно дернулись рядом с ней. Он хотел помочь ей, но знал, что не может прикоснуться к ней. Она с любовью улыбнулась ему и медленно села. Сев прямо, она повернулась к нему лицом. — Я чувствую себя лучше. Тебе не нужно беспокоиться обо мне, сынок.

Гарри слегка покраснел под заботливым взглядом своей матери.

— Но что случилось? — спросил он, устало проводя дрожащей рукой по волосам. — Почему ты…

— Я думаю, мое время на исходе, — Лили извиняюще улыбнулась и ободряюще положила руку на плечо сына, как раз в тот момент, когда его глаза расширились и он открыл рот, чтобы засыпать ее взволнованными вопросами. — Мне действительно хотелось бы рассказать тебе в точности, что здесь происходит, — поспешно продолжила она, чтобы у него не было возможности прервать ее, — но я могу только догадываться. Я рассказывала тебе, что семнадцать лет назад Джеймс… скажем… одолжил мне немного своей магии, чтобы я могла быть рядом с тобой, помнишь? — она слегка прищурила глаза. Это звучало неправильно, но она не знала, как можно было бы лучше объяснить это по-другому.

Гарри кивнул и подождал, пока его мама продолжит.

— Я думаю, что силы покидают его.

Гарри нахмурился. — Ты имеешь в виду, что…

— Я больше не могу оставаться здесь надолго? — Лили улыбнулась и слегка кивнула. — Да, боюсь, что так. Связь становится сильнее — я ясно чувствую это, и если я не нахожусь в непосредственной близости от тебя, я не могу противостоять этому так легко, как могла когда-то.

Ее щеки слегка покраснели, когда она посмотрела в зеленые глаза своего сына, которые так сильно походили на ее собственные.

— Мы поможем тебе, мам. — голос Гарри был решительным, когда он повернулся к Гермионе и кивнул ей. — Нам просто нужно еще несколько ингредиентов, а затем мы начнем ритуал.

* * *

Нервничая, она перевела взгляд с молодой ведьмы, которая держала в руках толстую, древнюю и слегка истлевшую книгу, на молодого волшебника перед ней, который как раз встал, чтобы оглядеть пентаграмму на земле, которую он только что нарисовал мелом. Он выглядел довольным. Лили парила в середине звезды, лучи которой заканчивались на одинаковом расстоянии от ее ступней. Она неуверенно посмотрела на этих двоих.

— В пентаграмме не должно быть разрыва, Гарри, — сказала ведьма с каштановыми волосами, все еще уткнувшись носом в книгу.

Черноволосый волшебник добродушно закатил глаза, но вернулся к кругу, окружавшему звезду, чтобы еще раз проверить свою работу.

Во всех пяти углах звезды стояло по фарфоровой чаше, каждая из которых, казалось, светилась в свете свечей, расставленных на равном расстоянии от призрака в центре звезды. Ярко отполированный, довольно большой кинжал, украшенный рубинами и изумрудами, лежал на соседнем столе, который был покрыт пергаментами, исписанными рунами, заклинаниями и списками ингредиентов; сосудами с травами; внутренностями магических существ, а также рогами, чешуей и эссенцией драконьего огня — всем, что можно было купить на черном рынке.

Волшебник удовлетворенно кивнул, положил мел на низкий столик, на котором хранились остальные ингредиенты, и взял миску с тертыми травами с деревянной поверхности. По указанию ведьмы он ровным шагом обошел меловой круг, вытянув руку и позволяя небольшому количеству измельченных трав падать прямо за линией пентаграммы. Лили сглотнула, наблюдая, как молодой человек бормочет себе под нос на иностранном языке, которого она не понимала.

Гарри сдул с лица иссиня-черную прядь волос и снова обошел круг, чтобы проверить, нет ли просвета в круге с травами, точно так же, как он сделал с меловым кругом.

Улыбаясь, он выпрямился и посмотрел на тихий призрак в защитном круге.

— Предполагается, что магия останется с тобой, — сказал он, указывая на пентаграмму, которая покрывала весь пол комнаты. — Ты всегда можешь выйти за ее пределы. Мы опустим ту часть, которая заключает дух в пентаграмму.

Лили нахмурилась и посмотрела на молодую ведьму, которая положила книгу рядом с собой на пол, взяла со стола элементы дракона и, глубоко вздохнув, тоже начала обходить пентаграмму.

— Ты уверена, что это каким-то образом не повлияет на ритуал?

Ведьма с каштановыми волосами фыркнула, сделав паузу, только для того, чтобы потом тихо кашлянуть, и продолжила обход, бормоча свою мантру заклинаний на иностранном языке.

— Гермиона проверила все дважды и трижды, — сказал Гарри, повернулся и кивнул, забирая у Гермионы кинжал, который она молча протянула ему. Беспокойство вспыхнуло в ее глазах, когда он взял его без каких-либо колебаний. — Все должно сработать по плану.

Глаза Лили метнулись к карим глазам Гермионы, которые с тревогой наблюдали за ней. Девушка попыталась улыбнуться, но казаться такой же спокойной и расслабленной, как ее лучший друг, оказалось проблемой, несмотря на все исследования, которые она провела заранее.

Лили медленно выпустила воздух из легких, пока ее взгляд, так же как и взгляд Гермионы, сопровождали Гарри, который останавливался в каждом углу звезды, опускался на колени, что-то бормотал и вонзал нож в свою руку — по мнению Лили, слишком решительно, — а затем позволял капле крови медленно скатиться по его бледной коже и упасть в фарфоровое блюдо. Кроваво-красный след на его коже блестел в свете свечей.

Когда пятая капля красной вязкой жидкости упала на холодный фарфор, все факелы и свечи в комнате вспыхнули и на короткое время озарили все ярким, мерцающим светом, осветив три бледных лица, которые нервно ждали начала ритуала.

* * *

Легкий поток горячего воздуха проник в нее, закружился вокруг, угрожая задушить ее. Ее глаза наполнились бы слезами, если бы она все еще была жива. Пламя в комнате дико замерцало, когда два молодых мага за пределами пентаграммы начали слаженно произносить заклинания в унисон. Измельченные травы вокруг нее взлетели в воздух, обозначив границу круга. Ее волосы дико развевались в жарком шторме, в ушах звенело от слов, которые переносили магию в пентаграмму и связывали ее там.

Тяжелый груз лег ей на грудь, в голове неприятно пульсировало, боль усиливалась с каждой секундой. Она открыла рот, но ни звука не сорвалось с ее губ.

Застонав, она рухнула, одна рука схватилась за грудь, другая потянулась к сыну, который тоже упал на колени за пределами пентаграммы с лицом, исказившимся от боли. Воздух был густым и горячим — невыносимо. Боль усилилась, лишила ее слуха, прочих чувств, которые она все еще имела в своем призрачном теле. Дрожа, она подняла голову.

Гарри упал на четвереньки, его руки дрожали; ужас наложился на боль на его лице, затем добавился страх.

Он открыл рот и что-то крикнул. Лили застонала, когда острая вспышка боли пронзила ее организм, и мощный рывок швырнул ее во тьму.

Примечания:

Бечено

---

Гарри упал на четвереньки, его руки дрожали, ужас наложился на боль на его лице, затем добавился страх.

Он открыл рот и что-то крикнул. Лили застонала, когда острая вспышка боли пронзила ее организм, и мощный рывок швырнул ее во тьму.

* * *

— Гарри! — пронзительный крик Гермионы эхом разнесся по темной комнате. Пентаграмма в центре комнаты, казалось, вспыхнула.

Гарри лежал на земле, рука тянулась к кругу, он кричал от боли. С залитым слезами лицом он свернулся в тугой комочек и попытался взять спазмы под контроль. Гермиона подбежала к нему, уронив старинную книгу на землю, где та тут же развалилась на отдельные части. Десятки, нет, сотни древних пергаментных страниц разлетелись по комнате, а девушка с испуганным всхлипом упала на колени рядом с черноволосым волшебником и перевернула его на спину.

Гарри ахнул, почувствовав слишком теплые руки на своих плечах. Его кожа, мышцы и кости, все его тело было в огне. Воздух был невыносимо горячим и выдавливал кислород из его легких, пол тлел, соприкоснувшись с его кожей. Охваченный паникой, Гарри судорожно хватал ртом воздух. Он же задохнется! Горячий воздух обжигал дыхательные пути и разъедал их.

Он закричал и покатился по полу. «Просто уберись подальше от этой жары», — подумал он, погружаясь в освежающую темноту.

* * *

Застонав, он откинул со лба мокрые от пота волосы и медленно огляделся. Пламя ревело вокруг него и нагревало воздух до невыносимой температуры. Его очки запотели, но когда он снял их, то не увидел ничего, кроме мерцающего света, который, как он знал, мог вызвать у него вещи похуже ожогов. Откуда он это знал? Он не имел ни малейшего представления, но что-то глубоко внутри подсказывало ему.

Он сел и насухо протер очки перепачканными сажей руками. Теперь серые отпечатки пальцев и пятна ухудшали его зрение, но все было лучше, чем ничего не видеть. Преодолевая боль, он встал на четвереньки, на колени и, наконец, на ноги. Он так и стоял там, покачиваясь.

Слабые стенания достигли его ушей, пока он стоял посреди пылающего пламени. Было несколько голосов, понял он, медленно поворачиваясь по кругу, пытаясь определить их источник, но все, что он мог видеть, были языки пламени, пыль и сажа, которые кружились в горячем воздухе, гонимые невидимым ветром, и оседали в его легких с каждым болезненным вдохом.

Спотыкаясь, он с трудом переставлял ноги. Что-то подсказывало ему, что нужно найти эти несчастные души, которые, как он мог слышать, отчаянно взывали о помощи.

С каждым шагом он поднимал с земли все больше пепла, еще больше ухудшая обзор, но голоса становились громче, и он не мог сдаться! Шаг за шагом он продвигался по пылающему ландшафту в постоянном поиске безликих голосов.

Казалось, прошла вечность, прежде чем внезапно вдалеке показался дом. Он был небольших размеров, и пространство перед домом было окружено деревянным забором. Брови Гарри сошлись на переносице. Он знал этот дом. Но откуда? Каким образом? И когда?

Медленно он приблизился к небольшому участку, жизнерадостность и мирная аура которого не вписывалась в похожий на ад пейзаж. «Только пения птиц не хватает», — с издевкой подумал он и вошел на территорию через маленькую ярко раскрашенную калитку. Гравий хрустел под ногами, пока он медленно шел по дорожке к входной двери.

Из-за двери доносились возбужденные голоса. Он поднял руку и задумался. Должен ли он постучать или сразу войти? Он осторожно постучал по дереву. Голоса становились все громче. Он постучал снова, на этот раз немного сильнее, но, казалось, никто не услышал. Он нерешительно потянулся к дверной ручке, повернул ее, и чудесным образом дверь бесшумно распахнулась.

Гарри нахмурился, покачал головой и переступил порог.

Коридор был залит светом, двери в кухню, кабинет и гостиную были открыты. Они были источником мерцающего света пламени, окружавшего дом, но по какой-то причине пощадили его. Голоса доносились справа от него, из гостиной.

— Я не хочу, чтобы ты жила с ним! — крикнул мужской голос.

— Как ты думаешь, почему я бросила тебя и переехала к нему? — прокричал в ответ женский голос, почти срываясь от напряжения и эмоций.

— Я же сказал тебе, что не желаю, чтобы ты так со мной разговаривала! — послышался шлепок, за которым последовала тишина.

Обеспокоенный, Гарри подошел к двери гостиной и заглянул внутрь. Перед ним стояли Рон и Гермиона, которая робко держалась за щеку и с несчастным видом смотрела вниз. Гнев вспыхнул в нем. Разве было недостаточно того, что Рон уже ударил ее однажды? Даже того единственного раза было на один раз больше, чем нужно. Рыча от ярости, он вошел в комнату, как раз вовремя, чтобы услышать тихий голос Гермионы.

— Ты прав. Я вернусь.

Гарри замер. Нет, нет, этого не могло быть. Он был там, когда Рон пришел к нему домой. Он видел, как он обращался с ней, своими собственными глазами. Гермиона никогда бы… Но когда он увидел ухмылку на лице Рона, он понял, что она говорила серьезно. Острая боль в груди заставила его поморщиться. Он знал Гермиону. Она никогда не дала бы Рону второго шанса, и все же…

«Она никогда не полюбит тебя, — прошептал злобный голос ему на ухо. — Кто вообще мог бы тебя любить? Ты урод и не заслуживаешь этого».

Дыхание Гарри было неровным. Все они были правы — дядя Вернон, Волдеморт… Как он мог подумать, что Гермиона останется с ним, потому что он ей нравился? Он был чертовым Мальчиком-Который-Выжил! Он был всего лишь оружием. Но это же Гермиона! Она не делает ничего подобного!

По-видимому, все-таки делает. Гарри крепко зажмурился. Его руки зарылись в волосы и крепко вцепились в них. Нет, это не могло быть правдой!

Вокруг него все начало потрескивать. Рон взял Гермиону за руку, и они оба исчезли в ярком пламени, оставив после себя большое облако дыма.

Он уставился на почерневшее пятно на деревянном полу, где котором они только что стояли. Он покачал головой. Нет. Этого не было на самом деле! Воздух в его легких был горячим. Он ахнул. С каждым вдохом его легкие горели все сильнее. Справа от него окно разлетелось вдребезги из-за сильного жара. Стекла больше не могли выдерживать высокие температуры. Дом вокруг него зловеще скрипел под напором пламени, которое угрожающе ползло вверх по стенам.

Хриплый кашель прервал его мысли, и, вздрогнув, он резко обернулся. Со своего места в гостиной он мог видеть очертания двух фигур в коридоре.

— Беги! — крикнул мужчина женщине, которая нерешительно стояла между ним и Гарри. Казалось, они его не замечали. — Уходи! Найди укрытие!

Всхлипывая, женщина повернулась и выбежала из поля зрения Гарри. Дым поднимался к потолку и проникал в комнату, еще больше ухудшая его и без того ограниченное зрение. Пронзительный крик, хлопок и красные искры заставили женщину отступить в видимую часть коридора. Мужчина без колебаний задвинул ее себе за спину. Тихий вздох был единственным, что можно было услышать, когда зеленая вспышка света ударила его в грудь, и он рухнул.

У Гарри зазвенело в ушах. Он едва обратил внимание на крики женщины, когда она бросилась на землю рядом с мужчиной, громко рыдая, и таким образом чудом избежала первого смертельного проклятия, направленного на нее. Всего через несколько секунд в нее попало второе, и она рухнула на пол, безжизненно простершись рядом с мертвым телом мужчины.

Дрожа всем телом, он огляделся по сторонам. Он был один в доме. Части деревянного потолка громко заскрипели и поддались. Большое черное облако сажи и мусора вылетело из кухни в коридор, накрыв неподвижные тела — рыжие волосы потускнели, черные поседели.

Позади него из камина вырвалось пламя.

Вот они снова — голоса, причитания, следуя за которыми он некоторое время назад вошел в этот дом. С большим усилием он оторвал взгляд от грязной руки, торчащей из-под горы обломков, и обернулся. Две фигуры, которые он знал слишком хорошо, в отчаянии смотрели на него, их лица были искажены болью.

Его отец открыл рот и вспыхнул пламенем. Гарри закричал и бросился вперед. Его рука вытянулась и коснулась огня. Тут же его кожа покрылась волдырями, и, задыхаясь, он резко отстранился.

— Помогите, — голова Гарри дернулась вверх, и он уставился на свою мать испуганными глазами, прежде чем вокруг нее вспыхнуло пламя и со злобным шипением метнулось к Гарри.

* * *

— НЕТ! — С громким криком его глаза распахнулись. Он выпрямился в постели, вцепившись в одеяло, пижама прилипла к телу от ледяного пота. Тяжело дыша, Гарри вытер лицо рукавом и спрятал его в ладонях. Он дрожал, у него вырвался тихий всхлип. Успокойся, сказал он себе и сделал прерывистый вдох. Это был просто сон. Просто сон. Но все это казалось таким реальным! Огонь, жара, Годрикова Лощина, его родители, Гермиона. В отчаянии он зажмурил глаза, и слеза за слезой потекли по его щеке. Она бросила его. Она бросит его. Почему бы ей и не…

— Гарри?

Он вскинул голову, и его сердце бешено забилось, когда он увидел Гермиону, стоящую в дверном проеме, ее пижама была мятой, а волосы взъерошены со сна. Он попытался подавить рыдание. Она пересекла комнату за считанные секунды и почти сразу оказалась рядом с ним. Девушка присела на край кровати, обняла его за плечи и притянула к себе.

Громкие рыдания вырвались у него, когда Гарри прижался к ней, отчаянно пытаясь сохранить самообладание. Она все еще оставалась там с ним, сказал он себе, и новые слезы потекли из его глаз. Она все еще была с ним.

Шли минуты, в течение которых двое молодых людей оставались в объятиях друг друга. Гермиона ничего не говорила, она просто держала Гарри, пока тот, наконец, не отпустил все. Эти слезы были не только из-за кошмара, который, как она знала, он только что пережил. Они были из-за моментов, в которые он не позволял себе горевать, в которые он держал свои тревоги при себе и запирал их, не пытаясь должным образом справиться с ними, не получая честного совета и помощи, а также бескорыстной поддержки, за которой не скрывались скрытые мотивы.

Потребовалось некоторое время, чтобы отчаянная и паническая хватка Гарри несколько ослабла, и он, казалось, успокоился. Гермиона не отпускала его, наоборот, притянула ближе. Она мягко улыбнулась сквозь собственные слезы, почувствовав, как его объятия сжимаются, но это не было вызвано паникой. Удовлетворенная, она закрыла глаза и вдохнула успокаивающий аромат Гарри. Волна тепла прокатилась по ней, когда она прижалась щекой к макушке Гарри и нежно провела рукой по его мягким волосам.

Гарри вздрогнул, почувствовав ее руку в своих волосах. Ее ногти осторожно и успокаивающе царапнули его кожу. Он тихо вздохнул. «Все будет хорошо», — подумал он, заметив, что Гермиона притягивает его ближе. Она была с ним. Вместе они справятся.

Через некоторое время — по ощущениям несколько секунд, но, согласно будильнику Гарри, прошло около тридцати минут — Гермиона ослабила хватку и слегка отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

— Ты хочешь поговорить о своем сне?

Зеленые глаза Гарри расширились, и он быстро опустил взгляд. Сказать ей, что он боялся, что она бросит его? Уйдёт к Рону? Он медленно покачал головой. Он надеялся, что она поймет.

— Мы найдем способ помочь твоим родителям, — слегка нахмурилась Гермиона. Было что-то еще; что-то, что Гарри скрывал от нее. — Я уверена, что у твоей матери все в порядке.

Гарри моргнул, когда Гермиона взяла его пальцем за подбородок и осторожно приподняла голову. Она нежно улыбнулась ему, пока ее глаза блуждали по его лицу и, казалось, запоминали каждый дюйм. Он покраснел под ее испытующим взглядом.

Гермиона подавила смешок, когда увидела смущенное выражение лица Гарри, и прочистила горло. — Есть что-то еще, не так ли? — она понимающе кивнула, в то время как щеки Гарри потемнели еще больше. — Что ещё? — спросил она

Она осторожно высвободилась, игнорируя явно разочарованное лицо Гарри, и вместо этого села рядом с ним на кровать. Нервничая, он отодвинулся на несколько дюймов в сторону, чтобы освободить для нее место, но она только покачала головой с порозовевшими щеками. Сбитый с толку, он поднял брови, и теперь уже Гермиона начала заинтересованно рассматривать покрывало.

Она глубоко вздохнула и, без каких-либо комментариев, продолжила, хотя и слегка дрожа. Сквозь одеяло она чувствовала, как теплое бедро Гарри прижимается к ее бедру, вызывая сотни маленьких электрических разрядов, которые пронзили ее ногу и все тело, оставляя после себя покалывающее тепло.

— Не хочешь рассказать мне? — ее голос был тихим. Она надеялась, что Гарри не мог слышать ее громкое сердцебиение, пока она нетерпеливо и несколько нервно ждала его ответа. Довольно долгое время она слышала только тишину.

— Это глупо, — тихо фыркнул Гарри и пренебрежительно мотнул головой.

— И все же, расскажшь мне? Пожалуйста? — добавила она, когда он поморщился. — Я не буду смеяться, обещаю.

Гарри усмехнулся и поднял взгляд. Легкая улыбка тронула уголки его губ, но она не коснулась его глаз, которые светились глубокой печалью. Сердце Гермионы разбилось при виде этого. Она не хотела, чтобы он страдал! Она хотела, чтобы он был счастлив. Она пообещала это себе давным-давно, себе и Лили.

— Там, во сне, была я, да?

Гарри слегка поморщился, услышав ее слова. Он вздохнул. Лгать ей было бесполезно. В любом случае, зачем ему это делать? Она была честна с ним и считала, что, по крайней мере, он у нее в долгу. Он кивнул.

Гермиона улыбнулась и взяла его за руку, которая снова начала терзать покрывало. Гарри замер и посмотрел вниз на их руки. Его рука лежала на ее, второй она медленно поглаживала его ладонь. Когда он нерешительно поднял глаза, она почти сразу же опустила их. Сердце Гарри забилось быстрее, когда он увидел ее красные щеки, которые она пыталась скрыть за своими растрепанными каштановыми волосами.

— Что случилось?

Гарри колебался. Он не знал, должен ли он рассказать ей о своем сне, и если да, то как. Особенно о той самой части. Но он был в долгу перед ней — в конце концов, именно из-за него она не спала посреди ночи.

Он моргнул и поднял глаза. Луна светила сквозь щель между занавесками, заливая комнату голубоватым, холодным светом. Было слышно, как сова пролетела мимо окна, вероятно, в поисках ничего не подозревающей мыши.

Гарри глубоко вздохнул. — Было жарко, — его голос был низким и хриплым. Перед своим мысленным взором он увидел мерцающее пламя, услышал дикий треск и стенания. — Везде был огонь.

Гермиона молча сидела рядом с Гарри, когда он начал описывать свой кошмар. Дрожь пробежала по ней, когда его голос стал пустым и бесстрастным. Он рассказывал ей, как бежал сквозь пламя навстречу таинственным голосам, как вошел в мирный дом, который нисколько не пострадал от огня…

— А потом ты оказалась там, передо мной, в гостиной. Рон тоже был там и хотел, чтобы ты вернулась к нему.

Гарри воздержался от подробностей. Это только сделало бы ситуацию излишне неудобной — еще более неудобной, с горечью подумал он и заставил себя произнести следующие слова. — И ты пошла с ним.

— О, Гарри! — воскликнула Гермиона и крепко взяла обе его руки в свои. Она подождала, пока он поднимет взгляд и посмотрит ей в глаза. — Я бы никогда такого не сделала! Ты это знаешь!

Гарри неуверенно улыбнулся и кивнул. — Конечно, я знаю это, Гермиона. Глупо было воображать нечто подобное.

«Но ты не можешь контролировать свои сны».

Гермиона смотрела на него. Гарри опустил взгляд и тщательно изучал их руки.

«Он действительно думает, что я собираюсь его бросить», — ее сердце упало, когда она поняла, что Гарри действительно думал, что она вернется к Рону. О, если бы она могла встретиться с Дурслями лицом к лицу!… Она фыркнула и подумала о том, какие проклятия было бы лучше всего использовать, чтобы заставить их понять, насколько сильно они разрушили уверенность Гарри в себе и самоуважение.

Голова Гарри дернулась вверх, и он уставился на нее широко раскрытыми глазами. Гермиона застенчиво улыбнулась. — Я только что представила, что бы я сделала, если бы снова встретила твоих тетю и дядю, — сказала она и сузила глаза.

— Моих… что? — сбитый с толку, Гарри нахмурился. Его нос сморщился, и Гермиона почувствовала, как бабочки в ее животе сделали сальто.

Жар поднялся по ее шее к щекам и окрасил их в прекрасный розовый цвет. Она сглотнула и застенчиво улыбнулась. — Это их вина, что ты думаешь, что я брошу тебя, хотя я сказала, что никогда бы такого не сделала. Особенно после всего, что ты для меня сделал.

— Я сказал тебе, я не думаю, что ты…

— Нет, ты думаешь. Гарри, — она положила палец ему под подбородок и терпеливо ждала, пока он не взглянет на нее. Слезы выступили у него на глазах, но щеки были сухими. Гермиона улыбнулась. — Я останусь с тобой. Я обещаю.

Их губы встретились.

У Гарри перехватило дыхание, когда мягкие губы Гермионы встретились с его губами и, после нескольких нерешительных секунд, начали двигаться. Его мышцы расслабились, панические мысли успокоились, и все, что он теперь чувствовал, были ее губы на его губах — мягкие, теплые и такие неописуемо Гермионины.

Примечания:

Бечено

---

Если бы он потом сказал себе, с кем целовался несколько минут подряд, он всегда краснел бы всякий раз, когда ее образ всплывал у него в голове. Ее нежная кожа под его мозолистыми руками, ее нежные губы, обнимающие его потрескавшиеся губы, ее мягкие, непослушные волосы, которые так приятно пахли… Одна мысль об этом сейчас заставила его немедленно покраснеть, и он чуть не пропустил сову, которая врезалась в закрытое окно.

Гарри подпрыгнул, услышав громкий треск, и широко огляделся. Его инстинкты вернулись к концу войны, его разум подсказал ему, что Пожирателю Смерти не удалось напасть на него, но когда он посмотрел в сторону окна, он чуть не рассмеялся вслух. Незнакомая сова с недовольным видом хмурилась сквозь стекло, которое, как она ожидала, будет открыто.

Гарри позволил себе на мгновение перевести дух, когда подошел к окну, чтобы впустить бедную птичку.

— Мне так жаль, — засмеялся он, пытаясь освободить прекрасную сову от ее груза, но добился только того, что его цапнули за палец. Гарри поморщился, срывая письмо с птичьей лапки, по ходу дела едва не стащив сову с подоконника на пол.

— Прости, девочка, — смущенно пробормотал он.

Сова уставилась на него и щелкнула клювом.

— О, так ты мальчик? — Гарри почесал шею и посмотрел на самца совы с извиняющимся выражением на раскрасневшемся лице. — Извини. Я немного отвлекся. Теперь я вижу твое мужественное телосложение! Ты у нас сильная птица!

Если бы сова могла закатывать глаза, эта бы сделала это прямо сейчас. Не приняв предложенное Гарри угощение, слегка оскорбленная птица захлопала крыльями — не без того, чтобы пару раз ударить волшебника в очках по голове — и поскорее улетела прочь.

Смешок заставил его обернуться. Гермиона прислонилась к дверному проему, широкая ухмылка украшала ее красивое лицо. Нервное, но приятное покалывание распространилось из его живота по всему телу Гарри, когда ведьма с каштановыми волосами оттолкнулась от двери и подошла к тому месту, где он стоял.

— Не умеешь ты делать комплименты совам, — пробормотала она, ее карие глаза одобрительно прошлись по его лицу и остановились на его губах.

— Я отвлекся, — тупо повторил Гарри. Ему было трудно нормально дышать, когда Гермиона наклонилась ближе и остановилась всего в нескольких болезненных миллиметрах от него.

— Я вижу.

Мягкие губы коснулись его губ, и все силы покинули его. Он почувствовал, как его кости превращаются в желе, как сердцебиение участилось и застучало по грудной клетке. Его руки искали путь вокруг ее талии, как будто по собственному желанию, кружась вокруг ее теплого тела, притягивая ее ближе. Ее пальцы танцевали по его груди, по плечам, пока не достигли затылка. Он чувствовал ее нежную кожу, когда она играла с его волосами, отводила их в сторону и приглаживала назад.

Ее губы были еще мягче, чем он их помнил. Они нежно скользнули по его губам, и Гарри почувствовал, как ее прерывистое дыхание коснулось его щеки. Воспоминание об их совместном поцелуе было ничем по сравнению с этим.

Медленно Гарри отодвинулся назад. Его руки все еще охватывали ее тонкую талию, покоясь на бедрах. Нежный румянец окрасил идеальную кожу Гермионы, когда он с любовью посмотрел на нее. Он не сдержал улыбки, наблюдая, как она застенчиво склонила голову. Она была самым очаровательным человеком на свете, и держать ее в своих объятиях, иметь возможность держать ее вот так было бесценным для него.

Его правая рука оставила ее талию и медленно прошлась вверх по ее телу, пока не достигла подбородка. Гарри одним пальцем приподнял его, безмолвно прося ее посмотреть ему в глаза. Он мягко улыбнулся, когда ее сверкающие карие глаза встретились с его.

Она вздохнула и наклонилась вперед. Ее губы коснулись кончика его носа, и она усмехнулась, когда хриплый смех достиг ее ушей.

Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз была так счастлива и довольна рядом с кем-то. Конечно, она была счастлива с Роном, но, оглядываясь назад, она понимала, что это было нечто другое. Это никогда не было так чисто и просто хорошо, как сейчас.

Она прикусила губу, глядя в изумрудно-зеленые глаза своего визави.

Она бы никогда в жизни не подумала, что однажды ей посчастливится достучаться до сердца Гарри. Постоянные размышления о его личной жизни были одним делом, но видеть его с Джинни или Чжоу было чем-то другим. Гермиона не понимала, почему в эти минуты ее охватывала неприязнь, но теперь она знала причину. Она всегда что-то чувствовала к красивому волшебнику, чьи руки крепче обхватили ее талию. Она просто не знала и даже не думала о том, что он действительно мог чувствовать то же самое.

Гарри позволил себе отвлечься на мгновение, чтобы просто вздохнуть. Прекрасный аромат, исходивший от ее волос, затуманил его чувства, когда он стоял посреди кухни и просто обнимал ее. Парень никогда не думал, что однажды ему посчастливится узнать, каково это, когда самая удивительная и красивая ведьма чувствует то же самое по отношению к нему, когда она обвивает руками его шею и плечи, прижимается к его груди и целует его с такой страстью, что ему было трудно удерживаться на ногах.

Прошли минуты, пока они стояли в комнате, обняв друг друга, положив головы на волосы и грудь, с закрытыми глазами, просто наслаждаясь моментом таким, каким он был, прежде чем Гермиона почувствовала, как что-то впилось ей сзади.

Она нахмурилась и слегка пошевелилась. Гарри ослабил хватку, неуверенный, что он сделал не так, а затем его неуверенность переросла в замешательство, когда брови Гермионы поднялись к линии волос.

— Ага! — она резко развернулась, ее волосы хлестнули Гарри по лицу, чуть не сбив очки. — О, прости, — смущенно засмеялась она и быстро наклонилась вперед, чтобы запечатлеть поцелуй на его губах.

Почти сразу же сердцебиение Гарри снова участилось. Это было потрясающее чувство, когда ты можешь поцеловать другого просто так. Медленная улыбка расплылась по его лицу, пока он смотрел, как его девушка пытается вытащить что-то у него из рук.

— Что в письме? — спросила она, указывая на смятый кусок пергамента, о котором он совершенно забыл. — Том самом, из-за которого ты оскорбил сову?

Румянец, такой же яркий, как волосы Уизли, окрасил его лицо, когда он выхватил письмо из рук Гермионы. Он попытался проигнорировать усмешку на ее лице, когда он рассмотрел конверт, сломал печать и открыл его.

Дорогой мистер Поттер,

Я рад сообщить вам, что вы были выбраны в качестве ловца Национальной Сборной Англии (НСА).

Первая официальная тренировка состоится завтра в одиннадцать утра, а следующая — послезавтра.

Я с нетерпением жду, когда наконец увижу перед собой целую команду. Мерлин знает, что это чертовски вовремя…

Роджер Стиникл, капитан

Гарри уставился на дрожащий пергамент в своих руках. Он не мог поверить своей удаче! Он был игроком Национальной команды Англии по квиддичу? У него перехватило дыхание, когда он снова и снова перечитывал эти слова. Это не было шуткой. Он действительно попал в команду! Он снова сможет играть в квиддич! Он сможет заниматься тем, что любил больше всего!

Но… он не играл с шестого курса в Хогвартсе. Он не был опытным игроком. У него не было многолетнего опыта выступлений в профессиональной лиге. Другие игроки были намного старше его. Все они уже отыграли в профессиональной команде по меньшей мере один сезон! А что было у него? Шесть лет школьного квиддича, в течение одного из которых ему даже не разрешали играть большую часть года.

Гарри громко застонал и откинул голову назад. Он не мог поверить, каким глупцом он был, когда вообще явился на пробы! Конечно, они бы выбрали его! Конечно, они хотели бы иметь Спасителя в своей команде! В конце концов, для их соперников было немного пугающе, что против них играет кто-то вроде него.

Гермиона наблюдала, как множество эмоций отразилось на лице молодого волшебника: интерес, замешательство, счастье, а затем печаль. Она нахмурилась, когда его пальцы стиснули кусок пергамента, который он все еще держал в дрожащих руках.

— Что там? — неуверенно спросила она. Голова Гарри дернулась вверх, его глаза расширились, как будто он забыл, что был не один в комнате.

— Это письмо от Стиникла, — тихо ответил он и опустил взгляд на желтоватый пергамент, еще раз вчитываясь в каждое слово письма, вникая в его значение. Он не мог принять это предложение. Просто не мог. Он был уверен, что получил это место только из-за своего имени, а не из-за таланта.

Он чувствовал себя ужасно. Гарри даже не хотел представлять, что могут чувствовать другие кандидаты теперь, когда все узнали, что он снова получил лучшее место. Это было точно так же, как сразу после войны. Кингсли даже не стал дожидаться окончания финальных похорон. Он отвел его в сторону как раз в тот момент, когда гроб несли вдоль рядов людей, чтобы сказать ему, что его примут с распростертыми объятиями, если он решит присоединиться к отделу авроров Министерства.

Мало того, что он выглядел полным идиотом, который решил, что он лучше всех остальных и может на самом деле не присутствовать на похоронах, так еще после того, как он сказал министру, что не закончил Хогвартс, от его возражений также немедленно отмахнулись.

«Ах, не беспокойся об этой незначительной детали, Гарри», — сказали ему. Незначительная деталь наличия сертификата, который подтверждал, что он взрослый волшебник, знающий свои заклинания, была главным камнем преткновения для тех, кто покинул Хогвартс на последнем курсе из-за всего происходящего. Эти волшебники и ведьмы, в основном магглорожденные, должны были вернуться в Хогвартс и посещать свой последний курс, чтобы сдать ТРИТОНы и доказать, что они могут делать то, что от них требуется. Гарри Поттер, с другой стороны…

— Что там? — повторила Гермиона

Гарри моргнул и оторвал взгляд от письма, снова полностью отвлекшись на свои подавленные мысли.

— Я в команде. — его голос был странно бесстрастным. Он не пошевелился, когда Гермиона ахнула и бросилась в его объятия.

— Я так рада за тебя! — воскликнула она и поцеловала его в щеку. — Я знала, что ты сможешь это сделать. Разве я тебе не говорила? Ты заслуживаешь этого места!

— Не заслуживаю.

Гермиона прервалась и откинулась назад, ее руки все еще обвивались вокруг шеи Гарри. Ее глаза были широко раскрыты в замешательстве, когда она наблюдала за каждым его движением. — Почему?

Черноволосый волшебник вздохнул. Он не знал, как объяснить это Гермионе. Она всегда верила, что ему удавалось делать все то, что он делал, благодаря мастерству и таланту, но он знал лучше. Он знал, что здесь было задействовано возмутительно огромное количество глупой удачи, а также большая помощь от других людей, а именно от Гермионы. Она была мозгом, стоявшим за каждым его движением. Ему просто не хватало инстинкта самосохранения, чтобы не совершать всех этих глупо опасных поступков.

— Я просто не заслуживаю, — вот слова, которые сорвались с его губ.

Гермиона просто уставилась на него, разинув рот. Она не могла в это поверить. Вот он стоял, держа в руке билет в одну из своих грез — в буквальном смысле — и он просто решил, что он того не стоит?

Пыхтя, она отпустила его, сразу же ощутив, как ей не хватает теплого контакта кожи с кожей. Однако дрожь, пробежавшая по телу Гарри, заставила ее почувствовать себя немного лучше. Он испытывал то же самое.

Она быстро заморгала, чтобы ее мысли не блуждали в непродуктивных направлениях, и положила руки на талию, пристально глядя на застенчиво выглядящего волшебника перед ней.

— А теперь послушай меня, Гарри Джеймс Поттер!

Гарри слегка поморщился, услышав свое полное имя. Она редко использовала его, за исключением тех случаев, когда действительно злилась. Он почувствовал, как съеживается и становится меньше, когда свирепо выглядящая ведьма начала доводить себя до исступления. Ее волосы, казалось, гудели от электричества, разлетаясь во все стороны при каждом резком движении, ее глаза горели внутренним огнем, ее щеки были покрыты красивым розовым румянцем, который подчеркивал блеск ее карих глаз.

Гарри томно прикрыл глаза и наблюдал за ней с тайной улыбкой, пока она расхаживала взад-вперед перед ним, дико жестикулируя. Ему пришлось по меньшей мере три раза отскакивать от нее, чтобы избежать прямого удара по лицу. Он был уверен, что она бы этого не оценила, и не хотел, чтобы она волновалась о его самочувствии.

Время шло, а Гермиона все говорила и говорила о том, что должно было стать обвиняющей и ободряющей речью, которую Гарри совершенно пропустил. Он слегка покраснел, когда его лучший друг и девушка остановилась, повернулась к нему и глубоко вздохнула. Ее лицо приятно зарумянилось, а волосы были в полном беспорядке.

— Итак?

Гарри моргнул. — Что итак?

— Ты не слышал ни слова из того, что я сказала, не так ли? — невозмутимо констатировала Гермиона и опасно сузила глаза, наблюдая, как ее противник неловко смеется и чешет затылок.

— Ну…

Гермиона громко застонала и вскинула руки, словно сдаваясь.

— Тогда позволь мне объяснить тебе более понятными словами, — вздохнула она и бросила на него свирепый взгляд. У него хватило порядочности хотя бы вздрогнуть. — Ты примешь это предложение. Никаких оправданий!

— Но…

— Никаких «но»! — и с этим восклицанием она фыркнула, бросила на него последний свирепый взгляд и вышла из кухни, оставив мягко улыбающегося Гарри позади.

Примечания:

Бечено

---

Джеймс застонал. Он замерзал. И было неудобно. Почему так холодно? И что мешает?

Он глубоко вздохнул и тут же почувствовал, как в носу нарастает чихание. «О нет», — подумал он, поспешив поднять руку, чтобы прикрыть рот, но обнаружил, что она застряла под его телом. Чих сотряс все его существо и чудесным образом поднял еще больше пыли. Он закашлялся и опустил голову, чтобы дышать через одежду… которая были еще более покрыта пылью, чем пол, на котором он лежал.

Как, черт возьми, это произошло?

Ворча и странно сбитый с толку, он сумел кое-как утвердиться на своей заднице. Джеймс прислонился спиной к чему-то еще более неудобному, но, по крайней мере, теперь он сидел немного прямее. Судя по отсутствию зрения, он решил, что его очки все еще скрыты в тоннах пыли и сажи, в которых он только что непроизвольно искупался, и по чистой привычке пробормотал заклинание вызова, только чтобы обнаружить, что ничего не произошло.

Придурок.

Мог ли его день стать еще хуже? Проснуться в грязи, чихать и вдыхать еще больше грязи и узнать, что он превратился в чертова сквиба после жизни, наполненной магией и…

Он замер.

Нахмурившись, он начал ощупывать пространство вокруг себя. Деревянный пол был старым и шершавым. Повсюду были дыры, вероятно, последствия того, что животные по-своему обошлись с природным материалом. Пыль и копоть покрывали землю, он чувствовал, как его пальцы касаются их, когда он проводил рукой.

«Это… ненормально», — внутренний голос подсказал ему уже известное знание о том, что что-то определенно не так. Почему он?..

А потом в голову хлынули воспоминания. Должно быть, он упал в обморок. Иначе он не мог объяснить это себе. Как иначе он оказался бы на загаженном полу своего старого дома?

… Он все еще был в своем старом доме, не так ли?

Прищурившись, он попытался разглядеть очертания, которые имели смысл. Его голова, должно быть, получила более сильный удар, чем он думал, потому что формы вообще не имели смысла. Там были… вещи на полу в нескольких метрах от него и… около того, что выглядело как дверной проем, и… прямо рядом с ним.

Он нахмурился и потянулся к громоздкому предмету. Он был покрыт грязью, как и все остальное в этой комнате, но на ощупь казался таким, как будто когда-то был мягким.

Расчесав пальцами свалявшийся материал, он ахнул. Он знал, что это! Знал, потому что именно он достал его для Гарри! Плюшевый кролик был одной из его любимых игрушек, наряду с оленем, волком и черной, как смоль, но очень пушистой собакой. Его маленькому мальчику всегда было нужно, чтобы она была рядом с ним всякий раз, когда приходило время ложиться спать. Лили или он сам подтыкали ему одеяло, натянув его до плеч, и подкладывали кролика, чтобы тот уткнулся мягким носом в щеку их сына. Без этого он не мог заснуть.

Заметное пощипывание в глазах еще больше ухудшило его и без того нечеткое зрение. Холодные слезы текли по лицу Джеймса, а он цеплялся за плюшевого зверька так, словно от этого зависела его жизнь. Именно сейчас он впервые почувствовал, как его захлестнуло настоящее отчаяние. Оно отравляло каждую клеточку, просачивалось в каждую часть его тела, заражая его. Он не знал, что это значит. Он не знал, как к этому относиться. Отсутствие магии заставило его чувствовать себя беспомощным и потерянным в странной…

Отсутствие магии.

Слова эхом отдавались в его голове, прокручиваясь снова и снова. Нет, нет, этого не может быть!

Он отложил игрушку в сторону и встал на четвереньки. Его руки шарили по грязи на полу в поисках волшебной палочки. Она должна была быть где-то здесь. Прошла целая вечность с тех пор, как он пользовался ею, учитывая, что он стал призраком и ему вовсе не нужно быстро перемещаться куда-то или заставлять предметы парить в воздухе. Однако после всех этих лет он всегда носил с собой призрачную версию своей палочки. Привычка.

