Поцелуй Смерти (джен)

— Мисс Грейнджер. — директор задумчиво перебирал пальцами костяшки, — я вижу, вам уже кое-что известно. Весьма… похвально. Вы нашли упоминания о Поцелуе Смерти в книгах?

Гермиона едва заметно покраснела.

— Д-да…

— Забавно. — Дамблдор положил абак обратно на столик, взял с соседнего гусиное перо и пергамент и принялся делать какие-то пометки. — Мне казалось, что все книги, содержащие какую-либо информацию по этой теме, отправил в Запретную секцию еще профессор Диппет. Что ж, видимо, кое-что он пропустил.

Гермиона покраснела сильнее. Проницательный директор как будто случайно попал в самую точку. Могу поспорить, для профессора Дамблдора наш тайный поход в Запретную секцию хогвартской библиотеки вовсе не был тайным. И хотя директор не упрекал нас открыто, не снимал с Гриффиндора баллы и не читал нотаций, мы оба сразу же почувствовали себя виноватыми.

Я поежился. Может, он уже и про зеркало знает?

Нелепо было думать об этом в такой момент.

— Поцелуй Смерти? — задумчиво пробормотал Гарри, словно пробуя эти слова на вкус. — Речь идет каком-то таланте, верно? Что-то вроде магического дара?

— Можно сказать и так, хотя это не совсем верно. Поцелуй Смерти — это нечто совершенно особенное. Худшее из проклятий. Величайшее из благословений.

— Скажите прямо, сэр, — тихо попросил я: мне отчего-то трудно было продолжать этот разговор. — Скажите прямо. Достаточно загадок.

Дамблдор грустно улыбнулся. Уголки его губ приподнялись едва заметно. Директор отложил перо и пергамент и вновь взял в руки абак. Он как будто подсчитывал что-то.

— Мистер Уизли, — спокойно и даже как-то задумчиво произнес директор, — у вас ведь уже появились Знаки, верно?

Я молча кивнул. Дамблдор по-прежнему не смотрел на меня, но, очевидно, этот жест он каким-то образом все же заметил.

— Могу я взглянуть на них?

На этот раз я вместо ответа просто обнажил запястья.

И почувствовал, что вот-вот снова потеряю сознание. Шесть черных завитков. Шесть! Невыносимо! Я судорожно сглотнул.

— Вы побледнели, мистер Уизли, — заметил Дамблдор.

Директор наконец-то повернулся к нам, отложив на какое-то время свои расчеты. Во взгляде старого мага было сочувствие и какая-то невыразимая печаль, как будто даже скорбь. Таким мне Дамблдора до сегодняшнего дня видеть не приходилось — директор Хогвартса всегда был неисправимым оптимистом. По крайней мере, мне так казалось.

— Я?.. Да, простите… — Я растерялся и зачем-то принялся извиняться.

Дамблдор подошел к кушетке и осторожно присел на краешек. Сухие длинные пальцы директора осторожно сжали мою кисть.

— Верите, прежде мне никогда не приходилось видеть ничего подобного. — Казалось, старый волшебник также был немного растерян. — Я слышал… но вот так, воочию, видеть не приходилось… Ваш случай уникален, мистер Уизли. Действительно уникален.

Волшебник провел ладонью по моему запястью, едва-едва касаясь кожи. Я даже дыхание затаил — думал, что будет больно. Но боли не ощутил. Было чуть-чуть щекотно. Пальцы у директора оказались очень теплыми, а моя кожа отчего-то холодной. Я слегка передернул плечами, и Дамблдор тут же отпустил мою руку.

— Рон? — Голос Гарри дрогнул, взгляд был прикован к моему запястью. — Ты… ты же не…

— Некромант, — очень тихо и совершенно без эмоций произнесла Гермиона. — Он — некромант. Я о таком читала.

Она смотрела на меня странным, совершенно пустым взглядом. Как всегда случалось после сильного нервного потрясения, Гермиону охватила полнейшая апатия.

