Rise (гет)

Когда ты оказалась далеко,

Я понял, как коварно расстояние.

Пока мы были рядом, нелегко

Мне было вытащить на свет признание

О том, какие чувства есть в душе,

Как тяжелы с тобою расставания.

Что, может, я дышу тобой уже,

Но надышаться не могу заранее.

Мама встретила меня теплыми объятиями, едва я только переместился на порог дома. Она улыбалась так радостно, что я тоже не мог сдержать улыбки, впрочем, у меня для этого было несколько поводов.

— Сынок, как же я рада тебя видеть! — мама выглядела немного уставшей, и я невольно подумал о том, как же ей тяжело с нами: с сыном, который не может ходить, не был дома уже почти четыре месяца и так редко писал письма, и мужем, который уже четвертый год сидит в Азкабане и ведет себя как человек, у которого поехала крыша.

— И я очень рад, — сказал я абсолютно искренне. — Как ты тут?

— Все хорошо, — ответила она мягко. — Мне не на что жаловаться. Но вот ты… — она внимательно посмотрела на меня. — Ты плохо выглядишь. Что-то произошло?

Я тяжело вздохнул. Ничего не скрыть от этой проницательной любящей женщины.

— Кое-что случилось, — туманно ответил я. — Но не нужно переживать, потому что уже все отлично. Кстати, я должен тебе сказать, что Пожирателей, которых обещали подослать напавшие в тюрьме на отца, сегодня поймали. Так что ни тебе, ни мне ничего больше не угрожает.

— Это замечательная новость, — сказала она. — Но откуда ты об этом знаешь?

— Долго рассказывать. И это еще не все новости, — таинственно ответил я.

— Что еще случилось? — она насторожилась.

— Мама, я купил новую волшебную палочку, которая прекрасно меня слушается, — начал я с не самой главной новости.

— Но суд же запретил тебе покупку второй палочки, — недоуменно сказала она. — Неужели ты решился нарушить закон? Не слишком ли это рискованно сейчас, когда к нашей семье и так нет никакого доверия?

— Все законно, — улыбнулся я, покачав головой. — Я сегодня уже зарегистрировал палочку в Министерстве, и мне официально разрешили ею пользоваться.

— Но как ты этого добился? — удивилась она еще больше.

— Мне помогла Гермиона Грейнджер, но о ней мы позже более подробно поговорим. А теперь самая важная новость, — я сделал паузу. — Мама, я снова чувствую ноги. И возможно, через некоторое время смогу ходить!

Мама вскрикнула и кинулась ко мне снова, на это раз обняв меня еще сильней.

— Драко, как я счастлива за тебя, — прошептала она, а потом выпустила меня из объятий и взглянула мне в глаза. — Но я снова в недоумении. Как так получилось?

— Ты не поверишь, — сказал я с усмешкой, — но это тоже заслуга Гермионы Грейнджер.

— Это та самая Грейнджер? — недоверчиво спросила мама.

— Да, — я кивнул. — Прости, я очень устал. Ты не будешь против, если я сейчас пойду к себе, а все обсуждения мы отложим до ужина?

— Конечно, сынок, иди отдыхай, — сказала она и снова улыбнулась. — Сегодня у нас будет праздничный ужин.

— Счастливого Рождества, мама.

— Счастливого Рождества, дорогой, — ответила она и торопливо ушла. Мне показалось, что ее глаза блестели от слез.

* * *

Оказавшись в своей комнате, я со смешанным чувством уставился на потолок, который так люто ненавидел все три года, пока мне было запрещено выходить из дома. Теперь у меня были все шансы на то, что разглядывание потолка останется только неприятным и страшным воспоминанием, а сам я буду жить полноценной и насыщенной жизнью.

В дверь робко постучали. Это был Тинки, принесший мне письмо, которое некоторое время назад доставила, как он выразился, «умная и огромная серая сова». Это было послание от Алекса: всего лишь поздравление с Рождеством, ничего больше. Я мысленно извинился перед ним и перед Амелией за то, что сам не написал им никаких поздравлений. Но сегодня мне еще предстоял долгий разговор с мамой, потому все прочие дела я решил отложить на завтрашний день.

Когда спустя пару часов я появился в столовой, мама уже была там. Помещение было празднично украшено, а над центром стола с потолка свисала омела. Мама сменила свой наряд на вечернее платье, будто мы с ней не вдвоем собирались ужинать, а устраивали огромный прием, как бывало раньше. Впрочем, я тоже приоделся, решив, что сегодня следует выглядеть подобающим образом, и я оказался абсолютно прав.

На столе нас уже ждала аппетитная еда, так что, улыбнувшись друг другу, мы с мамой сели за стол. Ужин проходил в теплой и дружелюбной обстановке, вот только маме не терпелось поскорее узнать все подробности моей жизни за последние четыре месяца. Так что я поел как можно скорее и, не медля ни минуты, начал свой рассказ.

Опустив подробности о моих натянутых отношениях с другими студентами, я начал с того, что у меня в Хогвартсе есть два друга, с которыми я постоянно общаюсь. Потом я рассказал ей, как и почему Грейнджер пришла идея помочь мне, обо всех наших приключениях за время разгадывания рецепта и поисков нужных ингредиентов, и даже как я, несмотря на запрет директора Макгонагалл, пробрался в лабораторию, когда Гермиона начала варить зелье. Мне показалось, что лучше умолчать о том, что я провел несколько недель в Больничном крыле из-за сотрясения мозга и упадка сил, потому я просто сказал, что мне пришлось побывать в лазарете, после того, как зелье было выпито. Коротко поведав, как переживал, что оно не подействовало, я перешел к рассказу о том, что происходило сегодня утром. Все это время мама слушала меня очень внимательно, не перебивая, и только когда речь зашла о сражении с бывшими Пожирателями, она тихонько вскрикнула и закрыла рот рукой. Закончил я свой монолог, поведав ей о визите в Министерство и о том, что они там были так добры — не ко мне, разумеется, а к Грейнджер, — что привезли меня домой на своем транспорте.