После нескольких минут отчаянных поисков его пальцы наткнулись на что-то холодное на полу. Он схватил неприметный на вид кусок дерева и взмахнул им в воздухе.

Ничего.

Его дыхание участилось, когда он снова поднял палочку.

— Люмос!

Ничего.

Этого не могло быть! Нет! Если у него больше не было его магии, что это значило для?..

— Лили!

Задыхаясь, он поспешил подняться с пола. Используя сломанный дверной проем в качестве опоры, он поднялся на ноги. Он даже не заметил, что не прошел прямо сквозь стену. Все еще влажные дорожки от слез охлаждали его по-прежнему замерзшее лицо, но он и на это не обращал никакого внимания. У него было только одно на уме.

Найти Лили.

* * *

Первое, что она почувствовала, было головокружение. Все, казалось, двигалось слишком быстро, и если она чувствовала это даже с закрытыми глазами, то не хотела знать, как это будет выглядеть, если она их откроет. Поворот головы вызвал у нее рвотный позыв. Камень впился ей в ребра, когда она поспешила повернуться на бок, хватая ртом воздух, чтобы подавить тошноту.

Она не знала, где находится, но, с другой стороны, была слишком испугана, чтобы открыть глаза и осмотреться. Однако одно она знала наверняка — земля, на которой она лежала, на ощупь не была похожа на пол библиотеки ее сына.

После пары минут неподвижного лежания на боку она сделала глубокий и успокаивающий вдох. Медленно, она открыла глаза, по одному за раз. Было темно. Это все, что она могла видеть.

Она снова зажмурилась, когда накатила очередная волна головокружения. Должно быть, она получила сильный удар по голове, если даже не могла открыть глаза, лежа на полу.

Оцепенев, она слегка застонала и вдохнула прохладный и странно свежий воздух. Определенно, она больше не пребывала в доме ее сына. Шелест листьев, колышущихся на прохладном ветерке, не оставлял места для сомнений. Кроме того, то, что она лежала на чем-то, что ощущалось как песок, говорило ей, что она находится где-то снаружи, что не имело никакого смысла.

Ее веки дернулись, когда она осторожно попыталась их открыть. Слезы почти сразу же навернулись у нее на глаза, заставив ее замереть. Слезы? Ну, если подумать, то она действительно помнила несколько случаев, когда это случалось, но в прошлом она не придавала этому значения. Думая об этом сейчас, она чувствовала себя как-то странно и, непонятно почему, напуганной.

Ее покрытые коркой грязи руки нашли рядом с собой плоскую поверхность, которую она использовала, чтобы подтянуться. Задыхаясь, она прислонилась к гладкой опоре, позволяя себе успокоится. Ей было нехорошо. То, что она могла разглядеть вокруг, вовсе не оставалось на одном месте, а продолжало дергаться из стороны в сторону. Это снова вызвало приступ тошноты, и она отвернулась в сторону как раз вовремя, чтобы не забрызгать рвотой все, что было перед ней.

Она судорожно глотнула воздух, когда ее желудок снова успокоился. Это было неправильно. Это было совсем неправильно. Что-то было серьезно не так, и то, что она не могла сказать, что именно, только усиливало ее беспокойство. Нужно было понять, где она, а затем — что с ней случилось. Где Джеймс? Он в порядке?

Она провела рукой по глазам и убрала несколько выбившихся прядей волос с потного лица. Примерно в двадцати метрах слева от себя она могла видеть огромное здание и множество темных теней, похожих на деревья. Из-за приглушенного освещения все казалось намного больше, чем было на самом деле, когда она всматривалась в старое здание. Странное чувство дежавю охватило ее. Она бывала здесь раньше.

Слегка дрожа, она медленно отпустила гладкий камень, который использовала в качестве опоры, чтобы держаться прямо. Неуверенно ступая по булыжнику и траве, она подошла к старому готическому зданию с огромными разноцветными окнами, окруженному деревьями. Это была старая церковь.

Воспоминания просочились в ее разум: прогулка по деревне, под ногами хрустит свежий снег, вдалеке поют рождественские гимны, теплый свет, исходящий от волшебных огоньков…

Она резко обернулась и впервые по-настоящему увидела, где она стоит. Кладбище. Повсюду были разбросаны надгробия. Те, что поновее, были выстроены рядами, те, что постарше, выглядели немного покосившимися. Цветы, некоторые увядшие, некоторые свежие, украшали могилы, свечи освещали погруженный в непроглядную тьму пейзаж.

Ее ноги двигались сами по себе, пока она, спотыкаясь, возвращалась к тому месту, где очнулась всего несколько мгновений назад. Ее приветствовали два белых надгробия. Перед мраморными камнями были расставлены свежие цветы, две свечи и венок; свечи облегчали чтение надписей.

Она ахнула и зажала рот рукой, читая имена.

Джеймс Карлус Поттер и Лили Мэри Поттер, урожденная Эванс.

И тогда она поняла, что произошло. Они опоздали. Ритуал не сработал.

Она вернулась в Годрикову Лощину.

* * *

Он бежал по улицам своей родной деревни, спотыкаясь через каждые несколько шагов. Из некоторых окон домов, мимо которых он проносился, лился свет — молчаливое свидетельство того, что жизнь продолжалась после Хэллоуина 1981 года.

Постепенно темнело, пока он, спотыкаясь, брел по мощеным улицам. Ботинок зацепился за незакрепленный камень, и он растянулся на дороге. Он вздрогнул, когда руки коснулись земли. Маленькие, острые камешки впивались в его ладони, оставляя в них пульсацию и боль.

Снова поднявшись на ноги, он поспешил к центру деревни. Он не имел ни малейшего представления, где может быть Лили, но у него было чувство, что она должна быть где-то рядом.

Каменная статуя жертв войны преобразилась в знакомый мемориал, который был установлен здесь на следующий день после исчезновения Волдеморта. Его каменное «я» одной рукой обнимало Лили, другой поддерживало маленького Гарри, который широко улыбался и играл с волосами своей матери. Каменная Лили нежно улыбалась, глядя вниз и прямо на него, пока он стоял там, хватая ртом воздух. Рядом с ней он выглядел настоящим троллем.

Осматривать площадь сейчас, когда солнце садилось, было немного тревожно. Сцены из прошлого проносились в его голове: прогулка поздно ночью, рука об руку, поцелуи украдкой время от времени…

— Лили! — закричал он, разворачиваясь на месте. — Лили!

Ветер слегка усилился и пробился сквозь листья, заставляя их громко шелестеть. Скрипнула ветка, и он резко обернулся. За ярким светом старомодных уличных фонарей ничего нельзя было увидеть. Темное кладбище позади них оставалось устрашающе мрачным без единого проблеска света.

— Джеймс? — осторожно окликнул его тихий голос.

Черноволосый волшебник ахнул, услышав ее голос. Он узнал бы его где угодно.

— Лили!

Он побежал — вокруг жуткой и немного тревожащей статуи, которая навсегда останется застывшей во времени, под старыми уличными фонарями и прямо к покосившимся воротам кладбища. Он не тратил время на то, чтобы остановиться и открыть их, как сделал бы любой нормальный человек. Нет, он ринулся к ним, сделал глубокий вдох, надеясь, что какие-то инстинкты из его квиддичных лет укоренились в его мозгу, и прыгнул.

Пролетая над препятствием, он почувствовал, что его правая нога зацепилась за верхний край деревянных ворот, и он упал лицом в грязь.

— О Боже мой, — услышал он восклицание прежде, чем услышал ее торопливые шаги.

Он застонал, когда маленькие ручки схватили его за плечи и попытались вытащить из мокрой глины. Его руки соскользнули на землю, и он снова чуть не ткнулся лицом в грязь. Нахмурившись, он сел и посмотрел на свою ушибленную руку, которая теперь тоже была грязной. Блестяще.

Следующее, что он осознал, было то, что его повалили на землю, в результате чего его спина теперь тоже была покрыта грязью.

— Лили? — его руки поднялись почти как в трансе и обвились вокруг тонкой талии, которую он не ощущал десятилетиями. У него перехватило дыхание, пока его мысли занимались тем, что произошло. Он еще крепче притянул рыдающую рыжую девушку в свои объятия и прижал ее к своей груди, все время бессвязно бормоча что-то в ее мягкие волосы.

— О, Джеймс! — слезы скатились по его шее.

Она не могла в это поверить. После стольких лет она наконец смогла снова обнять его, снова быть с ним. Она не могла поверить своей удаче. Ее сердце чуть не выпрыгивало из грудной клетки, пока она душила в объятиях мужчину, лежащего под ней (и который защищал ее от грязи вокруг них).

— Ты в порядке? Что случилось? Ты ранен? Где ты был? — вопрос за вопросом срывались с ее губ, не давая Джеймсу возможности ответить на них. — С тобой все в порядке?

Джеймс на несколько секунд прижался губами ко лбу Лили и просто наслаждался ощущением ее волос, щекочущих его нос, ее нежной кожи под его потрескавшимися губами, прежде чем отстранился и мягко оттолкнул ее от себя. Ворча, он медленно сел и потер грудь.

— Я думаю, я только что сломал ребро или два, но в остальном… Как ты? Почему ты здесь? Нет, подожди, я знаю, почему ты здесь. Я сквиб, Лили! Чертов сквиб! Весь этот бардак превратил меня в маггла, и я ничего не могу с этим поделать!

Лили молча слушала мужа, когда он начал эту тираду. Его грязные и, что примечательно, кровоточащие руки рассекали воздух, когда он дико жестикулировал. Его черные волосы, так похожие на волосы Гарри, торчали во все стороны, как и всегда. Его круглые очки постоянно сползали с носа, как и всегда, и его красивые карие глаза искрились жизнью, как и примерно двадцать лет назад. Он выглядел так же, как в ночь Хэллоуина.

Джеймс остановился и смущенно моргнул, когда громкий вздох вывел его из приступа паники. Он поднял одну бровь и не смог сделать ничего, кроме ворчания, когда Лили снова бросилась вперед и повалила его обратно на землю.

— Ох, это было обязательно, любимая? — простонал он и посмотрел в заплаканные зеленые глаза. — Ты в порядке? Что случилось?

— Это сработало, — голос Лили был едва слышен, когда ее взгляд перескочил с одного карего глаза на другой, затем на слегка приоткрытые губы и снова вернулся к его глазам. — Это в самом деле сработало!

— Что сработало? — непонимающе спросил Джеймс и слегка подпрыгнул, когда громкое рыдание вырвалось у его жены. Его глаза резко расширились, когда он увидел, как набухают слезы и проливаются, увлажняя мягкие рыжие ресницы, когда они касались мягких, слегка раскрасневшихся щек. Он был совершенно потерян. — Лили?

— Ритуал! Это сработало!

Черноволосый волшебник ничего не понял. Ритуал? Какой ритуал? Как раз в тот момент, когда он собирался спросить это вслух, дрожащий голос Лили достиг его ушей. Она широко улыбалась.

— Мы живы! — сказала она, наклонилась и прижалась губами к его губам.

Примечания:

Бечено

---

С громким стуком его спортивная сумка упала на деревянный пол, как только он, спотыкаясь, вошел в дверь. Он был абсолютно измотан.

Гарри только что провел свою первую в жизни тренировку с национальной командой, и Стиникл не стал валять дурака. Он гонял их до тех пор, пока они больше не могли даже держаться за свои метлы. Сам тренер охрип от приказов, воплей и подбадриваний. Его приветственная речь сама по себе заняла почти треть трехчасовой практики, и он был непреклонен в том, чтобы наверстать упущенное.

Стиникл был даже более свирепым, чем Оливер Вуд.

Гарри потащился к чайной комнате⁽¹⁾, готовый в любой момент свалиться на пол. По пути он стянул обувь и мантию, разбросав одежду по коридору.

Толкнув дверь, он с благодарностью отметил, что в камине горел огонь. «Слава Мерлину», — устало подумал Гарри и позволил своему телу упасть в ближайшее кресло, разбросав отяжелевшие конечности в стороны. Приятное и теплое пламя прогревало всю комнату. Он почувствовал, как его ноющие мышцы расслабляются под воздействием тепла, и медленно погрузился в сон.

* * *

Гермиона услышала, как хлопнула входная дверь, и подняла глаза от древней на вид книги. Это был тот самый фолиант, где она обнаружила ритуал, который явно пошел не по плану. Однако, сколько бы она ни перечитывала его описание, она не могла найти, какую ошибку они допустили. В кои-то веки у нее не было ответа на волнующий вопрос, вопрос, на который ей нужно было ответить немедленно!

Гермиона не знала, где сейчас Лили, и не знала, все ли с ней в порядке. Что, если ошибочный ритуал каким-то образом сумел повредить ее душу? Может быть, их ошибка оказалась роковой, и Лили ушла насовсем?

Холодная дрожь пробежала по ее позвоночнику, когда она подумала об этом. Нет, она должна сосредоточиться на том, что было важно, на том, что являлось фактом! А факт заключался в том, что она не знала, что произошло на самом деле, так что никому не будет пользы от того, что она зациклится на предположениях.

Ей нужно было поговорить с Гарри о том, что им теперь следовало делать. У Гермионы было чувство, что если бы они могли найти Лили, то нашли бы ее в Годриковой Лощине. Она хотела проверить это и была уверена, что как только она расскажет волшебнику в очках о своей идее, тот моментально вскочит на ноги, бросит все и не раздумывая аппарирует в деревню.

С тяжелым вздохом она осторожно закрыла книгу и взяла ее со стола. Крепко обхватив толстый том руками, она встала и прошла через всю библиотеку в коридор.

Ее взгляд упал на раскрытую сумку, лежащую у входной двери. Оттуда выглядывали рубашка и кожаные перчатки, один наколенник вывалился на пол. Гермиона неодобрительно нахмурилась и уставилась на обувь и сброшенный плащ, которые также валялись на деревянном полу.

Она прикрыла глаза рукой, чувствуя себя побежденной, и покачала головой. Мальчишки…

Переступая через предметы одежды, она медленно направилась вдоль коридора к закрытой двери одной из небольших гостиных. Мерцающий свет пробивался через небольшой зазор между дверью и полом, говоря ей, что, по крайней мере, там горит огонь. Осторожно, стараясь не издать ни звука, Гермиона толкнула дверь, и открывшаяся картина заставила ее зажать рот рукой, чтобы не расхохотаться в голос.

Там, на диване перед камином, лежал не кто иной, как Гарри Джеймс Поттер, спаситель волшебного мира и нынешний ловец национальной команды по квиддичу — одна рука перекинута через спинку дивана, другая свисает с края. Один носок лежал на ковре перед камином, другой все еще был наполовину надет на ногу. С открытым ртом и закрытыми глазами черноволосый волшебник представлял собой зрелище, которое стоило запомнить.

Ухмылка расплылась по лицу Гермионы, пока она смотрела, как крепко спит ее парень, явно вырубившийся из-за тренировки, на которой он провел большую часть дня. Взмах ее палочки подсказал ей, что он покинул дом примерно пять часов назад.

Она знала, что должна разбудить его. Он бы хотел, чтобы она это сделала. Но, видя его таким измученным и буквально вырубившимся, она не могла удержаться от мысли дать ему немного поспать. В последнее время Гарри не мог толком выспаться из-за кошмаров, которые снились ему почти каждую ночь, в результате чего он вставал, но едва держался на ногах.

Тихое ворчание вывело девушку из задумчивости, ее карие глаза сфокусировались на парне, который слегка пошевелился. Он сморщил нос, изобразив на лице совершенно очаровательную гримасу усталого замешательства.

Гермиона прикусила губу, чтобы удержаться от улыбки. Она просто ничего не могла с собой поделать! Гарри выглядел таким милым со своими растрепанными со сна волосами, усталыми глазами, которые лениво моргали, и очками, которые вот-вот окончательно соскользнут с его носа.

— Добро пожаловать обратно к живым, — тихо сказала она и подошла к нему. Наклонившись, она нежно прижалась губами к его теплой щеке. — Как прошла тренировка?

Гарри устало моргнул и потер глаза. Очки все еще держались, хотя и несколько криво, так что он мог ясно видеть только половину ее милого лица.

— Утомительно, — он широко зевнул и поправил очки. — Но хорошо. А чем ты занималась? Не могу представить, что ты просто сидела здесь, гадая, как пройдет тренировка.

Гермиона рассмеялась и продемонстрировала ему книгу, которую все еще прижимала к груди.

— Я кое-что почитала, — сказала она и положила фолиант на кофейный столик, чтобы Гарри мог видеть, что это за книга. Пришлось чинить переплет после того, как она уронила ее, когда ритуал закончился неудачно, но ей удалось собрать страницы в правильном порядке, хотя на это ушло несколько часов.

Глаза Гарри сфокусировались на истлевшей обложке злосчастной книги. Ему стало не по себе оттого, что она невинно лежала на столе, только руку протяни. Пришлось напомнить себе, к чему это привело.

Он сглотнул.

Дрожащая рука потянулась вперед и открыла книгу на случайной странице. До этого он никогда не работал с ней и понятия не имел, какая часть толстого тома содержала информацию, которую они использовали несколько дней назад.

Почти каждая страница была исписана маленькими словами. Благодаря черным чернилам маленькие и аккуратные буквы резко контрастировали с пожелтевшими пергаментными страницами старого фолианта. Он прикинул, что, судя по ее хрупкости, книге должно было быть по меньшей мере два столетия.

— Мне пришлось подклеить корешок, — робкий голос Гермионы эхом разнесся по комнате, и Гарри посмотрел на нее, вскинув брови. — Во время ритуала, ну ты знаешь, когда твоя мама упала в обморок?

Он кивнул, не сводя глаз с ее лица.

— Ты тоже потерял сознание. Я этого не предвидела. Естественно, — еле слышно добавила она и бросила быстрый взгляд на Гарри, встретившись с его яркими глазами.

Губы Гарри дрогнули, когда он увидел, как щеки его девушки начинают краснеть. От самих этих слов — его девушка — в том же контексте, что и у Гермионы, у него закружилась голова — в хорошем смысле. Очень приятном смысле.

— Ты что-нибудь нашла? — он заставил себя сосредоточиться. Совершенно бесполезно сходить с ума от страсти от того, как идеально выглядела юная ведьма с ее розовыми щечками, вьющимися волосами и восторженным блеском в глазах, отчего те сияли ярче, чем даже… так, не отвлекайся, Гарри!

— Нет, — Гермиона сделала извиняющееся лицо, когда Гарри немедленно сдулся. — Но все это заставило меня задуматься…

Волшебник с волосами цвета воронова крыла выпрямился, услышав эти слова. Все, что заставляло Гермиону задуматься, заканчивалось безупречным логическим решением, которое срабатывало в одно мгновение.

Гермиона мягко улыбнулась, наблюдая, как понурая фигура Гарри снова обретает немного энергии, когда он услышал надежду в ее фразе. Глубоко вдохнув, она еще ближе придвинулась к нему.

— Помнишь, как Лили сказала нам, что Джеймс все еще ждет в Годриковой Лощине, потому что он передал ей часть своей магии, чтобы она могла покинуть место их смерти? — Гермиона терпеливо, хотя и немного самодовольно, ждала, пока Гарри быстро кивнет.

— Магия связи делала все возможное, чтобы вернуть ее к нему все эти годы, и это никогда не удавалось, потому что твой отец был достаточно силен, чтобы удерживать эту связь разорванной. Тем не менее, с годами он становился слабее, что вполне объяснимо. На самом деле я весьма удивлена, что ему удалось продержаться почти два десятилетия.

Гарри почувствовал, как его грудь наполнилась гордостью, услышав ее слова. Он всегда знал, что его родители были сильными людьми. У них не только хватило сил не сойти с ума, когда они узнали о судьбе своего сына, но они смогли сохранить хладнокровие и рассудительность. Они проводили месяцы за месяцами, скрытые и отрезанные от всего, что знали, и в конце концов столкнулись лицом к лицу с самим лордом Волдемортом, зная полную и предельно жестокую правду о том, что умрут, пытаясь защитить сына.

Они были его героями. Были и всегда будут.

Гермиона наблюдала, как Гарри обдумывает то, что она только что сказала. Все это ему уже было известно, но она также знала, что иногда его нужно мягко подтолкнуть в правильном направлении.

Улыбка появилась на ее лице, когда она увидела, как понимание загорелось в его глазах.

— Ее вернуло назад, — тихо пробормотал он и поднял глаза, чтобы увидеть понимающую улыбку на лице Гермионы. — Она в Годриковой Лощине.

Ведьма кивнула и наклонилась вперед, чтобы поднять толстую книгу. Они оба слегка подпрыгнули на диване вверх-вниз, когда она уронила тяжелый том себе на колени.

— Я несколько раз проверила все, что мы делали во время ритуала — до и после того, как все пошло не так. Я не нашла объяснения тому, что именно произошло. Ну да, там было несколько отрывков, в которых объяснялось, что может произойти, если вы неправильно произнесете определенные части заклинания или не туда поместите некоторые ритуальные ингредиенты, которые ты поместил на каждый луч звезды, но мы следовали инструкциям, как и должны были. Мы ни в чем не ошиблись.

Откинув с лица прядь упрямых каштановых волос, она сжала в руках обложку книги. — Все шло по плану.

Гарри смущенно моргнул.

— Но этого не может быть. Что-то должно было пойти не так. Иначе почему бы и моя мама, и я упали в обморок? Для этого должна быть какая-то причина, верно? Я имею в виду, мы использовали мою кровь для всего этого, так что я был катализатором. Я был сильно связан с мамой на протяжении всего ритуала, и заклинание использовало мою магию, чтобы привязать ее к пентаграмме…

— Этого не произошло.

Черные брови дернулись и сошлись над зелеными глазами. — Что ты имеешь в виду под «Этого не произошло»?

— Твоя магия была частью всей процедуры, это правда. Вот почему мы использовали твою кровь. Магия — это не то, что ты можешь схватить и привязать к чему-то телесному, для такого контроля нужен промежуточный элемент. Обычно это палочка, но на этот раз это была твоя кровь, это верно. Только в ритуале использовалась не только твоя магия, но и магия Лили. Лили, хотя она больше и не живое существо, все еще обладает магией внутри своего тела, но, так как она была вдали от источника Связи Смерти, ее магия «вытекала» из нее. Магия Джеймса слилась с ее магией, удерживая ее рядом с тобой. Она говорила нам, что чувствует, как притяжение связи становится все сильнее по мере того, как магия твоего отца слабеет. К чему я это говорю, — сказала она и посмотрела Гарри прямо в глаза, — магия твоего отца разрушилась во время ритуала, который должен был помочь ему оторваться от источника Связи Смерти. Связь лопнула, сплавляя его с Годриковой Лощиной и одновременно притягивая туда Лили.

Гарри ошеломленно моргнул, глядя на нее, пока осмысливал ее слова.

— Не было ошибок, Гарри. Ритуал сработал. Просто время было неподходящее. Они оба в Годриковой Лощине.

---

1) Чайная комната (tea room) — небольшое кафе, где подают чай и выпечку. В даннном случае — комната в доме, где гостям предлагают чай и закуски.

Вернуться к тексту

Примечания:

Бечено

---

Джеймс пробормотал что-то и уставился на свою плачущую жену. Что, во имя свежевыстиранных подштанников Мерлина, происходит? Неужели она сошла с ума? Получила ли она удар по своей красивой головке, из-за которого совсем обезумела в отношении него?

Карие глаза сузились, когда грязная рука поднялась и убрала ярко-рыжие волосы с гладкого на вид лба. Раны нет. Синяка нет. Он нахмурился еще сильнее, когда тонкая рука Лили попыталась отмахнуться от его грязной лапы, не отпуская при этом его шею. Его покрытые грязью пальцы успешно размазали влажную грязь по ее когда-то чистым волосам, но он проигнорировал ее раздраженное фырканье. Ее странные покачивающиеся движения привели только к тому, что ее руки оказались в опасной близости от его головы и почти сбили очки с носа Джеймса.

— С тобой все в порядке, цветочек? — спросил он, не отводя от нее обеспокоенного взгляда. — Ты не ушибла свою прелестную головку? Это магия как-то подействовала на твои мозги?

Печальное выражение омрачило его юное лицо, когда он пришел к печальному выводу. — Ты забыла, почему мы здесь? О, любимая, мы мертвы.

Рыжие волосы взметнулись в воздух, когда ухмыляющаяся ведьма перед ним яростно замотала головой слева направо. Это только обеспокоило его еще больше. Он не знал, что ему следует делать. Откуда ему знать, как вести себя с людьми, которые потеряли разум? Ему никогда не приходилось этого делать! «О, черт возьми», — подумал он, чувствуя нарастающую панику. — «Где Ремус, когда он нужен?»

— Ты не понимаешь, Джеймс, — Лили взяла лицо мужа в руки, держа его так, словно это было что-то настолько хрупкое, что могло разбиться от самого легкого прикосновения. — Я была с Гарри, и он с Гермионой — кстати, очаровательная девушка, Гарри определенно унаследовал от меня хороший вкус — так вот, у него была идея, что мы могли бы попробовать один ритуал, который разорвал бы узы Смерти, а для этого им нужно было приобрести кучу нелегальных вещей! Не то чтобы я не пыталась удержать их от совершения чего-либо незаконного! Я действительно пыталась, но… Ну, Гарри довольно упрям — кто бы мог подумать — и он действительно связался с какими-то темными личностями только для того, чтобы помочь нам, и, Мерлин, все, что могло, пошло не так!

Джеймс ничего не мог сделать, кроме как уставиться на свою жену, слегка приоткрыв рот. Умница Лили Поттер сидела у него на коленях, дико жестикулируя, ее глаза сияли, щеки раскраснелись, а из волос вылетали комки грязи. Как ее волосы могли испачкаться? Ха.

На самом деле он почти ничего не понял из того, о чем разглагольствовала ведьма, но у него хватило ума моргнуть и закрыть рот как раз в тот момент, когда она сделала глубокий вдох и снова сфокусировала на нем свой сверкающий взгляд.

— Итак, — сказал он, пытаясь, по крайней мере, сделать вид, что он внимательно слушал в течение последних двух напряженных минут, — Гарри, Гермиона и ты каким-то образом провели ритуал, который… Вернул нас из мертвых?

Хорошо, что он послушал ее и сел, когда она недавно набросилась на него.

— Вот именно!

На лице Джеймса появилось хмурое выражение, его глаза сузились. Как ей сказать об этом?

— Лили, — заговорил он нерешительно, не желая беспокоить или пугать ее, — Лили, любимая, нет такого ритуала, который может вернуть людей из мертвых.

Последовало молчание, пока Джеймс изучал свою все еще сияющую жену. Его сердце резко дернулось, когда она рассмеялась. Она просто начала смеяться, как будто в этом не было ничего серьезного, о чем стоило бы беспокоиться.

— Лили?

— Я знаю это, Джеймс, во всяком случае, я тоже так думала еще несколько дней назад.

Она усмехнулась и заставила себя успокоиться. Ей нужно было, чтобы он увидел, чтобы он понял, что это было нечто реальное, что они были действительно, несомненно живыми, что существовал ритуал, который на самом деле воскрешал людей из мертвых!

— Есть ритуал, древний ритуал, которому удается сделать именно это! Я никогда не думала, что это возможно. Конечно, даже Темная магия не могла бы обратить смерть вспять, но этот ритуал смог. Я не знаю, как и я не знаю почему. Я просто знаю, что это произошло и что мы оба дышим. Я даже не знаю, является ли этот ритуал незаконным или нет. Ну… — Лили нахмурилась и постучала пальцем по нижней губе, — вероятно, он запрещен, потому что Гарри и Гермионе нужно было достать несколько довольно сильных ингредиентов, и если бы все это пошло не так, я не знаю, смог бы Гарри…

Ее голос затих, когда она уставилась в пустоту. Она видела перед своим внутренним взором вещи, которые Джеймс даже представить себе не мог. На ее лбу пролегли мелкие морщинки, и когда ее подбородок начал слегка подрагивать, а дыхание участилось, он положил руку ей на шею сбоку, как делал всегда, прямо над тем местом, где он мог чувствовать биение ее сердца.

Он замер.

Он чувствовал, как бьется ее сердце! У него вырвался вздох, достаточно громкий, чтобы снова привлечь к нему внимание Лили. Его карие глаза расширились, когда он уставился в ее изумрудно-зеленые. Он не мог двигаться, он не мог говорить, он не мог думать.

— Я же говорила тебе, — тихо прошептала рыжеволосая, с самой очаровательной улыбкой на ее пухлых губах. Лили наклонилась ближе и нежно прижала их к неподвижным губам Джеймса, целуя его, как будто в первый раз.

* * *

Гарри поморщился, почувствовав, как Перечное зелье медленно стекает по его горлу. Эта дрянь была просто отвратительна. Представить, что люди просто взяли, бросили кусочки животных в кипящую воду, как будто они просто варили суп, и решили, что после всего было бы потрясающей идеей выпить эту слизистую, дурно пахнущую смесь, было выше его понимания. Вероятно, именно из-за этой недостающей искры интуиции он так и не разобрался в зельеварении, по крайней мере, по-настоящему.

Конечно, у старого доброго Слизнорта могло быть другое мнение, но если Гарри был честен сам с собой, то даже Принц-полукровка, или, лучше сказать, молодой Снейп, никак не мог бы помочь ему в полной мере понять, для чего предназначались все эти рецепты и ингредиенты. Хорошо, что можно было либо просто пойти прямо в аптеку и купить любое легальное зелье, какое пожелаете, либо, на крайний случай, вы могли вежливо спросить Гермиону, не согласится ли она потратить послеобеденное время на то, чтобы смешать несколько скользких и противных созданий, некоторые с крыльями и ножками, некоторые без, и сварить ему одно-два зелья. Гарри заметил, что она с большей готовностью делала это, если он впоследствии готовил ей ужин, впрочем, он сделал бы это, даже если бы она отказалась варить ему что-либо.

Он наклонился и поднял свою палочку, которую уронил на пол, а Гермиона тем временем сунула ему в руки несколько флаконов с зельями с четкой инструкцией немедленно выпить все до дна, поскольку они и так потеряли много времени.

Подчиняясь изящному взмаху его палочки, теперь уже пустые бутылки взлетели в воздух и последовали за Гарри из комнаты, вниз по лестнице и на кухню, где он обнаружил Гермиону, хлопочущую над своей расшитой бисером сумочкой. Нежелательные воспоминания снова нахлынули на него, когда он увидел, как она запустила руку прямо в маленький мешочек, и та медленно исчезла, пока она подтягивала мешочек все дальше к подмышке. Девушка сосредоточенно хмурилась, и ее язык чуть высунулся между розовых губ.

Гарри почувствовал, как тепло поднимается по его шее к лицу. Он никогда не привыкнет к тому, насколько она была красива.

Гермиона вскинула голову, услышав тихий перезвон стекла, и увидела Гарри, стоящего в дверном проеме, пустые бутылки из-под зелий плавали у него за спиной.

— Все сделано? — спросила она, даже не догадываясь, что он только что провел несколько минут, уставившись на нее.

Гарри внутренне встряхнулся, мягко кивнул и вошел в комнату. Еще один взмах палочки из остролиста, и флаконы поплыли к раковине и начали ополаскиваться.

— Да, — сказал он и сел рядом с ней. Она вытащила руку из зачарованной сумки и заметалась по комнате, хватая случайные вещи и бросая их в сумку.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Гермиона выпрямилась и откинула с лица прядь волос. Она шумно выдохнула, и Гарри постарался скрыть усмешку при виде взъерошенной подруги.

— Я подумала, что мы должны быть готовы, — она сняла резинку со своего запястья и наклонилась вперед, собирая все свои волосы в конский хвост, прежде чем обернуть резинку и снова выпрямиться. — У твоих родителей больше нет дома, поэтому я подумала, что было бы неплохо взять с собой немного еды и, возможно, несколько свежих вещей, чтобы переодеться. Они должны быть совершенно истощены. В конце концов, они не ели почти два десятилетия!

Гарри вздрогнул. Конечно, почему он сам об этом не подумал? Он был так поглощен мыслью о том, что снова увидит обоих своих родителей, сможет обнять их и поговорить с ними, что совершенно забыл о самых важных вещах.

Он удрученно опустил голову и закрыл лицо руками. У него вырвался тяжелый вздох.

— Это нормально, что ты не подумал об этом, Гарри. — теплая рука нежно погладила его верхнюю часть спины, и он почувствовал, как она опустилась на колени рядом с ним. Ее левая рука коснулась его бедра, любящим жестом сжав его. — Понятно, что твои мысли заняты другими вещами. Я бы тоже забыла, если бы была на твоем месте. На самом деле, ты помнишь, как я вела себя, когда мы нашли моих родителей?

Черноволосый волшебник тихо усмехнулся, вспомнив, какой возбужденной была Гермиона в тот день в Австралии. Она принесла величайшую жертву, чтобы иметь возможность полностью помогать и поддерживать его в течение того года в бегах — она забрала воспоминания своих родителей, чтобы Волдеморт не мог использовать их для того, чтобы причинить вред ей и, следовательно, Гарри.

Через несколько дней после окончания войны Гермиона отвела Гарри в сторону и сказала ему приглушенным и слегка неуверенным голосом, что хочет отправиться искать своих родителей и, как она надееется, восстановить их воспоминания. Посмотрев ей в глаза, которые блестели от непролитых слез, Гарри не колебался ни секунды, взял ее за руку и потащил в ее комнату в доме Уизли, ту, которую она раньше делила с Джинни. Расшитая бисером сумочка была брошена на дно ее хогвартского сундука. Гарри выудил ее оттуда, отдал Гермионе и сказал: — Я не думаю, что нам понадобятся книги по Темным искусствам, верно?

Через несколько мгновений после того, как Гермиона разомкнула жаркие объятия, которыми она его одарила, они покинули Нору, а Рон остался со своей семьей. Потребовалось много дней аппарирования и поездок по Австралии, пока они не нашли тех, кого искали. Всего в нескольких метрах от воды, прямо на пляже, мистер и миссис Грейнджер открыли небольшое кафе для туристов. Гермиона была настолько переполнена чувствами, что проигнорировала оклики Гарри и сразу же бросилась в объятия отца, безудержно рыдая и рассказывая о том, как она скучала по ним и как наконец смогла найти их снова.

Мистер Грейнджер, не имея никакого представления о том, кем была эта молодая женщина, которая оказалась в его объятиях, рыдая навзрыд, осторожно сумел убрать ее руки со своей шеи и медленно отступил на несколько шагов назад.

Безмерный ужас отразился на лице Гермионы, когда она поняла, что только что произошло. Гарри виновато улыбнулся ничего не подозревающему отцу ведьмы и попросил его позвать свою жену, чтобы они все могли поговорить и объяснить, что только что произошло.

Даже сейчас, спустя месяцы после того, как это произошло, Гермиона все еще краснела, как свекла, всякий раз, когда он или ее родители упоминали об этом инциденте.

Гарри усмехнулся и поднял глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. Она с любовью провела пальцами по его щеке, на ее губах появилась нежная улыбка.

— Пошли, — мягко сказала она и подарила ему — по его мнению, слишком короткий — поцелуй, прежде чем встала и потянулась за своей сумкой, которая все еще лежала на кухонном столе. — Давай пойдем и заберем твоих родителей из Годриковой Лощины.

* * *

Его желудок громко заурчал, когда он поднялся с земли и наклонился, чтобы поднять свою жену вслед за собой.

— Нам нужно найти что-нибудь поесть, — пробормотал он, его рука рассеянно соскребала комки глины с и без того грязных брюк.

В деревне был один паб, но без денег они ничего бы там не взяли, а без магии они ничего не могли бы вынести оттуда незамеченными. В последний момент он удержался от того, чтобы потереть руками свое усталое лицо, вовремя вспомнив, как они выглядели.

Он застонал и повернулся к своей жене. Лили стояла там, ее волосы были взъерошены и заляпаны грязью — вероятно, из-за него, он больше не мог ничего вспомнить — и слабо улыбнулась ему.

— Мы даже не можем ничего украсть, — прошептала она и посмотрела на уличный фонарь, освещающий вход на кладбище, на котором они все еще стояли. — Все, что мы можем сделать, это ждать и надеяться, что Гарри и Гермиона достаточно быстро поймут, где мы находимся.

— Как насчет того, чтобы попробовать аппарировать туда, где живет Гарри?

Взгляд, которым одарила его Лили, заставил его немедленно сдуться. У них не осталось никакой магии. Она чувствовала это так же хорошо, как и он.

Джеймс угрюмо нахмурился. Он знал, что она была права. Он знал, что они не могли ничего другого, кроме как ждать, но это не означало, что ему это нравилось. Он хотел что-то сделать! Что угодно! Просто ждать здесь и надеяться, что их найдут, казалось слишком рискованным. И слишком скучным.

— Что ж, — сказал он, пытаясь поднять настроение, — по крайней мере, дождя нет!

Как только он это сказал, над их головами прогремел гром, и первые капли дождя упали на землю. Джеймс не мог поверить в свое невезение.

— Просто «прекрасно».

Примечания:

Бечено

---

Поднялся холодный ветерок и качнул кусты и более мелкие растения на обочине главной дороги, которая вела через уютную деревушку Годрикова Лощина.

«Что ж, прямо сейчас здесь не так уютно, как было много-много лет назад», — с горечью подумал Джеймс, пока они с Лили торопились через город к тому месту, где, как он помнил, стоял их дом.

Рука Лили в его руке была теплой, ее дрожащие пальцы ощущались лишь немного холоднее из-за холодного дождя, который поливал их. Его сыну и этой подружке действительно следовало поторопиться. Солнце давно село, и он был уверен, что смог бы разглядеть звезды, если бы не темные тучи, которые скрыли естественные источники света.

Когда-то, незадолго до рождения Гарри, они с Лили обычно лежали за своим домом на клочке травы, который не был покрыт цветами, и смотрели на небо. В зависимости от их настроения и того, как малыш Гарри вел себя в тот день, они либо лежали там, наблюдая за спокойно проплывающими облаками, либо за звездами, которые ночью было прекрасно видно. Годрикова Лощина была не настолько большим городом, чтобы портить небо световым загрязнением, и поселок находился довольно далеко от любого другого крупного города, который мог бы это сделать.

Он услышал испуганный вздох Лили, когда они подошли достаточно близко, чтобы увидеть свой разрушенный дом. Когда он поднял глаза и проследил за ее взглядом, он не мог не почувствовать, как его желудок резко устремился к земле. Он знал, как сейчас выглядит их семейный дом, и то, что он помнил обстоятельства, которые привели к этому состоянию, явно не облегчало впечатление от картины, которую им предстала. Он не мог не чувствовать глубокую печаль и абсолютный ужас, когда они вместе приблизились к осколку своего прошлого.

Он вырос в этом коттедже, так как его родители не хотели, чтобы он стал таким же, как все другие избалованные чистокровки, выросшие в фамильном особняке. У них был такой, но они просто никогда по-настоящему им не пользовались.

Его рука крепче сжала руку Лили, и они перешли на неуверенный шаг, пока полностью не остановились перед руинами их дома. Он почувствовал, как Лили задрожала рядом с ним, и слегка повернул голову, чтобы посмотреть, как она смотрит на то, что осталось перед ними.

— Пойдем, — мягко сказал он и потянул ее вперед.

Его большой палец рисовал успокаивающие круги на тыльной стороне ее ладони, в то время как другая рука потянулась вперед и коснулась гнилой древесины того, что раньше было красиво выкрашенным деревянным забором. Когда его кожа коснулась заплесневелых досок, из земли, разбрасывая по сторонам клочья вырванной травы, выросла табличка. Лили взвизгнула и отскочила назад, увлекая за собой Джеймса, который чуть не споткнулся, что могло отправить их обоих на мощеную дорожку у них под ногами.

— Чтоб тебя черти драли, — пробормотал Джеймс, хватаясь свободной рукой за сердце, которое билось в два раза быстрее, чем обычно. Или, прикинул он, чем как оно билось между тем, как они покинули кладбище и добрались до коттеджа.

Он глубоко вздохнул, чтобы успокоить и себя, и Лили, и слегка наклонился вперед, чтобы иметь возможность разобрать надпись на табличке.

— На этом месте, в ночь на 31-е октября 1981 года, погибли Лили и Джеймс Поттеры, — прочитал он низким и слегка дрожащим голосом. Лили взяла его руку обеими ладонями и мягко сжала. — Их сын, Гарри, остается единственным волшебником, когда-либо пережившим Смертельное Проклятие. Этот дом, невидимый для магглов, был оставлен в разрушенном состоянии как памятник Поттерам и как напоминание о насилии, которое разлучило их семью.

Последовало несколько минут молчания, пока пара смотрела на табличку, которая облекла их трагическую жизнь всего в три предложения. Было неприятно, но странно успокаивающе осознавать, что все еще есть что-то, что напоминает всем о том, какое зло причинили Волдеморт и его последователи, о том, сколько боли Темный Лорд сумел причинить целой нации, а не только их маленькой семье.

Лили медленно вдохнула и грустно усмехнулась. — Это мило, я думаю, — ее голос был очень слабым из-за непрерывного воя ветра, который сотрясал и без того находящийся на грани обрушения коттедж.

Губы Джеймса дрогнули, пока он боролся с желанием улыбнуться своей вымученной ухмылкой. Он испытывал странное чувство болезненного, саркастического юмора, которое делало его нечувствительным к любой боли. — Да. Такое чувство, что они превратили этот дом в музей для того, чтобы на него глазели чужие нам люди, тебе не кажется?

Женская рука дернулась вверх, чтобы подавить смех, который угрожал вырваться у рыжеволосой ведьмы, ее глаза заблестели, а щеки загорелись. — В этом ты отчасти прав.

Улыбка, которой одарила его жена, заставила его желудок приятно скрутиться, согревая все тело изнутри. По крайней мере, так ему казалось, но непроизвольная дрожь, пробежавшая по позвоночнику, напомнила ему о том крошечном факте, что они оба стояли под ливнем, промокшие до нитки. Вероятно, не самая мудрая вещь, которую они когда-либо делали.