— Некромант, — эхом отозвался Дамблдор. — Да…

Лицо директора по-прежнему сохраняло выражение печальной задумчивости. Одно из его любимых выражений. Было совершенно невозможно понять, о чем старый маг думает на самом деле.

— Вы — некромант, мистер Уизли. — Его голос вновь был спокойным и уверенным. — Вы обладаете исключительной способностью управлять энергией Смерти. Вы — единственный человек, способный переходить границу между миром живых и миром мертвых и возвращаться обратно. — Каждое слово как будто обжигало сознание. — Вам известно, что это означает?

Я улыбнулся. Светло, беспечно и жизнерадостно. Момент был совершенно неподходящий, но я не мог не улыбнуться.

И мне было совершенно не страшно, когда я произнес:

— Это означает, что вы должны меня убить.

"Магия Смерти фатально влияет на психическое здоровье, превращая мага в одержимого".

Похоже, слухи об одержимости некромантов — правда. Я действительно потихоньку схожу с ума. Ничего не скажешь, "замечательная" новость…

Гермиона как-то сдавленно всхлипнула и закрыла лицо руками. Апатию сменило горькое отчаяние и ощущение глухой безнадежности. Гарри остался внешне спокоен, только руки его были сжаты в кулаки, да так, что костяшки пальцев побелели. Лицо моего друга выражало какую-то мрачную решимость.

Я как будто со стороны наблюдал за происходящим в директорском кабинете. Чувства, эмоции сменяли друг друга, нервное напряжение нарастало, а я словно находился где-то невообразимо далеко отсюда.

— Профессор Дамблдор, вы не можете…

— Скажите, мальчик мой, — Директор как будто не услышал Гарри: он снова обращался ко мне, — вы действительно думаете, что я способен вот так просто убить несовершеннолетнего подростка, да вдобавок своего ученика?

Я равнодушно пожал плечами. Страх по-прежнему не желал ко мне приходить. Беспричинное веселье сменилось спокойным безразличием.

— Не знаю, — совершенно искренне ответил я. — Я как-то не думал об этом.

На самом деле, я вообще предпочитал не рассуждать о превратностях моей судьбы. Так было проще и спокойнее. Да, да, пресловутый страусиный принцип и все такое…

Однако если бы не этот страусиный принцип, я бы давно утопился в хогвартском озере. К неописуемой радости гигантского кальмара.

Дамблдор вновь отошел к столику с волшебными приборами. На этот раз он повернулся к нам спиной. У меня создалось впечатление, что директор намеренно старается не встречаться со мной взглядом. Это было довольно странно — обычно профессор Дамблдор предпочитал во время диалога смотреть собеседнику в глаза. Мне в голову даже пришла совершенно безумная мысль, что величайший маг современности попросту боится смотреть на меня.

— Вы не боитесь смерти, мистер Уизли, — задумчиво произнес директор.

Это не был вопрос, скорее, утверждение. Я отрицательно покачал головой.

— Боюсь. — Совершенно честный ответ.

Это все ерунда, что некромантам не страшна смерть. Еще как страшна. Хотя, может, я просто неправильный некромант?

Правильный некромант… Как забавно звучит. Совершенно дикое сочетание слов.

— Ты ничего нам не сказал, — медленно, как будто пребывая в трансе, произнесла Гермиона. — Почему ты ничего нам не сказал? С самого начала года с тобой что-то происходило, но нам даже в голову не могло прийти… Мы… Я думала, что ты болен. Ты вел себя все время так странно…

Она говорила что-то еще. Бормотала почти неразборчиво, спрашивала о чем-то, явно не ожидая ответов на свои вопросы. Подруга выглядела совершенно потерянной. Ее взгляд был устремлен куда-то в пространство, а лицо не выражало никаких эмоций. Мне странно и страшно было видеть Гермиону такой.

Очень хотелось как-то успокоить подругу. Но я не знал, какие слова для этого необходимы.