— Так значит, мисс Грейнджер сыграла главную роль во всех твоих нынешних достижениях, — резюмировала мама, когда я замолчал.

— Да, — я кивнул и улыбнулся.

— Передай ей благодарность от меня, сынок. Она очень хороший человек, — сказала она.

— Я знаю. Она умная, добрая и талантливая. И не держит зла на меня за все, что мы натворили — вся наша семья, и за все те гадости, что сделал лично я. Общается со мной на равных. Проводить с ней время очень интересно, — вдохновенно перечислял я ее достоинства. — К тому же, она красива.

— Драко, — произнесла мама взволнованно и удивленно, — ты… у тебя есть чувства к этой девушке?

— Что?! Нет! — поспешно ответил я, смутился и отпил воды из своего бокала. Неужели действительно создается такое впечатление?

— Но ты так увлеченно о ней рассказываешь, — она посмотрела на меня внимательным пронизывающим взглядом.

— Просто Грейнджер необычная, — допив воду, быстро проговорил я. — Я бы с удовольствием дружил с ней, если бы не обстоятельства, — я действительно верил в то, что говорил.

— Не увлекайся, сынок, — посоветовала мама.

— Не собираюсь, — заверил я и замолчал. Пора было менять тему. — Отец не писал? Как он себя чувствует?

— Не писал, — с грустью в голосе ответила она. — Люциус все больше отдаляется от меня. В каждом его письме между строк читается один только гнев.

— Он ведь не всегда таким был, правда?

— Конечно, нет, — мама опустила глаза и, взяв в руки салфетку, скомкала ее. — Когда мы только познакомились с ним, он был заносчивым, немного высокомерным, но хорошим: таким вежливым, галантным и даже романтичным.

Я хмыкнул и издал короткий смешок. Представить отца «романтичным» я никак не мог. А мама продолжила:

— Его отец, твой дедушка Абраксас, очень сильно влиял на его взгляды. Но что самое интересное, наш с Люциусом союз был по любви, а не по расчету. Хотя, конечно, будь я не чистокровной представительницей рода Блэк, скорее всего, нашему браку не суждено было бы состояться. Мои родители тоже были только за, чтобы мы с твоим отцом поженились, а вот Андромеда, с которой я была очень дружна в ту пору, всячески меня отговаривала. Она считала, что Люциус слишком жесток и с такими корнями станет настоящим тираном. Но я отмахнулась от ее слов, сказав, что и у нас далеко не простая семейка, но это не помешало нам с ней вырасти добропорядочными и без снобистских замашек. Я была так влюблена в твоего отца, что даже пропустила мимо ушей замечание Андромеды о том, что Абраксас, а с ним и Люциус, очень хорошо относятся к Темному Лорду и его идеям. Я только заявила ей, что все это глупости и пустая ревность, — мама вздохнула и продолжила: — Но Андромеда оказалась права. Люциус был очень внушаемым, потому принял на веру все, что ему говорили Абраксас и Лорд. Когда ты родился, он принялся воспитывать тебя так, как считал нужным, а я, как могла, пыталась объяснить тебе, что существует и другой взгляд на вещи. Но тогда я все еще слепо верила, что отец и сам откроет, наконец, глаза и поймет, что не прав. Однако предубеждения слишком укоренились в нем, а поражение Лорда стало настоящим ударом, хоть тот его и не жаловал в последнее время. Правда отец считал, что сам в этом виноват, потому что плохо справлялся с заданиями повелителя, — мама снова тяжело вздохнула. — Теперь я не уверена, что он сможет измениться, и, судя по его письмам, все становится только хуже.

— Мама, — я накрыл ее руку своей и слегка пожал.

Она подняла на меня грустные глаза и вымученно улыбнулась.

— Хорошо, что ты не полностью пошел в отца, но и от меня кое-что взял.

Я тоже улыбнулся ей.

— Спасибо тебе, что помогла открыть глаза на истинное положение вещей. Я думаю, если бы не твое влияние, я бы стал таким, как отец или тетя Белла.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Ты хороший мальчик, ты бы понял и сам.

Я криво усмехнулся, а потом посерьезнел.

— Хочешь, я напишу отцу, поговорю с ним как мужчина с мужчиной?

— Не нужно, сынок. Он никого не хочет слушать, ты только еще больше его разозлишь. А о его состоянии ты не переживай. Тот мракоборец, о котором я тебе писала, прислал мне сегодня днем известие, что отцу уже намного лучше и волноваться не о чем.

— Расскажешь мне об этом мракоборце? — попросил я.

— Его зовут Джералд Рид. Очень вежливый человек. Не знаю, какую должность он занимает, но влияние у него есть немалое. Ему лет пятьдесят-пятьдесят пять, и, несмотря на такую должность, у него невероятно доброе лицо. Глаза просто светятся теплом. Когда я приезжала к отцу, мистер Рид помог мне, потому что я заблудилась в коридорах, а потом, когда я уже пообщалась с твоим отцом и совершенно расстроенная вышла за дверь, он успокоил меня, отвел в свой кабинет и напоил прекрасным чаем. Мы немного побеседовали, а затем он провел меня наружу. Потом он написал мне о происшествии с Люциусом, а сегодня — о его самочувствии.

— Похоже, ты ему доверяешь, — осторожно сказал я.

— Если бы ты его увидел, ты бы тоже стал к нему хорошо относиться, — ответила мама.

— Я никому не доверяю, — заявил я, а потом поправил себя: — Ну, кроме тебя, Гермионы, Алекса и Амелии.

— Немалый список, — сказала она, улыбнувшись. — Я очень рада, что в этом мире у тебя есть люди, на которых ты можешь положиться. Только ты все равно будь осторожен.

— Буду, — пообещал я.

— Ну, будем пить чай? — спросила она преувеличенно бодрым голосом.

— Если ты не против, я откажусь от чая. Очень хочется спать, — сказал я виновато, и это частично было правдой. Но основной причиной была все возрастающая боль во всем теле. Я с трудом мог терпеть ее со спокойным выражением лица.

— Разумеется, Драко. Иди. Спокойной ночи, — она мягко улыбнулась, и я, еще раз извинившись за раннее бегство из-за стола, отправился к себе при помощи эльфа.