Лили, казалось, прочитала его мысли, потому что, как по команде, все ее тело начало трястись. Она бросила на него извиняющийся взгляд и указала на руины, которые когда-то были самым красивым коттеджем, который она когда-либо видела.

— Не зайти ли нам внутрь и поискать сухое место для ночлега? Мы теперь можем и простудиться, знаешь ли.

Ее волосы прилипли к лицу, рыжие пряди под дождем потемнели, отчего ее глаза выделялись еще ярче. Джеймс бессознательно поднял руку и почесал в затылке. Лили прикусила губу, чтобы удержаться от хихиканья. Мерлин, как же ей не хватало этого жеста!

— Я совсем забыл, — застенчивая улыбка осветила его юношеские черты. — Где же мои манеры?

Отпустив ее руку, он откашлялся, откинул волосы с глаз и склонился перед ней. Все еще не поднимая головы, он протянул руку ладонью вверх, к черному и облачному небу. — Миледи, разрешите вас сопроводить?

— Ну, конечно, дорогой сэр, — хихикнула Лили и взяла за руку своего по-детски разыгравшегося мужа, чьи пальцы тут же переплелись с ее, не давая каплям дождя намочить их еще больше.

Иногда он мог быть идиотом, но он был ее идиотом, и если быть полностью честной с собой, другого мужа она и не желала. Конечно, она никогда бы ему этого не сказала. Нет смысла поощрять такое поведение еще больше, по крайней мере, открыто. В этот момент ей просто нравилось видеть его таким — беззаботным, несмотря на ситуацию, в которой они находились, оптимистичным, хотя он и не говорил ей об этом, и, хотя он пытался не показывать это, по меньшей мере чуточку взволнованным тем, что наконец снова увидит своего сына после всех этих бесконечных лет ожидания.

Вокруг них мог рушиться мир, у их дома могло не быть надежной крыши, они могли быть голодны, их ребенок мог не найти их, но в кои-то веки им было все равно. Они были живы.

Джеймс поклонился еще раз, запечатлел нежный поцелуй на тыльной стороне ладони Лили и ногой распахнул садовую калитку. Табличка все еще гордо демонстрировала их прошлое, они обошли ее и направились к своему коттеджу, надеясь найти хотя бы одно место в доме, которое обеспечит им какое-то подобие укрытия, пока их сын не придёт и не заберет их.

* * *

Гарри испытал хорошо знакомое чувство, когда его втиснули в слишком узкую трубу и вытолкнули с другого конца — прямо в огромную лужу, которая немедленно пропитала его ботинки и джинсы.

Он посмотрел на небо, черное от темных туч, которые делали все возможное, чтобы утопить всю чертову деревню. Ветер завывал вокруг него, трепля его мокрые волосы, хлеща чуть более длинными прядями по щеке с такой силой, что он поморщился.

Годрикова Лощина была темной, холодной и зловеще пустой. Конечно, ни один нормальный человек не вышел бы из дома в такую погоду, но он не мог разглядеть ни единого луча света, пробивающегося сквозь многочисленные окна в домах, которые окружали статую в центре деревни. Каменная статуя его самого в объятиях улыбающихся родителей почернела от дождя.

Тихий хлопок и всплеск рядом с ним возвестили о прибытии Гермионы. Ворча под нос, она покрутила ногой, чтобы избавиться от лишней воды.

— Бесполезно накладывать высушивающее заклинание, — заметил мокрый волшебник, когда ведьма с уже совсем не пушистыми волосами подняла свою палочку. — Наверное, нам стоит просто укрыться от дождя.

* * *

Доски пола громко скрипели под весом Лили. Некоторые из них заплесневели, некоторые были вообще разломаны животными или обломками, которые годами падали с потолка из-за погодных условий. Дверь лежала где-то сбоку, так что у ветра не было никаких проблем с тем, чтобы задуть сырость прямо в их дом.

Внимательно следя на каждом шаге, куда поставить ногу, рыжая ведьма двинулась дальше по коридору. Странное ощущение пронеслось по ее венам, когда она огляделась вокруг себя, невольно сравнивая нынешнее окружение с тем, как оно выгладело когда-то. Она все еще могла различить каждую мелочь — даже маленькое пятнышко прямо рядом с тем местом, где раньше была входная дверь, все еще было — пусть и едва -различимо. Она вспомнила свое раздражение по этому поводу, когда поймала Сириуса, пытающегося оттереть пятно со стены светло-кремового цвета, успешно втирая в штукатурку грязь, которая каким-то образом попала туда с его ботинка.

Грустная улыбка тронула ее губы.

За последние годы ей удалось смириться со своим прошлым, но это не означало, что настоящее время воспринималось хоть немного легче. От нахлынувших воспоминаний, как счастливых, так и грустных, ей стало трудно дышать. Все, о чем она могла думать, это как много и она, и Джеймс потеряли, и это уже никогда не вернется к ним.

Громкий треск заставил ее подпрыгнуть. Рука дернулась вверх, схватившись за грудь, и она почувствовала, как суматошно колотится о ребра ее сердце.

— Джеймс! — прошипела она и попыталась снова привести свое дыхание в норму.

Джеймс покраснел. Ее муж вошел в дом сразу после нее, но, по своему обыкновению, не подумал внимательнее присмотреться к неустойчивым доскам пола и сразу же проломил одну особенно заплесневелую доску. Нога застряла в пространстве под половицами, успешно поймав его в ловушку.

Лили закатила глаза и развернулась, оставив своего ноющего мужа в коридоре. Она решила проигнорировать серию невнятных проклятий, которые последовали за ней на кухню, и вместо этого огляделась в поисках сухого и, по возможности, хоть немного удобного места, чтобы устроиться и подождать.

Стол был опрокинут, один стул лежал у противоположной стены, разбитый вдребезги. Детский стульчик Гарри разваливался прямо у нее на глазах, и когда Лили посмотрела на мебель в целом, она была удивлена, что все еще может сказать, чем это было когда-то. Влажность и перепады температуры сказались на их доме, а остальное сделали животные.

Она тяжело вздохнула, ее пальцы пробежались по волосам. Пол громко скрипел, пока она пробиралась через комнату, чтобы заглянуть в шкафы, надеясь вопреки всему найти банки с едой, которая все еще могла быть съедобной, но безуспешно. Она с самого начала не думала всерьез, что это возможно, но все же.

Лили чувствовала себя странно оторванной от мира, стоя в некогда теплой и ярко окрашенной кухне. Она пыталась что-нибудь почувствовать, что угодно, но не могла заставить свое сердце отреагировать. Ее мозг говорил ей, что она должна была чувствовать печаль, ужас и боль из-за того, что произошло, особенно видя доказательства прямо перед своими глазами, но ее сердце молчало. Это было так, как будто она давным-давно потеряла всякий смысл жизни, как будто из нее вместе с кровью вытекло все, что могло ее сдерживать, оставив после себя только пустоту и принятие.

Она покачала головой и заправила за ухо спутавшуюся прядь рыжих волос. Она не могла изменить ни того, как выглядел этот дом, ни даже своей жизни, так что не было смысла зацикливаться на этом.

Аккуратно ставя одну ногу перед другой, Лили прошла через разрушающуюся кухню обратно в коридор. Лестница слева от нее вела на второй этаж коттеджа, где находились детская комната Гарри, их собственная спальня и дополнительная ванная. На короткое мгновение она подумала о том, чтобы отважиться подняться по ступенькам, но не смогла заставить себя увидеть разрушения, которые наверняка ожидали ее там, наверху. Единственной вещью, которая могла бы представлять интерес, был их гардероб, в котором все еще хранилась большая часть их одежды, но вещи, вероятно, выглядели ничуть не лучше, чем сам дом.

Джеймс прекратил попытки вытащить ногу из дыры в полу, и смотрел на Лили, которая стояла всего в двух метрах от него. Ее взгляд был прикован к лестнице, которая была завалена обломками и деревянной балкой, которая давным-давно придавила его к полу. Он подавил вздох, не желая вырывать ее из грез, в которых она потерялась в данный момент, зная, что ей нужно пройти через это, чтобы обрести покой. Ему все еще было больно видеть остатки своего прошлого, которое казалось почти идеальным с его идеальной женой, его идеальным маленьким мальчиком и его почти идеальной жизнью, если бы за пределами их маленького уединенного коттеджа не бушевала война.

Он снова потянул застрявшую ногу, на этот раз с большей силой, чем раньше. Ему удалось провалиться внутрь, значит, ему также удалось бы выбраться. Громкий треск и звук чего-то рвущегося заставил его отшатнуться назад. С мрачным лицом он впился взглядом в кусок ткани, который когда-то был частью его джинсов, а теперь прикрывал дыру в полу, откуда только что выскочила его нога.

Джеймс раздраженно заворчал и почесал свою, теперь частично обнаженную, ногу.

Лили обернулась, смущенно моргая, как будто только сейчас осознав, что она не наедине со своими мыслями. Увидев, в каком виде был ее муж, она прикрыла руками рот, сдерживая смех.

— О, ха-черт возьми-ха, очень смешно, — пробормотал черноволосый волшебник. Он выпятил грудь, просто из противоречия. Он не позволит этой чертовой дыре унизить его мужественность в присутствии любимой жены.

Лили согнулась пополам от смеха, увидев выходку Джеймса. Только он мог быть оскорблен гниющим полом.

— Ремонт займет некоторое время, — его голос пробился сквозь ее громкий смех. Джеймс оглядел разрушенный коридор, намереваясь проигнорировать свое уязвленное эго.

Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

— Ремонт пола? — растерянно переспросила она, нечаянные смешки все еще срывались с ее улыбающихся губ. — Зачем тебе ремонтировать пол, когда весь дом разваливается на части?

Джеймс провел рукой по своим мокрым волосам и посмотрел на жену так, будто у нее только что выросла вторая голова. — А где ты планируешь жить в противном случае? — он покачал головой, ухмылка тронула уголки его губ, пока он смотрел, как самая красивая ведьма на земле воспрянула духом, ее глаза начали сиять. — Ты знаешь, я не хочу жить в особняке до конца своей жизни. Мне там никогда по-настоящему не нравилось.

Счастливые слезы навернулись на ее глаза, заставив их сверкать изумрудами. Лили тихо засмеялась, вытирая глаза. — Ты действительно думаешь, что мы смогли бы отремонтировать коттедж? — спросила она, и надежда слышалась в ее словах. — Со всеми чарами сохранности, наложенными на него, и всеми старыми чарами и заклинаниями, все еще вплетенными в стены?

Джеймс пожал плечами, его ухмылка становилась шире с каждой секундой. — Это ты у нас глотаешь книгу за книгой, изучая работу с заклинаниями и чарами. Если ты можешь их установить, то я уверен, что ты сможешь и избавиться от них.

С ее губ сорвался смех, осветив весь коридор. Джеймс наблюдал, как его жена подняла руки и откинула свои рыжие пряди с лица, открывая сияющую кожу. Он не мог насытиться ею, даже после смерти. Но так же быстро, как возбуждение воодушевило Лили, ужасное осознание реальности снова затянуло ее на дно. У нее не осталось никакой магии. Она больше не могла разрушить чары, которые скрепляли дом.

Она посмотрела на Джеймса широко раскрытыми зелеными глазами, отчаянное выражение в них заставило его тоже сдуться. Ей не нужно было ничего говорить, чтобы он понял, о чем она думает. На одно прекрасно короткое мгновение он забыл, что изменились не только их жизни, но также их возвращение из мертвых, обманом заставившее саму Смерть освободить их, вынудило Природу отреагировать, полностью забрав их магию. Поддержание равновесия и все такое прочее, сделал вывод Джеймс.

Ужас затопил его вены, его руки поднялись, словно на автопилоте, притягивая дрожащую ведьму в свои объятия. Они найдут решение, он был уверен в этом, даже если это решение означало, что они будут жить в мэноре Поттеров до конца своих дней.

— Я тоже кое-что знаю о чарах, помнишь?

Обнимающаяся пара подпрыгнула и закружилась вокруг. Джеймс, действуя чисто инстинктивно, потянулся за спину, где в заднем кармане он обычно держал свою палочку, но его рука вернулась пустой. Его сердце упало в самый низ. Палочки там не было.

«Ну, конечно же, ее там нет, идиот», — отругал он себя и через силу поднял глаза на дверной проем. Он мог разглядеть двух человек, стоящих в тени — мужчину и женщину. Они совсем не выглядели угрожающими, но это ни о чем не говорило, грустно подумал он. Его мысли автоматически переключились на некоего маленького, слегка пухлого мужчину, которого он когда-то называл своим другом.

— Гермиона!

Джеймс вздрогнул, когда Лили прокричала это имя прямо ему в ухо. Кто, черт возьми, такая… о!

Его глаза слегка сузились, когда он прищурился сквозь грязные линзы своих погнутых очков. Эта женщина, Гермиона, и мужчина вышли вперед в коридор. Мужчина тихо фыркнул, переступая через яму в земле, из которой все еще торчал кусок брюк Джеймса.

— Мы что-нибудь придумаем, — голос мужчины эхом разнесся по комнате, заставляя черноволосого волшебника сосредоточиться на нем.

Волосы, очки, глаза…

Джеймс сделал то, что позже стал бы отрицать. Он ахнул. — Гарри?!

Примечания:

Я аж прослезился, когда переводил. Думаю у меня получилось передать чувства героев.

Бечено

---

— Гарри?!

Джеймс не мог поверить своим глазам. Он с разинутым ртом уставился на мужчину, стоявшего перед ним. Ухмылка, до жути похожая на его собственную, встретила его, волосы были устрашающе знакомыми, а глаза…

Джеймс был уверен, что его подбородок приближался к земле с пугающей скоростью, а глаза были огромными, как обеденные тарелки, пока он просто стоял там, пытаясь сформулировать хотя бы одну связную мысль, которая отличалась бы от постоянного потока: Гарри, Гарри, Гарри, который хлынул в его мозг.

Его сын как две капли воды был похож на него! У него были те же волосы, такие же неуправляемые, он улыбался такой же ухмылкой, был таким же красавцем, и только его глаза помогали сбросить наваждение и вернуться в реальность. Джеймс все еще видел своего маленького мальчика, как будто это было только вчера — лежащего у него на руках, его крошечные, пухлые ручки обвились вокруг отцовского пальца, его розовые щечки были мягкими, как лепестки розы, а большие, круглые изумрудные глаза смотрели на него с таким обожанием, что было трудно дышать. Он сделал бы ВСЁ для этого маленького существа, и он дал ему все, на что был способен.

Видеть, как сын стоит сейчас перед ним, такой взрослый, возмужавший и способный жить самостоятельно…

Он больше не нуждался в Джеймсе. Ему больше не нужно было, чтобы он одевал его в милые рубашечки и брючки, ему не нужно было, чтобы он пел ему перед сном каждую ночь или читал ему его любимую сказку. Его маленький мальчик был взрослым, и это было самое странное чувство, которое согрело Джеймса изнутри — странное чувство грусти при виде своего сына, но в то же время такое сильное чувство гордости и любви, что у него перехватило дыхание и он не мог пошевелиться, когда его тело рванулось к действию. Он сделал два огромных шага вперед и заключил СВОЕГО мальчика в первые объятия почти за два десятилетия.

Он почувствовал, как дрожащие руки обхватили его и притянули еще ближе — сначала немного нерешительно, но уверенно и сильно после первых двух секунд неуверенности.

— Привет, пап, — пробормотал сын ему в ухо, его теплое дыхание коснулось его кожи. Гарри задрожал в его объятиях, и Джеймс еще крепче прижал его к себе — отцовский инстинкт защитить дитя от любой опасности, которая угрожала ему из внешнего мира, был все так же силен, как и прежде.

— Я скучал по тебе, сынок.

Гермиона едва могла расслышать невнятные слова, которые явно не предназначались для ее ушей. Когда она взглянула на рыжеволосую ведьму, она увидела, что по ее щекам текут слезы. Тихий смешок вырвался у нее, когда она сделала глубокий, успокаивающий вдох и вытерла влагу с лица.

Она могла только представить, что должен был испытывать Гарри, когда он наконец-то может обнять своих родителей, словно в первый раз. Она испытала часть этих чувств во время их пребывания в Австралии, поэтому, наблюдая за сценой, разворачивающейся перед ее глазами, она не захотела прерывать ее. Было ясно, что всем участникам нужны эти несколько минут, но когда Гермиона окинула взглядом разрушенную кухню и подняла глаза к потолку, в котором было больше дыр, чем дерева, она поняла, что им нужно убираться из дома. Здесь было небезопасно, и вдобавок ко всему, не было сухо. Вообще.

Дрожь пробежала по ее телу, когда ледяная капля воды упала ей на шею и скатилась по спине под рубашку.

Она нерешительно откинула мокрые волосы с лица и откашлялась. Лили посмотрела на нее, понимающе улыбаясь. Джеймс открыл глаза и слегка сузил их, явно не желая пока отпускать сына, а Гарри, стоявший к ней спиной, еще крепче уткнулся в объятья отца.

Гермиона подавила вздох и снова обеспокоенным взглядом принялась осматривать потолок. Ее разум говорил ей, что ничего не может случиться, потому что здесь должны были быть заклинания, чтобы это здание хоть как-то устояло, но ее интуиция подсказывала ей нечто совершенно иное. Иногда она проклинала свое магловское происхождение, особенно сейчас.

Лили сжалилась над встревоженной ведьмой и подошла к двум мальчикам, которые значили для нее так много. Запустив правую руку в волосы Гарри, а левую положив на спину мужа, она нежно поцеловала их обоих в щеки.

— Тебе не кажется, что нам следует убраться с холода? — спросила она, улыбаясь, наблюдая, как двое ее мальчиков распутываются. Их волосы были в одинаковом беспорядке. Она прикусила губу, чтобы не расхохотаться вслух. — Я не хочу, чтобы ты простудился, дорогой.

Медленная улыбка тронула уголки губ Гарри, когда он медленно ослабил хватку на своем отце.

— Здесь действительно довольно прохладно, не так ли?

— Давайте вернемся домой и переоденемся в сухое, — предложила Гермиона и сделала несколько шагов вперед. Положив руку на плечо Гарри, она повернулась к двум людям, которые были мертвы всего несколько часов назад.

— Нам придется сопровождать вас. Я не уверена, исчезла ли ваша магия полностью, или ваше ядро просто истощилось, но в любом случае вы не сможете аппарировать самостоятельно. Если подумать, Джеймс все равно не знает, куда аппарировать, — тихо добавила она с задумчивым выражением на бледном лице.

Девушка слегка дрожала, но Гарри был почти уверен, что она этого не замечала. Они оба привыкли к холоду, так как провели в бегах целую зиму. Как бы сильно они ни пытались вычеркнуть эту часть своей жизни из повседневной рутины, полностью им это никогда не удавалось. Однако в такие моменты, как этот, он не так уж сильно возражал. Ему тоже пришлось по-настоящему сосредоточиться, чтобы почувствовать холодные волны, пробежавшие по его телу.

Ободряюще кивнув, Гарри снова крепко схватился за Джеймса, но на этот раз он заставил себя просто держаться за его руку. Ему нужно было сохранить возможность повернуться на месте, чтобы доставить их обратно на площадь Гриммо, а он не был настолько опытен в парной аппарации, чтобы сделать это, обнимая своего отца.

Гарри бросил взгляд на Гермиону, чья рука обвилась вокруг запястья его мамы. Молодая ведьма глубоко вздохнула, ободряюще улыбнулась и, развернувшись на месте, исчезла с тихим хлопком.

— Она тебе действительно нравится, не так ли? — мягкий голос Джеймса достиг его уха как раз перед тем, как Гарри собрался повернуться, представляя в уме свой дом.

Он моргнул. Старший мужчина пристально наблюдал за ним, мягкая улыбка играла на его губах, пока он ждал ответа от сына. Жар пробежал по телу юноши, когда он понял, чего Джеймс хотел от него.

Его отец понимающе ухмыльнулся, и Гарри был более чем уверен, что прямо сейчас у него лицо цвета помидора.

— Да, — тихо сказал он, не в состоянии открыто посмотреть отцу в глаза. Он не знал почему, но этот разговор заставил его почувствовать себя застенчивым и очень, очень маленьким.

Он никогда даже не мечтал о том, как это будет — говорить о чем-то подобном не с кем-нибудь, а со своим отцом. Конечно, он представлял себе этот разговор с Сириусом, но его крестный отец был совершенно другим по сравнению с родным отцом — Джеймсом. Сириус, Гарри был уверен в этом, бросал бы двусмысленные комментарии, шевеля бровями и смеясь над заикающимся, полностью смущенным крестником. С другой стороны, его отец…

Было больно смириться с тем, что он совсем не знал этого черноволосого мужчину. Конечно, он был его отцом, он отдал свою жизнь только для того, чтобы дать сыну шанс выжить, но Гарри не знал его. Первые полтора года его жизни — вот все, что связывало их двоих, полтора года, которые он даже не мог вспомнить. Он чувствовал себя виноватым, думая об этом. Он знал, что Джеймс пожертвует всем — черт возьми, он уже отдал все, что мог, — и Гарри знал, что он сделал бы то же самое, даже не задумываясь.

Это сбивало с толку. Он не знал, каково это — иметь настоящую семью с настоящими родителями. У него никогда этого не было. Конечно, у него были Уизли, но насколько по-домашнему ты себя чувствуешь, если обращаешься к хозяевам дома «мистер и миссис»? Не очень. Он был гостем в их доме, никогда полностью не являясь его частью. Он не знал, как себя вести теперь, когда у него действительно появился реальный и осуществимый шанс завести собственную семью.

Он не знал. Гарри представлял, как должен реагировать сын, по крайней мере теоретически, но у него не было никакого опыта в том, как реагировал бы сын Джеймса.

Тяжесть, холодная как лед, обрушилась на его сердце и сильно сжала его.

Он не знал своих родителей.

Эта правда поразила его, как бладжер. Что ему следует делать? Как он должен вести себя с ними? Будут ли они думать, что знают его, потому что знали его еще малышом? Подумают ли они, что у них есть право окружить его заботой, потому что именно это они делали, когда ему был год?

Эта ситуация ошеломила его, и Гарри не знал, как справиться с ней самостоятельно. Гермиона, вероятно, знала бы, но она уже была на площади Гриммо с Лили, ждала их и, наверное, удивлялась, что же так задержало их. Вернется ли она, если они останутся здесь еще на какое-то время? Хотел бы он, чтобы она вернулась? Нет, нет, он этого не хочет. Это его отец, ради Мерлина, и Гарри сделает все возможное, чтобы узнать родного человека, все еще ожидающего его ответа. Возможно, он не знал, как вести себя рядом с ним, но, черт возьми, Гарри был гриффиндорцем, а гриффиндорцы не терзаются в сомнениях, когда могут что-то сделать в предложенной ситуации!

Он глубоко вздохнул и заставил свое сердце успокоиться.

— Да, — сказал он, его голос едва заметно дрогнул. Он надеялся, что ему удастся сделать так, чтобы это звучало убедительно, но, очевидно, он был выведен из равновесия даже больше, чем думал. — Она мне действительно нравится.

Гарри нерешительно посмотрел сквозь ресницы, не в состоянии прямо взглянуть на все еще улыбающегося волшебника, стоящего перед ним. Его сердце яростно колотилось о грудную клетку, угрожая выпрыгнуть в любую секунду.

— Она кажется очень милой девушкой, — сказал Джеймс и протянул руку, чтобы взъерошить волосы сына. Ему не нравилось видеть его таким нервным и неуверенным в себе рядом с собой, но он также понимал, что такое поведение было вполне объяснимо. Он не знал его, и хотя Джеймс был его отцом, он не сделал ничего, что заслуживало доверия Гарри. Он изменит это, в этом можно было не сомневаться.

Видя, что его сын слегка расслабился, он почувствовал тепло внутри. В конце концов, они придут к этому. Он был уверен в этом.

— Давай не будем заставлять дам больше ждать, — он сдержал смех, увидев облегчение на лице своего сына. — Мы же не хотим, чтобы их гнев был направлен на нас, не так ли? Могу посоветовать тебе, никогда не зли маму! Она может быть действительно пугающей в гневе. Мужчин рода Поттер, как правило, привлекают такие женщины.

Он украдкой взглянул на своего сына, который наконец перестал нервничать и понимающе ухмылялся. Джеймс хихикнул, протянул руку и ухватился за крепкое предплечье Гарри.

— Я так и знал, — пробормотал тот, чем заслужил раскатистый смех старшего волшебника.

Его сын повернулся на месте, и Джеймса втянуло во все еще, к сожалению, не забытое чувство, будто его втиснули в слишком тонкую трубку, которая хотела вытолкнуть его кишки из тела.

* * *

Гарри вздохнул, лежа на своей кровати и глядя в белый потолок. Полосы солнечного света освещали комнату и ослепляли его всякий раз, когда ему хотелось пошевелить головой, что, главным образом, и удерживало его от этого.

Они были дома уже несколько часов. Войдя в дом, Джеймс слегка вздрогнул, увидев, где на самом деле жил его сын. Сначала он был сбит с толку, но как только увидел, во что Гарри и Гермиона превратили некогда темный и жутковато выглядящий дом семьи, полной сторонников превосходства чистокровных, он в конце концов расслабился.

Они показали родителям Гарри спальню с двуспальной кроватью, большим шкафом для одежды, а также примыкающую к ней отдельную ванную комнату. Это была комната, в которой останавливались Рон и Гермиона всякий раз, когда приезжали сюда, пока они не стали жить вместе.

Гермиона переделала кое-что из своей и Гарри одежды, чтобы она подошла двум волшебникам, и они оставили их наедине, чтобы те могли устроиться поудобнее и уделить немного времени самим себе.

Гарри вообще не мог уснуть той ночью. Не то чтобы у него оставалось много времени с тех пор, как они вернулись на площадь Гриммо ранним утром. Он был невероятно уставшим, как эмоционально, так и физически. Он едва мог поднять руку, не говоря уже о том, чтобы встать, подойти к своему гардеробу и одеться во что-нибудь чуть более удобное, чем джинсы и футболка.

Мысли метались в голове, не давая ему возможности закрыть глаза и хотя бы оставить происшедшее в покое на какое-то время, но то, что его мертвые родители спят всего этажом выше, было чем-то, что не укладывалось в голове. Он был смущен, он был взволнован, он был более чем готов аппарировать прямо в их комнату и остаться с ними, просто разговаривая, но…

Все это немного напугало его. Он взрослый. Он больше не был запуганным одиннадцатилетним мальчуганом, который просыпался посреди ночи и умолял маму обнять его, а папу сказать ему, что все это был просто дурной сон. Он был взрослым, который жил своей собственной жизнью — у него была девушка, у него был дом, у него даже была работа!

Джеймс и Лили потеряли его, когда он был совсем малышом. Лили провела всю свою загробную жизнь, следуя за ним, куда бы он ни пошел, в надежде, что он сможет каким-то образом узнать, что он не один. Джеймс провел свою загробную жизнь запертым в ловушке в той самой деревне, в которой все еще стоял их разрушенный дом, вокруг которого каждый день толпились туристы, желавшие увидеть, где произошло немыслимое. Он был полностью отрезан от всего и вся, предоставлен своим собственным мыслям и воспоминаниям.

Как они смогут смириться с тем фактом, что их маленький сын теперь стал взрослым волшебником, которому они больше не нужны?

Гарри потратил довольно много времени, пытаясь убедить себя, что они ему больше не нужны, потому что он не должен! Он действительно не должен был хотеть бежать в спальню своих родителей и поддаваться сильному желанию заползти в их постель, как всегда делал Дадли, когда ему снился кошмар. Тогда он ревновал к тому, что у его двоюродного брата было что-то, чего не могло быть у него.

Все, чего он хотел, это быть заключенным в теплые объятия, быть окруженным своими родителями, которые бормотали бы ему на ухо приятные пустяки, которые успокоили бы его и, наконец, позволили бы ему обрести душевный покой, о котором он так долго мечтал.

Мерлин свидетель, что Гарри пытался завоевать расположение своих тети и дяди, позволить им успокоить его, обнять его, но они всегда выгоняли его прямо из своей комнаты, стоило ему всего лишь заглянуть туда. Не имело значения, видели ли они следы слез на его перепуганном лице. Тетя Петуния завизжала на него, чтобы он убирался к черту, а дядя Вернон схватил его за слишком худую руку, стащил с лестницы и запихнул обратно в чулан, не заботясь о том, сколько синяков появится у его племянника на следующий день.

Он больше не пробовал этого делать.

Теперь он жалел, что не был младше, чтобы как-то оправдать стремление к родительской любви и их теплым объятиям, не выглядя при этом нуждающимся взрослым, который был настолько сбит с толку, что не знал, как разобраться в своей собственной жизни. До сих пор он неплохо справлялся, так почему же прибытие двух человек так сильно его расстроило?

Гарри медленно поднял левую руку, его уставшие мышцы заныли от усилия. Его глаза все еще горели от солнечного света, который медленно проникал в комнату, постепенно освещая ее. Он тихо вздохнул, когда его окутала полная темнота. Его рука успешно блокировала все, что проникало в измученный мозг Гарри.

Он лежал так, казалось, несколько часов, ожидая, дыша медленно и регулярно, прежде чем в конце концов погрузился в блаженно спокойный сон.

Примечания:

Одиннадцать страниц.

Бечено

---

Это был настоящий шок для Джеймса, когда они прибыли в дом этим утром. Он только-только смог снова нормально дышать после того, как его протолкнули через трубку аппарации, но его легкие перестали функционировать, когда он увидел пункт назначения — старый семейный дом Блэков.

Блэки были одной из немногих семей, которые, непонятно почему, всегда предпочитали жить в маггловском Лондоне — разумеется, скрываясь под защитными заклинаниями. Джеймс никогда не понимал, почему семья сторонников превосходства чистокровных пожелала жить среди мерзких магглов. Это было за пределами его понимания. Когда он спросил Сириуса об этом, его друг просто закатил глаза и сказал что-то вроде: «Я не имею ни малейшего представления. Моя семья сошла с ума, приятель. Я единственный порядочный человек из всей этой сумашедшей семейки».

Он навещал Сириуса только один раз во время летних каникул между вторым и третьим годами обучения в Хогвартсе. Блэки и Поттеры были в родстве через мать Джеймса, поэтому леди Блэк сочла необходимым пригласить единственного наследника Поттеров. Учитывая перспективу будущего альянса, несомненно, у нее на уме было нечто большее, чем просто позволить другу своего сына остаться с ночевкой. Вальбурга была весьма разочарована, обнаружив, что Джеймс, похоже, был тем, кто поддерживал промаггловские взгляды Сириуса вместо того, чтобы дискредитировать их.

В конце концов, они были чистокровными. Она пыталась вразумить их, но вскоре была вынуждена сдаться. Вероятно, Джеймс сам был виноват в том, что Вальбурга приказала своему домашнему эльфу обращаться с ним как с ничтожеством. И она, и лорд Блэк поставили перед собой задачу доставить ему как можно больше неудобств и заставить чувствовать себя нежеланным гостем — не показывая ему напрямую свою неприязнь, о нет! Это было ниже их достоинства. В конце концов, они были аристократами. И чистокровными! Аристократические чистокровки!

На самом деле это была не такая уж большая потеря, если быть до конца честным.

Ему потребовалось в общей сложности семь писем и добрую половину их обратного пути в Хогвартс, чтобы убедить Сириуса прекратить извиняться за свою семью.

Джеймс помнил истории, которые Сириус рассказал ему за несколько лет дружбы, но из-за того, что он вырос в доме, полном любви и смеха, ему было трудно представить обстоятельства, с которыми Сириусу приходилось сталкиваться каждый день перед поступлением в Хогвартс и во время летних каникул. Это также заставило его понять, почему его лучший друг всегда отказывался возвращаться домой на рождественские каникулы, что положило начало их совместному отдыху в доме Поттеров.

Конечно, позже каникулы превратились в «Почему бы тебе просто не переехать» — соглашение, которое Сириус принял с благодарностью. Причины для этого, однако, были не такими уж беззаботными. Какие родители выгнали бы своего сына из дома до того, как он достиг совершеннолетия, только потому, что он не соглашался с их мнением?! Джеймс приходил в бешенство каждый раз, когда думал об этом.

Оказаться вытолкнутым из аппарации прямо в парадную дверь этого самого места было немного обескураживающе, впрочем, если остановиться и рассудить логически, он мог это понять, по крайней мере, отчасти. Джеймс понимал, что Гарри никак не мог жить в руинах, которые когда-то были их домом, но не мог взять в толк, почему вместо особняка Поттеров он предпочел эту грязную, жуткую дыру с, вероятно, обезумевшим домашним эльфом, который шнырял по дому и сыпал оскорблениями.

Вероятно, надо будет спросить его как-нибудь в ближайшее время. Возможно, его сын был больше похож на него, чем он первоначально думал, исходя из тех скудных знаний, которыми Лили снабдила его за эти годы. Может быть, его сыну не нравилось поместье, он считал его слишком большим и безличным. Мерлин свидетель, насколько Джеймс согласен с этим. Не говоря уже об их другом доме, том, что во Франции. Летнем доме.

Он был там один раз во время летних каникул после первого курса. Родители решили, что это будет чем-то особенным для него после завершения первого года магического образования. Не то чтобы его раньше не учили определенным заклинаниям, рунам и этикету, но, знаете… официальное магическое образование имело большое значение! Им удалось пробыть там целый час, прежде чем его глаза распухли так, что чуть не вылезли наружу, и он начал яростно чихать, не в силах остановиться. Аллергия — отстой!

Тем не менее, это был красивый дом, по крайней мере, из того, что Джеймс мог вспомнить. Всего в нескольких минутах ходьбы от пляжа, большой, но не настолько большой, как поместье, и окруженный цветами и кустарниками. Теперь, когда он подумал об этом, он задался вопросом, почему его родители просто не избавились от источника аллергии и не заменили его чем-то другим, но опять-таки, отцу никогда по-настоящему не нравился никакой другой дом, кроме коттеджа, так что он, вероятно, отговорил маму от этого. И выяснять, на что у него аллергия, было, вероятно, адской работой и закончилось бы исчезновением всего живого в радиусе двухсот метров.

Стянув простую футболку, которую дала ему Гермиона, он внимательно оглядел комнату. Либо его вернувшееся через тринадцать лет «я» было совершенно слепым даже в очках, либо Гарри полностью изменил интерьер площади Гриммо. Он предположил последнее. Ни один нормальный человек, находящийся хотя бы в какой-то степени в здравом уме, не смог бы провести больше недели в таком мрачном доме, как этот.

Стены были оклеены обоями кремового цвета, контрастировавшими с темной кроватью и шкафом. Учитывая темно-бордовый ковер, подумал Джеймс, он знает, что послужило образцом. На одном из прикроватных столиков стояла ваза с яркими полевыми цветами, а простыни были простыми, белыми, но невероятно мягкими. Может быть, кто-то наложил на них заклятие?

Он провел рукой по своим взъерошенным волосам и откинул простыни. Матрас был настолько же мягким, насколько выглядел. Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Он, должно быть, лежал на облаках, другого объяснения не было. Тот факт, что он в значительной степени провел свои последние двадцать лет, сидя на холодной земле или прогуливаясь по мощеным улицам, также мог быть частью этого объяснения. Если как следует подумать об этом, то, вероятно, это была единственная причина. Их с Лили кровать в коттедже была такой же мягкой, как и эта.

Сонный, он повернул голову направо и мягко улыбнулся своей жене. Ее рыжие волосы разметались по подушке, отчего казалось, что она охвачена огнем. Пряди были все еще слегка влажными после душа, который им обоим не терпелось принять, как только они остались одни. Ее кожа сияла в заблудившихся лучах солнечного света, которым удалось пробиться сквозь толстые, тяжелые темно-бордовые шторы, закрывавшие окно.

Джеймс поднял свою уставшую руку и нежно провел кончиками пальцев по ее щеке. У нее вырвался вздох, прежде чем она перевела на него свои изумрудные глаза.

— Привет, — сказал он низким голосом. Его пальцы подняли прядь рыжих волос и начали играть с ней. Ощущение бархата на его коже…

— Привет, — она нежно улыбнулась, еще сильнее повернула голову на подушке и запечатлела поцелуй на его ладони.

— Ты выглядишь измученной.

Она действительно была такой. Под глазами были темные круги, которые резко контрастировали с ее бледной кожей. Ее щеки казались впалыми, шея слишком тонкой. Она тихо засмеялась и перекатилась на левый бок, чтобы иметь возможность прямо смотреть на него.

— Ты тоже.

Джеймс пожал плечами и продолжил играть с ее волосами.

Они лежали в приятной тишине несколько минут, прежде чем Лили громко выдохнула, отвлекая его внимание от своих волос.

— И как мы, по-твоему, будем жить дальше? — ее голос был тихим, чуть громче шепота. Джеймсу пришлось полностью сосредоточиться, чтобы ничего не пропустить.

Ему не нужно было спрашивать, что она имела в виду, потому что этот вопрос витал в его голове большую часть дня, каждый раз звуча немного по-другому, но всегда имея в виду одно и то же.

Однако у него не было возможности ответить, поскольку Лили продолжала тихо говорить.

— Я имею в виду, что мы не были рядом с ним большую часть его жизни.

— Не говори так, — поспешил сказать Джеймс, увидев непролитые слезы, блестевшие в ее ярких глазах.

— Но это правда! — воскликнула Лили, приподнимаясь, чтобы сесть в кровати. — Мы могли быть рядом в виде призраков, но Гарри никогда не знал об этом! Мы ему были не нужны. Он вполне неплохо справлялся сам по себе, и у него были его друзья и семья Уизли, которые составляли ему компанию. Как мы теперь должны действовать? Я хочу сказать, посмотри на нас!

Ее руки взволнованно метались в воздухе, пока она доводила себя до исступления. Джеймс моргнул, глядя на нее, позволяя ей выплеснуть все, что наболело. Он хорошо знал свою жену, и понимал, что она будет чувствовать эту подавленность и незащищенность в течение очень долгого времени, если у нее не будет возможности поговорить об этом, даже если этот разговор превратится в односторонний монолог.

— Внезапно мы снова ожили. Вот так, раз — и все, — она щелкнула пальцами, чтобы подчеркнуть свою точку зрения.

Джеймс всегда считал эту привычку совершенно очаровательной. Обычно, если вы имели дело с запаниковавшей или расстроенной Лили Эванс, вы бы не осмелились назвать ее очаровательной. Ее волосы могли развеваться во все стороны, ее глаза могли блестеть от беспокойства, а на носу могли появляться эти милые маленькие морщинки, но вы ни при каких обстоятельствах не должны были называть ее очаровательной. Так что он этого не сделал. Но он определенно так думал и не смог удержаться, чтобы не позволить легкой улыбке прокрасться на его лицо.

— Мы почти одного возраста с Гарри, Джеймс! Какому сыну нужны родители того же возраста, что и он сам?

Этот вопрос стер улыбку с его лица. Он даже не думал об этом. Конечно, он беспокоился, что Гарри, возможно, не захочет узнавать его получше или может как-то обвинить его в том, что его не было рядом, когда он больше всего нуждался в отце, но он даже не подумал об их разнице в возрасте. Теперь, когда Лили довольно жестко ткнула его носом в это обстоятельство, он тоже начал беспокоиться.

Лили и он могли бы видеть в нем своего сына, как они всегда видели. Для них не имело значения, был ли Гарри полуторагодовалым малышом или взрослым парнем почти двадцати лет. Он навсегда останется их сыном. Но что чувствовал он сам? Решит ли Гарри, что, даже если теоретически он знал, что они его родители, он позволит им, самое большее, завязать дружбу? Был бы Джеймс зол, если бы его сын захотел просто дружить? Нет. Будет ли это беспокоить его? Да. Попытается ли он убедить Гарри, что он должен принять их как своих родителей?

Джеймс вздохнул. На этот вопрос он тоже знал ответ. Если бы Гарри сказал им, что не хочет иметь с ними ничего общего, они бы ушли. Конечно, не без тщательного обсуждения, но в конце концов они бы ушли, если бы он этого захотел. Они бы отправляли ему письма каждую неделю или около того и просили Гермиону регулярно сообщать новости, но они бы никогда не потребовали от Гарри чего-либо, чего он не был готов дать или сделать.

Лили наблюдала за эмоциями, играющими на лице ее мужа. Он пришел к тому же выводу, что и она. Они не могли просить Гарри вести себя как сын только потому, что его родители снова были живы. Они никогда не перестанут вести себя как родители, но они не могли просить его научиться вести себя как сын, только для того чтобы сделать им одолжение. Может быть, на этот раз время будет на их стороне и каким-то образом сделает так, что все получится?

— Так что нам делать? — робко спросил Джеймс, не поднимая глаз от постели.

— Мы ничего не можем сделать, согласен?

Лили убрала несколько прядей растрепанных черных волос с его лица и положила руки на обе его щеки. Она подождала, пока он посмотрит ей в глаза, прежде чем продолжить. — Я полагаю, он тот, кто должен проявить инициативу. И когда он это сделает, когда он скажет нам, что хочет, чтобы мы остались с ним, тогда мы будем там и никуда не уйдем.

Джеймс моргнул, глядя на ее теперь уверенное, хотя и немного грустное лицо, и слегка нахмурился. — Когда?

Внезапно исчезла Лили Поттер, жена и мать, а появилась Лили Эванс-Поттер, озорная и беззаботная женщина. — Когда. Я не приму никаких «если».

Джеймс громко рассмеялся, увидев столь привычную ухмылку на ее лице, подался вперед и сильно прижался губами к ее губам. — Мерлин всемогущий, я люблю тебя.

— Замечательно, теперь я должна соперничать с Мерлином? Тебе Смерти было мало?

Лили вскрикнула, когда Джеймс запрыгнул на нее сверху и начал щекотать ее с вновь обретенной энергией.

— Пощади! Смилуйся! — она засмеялась, слезы веселья текли по ее щекам.

Подушки давно были сброшены на пол, одеяло сбилось в ногах кровати. Однако им не потребовалось много времени, чтобы ощутить напряжение дня. Вскоре они оба лежали на спине, хватая ртом воздух. Время от времени у них вырывалось хихиканье, пока они приходили в себя.

