Рандеву со Смертью (гет)

Примечания:

Небольшое отступление вбок. По моей задумке Долорес Амбридж 1955 г.р. За основу брала внешность Имельды Стонтон в соответствующем возрасте, а она довольно миниатюрна: рост 152 см, вес 55 кг. Это чтобы не было путаницы. (Внимание! Не бечено! Пожалуйста, помогите исправить ошибки.)

Карьера Долорес Амбридж до поры до времени развивалась довольно последовательно. Вырвиглазная Долли, как её прозвали в Министерстве, покоряла вершину за вершиной не встречая никакого сопротивления.

За свою пока еще не очень долгую жизнь она успела побывать и директором Хогвартса и заместителем Министра и председателем Визингамота, да других, более мелких должностей было не счесть. Но как и любому другому сотруднику ей случалось ошибаться.

Свои ошибки Долли Амбридж разумеется скрывала, тщательно заметая под ковёр все тёмные делишки, а еще лучше, если ответственность за них удавалось переложить на кого-то другого, параллельно избавившись от возможных свидетелей и конкурентов.

И только одного она не учла — если идёшь по головам, поднимаясь по карьерной лестнице, то врагов может оказаться сильно больше чем пройденных ступеней. А вот людей готовых подать руку если ты вдруг оступишься может не оказаться рядом совсем.

И Однажды Долорес Амбридж всё же оступилась. Ибо сколь веревочке не виться, а конец будет.

Магглорождённые. Она люто их ненавидела с самого детства, перенося на них всю обиду, злость и презрение, которые не осмеливалась выплеснуть на свою никчемную мать-магглу. Она до сих пор не могла простить Эллен тот стыд, что ей пришлось испытывать все семь лет в Хогвартсе, ведь она распределилась на Слизерин, будучи нищей полукровкой.

Все годы обучения Долли, как могла, скрывала свое отнюдь не благородное происхождение, она врала напропалую, не моргнув глазом, параллельно хватаясь за малейшую возможность поднять свой статус, не всегда честными методами, но с волками жить — по волчьи выть.

До недавнего времени Долорес Амбридж была уверена что её мнение по вопросу чистокровности разделяют практически все её коллеги. Ведь она, как и всегда, ловко переобулась в воздухе. Будучи полукровкой, Долорес до хрипоты кричала с высоких трибун о превосходстве чистокровных магов, о необходимости учета магловских выродков и прочей ереси угодной новому начальству.

И обычно эта тактика срабатывала, но времена менялись. А Долли изменить себя уже не могла. Одно неловкое слово там, пара фраз здесь, и вот уже волшебников, готовых её утопить при первой же возможности, оказалось больше чем возможных союзников.

Многие ещё помнили её громкий провал сначала с арестом Гарри Поттера, а затем и с её попыткой возглавлять Хогвартс, которая закончилась для неё весьма печально. Хотя кентавры не успели нанести ей никакого физического вреда, но воспоминания об унижениях, насмешках и угрозах навсегда остались в её памяти, порождая страх и ненависть. Доводя ксенофобию Амбридж два абсурда.

Точка невозврата стало её высказывание а возможной национализации Гринготтса, и необходимости показать гоблинам их истинное место.

Через время невыразимцы из отдела тайн ей непрозрачно намекнули, что если она хочет остаться в живых, ей придётся согласиться на любые условия, какие спустят сверху. Долли, поняв, от кого именно исходит угроза, — здорово перепугалась, заочно согласившись на всё, что ей предложат.

И таким условием, как позже выяснилось, стал её брак с Амикусом Кэрроу. Хотя узнать о собственной помолвке из газеты было весьма неожиданно. Поначалу Долли даже решила, что легко отделалась, а когда буря уляжется, она вернется на свое теплое местечко. Разве что кабинет будет поменьше, а местечко похуже. Но не тут-то было!

И дело было даже не в самом женихе, если этого дегенерата вообще можно было так назвать, а в особенностях брачного обряда, по условиям которого она, подобно домовому эльфу, поступала в полное распоряжение супруга.