* * *

Сна не было ни в одном глазу. Я лежал на спине, стиснув руки в кулаки и крепко сжав зубы. В темноте, когда других раздражителей и просто отвлекающих факторов не осталось, уставший и разбитый, я ощущал только две вещи: злость и боль. Потому что я был бессилен и понятия не имел, что можно сделать, в то время как боль пронизывала все мое тело. В голове она пульсировала тоненькой струйкой от левого виска к правому. В спине она представляла собой тяжелую металлическую пружину в позвоночнике, которая то сужалась, то расширялась, независимо от положения тела. А в ногах… в ногах она была огнем и льдом одновременно. Казалось, что кости горят изнутри, а каждое волокно мышц покрыто самыми холодными в мире микроскопическими острыми льдинками.

Я покрылся испариной, и это только дополнительно раздражало меня и заставляло напрягаться еще сильнее. Я закрывал глаза, считал до ста, пытался расслабиться и уснуть, но это было невозможно.

Через час этой бессмысленной и незаслуженной пытки я не выдержал и позвал Тинки.

— Хозяин Драко звал? — спросил он, появившись с тихим хлопком.

— Иди куда хочешь, делай, что хочешь, но достань мне обезболивающее зелье, — мрачно проговорил я, чуть охрипшим голосом.

— Но сейчас ночь… — слабо пропищал эльф, услышав, что я, мягко говоря, не в настроении.

— Я сказал — иди! И быстро! — рявкнул я, и Тинки поджал уши и закрыл глаза своими маленькими ручками. Я глубоко задышал, пытаясь успокоиться. — Пожалуйста, — добавил я тихо и почти жалобно.

Эльф шмыгнул носом.

— Хорошо, хозяин, Тинки все сделает. Только подождите немного.

— Возвращайся как можно скорее, — попросил я, он кивнул и исчез.

Прошло долгих полчаса, пока эльф вернулся обратно с десятком флаконов, заполненных вязкой прозрачной жидкостью. Я с трудом дождался, пока он, тяжело дыша, подошел ко мне и протянул один из флаконов. Я выхватил его, открыл дрожащими руками, залпом выпил противное на вкус зелье и осторожно опустил голову обратно на подушку, прикрыв глаза.

— Молодой хозяин, нужно ли вам еще что-то от Тинки? — напомнил про свое присутствие эльф.

— Нет, — сказал я, нехотя открыв глаза. — Иди спать. Я позову, если что-то понадобится. И не вздумай хоть словом обмолвиться хозяйке о том, что я тебя о чем-то просил.

— Хорошо, хозяин Драко. Спокойной ночи, — Тинки поклонился с таким несчастным видом, что мне стало стыдно за свою резкость.

Когда эльф ушел, я снова остался наедине с болью и бессильной злостью. Одно радовало — зелье начинало действовать, и с каждой минутой я чувствовал, как постепенно все больше расслабляюсь. Через полчаса я уже мог думать о чем-то другом, кроме ощущений в теле. Я перебирал в памяти события прошедшего дня и пытался припомнить каждую малейшую деталь нашего разговора с Грейнджер у ворот Малфой-мэнора. Казалось, я сказал что-то лишнее или не сказал что-то важное, только никак не получалось понять, что именно…

Мы стояли на том же самом месте недалеко от поместья, сумерки неумолимо сгущались, холодный ветер хлестал в лицо. Казалось, говорить было уже не о чем, но я эгоистично тянул время, даже зная, что она уже очень замерзла, впрочем, мне тоже не было тепло. Но разве не лучше греться ощущением присутствия и теплом, идущим от наших взглядов, а не благодаря огню в камине пустого дома?

— Ну что ж, мне уже пора, — произнесла Грейнджер каким-то извиняющимся тоном.

Она посмотрела мне в глаза, и я не мог подобрать слов, так меня заворожила глубина ее взгляда. Я протянул руку, она заметила это мое движение, сделала шаг навстречу и сжала пальчиками мою ладонь.

— Все в порядке? — удивленно спросила она.

— У меня такое чувство, что я должен что-то еще тебе сказать, иначе упущу нечто очень важное.

— Хорошо, я жду.

— Спасибо тебе за все, — сказал я. Нет. Это не то.

Она улыбнулась.

— Ты уже говорил это сегодня.

— Ты красива, — снова попробовал я. Но нет, это тоже не то.

Послышался тихий смешок.

— Да, особенно с красным, распухшим от холода носом. Не льсти мне.

Я помотал головой и окинул ее фигуру взглядом. Вот оно! Я хотел видеть ее перед собой постоянно, хотел, чтобы этот рождественский вечер она разделила со мной. «Не уходи», — вот что я хотел попросить. Я был готов всю ночь просидеть здесь на морозе, лишь бы она была рядом, только не так, как сейчас, а чуть ближе, как тогда, когда она обнимала меня, узнав, что зелье подействовало.

Я потянул ее руку на себя. Она наклонилась, приблизившись к моему лицу.

— Гермиона, обними меня, — попросил я шепотом.

Она чуть наклонила голову и посмотрела на меня сквозь прищуренные веки.

— В чем подвох? — спросила она недоверчиво.

А я не нашел ответа и, повинуясь импульсу, подался вперед и поцеловал ее мягкие губы.

Время остановилось.

Я открыл глаза и увидел перед собой такой привычный потолок своей комнаты. Мне все приснилось, но казалось, я чувствовал ее касания и сейчас. Раньше сны были другими. Гермиона снилась мне довольно часто, но в этих снах она говорила со мной, улыбалась или просто держала за руку, в них она была мне другом. Сегодняшний сон отличался от предыдущих. Я закрыл лицо руками. Пора было признавать, я все-таки влюбился в нее, хоть и не хотел в это верить все время.

Я потер глаза. Глупо. С моей стороны было бы крайне глупо на что-то надеяться. Я не мог ей дать ничего. Да и кто сказал, что ей что-то нужно от меня?

Думать о ней в таком ключе было труднее, чем обычно. Голова снова начинала напоминать о себе тупой болью в висках.