Солнце уже полностью взошло, освещая комнату на полную катушку. Занавески не давали жестокому яркому свету ослепить их.

Лили с трудом повернулась на бок и придвинулась ближе к Джеймсу, чьи руки немедленно обвились вокруг нее, крепко прижимая к его теплому телу.

— Все образуется, — пробормотал он, когда дыхание Лили замедлилось. — У нас все будет в порядке.

Джеймс повернул голову и запечатлел нежный поцелуй на лбу своей жены. Они во всем разберутся, подумал он с новой уверенностью, закрыв глаза и прислушиваясь к мягкому дыханию рыжеволосой. Вместе они справились бы с чем угодно.

* * *

Ей не удалось выспаться как следует. Солнце все еще стояло высоко, и, судя по интенсивности света, было чуть за полдень.

Гермиона застонала и села, протирая глаза, чтобы избавиться от давящей усталости. События предыдущего дня были изматывающими. Встреча с некогда мертвыми родителями Гарри была тем, что она наверняка запомнит на всю свою жизнь.

Это может показаться странным, но она всегда испытывала большое уважение к семье Поттеров, даже до того, как встретила Гарри в поезде на первом курсе, уважение, которое граничило с поклонением. С тех пор как Гермиона обнаружила, что она ведьма, она пыталась узнать как можно больше о новом мире, и это, конечно же, включало в себя чтение учебников как по древней, так и по современной истории.

Чтение о том, что удалось сделать Поттерам, что они сделали в своей жизни и чем это закончилось, в некотором роде заворожило ее. Тогда это все еще было похоже на сон, и чтение о защитных чарах, пророчествах, битвах и дуэлях только подпитывало ее фантазию. Прочитав, что сама Лили Поттер была магглорожденной, как и Гермиона, она смогла почувствовать себя той неизвестной героиней, которой она начала поклоняться.

Встреча с Гарри в «Хогвартс-экспрессе» была подобна падению в холодную воду. Гермиона только начала привыкать к мысли, что магия существует, что она была частью этого фантастического мира. При всем везении, которое, как она верила, у нее было, Гермиона не могла даже подумать о возможности того, что Гарри Поттер, сын Джеймса и Лили Поттеров, будет на ее курсе в Хогвартсе и станет одним из первых людей, с которыми она заговорит, а позже даже подружится. Он был ее первым настоящим другом. Никогда бы она не поверила, что такое возможно, но то, как она постепенно узнавала Гарри, видела, какую боль причинила ему та роковая ночь, которую она сочла ужасающей, но странно завораживающей, сделало все это слишком реальным для нее.

За это время она по-настоящему поняла. Она поняла, что Джеймс Поттер не был мучеником, героем, который умер, чтобы дать Избранному силу бросить вызов Тому-Кого-Нельзя-Называть. Она поняла, что Лили Поттер не была героиней, которой она поклонялась с тех пор, как взяла в руки эту книгу. Она поняла, что Гарри Поттер не был персонажем какого-то захватывающего художественного произведения.

Нет, она поняла, что Джеймс Поттер был любящим отцом, который отдал свою жизнь за свою семью, чтобы защитить их, не задумываясь об этом дважды. Она поняла, что Лили Поттер была отчаявшейся матерью, которая сделала бы все, чтобы спасти жизнь своего сына, независимо от того, что это значило бы для нее, и она поняла, что Гарри Поттер был и остается сиротой, ребенком, который вырос без любви своих родителей.

Однако все это шокирующее и печальное знание никак не повлияло на ее чувства. Она преклонялась перед их мужеством и любовью к сыну.

Увидев прошлой ночью Джеймса и Лили Поттеров вживую, увидев, как они стоят перед ними, Гермиона была поражена. Она чувствовала себя абсолютно нелепо и никогда бы не призналась в этом даже под Сывороткой Правды, даже Гарри, нет, особенно Гарри. Сказать ему, что она обожала его родителей и считала их героями, вероятно, не понравилось бы ему и поставило бы их в неловкое положение, а это было последнее, чего она хотела. Нет, ей придется приложить все усилия, чтобы удержать фанатку внутри себя под контролем и дышать.

Она спрыгнула с кровати и направилась в ванную. Сначала нужно было привести себя в порядок, а потом она могла начать беспокоиться о Гарри. Она даже представить себе не могла, насколько он, должно быть, растерян сейчас…

* * *

Гарри громко зевнул, наливая себе большую чашку кофе. Он никогда не был большим поклонником напитка с кофеином, поскольку всегда предпочитал ему чай, но за последние несколько лет вроде как пристрастился к нему. Он понятия не имел, почему. Вероятно, просто становился старше.

Он совершенно точно помнил, что ему никогда по-настоящему не нравилось есть что-либо, содержащее бананы, но теперь? О, Гермиона пекла лучший банановый хлеб на всей долбаной планете, и он застрелился бы прямо на месте, если б не съел хотя бы половину за один присест!

Гарри вздохнул, почувствовав, как горячая жидкость потекла по его горлу и согрела каждую клеточку его тела. Вот так действовал на него кофеин. Он не обязательно будил его, но разогревал тело, расслаблял мышцы и давал ему возможность расслабиться.

Осторожно, чтобы не пролить ни капли обжигающе горячего напитка, он поставил свою кружку на стол и вернулся в основную часть кухни, чтобы проверить продукты, которые они там хранили. Холодильник был пугающе пуст, если не считать одного апельсина, двух яиц и наполовину пустой упаковки молока. Он нашел немного остатков хлопьев в одном из шкафчиков над плитой, взял молоко и приготовил себе невеселый на вид завтрак. Вообще-то, он мог бы испечь несколько блинчиков, но опять же, было уже за полдень, и ему сейчас не хотелось по-настоящему заниматься какой-нибудь работой. В любом случае, приближалось время обеда, так зачем вообще беспокоиться?

Сидя там, посреди пустой кухни, давясь старыми хлопьями, у него не было другого выбора, кроме как позволить своим мыслям вернуться туда, где они были до того, как он заснул. Его родители.

Было много вопросов, большей частью оставшихся без ответов, но одно Гарри знал наверняка — он хотел, чтобы они остались.

Он хотел получше узнать своих родителей, по-настоящему узнать их. Все, что он знал о матери и отце, было рассказано ему людьми, которые их знали. Такие люди, как Хагрид, Ремус, Сириус — особенно Сириус — и даже Макгонагалл, давали ему маленькие, совсем крошечные кусочки информации, которые он всегда жадно впитывал, как сухая губка. Каждый раз, когда он слышал имя одного из своих родителей, он сосредотачивался на запоминании каждой произнесенной фразы, каждого рассказанного воспоминания.

Некоторые дни он провел, рассматривая фотографии, которые получил от них, и сопоставляя их с историями, которые он слышал до сих пор, представляя, как могли бы звучать их голоса, когда они смеются, кричат или просто разговаривают. Он придумал сценарии, в которых мог бы представить, как реагировали бы его родители. Он делал это так часто, что в его сознании сложился устойчивый образ того, кем были его родители, но он не знал, говорит ли этот образ правду. Скорее всего, нет.

Гарри хотел иметь возможность поговорить со своим отцом, рассказать ему о своих проблемах и попросить совета. Он хотел иметь шанс послушать, как его мама ругает его за то, что он не помыл руки перед ужином, и обнять его после, чтобы показать ему, что она на самом деле не сердится.

Гарри хотел иметь родителей, но не знал, было ли это все еще возможно. Он ничего не знал о том, как следовало вести себя сыну, или, более конкретно, как бы он вел себя, если бы Джеймс и Лили не отдали свои жизни, чтобы защитить его. Он понятия не имел, как быть сыном Поттеров, и это знание было более ужасающим, чем все, с чем он когда-либо сталкивался.

Что, если он сделал что-то не так? Что, если у них в голове запечатлелся образ того, каким он был в детстве и каким они всегда представляли его себе? Что бы они сделали, когда обнаружили, что он совсем не такой? Что он не был чрезмерно радостным человеком? Что у него не было детства, которого они хотели ему дать, и что это изменило его больше, чем они надеялись? Что, если им не понравилось, каким он стал?

Гарри бездумно смотрел в свою тарелку с размокшими хлопьями, забыв, что держит ложку в руке.

Он не хотел разочаровывать их, но ему было страшно сделать именно это.

Так много путаных мыслей пронеслось в его голове, что царапающий звук справа заставил его резко подпрыгнуть. Его руки дернулись, расплескивая молоко по краям наполовину пустой миски с хлопьями. Гермиона сидела на стуле рядом с ним — волосы растрепаны, футболка сползла с левого плеча, и понимающая ухмылка освещала ее красивое лицо.

— Извини, — смущенно пробормотал Гарри и потянулся за палочкой, чтобы убрать молоко и миску с хлопьями. Слишком поздно он понял, что только что избавился от части своей посуды, сам того не желая. Он громко вздохнул и откинулся на спинку стула. В тот момент он был не в своем уме, и Гермионе действительно следовало конфисковать его палочку. Он не хотел, чтобы в конечном итоге исчезло еще больше его вещей.

— О чем задумался? — ее голос был мягким. Теплая рука легла на его бедро, рассеянно рисуя маленькие круги на ткани джинсов.

Гарри глубоко вздохнул и накрыл ее руку своей. Он всегда мог рассчитывать на то, что она заставит его успокоиться, рассеет хаос в его голове, и даже если он, возможно, не сможет найти логическое решение проблемы, она определенно сможет.

— Просто думаю о своих родителях.

Рука Гермионы мягко сжалась, пока она ждала, что он продолжит. Она знала, что в конце концов он все расскажет ей, просто ему нужно время, чтобы разобраться во всем самому, прежде чем он сможет говорить об этом.

— Я хотел понять, — пробормотал он и поднял голову, чтобы выглянуть в волшебное окно, которое он установил несколько месяцев назад. Гермиона пожаловалась на темноту в комнате, и он охотно согласился с ней. — Я задавался вопросом о том, как я должен вести себя с ними, понимаешь? Я имею в виду, я должен был бы знать, но я не знаю. Блин, я даже не знаю, как выразить это словами!

Раздраженный, он потянулся руками к голове и поправил волосы, взъерошив их еще больше. Гермиона чуть поморщилась, увидев, как кожа на его голове слегка шевельнулась.

— Они были мертвы столько, сколько я себя помню. Они умерли, когда им было чуть за двадцать. Теоретически мы могли бы быть братьями и сестрами! Представь, что я иду по Косому переулку с мамой и папой, и дети, которые не знают, кто они такие, спрашивают своих родителей, почему они никогда не знали, что у меня есть брат и сестра? Или, по крайней мере, брат… Мама на самом деле не похожа на мою сестру. Я даже не…

— Гарри, дыши. Ты найдешь решение.

— Но что, если они подумают, что это проблема? Мы почти одного возраста, Гермиона! Они ни за что не подумали бы, что для них было бы уместно вести себя так, будто я все еще малыш. Не то чтобы я этого хотел, конечно, но было бы… приятно… ты знаешь.

Молодая ведьма грустно улыбнулась, глядя на своего расстроенного парня. Его руки слегка дрожали, чего он, вероятно, даже не замечал. Он медленно разваливался на части под давлением своих забот; наблюдать за этим было тревожно, поскольку она знала, что не может сделать ничего, что действительно помогло бы ему. Единственными людьми, которые могли помочь ему успокоиться, были его родители, а Гарри делал все возможное, чтобы не попадаться им на пути.

Это началось несколько часов назад, вскоре после того, как он с Джеймсом перенеслись в дом. Джеймс в изумлении замер в прихожей, где их ждали Гермиона с Лили, и даже не обратил внимания, что Гарри прокрался мимо него и поднялся по лестнице, спрятавшись в своей спальне. Она думала о том, чтобы последовать за ним, но в подобных ситуациях ему нужно было личное пространство. Всякий раз, когда Гарри не знал, как действовать, он исчезал на несколько часов и снова появлялся с решительным выражением лица, готовый столкнуться с любой проблемой, которая возникала у него на пути.

Гермиона тихо вздохнула и села прямо. — Гарри, я сомневаюсь, что твои мама и папа сделали бы что-нибудь, кроме как попытались бы наладить с тобой отношения. Нет, пожалуйста, дай мне закончить, — поспешила добавить она, поднимая руку, когда Гарри начал хмуриться и открыл рот, чтобы ответить. — Они твои родители, Гарри. Они отдали свои жизни за то, чтобы у тебя был шанс прожить свою. Они отказались перейти в загробную жизнь, чтобы остаться рядом с тобой, даже если ты никогда не видел, не слышал и даже не знал, что они там были. По крайней мере, Лили. Джеймс пожертвовал не только своей жизнью, но и своей магией, чтобы удерживать твою маму рядом с тобой, прекрасно понимая, что он, возможно, никогда больше тебя не увидит, а также зная, что ты не сможешь увидеть свою маму. А теперь скажи мне, что они сделали все это, только для того, чтобы сейчас отвергнуть тебя? В этом просто нет никакого смысла!

Ее лицо стало ярко-красным, она хватала ртом воздух, доведя себя до одного из своих печально известных приступов безумия.

Гермиона ждала ответа Гарри, но когда через пять минут ничего не произошло, она заставила его посмотреть на нее. Разглядывание пустого стола не поможет ему преодолеть свою неуверенность. Не то чтобы взгляд на нее сильно помог бы ему, но она, по крайней мере, хотела в это верить. Его глаза были странно сухими, но все же блестели. Она восприняла это как хороший знак. Плачущий Гарри означал бы, что было бы сложнее заставить его прислушаться к ее доводам.

— Тебе нечего бояться, любимый, — ее большой палец провел по линии его подбородка, когда она посмотрела ему в глаза. — Все будет хорошо. Я знаю, что так и будет.

После еще нескольких минут молчания, как раз перед тем, как Гермиона хотела заставить его сказать хоть что-нибудь, Гарри моргнул и глубоко вздохнул. Когда он начал говорить, его голос был застенчивым и печальным. — Но я не знаю, как вести себя с ними.

Она могла видеть, что это признание отняло у него много мужества, но это застало ее немного врасплох, поскольку это не было тем, что, как она думала, занимало его мысли.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась она.

Гарри опустил взгляд, руки Гермионы упали с его щек вниз, безвольно сложившись на его правой ноге. — Я не знаю, как быть сыном, Миона. Я имею в виду, конечно, я знаю, как должен вести себя сын, но опять же, я знаю довольно много сыновей, и все они ведут себя по-разному. Малфой — просто чертов придурок, который поставил перед собой задачу угодить своему отцу. Симус говорит о своем отце так, как будто он лучший человек на планете, который водит его на спортивные мероприятия и вызывает всеобщий смех. Рон…

Странное чувство грусти, смешанное с ностальгией, разлилось по ее телу, делая ее какой-то невесомой. У нее уже довольно давно не было никаких контактов с их бывшим лучшим другом, и прошло несколько недель с тех пор, как он пытался каким-либо образом связаться с ними. Если подумать, они на самом деле ничего не слышали ни от кого из Уизли. Было просто очень неловко всякий раз, когда они их видели, даже если они встречались с ними в нейтральном месте, таком как Косой переулок.

То, что Гарри и Гермиона когда-то встречались с обоими младшими Уизли, делало почти невозможным для мистера и миссис Уизли оставаться беспристрастными. Они явно не хотели обидеть никого из них, поэтому всякий раз, когда миссис Уизли приходила навестить их, она настаивала, что она на их стороне, что она разочарована в своих детях и что Гермиона и Гарри поступили правильно. Как бы то ни было, она оставалась матерью Рона и Джинни, и каждая мать, которая была хоть немного похожа на нее, по меньшей мере отчасти встала бы на сторону своих детей. Это было вполне естественно.

Вспоминать о том, что произошло, было уже не так больно, как раньше. Гермиона пережила ту боль, которую причинил ей Рон. Она была счастлива, что Гарри увеличил дистанцию между ней и рыжеволосым, потому что в противном случае она бы не чувствовала себя так хорошо и искренне счастливой, как сейчас. Она была уверена в этом.

Впрочем, воспоминание о том, что произошло, не оставило у нее ничего, кроме сожаления по отношению к рыжему волшебнику — сожаления о том, что их дружба закончилась, и сожаления о том, что ее доверие к нему было полностью разрушено. Гермиона не жалела, что когда-то подружилась с ним или дала их отношениям шанс, о нет. Она никогда не пожалеет об этом! Это были одни из лучших лет в ее жизни, когда она знала, что Рон и Гарри всегда будут рядом, чтобы обнять ее или рассмешить.

Когда все эти воспоминания нахлынули на нее, она приняла решение. Она пообещала себе, что никогда больше не захочет видеть этого парня, но… Когда-то они были друзьями, которые прошли через многое. Это должно было что-то значить… верно?

— Я скучаю по нему, — услышала она свои слова еще до того, как решила произнести их вслух. Это была просто случайная, уязвимая мысль.

Кровь прилила к ее телу, заставив сильно покраснеть. Она не хотела высказывать это так прямо! Сначала она хотела уменьшить воздействие. О, во имя окровавленного носка Мерлина, который только что наступил ногой на занозистую деревянную балку!

Однако, прежде чем она смогла каким-то образом спасти ситуацию и сделать ее менее неловкой, ее прервал низкий голос Гарри. — Я тоже так думаю.

Они сидели в тишине, которая казалась ей нескончаемой. Солнце путешествовало по небу, указывая на пролетающее время.

— Как ты думаешь, — робко спросила Гермиона, прекрасно чувствуя, что Гарри совершенно неподвижен рядом с ней, — нам следует связаться с ним?

Поскольку он не ответил, она попробовала еще раз. — Как ты думаешь, он ответил бы, не добавляя оскорблений и не взрываясь нам в лицо? Или послав громовещатель?

Гарри вздохнул. Его бицепс напрягся, привлекая к себе взгляд Гермионы, когда он поднял руку, чтобы потереть лицо. — Я не знаю.

Сглотнув, она заставила себя мыслить здраво. И не думать о том, как восхитительно выглядели его руки в этой футболке, прилипшей к коже… нет!

— Ты думаешь, нам следует попытаться снова связаться с ним?

— Я не знаю.

Может быть, им следует попытаться дать ему шанс, но опять же, он действительно все испортил. Сверх всякой меры. Она действительно хотела вернуть их прежние отношения, нет, не романтические, а отношения между лучшими друзьями. Она скучала по своему бывшему другу. Ей не нравился человек, в которого он превратился, но прежний Рон должен был быть где-то там.

Однако им придется принять решение некоторое время спустя, поскольку их разговор был прерван звуком двух пар ног, спускающихся по лестнице в сторону кухни, и дверь открылась. Гарри придется столкнуться с неизбежной проблемой сейчас, а не создавать новую.

Гермиона была уверена, что в данном случае нет вообще никакой проблемы, поэтому, когда она увидела, что Лили и Джеймс Поттеры вошли в комнату и почти сразу замерли, увидев, что они не одни, она встала и направилась к ним. Они разберутся с этим в свое время, но для того, чтобы это произошло, им нужно было побыть наедине.

Она протиснулась в пространство между неподвижным Джеймсом и еще более неподвижной стеной и поспешила вверх по лестнице, предоставив семью Поттеров самим себе.

Примечания:

Бечено

---

Звук захлопнувшейся кухонной двери эхом разнесся по мертвенно-тихой комнате.

Гарри сидел за столом, положив одну руку на его поверхность, а другая потянулась к волосам, но застыла всего в сантиметрах от своей цели. Его родители как-то неловко стояли рядом с дверью, просто уставившись на него.

Прошло не более двух минут, но для них они показались получасом, когда рука Джеймса взметнулась и взъерошила его волосы. Он прочистил горло и застенчиво улыбнулся сыну, явно не довольный ситуацией, в которой они оказались. Гарри не мог выбросить из головы мысль о том, что все они в тот момент вели себя как совершенно незнакомые люди, и тут же пожалел об этой мысли. Это было несправедливо. Он не давал своим родителям подходящего случая, и даже не потрудился прислушаться к словам Гермионы и дать шанс самому себе во всей этой истории с родителями и сыном, с которой ему пришлось иметь дело сейчас.

Лили перевела взгляд с неловкой улыбки мужа на сына, который выглядел устрашающе похожим, и не смогла удержаться от тихого хихиканья. Две пары глаз, которые не могли быть более разными, смотрели на нее, обе широко открытые и скрытые за стеклом.

— Вы бы видели себя! — воскликнула она, и широкая улыбка осветила ее лицо. — Вы выглядите совершенно одинаково!

«И она права», — подумал Джеймс, поворачиваясь обратно к сыну, который смотрел на него со странной смесью замешательства и интереса.

Он должен был согласиться, они действительно выглядели до странности похожими. Не то чтобы Джеймс не заметил этого в первый раз, когда смог рассмотреть своего сына там, в Годриковой Лощине. Мерлин, даже в младенческом возрасте они могли сказать, что у Гарри больше его черт, чем Лили. Представьте себе гордость, которую почувствовал Джеймс, осознав это, особенно после того, как Лили сама признала этот более чем очевидный факт, хотя и немного неохотно. Теперь, рассматривая повзрослевшего Гарри, он обращал внимание на незначительные детали, которые отличались от его внешности, но, увидев его сейчас перед собой, в очках, с тем же выражением лица и абсолютно такими же волосами, он почувствовал, что из него вырывается смех.

— Неловкая ситуация, верно? — сказал его сын, вставая и подходя к ним. — Поверьте, я не хочу, чтобы так было.

Джеймс украдкой бросил взгляд на жену, чьи глаза подозрительно блестели. Она становилась такой эмоциональной всякий раз, когда разговор заходил о Гарри. Находиться с ним в одной комнате и фактически иметь возможность разговаривать с ним, полностью осознавая, что она может просто протянуть руку и знать, что ее рука не пройдет прямо через его тело, делало ее более чем неспособной контролировать свои чувства.

— Этого не должно быть, — почти прошептала она. Она посмотрела на Гарри с надеждой, вернув пристальный взгляд, в то время как ее малыш смотрел прямо на нее, не отводя взгляда. Да, ей все еще нравилось называть его своим малышом. Она ничего не могла с этим поделать. Он был ее ребенком и всегда будет.

— Я… — рука Гарри пробежала по его шее, пока он переводил взгляд с одного родителя на другого, оба они терпеливо ждали, когда он начнет разговор, который, как они все знали, им был необходим. Он вздохнул, явно не зная, с чего начать.

— Все это действительно странно, не так ли? — Джеймс сжалился над ним и медленно подошел к брошенному кухонному стулу, изо всех сил стараясь выглядеть как можно более спокойным. Он хотел, чтобы Гарри думал, что у него все под контролем, он хотел показать своему сыну, что он может быть сильным ради него, что Гарри может просто расслабиться, а отец разберется со всеми неприятными вещами, через которые он сейчас проходит. Джеймс очень сильно хотел этого доверия, поэтому, когда он снова посмотрел на своего сына, ему пришлось согнать с лица улыбку облегчения, которая угрожала вырваться на поверхность, когда взрослый волшебник тяжело вздохнул и начал немного расслабляться.

— Это действительно так.

Гарри повернулся к Лили и застенчиво улыбнулся. Движением руки предложив ей сесть, он вернулся к кухонному столу и медленно опустился на стул напротив отца. Было так странно думать об этом. Это были его отец и мать, черт возьми, а он выставлял себя полным дураком, ведя себя как капризный подросток.

Однако ему нужно было перестать зацикливаться на этом чувстве, если он хотел увидеть какое-то улучшение в своей ситуации, и, ведь правда, прямо сейчас он был главной проблемой. Его родители действительно хотели поговорить с ним. Они были такими же нервными и неуверенными насчет всего этого, и Гарри был тем, кто делал все возможное, чтобы не пересекаться с ними — из чистой паники, что ему придется столкнуться со своим внутренним смятением на глазах у людей, которые любили его.

— Я не знаю, как со всем этим справиться, — слова вырвались у него прежде, чем он смог сдержать их. Холодная волна паники захлестнула его, оставив полностью застывшим в шоке. Он не хотел говорить это так прямо! О чем он только думал? Ну, очеводно, прямо сейчас он вообще не думал или, по крайней мере, не думал должным образом, иначе он бы попросту не оскорбил косвенно этих людей, которые отдали все, чтобы он был счастлив!

— Простите, я… — слова буквально застряли у него в горле, когда он попытался сформулировать то, что пронеслось у него в голове, с чем было просто невозможно справиться.

— Все в порядке, — голова Гарри дернулась вверх при звуке голоса его матери. Ее щеки были бледнее, чем до того, как он высказал без обиняков свое мнение, но в ее глазах светилась решимость, которая каким-то образом смогла его немного успокоить. — Мы чувствуем то же самое, поверь мне, Гарри. Все это действительно странно, и хотя я была рядом все эти годы, я не смогла пообщаться с тобой или показать, что я была с тобой во всех невзгодах.

Она глубоко вздохнула и перевела свои блестящие зеленые глаза на своего мужа, серьезное выражение лица которого не соответствовало ничему из того, что Гарри слышал о нем. В очередной раз Гарри подталкивали к выводу, что он мало что знал о Джеймсе Поттере. Все, что он знал о нем или считал, что знает, он получил от третьих лиц, таких как Сириус, Ремус или даже Дамблдор. Однако эти рассказы были предвзятыми.

Пронзительное чувство депрессии ударило Гарри прямо в сердце. Он не хотел, чтобы это стало реальностью в будущем. Он действительно хотел поближе узнать Джеймса Поттера, узнать человека, который любил его так сильно, что поставил его выше своей собственной жизни.

Джеймс прочистил горло, отвлекая Гарри от его подавленных раздумий. — Это может показаться резким, но я уверен, что ты подумал об этом так же, как и мы. Мне больно это признавать, и все внутри меня отвергает даже саму мысль, но у нас было не так много времени, чтобы по-настоящему узнать тебя. Во всяком случае, у меня было не так много времени, и это причиняет боль.

Джеймс оторвал взгляд от поверхности стола и посмотрел прямо в глаза Гарри. Он действительно хотел, чтобы его сын понял, ему нужно было, чтобы он понял.

— Из того, что я слышал от твоей матери и Сириуса, у тебя была нелегкая жизнь. У тебя не было той жизни и детства, которые мы хотели тебе дать. Мы сделали все, что было в наших силах, чтобы убедиться, что даже если мы не выберемся с войны живыми, ты уцелеешь и будешь расти без забот и сожалений в этом мире. Из этого ничего не вышло. Мы потерпели неудачу. Мы подвели не только твоего крестного, но и тебя, больше всего мы подвели тебя, и мы сожалеем.

Гарри уставился на своего отца, приоткрыв рот, а его глаза расширились, как блюдца. Что вообще происходило? Что… Но у него не было времени привести в порядок свои мысли, так как Джеймс снова провел рукой по своим растрепанным волосам — тревожная привычка, заметил Гарри.

— Ты не поверишь, как сильно я винил себя во всем этом, сынок, — его карие глаза начали слегка блестеть, пока он боролся со своими эмоциями, будучи слишком упрямым, чтобы позволить слезам пролиться. Гарри сдержал грустную улыбку, когда заметил еще одну вещь, которая была у него общей с человеком, сидящим перед ним. — У меня было достаточно времени, чтобы понять, что тогда я действительно думал, что будет чрезвычайно хитроумно осуществить этот план, придуманный Сириусом. Это звучало убедительно. Мы бы сказали всем, что Сириус Блэк, очевидный выбор в качестве моего лучшего друга, будет нашим хранителем тайны, а сами бы действовали у всех за спиной и поменялись в последнюю минуту. Сириус был исключительно талантливым волшебником, и я уверен, что он не выдал бы ни малейшего намека на то, где мы прячемся, если бы его пытали головорезы Волдеморта. Я знал еще тогда, в тот момент, когда мы с твоей матерью выбрали Сириуса, что мы не пожалеем об этом.

— Выбор Сириуса в качестве нашего хранителя тайны, тем не менее, подверг бы моего лучшего друга и брата такой же опасности, какой подвергался ты, и все во мне отказывалось принуждать его к этому, но я не видел другого выхода, чтобы уберечь тебя от опасности. Мы уже все перепробовали раньше. Мы пару раз переезжали с места на место, мы устанавливали самые сильные щиты и чары вокруг недвижимости, но каждый раз им удавалось нас найти. Теперь я знаю почему, но тогда я считал отвратительной даже отдаленную мысль о том, что один из моих лучших друзей перешел на другую сторону и помогает монстру пытаться убить моего сына. Итак, мы планировали довести дело до конца. Мы спросили Сириуса, готов ли он служить нашим хранителем тайны, объяснив ему, на какой риск он пойдет, если согласится, и он, будучи полным идиотом, согласился.

Лили слегка придвинула свой стул к креслу Джеймса и прислонилась к его плечу, когда первая слеза скатилась по его лицу. Он не смотрел на нее, но обнял одной рукой ее за талию, чтобы притянуть ближе. Сам Гарри делал глубокие, медленные вдохи, поскольку чувствовал отчетливое жжение в горле и за глазами.

— Дамблдор предложил себя в роли хранителя тайны, но по какой-то причине мы думали, что не можем заставлять его сделать это. У него и без того было много обязанностей, чтобы он еще беспокоился по поводу того, что контролирует три жизни, одна из которых принадлежала всего лишь годовалому мальчику.

Джеймс сквозь слезы улыбнулся Гарри. В его глазах было столько любви и преданности, что Гарри стало трудно дышать. Он не привык к такой любви и не знал, как с этим справиться. Он не понимал, что иметь родителей должно было быть именно таким — быть безоговорочно любимым, несмотря ни на что.

— Сириус был более чем напуган, когда однажды вечером сказал Дамблдору, что будет хранителем нашей тайны, но, видя, что он любит тебя как собственного сына, он прошел через это. Он бы не умолял меня переключиться на Питера, если бы не считал, что это будет совершенно замечательный план, который сработал бы даже лучше, чем накладывать чары на него, поэтому мы согласились. Мы доверяли суждению Сириуса больше, чем своему собственному, и это оказалось ошибкой. Не пойми меня неправильно, я доверял Сириусу свою жизнь на протяжении всего этого периода, но я должен был придерживаться первоначального плана. Понимая, что я обрек бы его на жизнь в подполье, прекрасно зная, на что это было похоже, я думаю, моя совесть и так была достаточно нечиста, поэтому я уговорил твою мать согласиться.

— Ты даже не представляешь, как сильно я пожалел об этом самом решении. Решившись на это, я продал и тебя, и твою мать Волдеморту, и я не простил себя. Я — причина, которая разрушила всю твою жизнь, я — причина, по которой тебе пришлось расти без родителей, которые помогали бы тебе в повседневной жизни, и мне очень жаль. Если бы у меня был шанс сделать все это снова, я бы всё сильно изменил! Я бы принял предложение Дамблдора быть нашим хранителем тайны, не давая Сириусу попасть в поле зрения Пожирателей Смерти. Никто бы не осмелился приблизиться к Альбусу, если бы этот человек не был частью Ордена. Наверное, я хочу сказать, что мы не виним тебя за то, что ты думаешь, что мы оба тебе совершенно незнакомы, потому что мы такие, какие есть. Неважно, насколько больно это осознавать и как сильно это разрывает нас обоих изнутри, мы знаем, что это правда, и мы не можем винить тебя за то, что ты не знаешь, как вести себя в нашем присутствии, или за то, что ты вообще избегаешь нас, потому что, да, мы это заметили.

Его отец нахально ухмыльнулся, глядя на покрасневшие щеки Гарри. — Это совершенно нормально, можешь мне поверить. Мы понимаем. Я имею в виду, у нас не так уж много вариантов, не так ли? Я заставил гиппогрифа врезаться в стену, так что именно мне придется смотреть, как коттедж разваливается на куски, и взмахнуть волшебной палочкой, чтобы вернуть крышу на место.

Гарри улыбнулся, сдерживая слезы, услышав настолько «чистокровную» формулировку.

— Мне очень жаль, Гарри. Я ничего так не хотел, как обеспечить твою безопасность, и я же полностью все испортил. Я надеюсь, что ты сможешь простить меня и дать нам шанс стать твоими родителями, потому что это то, кем мы хотим быть снова. Мы знаем, — он поспешил вмешаться, когда Гарри шмыгнул носом и начал вытирать выступившие у него на глазах слезы, — мы знаем, что до сих пор у нас было не так много шансов сделать это, и мы также понимаем, что для посторонних мы могли бы сойти за твоих брата и сестру, но мы действительно хотим это исправить. Мы любим тебя, Гарри. Мы любим тебя больше всего на свете. Пожалуйста, позволь нам быть родителями, с которыми ты должен был расти. Мы пропустили так много из твоей жизни, какая она есть, мы не можем пропустить еще больше.

После монолога Джеймса последовало молчание. Лили не сдерживала слез, которые текли по ее щекам, Джеймс и Гарри все еще безуспешно боролись со своими.

Гарри потерял дар речи. Он никогда бы не подумал, что его отец будет винить себя в том, что с ними случилось — или, во всяком случае, не так безжалостно, как он только что высказался. Мужчина, обнимающий сейчас его мать, был переполнен чувством вины, и Гарри не знал, как заставить его чувствовать себя лучше, как снять огромный груз с его плеч.

Гарри знал, каково это — обвинять себя в смерти другого человека. То же самое было с ним после смерти Сириуса, но он должен был признаться себе, что по сравнению с горем, которое, по-видимому, испытывал его отец после стольких лет, его боль была едва ли чем-то, о чем стоило упоминать. Это съедало Джеймса изнутри, и Гарри мог видеть, как много душевных сил отнял этот разговор у черноволосого волшебника. Джеймс слегка дрожал и так тесно прижался к своей жене, что это выглядело немного неудобно. Мама, с другой стороны, и глазом не моргнула. Она крепко прижимала к себе мужа и что-то шептала ему на ухо. Гарри мог видеть, как мало-помалу напряженная поза Джеймса обмякла, а его мышцы чуть расслабились.

— Я не виню тебя, слышишь? — его родители слегка подпрыгнули при звуке его низкого голоса.

Гарри провел рукой по волосам, отчего они встали дыбом во все стороны, полностью игнорируя гравитацию. Он не видел того мягкого выражения, которое появилось в глазах его родителей, так как смотрел на свои руки, лежащие на поверхности стола. Глубоко вздохнув, Гарри заставил себя посмотреть им обоим в глаза. То, что ему было неудобно говорить о своих чувствах, прямо сейчас не имело значения. Он не мог позволить своему отцу продолжать в том же духе.

— Я никогда не винил вас ни в чем из того, что произошло. Не знаю, известно ли вам это, но когда я был маленьким, я часто расспрашивал тетю Петунию и дядю Вернона о вас двоих. Я не должен был задавать вопросов, и я знал это, но мне просто нужно было знать. После нескольких часов, проведенных в чулане, тетя Петуния наконец рассказала мне, что с вами случилось, — Гарри изо всех сил старался скрыть в голосе негодование, которое он испытывал по отношению к своим так называемым «родственникам». Он хотел звучать как можно более отстраненно. После всех этих лет ему все еще было трудно говорить о своем детстве, и делать это в присутствии родителей было больно не только ему, но и им. Он изо всех сил старался не обращать внимания на то, как руки его отца сжались в кулаки и как маленькие ладони его матери легли поверх его собственных, пытаясь снять с них напряжение.

— У меня было ощущение, что то, что она рассказала мне, было неправильным, потому что ее история просто не вписывалась в тот образ, который я запечатлел в своей голове. Тогда я не винил вас, по крайней мере, не всерьез, и когда я узнал, что с вами случилось на самом деле, я тоже вас не винил. Может быть, даже меньше, чем раньше. То, что вы сделали, было очень храбрым и самоотверженным, и я обязан вам жизнью. Благодаря вам у меня был шанс выжить и превратить этот разрушенный мир в лучшее место. Для вас, для людей, живущих здесь, для моих друзей и для всех, кто мне дорог. Что я хочу сказать, так это то, что я не могу быть более благодарен. Вы дали мне жизнь и позаботились о том, чтобы я сохранил ее, несмотря ни на что. Я бы не колеблясь сделал то же самое для вас, Гермионы и Тедди. Черт возьми, именно это я и сделал для всего волшебного мира, — Гарри неловко рассмеялся и слегка покраснел от взглядов, которые бросали на него родители.

— Не вини себя ни в чем, что произошло, папа. Это не зависело от тебя. Ты сделал то, что должен был сделать, чтобы обезопасить свою семью, и я не могу быть более благодарен за это.

Джеймс уставился на своего сына, своего замечательного, прекрасного сына, и почувствовал, что его лицо стало мокрым от слез, но ему было все равно. Он почувствовал, как с его плеч свалился огромный груз, груз, к которому он привык за последние два десятилетия, груз, который стал частью его самого. Он снова мог дышать. Он снова чувствовал, как его сердце бьется о грудную клетку. Он чувствовал теплые руки Лили на своих, как она прижимается к нему, тихо всхлипывая.

Гарри шмыгнул носом и провел руками по лицу. Он почувствовал влагу там, где слезы оставили дорожки на его щеках. Он медленно встал и направился к своим родителям, чьи глаза следили за каждым его шагом.

— Возможно, я слишком взрослый, чтобы говорить это, — его голос слегка дрожал, когда он остановился всего в метре от двух старших Поттеров, — но сейчас мне действительно все равно. Вы мне нужны. Я всегда вас любил и всегда буду любить.

Словно в трансе, Джеймс встал, потянув Лили из ее кресла. Он не мог отвести глаз от молодого человека перед ним, даже когда упомянутый волшебник начал нервно ерзать. Слегка дрожащая рука, взъерошившая буйные черные волосы, вернула его в реальность.

Широким шагом Джеймс сократил расстояние между собой и сыном и заключил его в самые сокрушительные объятия, которые Гарри когда-либо испытывал. Слезы текли свободно, но никто, казалось, не замечал этого, в то время как руки Гарри обвились вокруг спины отца, притягивая его еще ближе. Маленькие, более хрупкие руки обвились вокруг его талии и, слегка повернув голову вправо, он увидел, что его мама улыбается ему, ее ярко-зеленые глаза, которые были так похожи на его, искрились любовью и обожанием.

У Гарри было чувство, как будто в этот момент весь его мир встал на свое место. У него была Гермиона, которая всегда будет рядом с ним, и, что самое лучшее, к нему вернулись его родители. Он все еще не мог в это поверить. Он вернул свою семью!

После долгого молчания, которое было нарушено только признаниями в любви и прощении, Джеймс слегка отстранился и посмотрел на своего сына с вновь обретенным восхищением. Гарри смущенно взглянул на маму, но та просто подняла тонкую бровь, понимающе ухмыльнувшись, и улыбнулась его отцу, чьи глаза слегка сузились.

— Скажи, Гарри, — его голос был слегка хриплым от эмоций, которые отняли у него много энергии, — кто такой этот Тедди?

Примечания:

Бечено

---

— Скажи, Гарри, — его голос был слегка хриплым от эмоций, которые отняли у него много энергии, — кто такой этот Тедди?

Гарри изумленно уставился на отца, который подозрительно смотрел на него, и на ухмыляющуюся мать.

Неужели они подумали, что… Да нет, не могли же они… Он был слишком молод для этого! Хотя, ведь для этих двоих данный аргумент не очень-то сработал? Они поженились, едва лишь закончив Хогвартс — в восемнадцать лет! Борода Мерлина, он бы уже был женат, если бы нашел ту единственную. Что ж, он нашел ее, не так ли? Просто он был слишком тупым, чтобы вовремя сообразить это. О черт, а что, если Гермиона хотела выйти за него замуж? Сейчас? Он еще не был готов! Его жизнь только-только наладилась, и он хотел наслаждаться ею! Но жениться на девушке, которую он любил… Гарри должен был признать, что в нем было что-то такое, что заставляло тепло разливаться по венам при мысли об этом.

«Гермиона Поттер», — мысленно произнес он с задумчивой улыбкой на лице. А ведь в самом деле приятно звучит, верно? Захочет ли она взять его фамилию или она была одной из тех немногих, кто настаивал на сохранении своей девичьей фамилии? Может быть, она хотела двойную фамилию? Гермиона Грейнджер-Поттер. Гермиона Поттер-Грейнджер? Нет, «Гермиона Поттер» явно звучало лучше. Мистер и миссис Поттер. Поттеры.

Всякий раз, когда кто-то говорил это, они всегда имели в виду его родителей, но теперь это подразумевало бы его и Гермиону. В чем была причина, по которой он пока не хотел связывать себя обязательствами? Он совсем забыл.

Глаза Джеймса медленно расширились, пока он наблюдал, как эмоции сменяются на лице его сына. Он не мог в это поверить. Он был дедушкой. Он — Джеймс Поттер — был дедушкой. Где-то в этом городе жил маленький мальчик или девочка по имени Тедди, который остался под присмотром Мерлин знает кого только затем, чтобы их отец мог поговорить с их бабушкой и дедушкой. По крайней мере, Джеймс надеялся, что Гарри убедился, что его ребенок остался с кем-то, кто жил в этом городе. Он не знал, как бы он воспринял возможность того, что его внук находится на другом конце страны. И с кем сейчас малыш? С приятелем Гарри? Может быть, с родителями Гермионы? О, он надеялся на последний вариант. Мысль о том, что ребенок Гарри остался на попечении друга, совсем не успокаивала Джеймса… Возможно, он предубежден, черт возьми, да, он был предубежден, но ничего не мог с этим поделать. Неудачный опыт…

Ребенок. Гордость захлестнула молодого волшебника, когда он представил, как его сын катит коляску по Косой аллее, Гермиона рядом с ним, а их ребенок — его и Лили внук — постоянно просит мороженого. Конечно, у ребенка были бы глаза Гарри. Такие глаза просто слишком великолепны, чтобы не примерить их на девочку или мальчика. Но…

Подождите минутку… Он еще не мог быть дедушкой! Он недостаточно долго был отцом! Мерлин, что ему делать? Он слишком молод! Черт возьми, во имя Морганы, им с Лили все еще было по двадцать одному году, а Гарри взял и сделал их преждевременно бабушкой и дедушкой? Это слишком рано! Он был слишком молод! Ему еще не было и двадцати, а у них уже был ребенок, о котором нужно было заботиться! Что же делать? Он должен был играть роль зрелого родителя, на которого можно опереться, и сохранять спокойствие в подобной ситуации, но, Мерлинова борода, как он должен был оставаться спокойным сейчас?!

