Аргайл-энд-Бьют в чернилах (джен)

Летние сумерки взрезает полоса света — пока узкая, как бойница в старом замке.

— Что ты в детстве прятала в библиотеке, за большой вазой с икебаной?

— Кукольный домик — maman обещала сжечь его, когда считала, что я веду себя… неподобающе.

Полоса расширяется, свет плещет на ступеньки крыльца, к острым носам дорогих туфель.

— Входи.

* * *

Когда-то Нарцисса точно так же пришла к Беллатрикс — впервые решившись поговорить с вернувшейся из ада сестрой наедине.

Пришла безупречно одетой и причесанной, накрашенной и на каблуках — как хозяйка дома к гостье, как вменяемый человек к полубезумному, как порядочная леди к преступнице — но уже от порога вместо формальных фраз неравнодушия с губ сорвалось нелепое:

— Белла… ты как?

— Благодарю, Цисси, — ответила сестра через плечо и сквозь зубы — не от презрения, а потому что смотрела в зеркало и зажимала губами шпильку, но Нарцисса всё равно уловила тонкую издевку: «А как мне может быть? Впрочем, тебе всё равно не понять, Цисси. Спасибо, что хоть сейчас поинтересовалась».

Белла собиралась куда-то — платье Нарциссы висело на ней, как на вешалке, руки двигались медленно, будто каждое действие приходилось через силу вытаскивать из памяти, но осанка у сестры осталась королевской, глаза — яркими, а взгляд — саркастичным.

Нарцисса задала еще несколько формальных вопросов — и на все Беллатрикс отвечала так же формально, не прекращая попыток собрать черно-седую копну в прическу: да, комнаты удобны, нет, целитель пока не дает точных сроков, нет, ничего сверх того, что уже есть, не требуется…

— Хватит, — последнюю шпильку сестра вогнала в волосы так, как вгоняют кинжал в стол или под ребра. — Чего ты хочешь, Цисси?

Чего она хочет? Нарцисса чуть не задохнулась от возмущения — а Беллатрикс, наконец соизволив развернуться к ней лицом, спокойно пояснила:

— Мне от тебя ничего не нужно, кроме целителя и крыши над головой на первое время — но это ваш с Люциусом долг перед Милордом, не передо мной. Я тебя сюда не звала — и все же ты приходишь сама, а потом жмешься к порогу и стараешься лишний раз не вдохнуть, как в палате больных драконьей оспой. Если это не отвращение, то страх — так чего ты боишься, Цисси?

— Ты так говоришь это, будто мне… нечего бояться, — корсет вдруг сдавил ребра, последние слова Нарцисса не то выдохнула, не то выкрикнула шепотом — и это повлекло за собой лавину слов, признаний и слез: от попыток сдержать всхлипы до рыданий в голос.

Конечно, она боится — а кто бы не боялся делить дом с людьми, которые, самое меньшее, считают, что твоя семья перед ними глубоко виновата и всем обязана, а о самом большем и думать страшно? Да, ей противно — в ее дом будто переехали Азкабан и больница Святого Мунго, а она не может ни слова поперек сказать «гостям», но вынуждена каждый день решать десятки их вопросов, как последняя экономка. А больше всего ее пугает, что летом из Хогвартса вернется Драко — и ее мальчику, только закончившему пятый курс, придется столкнуться со всем этим, а ведь это будет только началом, Лорд наверняка…

Беллатрикс молча слушала ее, иногда хмурясь и потирая переносицу — почти как ее муж, иногда скептически заламывая бровь — совсем как другая их сестра, а потом сделала вполне однозначный жест «довольно» и достала из-за корсажа носовой платок.

— Цисси, — спросила она, обтирая Нарциссе лицо от слез и потекшей косметики, как маленькой, — ты правда думаешь, что я дам своего племянника просто взять и швырнуть в рейды в числе прочих, до совершеннолетия и даже не обучив? Я думаю, у Лорда на мальчика более… далеко идущие планы, чем использовать его как пушечное мясо.

Нарцисса чуть не зарыдала еще горше, но закусила щеку изнутри и кивнула: Белла в детстве всегда утешала ее и Меду, пока не решала, что это уже не слезы, а нытье — и тогда в ход шла оплеуха или Агуаменти Максима.

И все-таки Нарциссе — парадоксальным образом — стало легче.