За окном уже светало. Я решил выпить еще одну порцию обезболивающего и лечь спать дальше, надеясь, что, когда я проснусь, мне станет легче.

* * *

Увы, утро не принесло особого облегчения. Боль ощущалась немногим меньше, чем когда я засыпал. Но я старался не падать духом. Выпив еще один флакон обезболивающего — я с тяжким вздохом взглянул на прикроватную тумбочку, на которой были расставлены флаконы с зельем, за двенадцать часов я принял три флакона, такими темпами недолго и разориться, если и дальше так пойдет, — я спустился вниз, чтобы позавтракать вместе с мамой.

Наспех закинув в себя еду, я занялся написанием письма для Алекса. Оно получилось очень длинным. Я поблагодарил его за поздравление, спросил о том, как продвигается история с Дэвидсон, и описал все события вчерашнего дня, даже пожаловался на боли. Не признался только о тех мыслях, которые посетили меня ночью касательно Гермионы.

А через пару часов, после того, как я попросил Тинки отправить письмо, в мое окно постучалась незнакомая коричневая сова с небольшим свертком.

Оказалось, это была сова Амелии. И принесла она мне письмо и нечто прямоугольное, упакованное в яркую бумагу. Несколько минут я настороженно смотрел на конверт, вспоминая, как закончилась наша с ней последняя встреча.

Письмо было достаточно коротким.

Дорогой Драко Малфой!

Поздравляю тебя с Рождеством. Прости, что немного с опозданием, но так уж получилось. К этому письму прилагается твой подарок, обязательно посмотри его, очень надеюсь, что он тебе понравится. Не суди строго, я не знала, что бы ты хотел получить, потому приготовила тебе простую безделушку.

Ну и хватит об этом.

Расскажи, как провел праздник? Как твои дела?

Прошло еще только несколько дней каникул, а я уже скучаю. По Хогвартсу. И по нашим посиделкам в библиотеке.

Хотя дома мне сейчас есть чем заняться. Отец подарил мне просто шикарную книгу по арифмантике. Она очень редкая и увлекательная. Если ты очень попросишь, я, может быть, даже дам тебе ее почитать.

Пиши мне, ты ведь обещал.

Искренне твоя, Амелия Дэвидсон

Я в недоумении уставился на лист пергамента. Когда это тон нашего общения изменился на такое?! Отложив письмо, я принялся открывать сверток, который к нему прилагался. После того, как я разорвал несколькою слоев упаковочной бумаги, мне удалось, наконец, добраться до тонкой продолговатой коробочки. Открыв ее, я вздохнул с облегчением. Внутри лежала маленькая картина в светлой деревянной рамке. На картине было изображено раскидистое цветущее дерево — сакура. На заднем плане виднелась обычная зеленая равнина и ясное голубое небо. Как и написала Амелия, ничего особенно ценного.

Мне стоило бы тоже задуматься о подарках для друзей. Но отправлять их сейчас я не хотел, так что решил, что подберу им что-то в конце каникул, а вручу уже в Хогвартсе. Но вот ответить на письмо Амелии стоило бы прямо сейчас, тем более, что я действительно сказал ей, что буду писать.

Не тратя зря времени, я взял пергамент и написал:

Привет, Амелия.

Получил твое письмо и подарок. Спасибо! Картина хороша, поставлю ее на каминную полку в библиотеке.

Поздравляю и тебя с Рождеством. Рад, что у тебя есть поводы для радости.

У меня, впрочем, тоже. Зелье мисс Грейнджер, похоже, начало действовать! Все подробности потом. А сейчас только скажу, что у меня появился шанс на то, что я буду снова ходить.

Не скучай по Хогвартсу, он еще успеет надоесть, впереди нас ждет самое трудное — целых две ЖАБЫ (одна из них, естественно, Куппер).

Драко Малфой

Я усмехнулся и запечатал письмо в конверт.

Мама очень обрадовалась, когда я показал ей картину, которую прислала мне Дэвидсон. Я, в отличие от нее, такого трепета не испытывал, хотя, конечно, получать подарки было приятно.

Закончив с письмами и разговорами, я отправился в свою комнату за очередной порцией обезболивающего зелья и необходимого одиночества.

* * *

Утро следующего дня порадовало некоторым подобием улучшения. Сегодня у меня хотя бы не болела голова, хотя ноги и спина продолжали мучить меня бесконечными болями. Выпив зелье, я с грустью посмотрел на оставшиеся флаконы и послал Тинки закупить еще. Эльф даже не спорил со мной в этот раз, только кивнул и тяжко вздохнул.

За завтраком я наслаждался прекрасным видом из окна. Погода стояла тихая и солнечная. Синее небо, на котором не было заметно ни облака, радовало глаз яркими красками. Я потянулся за свежим выпуском «Ежедневного пророка», разложил газету перед собой и… поперхнулся от неожиданности.

На первой странице красовалось колдография Грейнджер, а рядом с ней — моя колдография. Сверху большими буквами был выведен заголовок статьи: «Бывший Пожиратель Смерти спас героиню войны», и ниже приписка: «Подробности ищите на странице 3». Я с ужасом уставился на все это «великолепие». Быстро открыв указанную страницу, я начал читать статью. Она гласила:

«В день Рождества поистине удивительные вещи творились в Магическом Лондоне.

Из достоверных источников нам стало известно, что в Косом переулке, а именно в заведении, известном всем под названием «Чайный пакетик Розы Ли», было совершено нападение на героиню войны Гермиону Грейнджер. Нападавшими оказались разыскиваемые бывшие Пожиратели Смерти низшего ранга: Рэйф Сниглтон и Берт Оуэн.

Обезвредить преступников, а также спасти жертву удалось никому иному, как Драко Малфою, который также является носителем Черной Метки, как, собственно, и его отец Люциус Малфой, отбывающий срок заключения в Азкабане. Нам неизвестно, что он делал в Косом переулке в компании героини войны Грейнджер, однако редакция располагает сведениями о том, что мисс Грейнджер сейчас занимает должность преподавателя трансфигурации в Школе магии и волшебства Хогвартс, а мистер Малфой-младший учится там на последнем курсе.