Лили перевела взгляд с сына, который явно присутствовал только физически, на мужа, который медленно впадал в панику, судя по его поверхностному дыханию и потрясенному выражению лица. Как бы ни было забавно наблюдать за ними, она решила подавить свое волнение и вытащить сына из его, несомненно, счастливых мыслей, а мужа вернуть к нормальному сердечному ритму.

— Сколько лет Тедди? Это прозвище для девочки или мы говорим о маленьком мальчике?

Гарри моргнул и посмотрел на мать, которая ободряюще улыбалась ему.

— Тедди — мальчик, — ответил Гарри спокойным голосом. Его взгляд остановился на отце, реакцию которого ему было очень любопытно увидеть. — Он родился незадолго до окончания войны.

Он внимательно наблюдал за Джеймсом. То, что он только что сказал, должно было сделать очевидным, что он не был биологическим отцом мальчика. Гарри верил, что они инстинктивно знают, что он не позволил бы случиться чему-то подобному — не в той ситуации, в которой, по их мнению, оказался он и, конечно же, Гермиона.

Когда двое Поттеров не проявили никакой реакции, кроме как посмотрели на него с искорками, а в случае Джеймса — с легким опасением в глазах, Гарри глубоко вздохнул. Он заставил себя убрать руку назад, когда она дернулась, чтобы провести по волосам — нервная привычка, которую он перенял некоторое время назад, во время учебы в Хогвартсе.

— Его родители погибли во время последней битвы.

Джеймс нахмурился, но ничего не сказал. У него было смутное подозрение, и какая-то часть его хотела, чтобы это оказалось правдой. Другая, большая часть, часть, которая была на переднем крае и доминировала на протяжении всей первой войны с тех пор, как он узнал, что они с Лили ждут ребенка, кричала и вопила. Он знал, каково это — не иметь возможности защитить своего сына от войны и от его и Лили безвременной кончины. Он знал, что это сделало с Гарри. Он не хотел, чтобы ребенок еще одного Мародера прошел через то же самое.

Лили знала, о чем Гарри собирался рассказать, поскольку была рядом с ним, когда Ремус попросил его стать крестным отцом мальчика, но подумала, что лучше позволить ее сыну объяснить это самому. Новости, подобные этой, всегда должны поступать от человека, имеющего непосредственное отношение к делу, а не от какой-то третьей стороны, которая узнала об этом без чьего-либо ведома.

— Как-то раз, пока мы в течение нескольких недель жили на площади Гриммо, пришел Ремус и попросил меня быть крестным отцом его сына и сына Тонкс. И я согласился. Лучшее, что я мог бы сделать! — Гарри широко улыбнулся, увидев, как его отец резко выдохнул. — Тедди потрясающий. Он унаследовал от Тонкс способности метаморфомага, а от Ремуса — мозг. Он такой умный для своего возраста, и, естественно, использует этот мозг для проказ. Всякий раз, когда Андромеда водит его в Косой переулок, он думает, что это забавно — менять свою внешность каждые несколько минут, доводя бедняжку Энди до сердечного приступа каждый раз, когда она смотрит на него. Она никогда не может быть уверена, как он выглядит. Он любит копировать внешность всех окружающих. Всякий раз, когда я навещаю их, он делает себе черные волосы и зеленые глаза.

Гарри рассмеялся и покачал головой, с нежностью думая о своем крестнике.

— Никто на самом деле не может остановить его. Мы надеемся, что с возрастом ему это наскучит.

Джеймс улыбался, слушая истории о проказах, в которые ввязался сын его друга. Он не мог не испытывать жалости к Ремусу. Он знал, что для тех, кто ушел, были способы следить за жизнью живых, но он также знал, что это было такой же пыткой, как и благословением.

Единственное, в чем он был уверен на сто процентов, так это в том, что Тедди не вырастет нелюбимым и заброшенным, как Гарри. У него были люди, которые его обожали. В этом Джеймс был уверен, наблюдая, как его сын оживленно вспоминает, как Тедди удалось заставить бабушку искать его целый день, пока к ним не заглянула Гермиона, которая нашла его в шкафу для метел, с кожей такой же серой, как каменная стена позади него, и волосами такими же жесткими и коричневыми, как прутья метлы.

Тедди вырастет в кругу семьи и никогда не почувствует, что ему не хватает самого главного — своих родителей. Гарри позаботится об этом.

— Мы сможем когда-нибудь увидеть его? — спросила Лили. Она хотела лично познакомиться с маленьким мальчиком и посмотреть, сколько от своего лучшего друга она сможет в нем найти. Она взглянула на своего мужа, который наблюдал за Гарри с мягкой, но печальной улыбкой.

— Конечно, — воскликнул их сын. — Тебе даже не нужно спрашивать. Вообще-то, мы планировали забрать его где-нибудь на этой неделе, потому что прошло много времени с тех пор, как мы были с ним. С ним нелегко, а Андромеда не молода, поэтому мы помогаем ей, когда можем. Последние несколько недель были немного… беспокойными… Мы в самом деле не могли втягивать его во все это, вы же понимаете?

Лили медленно кивнула и постаралась не показать, как сильно она сожалеет о том, что они разлучили Гарри с его крестником. Было видно, что он любил его как своего собственного ребенка, так что ему, должно быть, было трудно сохранять дистанцию. Понимание того, что Джеймс и она не должны были нести ответственность за это, на самом деле не помогло справиться с внезапным приступом вины.

— Дай нам знать, если мы сможем помочь, хорошо? — голос Джеймса был тихим и мягким, когда он обращался к своему сыну. — Возможно, мы не очень опытные родители, но мы знаем, как обращаться с малышом, — он подмигнул младшему волшебнику, который тут же густо покраснел.

* * *

Спустя какое-то время Лили нашла своего мужа лежащим на их кровати. Она убедила Гарри сводить Гермиону куда-нибудь на пару часов, чтобы дать двум голубкам немного побыть наедине. К тому же она знала, что и ей, и Джеймсу нужно время, чтобы поговорить.

Джеймс знал, что Ремус погиб во время битвы. Он знал о смерти Сириуса, даже встречался с ним вскоре после этого, даже знал о том, что случилось с Петтигрю. Она позаботилась о том, чтобы именно она рассказала ему, что случилось с его бывшими лучшими друзьями, но столкновение с последствиями этого знания сильно ударило по молодому волшебнику. Это напомнило ему о том, что случилось с ними много лет назад. Черт, это напомнило ему о той самой ночи, которая разрушила все, ради чего они жили.

Она тихо вздохнула, медленно двигаясь от двери, у которой стояла, к двуспальной кровати, которая принадлежала им последние пару дней. «Все еще странно снова быть частью реального мира», — подумала Лили, когда ее рука коснулась мягкого одеяла, покрывающего удобный матрас.

Голова Джеймса слегка повернулась, отмечая ее присутствие, но он ничего не сказал.

Минуты текли, пока они сидели рядом друг с другом, моргая, когда солнце светило в окна, ослепляя их. Пальцы Лили легко выводили случайные узоры на спине Джеймса, мягко касаясь ткани его джемпера, на грани того, чтобы он почувствовал что-либо, кроме мимолетного тепла, исходящего от ее кожи.

Вздох был первым звуком, который издал один из них. Лили потерла усталые глаза и медленно моргнула, когда Джеймс обернулся и вопросительно посмотрел на нее. Грустная улыбка появилась на ее лице, когда она убрала упрямую прядь черных как смоль волос с красивого лица своего мужа.

— Все это слишком знакомо, не так ли?

Джеймс слегка кивнул, сделав глубокий вдох.

— Знаешь, какое желание это вызывает у меня? В смысле, что мне действительно хочется это сделать? Предпочтительно, вот прямо сейчас?

Рыжие брови медленно поднялись до такой же рыжеватой линии роста волос, прежде чем изумрудно-зеленый огонек загорелся в ее глазах, копируя озорное выражение в карих глазах мужа.

— Я очень, очень хочу сходить повидаться с этой семейкой.

* * *

Петуния Дурсль гордилась тем, что вела нормальную жизнь с нормальным мужем и нормальным сыном в нормальном районе в более чем нормальной части Англии, Суррее⁽¹⁾. Она была довольно невзрачной женщиной средних лет. Ее прямые светлые волосы были старательно уложены вокруг лица, ни одна прядь не выбивалась из прически. Светло-голубое платье было идеально застегнуто и украшено легким поясом из того же материала. Оно доходило ей до колен, слегка прикрывая их.

В целом, Петуния Дурсль была женщиной, которую вы не сразу заметили бы, проходя мимо нее на улице или в супермаркете, за исключением тех случаев, когда ее дорогой сын Дадли придерживался мнения, что ему отчаянно нужно то-то и то-то, и было необходимо очень громко потребовать этого перед всеми. В подобных ситуациях ее муж, Вернон Дурсли, обычно весело посмеивался и гладил своего сына по жидким светлым волосам, покрывавшим его круглую голову, бормоча о том, как он гордится тем, что его наследник знает, как высказать то, что у него на уме, и как добиться желаемого.

Напевая себе под нос, упомянутая домохозяйка держала в правой руке лопаточку, а в левой — ручку сковороды. Шесть полосок бекона весело шипели в жиру, ожидая, когда их подадут мужу и сыну; первый читал газету, второй практически не отрывал глаз от телевизора с плоским экраном, который находился менее чем в двух метрах от обеденного стола. Смех комедийного шоу эхом разнесся по залитой солнцем кухне, вскоре за ним последовали довольные смешки светловолосого мальчика, который в данный момент жевал сосиску.

— Премьер все еще не ушёл в отставку, — пробормотал Вернон Дурсль, неодобрительно качая головой над прочитанным в газете. — И этот человек называет себя политическим главой страны — позор!

— Не беспокойся об этом, Вернон, дорогой, и ешь свой завтрак, — радостно защебетала Петуния и положила три полоски жирного бекона поверх его омлета с сосисками. — Не нужно переживать из-за этого.

— Петуния, этот человек руководит нашей страной! Он руководит страной, в которой мы растим нашего сына. Как мы должны учить Дадли, как работает политика, если глава упомянутой политики — ни на что не годный никчемный человек, а? Скажи мне это!

Петуния тихо вздохнула, позволяя мужу выпустить пар. С тех пор, как мальчишка больше не жил в их доме летом, им стало сложнее справляться с жизнью. Не поймите ее неправильно, она благодарила небеса за эти счастливые обстоятельства, потому что кто вообще захочет держать отбросы в доме, но ей пришлось признать, что лето было намного менее напряженным, когда он был рядом, помогал ей с повседневными делами и давал ее мужу возможность сбросить раздражение, не говоря уже о Дадли, который то и дело жаловался на скучное лето. Вернон предложил ему найти работу и, может быть, даже собственную квартиру, но Петуния ничего этого и слышать не хотела. Ее Даддикинс был слишком молод, чтобы жить самостоятельно. В конце концов, ей нужно было убедиться, что у него достаточно еды и достаточно чистой одежды.

Петуния положила последние три кусочка бекона на тарелку сына и сбрызнула оставшимся жиром его яичницу. Ему нужны были все питательные вещества, которые он мог получить, особенно после той ужасной диеты, на которой его так долго держала школьная медсестра.

Поэтому, когда прозвенел дверной звонок, она не придала этому особого значения. В конце концов, была суббота. Это мог быть почтальон, доставивший один из заказов Дадлика, или даже кто-нибудь из соседей, желающий пригласить ее на чашечку чая. Она и не догадывалась, что в это самое субботнее утро вся ее жизнь развернется на сто восемьдесят градусов и ударит прямо в лицо.

Испуганный крик жены заставил Вернона оторвать свое тело от кухонного стула и поспешить к входной двери, где Петуния оцепенело уставилась на двух человек, мужчину и женщину, которые уже более десяти лет как должны были быть мертвы.

У мужчины были непослушные черные волосы, которые торчали во все стороны, очки, криво сидевшие на его длинном носу, и он дьявольски ухмылялся своей жене. А вот у женщины были длинные темно-рыжие волосы, которые спадали на плечи прямыми прядями, слегка развевающимися на ветру. Ее ярко-зеленые глаза опасно сверкнули. Она не выглядела счастливой.

— Вы умерли! — взвизгнула Петуния Дурсль и подняла дрожащий палец, указывая на свою сестру и шурина.

— Очевидно. Вот почему мы стоим на пороге вашей двери, — саркастически заметил черноволосый мужчина, которого Вернон знал как Джеймса Поттера, пока рыжеволосая женщина протиснулась мимо него в дом.

— Нам нужно перекинуться с вами парой слов, — продолжил он, направляясь вслед за женой в самый обычный коридор Вернона, — и нам нужно, чтобы вы двое уделили нам все свое безраздельное внимание, — он вытащил длинную коричневую палку и махнул ею в сторону входной двери, заставив ее захлопнуться. — Нам нужно, чтобы вы выслушали нас, не перебивая, — он махнул палочкой в сторону внутренней части дома, обрывая невнятное бормотание Петунии, — и нам нужно, чтобы вы знали, что мы более чем в ярости.

Вернон сглотнул, его глаза расширились, когда он увидел, что мужчина продвигается дальше вглубь их дома к кухне и гостиной.

---

1) https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/Суррей

Вернуться к тексту

Примечания:

Бечено

---

Вернон сглотнул, его глаза расширились, когда он увидел, что мужчина продвигается дальше вглубь его дома к кухне и гостиной.

* * *

Гарри почесал затылок, когда еще одна волна прошла по его телу. Он понятия не имел о том, что происходит. Только что он стоял перед своим гардеробом, размышляя, что ему надеть на свидание с Гермионой, а в следующий момент сидел на полу, чувствуя легкое головокружение. Он простудился или что-то в этом роде?

Это было самое странное чувство в мире, как будто что-то было прикреплено к его телу и тянуло изо всех сил. «Нет», — подумал Гарри. Не привязано к телу. Как будто это что-то было внутри него — словно его кости хотели выйти наружу? Нет, это тоже звучало неправильно. Он понятия не имел, на что это было похоже, потому что никогда раньше не испытывал ничего подобного, и ему было трудно выразить это словами.

Гарри помотал головой, отчего волосы разлетелись во все стороны, а очки сползли с его носа. В любом случае, сейчас это не имело значения. Вероятно, это был какой-то волшебный грипп или что-то в этом роде. Он понятия не имел, существовало ли нечто подобное, но, помня о том, что действительно существовало, он не удивился бы, если бы это оказалось чем-то столь же распространенным, как сенная лихорадка.

Гарри поднялся с пола. Ему нужно было поторапливаться, иначе он опоздал бы на свидание, которое было его идеей, и Гермиона заставит его пожалеть о том, что он копается здесь.

* * *

Гермиона улыбнулась, увидев знакомую копну черных волос, развевающихся на ветру, за которой последовал отблеск солнечного света, отразившийся от его круглых очков. «Хорошо, что тебя хоть на этот раз не узнали и не таскались за тобой повсюду», — удовлетворенно вздохнула она, внимательно осмотривая улицу, ведущую к маггловскому ресторану, перед которым она стояла.

Тихий голос заставил ее повернуть голову налево.

— Привет, — сказал он, наклоняясь вперед, чтобы нежно поцеловать ее в губы. Гермиона одобрительно мурлыкнула, наслаждаясь этим простым, но милым жестом.

— Привет, — ответила она, и румянец залил ее щеки.

Она знала, что нелепо все еще чувствовать головокружение, как у влюбленного подростка, всякий раз, когда Гарри целовал, прикасался или просто смотрел на нее, но она быстро покачала головой. Было хорошо все еще быть по уши влюбленным, не так ли? Это было не так, как с Роном. Это воспринималось настоящим, как будто длилось бы всю жизнь, а потом еще немного. Эта мысль заставила ее сердце биться спокойнее, и приятное тепло разлилось по телу. Мысли о Роне все еще вызывали у нее беспокойство, и умом она понимала, что рано или поздно ей снова придется столкнуться с этой темой, но это заставляло ее чувствовать себя слабой и уязвимой — чувство, которое ей не нравилось. Она знала, что с ней больше никогда ничего не случится, Гарри позаботится об этом, но все же. Она чувствовала себя немного неуверенно.

Пробираясь сквозь толпу людей, сбивающихся в компании и болтающих на улицах, Гарри приостановился, чтобы проникнуться всем ее существом. Она все еще была одета в комплект из блузки и юбки, щеголяя неудобно выглядящими туфлями на пугающе высоких каблуках, но он не мог не почувствовать, как его желудок перевернулся от этой картины. Гермиона всегда предпочитала обувь на плоской подошве, не чувствуя себя достаточно комфортно и безопасно, чтобы доверять миру, в котором царил мир, всегда будучи готовой к бегству и борьбе, поэтому видеть ее в этих устрашающе выглядящих туфлях было настоящим удовольствием, которое он знал, что оценит.

— Как прошло собеседование? — спросил он, видя, как остекленевшие карие глаза устремляются к нему, а отстраненный взгляд исчезает.

— Я думаю, все прошло хорошо, — перекинув ремешок сумочки обратно через плечо, она взяла его за руку и позволила завести себя в ресторан. — Сначала они вели себя так же, как и все остальные, когда разговаривают со мной. Я не знаю, кто, по их мнению, мог прийти на собеседование, но, очевидно, мое имя в приглашении, которое они мне прислали, было недостаточным предупреждением. Они задавали вопросы о чем угодно, кроме самой работы. «Почему вы не подали заявление в отдел Авроров, мисс Грейнджер?», «Почему ваши друзья из Золотого Трио не подали заявления на программу Авроров?» — она неодобрительно покачала головой и улыбнулась, когда смеющийся Гарри отодвинул стул, чтобы она села.

— В любом случае, когда они смирились с тем фактом, что мое имя и мои друзья общеизвестны, — Гарри хихикнул, — они, наконец, начали спрашивать, почему я так заинтересована в работе в Департаменте по ограничению и контролю магических существ, что привело к длительной дискуссии о том, как нужно пересмотреть законы, касающиеся домашних эльфов. Но я все равно выбралась оттуда вовремя, чтобы попасть сюда, и поскольку я не опоздала, и им, похоже, действительно было интересно то, что я хотела сказать о благополучии эльфов в частности, я совершенно уверена, что все прошло хорошо. По крайней мере, я на это надеюсь. И, — продолжила она, накручивая на вилку спагетти, которые Гарри заказал во время ее монолога, — если они действительно думают, что я могу подойти для этой работы, я начну работать над тем, чтобы развеять глупые предрассудки людей об оборотнях. Видеть, как сильно страдает Ремус, было слишком ужасно, чтобы на самом деле допустить, чтобы жестокое обращение с оборотнями было нормальной и приемлемой вещью. Если я буду в состоянии сделать что-то хорошее, я сделаю все, что в моих силах. Для Ремуса. И Тедди.

Гермиона глубоко вздохнула, заставив Гарри, который молча слушал разглагольствования своей подруги, весело рассмеяться.

— Это была чертовски хорошая речь, — сказал он и указал вилкой с кусочком говядины, наколотым на зубцы, на Гермиону. — и я был бы очень удивлен, если бы они не увидели твой потенциал. Хочешь поспорить, что у тебя будет работа самое позднее на следующей неделе?

Гарри ухмыльнулся, увидев румянец Гермионы, и откусил от уже успевшего остыть куска говядины.

— Ты так думаешь? — она опустила взгляд в свою тарелку, рассеянно накручивая спагетти на вилку. — Ты не считаешь, что я перестаралась? Я имею в виду, — она прочистила горло и посмотрела на Гарри, который почти отрезал очередной кусок стейка и замер под ее обеспокоенным взглядом. — Я имею в виду, ты же знаешь, какой я была в Хогвартсе, — продолжила она приглушенным голосом.

Гарри пришлось следить за ее губами, чтобы полностью понять, что она говорит. Ее тихий голос гарантировал, что ни один маггл в ресторане не услышит ее, но это также показывало, несмотря на то, какой уверенной она казалась всего минуту назад, насколько закомплексованной она все еще была.

— Властная всезнайка Грейнджер, — пробормотала она, упершись взглядом на еду перед ней. У нее пропал аппетит. — Что, если я перегрузила их всем этим, или они подумали, что это наивная точка зрения, или увидели в этом какую-то атаку, или…

— Гермиона.

Встревоженная ведьма подняла глаза на мужчину в очках, сидевшего напротив, в ее шоколадных глазах были видны слезы.

— Проявлять столько страсти и интереса к теме, неважно, к какой именно, — добавил он, успешно заставив ее закрыть рот и слушать, — это что-то позитивное. Люди, с которыми ты разговариваешь, не обязательно должны соглашаться с тобой. Это не то, что для них важно. Они не ищут кого-то, у кого точно такие же взгляды на мир, как у них. Что случилось бы с любой компанией, Министерством или нет, если бы все сотрудники придерживались одного и того же мнения? У такой компании больше не было бы большого будущего. Разные точки зрения важны, особенно для такого учреждения, как Министерство магии. Итак, то, что ты увлечена предметом, говорит другим о том, что ты заинтересована этим, что тебя что-то волнует настолько, что ты откровенно высказываешь свое мнение, — и это то, что ищет работодатель.

По-видимому, Гермиона все еще сомневалась, поэтому Гарри попробовал другой метод.

— Хорошо, — сказал он, отодвигая от себя недоеденный ужин и наклоняясь вперед, — представь команду по квиддичу.

Гермиона хихикнула, влюбленно закатив глаза на своего парня.

— Я стараюсь, между прочим, — заявил Гарри, позволив себе усмехнуться на секунду, прежде чем снова стать серьезным. — Представь команду по квиддичу, играющую по одной и той же стратегии снова и снова. Поначалу они могут быть успешными, потому что каждый в команде знает, что он делает и что он должен делать. Команда противника, однако, продумывает свою стратегию. Они знают слабости каждого, и поскольку капитан нашей команды остается упрямым и придерживается старой стратегии, наша команда начинает проигрывать игру за игрой, пока однажды не будет назначен новый капитан, который возьмет на себя управление командой и начнет тренировать ее по-другому. Они начинают практиковать новые приемы, которые приводят к их первой победе за долгое время. Ты видишь? Разные точки зрения на определенный вопрос — это не всегда плохо. Сначала команда может не согласиться с капитаном, но после одного-двух матчей они увидят, насколько лучше их новая тактика. Возможно, они даже захотят смешать их со старыми и традиционными, которые определяли стиль игры их команды. Послушай, я не говорю, что ты должна немедленно возглавить Министерство, — Гермиона громко рассмеялась, чуть не подавившись водой, — но я не говорю, что это невозможно в будущем.

Он подмигнул ей.

Через некоторое время ведьма с густыми волосами улыбнулась своему парню, в ее глазах снова заблестели слезы — на этот раз по другой причине.

— Спасибо, — искренне сказала она, потянувшись через стол и взяв его за руку в свою. — Ты потрясающий, ты знаешь это?

— Ты тоже, и даже больше. Ты невероятно сильная женщина. Ты просто недостаточно ценишь себя, — Гарри нежно сжал ее руку и махнул официанту. В конце концов, она поймет и смирится с этим, подумал он, расплачиваясь за недоеденные блюда и заверяя взволнованного официанта, что с едой все в порядке, и пусть тот передаст шеф-повару, что все было восхитительно и они уже очень скоро снова придут сюда.

Когда он встал, ожидая, пока Гермиона возьмет свою сумочку, волна головокружения накрыла его с такой силой, что он покачнулся, и ему пришлось быстро ухватиться за стол для опоры, чтобы не упасть. Белые пятна вторглись в его поле зрения, и он отчаянно пытался проморгаться. К этому добавился свистящий звук, из-за которого было трудно услышать что-либо.

— Гарри! — Гермиона уронила сумочку и поспешила к другой стороне стола, за который ее парень цеплялся изо всех сил. Костяшки его пальцев побелели, так сильно он сжимал их. Она быстро схватила его за другую руку, пытаясь как-то поддержать его. — Гарри, что случилось?

Было непохоже, что он мог ее слышать. Его лицо было бледным и имело нездоровый блеск. Его глаза были крепко зажмурены, а рука, которую она сжимала в своей, была холодной и слегка дрожала.

— С вами все в порядке, сэр? — спросила официантка, обеспокоенно глядя на потерявшего сознание волшебника перед ней. — Может я вызову «скорую»?

— Нет, — Гермиона сжала руку Гарри, почувствовав, как она слегка шевельнулась в ее руке. — Спасибо, но все будет в порядке. Я сама отвезу его к врачу. Пойдем, Гарри, — тихо добавила она, взяв свою сумочку, которую официантка подобрала с пола, и медленно повела своего парня к выходу из ресторана, надеясь, что магглы скоро перестанут пялиться.

Как только ей удалось увести дрожащего мужчину в небольшой переулок, Гарри сполз по стене на землю, опустил голову между ног и попытался дышать. Что с ним происходило? «Это был не какой-то грипп, это было что-то большее», — оцепенело подумал он, постепенно чувствуя, как головокружение проходит, а слух возвращается в норму. Он дрожал, и все его тело было покрыто тонким слоем холодного пота.

— Гарри, — голос Гермионы заставил его медленно поднять голову и прислониться спиной к твердой кирпичной стене здания позади него. Он понятия не имел, как они попали в этот переулок, но прямо сейчас это не было его главной заботой. — Гарри, что случилось?

Теплые руки схватили его за плечи, и встревоженное лицо Гермионы появилось перед ним, когда она опустилась на колени.

— Я не знаю, — его голос был слабым, когда он пытался выразить словами неописуемые происшествия, которые происходили с ним весь день. — Это началось сегодня. Я не знаю, как это объяснить на самом деле, но чувство было такое, будто какая-то сила вытягивала из меня что-то, что не должно было быть вытянуто. Что-то в этом роде. Я не знаю. Это звучит глупо, я не могу этого объяснить. Я знаю только, что сегодня такое было со мной дважды, но приступ никогда не было таким сильным, как сейчас.

Бледное лицо Гермионы обеспокоенно нахмурилось. Она полезла в свою сумку, чтобы вытащить палочку. Пробормотав что-то себе под нос, она взмахнула ей, описывая над ним изящный росчерк. Если бы Гарри не был таким уставшим, как сейчас, он уделил бы достаточно внимания, чтобы определить движение как диагностическое заклинание.

— Ты совсем без сил, — сказала она, широко раскрыв глаза при виде темно-оранжевого света, который начало излучать его тело.

— О, действительно. Я бы никогда не догадался, — невозмутимо произнес Гарри и хмуро посмотрел на свою девушку.

— Прекрати закатывать на меня глаза, Гарри, ты же знаешь, что я не это имела в виду! — Гермиона неодобрительно прищелкнула языком, осторожно помогая ему встать, и, жестом предложив взять ее за руку, повернулась, чтобы аппарировать их обратно домой.

— Я имела в виду твое магическое ядро. Оно почти полностью истощено.

Примечания:

Разборки и проблема

Бечено

---

— Я имела в виду твое магическое ядро. Оно почти полностью истощено

* * *

Лили кипела от злости, стараясь держаться как можно спокойнее на сверкающей чистотой кухне своей сестры. Ее спина была настолько прямой, насколько это было возможно, не ломаясь пополам, ее руки слегка дрожали от силы, с которой она сжала кулаки, а глаза превратились в щелочки. Она уже давно перестала контролировать свое затрудненное дыхание, поскольку это отвлекло бы ее внимание от предмета исследования и вызывало сильную боль, поскольку ее легкие просто не выдерживали этого.

Когда Джеймс вошел на кухню, держа в правой руке волшебную палочку, а левую тоже сжав в кулак, Лили почувствовала, как часть чистой силы ее эмоций, которые угрожали захлестнуть ее, возвращается под контроль. Он был для нее как убежище, как скала, за которую она могла уцепиться, чтобы не быть унесенной волнами эмоций и боли.

Лили с немалым удовлетворением заметила, как глаза Петунии резко вылезли из орбит, придавая ей вид какого-то фантастического зверя. Ее волосы, обычно идеально прямые, впитали внезапно возникшую в комнате магию и начали слегка завиваться. Лили никогда не видела свою сестру с вьющимися волосами, поэтому зрелище слегка приободрило ее. Она знала, что ее старшая сестра скорее отрубила бы себе левую руку, чем вышла из дома в таком виде, как Лили, чьи волосы становились довольно непослушными, когда она злилась или расстраивалась.

Они никогда не знали почему так было, и, честно говоря, Лили никогда по-настоящему не утруждала себя выяснением, пока на ее одиннадцатый день рождения не пришло письмо из Хогвартса, в котором давалось объяснение, над которым ее родители ломали голову с момента ее первой вспышки гнева.

Рот блондинки продолжал двигаться, отчаянно пытаясь объясниться, но, учитывая, что Джеймс чарами лишил ее голоса, ей было трудно это делать.

Зеленые глаза Лили сузились еще больше, когда она увидела, что на кухню вошел не кто иной, как ее зять⁽¹⁾ и встал в нескольких метрах позади Джеймса, ужасно бледный и очень потный. Лили всегда считала его отвратительным человеком, даже до того, как он женился на ее сестре, но теперь, зная из первых рук о детстве своего сына, она не могла заставить себя даже подумать об этом монстре ни одной положительной вещи.

— Вам повезло, что мы еще не прокляли вас, — обычные озорно сверкающие глаза анимага были холодными и неумолимыми. — Нет, — продолжил Джеймс, пока Дурсли дико жестикулировали, — это только чары. Поверьте мне, вы бы знали, если бы я вас проклял.

Глаза Вернона вылезли из орбит при этом заявлении.

— Вам, наверное, интересно, почему мы здесь, — ухмыльнулся он, увидев, как они быстро закивали, боясь, что он может что-то сделать, если они не ответят сразу. — Вопрос «как» не важен, но важно «почему», и я уверен, что вы уже знаете ответ на этот вопрос.

Он не мог отрицать, что ему нравилась эта небольшая психологическая пытка, которую они затеяли прямо сейчас. Если бы они руководствовались тем, что чувствовала Лили и он сам, Дурсли бы не знали, что их ждет, но они не хотели ставить себя на один уровень с Пожирателями Смерти, пытающими магглов ради забавы. Не то чтобы они на самом деле стали бы пытать Дурслей, нет, но превращать их в пакет с чипсами и сладостями, ожидая, пока их съест их сын, который, вероятно, где-то прячется, удовлетворило бы, с одной стороны, его жажду мести, но, с другой стороны, было бы слишком радикальным и варварским выбором.

А вот, пара рогов на голове или копыта вместо ног… На это было бы весьма занятно посмотреть.

Но прежде чем он смог придумать подходящее заклинание, голос его жены, тихий и пронизанный такой болью, что он тут же забыл о своем плане мести, эхом разнесся по выложенной кафелем комнате.

— Почему, Петуния? Почему ты так поступила с нашим сыном? Сыном волшебников, но тем не менее, ребёнком? Объясни мне.

Рука Джеймса дернулась, снимая заглушающее заклинание и тем самым лишая Дурслей единственного предлога, который мог быть у них, чтобы не отвечать на вопрос.

— Что еще нам оставалось делать, Лили? — голос Петунии был высоким, в нем слышалась смесь преувеличения и страха.

— Относиться к нему как к своему собственному! — закричала Лили, ее щеки покраснели, остальное лицо было болезненно бледным. — Он только что потерял своих родителей, Туни! Он только что пережил нападение, оставившее его сиротой, а все, что вы делали, это избегали его, запирали на замок и обращались с ним как с рабом!

— Мы пытались сделать его нормальным! — крикнула в ответ Петуния со слезами гнева на глазах. — Мы пытались изгнать это из него, но чем дольше он был здесь, тем ненормальнее становился. Мы не могли допустить, чтобы он заразил Дадли или стал причиной того, что с Даддерсом стали обращаться по-другому из-за этого урода!

— Ты очень хорошо знаешь, что таким образом ты не можешь контролировать магию! Ты, как никто другой, должна знать! — слезы текли по лицу рыжей, оставляя мокрые следы на ее бледной коже.

— Что ты хочешь этим сказать? — закричал Вернон, о котором они все почти забыли, его лицо приобрело уродливый багровый оттенок. — О чем это она говорит? — он повернулся к своей жене, чье лицо было мертвенно-бледным и совершенно бесстрастным. Однако ее тонкие и длинные пальцы, вцепившиеся в блестящую крышку стола так, что костяшки побелели, выдавали ее.

— Она отправила директору Хогвартса письмо с вопросом, может ли она пойти со мной в школу. — Лили с отвращением посмотрела на Петунию. — Он ответил тебе, что нет никакого способа контролировать, у кого в ядре достаточно магической энергии, чтобы превратить их в ведьм или волшебников. И все же вы решили жестоко обращаться с моим сыном, чтобы сделать его нормальным?

— Ты ненавидела его, потому что у него было то, чего не было у тебя, не так ли? — спросил Джеймс, внимательно следя за дрожащим Верноном Дурслем, который не мог поверить в то, что слышал. — Поэтому ты позаботилась о том, чтобы он никогда не узнал, что такое любовь, или безопасность, или утешение. Вы поощряли своего сына позаботиться о том, чтобы у Гарри не было друзей, чтобы никто не узнал о том, на что он способен, не так ли? Вы намеренно плохо обращались с нашим сыном за то, что он не мог контролировать, — он усмехнулся. — Вам повезло, что он настолько силен магически. Это чудо, что у него все еще оставалось самообладание, чтобы держать свою случайную магию под контролем и не просто позволить эмоциям взять верх, потому что это могло иметь серьезные последствия для тебя и только для тебя.

— Он заботился о тебе, ты знаешь это? — Лили сделала несколько шагов вперед, игнорируя то, как дернулся Вернон, и остановилась прямо перед своей сестрой. — Он заботился о тебе, несмотря на твое жестокое обращение. Ты никогда не заслуживала знать его.

— Ну, это была ваша вина, не так ли?

Головы Джеймса и Лили повернулись влево так быстро, что Джеймс почувствовал, как хрустнула его шея. — Что?

Вернон выпрямился во весь рост, что было не таким уж впечатляющим жестом, поскольку даже так он доставал Джеймсу только до плеч, и раздулся в почти идеально сформированный шар с конечностями и фиолетовой головой, без шеи. — Вы все-таки бросили его. Мы приютили его после того, как он провел ночь снаружи, на пороге нашей двери, как собака. Мы дали ему кров, еду и одежду. Нам не нужно было этого делать, но мы сделали, и вот как вы нас благодарите? Я бы не волновался, если бы он попал в сиротский приют. Тогда Дадли не пришлось бы иметь с ним дело ежедневно, позволяя этому маленькому подонку разрушать совершенно нормальное детство нашего сына. Но разве мы отослали его прочь? О нет, мы этого не делали. Мы держали его здесь, а он взамен разрушил наши жизни.

Воздух внезапно начал потрескивать. Горячий ветер пронесся по кухне, шкафчики заскрипели, угрожая сорваться со стен, и красные искры вылетели из палочки Джеймса, которую он все еще держал, а волосы Лили начали сильно завиваться и танцевать в воздухе. Взрыв энергии ударил Вернона прямо в грудь, отбросив его назад к острым краям кухонной стойки, заставив его застонать от боли. Петуния издала душераздирающий крик и бросилась к мужу, не сводя испуганных глаз со своей сестры, которая обезумела от ярости.

Как он смеет говорить подобные вещи? Как он смеет говорить ей, что они надругались над ее ребенком по ее вине? Что она была причиной того, что ее родному Гарри все еще приходилось бороться, чтобы жить нормальной жизнью, жизнью, за которую он не должен был бороться изначально.

Джеймс перестал дышать, когда почувствовал магию в воздухе. Его глаза сосредоточились на разъяренной жене, которая медленно теряла контроль.

— Лили, — он старался, чтобы его голос звучал ровно и был лишен страха и гнева, которые, как он все еще чувствовал, бурлили в его венах. — Лили! Лили, посмотри на меня. Успокойся, любимая!

Но рыжеволосая ведьма не обратила на него никакого внимания, поскольку энергия в воздухе сконцентрировалась вокруг Вернона и начала атаковать его.

Сунув палочку в правый задний карман, Джеймс подскочил к ней. Его руки взметнулись и обхватили лицо Лили с обеих сторон, заставляя ее посмотреть на него.

— Милая, ты должна остановиться. Ты потеряла контроль. Пожалуйста, сосредоточься на мне, любимая. Сосредоточься на моем голосе, — он говорил приглушенным тоном, чтобы только она слышала его. — Ты же не хочешь причинить им боль. Я знаю, что нет. Это не ты, Лилс. Пожалуйста, остановись. Гарри не хотел бы, чтобы ты так поступила с ними, даже если они этого заслуживают.

Упоминание о ее маленьком мальчике заставило ее моргнуть. Она чувствовала, как магия вытекает из ее тела, полностью выходя из-под контроля. Это напугало ее. В последний раз она так теряла контроль над собой на втором курсе Хогвартса, когда один мальчик попытался поцеловать ее — тот самый мальчик, который сейчас нежно держал ее лицо в своих теплых ладонях, тихо разговаривая с ней. Она снова моргнула, сосредоточившись на его нежном голосе, когда он достиг ее ушей.

— Вот и все, Лилс. Гарри бы не хотел, чтобы ты вот так все потеряла. Я знаю, что они ужасные люди и, вероятно, заслуживают того, что твоя магия хочет с ними сделать, но это неправильный поступок. Контролируй это, любимая, и мы придумаем способ заставить их пожалеть о том, что они сделали, хорошо?

Сделав глубокий вдох, Лили почувствовала, как вся энергия, которая только что переполняла ее, покидает ее тело, оставляя ее опустошенной и измученной. Ее взгляд метнулся к сестре, которая уставилась на нее в ответ с таким страхом, что Лили рефлекторно отпрянула.

Что она только что сделала? Как она могла позволить себе вот так потерять контроль? То, что могло бы произойти, если бы Джеймсу не удалось достучаться до нее… Она не могла даже думать об этом, о последствиях, к которым мог привести тот единственный момент слабости — тот единственный момент, когда она не полностью контролировала свои эмоции, позволив им высвободить чистую магическую силу, которая…

Магическая сила?

Лили моргнула, захваченная врасплох.

Какая магическая сила? У нее не должно было остаться никакой магической энергии в ее ядре. Вся магия ее и Джеймса была использована, чтобы бороться с притяжением власти, которую ее место смерти имело над ней. Им понадобилась часть внутренней энергии Гарри даже для того, чтобы разорвать эту мощную связь. Ее ядро истощено и, вероятно, таким и останется, точно так же, как было истощено ядро Джеймса.

Ядро Джеймса?

Она снова повернулась к мужу, который с беспокойством наблюдал за ней.

Он тоже только что смог использовать магию, но почему? Почему они могли использовать магию, если в их ядрах больше ничего не было? У них даже не хватило энергии удержать ее с Гарри, даже в призрачном…

Лили замерла. Нет. Нет, это не могло быть правдой, или… могло?

Гарри!

Дрожь пробежала по ее телу. Лили чувствовала, как она проникает прямо в кости, ее руки неудержимо затряслись, а тело начало слегка раскачиваться. Сильные руки схватили ее за плечи. Она слышала голос Джеймса, кричавшего на нее, но все, что она могла сделать, это медленно покачать головой, не в состоянии полностью осознать, что они сделали со своим единственным сыном. Неосознанно, но все же.

Страх охватил ее, и она увидела Гарри без сознания прямо у себя перед глазами. Это было уже слишком. Это было слишком для ее тела и разума, чтобы справиться с этим. Белые пятна заплясали у нее перед глазами, но она отказывалась просто сдаваться.

— Джеймс, — выдохнула Лили, когда наконец смогла облечь свои беспорядочные мысли в слова. Произнесенное шепотом слово заставило ее мужа чуть не поперхнуться, потому что он резко замолчал.

— Джеймс, нам нужно возвращаться! Нам нужно вернуться к Гарри!

* * *

Желудок Гарри опустился куда-то между коленями и землей. — Ч-что ты имеешь в виду, мое магическое ядро почти полностью истощено?

Они вернулись на площадь Гриммо. Гермиона аппарировала их прямо в гостиную, чтобы оставить Гарри на диване, и повернулась, чтобы разжечь огонь.

Ситуация была напряженной. Гарри не знал, что случилось, и Гермионе было трудно объяснить, что с ним происходит — вероятно, потому, что она сама тоже точно не знала.

— Ты думаешь, это поздние последствия войны? — спросил Гарри, наконец уступив тому, что его вдавили в подушки дивана. — Ты думаешь, проклятие, которое он выпустил в меня, причинило больше вреда, чем предполагалось первоначально?

Гермиона потерла руками лицо и позволила себе опуститься рядом с диваном, глядя на ковер, покрывающий старый деревянный пол. — Нет, этого не может быть, — сказала она, медленно качая головой. — Этого не может быть. Я сама провела все тесты, и они более чем ясно показали, что твое ядро не получило никакого урона от попадания Убивающего Проклятия.

Она вздохнула и, наконец, повернулась к нему лицом.

— Тогда в чем же дело? — Гарри мягко оттолкнул в сторону руки Гермионы, пытаясь сесть. — Теперь я чувствую себя прекрасно, — поспешил добавить он, когда юная ведьма открыла рот, чтобы сделать ему выговор.

— Ну, а раньше такое случалось? Испытывал ли ты что-нибудь, хотя бы отдаленно сравнимое с тем, что ты испытывал на протяжении всего сегодняшнего дня?

Гарри почесал в затылке.

— Нет, — честно ответил он, пожимая плечами. — Этого никогда не случалось раньше. В первый раз это случилось сегодня утром, и, как я уже говорил ранее, это было не настолько плохо, как только что. Это случилось два раза сегодня утром, а затем один раз сразу после обеда…

Нахмурившись, Гермиона медленно встала и начала ходить по комнате. Гарри внимательно наблюдал за ней.

— Ладно. Этого никогда не случалось до сегодняшнего дня. Ты ничего не делал иначе, чем все это время до этого. — приподняв брови, она повернулась к Гарри, чтобы дождаться его подтверждения, которое она получила в виде быстрого утвердительного кивка.