— Скажи что-нибудь, Рон, — вдруг очень тихо попросил меня Гарри. — Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.

Я молча покачал головой. В самом деле, что тут скажешь?

— Сегодня на кладбище могли погибнуть люди, — вдруг произнес директор, по-прежнему не поворачиваясь к нам. — Эта женщина… это существо могло убить кого-то из студентов. Вы осознаете это?

Мне вспомнились пятна крови на губах и щеках упырицы и полный боли и ужаса крик одного из учеников.

— Она напала на кого-то, — неожиданно хриплым голосом заметил я. — Я не видел на кого…

— Это был Нотт, — немедленно отозвалась Гермиона, все еще пребывавшая в каком-то трансе. — Он разозлил упырицу, и она вцепилась ногтями ему в лицо… С ним все в порядке.

Вцепилась ногтями в лицо? Но крови было так много…

Мерлин, да какая разница! Главное, что все живы. И даже этот олух Нотт.

— К счастью, мисс Грейнджер права, на этот раз все действительно обошлось. Но, полагаю, вы понимаете, что этот ужасный случай ни в коем случае не должен повториться.

Я неопределенно качнул головой, то ли соглашаясь, то ли выражая сомнение.

— Что же вы предлагаете, сэр?

Директор отошел к письменному столу и опустился в массивное кресло с высокой спинкой. Его взгляд был пристальным и каким-то изучающим.

— Вы говорите так, как будто вам все равно.

Я вновь пожал плечами.

Настала очередь Дамблдора задумчиво качать головой.

— Я был знаком с одним некромантом, мистер Уизли, — после небольшой паузы произнес директор. — Это было давно, больше семидесяти лет назад. Мы не были друзьями, но я знал его. И, поверьте, я вполне представляю себе, каково вам сейчас.

— И что же с ним случилось, профессор? — без особого интереса спросил я, чувствуя, что Дамблдор ждет именно этого вопроса.

— Он умер, — коротко ответил маг. — Был убит, как и все остальные некроманты. — Я вновь передернул плечами. — Да, мистер Уизли, в настоящее время вы — единственный обладатель этого крайне редкого и опасного дара. К счастью, единственный.

— Зачем? — каким-то отчаянным шепотом спросил Гарри. — Я не понимаю, профессор. Зачем их убивать?

— Иногда, Гарри, некроманты сами просят об этом. Ибо то будущее, которое их ожидает, во много раз страшнее смерти.

Директор улыбался, очень грустно и даже как будто вымученно. Должно быть, вспоминал своего знакомого, упокоившегося с миром уже более полувека назад.

— А я не хочу умирать. Я знаю, сэр, в это трудно поверить, но даже после всего, что я узнал из книг, и после всего, что вы сейчас мне рассказали, я по-прежнему не хочу умирать!

Я снова почти смеялся. Гермиона смотрела на меня с ужасом, Гарри — с отчаянием. Дамблдор по-прежнему предавался светлой печали.

— Я понимаю, мистер Уизли.

На какое-то время в кабинете вновь воцарилось молчание.

— Скажите, сэр, — я наконец решился задать вопрос, терзавший меня с самого начала этого разговора, — отчего вы так настаивали, чтобы Гарри и Гермиона обо всем узнали?

Ясные голубые глаза, спрятанные за стеклами очков-половинок, загадочно блестели в полумраке кабинета. Директор явно не собирался так легко расставаться со своими многочисленными секретами.

— У вас замечательные друзья, мистер Уизли. Вам исключительно повезло. Я был очень удивлен, когда узнал, что вы ни о чем не рассказали им.

Я бы рассказал, если бы в этом какой-то смысл. А так… Лучше тонуть в одиночестве, чем тащить на дно дорогих сердцу людей.

— Должен быть какой-то выход, — словно услышав мои мысли, вдруг горячо зашептала Гермиона. — Я верю: выход есть всегда. Профессор, вы наверняка знаете, что можно сделать!