Без права распоряжаться своим телом, имуществом, деньгами, покидать дом мужа без его ведома, работать, а также принимать хоть какие-то мало-мальски серьезные решения, даже в отношении общих детей, если таковые будут. И брак этот невозможно было расторгнуть.

Супруг же был волен делать с ней все, что посчитает нужным, даже убить, если она ему наскучит. Где уж они откопали описание столь архаичного обряда? — она старалась не думать.

В действительности дела обстояли ещё хуже, чем ей казалось на первый взгляд. (Хотя куда уж хуже?) По наивности она полагала, что чистокровный Кэрроу, просто запрет её в своём доме и заставит жить как домохозяйка в соответствии со старыми традициями. Дом у Кэрроу, располагался в Йоркшире, и был хоть и не очень большой, но вполне соответствующий их статусу.

Однако, Долорес не догадывалась, что незадолго до помолвки, Амикус получил должность помощника начальника тюрьмы Азкабан. Должность же начальника тюрьмы была передана бывшему палачу и пожирателю смерти — Уолдену Макнейру, женившемуся чуть ранее на сестре Амикуса — Алекто.

И, всем четверым надлежало проживать на прилегающей к Азкабану территории практически круглый год, что само по себе было не самое приятное перспективой, А уж после возвращения дементоров и вовсе походило на ссылку.

Если до свадьбы Долорес ещё тешила себя иллюзиями, что сможет перехитрить супруга и загнать его под каблук, то после произнесения всех обетов — её надежды окончательно рухнули. И насколько бы тупым не был Амикус, его сестра глупой никогда не была, и Долорес быстро осознала, что тягаться с Алекто ей будет ой как непросто.

К тому же, за короткое время своего знакомства этой парочкой, Долорес быстро усвоила, что Амикус Кэрроу никогда не гнушался применять физическую силу в том числе против сестры и других женщин. Ему даже повод особо не был нужен — он просто любил почесать кулаки.

Вопреки домыслом Кэрроу не были слабыми волшебниками. Однако им обоим доставляли удовольствие пытки, побои и другие садистские методы воздействие на противника. Долорес и сама не чуралась подобных методов. Но одно дело кого-то пытать и совсем другое оказаться тем кого пытают.

О том, что дело запахло жареным — Вырвиглазная Долли догадалась, когда Амикус трансгрессировал вместе с ней на побережье Северного моря. Ей был знаком этот берег и этот пронизывающий до костей ледяной ветер.

Когда на горизонте появилась весьма примечательная лодка, лишенная весел — Долли позорно попыталась сбежать. Но ей это не удалось. Обручальное кольцо мгновенно нагрелось до красна, а горло будто бы сдавило удавкой, едва ее намерение было раскрыто.

Короткий но сильный удар тяжелого кулака опрокинул ее навзничь, следом прилетело оглушающее.

По прибытии в Азкабан, Долорес быстро осознала глубину той западни в которую умудрилась угодить.

Ей была выделена крохотная комнатка без окон, куда едва умещались тюремные нары с набитым соломой матрасом, ржавый рукомойник и рассохшийся отсыревший сундук, заменявший и стол, и шкаф.

Азкабан и в летнее время курортом не был, а уж зимой и вовсе становился мало пригодным для жизни. Камеры с заключенными располагались внутри толстых стен треугольной башни, тогда как жилая зона, предназначенная для сотрудников, кухня, небольшой склад и прочие хозяйственные постройки — располагались прямо в центре внутреннего двора тюрьмы. Высокие стены, окружавшие двор — хорошо защищали обитателей жилой зоны от холодных ветров и штормовых волн, что бушевали снаружи, но практически совсем лишали их солнечного света.

Были ли в Азкабане домовые эльфы? — Долорес не знала, но разумно было предположить, что они были. Иначе кто бы еще разносил еду по камерам, и кто бы ее готовил? Одно Долли помнила точно в жилой зоне должны были проживать еще волшебники. Потому как штат надзирателей, если ей не изменяла память, составлял от 10 до 20 человек, если только она их сама не сократила. «Как же там было в документах? Один надзиратель на сотню заключенных, или больше?»