— Хорошо — она возобновила свою медленную прогулку перед горящим камином, — это означает, что сегодня, должно быть, произошло что-то необычное; что-то, что каким-то образом связано либо непосредственно с тобой, либо с твоим магическим ядром.

У Гарри не было времени ответить, так как громкий хлопок заставил их подпрыгнуть и вытащить свои палочки. Волна головокружения заставила Гарри снова потерять равновесие и рухнуть на пол, как раз в тот момент, когда дверь в гостиную распахнулась и на пороге появились растрепанные Джеймс и Лили Поттеры, которые начали говорить одновременно, полностью ошеломив Гермиону. Громкий крик, исходящий от Лили, заставил Джеймса остановиться и увидеть второго человека в комнате, который пытался забраться на диван, дрожа всем телом.

— Гарри!

Оба Поттера поспешили к своему сыну, чтобы помочь ему забраться на диван. Как только он устроился поудобнее и смог полностью видеть и слышать все, что происходило вокруг него, Лили перевела взгляд со своего сына на мужа, затем на Гермиону и воскликнула со слезами на глазах: — Мы знаем, что происходит, и это наша вина!

---

1) https://ru.wikipedia.org/wiki/Родство#Братья_и_сёстры_супругов

Вернуться к тексту

Примечания:

Бечено

---

Оба Поттера поспешили к своему сыну, чтобы помочь ему забраться на диван. Как только он устроился поудобнее и смог полностью видеть и слышать все, что происходило вокруг него, Лили перевела взгляд со своего сына на мужа, затем на Гермиону и воскликнула со слезами на глазах: — Мы знаем, что происходит, и это наша вина!

— Подожди, что? — голос Гарри звучал одновременно измученно и растерянно. После того как мама и его девушка несколько раз заставляли его опуститься на мягкую мебель, он уступил и остался лежать на диване, положив голову на небольшую башню из подушек. Просто было легче принять свою судьбу, чем сражаться в ненужной битве, которую он все равно должен был проиграть. И он очень устал, хотя и отказывался это признавать. Это означало только то, что его мама была права. Он не хотел, чтобы она была права.

— Мы вытягиваем из тебя магию, чтобы сохранить нам жизнь, — подбородок Лили слегка дрожал, пока она с любовью расчесывала пальцами волосы своего сына. — В конце концов, мы не должны были здесь находиться. Мы мертвы.

— Но как это могло произойти? — Гарри не понимал, о чем они говорили. В этом не было никакого смысла. Ничто из того, что было сказано, не имело смысла! — Ты здесь уже давно, и до сих пор не случалось ничего даже отдаленно похожего. Как ты можешь быть так уверена, что это вы причина этой усталости, а не что-то другое?

Он попытался привести доводы, чтобы опровергнуть то, что было логичным и, скорее всего, верным. Однако он не был готов принять это. То, что его родители невольно использовали его магию, означало, что что-то пошло не так. Ритуал, который Гермиона тщательно исследовала, ничего не упоминал о последствиях, подобных тем, которые он испытывал. Они строго следовали заклинаниям, самому ритуалу, черт возьми, даже цвету свечей, использованных в упомянутом ритуале! Было совершенно невозможно, чтобы они могли ошибиться! Совершенно невозможно!

Он посмотрел на Гермиону, ища ответ, надеясь, что именно она даст его ему. И, как всегда, она не разочаровала его. Он мог видеть, как ее мозг работает со скоростью света, как срабатывают синапсы, пытаясь разобраться в этой проблеме, ища решение.

Через некоторое время юная ведьма вздохнула и опустилась на пол перед камином. Медленно она покачала головой и заставила себя посмотреть на своего парня. Ее взгляд был извиняющимся, когда она попыталась ответить на безмолвный вопрос Гарри.

— Я не знаю, что происходит, — тихо пробормотала она. Ее слова ударили Поттеров, как кулак прямо в живот. Если бы кто-нибудь знал, что происходит, это была бы Гермиона. У Гарри было чувство, что она знает все или почти все, и если она, в кои-то веки, не знала наверняка, у нее, по крайней мере, должна была быть идея относительно того, что искать, чтобы найти ответ.

Гермиона вздохнула, увидев потрясенные лица молодой семьи. — Я… Мне очень жаль. Я не знаю, что пошло не так с ритуалом. Это должно быть как-то связано с ним, поскольку это единственная причина, по которой Лили и Джеймс здесь и могут поговорить с нами. Но я исследовала ритуал очень тщательно, изучая каждую деталь, каждое заклинание, каждое произношение, каждое движение, которое мы должны были сделать, чтобы это сработало, и мы все сделали правильно. Если бы я не знала точно , а я как раз знаю, я бы сказала, что это был ритуал, но этого не может быть. Все так запутано!

Она была расстроена. Все рассчитывали на нее и доверили ей что-то, что, очевидно, было важно для них, а она все испортила. По полной программе. Единственная проблема заключалась в том, что Гермиона не знала, в какой момент она облажалась, а ничего не выводило ее из равновесия сильнее, чем незнание того, что именно она могла бы сделать лучше.

— Что, если причина, по которой все это происходит, не была вызвана ритуалом?

Три головы повернулись к рыжеволосой ведьме, чья рука покоилась на черных локонах волос ее сына. Искорка зажглась в ее зеленых глазах, напомнив Джеймсу о блестящей ведьме, в которую он впервые влюбился.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, внимательно наблюдая за ней.

— Ну, этот ритуал был написан, сколько, пару сотен лет назад?

Гермиона кивнула, сведя брови вместе.

Лили кивнула. Ее взгляд был где-то далеко, пока она пыталась навести хоть какой-то порядок в своих беспорядочных мыслях.

— Этот ритуал был написан для людей без магии. Людей, которые хотят вернуть кого-то из мертвых на несколько часов, чтобы задать вопрос или что-то в этом роде, я не знаю. Он был создан для обычных обстоятельств, вот что я хочу сказать, — она заправила свои длинные волосы за уши, выглядя слегка разочарованной. Она не знала, как выразить словами то, что на самом деле хотела сказать.

Джеймс хихикнул. — Вызывать мертвых людей, чтобы задавать им вопросы, — это не то, что я бы назвал обычным, любимая.

Гарри рассмеялся, но девушки только закатили глаза.

— Здесь у нас есть два основных варианта, — продолжила Лили, в остальном игнорируя выходки своего мужа и сына. — Вариант первый заключается в том, что мы здесь слишком долго. Я сомневаюсь, что ритуал предназначался для того, чтобы вернуть кого-то обратно и позволить ему погулять более нескольких часов. Не говоря уже о том, чтобы вернуть двух человек одновременно. Поскольку большинство ритуалов разработаны с учетом среднего уровня магической энергии, которой обладает один человек, я полагаю, мы можем назвать этот вариант неактуальным, так как у Гарри магическое ядро выше среднего, и я не думаю, что это вызвало бы такую серьезную проблему, как мы сейчас рассматриваем. Вариант два — это защита Гарри.

Тишина наполнила комнату. Оттолкнувшись от дивана, Гарри сел и посмотрел своей матери в глаза. Они были на одном уровне роста, сидя на диване рядом друг с другом. — Защита? Ты имеешь в виду…

— Я имею в виду ту защиту, которую мы с Джеймсом наложили на тебя в Хэллоуин восьмидесят первого.

— Но как это могло повлиять на ритуал? — спросила Гермиона в наступившей тишине.

Лили подняла руку, откинула волосы за плечи и встала. Ей нужно было двигаться. Она чувствовала, как через нее проносится беспокойная энергия, еще не до конца привыкшая к тому, что у нее снова есть тело. Она медленно подошла к Джеймсу и остановилась перед ним. Он посмотрел на нее с беспокойством во взгляде.

— Мы связаны с Гарри не только тем, что являемся его родителями, что, очевидно, формирует связь не только с ним как личностью и с его ядром, но и с его жизнью, — она глубоко вздохнула и развернулась лицом к двум молодым волшебникам, готовясь к тому, что собиралась сказать. — Джеймс бросился под удар Волдеморта, прекрасно зная, что он не переживет этой встречи. У него не было с собой волшебной палочки, что оставляло его без средств самозащиты, но он все равно это сделал. Он выиграл время для меня, и для Гарри, время, которое я смогла использовать, чтобы взбежать наверх, в детскую Гарри и забарракадировать дверь. У меня тоже не было с собой палочки, так что с того момента, как Джеймс сказал, кто собирается войти в наш дом, я знала, что все кончено. Но я все равно сделала все, что могла. Я пыталась уговорить его оставить нашего мальчика в живых, но он не был тем, кого можно переубедить. Конечно же, нет.

Ее голос был не громче шепота.

Лили сделала еще один вдох, заставляя себя сохранять спокойствие, когда воспоминания о той роковой ночи обрушились на нее со всей силой. Она чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза, угрожая пролиться, но она сдержала их. Ей нужно было оставаться спокойной и сосредоточенной. Это было самое меньшее, что она могла сделать.

— Я пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти Гарри, — она с любовью улыбнулась своему сыну, который сам с трудом мог нормально дышать, слушая, как его мать рассказывает о той ночи, когда он потерял свою семью. — И Джеймс, и я, не имея возможности использовать нашу магию, чтобы спасти нашего сына, использовали наши жизни, чтобы спасти его. Это создало настолько сильную защиту, что Волдеморт не смог даже прикоснуться к Гарри, не говоря уже о том, чтобы убить его. Ты был непобедим, когда дело касалось этого монстра.

Сейчас она разговаривала исключительно со своим сыном, совершенно забыв о темноволосой ведьме, все еще стоящей перед камином.

— Я полагаю, что это могло быть причиной того, что этот ритуал сработал не так, как ожидалось. Я хочу сказать, — она отчаянно жестикулировала, нечаянно ударив Джеймса по руке, — он делал то, что ожидалось. Мы вернулись, ты можешь видеть нас и говорить с нами, мы можем обнять тебя, но я думаю, наша магия знала, что она должна защитить тебя. Наши ядра были полностью истощены после борьбы с притяжением нашего Места Смерти, так что, еще раз, наша магия не могла быть использована, чтобы защитить тебя от того, от чего, по ее мнению, ты нуждаешься в защите.

Осторожная улыбка появилась на ее лице, немного разрядив напряженное настроение в комнате.

— Я имею в виду, это не обязательно должно быть причиной всего, что происходит с тобой и с нами, но это возможно. В конце концов, даже при том, что наши ядра иссушены, они черпают магию из наилучшего из доступных источников, чтобы использовать ее для твоей защиты, причем наилучшим источником доступной магии являешься ты, поскольку ты связан с нами и поддерживаешь нашу магию в наших телах. Еще одна вещь, подтверждающая эту теорию, заключается в том, что мы вообще не могли использовать никакой магии перед тем, как отправиться к Дурслям, которые представляют собой живую угрозу твоему благополучию. То, что мы знаем это, означает, что наши магические ядра тоже знают, если можно так выразиться, и поскольку магия и эмоции тесно переплетены, наши ядра начали забирать твою магию, чтобы защитить тебя, как будто она не смогла этого сделать много лет тому назад.

Гарри фыркнул.

— Чем дольше мы здесь, — тихо сказал Джеймс, — тем слабее ты будешь становиться, сынок.

Гарри не знал, что и думать об этой новой информации. Это звучало убедительно. Логика, стоящая за словами его мамы, была неоспорима, и все же он поймал себя на том, что ищет выход из положения. Он хотел, чтобы они были нелогичными, чем-то таким, что могло бы иметь смысл, но не выдержало бы пристального взгляда на факты, предоставленные ему. Он знал, что Лили была права, но в то же время не хотел этого, потому что это означало бы, что и ей, и Джеймсу снова пришлось бы уйти от него. Он только-только вернул их обратно! Он еще не был готов попрощаться. Черт возьми, он даже не знал, будет ли когда-нибудь готов снова попрощаться с ними.

Узнав, каково это — снова иметь своих родителей рядом после целой жизни, когда ты задавался вопросом, какими они были… он не хотел упускать это чувство — чувство безоговорочной любви, заботы и поддержки, несмотря ни на что. Все было преходящим, даже его отношения с Гермионой не были чем-то высеченным в камне. Это не означало, что он не хотел, чтобы это было высечено в камне и хранилось там вечно и у всех на виду, но точно так же он думал об их отношениях с Джинни. По крайней мере, в течении короткого времени, которое у него было. И, как оказалось, даже недолговечное счастье может угаснуть, открывая то, что когда-то было скрыто от глаз.

Что ему было нужно, так это безусловная любовь, и единственными людьми, от которых он, без сомнения, мог ее получить, были его родители. Он знал это. Он всегда знал это. Это было единственное, в чем он был уверен, независимо от того, какие ужасные вещи с ним происходили, он всегда думал о своих родителях, об их любви, которую они испытывали к нему. Должно ли все это закончиться сейчас? Ни с того ни с сего?

— Можем ли мы что-нибудь с этим сделать? — спросил он, сердце разгоняло адреналин по его дрожащему телу. — Можем ли мы как-то нейтрализовать этот эффект? Должно же быть что-то, что мы можем сделать, верно?

Он посмотрел на Гермиону в надежде увидеть, как ее глаза засияют революционной идеей, которая не только вернет его семью на короткое время, но и позволит им остаться навсегда, — но не видел ничего подобного. Она избегала его взгляда, покусывая нижнюю губу.

— Гермиона?

Молодая ведьма посмотрела ему в глаза, стараясь, чтобы он не увидел ее отчаяния. У нее не было решения этой проблемы. Ей не нужно было обращаться к каким-либо книгам или древним фолиантам, чтобы знать это, поскольку она прочитала каждую из них несколько раз, в первую очередь исследуя ритуал.

— Я не думаю, что есть способ, Гарри, — тихо сказала она и заставила себя не отводить взгляд от его потрясённого лица. — Я бы нашла это во время своих исследований для ритуала. Мертвым не положено бродить по миру живых. Вспомни историю о трех братьях⁽¹⁾.

— Это другое дело, — поспешно вставил Гарри. Он оттолкнулся от дивана. Ему нужно было двигаться. Он чувствовал беспокойство; уже некоторое время он не находил покоя. Что его разум подсказывает ему, говоря, что рано или поздно ему придется столкнуться с неразрешимой проблемой? Знал ли он в глубине души, что его родители не смогут остаться? Что в конце концов ему придется попрощаться?

— Это не так уж сильно отличается. — грустно улыбнулась Гермиона. Она понимала, что Гарри должен был чувствовать в этот момент; по крайней мере, до некоторой степени. От того, что ей пришлось фактически силой отослать подальше своих родителей незадолго до войны, у нее до сих пор мурашки по коже.

— Но они же ЖИВЫЕ! — закричал Гарри, вскидывая руки в воздух. — Они дышат, ходят, им нужно есть и спать. Они такие же живые, как и я!

— Ты знаешь, что это неправда, Гарри, — Гермиона хотела успокоить его, видя, что он дышит слишком часто, на его щеках появились лихорадочные красные пятна, а остальное лицо стало тревожно бледным.

— Нет, я знаю, что они живые, — панический взгляд Гарри встретился с взглядом его родителей, которые с беспокойством наблюдали за ним.

— Сынок, успокойся, — заявил Джеймс, увидев, что его сын начал раскачиваться. — Дыши, Гарри.

— Но вы не можете снова уйти, — выдохнул юный волшебник, потерянный в своем собственном мире. Он уже не видел, как его родители и Гермона подбежали к нему, как раз вовремя, чтобы поймать его, когда ноги Гарри подогнулись, и он рухнул на твердый деревянный пол.

— Гарри!

Холодный пот покрыл бледное тело Гарри, пока он пытался успокоить дыхание и наполнить легкие достаточным количеством кислорода. Все его тело сотрясала дрожь, и он чувствовал себя так, словно подхватил грипп. Он чувствовал слабость, дрожь и невероятную усталость.

— Мы пробыли здесь слишком долго, — пробормотал Джеймс. Он подхватил сына под шею и колени и перенес его на диван, осторожно укладывая на мягкие подушки. Лили отвела потные пряди черных волос, прилипшие к холодному лбу Гарри.

Она не ответила мужу. Она знала, что он был прав, и знала, что это будет нелегко.

Два громких удара гонга эхом прокатились по комнате, объявляя о посетителе, которого не пропускали защитные чары дома.

— Кто это? — голос Гарри был всего лишь шепотом.

Гермиона нахмурилась, посмотрев в сторону коридора. Она жестом предложила Джеймсу остаться в гостиной с женой и сыном. — Я пойду проверю. Вы оставайтесь здесь и позаботьтесь, чтобы Гарри не вставал и не разгуливал по дому, — и с этими словами она прошмыгнула мимо волшебника и через несколько секунд вышла из комнаты.

* * *

Слова его матери все еще отдавались эхом в его голове. «Веди себя как взрослый, которым ты являешься, и будь мужчиной! Я не так тебя воспитывала!» У него вырвался вздох, когда он стоял в пустой кухоне «Норы» и смотрел в остывший очаг. На улице было довольно тепло, так что не было необходимости поддерживать огонь.

Он не знал, когда видел их в последний раз. Честно говоря, он хотел забыть о них все, но даже самый упрямый волшебник должен был признать тот факт, что иногда он совершал ошибки, и в его случае эти ошибки были слишком серьезными и слишком многочисленными, чтобы полностью их забыть. Он поговорил с несколькими людьми, в основном со своей семьей, и большинство из них сказали, что он вел себя как мудак. Они сказали, что были разочарованы в нем и стыдились его. Во время этих многочисленных и неприятных бесед он чувствовал себя ужасно. Конечно, в то время он был уверен, что был прав и что его друзья предали его, но он смотрел на все это фиаско под неправильным углом. Если он извратил их действия, события и, как ему пришлось неохотно признать, новости, то можно было увидеть, как он пришел к той точке, в которой находился прямо сейчас.

Все дело было в том, чтобы заставить себя смотреть на факты, а не на слухи, и его поведение было первым фактом, с которым ему пришлось столкнуться. Люди говорили ему, что сначала ему нужно простить себя, прежде чем пытаться связаться со своими бывшими друзьями, и он знал, что они были правы. Однако это не означало, что те последние пару… он даже не знал, какой месяц сейчас. Последние пару дней — или это были недели? Даже месяцы? — были тяжелыми, но он преодолел их.

Если бы он заставил себя успокоиться, сделать один-два вдоха и вспомнить все проблемы, с которыми столкнулась их дружба, и то, как им удалось преодолеть каждую из них, оставаясь такими же сильными, как и раньше, если не еще сильнее, он смог бы по-новому взглянуть на то, что сделал, и, мягко говоря, ему стало бы противно.

Он ничего так не хотел, как иметь возможность сказать, что его прокляли или им манипулировали таким образом, что он был не в состоянии бороться, но он лучше всех остальных знал, что это неправда. Да, каким-то образом им манипулировали, но он должен был быть умнее. Поверить в то, что пресса напечатала о том, что его лучшие друзья изменяли ему, когда он все еще состоял в отношениях с одной из них, было самой большой ошибкой, которую он мог когда-либо совершить. В некотором роде, это было похоже на то, как он вел себя, нося ожерелье с крестражем во время войны. На этот раз, однако, он не мог винить Волдеморта за собственные действия.

Он был причиной их столкновения, и именно ему придется искупить свою вину и, по крайней мере, попытаться каким-то образом наладить отношения между ними. У него было чувство, что их дружба никогда не вернется к тому, что было раньше, но это была целиком его вина, и теперь он знал и мог принять это.

Собрав все оставшееся мужество, он быстро схватил горсть Летучего порошка и бросил его в камин. Он наблюдал, как из ниоткуда в воздух взметнулось зеленое пламя, сигнализируя ему назвать адрес и шагнуть в огонь.

Он застонал, когда почувствовал, как невидимый барьер прижался к самой его душе. Защитные чары были сильными. Он не ожидал ничего меньшего, учитывая, кто установил их в этом месте.

Пламя лизало его тело, пока он ждал, когда его пропустят через каминную сеть и позволят выйти. Это никогда не было приятным чувством, когда тебе отказывали в немедленном доступе, поскольку сеть случайным образом предлагала другие камины, считая, что он назвал неправильный адрес.

Прошло около трех минут, когда теплый ветерок взъерошил его рыжие волосы, и его выплюнуло из огня на холодный каменный пол, прямо к ногам перепуганной Гермионы Грейнджер.

---

Примечания:

Знаю, я тоже ненавижу шестого, но автор упорно сводит их троих. А я всего лишь скромный переводчик.

---

1) https://potter7.bib.bz/glava-21-skazka-o-treh-bratyah

Вернуться к тексту

Примечания:

Бечено

---

Прошло около трех минут, когда теплый ветерок взъерошил его рыжие волосы, и его выплюнуло из огня на холодный каменный пол, прямо к ногам перепуганной Гермионы Грейнджер.

Шли минуты, и Гарри чувствовал, как к нему медленно, но неуклонно возвращаются силы. Они не разговаривали. В данный момент говорить было не о чем. Он знал, что они были правы. Он знал, что его родителей не должно было быть в мире живых, и он знал, что они должны были уйти. Чем скорее они уйдут, решил он, тем лучше, учитывая состояние его магического ядра. Это не означало, что ему это должно было нравиться. Ему просто нужно было смириться с неизбежным, а для этого ему нужно было время. Хотя он не был уверен, сколько времени у них осталось.

— Я не хочу, чтобы вы уходили, — пробормотал он, теребя рукава рубашки. Он не мог заставить себя посмотреть на своих родителей. Он не был уверен, что будет делать, и не хотел выставлять себя дураком. Он же совершеннолетний! Он не должен чувствовать себя маленьким ребенком, вынужденным уезжать из дома в летний лагерь!

Лили почувствовала, как одинокая слеза скатилась по ее щеке. Она поспешно вытерла ее, чтобы Гарри не увидел. Джеймс осторожно взял ее руку в свою и успокаивающим жестом провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. Она попыталась сосредоточиться на его тепле. Это всегда помогало, когда она была расстроена, но сейчас это не сработало. Она знала, что теплоты там быть не должно. Это тепло было причиной состояния ее сына. Ей не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что он неуклонно слабеет. Она слышала это в его учащенном дыхании, которое, казалось, не успокаивалось.

— Это к лучшему, малыш, — прошептала она. Свободной рукой она потянулась и схватила Гарри за правую руку. Его пальцы были холодными.

— Поверь мне, мы с твоим отцом тоже не хотим тебя бросать, не тогда, когда мы только что получили тебя обратно. Но ты должен понимать, что так дальше продолжаться не может. Ты же сам видишь, что теряешь магию, и я не могу с этим смириться, солнышко. Мы не хотим быть причиной того, что ты слабеешь.

— В каком-то смысле мы всегда будем с тобой, — голос Джеймса был низким и тихим, пока он боролся со своими эмоциями, которые угрожали захлестнуть его. — Мы не будем далеко. Мы никогда по-настоящему не расставались, сынок. Тебе просто нужно подумать о нас, и мы будем рядом. Возможно, ты не сможешь увидеть нас или поговорить с нами, но мы будем с тобой. Мы всегда будем в твоём сердце.

Слезы текли по щекам Гарри, и он больше не пытался их остановить. Он был вынужден признать, что его родители правы. С ними все было в порядке. Не имело значения, насколько больно было признавать это, но было бы лучше позволить им уйти. Теоретически, он знал, что они должны были прервать связь, связывающую их с его миром, хотя эмоционально он этого не хотел.

— Хорошо, — он шмыгнул носом и прикусил нижнюю губу. — Я сожалею обо всем, что произошло.

— Не стоит, солнышко, — сказала его мама, и заплаканная улыбка осветила ее лицо. — Мы так гордимся тем, что ты сделал, тем, каким человеком ты стал. Ты все сделал правильно, и тебе абсолютно не за что извиняться.

— Ты никогда не будешь один, Гарри, — Джеймс взъерошил волосы сына, заработав нарочито сердитый взгляд. — Мы всегда будем на твоей стороне, так же, как и Гермиона. У меня такое чувство, что ты больше никогда не будешь один.

* * *

— Рон? — Гермиона уставилась на рыжего, с жалким видом стоящего перед ней.

— Сюрприз? — слабая усмешка появилась на его лице как раз перед тем, как его губы задрожали, и усмешка превратилась в обеспокоенный хмурый взгляд. Рон не знал, что хотел сказать. Меньше всего он ожидал увидеть здесь Гермиону. Он хотел поговорить с Гарри и просто надеялся, что Гарри потом скажет Гермионе, что поговорил с ним. Думая об этом сейчас, Рон должен был признать, что это было довольно глупо с его стороны. Гермиона переехала к Гарри после того, как они расстались. И он даже больше не мог по-настоящему злиться из-за этого. Он вел себя как полный мудак, и если бы они все еще хотели с ним поговорить, он мог бы назвать себя самым счастливым человеком на свете.

— Ч-что ты здесь делаешь?

Рыжий замялся.

— Ну, — Рон почесал в затылке, выглядя более неловким, чем когда-либо. — Ну…

Он не смог продолжить. Он не знал, как загладить то, что он сделал, он не знал, о чем думал, просто явившись сюда, надеясь, что они простят его, независимо от того, насколько крепкой была их дружба. Он никогда не чувствовал себя более глупо, чем в этот самый момент, и это о чем-то говорило, учитывая количество размышлений, самокопания и полного опустошения, через которое он прошел за последние пару недель.

«С этим ничего не поделаешь, не так ли?» — подумал Рон про себя. — «Тут уж либо сейчас, либо никогда».

Тяжело вздохнув, он заставил себя решиться.

Гермиона моргнула и заставила себя медленно вдохнуть. Она видела, что волшебник ведет внутреннюю войну, и не осмеливалась прерывать его, как бы сильно ей этого ни хотелось. Часть ее закатила глаза и пожаловалась на то, что она всегда может высказать все, что думает, другая, большая часть, кричала ей, чтобы она держала рот на замке и просто ждала. Ей уже потребовалось значительное самообладание, чтобы не выбежать из комнаты, крича так, словно там убийца. Так что все, что она действительно могла сделать, это не выдать себя выражением лица, дышать ровно и стоять неподвижно перед камином.

— Ну, — Рон глубоко вздохнул. Решимость сверкнула в его ярко-голубых глазах, когда он медленно поднял обе руки. — Мне очень жаль.

Гермиона замерла.

— Что?

— Мне жаль, — повторил Рон, не двигаясь ни на дюйм. — Я знаю, что то, что я сделал с тобой и Гарри, но особенно с тобой, Гермиона, неприемлемо, и ты имеешь полное право сказать мне, чтобы я убирался из дома и никогда больше не возвращался. На самом деле, я бы даже не разозлился из-за этого, потому что это то, чего я заслуживаю. Я не могу выразить, как я сожалею обо всем, что произошло. Если бы я понимал, почему я так себя вел, я бы сказал тебе, но я не знаю. Я не знаю, что со мной было не так, потому что это был не я. Это на меня не похоже — относиться к кому-либо так, как я относился к тебе. У меня даже медальона больше нет в качестве оправдания моему поведению. Это, наверное, самое печальное — мне не в чем и некого винить, кроме себя. Я просто…

Он снова замялся, медленно делая шаг вперед, к все еще стоящей неподвижно Гермионе.

— Я не знаю, что на меня нашло. Я действительно не знаю. Я знаю, что вы, ребята, мне ничего не должны. Я в одиночку разрушил нашу дружбу и всегда буду ненавидеть себя за это. Но, пожалуйста, дай мне еще один шанс. Я обещаю, что сделаю все, чтобы у нас все получилось, чтобы мы все снова были вместе. Пожалуйста, Миона. Я умоляю тебя.

Он остановился примерно в двух метрах перед ней. Его глаза, большие и открытые, умоляли ее выслушать его, все его поведение изменилось с тех пор, как она видела его в последний раз. Он был похож на прежнего Рона. Он выглядел и говорил как тот Рон, которого она когда-то называла своим лучшим другом. Ее сердце говорило ей простить его, принять его извинения, но ее мозг кричал во весь голос. Как он посмел просто прийти в ее дом, даже не предупредив их заранее письмом о своем визите, а потом думать, что двухминутный монолог загладит все плохое, что он натворил.

Гермиона могла видеть, что он говорил искренне, но это не означало, что он все еще будет так думать на следующий день, через неделю или месяц. Не было никакой гарантии, что он не вернется к своему дурацкому «я» и снова разрушит непрочные узы дружбы, которые они, возможно, установят к тому времени. Это уничтожило бы ее. Не только ее, но и Гарри. И Гарри был тем человеком, относительно которого ей нужно было сначала убедиться, что он справится с этой новой ситуацией, прежде чем она сможет хотя бы начать думать о себе.

Гарри сейчас и без того хватало забот. Общение с Роном вдобавок ко всему остальному может стать той самой печально известной последней каплей и привести к тому, что котел перельется через край.

Гарри решительно поддержал ее, когда она переехала к нему. Теперь настала очередь Гермионы быть сильной ради него.

— Нет, Рон, — ее голос звучал гораздо тверже и решительнее, чем она чувствовала в данный момент. Она попыталась послать свой лучший убийственный взгляд в сторону рыжего и скрестила руки на груди, пытаясь послать сигнал: «Я опасаюсь тебя и больше тебе не доверяю», не произнося этого открыто. Она не была уверена, как долго сможет сохранять спокойствие. Ее первой и главной задачей было заставить Рона уйти, чтобы она могла позаботиться о Гарри и начать исследование того, как разорвать связь, которую они создали между сыном и родителями.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, но ни я, ни Гарри не готовы просто оставить все как есть и приветствовать тебя с распростертыми объятиями. Ты причинял мне боль, Рон, и не один раз. И не только эмоционально. Я не прощу тебе этого, и я более чем уверена, что Гарри тоже не простит. Ты приходишь сюда, умоляя о прощении, но в очередной раз забыл заранее проверить, готовы ли мы дать его. Есть причина, почему ты больше не имеешь право входить сюда. Мы не хотим, чтобы ты был здесь. Ни сейчас, ни завтра, может быть, даже не через год. Я не говорю, что это никогда не изменится, но сейчас нам всем нужно время, чтобы подумать, и нужна отстраненность. Отстраненность от тебя, и отстраненность от того, что произошло за последний год. Так что, пожалуйста, — она вдохнула, заставляя себя успокоить свое быстро бьющееся сердце, — уходи. Мы дадим тебе знать, если захотим увидеть тебя и поговорить с тобой. Не связывайся с нами самостоятельно. Не присылай нам сову, не связывайся камином и не навещай. Мы не хотим, чтобы ты был в нашем доме.

И с этими словами она развернулась на месте, вышла из комнаты и поспешила вверх по лестнице, желая прямо сейчас увидеть только одного человека — Гарри.

Она не слышала его отчаянного призыва к ней подождать, выслушать его, или визга защиты, которая отбросила его.

* * *

Гарри все еще сидел на диване, тихо разговаривая со своими родителями. Он выглядел спокойным, хотя и немного не в духе. Его бледное лицо и дрожащие руки только укрепили ее в решении немедленно приступить к работе над заклинанием.

Гарри поднял глаза, когда Гермиона открыла дверь и вошла в комнату.

— Кто это был? — спросил он, моргая на свою расстроившуюся подругу. — Гермиона, что случилось?

Она просто стояла там, посреди комнаты, ее сердце хотело выпрыгнуть из груди, все ее существо дрожало. Она даже не заметила ничего неладного, пока он не посмотрел на нее своими изумрудно-зелеными глазами, обеспокоенно сузившимися. Она теряла контроль, она знала это. Гермиона запаниковала, почувствовав, как тяжесть, лежащая на ее плечах, давит все сильнее и сильнее. Это была ее вина в том, что случился весь этот хаос. Если бы она не согласилась поискать заклинание, чтобы передать Лили достаточно энергии для… Нет, она искала не заклинание.

Заклинание подошло бы прекрасно, так как оно не обладало бы такой силой, какой обладала магия крови! Какой глупой она была, согласившись на использование магии крови, из всего, на что она могла бы решиться? Как она вообще могла считать это приемлемым вариантом? Сколько раз не только профессор Макгонагалл, но и профессора Флитвик и Спраут твердили и твердили о том, насколько опасна магия крови? Черт возьми, даже профессор Снейп упоминал об этом! Такова была особенность магии крови — все это звучало блестяще и удивительно, насколько все было легко, как просто и быстро можно было получить то, чего ты действительно желал. Никто не потрудился по-настоящему подумать о том, чтобы читать между строк. Это была самая большая проблема с магией крови, что делало ее такой опасной. Неважно, сколько она изучала ритуал, неважно, сколько времени она провела в старой библиотеке Сириуса, просматривая тома многовековой давности, — как только она решилась на ритуал, она была ослеплена. Она была ослеплена тем, что могло быть, и не видела, что произойдет.

Гермиона проклинала себя за то, что не подумала об этом раньше. Она проклинала себя за то, что так отчаянно хотела помочь своему парню быть счастливым, что забыла, или, скорее, предпочла проигнорировать, один из старейших существующих волшебных законов — быть объективной и обращать внимание на каждую деталь.

Хотя она была уверена, что сделала именно это, теперь она понимала, что упустила из виду одну проблему. Магия волшебника или ведьмы была связана с их жизненной энергией. Магия была энергией, сама жизнь была энергией. И вся энергия была связана с телом через одну вещь — кровь. Кровь была тем, что соединяло магию, жизнь и тело!

Теперь это было так очевидно. Она должна была увидеть это, когда читала ритуал в первый раз. Тревожные звоночки должны были зазвенеть в ее мозгу, предупреждая об этой крошечной частичке важной информации, которую нельзя было игнорировать или обойти. Она должна была найти способ исправить это. Она просто не знала, как это сделать.

Всего этого было слишком много — Поттеры, набирающие силу ценой здоровья и жизни Гарри; ее собственная неуверенность и нарастающее чувство вины, которое угрожало поглотить ее всю; Рон…

Все, что она хотела сделать, это заверить Гарри, что все в порядке, что у них есть более важные вещи, на которых нужно сосредоточиться, чем ее собственное благополучие прямо сейчас, но этот план вылетел в трубу, когда истерическое хихиканье сорвалось с ее губ, а ноги подкосились под ней.

Руки Лили свело судорогой, она совершенно забыла, что держала руку Гарри, из-за чего ее сын взвизгнул от боли. Джеймс вскочил и одним большим прыжком едва успел поймать молодую ведьму, прежде чем она коснулась твердого деревянного пола.

— Давай, положим тебя на диван, — пробормотал старший Поттер, поднимая юную ведьму с пола и усаживая ее рядом со своим сыном. — Ты в порядке? Как ты себя чувствуешь?

Он взглянул на свою жену, его большие карие глаза расширились, и в их глубине отчетливо читалась паника. Влияли ли они теперь не только на Гарри, но и на Гермиону? Что, во имя белейших подштанников Мерлина, происходит? За всем этим было слишком трудно уследить.

Лили тревожно прикусила губу и рассеянно похлопала Гарри по пульсирующей руке. Незаметно для двух молодых людей она слегка покачала головой. Она тоже не знала, что происходит, но это не могло быть еще одним следствием ритуала, верно? Это было невозможно. Не так ли?

Тьфу, Лили всегда гордилась тем, что была уравновешенной и логично мыслящей. Просто дайте ей проблему, и она найдет решение скорее раньше, чем позже. Сама она никогда не осмеливалась сильно углубляться в тему ритуалов, во всяком случае, не выходила за рамки необходимых исследований, необходимых для учебной программы Хогвартса, поэтому ей было неприятно признавать, что она действительно не знала, что происходит вокруг них и как это исправить и вернуть все к тому, как это было раньше.

В каком-то смысле, насколько она знала, ритуалы были такими же, как зелья. Если вы знали зелье, вы бы смогли найти или сварить противоядие к нему. Но чтобы сделать второе, нужно было быть экспертом по первому — изучи своего врага, чтобы найти его слабое место. Итак, проще говоря, все, что им нужно было сделать, это собрать всю имеющуюся информацию о ритуале, который совершила молодая пара, и со временем они нашли бы решение. И на этот раз Гермиона была бы не одна. У нее в распоряжении был еще один книжный червь, чтобы помочь ей разгадать эту загадку.

Гермиона покраснела под всеми изучающими взглядами и попыталась отмахнуться от их беспокойства. — Я в порядке. Я просто была немного ошеломлена, вот и все.

Глаза Джеймса перепрыгнули с его — возможно — будущей невестки на сына и обратно. — Мы дадим вам, ребята, поговорить, — сказал он, медленно вставая и беря за руку свою жену, которая все еще поглаживала руку его сына. Их глаза встретились, и, поняв друг друга без слов, они оба повернулись и молча вышли из комнаты.

Как только его родители ушли, Гарри схватил Гермиону за руки и притянул ее к себе. — Что случилось, любимая? — его голос был мягким, а глаза с беспокойством наблюдали за ней, пытаясь найти травмы, которых у нее не было.

Это была привычка, от которой ему еще предстояло избавиться. Он подсознательно привык проверять Гермиону на наличие видимых повреждений во время войны, чтобы убедиться, что она, по крайней мере, физически здорова, даже несмотря на то, что у него не было возможности позаботиться и о ее психическом здоровье. Как только война закончилась, он заметил, что делает, и начал работать над тем, чтобы снова вести себя как нормальный, менее параноидальный человек. Гарри считал, что в последнее время ему стало намного лучше. Однако время от времени, обычно когда у него был стресс, он возвращался к старым привычкам.

Шепот Гермионы вывел его из задумчивости.

— Это был Рон. — Гермиона обнаружила внезапный интерес к их переплетенным рукам. Ей не нужно было видеть лицо Гарри, чтобы понять, насколько он был бы шокирован.

«Рон? Какое у него здесь дело? Зачем он пришел сюда? Как ему вообще удалось пройти через защиту? О Мерлин, что он сказал Гермионе?!»

Мысли Гарри начали путаться. Как только один вопрос приходил ему в голову, другой вытеснял его обратно. Он не мог сделать ничего большего, чем сидеть там, дышать и ждать, когда его девушка продолжит. Он изо всех сил старался не потерять контроль над собой и не начать выкрикивать ругательства.

Когда он никак не отреагировал, Гермиона нервно затараторила — привычка, от которой она еще не совсем избавилась. Еще одно напоминание о том, как сильно отношения с Роном изменили ее.

— Он хотел извиниться. То есть, нет, на самом деле он действительно извинился. Он говорил всю эту чушь о том, как он сожалеет о своем поведении, и как он все разрушил, и как он не знал, что на него нашло, и как он хотел еще одного шанса на дружбу.

Гермиона заставила себя оторвать взгляд от их рук и посмотрела в глаза Гарри. Его лицо не выдавало никаких эмоций, что напугало ее еще больше. Гарри никогда не был равнодушен. Он злился, расстраивался, разочаровывался, радовался, нервничал… он всегда проявлял какую-то реакцию, независимо от причины. Отсутствие этого не предвещало ей ничего хорошего.

— Гарри?

— Что ты ему сказала? — его голос был тихим и нейтральным.

Она не знала почему, но его реакция очень сильно напугала ее. — Я, — она начала заикаться, — я сказала ему уйти и никогда больше не связываться с нами.

Она моргнула и стала ждать ответа. Неужели она переступила черту? Правильно ли она поступила, отослав Рона прочь? Что, если Гарри хотел наладить свою дружбу с шестым, что, если она только что сделала все еще хуже, действуя вразрез с ним? Она заставила себя быть благоразумной, а свое сердце замедлить свое учащенное биение. Это же Гарри! Гарри! Ей не нужно было беспокоиться о том, как он отреагирует, поскольку она сделала то, что, по ее мнению, было лучшим, что можно было сделать в тот момент. Гарри всегда был тем, с кем можно было поговорить разумно. Но почему она так нервничала?

Гарри тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана, увлекая ее за собой. — Хорошо, что в тот момент именно ты сказала ему убираться к черту из нашего дома, потому что я, вероятно, сломал бы ему нос.

Облегчение затопило каждый дюйм ее тела, когда она громко рассмеялась.

Примечания:

Бечено

---

Гарри тяжело вздохнул и откинулся на спинку дивана, увлекая ее за собой. — Хорошо, что в тот момент именно ты сказала ему убираться к черту из нашего дома, потому что я, вероятно, сломал бы ему нос.

Облегчение затопило каждый дюйм ее тела, когда она громко рассмеялась.

— Это книги, на которые я ссылалась, исследуя ритуал, — сказала Гермиона и бросила добрую дюжину книг на маленький столик в библиотеке Блэков. Облако пыли вылетело из более толстых и старых томов. — А это, — она схватила самую верхнюю книгу, лежащую на колеблющейся стопке, — это та, откуда я взяла инструкции для самого ритуала.

Юная ведьма передала книгу Лили, которая ухмыльнулась, прочитав название. — «Нечистая ворожба для Ф’ртуны»⁽¹⁾. Старый язык.

— Так и книга старая, — Гермиона села напротив рыжеволосой ведьмы и взяла другую книгу из стопки. — Я полагаю, это издание 16-го века. На самом деле просто удивительно, что она все еще в такой хорошей форме.

— Инструкции из 16-го века? — Лили нахмурилась, наблюдая, как молодая ведьма листает гораздо более тонкую и новую книгу. — Почему ты решила использовать такой старый ритуал?

— Это был единственный способ, действительно обещающий то, что нам было нужно, — Гермиона пожала плечами и посмотрела на все еще хмурую женщину напротив нее. — А в чем дело?

— Волшебники тех времен использовали другую магию, Гермиона, — Лили заправила прядь рыжих волос за ухо, изучая старую книгу у себя на коленях. — У них было другое магическое образование, другие базовые знания и, скорее всего, также иное понимание магии, чем в настоящее время. Использовать ритуал — или даже просто заклинание — из эпохи, столь отличной от нашей, более чем рискованно, не внеся в него хотя бы незначительных изменений.

Лили подняла глаза и посмотрела в бледнеющее лицо девушки своего сына. — Это может быть причиной того, что последствия оказались настолько серьезными. Ты сказала, что очень тщательно изучила ритуал, и я верю, что ты сделала все, что было в твоих силах, чтобы убедиться, что то, что вы планировали сделать, было безопасным, и вы точно знали, во что ввязываетесь. Ты несколько раз проверяла ингредиенты, ты проверяла и перепроверяла заклинание, движения палочкой и время, но обращала ли ты внимание на эпоху, из которой происходит ритуал, и на то, как тогда обстояли дела?