Для успокоения общественности наша редакция хочет добавить, что преступники уже отправлены в Азкабан и понесут наказание за столь дерзкие злодеяния. Пострадавших в результате нападения не зарегистрировано.

Мисс Грейнджер отказалась давать свои комментарии по вопросам, связанным с этим инцидентом, а также на тему их общения с мистером Малфоем-младшим. Так что редакции, увы, не известно, связывает ли этих двоих что-то большее, чем отношения «учитель-ученик». Что двигало Драко Малфоем, когда он, как рыцарь в сияющих доспехах, кинулся спасать свою знаменитую спутницу, к тому же маглорожденную: желание прославиться и прикрыть геройским поступком свои прошлые грехи или истинное желание спасти важного для него человека? Действительно ли мистер Малфой-младший изменился или это простая игра на публику? Оставим эти вопросы на воображение наших уважаемых читателей.

Напомним, что Драко Малфой был осужден Визенгамотом за пособничество Темному Лорду и приговорен к трем годам домашнего ареста, кроме того, на его палочку были наложены ограничения в использовании магии. Некоторые почтенные представители Министерства были возмущены столь мягким наказанием за серьезные преступления, однако не стоит забывать, что, кроме всего прочего, Малфой-младший был наказан самой судьбой. В ходе Битвы за Хогвартс он получил серьезнейшие травмы, вследствие которых потерял способность ходить. Можем ли мы в таком случае заявить, что этот человек наказан в достаточной мере?

Оставляем нашим дорогим читателям возможность самостоятельно додумать ответы на перечисленные выше вопросы.

Всегда ваша, внештатная журналистка «Ежедневного пророка», Мэри Райтер».

Я скомкал газету и швырнул ее подальше от глаз. Кто такая эта Райтер и как она узнала обо всем? Я точно помнил, что среди всех тех суетящихся вокруг нас людей не было журналистов. Никто не лез к нам с расспросами, не пытался сделать колдографии. Даже наши имена интересовали только мракоборцев.

Чем обернется для меня эта статья? А для Гермионы?! Я со всей силы ударил кулаком об стол. Чашка с недопитым чаем подпрыгнула и упала на пол, разбившись и расплескав остатки жидкости по полу.

— Милый, что случилось? — послышался встревоженный голос матери, которая прибежала на шум.

— Чашку разбил, — процедил я сквозь зубы. — Ты читала сегодня «Ежедневный пророк»?

— Нет, — растерянно ответила она. — А что там такое важное?

— А ты посмотри сама, — сказал я и закатил глаза. — Прости, я уронил газету на пол.

Мама подняла и расправила смятые листы и принялась читать. В отличие от меня она казалась абсолютно спокойной. Дочитав, она отложила газету на стол и посмотрела на меня с немым вопросом в глазах.

— Не понимаю, почему ты злишься, — сказала она. — Ничего плохого о тебе здесь не сказано, даже наоборот. Ну а по поводу прошлого, наверное, все магическое общество знает о нашей семье, так что нет смысла переживать о том, что уже известную всем информацию повторили вновь.

— Но эта статья может навредить Грейнджер! — выпалил я. — Да и мне тоже, не слишком у меня хорошая репутация среди других учеников Хогвартса.

— Ты со всем справишься, и она тоже, — спокойно проговорила мама и положила мне руку на плечо. — Все будет хорошо, вот увидишь.

— Ну конечно, — кисло промямлил я. — Пойду в библиотеку, почитаю немного, чтобы прийти в себя, — бросив благодарный взгляд на маму, я отвернулся и рявкнул: — Тинки! В библиотеку!

Эльф, поджав уши, быстро отлевитировал меня.

Читать было трудно, все мысли возвращались к проклятой статье. Кроме того, вернулась головная боль, что тоже не добавляло ни радости, ни спокойствия. Я целый час глупо пялился на листы с текстом, не понимая ни слова, а потом все же отложил книгу в сторону и сел писать письмо Гермионе.

Грейнджер!

Хотел бы тебе сказать «хорошего дня», но не могу, потому что он ни черта не хороший. Ты видела сегодняшний выпуск «Ежедневного пророка»? Если нет — посмотри, только предупреждаю, успокоительное готовь заранее. Не знаю, что можно сделать. Если бы я мог, я бы стер в порошок эту журналистку и всю редакцию впридачу. Но я бессилен. Зато у тебя есть рычаги влияния. Может быть, ты что-то придумаешь.

Предвосхищая твой вопрос о моем состоянии, могу сразу сказать: все болит. Надеюсь, с этим можно что-то сделать, иначе я свихнусь очень скоро.

Драко Малфой

P.S. Мне очень не хотелось бы, чтобы из-за меня у тебя были неприятности...

Я отправил письмо с совой и все-таки попытался немного отвлечься от всего этого дурдома при помощи книг.

Остаток дня прошел относительно спокойно, если не считать моего стабильно отвратительного настроения. Мама пыталась меня развеселить, но у нее это совершенно не получилось, более того, я раздражался еще больше, потому, чтобы не сорваться, я совсем рано ушел в свою комнату.

Уже в десять вечера в окно комнаты постучала сова. Деловито устроившись на спинке кровати, она протянула мне лапку, к которой было привязано письмо. Но когда я освободил ее от ноши, она не сдвинулась с места, явно не желая никуда улетать. Я попросил Тинки угостить птицу каким-нибудь лакомством, а сам развернул пергамент. Это был ответ от Гермионы.

Добрый вечер, Малфой!

Он и правда добрый, не нужно выдумывать ничего лишнего. Поверь мне.

Не вижу никаких проблем с той статьей. Эта журналистка приходила ко мне утром 26-го, но я не сказала ей ничего из того, что ты не хотел бы предавать огласке. Глупо было отрицать, что Пожиратели напали на нас, если она узнала эту информацию из другого источника. Скорее всего, сотрудники чайной сами рассказали ей все, что знали. Для них это неплохая реклама, пусть это и глуповато звучит.