Дамблдор улыбнулся уже чуточку веселее.

— Я надеялся, мисс Грейнджер, что вы скажете именно это. Вы меня не разочаровали.

Я весь обратился во слух. Мне по-прежнему не удавалось понять, к чему клонит директор, но я сердцем чувствовал, что именно сейчас завеса тайны немного приоткроется.

— Выход действительно есть, и он очевиден: вам, мистер Уизли, необходимо как можно быстрее научиться контролировать свои способности, научиться правильно их использовать. Это исключит возможность повторения сегодняшнего случая и сделает вас… относительно безопасным для общества.

"Относительно безопасным для общества"… Звучит-то как!

— Профессор, правильно ли я понял вас? — Я немного растерялся от подобного предложения. — Вы утверждаете, что мне необходимо научиться использовать свои способности, в то время как любое их применение приближает меня…

Директор перестал улыбаться.

— Увы, мистер Уизли. Мне действительно жаль, но это единственный возможный вариант. — Дамблдор сделал небольшую паузу, словно раздумывая, продолжать ли объяснение. — Я не случайно упомянул своего знакомого… Его история — ярчайший пример того, что может случиться с вами, если не принять определенных мер. Безумие, мальчик мой. Ослепляющее безумие и ненависть ко всему живому, в которой постепенно растворится ваша личность. Вы будете биться сами с собой. И в конце концов победите — сами себя. Полагаю, в этом случае смерть действительно можно считать избавлением…

— Вы говорите загадками, профессор… — Гарри непонимающе нахмурил брови.

— Я постараюсь говорить яснее, — кивнул Дамблдор. — Природа вашей Силы, мистер Уизли — Смерть, как вы уже, должно быть, поняли. Однако вы живой человек, поэтому ваше тело и сознание сейчас пытаются отторгнуть Силу. Если вы не примете свои способности, очень скоро они разрушат вас изнутри. Как я уже говорил, вероятно, вы лишитесь рассудка.

Я склонил голову на бок. Так себе перспективка.

— Что я должен делать? — Слова как будто сами сорвались с губ.

Гарри и Гермиона переглянулись между собой. Дамблдор тоже склонил голову на бок, сознательно или же бессознательно скопировав мой жест.

— Образно говоря, вы должны сделать шаг во тьму, мальчик мой, как бы страшно это ни звучало. Вы должны принять свою сущность. Это даст вам время. И, возможно, нам еще удастся изменить свою судьбу.

— Принять свою сущность? Каким образом, сэр?

— О, — директор тяжело вздохнул, — к сожалению, это будет непросто. Для начала, вам предстоит умереть…

В Больничном крыле, как всегда, царила невыносимая духота. Мадам Помфри крайне редко открывала окна и проветривала помещение — только тогда, когда пациентов совсем не было. Утверждала, что из-за сквозняков у студентов может начаться простуда, а зелья против насморка и без того вечно на всех не хватает.

На мой взгляд, духота и тяжелый запах лекарственных зелий тоже не способствовали улучшению здоровья учеников. Однако спорить со школьной медсестрой было бесполезно.

Обычно жара и нехватка свежего воздуха совершенно лишали меня сна. Однако тот день был исключением — должно быть, я слишком вымотался. Глаза мои закрылись, едва только голова коснулась жесткой и неудобной больничной подушки. Смешно. Дамблдор советовал мне на ночь выпить Зелье Сна Без Сновидений, что я и передал мадам Помфри. И вот, пока медсестра искала нужный пузырек, я умудрился задремать своими силами.

Мне приснились профессор Люпин, почему-то с огромным свадебным тортом в руках, и Хагрид, в обнимку с гигантским розовым зонтиком. Звучала мелодия какого-то старинного вальса — очень знакомая, я только никак не мог вспомнить название. Профессора улыбались загадочными улыбками в духе директора Дамблдора и танцевали что-то зажигательное, совершенно не соответствовавшее музыке…

Я проспал, наверное, часов семь. За окном было темно, когда меня наконец разбудил звук подозрительно знакомых голосов.