Сам Амикус, его сестрица и Макнейер расположились с куда большим комфортом, в расширенных чарами апартаментах начальника и помощника начальника тюрьмы, соответственно. Ей же досталась одна из бывших камер для свиданий заключенных с родственниками. Однако свидания, с ее подачи, Фадж запретил еще несколько лет назад и комнаты теперь пустовали.

Изредка, Долорес дозволялось выходить из своей тесной каморки, чтобы прислуживать всем троим за столом. Её попытки сопротивляться такому положению вещей кончились лишь тем, что Амикус, оглушил ее, наложил Силенцио и отобрал палочку. Запретив показываться ему на глаза, пока он ей этого вновь не позволит. Однако даже гнев мужа, не избавлял Долорес от его ночных визитов. Заклятие немоты продержалась целых 4 дня, а палочку ей больше так и не вернули.

Амикус Кэрроу был крупным коренастым мужчиной, лет сорока. С неприятным, покрытом множественными шрамами лицом и злобным взглядом блеклых рыбьих глаз. Непропорционально вытянутый, тяжелый и заостренный подбородок — был явным свидетельством вырождения одиозной семейки.

Эта черта присутствовала и у Алекто, хотя какого-то видимого внешнего сходства между братом и сестрой не наблюдалось. Рядом с гориллоподобным Кэрроу — низкорослая и щуплая Долорес чувствовала себя крайне неуютно. Впервые она ощутила это неприятное чувство уязвимости там, во время брачной церемонии. Ей хотелось кричать, что она не согласна, топать ногами и сыпать проклятиями, но ноги будто приросли к полу, а язык присох к небу. Ее мнения или согласия для данного обряда вовсе не требовалось.

Вопреки расхожему мнению Долорес Амбридж ещё не была старой. В минувшем августе ей исполнилось всего лишь 43 года, и с мужем она была практически одного возраста. «Кажется он учился двумя курсами младше, или нет?» — пыталась вспомнить Долорес.

Придя на работу в Министерство практически сразу после окончания Хогвартса, Долли быстро осознала что молодость в здешних кругах является скорее недостатком, чем бонусом. Чтобы добавить себе веса во всех смыслах, мисс Амбридж сознательно одевалась и красилась так, чтобы все думали, будто она как минимум на 10-15 лет старше своего настоящего возраста. И, на удивление, — это сработало.

Именно это в своё время помогло ей охмурить, а затем незаметно продинамить Фаджа, считавшего, что она его ровесница, умело пользующаяся косметическими чарами.

Спустя время, уже добившаяся определённых высот Амбридж, так боялась разоблачения, что сознательно не подпускала к себе мужчин, год за годом сживаясь с образом старой девы, коей она и была. К тому же желающих продвинуться по карьерной лестнице через постель чиновницы тоже было предостаточно. Но теперь Долли даже иногда жалела, что не поддалась соблазну в минувшие годы. Было бы хотя бы что вспомнить, с чем сравнить…

Амикус Кэрроу не испытывал никакого трепета по поводу её неопытности, более того он ей нисколько не поверил, а только рассмеялся в лицо противным каркающим смехом. И в первую же ночь, по прибытии, взял её намеренно грубо, жёстко, без намёка на прелюдию или ласку.

Более того, он даже не удосужился дождаться, пока она отойдет от его оглушающего. Ему доставляло особое удовольствие, когда он видел слёзы, слышал мольбы о пощаде и крики своих жертв. А любые попытки сопротивления, ещё больше раззадоривали его, поощряя продолжать пытку дальше.