Эта Райтер, конечно, исказила действительность и кое-что приврала, но я не думаю, что это каким-то образом может повредить тебе или мне. Расслабься и наслаждайся отдыхом.

Мне очень жаль, что у тебя сильные боли, пока что принимай обезболивающие зелья (но не чаще раза в день), а мы с мадам Помфри постараемся что-нибудь поскорее придумать.

Помни, боли неизбежны. Даже в книге, где был рецепт, было сказано, что невеста Златоума несколько месяцев мучилась от болей, но потом она излечилась полностью. А это значит, что и ты обязательно вылечишься!

Жду от тебя ответа, в котором ты честно говоришь мне, что успокоился и не раздражаешься из-за какой-то нелепой маленькой статьи.

Спокойной ночи.

Гермиона Грейнджер

Я дочитал и ухмыльнулся. Эта девушка — просто образец спокойствия. А я вот стал нервным нытиком.

Раз она посчитала, что никакого вреда из-за писанины в «Пророке» ей не будет, и не разозлилась на меня, то и мне не было смысла так уж паниковать. Я взял пергамент и написал для нее пару строк:

И тебе добрый вечер, раз уж ты так считаешь!

Я успокоился. Хотя все равно считаю, что эту Райтер надо было бы приструнить.

Спокойной ночи.

Драко Малфой

Я привязал записку к лапке совы, которая все еще терпеливо ждала, периодически зыркая на меня своими круглыми глазами. Она слегка клюнула мой палец, видимо, это была месть за то, что ей пришлось так долго ждать, и вылетела в окно, которое открыл для нее предусмотрительный Тинки.

* * *

За каких-то четыре месяца в Хогвартсе я успел отвыкнуть от домашнего бездействия. Сейчас же, благодаря смене обстановки и режима дня, отсутствию друзей и наличию боли, мне казалось, что дни очень длинные и скучные.

Меня очень волновал тот факт, что я не мог шевелить ногами, хоть они и обрели чувствительность. Потому весь следующий день я провел, пытаясь пошевелить хотя бы пальцем ноги. Но все было тщетно, и это раздражало, злило и пугало одновременно. Все свои эмоции я вымещал на ни в чем не повинных предметах мебели. Успел даже сломать стул и разбить какую-то вазу, на которую, впрочем, никогда раньше не обращал внимания.

Вечером пришел ответ от Алекса, который хотя бы на время отвлек меня от невеселых размышлений. Я устроился перед камином с чашкой ароматного мятного чая и принялся читать.

Привет, Драко!

Сумасшедшие новости ты мне рассказал! Я очень-очень рад за тебя! Такое Рождество на всю жизнь запомнится! Представляю, какая буря эмоций в тебе бурлила в тот день.

Надеюсь, ты додумался как следует поблагодарить мисс Грейнджер за все, что она для тебя сделала?.. Нельзя отрицать, что ее вклад в твою жизнь просто неоценим.

У меня дни проходят не так бурно, как у тебя. Вместе с тетушкой мы отправились в Швейцарию, где встретились с моими родителями (они сейчас там по работе). Там и провели Рождество. Собственно, там я и нахожусь сейчас. Здесь постоянная суета, так что я даже не успеваю толком отдохнуть и разобраться с мыслями. Даже читать мне практически некогда! Хотя отец, прекрасно зная о моих пристрастиях, подарил мне хороший подарок — большой и удобный блокнот для записей, несколько магловских книг (художественных), и, как ни странно, справочник по физике (видимо, чтобы я сравнивал магию с магловскими науками). К слову, это не первый подарок такого типа, но каждый раз он попадает в точку. А тетя подарила собственные рукописи, которые делала, будучи еще студенткой. Так что, как только родители насладятся общением со мной, я сбегу ото всех и примусь за изучение своих подарков.

Ты спрашивал, поговорил ли я с Амелией. Так вот, я ее так и не встретил в день отъезда. Она не попалась мне на глаза ни в общей гостиной, ни по дороге на станцию, ни в поезде. Раз она так старательно избегала меня, я решил, что не стану ее преследовать и устраивать разборки в таком людном месте. Пусть побудет наедине со своими мыслями и разберется в себе, пока идут каникулы. Все равно потом в замке никуда от меня не денется. Тогда и наговоримся, и решим все наши вопросы. Я не собираюсь сдаваться в любом случае.

Кстати, она тебе ничего не писала? Меня она не поздравила с Рождеством, хотя я в душе надеялся хотя бы на крошечную записку. Но ничего не поделаешь...

Жду продолжения рассказа о твоих успехах. Хорошего отдыха.

Алекс

Я криво усмехнулся, дочитав письмо. Он ждет «продолжения рассказа о моих успехах»... Где они, эти успехи?! Я швырнул чашку в стену, и она со звоном разлетелась на мелкие осколки. Глубоко вздохнув, я спрятал письмо в карман и позвал эльфа, чтобы тот убрал мусор и принес мне еще порцию зелья.

Отвечать Алексу в тот день я не стал.

* * *

Мое настроение почти не менялось день ото дня. Я не оставлял попытки пошевелить пальцами ноги, но они по-прежнему не давали никаких результатов. Мне пришло еще несколько писем от Амелии и одно от Алекса, который только сейчас прочитал ту самую статью про нас с Гермионой. Я написал им обоим ответы, но это были скорее записки, чем письма. Особого желания общаться не было. Даже мама, видимо, заметившая мою хмурость, старалась лишний раз не дергать меня и только издалека приглядывала за своим неуравновешенным сыном.

И все было бы ничего, но вот одно письмо просто взбесило меня.

Я надеялся, что раз друзья не собираются оставлять меня в покое, то и Гермиона не обойдет хоть каким-то вниманием. Однако она молчала.

Когда эльф появился в моей комнате с утра пораньше и протянул мне небольшой конверт, я даже немного обрадовался. Но это письмо было не от Грейнджер. Его написал мне отец, который никак не давал о себе знать после инцидента с нападением на него. Обычно он писал маме, так что сначала я просто удивился. Вскрыв конверт, я уставился на исписанный неровным скачущим почерком пергамент.

Драко Малфой!