Ей не нужно было, чтобы Гермиона ответила, поскольку она знала, просто взглянув на ее искаженное ужасом лицо, что та этого не делала. Лили глубоко вдохнула и заставила себя выдыхать воздух из легких в таком медленном темпе, что ей показалось, будто она задыхается.

— Я не виню тебя за это, Гермиона, — сказала она спокойным голосом, — но это одна из главных причин, почему так опасно использовать старую магию. И в сочетании с кровью Гарри это только усложняет исправление. Я не говорю, что это невозможно, — поспешила добавить Лили, когда глаза ее невестки заблестели от непролитых слез, — но может потребоваться немного мозгового вещества, чтобы понять, что именно пошло не так.

— Ты хочешь сказать, что это действительно моя вина, что Гарри умирает?

Лили вскочила и поспешила вокруг стола к отчаявшейся ведьме. Она положила свои руки на руки Гермионы и заговорила медленно и голосом настолько уверенным, насколько это было возможно для человека.

— Нет, я не говорю, что это была твоя вина. Ты не манипулировала ритуалом намеренно. Ты не решилась бы провести ритуал, который навредил бы Гарри, — она слегка сжала руки, надеясь, что сможет передать, насколько искренней она была, говоря это. — Это не твоя вина, Гермиона. Это могло случиться с кем угодно.

— Но это случилось не с кем-то, это случилось со мной, — Гермиона шмыгнула носом, когда одинокая слеза скатилась по ее бледной щеке. — Я хотела помочь, но все запорола, и только потому, что недостаточно изучила ритуал. Это моя вина, Лили. Я знаю, что это так.

Лили покачала головой, готовясь не согласиться.

— Я должна была знать, что это может случиться, — перебила ее Гермиона. — Я полностью обученная ведьма. Я должна знать что-то столь очевидное, как изменение магии на протяжении веков. Черт возьми, мне даже не нужно быть ведьмой, чтобы понимать это! Это здравый смысл, и все же я полностью пренебрегла им и…

— А теперь прекрати это, Гермиона. Ты вообще слушаешь себя? Да, это то, чего можно было избежать. Да, это также то, о чем следовало упомянуть во время вашего с Гарри обучения, но, если быть до конца честным, я ни капельки не виню вас за то, что вы не знали. Я сама знаю об этой проблеме только из-за всего того, что прочитала, пока мы скрывались. У меня не было ничего лучшего, чем заняться, не имея возможности выйти из дома или просто не желая выходить из дома, когда Гарри был там. В течение этих месяцев я ни на минуту не отходила от своего сына. Страх, через который прошли мы с Джеймсом, заставил нас рассуждать, и мы поняли, что не можем просто сидеть там, ждать и надеяться, что Волдеморт нас не найдет. Так что Джеймс пошел и купил книги по чарам, ритуалам и оберегам, по всему, что могло быть полезным. Не спрашивай меня, откуда он это взял, потому что, честно говоря, я не уверена, что хочу это знать.

Смешок, приправленный слезами, вырвался у Гермионы, и Лили мягко улыбнулась юной ведьме.

— Я веду к тому, что я в значительной степени стала экспертом во всем, что можно было каким-то образом использовать для защиты моей маленькой семьи. Тогда я читала и перечитывала все, что попадалось Джеймсу под руку, и этого было много. В одной из этих книг — только одной, Гермиона, среди множества остальных — я нашла аннотацию, в которой упоминаются различия и изменения, происходящие с течением времени. Речь шла не о ритуалах как таковых, это была просто общая информация о магическом сообществе. Так что не вини себя за то, что ты не читала эту книгу. Вы проделали невероятную работу и сумели сделать невозможное, а именно дать и моему мужу, и мне тело. Ты так много сделала для нас, для Гарри, что мы не знаем, как тебя отблагодарить. Однако в связи с проблемой, с которой мы сейчас сталкиваемся, я думаю, у меня может появиться идея.

Лили встала и начала расхаживать взад-вперед перед маленьким столиком. Ей нужно было подумать, а ей всегда удавалось думать лучше всего, когда она двигалась. — Учитывая все, что ты исследовала, что должен был сделать ритуал, что он сделал на самом деле и как это должно было быть изменено, я уверена, что мы сможем найти решение. Но сначала, — она обернулась и улыбнулась брюнетке, — нам нужно изменить это так, как это должно было быть изменено раньше. Нам нужно манипулировать заклинаниями, движениями палочки, а также ингредиентами таким образом, чтобы эта старая идея стала совместимой с современной магией.

Она хлопнула в ладоши, подняла том, который раньше упал на пол, и схватила выброшенное перо и свиток пустого пергамента. С безумно сверкающими глазами она расчистила рабочее место, убирая стопку книг со стола.

— Ты не одна в этом, Гермиона, — сказала она, расстилая пергамент на столе и открывая книгу на указанной странице. — И поскольку теперь я действительно могу трогать и передвигать предметы, — усмехнулась она, щекоча нос Гермионы кончиком своего пера, — это будет сделано намного быстрее. За работу!

* * *

Ухмылка, такая широкая, что казалась болезненной, почти разделила лицо старшего Поттера пополам, пока он носился по кухне. Кучка красно-белой формы для квиддича лежала на грубом деревянном столе, прямо рядом с ней лежала метла его сына. Джеймс не мог сказать, что взволновало его больше — метла или то, что его сын стал игроком Национальной сборной Англии по квиддичу.

Он вспомнил, что однажды отец взял его с собой на чемпионат мира, посмотреть, как Англия и Шотландия дерутся друг с другом. Это был опыт, не похожий ни на какой другой. До этого он уже видел матчи английской лиги по квиддичу и думал, что знает, что его ждет, но он не мог ошибаться сильнее. Магия, витавшая в воздухе, кричащие фанаты, выступления команд прямо перед тем, как начался настоящий ад — это было, за неимением другого слова, волшебно. Он кричал до хрипоты, из-за чего не мог нормально говорить целых две недели.

У его матери случился припадок, поскольку ежегодное семейное собрание Поттеров было назначено через три дня после матча, и Джеймс должен был побеседовать с каждым из приглашенных. Увы, он не смог сделать этого без того, чтобы его речь не звучала так, словно он проглотил лягушку и зажевал хлопушкой Доктора Фейерверкуса⁽²⁾. Юфимия Поттер заставила его помогать домашним эльфам с уборкой и перестановкой мебели после того, как гости покинули поместье, но это того стоило. Даже сейчас он не мог заставить себя сожалеть о своих криках восторга, и ему действительно пришлось постараться не выставлять себя дураком из-за сегодняшней тренировки, потому что да — это была всего лишь тренировка.

Лили рассказала ему все о статье в «Ежедневном Пророке» и о пробном матче Гарри, так что он не мог дождаться, когда впервые увидит, как летает его сын. Еще когда Гарри был в Хогвартсе и в команде Гриффиндора по квиддичу (самый молодой игрок за столетие! Джеймс не мог гордиться больше), ему приходилось полагаться на текущие комментарии Лили и анализ ходов, тактики и фолов. Это ужасно раздражало и расстраивало — не иметь возможности увидеть все своими глазами, но он принял бы это, если это означало, что, по крайней мере, Лили смогла увидеть, как их сын занимается спортом, который так любил его отец.

У него не было никаких сомнений в том, что его мальчик был достаточно хорош, чтобы присоединиться к профессиональной команде в качестве основного ловца, но даже он не смел надеяться, что этой профессиональной командой может стать Национальная сборная.

Национальная команда состояла из лучших игроков в квиддич, которых могла предложить Англия. Джеймс прочитал все статьи, которые только смог достать, впрочем, их было не так уж много. Сезон еще не начался, поэтому «Ежедневный пророк» по-прежнему уделял основное внимание командам английской лиги, а не тем, кто примет участие в чемпионате мира в следующем году.

Однако он заставил себя не думать о чемпионате мира. Он был уверен, что, вместе с Лили, Гермиона найдет способ разорвать связь, которая была у него и Лили с их сыном, и в результате отправит их обратно в Годрикову Лощину. Каждая из этих ведьм была великолепна сама по себе, но соединенными усилиями, Джеймс был уверен в этом, они буквально могли сделать все, что угодно. Учитывая гениальность его жены и будущей невестки, у него может и не получиться смотреть матч, болея за своего сына. Возможно, Лили и он нашли бы способ транслировать фрагменты матча или найти в деревне волшебную семью, слушающую прямой комментарий по радио, но он отказывался думать об этом сейчас.

Джеймса вывел из задумчивости сын, который, спотыкаясь, вошел на кухню. Волосы Гарри все еще были мокрыми после душа, щеки раскраснелись от возбуждения. Его зеленые глаза были яркими и мерцали, рассматривая другого черноволосого мужчину, стоявшего там, который выглядел таким же, если не более, взволнованным.

— Ты готов? — спросил Гарри, хватая одежду со стола и запихивая ее в сумку, которую он перекинул через плечо.

— Так же готов, как и ты, — ухмыльнулся Джеймс и схватил метлу своего сына.

Они поспешили вверх по лестнице, как второкурсники, собирающиеся присоединиться к своей первой в жизни тренировке по квиддичу, и уже выходили из дома, когда Джеймс вспомнил кое-что важное. Он застонал, упрекая себя за то, что не подумал об этом раньше, потому что задерживал своего сына.

Гарри обернулся и вскинул брови, безмолвно спрашивая отца, что случилось.

— Я думаю, мне следовало бы применить какие-нибудь чары, чтобы меня не обнаружили, а у тебя не было серьезных неприятностей с Министерством, — ответил тот и хлопнул себя ладонью по лбу.

Действуя инстинктивно, Джеймс полез в карман и вытащил свою палочку красного дерева. Он не мог поверить, какой ущерб они могли бы нанести, если бы он не подумал об этом вовремя. Лили оторвала бы ему голову, если бы когда-нибудь узнала. После быстрого взмаха палочкой над головой его черные волосы сменились на светло-каштановые, уложившись в презентабельно аккуратную копну, карие глаза потемнели, превратив мягкие глаза лани в более выразительные, а очки с прямоугольными стеклами сменились на современные очки в роговой оправе. Никто бы даже не подумал о нем как о родственнике Гарри. Джеймс ухмыльнулся, довольный результатом, и повернулся к двери, готовый выйти из дома.

Он запнулся, так как не услышал, что Гарри последовал за ним, и обернулся, готовый бросить ехидное замечание. Но слова замерли на губах Джеймса. Его глаза расширились, и он выронил метлу сына. С громким стуком полированное дерево ударилось о холодный каменный пол, когда молодой отец поспешил к своему сыну. Поттер-младший сидел с закрытыми глазами, с хмурым выражением на побледневшем лице, отчаянно хватаясь за кухонный дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.

— Гарри!

— Я в порядке, я в порядке, пап, — отмахнулся Гарри от встревоженного отца, когда тот попытался уложить его на пол.

— Все хорошо, сынок, просто положи голову между колен и подыши несколько секунд, хорошо? Маглы так делают, когда у них проблемы с сахаром в крови. Или это были проблемы с кровяным давлением? Никогда не мог запомнить, какие упражнения они делают, чтобы решить те или иные медицинские проблемы. Насколько проще выпить зелье, чем вспоминать, что ты должен делать со своими ногами и… — Джеймс громко ахнул и снова ударил себя по лбу.

Гарри мог только проводить его слегка ошалевшим взглядом, когда его отец вскочил с лихорадочным румянцем на щеках и побежал вверх по лестнице в их с Лили спальню. Не прошло и пятнадцати секунд, как он снова вернулся, сжимая в руке маленький пузырек, наполненный светло-желтой жидкостью.

— Перечное зелье? — Гарри с сомнением посмотрел на пузырек, который Джеймс сунул ему в руки. — Это действительно необходимо?

— Да, да, это так, — сказал Джеймс и потянулся, чтобы откупорить маленькую бутылочку. — Я так сожалею о том, что использовал магию. Я все забыл со всем этим волнением от того, что наконец-то могу посмотреть, как летает мой сын.

Он застенчиво улыбнулся и указал на слегка пузырящееся зелье в руке сына. — Поверь мне, это не ядовито. Твоя мама сварила его, — после этого комментария Гарри больше не колебался и выпил все зелье, к большому удовольствию своего отца.

— Вижу, насколько ты мне доверяешь, сынок, — усмехнулся он и подошел к тому месту, куда раньше уронил «Молнию». Подняв ее, он быстро осмотрел метлу, чтобы проверить, нет ли каких-либо возможных повреждений.

— Как ты себя чувствуешь, ловец Национальной сборной?

Гарри ухмыльнулся и оттолкнулся от стены. Из его ушей валил пар, но он проигнорировал этот странный побочный эффект. Он схватил свою сумку, перекинул ее через плечо и направился к входной двери. Остановившись рядом со своим отцом, он широко улыбнулся. — Я чувствую себя прекрасно, папа.

— Вот это настрой! — воскликнул молодой Мародер. Он схватил Гарри за руку и вытолкал его за дверь.

Они стояли на верхней ступеньке, уставившись друг на друга.

— Я не знаю, где находится тот стадион, о котором ты говорил, и даже если бы я знал, я не сделаю ту же ошибку во второй раз. Твоя мать буквально убила бы меня.

Гарри громко рассмеялся, по-настоящему наслаждаясь этим моментом один на один со своим отцом — только они вдвоем на все утро, разговаривая и играя в квиддич. Ему не терпелось показать отцу свою умение летать. Он не собирался лгать самому себе — он хотел немного порисоваться, самую чуточку, чтобы снова увидеть эту гордую усмешку на лице Джеймса. Это быстро превращалось во что-то, к чему он стремился, независимо от того, что он делал.

Поэтому Гарри представил себе стадион, гордо возвышающийся посреди поля, вдали от деревень, как магических, так и немагических, и обернулся на месте.

* * *

Первое, что почувствовал Джеймс, когда его ноги коснулись земли, был сильный ветер, пытающийся сбить его с ног. Он опасно пошатнулся, схватив сына за руку. Гарри выглядел ничуть не лучше. Он не предвидел, что это произойдет, поэтому при приземлении единственное, что удерживало его в вертикальном положении, была сильная рука отца, держащего его за локоть.

— Эй, вот ты где, Поттер!

Оба Поттера обернулись и увидели высокого мужчину с каштановыми волосами в характерной для Англии красно-белой квиддичной форме, пробивающегося к ним сквозь бурю. Его волосы были коротко подстрижены, голубые глаза прищурились, когда он похлопал Гарри по спине.

— Не волнуйся, — сказал он и улыбнулся так широко, что обнажились все его идеально белые зубы, — там так же плохо, как и здесь, — он указал в сторону стадиона, чуть не опрокинувшись. — А ты кто такой? — спросил капитан.

— О, это мой… э… это… — Гарри прикусил губу, взглянув на невинно выглядящего отца. Они совершенно забыли придумать для него легенду прикрытия. Он проклинал их дурацкую магическую связь, которая испортила им утро, и молча умолял зачарованного волшебника придумать что-нибудь, например, сейчас.

— Приятно познакомиться с вами, капитан, — Джеймс нацепил свою самую очаровательную улыбку и уверенно протянул руку озадаченному Стиниклу. — Меня зовут Роберт Купер, и я друг Гарри. Я живу в Шотландии, где, честно говоря, слишком дождливо на мой вкус, поэтому решил навестить моего друга, и теперь ему приходится таскать меня повсюду, куда ему нужно, потому что я заранее не отправил ему сову, сообщив о своем визите.

Стиникл моргнул, выглядя слегка ошеломленным. — Ну, — он несколько раз прочистил горло и, казалось, с трудом оторвал взгляд от Джеймса. — Что ж, тогда, я думаю, добро пожаловать в Англию⁽³⁾. Я полагаю, вы должны были привыкнуть к такой погоде?

— О да, конечно. Я был очень удивлен, что, когда я приехал на прошлой неделе, светило солнце.

Загонщик громко рассмеялся и положил руку на плечо Джеймса, явно сраженный волшебником. — Что ж, если это так, я думаю, ты можешь присоединиться к тренировке сегодня. Обычно я этого не разрешаю, поскольку никогда нельзя быть уверенным, что репортеры или другие команды придумают следующим, чтобы узнать нашу стратегию и тактику полетов, но не стесняйтесь наблюдать.

Гарри смотрел, как его новый Капитан, послав слегка игривую улыбку в сторону Джеймса, неторопливо направляется ко входу на стадион. Ошеломленный, юный Поттер повернулся к отцу, разинув рот.

— Что только что произошло?

— Тебе предстоит многому научиться, сынок, потому что ты только что был свидетелем того, как месье Сохатый получил то, что он хочет. — Джеймс гордо ухмыльнулся и тронулся с места, прокладывая себе путь к трибунам.

— Не могу поверить, что папа только что флиртовал, чтобы получить допуск к тренировке, — качая головой, Гарри не мог не увидеть гениальности, стоящей за этим. Его отец действительно был Мародером.

* * *

Когда Гарри выходил из раздевалки после тренировки, его чуть не сбил с ног очень взволнованный Джеймс Поттер.

Тренировка была какой угодно, но только не успешной. Из-за шторма произошло много происшествий. Макмиллан, один из Охотников, в какой-то момент был буквально застигнут врасплох довольно мощным порывом ветра, который, в результате, заставил ему пропустить Квоффл, брошенный в его сторону. Самого Макмиллана унесло на трибуны, где его метла застряла между сиденьями, пригвоздив его к дереву и лишив возможности подняться. Потребовался Стиникл, а также другой Охотник, чтобы вытащить его. Пропущенный квоффл сменил направление вместе с ветром и попал в затылок вратарю Страуту, отправив того в нокаут. Каким-то образом ему удалось приземлиться в правом кольце и уберечь себя от падения на землю, все это время находясь без сознания.

Сам Гарри смог поймать Снитч только после того, как ветер буквально поднес его прямо к его лицу. Это была настоящая катастрофа.

К концу трехчасовой тренировки вся команда была измотана и расстроена. К счастью, за все время никто серьезно не пострадал.

— Это было чертовски потрясающе! — Джеймс подпрыгнул вверх-вниз, ухмыляясь от уха до уха. — «Кровавая баня», смотреть на которую больно, но потрясающе!

— Я рад, что тебе понравилось, — проворчал Гарри, борясь со своей спортивной сумкой. Ветер делал все возможное, чтобы сорвать ее, поэтому молодой волшебник вытащил свою палочку и наложил Прилипающее заклинание на собственное плечо, чтобы удержать сумку на месте.

— Давай вернемся домой, — прокричал он сквозь вой ветра, который, казалось, усиливался, хотя он сомневался, что это вообще было возможно. — Нам, наверное, пора вернуться и посмотреть, нашли ли Гермиона и мама что-нибудь.

— Мистер Поттер! Могу я задать вам несколько вопросов?

Джеймс, который следовал за своим сыном со стадиона, обернулся и увидел, как ведьма пробивается к ним. Ее левая рука сжимала кусок пергамента и Прытко-пишущее перо, а правой она отчаянно пыталась удержать волосы на месте.

— «Ежедневный пророк», — пробормотал он на ухо Гарри, который ускорил шаг и почти побежал к месту аппарирования, его отец следовал за ним по пятам.

— ГАРРИ ПОТТЕР! ОДНО СЛОВО! — проревела несносная ведьма. Высокие каблуки не давали ей побежать за ними.

Последнее, что Гарри увидел за мгновение до того, как Джеймс схватил его, было то, как репортерша изо всех сил пыталась вытащить увязшую туфлю из лужи грязи, прежде чем мир закружился вокруг них и со свистом перенес их обратно на площадь Гриммо.

---

1) примечание автора: "Foul Charm to F'rtune" — ранненовоанглийский язык (использовался примерно с конца 15 века до середины 17 века). На современном языке название книги: "Foul Magic to Fortune" ("Темная магия для Фортуны").

Вернуться к тексту

2) Доктор Фейерверкус (Фойерверкус) — создатель волшебных хлопушек, известный предприниматель.

Вернуться к тексту

3) Напоминаю что Туманный Альбион состоит из трёх регионов. Сама Англия, Уэльс, Шотландия и Северная Ирландия

Вернуться к тексту

Примечания:

Выходим на финишную прямую.

Бечено

---

Последнее, что Гарри увидел за мгновение до того, как Джеймс схватил его, было то, как репортерша изо всех сил пыталась вытащить увязшую туфлю из лужи грязи, прежде чем мир закружился вокруг них и со свистом перенес их обратно на площадь Гриммо.

* * *

Громкий треск возвестил о возвращении отца и сына. С безнадежно растрепанными волосами, которые вряд ли удастся распутать до следующего душа, оба Поттера прошмыгнули через дверь в коридор.

— Ты видел, как она чуть не упала, когда застряла каблуком? — Джеймс хрипло рассмеялся и вытер слезы. — Бесподобно. Совершенно бесподобно.

— Поделом ей, — хихикнул Гарри. И его, и отцовские ботинки были заляпаны грязью, и он поспешно стащил их, придерживая каблук одного носком другого. Цепочка следов вела от входной двери к тому месту, где они стояли.

— Я все еще не могу осознать, что репортеры каждой газеты и журнала нацелены на тебя, — Джеймс покачал головой, в его карих глазах появился лукавый блеск.

— На самом деле это не так уж и весело, если ты тот, за кем они гоняются. Буквально, — младший Поттер поморщился, когда Джеймс прошел по коридору, чтобы положить метлу в кладовку, и размазал грязь по всему полу. — Они могут быть действительно раздражающими. Мама же наверняка рассказывала тебе о моем четвертом и пятом курсе с Ритой Скитер и общем фиаско с «Ежедневным пророком»?

Именно так он и его друг стали называть это. Фиаско «Ежедневного пророка» означало многомесячную осаду множеством репортеров, включая самого министра магии, одного пятнадцатилетнего мальчика, у которого не было средств, чтобы действительно что-то с этим сделать. «Если бы он был там, — уныло подумал Джеймс, — Пророк не осмелился бы напечатать ничего плохого о его сыне — будь это правда или ложь».

Поттеры были одной из немногих все еще оставшихся волшебных семей, на которых была построена вся правовая система. Они были необходимы всякий раз, когда созывался Визенгамот, поскольку каждая древняя волшебная семья, включая Поттеров, занимала по одному месту на каждый род. Вместе с тем, Джеймс ничего бы не добился, если бы Министерство пошло против его сына, его наследника. Он ненавидел говорить или даже думать подобным образом, но так уж устроен мир — люди с властью и известным именем могли делать все, что захотят. Это зависело исключительно от министра, разрешит он или она это или нет.

Фадж, будучи Фаджем, был тем, кто позволил, черт возьми, даже приветствовал это. Особенно Люциусу Малфою было позволено делать буквально все. Он подкупил министра, прямо в сердце этого чертова министерства, и никому не было до этого дела. Джеймс ничего не мог с собой поделать, но раздражался всякий раз, когда думал об этом тупоголовом политике. Сам он никогда по-настоящему не был силен в политике и не интересовался ею, но его отец всегда принимал очень активное участие в деятельности Консультативного совета при Министре магии. Упомянутый Совет состоял из глав всех чистокровных семей, все еще оставшихся в Британии.

Это была одна из тех вещей, которые Джеймс презирал — отвратительный факт, что только из-за их статуса крови некоторые люди имели больше власти, чем другие. Это не имело никакого отношения к знаниям, остроумию, таланту или магическому мастерству. Все, что вам было нужно, — это кусок старого, предпочтительно пожелтевшего и хрупкого пергамента, который сообщал бы каждому, кто осмеливался его прочитать, что владелец указанного пергамента был лучше всех остальных.

Гадость.

Он был разочарован, когда узнал, что его отец был частью этого — что он был живым доказательством того, что этот многовековой комплекс неполноценности все еще был таким же актуальным, как и тогда, когда Мерлин прочитал об этом в газетах.

Однако Флимонт Поттер использовал свое влияние, чтобы держать в страхе более радикальные и темные семьи, или хотя бы пытался. Всегда ожидалось, что Джеймс, будучи наследником Древнейшего и Благороднейшего Рода Поттеров, займет место отца после смерти последнего. Поттеры гордились тем, что работали на заднем плане, даже в тени, никогда не оказываясь в центре чьего-либо внимания, и поэтому редко становились целью любого из когда-либо существовавших Темных волшебников. Это была оправданная стратегия, стратегия, которая была торжественно выброшена в окно, когда некая претендентка на должность учителя прорицаний, Сибилла Трелони, неосознанно сделала своей миссией натравить безумца на его мальчика.

Джеймс наблюдал, как его сын, нахмурившись, озабоченно уставился в пол, когда дверь позади него открылась и в поле его зрения появился второй любимый человек.

— Лили!

Он широко улыбнулся и потянулся, чтобы поцеловать ее в щеку, прежде чем заметил ее сердитый взгляд. Медленно он сделал шаг назад к входной двери, все еще неловко вытянув руки и собрав губы трубочкой.

— Лили?

Его улыбка слегка потускнела, когда он увидел ее опасно сузившиеся зеленые глаза. Он знал этот взгляд. Он сделал что-то не так, и она просто ждала, когда он совершит еще один, значительно больший промах, чтобы навернуться.

Он мог бы поцеловать Гермиону прямо в губы, когда юная ведьма протиснулась мимо очень раздраженной рыжей, успешно заставив ее отвлечься от него и ахнуть. — О нет, ребята, вы не могли оставить свою обувь снаружи? Мне не нужно, чтобы вы тащили в дом кучу грязи на целое квиддичное поле. Ради Мерлина, это действительно было необходимо?

Одновременно глаза Гарри и Джеймса расширились, а их лица приняли подозрительно невинный вид. Обе женщины были встречены двумя парами глаз в режиме полного щенячьего взгляда.

Лили перевела взгляд с сына и мужа на молодую ведьму, стоявшую рядом с ней, и обратно на двух своих мальчиков, и рассмеялась.

— Каков отец, таков и сын, — она добродушно закатила глаза и проводила Гарри в гостиную. — Ты, — она обвиняюще указала на Джеймса, который как раз собирался последовать за ними по коридору, — снимаешь обувь и убираешь весь этот хаос, который вы двое здесь устроили.

Тряхнув рыжими волосами и кокетливо подмигнув в его сторону, она последовала за Гарри в гостиную.

Джеймс стоял посреди коридора и удрученно оглядывался вокруг. Он ненавидел уборку в маггловском стиле. Вычеркните это, он ненавидел уборку саму по себе. Вопрос закрыт. Он с трудом снял свои ботинки и осторожно поставил их рядом с ботинками сына, стараясь, чтобы как можно больше грязи осталось на месте.

Чего бы он только не отдал, чтобы обладать своей магией прямо сейчас. Конечно, он не стал бы использовать свою палочку, чтобы навести порядок в этом беспорядке. Нет, он не хотел бы подвергать Гарри опасности еще большей, чем они уже подвергли, неосознанно, но все же. Оглядываясь назад, он не мог припомнить случая, когда он реально защитил своего сына, и это пугало его так, как ничто другое.

Конечно, время от времени случалось падение с дивана или попытка маленького Гарри слететь с пеленального столика — как выразился малыш Гарри, — но по большей части ему это не удавалось. Будучи членом Ордена, Джеймс подвергал опасности свою семью. Конечно, это было правильно, и он сделал бы это снова, даже не задумываясь об этом дважды, но отец в нем избегал этой мысли. И потом, конечно, вся эта история с доверием к неправильному другу. Лили голосовала за Сириуса, Дамблдор голосовал за Сириуса, сам Сириус голосовал за Сириуса, но он объявил их голоса недействительными и выбрал менее очевидный выбор, из-за чего были убиты он сам и любовь всей его жизни, а его сын ранен. Последнее обстоятельство немедленно направило мысли Джеймса к его худшему провалу как отца — ночи Хэллоуина 31-го октября 1981 года.

Насколько глупым надо было быть, чтобы забыть забрать свою палочку, когда ты понял, что монстр, желающий смерти твоему сыну, стоял прямо у твоей входной двери с единственным намерением убить то, что ты поклялся защищать ценой своей жизни?!

Так что, нет. Он убрал бы весь этот беспорядок маггловским способом, даже если бы его милая жена не сказала ему об этом. Все, что угодно, чтобы защитить своего мальчика! Что угодно.

Что навело его на другую мысль — о ритуале. К настоящему времени Гермионе и Лили, должно быть, удалось разобраться с заклинанием, чтобы разорвать связь, высасывающую жизнь из Гарри. И это было хорошо. Да, это было хорошо. По крайней мере, Джеймс постоянно говорил себе это. Чем больше человек повторяет ложь, тем более вероятно, что он тоже поверит сказанному. Но нет, возможно, это было не хорошо само по себе, но это было правильно.

Он не смог защитить своего сына от лорда Волдеморта, но он чертовски уверен, что защитит его от самого себя! Он любил своего малыша больше своей жизни. Если он, Джеймс Поттер, будет обречен провести остаток вечности прикованным к своему коттеджу в Годриковой Лощине, значит, так тому и быть. Пока Гарри был счастлив и здоров, он был согласен торчать в туалете Плаксы Миртл — и плевать на все.

Гермиона смотрела, как молодой волшебник двадцати одного года медленно встал и замер. У него было задумчивое выражение лица, из-за которого он выглядел старше своих лет. Было что-то в том, как его брови сошлись вместе, а уголки рта опустились, что слегка выбило ее из колеи. Он был слишком похож на Гарри. Всякий раз, когда Гарри выглядел так, его мысли были на пути к тому, чтобы идти по очень темной дороге. Ей это не нравилось. Чувство пустоты, к которому она так привыкла за время их пребывания в палатке, возвращалось.

— Знаете что, лорд Поттер? — спросила она риторически, успешно вытаскивая и себя, и отца своего парня из их страданий. — Я просто…

Она быстро взмахнула палочкой, и грязь в коридоре исчезла. Тепло наполнило ее тело, когда она увидела, как улыбка осветила лицо Джеймса. — Так намного быстрее. Кроме того, нам с Лили нужно кое-что сказать вам двоим, и я бы предпочла больше не ждать.

— Показывайте дорогу, мисс Грейнджер.

* * *

— Что ты там копался так долго? — Лили повернулась на диване, где она сидела рядом с Гарри, и посмотрела на двух человек, которые только что вошли в гостиную. — Неважно, — поспешно добавила она, когда Джеймс открыл рот. — Садись, Джеймс, нам с Гермионой нужно вам двоим кое-что сказать.

Джеймс подошел к дивану и занял место своей жены рядом с сыном. Гарри поочередно посмотрел на мать, на свою девушку, и, наконец, на отца. Первые двое стояли перед ними, последний выглядел таким же встревоженным, как и он сам.

— Мы выяснили, в чем была проблема, — одновременно заявили Лили и Гермиона.

Джеймс и Гарри моргнули.

— Ну, — Гермиона слегка покраснела и пожала плечами. — Я не разобралась, что пошло не так, но Лили выяснила. Ты хочешь сама объяснить, или это сделаю я?

Лили пожала плечами. — Я не возражаю в любом случае. Дерзай.

— Хорошо, — Гермиона прочистила горло, и Гарри увидел признаки готовящейся речи. — Я просто начну с самого начала. Когда Гарри сказал мне, что может видеть свою маму, я поняла, что что-то пошло не так, как должно было быть. Никогда не бывает хорошим знаком видеть кого-то, кто мертв и не решил обитать в определенном месте в качестве призрака. Как мы все знаем, вы с Лили, — она кивнула на Джеймса, — не превратились в призраков и не двинулись дальше. Я провела некоторое исследование по этому поводу, и, на самом деле, это довольно необычно. Обычно люди задерживаются в этом мире в виде призраков, если у них есть незавершенные дела или они просто не могут отпустить мир смертных. Вы, однако, сделали что-то среднее. Вы сразу приняли свою смерть, поскольку вам приходилось думать о такой возможности раньше, так что вы были готовы. Более или менее, — быстро добавила она, увидев, как Лили вздрогнула. — Как бы то ни было, полное принятие смерти и того, как она произошла, делает практически невозможным оставаться на земле в качестве призрака, и все же вы не двинулся дальше. Как я упоминала ранее, есть только определенные причины, по которым души не движутся дальше, одна из которых заключается в том, что что-то или кто-то поступил с ними несправедливо, и они должны довести это до конца. Именно это, как я думаю, случилось с вами. Но все же не совсем.

Гарри моргнул. — В смысле?

Гермиона провела дрожащей рукой по длинным каштановым волосам и почесала подбородок. — Потерпи еще немного, ладно? Итак, — продолжила она и начала медленно расхаживать взад-вперед перед кофейным столиком. Лили, довольно быстро поняв, что это займет некоторое время, вернулась на диван еще некоторое время назад.

— Сначала я думала, что это Гарри держит вас привязанными к Годриковой Лощине. Вы чувствовали ужас от того, что произошло, вину за то, как вы умерли и не смогли спасти своего сына, а затем неуверенность и чистую панику, потому что вы не знали, выживет ли Гарри. Но он выжил, так что эта причина не могла привести к тому, что вы оказались в ловушке между мирами. Тогда я подумала, что якорем могла быть причина вашей смерти, имея в виду Петтигрю. Однако, Петтигрю умер в прошлом году, а вы все еще здесь. Я также подумала о возможности того, что вы хотели убедиться, что Гарри был счастлив.

При этих словах упомянутый волшебник покраснел ярко-малиновым цветом, к большому удовольствию своих родителей, которые быстро повернулись обратно к Гермионе. Рука Джеймса успокаивающе легла на спину Гарри.

— Я верю Гарри, когда он говорит, что он счастлив, так что это тоже не могло быть причиной. Но потом, — она остановилась и повернулась к молодой супружеской паре, сидящей напротив нее, — я вспомнила кое-что еще.

Победоносная улыбка Гермионы стала печальной, когда она увидела, что они поняли, к чему она пришла, — и она знала, что это правда. Ей было больно говорить это. Глаза Гарри были большими, когда он пристально наблюдал за ней, и в этот момент она проклинала свою вездесущую потребность разгадать загадку, которая возникла сама собой.

— Мы хотели убедиться, что ты знаешь, что мы сожалеем обо всем. Мы хотели, чтобы ты знал, что мы всегда будем рядом с тобой, что мы любим тебя и что мы очень гордимся тобой, солнышко.

Слова Лили наполнили комнату, в то время как Гермиона просто стояла там и не знала, что делать. Ей ничего не оставалось, кроме как смотреть, как глаза Гарри наполняются слезами. Лили встала с дивана и опустилась перед ним на колени. Ее локти уперлись в его колени, когда ее маленькие ручки отвели его дрожащие руки от мокрого лица. Джеймс провел рукой по спине Гарри, успокаивая его без необходимости что-либо говорить.

Когда Гарри поднял глаза, первое, что он увидел, были глаза его матери, наполненные такой любовью и нежностью, что у него перехватило дыхание. Теплая рука отца успокаивающе водила кругами по его напряженным мышцам, без особых усилий расслабляя их. «Это было странно», — рассеянно подумал Гарри, когда его слезы медленно перестали капать. Родительская любовь была чем-то, что он всегда пытался представить, но никогда не мог с этим справиться. Чувствовать это сейчас, находясь здесь, сидя между матерью и отцом, было тем, что он НИКОГДА не забудет. Он благодарил всех, кто мог его слышать, за этот момент с родителями, за все воспоминания, которые они оставили за последние пару дней. Этого было недостаточно, чтобы полностью избавиться от многолетней сердечной боли и одиночества, но это было очень хорошее начало.

Тихо шмыгнув носом, Гарри улыбнулся Гермионе. Он не потрудился скрыть от нее свои слезы. Он бы ничего не стал скрывать от этой замечательной девушки. — Прости, — пробормотал он и сжал руку матери. — Пожалуйста, продолжай.

Гермиона с любовью улыбнулась ему, прежде чем вспомнила о том, что собиралась сказать.

— Так что, скорее всего, это и есть причина, по которой вы двое не смогли двигаться дальше. Однако теперь, привязав магию Гарри к вам обоим, — Гермиона запнулась и глубоко вздохнула, — надеюсь, мы сможем что-то изменить.

Поколебавшись несколько секунд, она, наконец, повернулась и подошла к ряду выдвижных ящиков рядом со старыми напольными часами. Гарри не заметил толстую книгу, лежащую там, пока Гермиона не вернулась и не подняла книгу, чтобы они увидели титульный лист.

— Это книга, которую я использовала для инструкций по ритуалу. Как вы можете видеть, — она осторожно покачала книгой взад-вперед, — она довольно старая. Я нашла ее в библиотеке Блэков после того, как просмотрела, должно быть, десятки книг. Она содержала ритуал, который я искала, тот, который обещал осуществить все, что я задумала. Поэтому я просмотрела все, что связано с этим ритуалом. Я хотела быть абсолютно увереной, что мы сделаем все правильно и что не будет никаких сбоев. Как вы все знаете, — Гермиона пожала плечами и смущенно поморщилась, — на самом деле все получилось не так, как планировалось. Ритуал действительно выполнил всё, что там было описано, но было несколько последствий, которые я не предвидела. Вот тут-то в игру вступает Лили. Ранее этим утром я рассказала ей, как я провелa это исследование, и она сразу же обнаружила мою ошибку.

Гермиона передала книгу Гарри и Джеймсу, который положил ее себе на колени и позволил сыну открыть.

— Как вы можете видеть, книга была опубликована в конце 16-го века. Я не знала, что возраст заклинания или в данном случае ритуала имеет какие-либо последствия для того, как его использовать и что получится в итоге, но, как оказалось, это имеет огромное влияние на результат. Итак, вот чем мы с Лили занимались последние несколько часов, пока вы были там, преодолевая шторм на метле, — мы изменили ритуал так, как он должен был выглядеть до того, как мы его использовали.

— Теперь, исправив те аспекты, что изменилось с 16-го века, ритуал должен работать так, как описано. Поскольку мы уже провели этот ритуал и теперь пытаемся исправить то, что было накосячено, Лили немного поколдовала и написала контр-ритуал. Следовать ему на удивление просто, поскольку мы опустим все эти жуткие штуки с жертвоприношением и тому подобное и просто сосредоточимся на самой магии крови. Как только мы произнесем заклинание и сделаем все правильно, Джеймс и Лили должны исчезнуть и окажутся притянутыми в Годрикову Лощину своими «узами Смерти».

Примечания:

Семнадцать страниц

Бечено

---

— Теперь, исправив те аспекты, что изменилось с 16-го века, ритуал должен работать так, как описано. Поскольку мы уже провели этот ритуал и теперь пытаемся исправить то, что было накосячено, Лили немного поколдовала и написала контр-ритуал. Следовать ему на удивление просто, поскольку мы опустим все эти жуткие штуки с жертвоприношением и тому подобное и просто сосредоточимся на самой магии крови. Как только мы произнесем заклинание и сделаем все правильно, Джеймс и Лили должны исчезнуть и окажутся притянутыми в Годрикову Лощину своими «узами Смерти».

* * *

Гарри глубоко вздохнул. Он стоял в тускло освещенной ванной внизу и мыл руки. У них только что была лучшая лазанья, которую он когда-либо пробовал, и это очень много значило, потому что он был свидетелем готовки Молли Уизли. Однако это было нечто совершенно иное, когда твоя собственная мать готовила для тебя еду, особенно если это блюдо было секретным семейным рецептом.

Он всегда предполагал, что всякий раз, когда Рон жаловался на еду в «Трех метлах» или куда бы они там ни ходили время от времени, это было потому, что блюда миссис Уизли всегда были вкусными, но теперь он понял это. То, что ты ешь что-то, приготовленное твоей мамой, делает блюдо гораздо более особенным и вкусным. Лучший повар во всем мире действительно мама.

Гарри снял с крючка мягкое полотенце и медленно вытер руки. Они слегка дрожали. Парень никому не говорил, но с тех пор, как Перечное Зелье потеряло свой эффект, дрожь не прекращалась. Было невозможно, чтобы что-то было не так с зельем; более вероятно, что его время было на исходе. Его магия больше не могла работать в условиях стресса, и это было заметно, даже когда его родители не использовали магию. Это было именно то, чего боялась его мама — и чего боялся он, если быть честным с самим собой.

На самом деле он не так уж сильно заботился о своем здоровье. Он так и не научился по-настоящему делать это в детстве, поскольку все вокруг пренебрегали как его физическим, так и психическим здоровьем. Он всегда просто делал то, что нужно было сделать, совершенно не задумываясь о последствиях, которые это могло иметь для него — и этот случай не сильно отличался.

Но теперь, не сумев заставить свои руки расслабиться и перестать двигаться, даже Гарри был вынужден признать, что его родителям нужно было оставить его. Он не хотел этого, на самом деле он был более чем немного напуган тем, что они уйдут. Он не беспокоился о самом ритуале — он доверил двум женщинам свою жизнь — но он боялся того, что их уход мог сделать с ним. Они добьются успеха, они разорвут узы, которые связывали их с его магией, а затем, как и сказала Гермиона, они исчезнут и снова оставят его.

За время их пребывания у него было несколько бесед с родителями, так что он знал, что они не хотят уходить, они никогда не хотели уходить, и все, чего они хотели для него, — это жить счастливой и наполненной жизнью. Когда придет его время умирать, они снова увидят друг друга и проведут вместе всю вечность. Он знал, что они любили его, он чувствовал это глубоко в своем сердце, и это было причиной, по которой он так боялся последствий.

Он познал искреннюю и бескорыстную любовь — любовь, которую он мог получить только от своей семьи. Конечно, Гермиона тоже была его семьей, но это все равно было по-другому. Лишившись этого, снова потеряв ту единственную, нормальную часть себя, он проделал бы в себе дыру, которая могла навсегда остаться открытой и кровоточащей.

Гарри поднял голову и посмотрел на свое отражение в зеркале. Он был очень бледен, его щеки ввалились, и в целом у него был вид больного человека.

Он вздохнул и отвернулся. Не было смысла зацикливаться на этом сейчас. Сегодня утром после завтрака они исполнят ритуал, и тогда все вернется в нормальное русло…

Как он ненавидел слово «нормальный».