* * *

Нарцисса не раз слышала и повторяла сама, что выжженная с гобелена и неназываемая в семье сестра «опустилась» и «выбрала жить в маггловском свинарнике», но дом Тонксов вовсе не похож на свинарник (в отличие от многих заброшенных поместий, вынуждена Нарцисса признать), а Андромеда даже в черном маггловском платье и с небрежно схваченными в узел волосами выглядит не как маггла, а как ведьма и вдова.

— А где твой внук?

— Спит — я поставила сигнальные чары, но с ними, конечно, далеко не отойдешь.

Уточнение излишнее — защитный периметр раньше явно стоял не у крыльца, а сейчас Нарцисса просто толкнула калитку и зашла в сад.

— Как ты справляешься… со всем этим?

Андромеда пожимает плечами — спина у нее прямая, как струна, голос ровный, и спиной сестра стоит не чтобы спрятать лицо, а потому что помешивает кофе в джезве:

— Бывало получше — но и хуже тоже бывало. Справляюсь, Цисс.

Нарцисса не спрашивает, когда было хуже — ясно, что или в первые дни после похорон, или в последние дни до битвы в Хогвартсе, когда уже казалось, что власть в стране сменилась надолго, если не навсегда.

— Если я могу тебе чем-то помочь…

— Что я слышу: леди Малфой — предательнице крови? Не иначе, Лох-Несское чудовище поднялось из глубин, — резкие слова, но, когда Андромеда оборачивается и начинает разливать кофе по фарфоровым чашкам, ее глаза смеются. — Я справляюсь, Цисс, правда. Я уже не девочка, да, но еще и не старуха, мне хватает денег, и помощников у меня тоже хватает — даже когда Нимфадора была маленькой, столько не…

Искры смеха гаснут, левитируемые чашки неловко чиркают по столешнице — масляно-черный кофе угрожающе покачивается у краев, а сестра опускается на стул, закрывает глаза и предупреждающе выставляет руку вперед, едва Нарцисса дергается:

— Тихо. Сейчас.

И — не то усмирив, не то переждав что-то внутри — берет свою чашку кофе как ни в чем не бывало.

— Ты сама — как? Я слышала, что с Люциуса и Драко сняли ответственность за всё, даже, вроде как, предоставили особые условия сотрудничества с властями — но это всё равно, должно быть, тяжело.

— Всё в порядке, спасибо, — Нарцисса изящно отпивает кофе, не оставив следа помады на краю чашки. — Люциус еще сохраняет определенные позиции, а Драко достаточно молод, чтобы переждать резонанс, жениться на девушке из правильной семьи и восстановить благосостояние Малфоев, но…

Нарцисса запинается: откуда взялось это нелепое «но»?

— Но? — спрашивает внимательная Меда.

Всё, что до «но» — фестралье говно, любил говорить дядя Альфард.

И дракл его знает, как так получается — может, потому что ее старшим сестрам, вечно за всех отвечающей и готовой к борьбе Белле, обойденной вниманием и вынужденной самостоятельно решать свои проблемы Меде, никто и не обещал счастья — но сейчас Нарцисса рыдает на плече Андромеды, вывалив все беды, как обломки кукольного домика на стол.

— Драко совершенно сломлен всем, что случилось — ему сейчас нужно хорошего целителя, а не… а мы… мы даже не можем это афишировать, чтобы не опозориться еще больше, чем… чем… чем думает Люциус, я не понимаю, он должен подавать сыну пример, а он пьет не просыхая, как отец, когда ты сбежала, лучше бы он… нет, я не должна так говорить, я так не думаю на самом деле, но…

— Тс-с-с… Тс-с-с, Цисси, ну что ты… Всё наладится, всё будет хорошо — пока все живы, ничего еще не потеряно, не смей впадать в отчаяние… Слышишь меня, а, Нарцисса Малфой, урожденная Блэк?

Ниже падать некуда — этот мягко-укоризненный тон сестры-предательницы, этот маггловский район, эта кухня, жестяная коробка печенья и салфетница на столе, этот дом, куда Нарцисса пришла с нарисованным лицом и на шаткой, обманчиво безопасной высоте каблуков и остатков былого положения…

И всё-таки в какой-то момент Нарцисса осознаёт, что плачет она уже не от отчаяния, а скорее от обиды: конечно, всё рано или поздно будет хорошо, конечно же, всё наладится, куда оно денется — но почему, почему, почему?!