Утром, с трудом поднявшись с жалкого подобия постели, Долли вынуждена была признаться, хотя бы самой себе, что да, ее изнасиловал собственный муж. Мысли ее тут же перескочили на эпизод из недалекого прошлого, где она с пеной у рта доказывала своим коллегам из Везингамота, что никакого семейного насилия не может быть по определению, равно как и понятие изнасилования в бракоразводных процессах фигурировать не должно. Ведь если люди вступили в брак, значит были на все согласны… А где есть согласие — там не может быть насилия.

Горькая улыбка скользнула по губам женщины, а в глазах сами собой заблестели слезы. Долли тут же стерла их рукавом, но они появились опять. Плакать было непривычно, но держать все эмоции в себе не было никаких сил. Она была унижена, растоптана и лишена всего того, к чему упорно стремилась всю свою жизнь.

Падать с высоты собственных иллюзий оказалось больно. Никчемный во всех смыслах Кэрроу теперь имел над ней куда большую власть, чем она могла бы иметь когда либо, при всех ее должностях. Просто потому, что он был мужчиной, и его семья принадлежала к священным 28-ми… а она? Она стала всего лишь его новой игрушкой. Может трофеем, а может и наказанием, кто знает?

Спустя пару недель Долорес методом проб и ошибок, смогла выяснить, что если в присутствии супруга она молчит, не двигается без его приказа, и вообще мало отличается от трупа во время его этих ночных визитов, то Амикус быстро теряет к ней всякий интерес и уходит раньше, чтобы продолжить пить в компании Макнейра.

Трансгрессировать с территории Азкабана было невозможно, каминов подключённых к сети, в тюрьме отродясь не было. А лодка была зачарована так что не двигалась с места пока в неё не сядет один из надзирателей. Да и бежать Долорес было некуда.

Её отец умер пару лет назад, а матери и брату стёрли память о ней обливейтеры из аврората, причем по ее же приказу. Сама она до брака жила в ведомственной квартире, а утратив должность потеряла и права на проживание в ней. К тому же, попытайся Долорес сбежать от мужа, она умрёт прежде чем достигнет берега. Таковы были особенности их брачного договора.

Но больше всего ведьма боялась совсем не смерти, и даже не встречи заплутавшим в закоулках Азкабана дементором. Больше всего Долорес Амбридж боялась что ночные визиты Амикуса Кэрроу закончится для неё вполне закономерным итогом, а именно беременностью, которая в текущих условиях была крайне нежелательной.

Ведь именно Долорес Амбридж, пятью годами ранее, радикально сократила расходы на содержание Азкабана, и одной из статей расходов, попавших под сокращение стала ставка целителя, постоянно находившегося при тюрьме.

Теперь же никакого целителя в Азкабане не было. А если он требовался по какой-то надобности, то начальник тюрьмы должен был отправить запрос в Министерство, и если этот запрос одобрят, только тогда из госпиталя Святого Мунго, будет направлен соответствующий специалист.

И вся эта бюрократическая волокита занимала минимум 3 дня, при хорошей погоде. Но была одна маленькая деталь, о которой Долорес умолчала в своих отчетах — в Азкабане отсутствовали почтовые совы, а экстренный порт- ключ по инструкции мог иметь только штатный целитель и начальник тюрьмы. Но штатного целителя теперь не было, а попытаться выудить порт-ключ у Уолдена Макнейра — самоубийц не нашлось. Министерство же отправляло сюда своих сов едва ли раз в месяц — за квартальным отчетом и чтобы забрать заявку на закупки продовольствия.

С одной стороны такое положение вещей позволяло скрывать внезапной смерти, частенько происходившие в тюрьме, своевременно заметать следы если кто-то из сотрудников превышал свои полномочия, а с другой…

Сидя в тёплом министерском кабинете Долорес получала с этого неплохие барыши, совершенно не задумываясь о том, что когда-нибудь окажется по другую сторону стола — на месте тех заключённых что так и не дождались прихода целителя или известий из дома.

Долли, боясь заболеть, пыталась отслеживать малейшие изменения своего физического состояния, но удавалось ей это плохо. Хронический недосып, скудное питание и постоянный страх за собственную жизнь плохо сказывались на её когнитивных навыках. Ещё хуже дела обстояли с личной гигиеной. Рукомойник не мог обеспечить достаточно воды, да и мыться в ледяной воде было рискованной затеей. Не хватало ей еще пневмонии для полного счастья.