— Нет, нет и нет, мисс Уизли! Половина десятого ночи, все пациенты давно спят! Приходите утром, а лучше днем, после занятий.

Мадам Помфри говорила шепотом, но умудрялась делать это так громко, что ее было прекрасно слышно из коридора. Джинни (а именно ее, судя по всему, отчитывала медсестра) говорила тише, слов я не мог разобрать.

Мерлин великий! Джинни! Должно быть, сестренка услышала от кого-то о произошедшем на практикуме. Или просто узнала, что я попал в Больничное крыло. Странно, что она пришла только сейчас. Действительно, уже довольно поздно.

— Мадам Помфри! — негромко позвал я. — Я не сплю. Пропустите, пожалуйста, мою сестру.

В дверном проеме немедленно возникла высокая худощавая фигура школьного колдомедика. Увидев, что я действительно проснулся, мадам Помфри недовольно скривилась.

— Говорите, пожалуйста, тише, мистер Уизли! Вы можете разбудить своего товарища.

В Больничном крыле на тот момент "отдыхали" только двое: я и поцарапанный упырицей Теодор Нотт. Последний благополучно спал, а на тумбочке возле его кровати стоял наполовину пустой пузырек с Зельем Сна Без Сновидений. Пожалуй, сейчас в палате можно было спокойно устраивать хоть Рождественский бал — Нотт все равно бы не проснулся.

Лицо его, за исключением разве что глаз, полностью скрывали бинты. Видимо упырица основательно "потрудилась" над обликом слизеринца. Больше всего Нотт сейчас напоминал мне мумию — я здорово насмотрелся на них во время путешествия по Египту.

— Ладно уж, — убедившись, что моего слизеринского "товарища" наш спор не разбудил, мадам Помфри все же сменила гнев на милость. — Проходите. Только недолго Мистер Уизли нуждается в покое и отдыхе. К тому же, до отбоя осталось всего полчаса…

— Да, да, хорошо. Спасибо, — услышал я голос сестры, а уже через секунду сама она вошла в палату.

Джинни была не одна. За спиной сестрички маячили Фред и Джордж. На лицах близнецов застыло выражение неподдельной тревоги, которое я видел у них крайне редко (а если подумать, то и вовсе никогда не видел). Я вопросительно приподнял левую бровь, словно требуя немедленно объяснить мне причину такого беспокойства.

— Рон!

Джинни присела на мою кровать и тут же как-то порывисто обняла меня, прижавшись щекой к моей груди. Я растерянно обнял ее в ответ.

— Да что случилось, сестренка?

— Рон, ты жив! Мерлин всемогущий…

Я растерялся еще больше. Перевел взгляд, полный немого удивления, на Фреда и Джорджа, пристроившихся на соседней койке. Фред сверлил взглядом пол, Джордж старательно изучал потолок. На меня близнецы старались не смотреть, однако так поразившее меня выражение тревоги с их лиц никуда не исчезло.

— Так! — Я решительно отстранил от себя сестру. — Или вы немедленно объясняете мне, что произошло, или я…

— Это лучше ты нам объясни, что произошло! — Настроение Джинни всегда менялось с умопомрачительной скоростью: раз! — и вместо беспокойства появляется возмущение. — Вся школа уже буквально на ушах стоит! Парвати Патил причитает, что Хагрид на уроке напустил на вас стаю голодных вурдалаков, и вас с Теодором Ноттом трагически слопали. Блейз Забини со Слизерина вопит, что это вы с Ноттом каким-то образом призвали упырей, и они слопали Хагрида…

— А тут приходит Дамблдор и говорит, что вы с Ноттом в Больничном крыле, а Хагрид ЗОТИ в Хогвартсе больше преподавать не будет, — добавил Фред; Джордж согласно закивал, подтверждая слова близнеца. — Что, по-твоему, мы должны были думать, братишка?