Ты совсем потерял совесть!

Как ты смеешь втаптывать в грязь нашу фамилию, великую и уважаемую семью?!

Почему я узнаю из газеты, что ты проводишь время с одной из грязнокровных убийц нашего Лорда? Почему там полно намеков на ваши с ней близкие отношения? Почему ты защитил эту Грейнджер? Почему ты не убил тех двоих идиотов, покушавшихся на тебя? Ты должен был отомстить за своего отца!

Я бы еще понял, если бы ты из тактических соображений сближался с этой девчонкой. Но, судя по всему, это не так, раз я до сих пор сижу в этой грязной дыре, в то время, как мог восстанавливать мощь нашей семьи, на что ты, очевидно, абсолютно неспособен. Ты уже четыре месяца провел в Хогвартсе и не сделал ничего полезного для меня!

Ты живешь в мире, полном врагов, но абсолютно не умеешь приспосабливаться. Если я еще раз узнаю о чем-либо подобном, я отрекусь от тебя, и ты перестанешь носить гордую фамилию «Малфой»!

Запомни это и не подходи к Грейнджер, если только не собираешься использовать ее в наших целях!

Л. Малфой

Я нервно засмеялся и устало потер глаза. Отец окончательно впал в маразм. Он так и не смог сделать никаких выводов из тех уроков, что ему преподала жизнь. Мне было немного обидно, но для меня он утратил свой авторитет еще лет пять назад, и сейчас я не мог понять и посочувствовать его мыслям. Но мне было искренне жаль маму. В этом письме он не упомянул ее ни разу. И отдельного, адресованного специально ей, листка тоже не было. А я понимал, что это ее обязательно огорчит, ведь она все еще любила этого несносного человека, который застрял в прошлом и своих дремучих предрассудках, зациклился на злобе и превратился в непрошибаемого эгоиста.

Я не стал отвечать ему. И маме не рассказал, что отец прислал мне письмо. Я просто смял исписанный его рукой пергамент и бросил в камин, чтобы никто даже случайно не нашел это глупое послание. А вечером лишний раз обнял маму и попросил ее почаще улыбаться.

* * *

Когда до конца каникул осталось чуть меньше недели, я уже считал каждый час до их окончания. Страшно было подумать, что я буду делать после выпуска из Хогвартса, если не встану за это время на ноги. И как маме не надоедало постоянно находиться дома?

Не только безделье было причиной моего желания поскорее вернуться к учебе. На самом деле я очень хотел побыстрее увидеть Гермиону. Мне ужасно не хватало ее сейчас, и это огорчало. После той истории со статьей в «Пророке» от нее не пришло ни строчки. Только во снах она являлась ко мне, но это было совсем не то и только еще больше напоминало, что она очень далека от меня. А мне так хотелось говорить с ней, видеть, как она улыбается, держать ее за руку… Мне хотелось гораздо большего, но я пытался, очень старательно, заглушать эти мысли, и союзником в этом мне стала, как ни странно, боль. Вот что умело мастерски отвлекать от всего, даже просто от жизни.

В очередной раз выпив флакон обезболивающего и почувствовав облегчение, которое, как я знал, было очень кратковременным, я решил написать Гермионе письмо.

«Грейнджер!» — написал я и тут же зачеркнул, скомкал лист и бросил его на пол.

«Привет», — вывел я на новом листе, присмотрелся повнимательнее, подумал и дописал: «...Гермиона!» Так было гораздо лучше. «Почему ты мне не пишешь? Я уже начал волноваться за тебя. И, если честно, я соскучился по нашему общению и…»

Нет! Это было совсем не то. Я еще раз перечитал написанное и выкинул этот лист туда же, где валялся предыдущий.

Еще полчаса переворачивания мыслей и поиска подходящих слов, и у меня было, наконец, готово письмо, которое не хотелось выбросить, едва кинув на него беглый взгляд. Вот что получилось:

Здравствуй, Грейнджер!

Знаю, что обещал сообщать о своем состоянии чаще, но не было настроения вести переписку. Я делаю ежедневные записи, так что не волнуйся, твоя работа не пострадает.

Как проходят первые каникулы в качестве преподавателя? Еще не соскучилась по студентам?

Не знаю, как остальным, а вот мне сейчас отдыхать скучно, так что я предпочел бы поскорее вернуться в Хогвартс.

Прикладываю к письму записи о моем состоянии, хотя они не очень разнообразны. Боль по-прежнему пытается свести меня с ума.

Хорошего отдыха!

Драко Малфой

Я позвал Тинки и приказал срочно отправить это письмо «мисс Гермионе», пока не передумал и не выкинул этот вариант так же, как и предыдущие.

Мне подумалось, что неплохо было бы разобраться с подарками для друзей, а так как я знал об их главном увлечении, выбирать подарки отправился в библиотеку поместья. Я не сомневался, что смогу найти там что-то стоящее как для Алекса, так и для Амелии.

Спустя час поисков для Алекса я выбрал старый трактат по нумерологии, выпущенный еще в восемнадцатом веке. Пыльная серая книга с выцветшими по краям желтоватыми страницами не снималась с полки книжного шкафа уже много лет, судя по ее состоянию. Мне показалось, что если привести ее в порядок, то Алекс придет в восторг от такого подарка.

Для Амелии было гораздо труднее что-то подобрать. Я помнил, что она увлекалась чарами, трансфигурацией и арифмантикой, но мне никак не удавалось выбрать что-то стоящее. Методично перечитывая надписи на корешках и изредка доставая с полок некоторые фолианты, я вдруг наткнулся на какой-то странный предмет, стоящий в глубине шкафа. Я вытащил четыре книги, которые загораживали его, и отложил их на пол. Осторожно и медленно я вытащил незнакомый предмет на свет. Оказалось, что это была чернильница необычной формы, но из-за толстого слоя пыли нельзя было понять наверняка, красива она или уродлива.

— Тинки, — позвал я, и эльф появился рядом со мной. — Вычисти это, — я протянул ему чернильницу.

— Да, сэр, — пролепетал он, бережно принимая ее из моих рук. — Тинки сейчас же все сделает.