Он глубоко вздохнул и с силой выдохнул весь воздух из легких. Он должен вернуться и провести каждую секунду со своими родителями. Пройдет некоторое время, прежде чем он увидит их снова.

Гарри промчался по коридору и влетел в гостиную, где трое его любимых людей сидели перед камином, переваривая вкусную еду.

— Кажется, ты убила меня, Эванс, — драматично простонал Джеймс и еще глубже вжался в диван. Его ноги были вытянуты вперед, а седалище едва касалось подушек. — Ты буквально доконала меня, подав эту невероятную лазанью.

Гермиона засмеялась, когда Лили закатила глаза и шлепнула своего мужа по руке. — Я ничего подобного не делала, и спасибо тебе за этот тайный комплимент, я тоже люблю тебя, Поттер.

— Гарри! — улыбающаяся Гермиона вскочила и подбежала к нему. Испуганное: «Как ей все еще удается двигаться так быстро?» от Джеймса было заглушено еще одним шлепком.

— Эй, что это у тебя? — спросила Гермиона.

Гарри моргнул, когда брюнетка вытерла что-то мокрое с его щеки. Он удовлетворенно замурлыкал и закрыл глаза, откликаясь на ее прикосновения.

— Все в порядке? — ещё раз спросила она.

— Да, — Гарри улыбнулся и посмотрел в ее красивые светло-карие глаза, которые сияли беспокойством за него. В этот момент он влюбился в нее еще больше. — Да, все в порядке. Уверяю тебя, — быстро добавил он, когда глаза Гермионы слегка сузились, явно не веря ему.

Прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, его прервал отец, который, выпрямившись, жестом пригласил их к огню. — Идите сюда, голубки. Я в настроении съесть несколько зефирок, но не могу призвать их, чтобы мой сын не потерял сознания.

Лили, наблюдавшая за их общением с мягкой улыбкой на лице, обернулась и посмотрела на мужа, приподняв брови. — Я думала, что уже убила тебя, позволив тебе съесть слишком много, а теперь ты хочешь ещё и зефир?

Джеймс пожал плечами и посмотрел на своего сына в поисках поддержки.

Гарри, искренне наслаждаясь ролью сына, состроил матери свою лучшую щенячью мордочку. — Зефир — лучшая вечерняя закуска, когда горит огонь.

Лили перевела взгляд с Гарри на Джеймса, который изо всех сил старался подражать выражению лица своего сына, и снова на Гарри. Она удрученно покачала головой, признавая поражение. — Тебе повезло, что у меня нет иммунитета к твоим щенячьим глазкам, Гарри, потому что иначе я бы вручила вам обоим еще по порции лазаньи и смотрела, как вы мучаетесь.

* * *

Вечер был потрясающим. Они жарили зефир, слушали, как Джеймс оживленно объясняет успешные и неудачные розыгрыши так подробно, что Гарри почувствовал себя так, словно сам был там. Лили рассказывала о своих школьных друзьях, о том, как Филч поймал Мародеров (к большой досаде ее мужа), и оба старших Поттера расспрашивали Гарри о его приключениях в Хогвартсе. Хотя Лили была там на протяжении всего срока, они хотели услышать, как Гарри объяснит это со своей точки зрения.

Джеймс получил удовольствие от его описания первого задания на четвертом курсе.

— И вы⁽¹⁾ просто-напросто пытались вызвать магический предмет, который был невосприимчив к заклинаниям и хранился в сотнях метров от вас, хотя вы практиковались только в вызове не зачарованных предметов, которые находились в том же помещении? Вот что я называю мужеством! — к большому разочарованию двух женщин в комнате. Они проговорили несколько часов подряд, совершенно забыв о времени. Зевок Гермионы заставил их одновременно посмотреть на старые напольные часы в углу.

— Три часа ночи. О боже милостивый, — воскликнула Лили и улыбнулась Гермионе, которая изо всех сил старалась держать глаза открытыми. — Мне так жаль, дорогая.

— Нет, все в порядке. Я действительно наслаждалась вечером, — заверила ее Гермиона и медленно встала. — Но, пожалуй, я все равно пойду спать. Нам понадобится вся энергия, которую мы сможем получить на завтра. Гарри, тебе, наверное, тоже стоит пойти поспать.

Удрученно кивнув, Гарри потянулся и поднялся на ноги.

— Ой, я чуть не забыла!

Поттеры в замешательстве наблюдали, как Гермиона, спотыкаясь, прошла в противоположный угол к ящикам, где все еще лежала книга ритуалов, которую она показывала ранее. Когда она обернулась с фотоаппаратом в руке, на ее лице больше не было видно усталости.

— Я подумала, что было бы неплохо сфотографировать вас троих вместе. Ну, знаете, на будущее.

Гарри был готов зацеловать ее до бесчувствия прямо на месте. Почему он сам не подумал об этом? Он был так поглощен своими заботами, что отвлекся от того, что было прямо перед ним. Он хотел, чтобы его родители остались. Он хотел, чтобы осталось это чувство — чувство того, что у него есть настоящая семья, люди, которые любили его таким, какой он есть. Он знал, что не может получить это очевидным способом. Им нужно было уйти, он знал и принимал это. И все же он не видел второго лучшего варианта — фотографии момента, на котором он чувствовал себя обычным мальчиком, рядом с которым были мать и отец.

Он лучезарно улыбнулся в камеру, когда Гермиона пригласила их встать рядом с камином. Рука Лили скользнула по его спине и остановилась на левой стороне талии. Джеймс обнял его за плечи. Оба нежно сжимали его, давая понять, что они были там, что они знали, что он чувствует, и что они понимают. Им не нужны были слова, чтобы передать, что в тот момент они чувствовали в точности то же самое.

Гарри повернулся к отцу, видя блеск в его карих глазах и отражающуюся в них любовь. У него перехватило горло, но его улыбка не дрогнула, когда Джеймс протянул руку и взъерошил волосы сына. Гарри было все равно, как после этого выглядела его голова. Все, что его волновало, — это то, как его сердце наполняется теплом и любовью, которые он чувствовал в этот момент. Смех вырвался у него и Джеймса, когда Лили слегка повернулась и подергала за странную прядь, торчащую из головы сына под углом в девяносто градусов.

Сцена казалась настолько обычной, что на короткое мгновение Поттеры забыли, что произошло в прошлом и что произойдет на следующий день. Они просто жили в этот момент, наслаждаясь тем, что они семья.

Лили поцеловала Гарри в щеку и усмехнулась, когда мальчик покраснел. Именно такими они будут помнить друг друга.

* * *

На следующее утро погода разыгралась не на шутку. Шторм только усилился, теперь он добрался до центра Лондона. Порывы ветра агрессивно барабанили в окна, заставляя их сильно трястись.

Четверо человек, сидевших за столом на кухне, не замечали, как прекрасный летний день всего за несколько часов превратился в ливень. Все они уставились на свою еду, ковыряясь в ней и гоняя по тарелкам. Гермиона была единственной, кому удалось съесть небольшую порцию своей яичницы-болтуньи, прежде чем она тоже сдалась.

Она довольно решительно отодвинула свою тарелку, испустив раздраженный вздох.

Три пары глаз уставились на нее. Молодая ведьма передернула плечами, встала и вышла из комнаты.

Через несколько секунд, когда никто не двинулся с места, чтобы последовать за ней, Лили отодвинула свой стул и встала. — Пойду поговорю с ней, — тихо пробормотала она и последовала за девушкой вверх по лестнице в гостиную.

Все предметы, которые им понадобятся для ритуала, лежали на кофейном столике в ожидании, пока они не решат, что время пришло. Три свечи, символизирующие трех связанных друг с другом людей, мел, чтобы нарисовать пентаграмму, и игла, чтобы пустить кровь, в которой содержались переплетенные энергии.

Ее глаза прошлись по предметам в дальнем конце комнаты. Гермиона стояла у окна, выходящего на улицу. Какая-то семья спешила по дороге, мать изо всех сил старалась завести своих детей в дом до того, как упадет первая капля дождя.

— Это плохо, что я не хочу, чтобы ты уходила?

Лили повернулась к девушке, чьи глаза были устремлены куда-то вдаль.

— Это действительно так плохо, что я хочу, чтобы Гарри был счастлив? — она шмыгнула носом, и одинокая слеза скатилась из ее глаза. Она вытерла их, недовольная собой. — Он прошел через столько боли и душевных терзаний, и теперь, только-только вернув вас, он снова вас потеряет. Это несправедливо, и я боюсь того, как это может повлиять на него.

— Он не останется один, — Лили подошла к молодой ведьме и тоже выглянула наружу. Начали падать первые капли дождя. — У него будешь ты.

— Но что, если этого недостаточно? — голос Гермионы дрожал, когда она повернулась и посмотрела на мать своего парня. Ее подбородок задрожал, когда она заставила себя произнести следующие слова. — Что, если меня недостаточно?

— Ох, Гермиона, — Лили заключила ее в любящие объятия и держала, пока та отпускала все свои страхи. — Ты его знаешь. Ты знаешь, какой он, и ты знаешь, что он не прогонит тебя только потому, что нас здесь больше не будет.

Гермиона шмыгнула носом, уткнувшись лицом в изгиб шеи Лили. Она знала, что ведет себя нерационально, и, услышав, как Лили утешает ее, поняла, как глупо прозвучали ее сомнения. Однако это знание не помогло ей избавиться от неуверенности.

— Ему будет больно, — захныкала она. — Он не будет знать, что с собой делать.

— Значит, это будет твоя работа — убедиться, что он не забудет, кто он такой. Ты должна убедиться, что он останется в настоящем, здесь, с тобой, и не будет зацикливаться на том, что могло бы быть. Гермиона, — Лили мягко высвободилась из объятий и теперь держала девушку на расстоянии вытянутых рук, — всего этого никогда не должно было случиться. Ты это знаешь, мы с Джеймсом это знаем, и Гарри это тоже знает. Мы умерли много лет назад. Гарри пришлось пройти через многое, без нас, но ты знаешь, кто всегда был рядом с ним? ТЫ!

Рыжеволосая улыбнулась и увидела, как глаза Гермионы прояснились. Слезы перестали капать, когда она снова посмотрела на Лили, ничего не говоря. Лили видела, что девочка нуждалась в утешении, и она даст ей его.

— Он всегда мог на тебя рассчитывать. Ты всегда была рядом, и разве ты когда-нибудь сомневалась в этом? Ты когда-нибудь думала о том, что, возможно, тебя одной недостаточно? — она подняла брови, бросая вызов молодой брюнетке. Лили прекрасно знала, что была права, и Гермиона тоже это знала.

— Нет.

-А тебе когда-нибудь казалось, что Гарри может отослать тебя прочь? У тебя когда-нибудь было впечатление, что он, возможно, не хочет, чтобы ты была рядом с ним?

Смущенная улыбка тронула губы Гермионы. — Нет.

— Мой сын любит тебя, Гермиона. О, я знаю, что любит, — она засмеялась, убирая прядь каштановых волос, упавшую на раскрасневшееся лицо девушки. — Я знаю это, потому что знаю своего сына. Может, я и не воспитывала его, но я была рядом на протяжении всей его жизни. Я знаю, что он чувствует к тебе, так что даже не позволяй своим сомнениям взять верх над тобой. В последнее время у него было много забот. И единственная постоянная из них, не считая назойливых репортеров из «Пророка», — она подмигнула Гермионе, которая тихо засмеялась, — это ты. Ты делаешь моего сына счастливым, Гермиона. Ты всегда была рядом с ним, ты никогда не покидала его — я отказываюсь учитывать тот период на вашем третьем курсе. Ты действовала правильно, Рон и Гарри просто вели себя глупо — и я более чем уверена, что ты всегда будешь рядом с ним. Ты видела его таким, какой он есть на самом деле, а не таким, каким он должен быть. Я не знаю, как мы с Джеймсом могли бы выразить тебе, насколько мы действительно благодарны. Я могу только дать в этом свое слово и пожелать тебе всей удачи и счастья, которые только может предложить этот мир.

Новые слезы заблестели в глазах Гермионы, когда она услышала слова, которые ей нужно было услышать. Капли дождя барабанили по окну, заглушая все остальное.

— Спасибо вам, — прошептала Гермиона и крепко обняла Лили. Она почувствовала, как теплые руки нежно обвились вокруг нее и так же крепко обняли в ответ.

— Нет, спасибо тебе, — прошептала в ответ старшая ведьма. — За то, что сделала моего сына счастливым.

* * *

Джеймс посмотрел вслед своей жене, когда она выходила из комнаты. Дверь за ней захлопнулась, оставив после себя напряженную тишину.

Он повернулся к своему сыну, который рассеянно гонял яичницу по тарелке. Его горящие глаза бросали свирепые взгляды на сосиски, пока одна из них перекатывалась от одного края тарелки до другого.

— Она милая девушка, — сказал Джеймс тихим голосом, словно боялся, что Гарри подпрыгнет от неожиданности. — Гермиона, — пояснил он, когда вопросительный взгляд сына уперся в него. — Рядом с ней ты чувствуешь себя счастливым, не так ли?

Взгляд Гарри вернулся к его тарелке. Парень кивнул.

Джеймс наблюдал за ним несколько секунд, ожидая, что он что-нибудь скажет, но ничего не последовало. — Ты любишь ее? — спросил он.

Это вызвало у парня адекватную реакцию. Гарри дернулся, его глаза расширились, а челюсть отвисла, когда он уставился на улыбающегося отца.

— Это видно по тому, как ты смотришь на нее, — пожал плечами Поттер-старший, продолжая мягко улыбаться. — Ты же знаешь, что она тоже любит тебя, не так ли?

Гарри моргнул, его сердцебиение участилось. Жар медленно пополз вверх по его шее, пока он продолжал пялиться на улыбающегося мужчину, сидящего напротив него.

— Знаешь, сынок, — Джеймс глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула, — если я чему-то и научился за свою короткую жизнь, так это тому, что любовь — это то, чем стоит дорожить. Как только ты почувствуешь это и как только увидишь это в других людях, ты должен держаться за это, потому что это нечто чистое и мощное, что будет поддерживать тебя даже в те моменты, когда хочется сдаться.

Он терпеливо наблюдал за сыном. Через пару минут Гарри запустил руки в волосы, раздраженно дергая их. — Я просто, — он вздохнул и широко развел руками, — я не знаю.

— Чего ты не знаешь?

Гарри покачал головой, явно не зная, как выразить то, что он чувствовал. Он любил Гермиону, он знал это. Он также знал, что эта любовь была намного глубже, чем все, что он когда-либо испытывал. Он просто не знал, подходят ли они друг другу. Он не знал, сможет ли он на самом деле наладить отношения, как у его родителей, — любить друг друга безоговорочно, жениться, создать семью. Ему было страшно думать о том, каким будет следующий шаг, и он не знал, как ему следует вести себя всякий раз, когда Гермиона может решить, что пришло время для этого следующего шага. Он, конечно, понятия не имел о романтических отношениях, так как же он должен был определить, в какой момент они были готовы пойти дальше, и как он узнает, что это было правильным решением?

— Сынок, — Джеймс встал и обошел стол, чтобы сесть рядом с сыном. — Ты никогда не будешь знать наверняка, правильно ли то, что ты делаешь, потому что нет правильного или неправильного, когда речь идет о «принятии следующего шага».

Он положил обе руки Гарри на плечи и подождал, пока тот перестанет теребить подол своей рубашки и посмотрит ему в глаза.

— Я знаю, что я, вероятно, не лучший человек, к которому можно обратиться за советом о том, как наладить отношения, учитывая, как это происходило с твоей матерью до нашего седьмого курса, но что я знаю точно, так это то, что я гораздо более надежен в этом вопросе, чем Сириус, — он подмигнул, заставив Гарри усмехнуться. — Единственное, что я могу тебе сказать, — это следовать своему сердцу. Ты узнаешь, когда придет время. Ты будешь знать, когда сделать ей предложение, потому что это решает не твой мозг, Гарри, а твое сердце. Так было у моих родителей, так было у меня и так же будет у тебя. И если есть что-то, что мы, мужчины рода Поттер, делаем на удивление хорошо, так это то, как мы выбираем наших женщин на всю жизнь.

Джеймс мягко сжал плечи Гарри и отпустил. — Но ты должен пообещать мне кое-что, сынок, — сказал он и посмотрел на мальчика прищуренными глазами.

— Что угодно!

— Скажи ей, что ты чувствуешь, и сделай это поскорее. Ты же не хочешь потом сожалеть об этом, если упустил свой шанс. Потому что эта девушка потрясающая, так что тебе лучше следовать зову своего сердца и держаться за нее.

Гарри рассмеялся и вытер одинокую слезу, скатившуюся по его щеке.

— Ты вырос замечательным человеком, Гарри, — сказал Джеймс, становясь серьезным и глядя прямо в глаза своему взрослому сыну. — Ничего другого мы и не могли от тебя ожидать. Мы так гордимся тобой, малыш. И всегда гордились тобой.

Подбородок Гарри задрожал, пока он боролся со слезами, угрожавшими перехватить дыхание. Все, что он мог сделать, это наклониться вперед и обнять своего отца так крепко, как только мог, надеясь, что это объятие передаст каждую мысль, которая была у него в голове.

— Я люблю тебя, — прошептал он, вдыхая знакомый запах отца.

— Я тоже люблю тебя, сынок.

* * *

Гарри поморщился, уколов палец иглой. На кончике образовалась маленькая капелька крови, которая постепенно увеличивалась. Как ему и было сказано, черноволосый волшебник позволил капле упасть на первую из трех свечей, которые были расположены по трем из пяти лучей пентаграммы — две прямо рядом друг с другом и одна напротив них.

Гермиона объяснила, что этот ритуал основан на символизме.

Три свечи символизировали Лили, Джеймса и Гарри, все они — объекты воздействия магии. Расположение свечей должно было показать, как они были соединены в начале — Лили и Джеймс, оба умершие от одного и того же проклятия, были связаны своей магией и судьбой. Свеча Гарри стояла напротив свечей родителей, символизируя их предполагаемую удаленность, но в то же время причастность, поскольку все три являются частью пентаграммы. И последнее, но не менее важное — каждый из Поттеров должен был добавить каплю своей крови к соответствующей свече, показывая свою связь как через кровь, так и через магию.

Гарри сунул кровоточащий палец в рот и осторожно пососал, чтобы остановить кровотечение. Легкий металлический привкус коснулся его вкусовых рецепторов.

— Хорошо, теперь все, что вам нужно сделать, это встать за своими свечами. Джеймс, Лили, — Гермиона кивнула упомянутым двоим, держа в руках пергамент с инструкциями, — вы двое должны держать друг друга за руки. Свободная рука должна быть направлена на Гарри ладонью вверх.

— Гарри, — она подошла к своему парню и потянула его, чтобы тот встал немного левее, — тебе нужно коснуться каждого из них, держа руки ладонями вниз.

Все сделали, как им было сказано, и стояли там, глядя друг на друга. Они уже попрощались, но это не означало, что расставание стало менее болезненным.

— Ну что ж, — Гермиона прочистила горло, заставляя себя оставаться сосредоточенной и не думать о том, что может произойти после ухода Поттеров, — я думаю, это все. Заклинание очень короткое, так что, если хотите сказать что-нибудь еще, я думаю, сейчас самое время.

Джеймс повернулся, чтобы посмотреть на Лили, которая ободряюще улыбнулась и кивнула. Оба повернулись к своему сыну, который выглядел так, словно ему было трудно оставаться неподвижным на отведенном ему месте.

— Помни, что я сказал тебе, сынок, — Джеймс слегка приподнял брови, молча передавая свое послание мальчику. — Ты не пожалеешь об этом, поверь мне.

Улыбка Гарри была слегка кривой, а его подбородок задрожал. Он прикусил нижнюю губу и заставил себя глубоко вздохнуть.

— Мы любим тебя, солнышко. Никогда не забывай об этом.

— И мы не могли бы еще больше гордиться тобой, даже если бы попытались.

Лили почувствовала, как Джеймс нежно сжал ее руку, когда ощутил, что она дрожит. Его мышцы были напряжены, как будто он хотел перепрыгнуть через комнату, заключить Гарри в крепкие объятия и больше никогда его не отпускать. Но он не мог этого сделать, и он знал это. Так что он остался на месте.

Он стоял там, смутно осознавая, как голос Гермионы начал произносить заклинания.

— Я люблю вас, — голос его сына был не громче шепота, но Джеймс слышал каждый слог, пока они врезались в его сердце. Он тяжело сглотнул, так как дышать становилось все труднее. Он не мог сказать, было ли это следствием ритуала или у него перехватило горло от отчаяния, которое он испытывал в тот момент.

Воздух вокруг них начал колебаться, и странное, парящее чувство пронеслось по его телу. Он почувствовал, как рука Лили схватила его еще крепче, когда воздух был высосан из его легких. Это было так, словно его душили, но он не сводил глаз со своего сына.

Гарри к этому времени уже плакал навзрыд, быстро моргая, чтобы слезы не мешали ему видеть родителей. Они оба смотрели на него в ответ с такой любовью в глазах, что он не знал, как все еще может стоять неподвижно, как вкопанный.

И, совершенно внезапно, комнату заполнил ослепительный свет, и визг эхом отразился от стен, когда всепоглощающее чувство одиночества пронизало его до костей.

Когда свет потускнел, Гарри мог видеть, что его родители ушли.

* * *

Ощущения были такими, будто часть его существа была оторвана от него. Часть того, что делало его тем человеком, которым он был, была безвозвратно отнята у него. Это казалось неправильным. Слишком неправильным. Сама его душа извивалась, пытаясь удержать ту часть, к которой он привык и которая стала частью того, кем он был, — но безуспешно. Мощный рывок — и он почувствовал, как связь оборвалась. То, что объединило его энергию с энергией его сына, сломало и искалечило то, что осталось позади.

Он ахнул, когда боль пронзила его. Он чувствовал ее каждой клеточкой своего тела, пока лишался всего, что для него что-то значило. Он рухнул на грязный пол и ударился головой обо что-то твердое и острое. Он даже не почувствовал боли от этого удара. Все, что он мог чувствовать, была пустота, которая полностью заполнила его.

Быстро моргая и пытаясь наполнить кислородом свои ноющие легкие, он огляделся. Он сидел на земле кладбища Годриковой Лощины, или, более конкретно — он заметил это, когда обернулся, — на собственной могиле. Он застонал и потер лицо. Он был измотан, как морально, так и физически.

Он все еще продолжал видеть его — Гарри, стоящего напротив него, протягивающего руки, отчаяние искажает его лицо. Визг заполнил его уши, делая невозможным слышать что-либо еще, Все было таким ярким — и таким болезненным. Он был разорван на части.

Он лихорадочно замотал головой. Он заставлял себя не думать о том, что он только что потерял, и предпочел сосредоточиться на положительных вещах.

У Гарри будет шанс на исцеление, и он был не одинок. Гермиона всегда будет рядом с ним, это он знал. Он доверил ей своего сына и знал, что с Гарри все будет в порядке. Его любили, и он был в безопасности. У него была работа, которую он любил, у него были друзья, и теперь он знал, что его родители все еще думали о нем, все еще молча наблюдали за ним и были рядом, хотя физически не могли этого сделать. Но эмоционально это все еще было возможно, и теперь он знал это.

Тем не менее, он ничего не мог поделать, когда слезы потекли по его лицу. Он только что потерял своего сына во второй раз. Он не знал, как ему с этим справляться.

— Лили!

Джеймс громко шмыгнул носом и ожесточенно вытер слезы. Ему нужно было найти Лили! Как он мог не заметить, что ее не было рядом с ним? «О Мерлин, пожалуйста. Пожалуйста, не говорите мне, что снова что-то пошло не так», — подумал он, и панический всхлип вырвался из его горла. Ему нужно было найти ее. Сейчас!

* * *

Открыв глаза, Лили застонала. Все болело. Она чувствовала себя хуже, чем после удара проклятием Круциатус. Что же произошло? Она не могла вспомнить, как она здесь оказалась, где бы это «здесь» ни находилось. Дрожа, она огляделась вокруг. Она лежала на жестком деревянном полу гостиной в их доме в Годриковой Лощине. Слава богу за маленькие милости!

Теперь перейдем к следующему вопросу: что случилось, из-за чего она оказалась на полу в гостиной с болью во всем теле?

Она попыталась сесть, но быстро прервала это действие. Лили громко застонала, когда комната начала бешено вращаться вокруг нее. Она чувствовала, что ее вот-вот вырвет.

— О боже, — простонала она и зажала рот руками. Что-то было не так. Что-то было очень не так, но она не могла понять, что именно. Она чувствовала себя странно, как будто ей здесь не было места, как будто часть ее отсутствовала. Но в этом не было никакого смысла, и тем не менее это чувство не уходило. Ей нужно было подумать! Что было последним, что она могла вспомнить?

Закрыв глаза и плотно сжав рот, она сделала глубокий, успокаивающий вдох через нос, наполняя легкие свежим воздухом. Ей нужно было очистить свой разум, чтобы сосредоточиться и решить эту проблему. Это ничем не отличалось от тех случаев, когда ее маленький мальчик истерически плакал и не позволял себя успокоить…

«Гарри!»

Ее тело резко выпрямилось, и она почти мгновенно пожалела об этом, так как ее желудок взбунтовался, и ее вырвало на их прекрасный тканый ковер. Но на пол ничего не упало. Лили ахнула, продолжая бороться с рвотными позывами. Гарри! Гарри! Теперь она вспомнила! Она вспомнила все!

Узы Смерти, Джеймс, передающий ей свою магию, ее мальчик — уже совсем взрослый, Гермиона… О Боже, Джеймс! Где Джеймс?

Она лихорадочно оглядела комнату. — Джеймс? — позвала она и неуверенно поднялась на ноги. — Джеймс?

Ей никто не ответил. Фактически, теперь, когда она просто стояла там, она не слышала ничего, кроме своего испуганного дыхания и частых ударов сердца. Его здесь не было. Она была одна в доме. Что произошло?

«Так, думай, Поттер. Думай!» — она начала ходить взад-вперед, покусывая губу и отчаянно пытаясь найти ответ. — «Ритуал. Гермиона и я изменили и обратили ритуал вспять. Это должно было сработать. Мы подумали обо всем, так где же…»

От входной двери донесся лязгающий звук, как раз перед тем, как она распахнулась и ударила в стену. — Лили? Лили, ты здесь?

— Джеймс!

Ее муж резко завернул за угол и налетел на нее. — О, слава Мерлину, Лили! — он притянул ее в теплые объятия, крепко прижимая к себе. — С тобой все в порядке?

— Я в порядке, Джеймс. — она отстранилась и положила руки на его раскрасневшиеся щеки. — Я в порядке.

Черноволосый волшебник резко выдохнул и закрыл глаза, чувствуя, как волна облегчения затопляет его тело.

Он еще крепче обнял Лили, его захлестнуло отчаяние, которое он испытывал раньше только однажды — сразу после своей смерти. Ему нужно было убедиться, что она была прямо здесь и не исчезнет точно так же, как только что сделал Гарри. Она останется, и они как-нибудь справятся с этим вместе.

Слегка отстранившись, Лили на мгновение обеспокоенно посмотрела на него и снова притянула в свои объятия, как только увидела его глаза. — С ним все будет в порядке, милый. С нашим мальчиком все будет в порядке, и однажды в будущем мы увидим его снова. Вот увидишь.

Джеймс смог только кивнуть, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи, а его руки притянули ее еще ближе. Он вдохнул ее прекрасный, свежий аромат, позволив ему унести его подальше от всей боли, когда потекли слезы.

* * *

Гарри стоял на вершине пентаграммы и смотрел на пустое место, где только что стояли его мать и отец. Они исчезли. Две свечи, которые неистово мерцали во время ритуала, были задуты, но его собственная все еще весело горела.

Это казалось неправильным. Это было совершенно неправильно! Почему они не горели? Свечи должны были гореть! Его мама и папа все еще были там, просто не здесь, в доме! Они все еще были в Годриковой Лощине, куда их притянули узы Смерти. Они не исчезли! Они… они не могли. Нет, это было неправильно!

— Мы должны зажечь их снова, — пробормотал Гарри, чувствуя себя странно не в своей тарелке, когда заставил свои онемевшие ноги двигаться. Он, спотыкаясь, обошел пентаграмму и упал на пол рядом с двумя белыми свечами. Это неправильно! Он вытащил свою палочку, рассеянно покрутил ее в руках несколько секунд и сначала направил на мамину свечу.

— Инсендио.

Ничего не произошло.

— Инсендио!

— Гарри?

Свеча оставалась холодной.

— Почему это не работает?! Инсендио, — он указал палочкой на свечу своего отца, и снова ему не удалось ее зажечь.

— Гарри, они не загорятся.

Гермиона медленно прошла через комнату и опустилась рядом с потрясенным и сбитым с толку юношей, сгорбившимся перед двумя белыми свечами, воск которых медленно остывал.

— Но это совершенно неправильно! Мы должны зажечь их снова! Мы не можем просто позволить им…

— Они ушли, Гарри.

— Нет. Нет! Нет, мы просто должны…

— Гарри! Посмотри на меня!

Безумные глаза встретились со спокойными, пытаясь обнаружить ложь, которую, он был уверен, она ему говорила. Он ничего не нашел. Он не нашел ничего, кроме жестокой, болезненной честности, которая вскрыла медленно зарастающую рану внутри него с такой скоростью, что он ахнул и схватился за грудь.

Эту боль нужно было остановить! Все это было неправильно! Этого не могло случиться! Это было невозможно!

Его дыхание было поверхностным, и он болезненно втягивал воздух, отчаянно нуждаясь в кислороде.

Он снова был один. Он только что вернул своих родителей, и теперь они ушли, бросив его здесь. Этого не могло быть на самом деле. Это, должно быть, какой-то жестокий кошмар, и он мог проснуться в любую секунду! Иначе и быть не могло. Он бы не пережил эту боль, если бы это было по-настоящему.

— Гарри, — голос Гермионы звучал странно далеко, как будто она говорила по телефону, завернутому в несколько слоев ткани. — Гарри, тебе нужно успокоиться.

Успокоиться? Он был спокоен. Он никогда еще не был так спокоен. Он просто не понимал, почему у него было ощущение, что его грудь разрывают. Он не мог дышать. В комнате не хватало воздуха. Он быстро заморгал, пока его взгляд метался по комнате. Они исчезли. Они действительно ушли. Это не было сном. Если бы это было так, он бы уже проснулся. Но этот кошмар не заканчивался. Он снова был один. Он не мог дышать. Он не мог…

Гарри отчаянно хватал ртом воздух, когда его влажные глаза закатились, и его поглотила милосердная тьма.

* * *

Первое, что он увидел, был потолок. Он мог видеть маленькие трещинки, бегущие по его периметру, образуя замысловатые узоры. Пыль плавала в воздухе, когда солнце осветило комнату. Плотные шторы были отдернуты и перетянуты куском прочной ленты, аккуратно закрепляя их на месте.

Гарри устало моргнул. В голове яростно пульсировала боль, заставив его тихо застонать, когда он попытался сесть.

Вздох отвлек его внимание от штор. Гермиона сидела рядом с его кроватью с книгой на коленях и выражением отчаяния, но в то же время облегчения на ее прекрасном лице.

— Как ты? — тихо спросила она и поспешно села рядом с ним. Матрас слегка прогнулся под ее весом.

— Я в порядке, — пробормотал он, слишком поглощенный тем, как ее руки успокаивающе потирают его виски. — Голова болит.

Гермиона тихо усмехнулась и продолжила свою помощь.

Прикосновения ее рук были божественными. Пульсирующая головная боль начала отступать, но вместе с тем отсутствие боли оставляло странное ощущение… пустоты. Что-то было не так.

— Гермиона? — спросил он, проклиная себя, когда ее руки перестали массировать его виски. — Что случилось?

Молодая ведьма колебалась, когда повернулась, чтобы полностью взглянуть на него. — Ты что, не помнишь?

Гарри нахмурился, но покачал головой.

— Мы отправили твоих родителей домой, Гарри, — осторожно сказала Гермиона, не совсем уверенная, как сказать ему, не вызвав очередного приступа паники, который закончился обмороком. — Мы провели ритуал, и на этот раз все сработало соответствующим образом. Я проверила твое магическое ядро, и, похоже, все вернется к тому, как должно быть. Оно все еще не дотянуло до того уровня, каким было когда-то, поскольку все еще пополняется, но через пару дней ты будешь в полном порядке.

Он медленно моргал, к нему вернулись картинки, воспоминания о его родителях, стоящих перед ним, улыбающихся ему, говорящих ему, как сильно они его любят, а затем все стало расплывчатым. Он не мог вспомнить, что произошло после того, как яркий свет заполнил комнату. Единственное, что он мог вспомнить, было много замешательства и боли.

Его мозг отвлекся от этой сцены и вместо этого сосредоточился на чем-то в высшей степени настоящем — Гермионе.

— Они действительно ушли, да? — спросил он ее, пристально глядя в ее прекрасные шоколадные глаза.

Гермиона наблюдала, как эмоции сменяют друг друга на лице Гарри — счастье, замешательство, пустота, боль. — Да, — сказала она и провела рукой по его волосам, пытаясь слегка пригладить их — они ушли.

Гарри медленно кивнул, его мозг все еще пытался все осмыслить. Пустота внутри него становилась все больше. «Да, они ушли». Слова эхом отдавались в его голове, повторяясь снова и снова. Он чувствовал себя странно отделенным от своего тела, как будто плыл рядом с ним, наблюдая за эмоциями, протекающими через тело, но не в состоянии испытать ни одну из них.

— Ты не одинок, ты знаешь?

Моргая, он поднял глаза и увидел, что она пристально смотрит на него.

— Я здесь, с тобой, и я не уйду, никогда.

Слезы навернулись ему на глаза, и он даже не пытался остановить их. Он просто открылся. Он отпустил все, и Гермиона была тут же, крепко держа его в своих теплых объятиях, лениво расчесывая его волосы пальцами. Она нежно почесала его кожу головы и покрыла поцелуями его макушку, лоб и щеки. Он держался за нее и позволял себе чувствовать. Он все еще слышал слова своего отца в своей голове.

«Знаешь, сынок, если я чему-то и научился за свою короткую жизнь, так это тому, что любовь — это то, чем стоит дорожить. Как только ты почувствуешь это и как только увидешь это в других людях, ты должен держаться за это, потому что это нечто чистое и мощное, что будет поддерживать тебя даже в те моменты, когда хочется сдаться».

Он почувствовал это в тот момент. Тепло, разливающееся по его телу, когда обещания Гермионы запечатлелись в его сердце, заставило дыру в груди перестать кровоточить и почувствовать, что со временем она, возможно, сможет затянуться. Это было чувство, которое, как он думал, он никогда не сможет испытать снова.

«Единственное, что я могу тебе сказать, — это следовать своему сердцу. Ты узнаешь, когда придет время. Это решает не твой мозг, Гарри, а твое сердце. Так было у моих родителей, так было у меня и так же будет у тебя. Скажи ей, что ты чувствуешь, и сделай это поскорее. Ты же не хочешь потом сожалеть об этом, если упустил свой шанс. Потому что эта девушка потрясающая, так что тебе лучше следовать зову своего сердца и держаться за нее».

Он глубоко вдохнул, слезы высыхали, пока он купался в любви, которую дарила ему эта невероятная женщина. В этот момент он понял. Он знал, что в его мире больше никого не будет. Он хотел прожить остаток своей жизни с этой удивительной и любящей ведьмой, которая всегда была рядом с ним, всегда заставляла его видеть, что все еще есть надежда, и которая всегда говорила и показывала ему, что пока она рядом, он никогда не будет одинок.

— Я люблю тебя, Гермиона, — тихо прошептал он ей на ухо, искренняя улыбка украсила его лицо. — Я люблю тебя.

Ведьма замерла в его руках и, через несколько секунд, медленно высвободилась из его объятий. Ее глаза широко раскрылись, когда она посмотрела на молодого человека, лежащего в постели. Его зеленые глаза были честными и искренними, сияя такой нежностью, что у нее перехватило дыхание.

Прежде чем она поняла, что происходит, она была вся в слезах. Ее громкие рыдания были заглушены рубашкой Гарри, в которую она вцепилась изо всех сил. Гул завибрировал в его груди, когда черноволосый волшебник тихо усмехнулся.

— Я тоже тебя люблю, — слова Гермионы было трудно разобрать, потому что они прерывались икотой и были приглушенны одеждой Гарри, но он мог чувствовать их в своем теле, потому что оно почти мгновенно начало покалывать. Каждая часть его тела, где к нему прижималась Гермиона, была в огне. Он притянул ее еще ближе и вдохнул ее успокаивающий, чистый аромат.

Впервые за долгое время он почувствовал, что когда-нибудь все может наладиться. Ему казалось, что однажды он действительно сможет исцелиться и вести счастливую жизнь. Он достигнет всего, чего пожелает, и, несмотря ни на что, Гермиона будет рядом с ним, а он будет рядом с ней, поддерживая и любя ее всеми возможными способами. Он никогда бы не покинул ее.

* * *

Позже в тот же день двое молодых людей сидели рядом друг с другом перед камином. Их руки были переплетены, ее голова покоилась на его плече, его рука лежала поверх ее.

Гарри смотрел на пламя, перебирая в памяти все, что произошло за последние несколько дней. Несмотря на то, что дыра в его сердце медленно начала закрываться, пустота все еще была там, постоянно напоминая ему о том, что он потерял. Рассеянно он задавался вопросом, исчезнет ли эта пустота когда-нибудь полностью. По какой-то причине он знал, что так и будет. Возможно, это было что-то из того, что сказал ему отец, но он знал, что со временем думать об этой последней неделе будет не так больно. Это станет дорогим воспоминанием о двух людях, которые любили его больше всего на свете — двух людях, которые победили смерть только для того, чтобы иметь возможность снова обнять его и сказать, как сильно они скучали по нему. Он знал, что когда-нибудь увидит их снова, но надеялся, сидя здесь рядом с женщиной, которую любил, что до этого дня еще далеко.

Одинокая слеза скатилась по его щеке, оставляя за собой мокрый след. Гарри моргнул, когда теплый палец стер его. Он посмотрел вниз и встретился с любящим взглядом двух шоколадно-карих глаз, наблюдавших за ним. Улыбка тронула его губы, когда он медленно наклонился и нежно поцеловал эти мягкие губы.

Гермиона довольно замурлыкала, отстраняясь несколько минут спустя. Ее щеки слегка порозовели, глаза были яркими и мерцали от счастья. Гарри решил, что это его новая любимая версия ее — спокойной, счастливой и довольной.

— У меня есть кое-что для тебя, — прошептала она и медленно слезла с него. Гарри слегка надулся, когда она встала с дивана и подошла к комоду. Гермиона выдвинула верхний ящик и достала оттуда что-то похожее на лист бумаги и книгу в кожаном переплете.

Гарри слегка нахмурился, узнав фотоальбом, который Хагрид подарил ему много лет назад.

— Сегодня утром я отправила сову нескольким людям и спросила, могут ли они помочь мне. Я хотела, чтобы это было у тебя сегодня вечером, — она нежно покраснела и протянула ему листок бумаги.

Когда Гарри с любопытством развернул его, его сердце замерло, прежде чем снова набрать темп. Это была та самая фотография, которую они сделали только прошлой ночью. Ему казалось, что это было давным-давно.

Загипнотизированный, молодой человек наблюдал, как он сам улыбается в камеру, рука матери держала его за талию, рука отца обнимала за плечи. Он на фотографии повернулся к отцу, широко улыбаясь, когда тот взъерошил ему волосы. Джеймс запрокинул голову и истерически рассмеялся, когда Лили нахмурилась и потянулась, чтобы пригладить волосы своего смеющегося сына. Сдавшись после нескольких попыток, она покачала головой и нежно поцеловала Гарри в щеку, широко улыбаясь, когда молодой волшебник покраснел. Глаза Лили встретились с глазами Джеймса, и они оба обменялись любящими улыбками, оба смотрели на своего сына с такой любовью, что на глазах Гарри снова выступили слезы. Тогда он не заметил, чтобы они так смотрели, будучи слишком занят тем, чтобы скрыть свой румянец.

Он не мог поверить, что этот снимок был сделан всего двадцать четыре часа назад, в этой самой комнате. Казалось, что прошла целая жизнь. Он помнил, как чувствовал себя нормально, когда был сделан этот снимок. Он чувствовал себя как любой другой мальчик, наслаждаясь смехом со своими родителями. Он не чувствовал гулкой пустоты внутри себя, того, чего он так боялся, что это произойдет.

Дыра в его груди заныла, когда он посмотрел на счастливую сцену, которую держал в руках.

— Когда-нибудь ты увидишь их снова, — сказала Гермиона и поцеловала его в щеку. Она прижалась к нему сбоку и посмотрела на фотографию. — Но до тех пор, — сказала она и посмотрела ему в глаза, — мы вместе преодолеем всё, что встретится на нашем пути.

Мы. Она сказала мы.

Гарри отвернулся от фотографии, которую сжимал в дрожащей руке, и посмотрел на ведьму рядом с ним. Должно быть, она знала, что он чувствовал, поскольку просто понимающе улыбнулась и положила правую ладонь на его левую щеку, успешно заставив его посмотреть на нее, когда она произносила свои следующие слова.

— Мы сделаем это вместе, Гарри, и когда-нибудь в будущем мы заметим, что по пути исцелились. Потому что мы были друг у друга.

— Да, — сказал Гарри, медленно наклоняясь ближе, чтобы поймать ее губы своими. Ее кожа была гладкой, нежной и на вкус напоминала нечто большее.

Возможно, у них не было родителей, к которым можно было бы обратиться за советом, возможно, рядом с ними не было их лучшего друга, но была одна вещь, которая у них действительно была, самая важная вещь.

Они были друг у друга, и ничто этого не изменит.

Конец.

---

Примечания:

Вот и всё. Ещё один перевод завершён. Как вам фанфик?

---

1) Просьба не исправлять, так как в книгах Гарри с Гермионой вдвоем отрабатывали заклинания на четвёртом курсе

Вернуться к тексту