Я мог только изумленно хлопать глазами в ответ.

— Но со мной правда все…

— Студентов опять разогнали по гостиным, — перебила меня Джинни, голос которой звучал уже намного менее возмущенно. — А МакГонагалл еще и вдобавок наложила на портрет Полной Дамы какое-то особенно хитрое заклинание… Мы всем факультетом пытались дверь открыть — не получилось. Поэтому пришли только сейчас. Полчаса назад опять заходил Дамблдор. Сказал, что завтра вместо ЗОТИ у вторых и пятых курсов будет Травология и еще привел Гарри и Гермиону…

— Мы пытались их расспросить, — на этот раз в монолог сестры вклинился Джордж. — Молчат. Сказали, что с тобой все в порядке — и больше ни слова!

— Мама прислала сову. — От этих трех простых слов по спине у меня поползла ледяная змейка. — Не знаю, откуда, но они с папой уже узнали про вурдалаков и про практикум. Жутко разволновались. Даже сова была не наша — какая-то особенно быстрая. Наверное, папа у кого-то попросил…

— И что вы им ответили? — осторожно спросил я, стараясь, чтобы голос звучал максимально спокойно.

— Ну… мы же не могли просто написать, что тебя сожрали упыри! Решили сначала выяснить, что с тобой действительно случилось…

— Со мной все в порядке! — поспешил заверить я. — Правда, все хорошо. Я… м-м-м… я просто упал в обморок на этом практикуме. Упыри оказались страшнее, чем я думал.

Я попытался перевести все в шутку. Не получилось, к сожалению. Близнецы и Джинни, кажется, встревожились еще больше.

— Обморок? — переспросил Фред. — Странно…

— Ничего странного. — Я вспомнил отговорку, которую придумал для меня Дамблдор. — Мадам Помфри говорит, что у меня налицо сильное переутомление. Рекомендовала мне несколько дней полежать в Больничном крыле, отдохнуть, выспаться.

Фред и Джордж смотрели на меня с явным сомнением, а вот Джинни, кажется, удалось убедить.

— Да, ты в самом деле выглядишь каким-то усталым в последнее время. Мадам Помфри, наверное, права — переутомился ты, братец.

Я кивнул.

— А что до Нотта, он… того… упал неудачно. Прямо лицом в колючие кусты. Увидел вурдалаков и тут же кинулся бежать. Зацепился за корень и…

Про Нотта я уже сам сочинял, без подсказок директора. Кстати, неплохо получилось. Учусь потихоньку на Великого Вруна.

Ребята покосились на спящего слизеринца без особого интереса. Трусость Нотта в Хогвартсе давно уже стала притчей во языцех, поэтому История Позорного Бегства звучала вполне правдоподобно.

— Видите, ничего страшного с нами не произошло!

— Так что написать маме? — Джинни бросила взгляд на циферблат настенных часов — стрелки неуклонно приближались ко времени отбоя. — Или, может, ты сам напишешь?

— Нет! — Я испуганно замахал руками. — Что ты! Я… У тебя намного лучше получится. Напиши, что все у меня в порядке, что волнуются они напрасно, спроси, как у них там дела… В общем, сама знаешь.

— Ладно, — махнула рукой сестра и ободряюще улыбнулась мне. — Напишу, — она поднялась с кровати. — Нам уже нужно идти… А ты поправляйся, хорошо?

Я закивал, точно китайский болванчик. Я был счастлив — длинное подробное письмо маме, содержащее полный отчет о текущем положении моих дел, мне писать не придется. Чудесно.

— Мы еще придем тебя навестить, — сообщил на прощание Фред. — Отдыхай. Приятных снов, братишка!

Последнюю фразу он произнес одновременно с Джорджем, что для близнецов не было редкостью.

— Да… приятных снов… — рассеянно ответил я.

Мне в самом деле следовало хорошенько отдохнуть. Ведь впереди меня ждало, возможно, самое серьезное и страшное испытание в жизни.