Я вернулся к своему прерванному занятию — поиску подарка для Амелии. Мне хотелось ее порадовать, как и Алекса. Сейчас мы стали более тесно общаться. И с одной стороны так было проще, можно было вести себя более расслабленно, но с другой стороны поведение Дэвидсон изменилось настолько, что ни на миллиметр не приближало к спокойствию и расслаблению, даже, скорее, наоборот — заставляло взвешивать каждое свое слово и настороженно наблюдать за ее поведением.

В итоге с несколько разочарованным вздохом я выбрал для нее тоненькую книжку о взаимосвязях астрономии с чарами — я уже читал ее когда-то, в ней описывалось, как расположение звезд влияет на силу различных заклинаний. Эта книга была не такой древней, как та, что я выбрал для Алекса, но лет девяносто ее возраст точно насчитывал.

Пока я возвращал на полки все, что мне не пригодилось, вернулся эльф с вымытой чернильницей в руках.

— Хозяин Драко, Тинки все сделал, как вы просили, — быстро проговорил он.

Я обернулся и с удивлением уставился на предмет в его руках. Чернильница оказалась очень красивой вещицей. Она была выполнена в форме бабочки с разноцветными крыльями. Стекло, из которого она была сделана, весело поблескивало на свету, все цвета на крыльях были яркими и сочными. Только взглянув на нее, я подумал, что она подошла бы Гермионе, украсила бы ее письменный стол.

— Спасибо, — сказал я, забирая ее у Тинки. — Ею можно пользоваться?

— Да, хозяин, — эльф закивал. — В этой чернильнице чувствуется какая-то магия, но она совсем не злая.

— Магия? — переспросил я, и он кивнул. — Позови-ка сюда хозяйку, если она не занята.

Мама пришла уже через минуту.

— Что-то случилось? — взволнованно спросила она с порога.

— Нет, что ты. Все в порядке, — успокоил я ее. — Просто нашел одну вещь и хотел спросить тебя, не знаешь ли ты, откуда она у нас взялась, да еще и спрятана была в таком странном месте.

Я показал маме чернильницу, и в ее глазах вспыхнули искорки радости, она улыбнулась и коснулась пальцами крыла этой «бабочки».

— Это принадлежало мне, — сказала она. — Когда-то давно, еще до свадьбы с твоим отцом мне ее подарила Андромеда, как она тогда выразилась «чтобы я всегда улыбалась и выбирала только радостные цвета чернил». После того, как она вышла замуж за Тонкса, твой отец, как и вся семья Блэков, были категорически против нашего общения, а Люциус возмущался даже тем, что я хранила ее подарки. Так что эту чернильницу я спрятала подальше от его глаз, там, где, как я была уверена, он не наткнется на нее: выбрала самую пыльную полку, книги с которой давно не брали, и поставила ее вглубь шкафа, я даже вернула на место всю пыль, которая была на этих книгах, — мама засмеялась. — Потом я напрочь забыла о ней. А ты, значит, нашел. Очень рада этому, благодаря тебе, я вспомнила времена своей беззаботной юности.

— Раз она для тебя так много значит, поставь ее где-нибудь на видном месте, — предложил я.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Это все в далеком прошлом, и хотя эта вещь навевает приятные воспоминания, видеть ее перед глазами каждый день было бы грустно, потому что теперь моя действительность уж слишком отличается от того, что должен был символизировать этот предмет. Если эта чернильница тебе нравится, ты можешь забрать ее себе, — мама наклонила голову, внимательно глядя на цветное стекло. — А знаешь, она ведь не обычная, в ней есть магия. Наливаешь туда обычные чернила, касаешься пером фрагмента крыла с тем цветом, которым бы хотел писать, и чернила приобретают нужную окраску.

— Здорово, — улыбнулся я. — Мам, ты не против, если я подарю эту вещь одному человеку?

— Кого ты имеешь в виду? — поинтересовалась она и пристально посмотрела на меня.

— Гермиону Грейнджер, — нехотя ответил я. — Она столько для меня сделала, и я подумал, что…

— Конечно, — перебила меня мама, дотрагиваясь до моей руки. — Надеюсь, ей придется по душе эта милая безделушка. Раз ты считаешь, что такой подарок ей подходит…

— Никакая это не безделушка, а вполне ценная вещь, — запротестовал я. — Я думаю, ей понравится.

— Хорошо, милый, — улыбнулась мама и вздохнула. — Будет здорово, если эта вещица будет украшать чей-то стол.

— Надеюсь, ты не против, если наша библиотека станет меньше на две книги, я подарю их друзьям.

— Мы не обеднеем, — заявила она. — Я рада, что ты стал таким, какой ты сейчас есть.

С этими словами она ушла, тихо прикрыв за собой дверь, а я смотрел на чернильницу и гадал, будет ли и правда Гермиона рада такому подарку.

* * *

Грейнджер прислала свой ответ аж через два дня после того, как я отправил ей письмо. За это время я успел серьезно на нее разозлиться, выпить не меньше шести флаконов обезболивающего и провести не меньше пяти часов за бесполезными попытками оживить ноги.

Здравствуй, Малфой!

Спасибо за пожелания, но я не отдыхаю.

Я уже больше недели вместе с мадам Помфри изучаю литературу, чтобы найти средство, которое избавит тебя от боли. Златоум был гениальным зельеваром, но мы смогли разгадать рецепт его зелья, значит, у нас есть шанс решить проблему с болью.

Увы, пока что поиски не увенчались успехом, но мы продолжаем работать.

Береги себя, и до встречи в Хогвартсе.

Гермиона Грейнджер

P.S. Я не особо скучаю по студентам, а вот по сну — очень.

Почему она так усердно мне помогает? Неужели только для того, чтобы ее проект для поступления в Академию зельеваров впечатлил приемную комиссию? А может, она все-таки просто заботится обо мне? Я мысленно отвесил себе подзатыльник. Влюбленность привносит такие идиотские мысли…

До конца каникул оставалось совсем немного времени. Я очень ждал того дня, когда увижу Гермиону не во сне, а наяву.