Макнейр как-то высказался в присутствии Кэрроу что его жена уже похожа на замарашку. Только тогда Алекто согласилась уступить ей на время свою ванну. В тот день Долорес Амбридж впервые увидела себя в зеркале с момента переезда в Азкабан. Если верить календарю — прошло всего полтора месяца. Но ей казалось, что с тех пор минула целая вечность. Она сильно похудела, осунулась, а её волосы отросли почти до плеч, свисая унылыми сосульками. Некогда дорогая одежда — превратилась в замызганные тряпки.

Теперь без своей привычной высокомерной маски, без розовых кофточек и бантов, Долли выглядела как невзрачная серая мышь, но, при этом, существенно моложе, чем всегда.

На вид ей едва ли можно было дать лет 35-40. Воспользовавшись случаем, она обшарила все полочки и все шкафчики в ванной комнате Алекто.

Однако ни лечебных зелий, ни мазей, ни даже простых трав в арсенале Пожирательницы не оказалось. То ли этой семейке не приходило в голову заботиться о собственном здоровье, то ли всё это хранилось не здесь.

Увидев Долорес после банных процедур, Алекто усмехнулась — Ого, а если тебя хорошенько отмыть, ты еще вполне ничего. Не красотка конечно, но и на жабу почти не похожа. Так и быть, разрешу тебе пользоваться ванной раз в неделю, но только если будешь хорошо себя вести, усекла? — Долли на это лишь кивнула, не смея поверить своему счастью.

Постепенно стараниями золовки, миссис Кэрроу удалось отвоевать для себя и другие блага цивилизации. Например смену постельного белья дважды в месяц и прогулки во внутреннем дворе тюрьмы вместе с Алекто потому что одной гулять миссис Макнейр было скучно.

Амикус позволял сестре командовать в мелочах, но стоило ей надавить на него чуть сильнее и тот мгновенно вскипал, пуская в ход свой грязный язык и тяжёлые кулаки. Пару раз под горячую руку попадала и сама Долорес, не успевшая среагировать достаточно быстро.

Наблюдавший за этим Макнейр только посмеивался в бороду, не видя в подобном поведении своего собутыльника ничего предосудительного. Несмотря на отвратительные условия жизни, постоянный стресс и скудное питание, то чего Долли так боялась всё же произошло. Первые симптомы надвигающейся катастрофа она заметила в начале декабря, Но не спешила сообщать благую весть своему супругу, в тайне надеясь, что сможет избавиться от проблемы самостоятельно, прежде чем это успеют заметить.

И дело было вовсе не в том что Долорес ненавидела детей. В глубине души она просто завидовала тем кому удалось удачно выйти замуж и родить не растеряв ни здоровья, ни красоты. Вот только её нынешний брак никак нельзя было назвать удачным, а уж рожать детей в подобной обстановке было верхом безрассудства по мнению женщины.

Не Приведи Мерлин, этот ребёнок окажется сквибом как и её родной брат, тогда ей точно несдобровать. Ведь Кэрроу и Макнейр придерживались тех радикальных течений и взглядов согласно которым сквибов надлежало убивать ещё в детстве, а не отправлять к магглам как это делали многие другие.

Однако Долли не рассчитывала, что о её положении станет известно практически сразу, благодаря обручальному кольцу, цвет которого изменился с медного на серебристый. Кольца были парными, и о свойствах данного артефакта Долорес ничего толком не было известно, ведь это был семейный артефакт Кэрроу.

Реакция Амикуса была странной. Он смотрел на жену со смесью недоверия и брезгливости. Но плюсы от этой ситуации всё же были. Не гнушавшийся ничем в постели, Амикус, от чего-то испытывал стойкое отвращение к беременным женщинам. И с этого дня больше не посещал Долорес ночью, да и днём всячески избегал её. А когда они всё же пересекались он старался смотреть куда угодно но только не на неё.

И Долли наконец смогла немного расслабиться. Если уж на то пошло, то при таком раскладе она была готова побыть «беременной» ещё какое-то время. Тем более что на её самочувствии это пока никак не отражалось, хотя мысленно она уже почти убедила себя в том, что артефакт ошибся и никакой беременности нет, а все симптомы списывала на ранний климакс.

Климакс, конечно, тоже штука неприятная, особенно в столь молодом для ведьмы возрасте, но и на это у миссис Кэрроу нашлись внезапно логические доводы. Она всерьез считала, что длительное воздержание способно приближать старость. Именно поэтому, как она думала еще будучи маленькой девочкой, — старых дев называли старыми. А она в этих старых девах засиделась подольше многих.

Но невежество мало кого способно уберечь от роковых ошибок. И заблуждения Долорес относительно собственного состояния едва не стоили ей жизни, когда в одну из особенно холодных ночей пьяный в драбадан супруг не ввалился в ее спартанскую каморку. Отвыкшая от его визитов Долли не сразу поняла что происходит, а когда поняла — было уже поздно.

Амикус, одним рывком стащил ее за ноги на пол и навалился сверху. От удара головой об пол, Долорес почти мгновенно потеряла сознание.

Сколько времени она находилась в забытьи — в комнате без окон сказать было затруднительно. Но очнулась Долорес далеко не сразу. Судя по симптомам у нее случился выкидыш, и еще было сотрясение. Внушительная лужа крови, растекшаяся под ней — говорила, что дела ее плохи.

Кое-как собрав себя в кучу, Долли доковыляла до умывальника, где ее тут же вырвало. В глазах периодически темнело, голова кружилась, тело то и дело сотрясал озноб, а низ живота болел так сильно, что она сгибалась пополам после каждого шага. Дернув дверь — Долорес убедилась, что она заперта. Значит сейчас была глубокая ночь и звать на помощь было бессмысленно.

Все камеры и комнаты в Азкабане имели на входе выбитые в камне рунные цепочки, обеспечивавшие звукоизоляцию. Так что зови — не зови, ори не ори — никто не услышит. Смирившись с неизбежным Долли Амбридж — с трудом добралась до собственной койки, где она провалялась в лихорадке еще примерно неделю.

В те дни, когда температура поднималась почти до критической отметки — Долли казалось, что прямо над ней завис странный дементор в кроваво красном балахине с мертвенно бледным лицом, обрамленным седыми прядями… И страх холодной рукой сжимал ей горло, не давая дышать…

— Не бойся, я не за тобой, — почти ласково шептал ей на ухо «дементор», почему-то голосом ее матери. — Кое-кто просто не хочет уходить, — шептала сущность. После этих слов Долли с удивлением обнаружила, что рядом с этим существом стоит совсем маленький мальчик. На вид ему было не больше двух лет.

Мальчик тянул к ней свои маленькие ручки, а сущность грубо одергивала его, повторяя раздраженно — Тебе нельзя к ней прикасаться, кому говорю!?

— Мама! — захныкал малыш, но алый дементор уже потащил ребенка прочь, не обращая внимания на его крики. И миновав дверь обе фигуры просто растворились в воздухе.

А Долорес снова провалилась в спасительную темноту забвения, стараясь не вслушиваться в бормотание Алекто по поводу того, что сиделкой она ей здесь не нанималась.

Умереть ей все же тогда не дали. Но и целителя ни разу не вызвали. Однако, по мере того, как Долорес медленно, но верно шла на поправку — внимание Алекто к ней постепенно ослабевало. А потом все снова вернулось на круги своя.

Кольцо на безымянном пальце ее левой руки из угольно черного, во время болезни, — снова стало медным.

Время в Азкабане ползло ужасно медленно, но все же и здесь не стояло на месте. И цифры на календаре уже вплотную приближались к Рождеству, которое в магическом мире именовалось Йолем.