Золотая мера (гет)

Солнце стояло высоко, редкие облака не могли его спрятать. В Косом переулке, рядом с бывшей кофейней Фортескью, где теперь располагалась библиотека, собралась солидная толпа.

Повод был. Открывали памятник «жертвам войны», и недавно избранный министр Руквуд произносил речь.

Он лично перерезал ножом ленту и сорвал шелковое покрывало. Взорам любопытной публики предстал двухцветный обелиск. Очень мелкими буквами были на нем выбиты имена волшебников и волшебниц.

— …признавая заслуги обеих сторон в установлении мира, построить Британию, которой могли бы гордиться не только наши погибшие в этой войне братья и сестры, но Британию, которой будут гордиться наши дети…

Он умел говорить, этот новый министр, трезво смотревший сквозь очки в строгой оправе. Ходили слухи, что у него были связи с временным комитетом, взявшим в руки власть после ликвидации Визенгамота, но это были только слухи. В конце концов, как каждый заинтересованный волшебник мог узнать из совершенно доступных источников, новый министр еще прежде, при Крауче, служил в Отделе Тайн и зарекомендовал там себя самым наилучшим образом. Ему можно было доверять.

Луч скользнул по полированной грани, бросая отблеск на недавно отстроенные стены. Напоминаний о пожаре не осталось никаких. Теперь, четыре года спустя, Косой переулок выглядел нарядным и даже, как будто, обновленным.

Как ни странно, обновленным выглядел и другой, соседний переулок. Вечная сточная канава стала подземной трубой, а беззубую мостовую заменила мелко выложенная плитка. Несмотря на то, что почти все окна теперь были застеклены, а на одном из домов даже появилась табличка «Начальная школа волшебства», это место сохранило часть своего мрачного очарования. Немало послужила этому хотя бы кривая вывеска «Аптечная лавка», украшенная самыми жуткими ручными весами на свете.

Дверь ее мерзко скрипнула, и двое мальчишек, судя по виду, школьников лет четырнадцати, выскочили из аптеки и поспешили туда, откуда слышалась музыка и доносился одобрительный гомон толпы.

— Мы опоздали! Я говорил тебе, что мы опоздаем!

— Когда подойдем ближе, я покажу тебе имена.

— Думаешь, там все? Все могли не поместиться.

— Чудак. Это ж чары такие. Уверен, что тебя не отпустят ко мне завтра?

— Не выйдет, — объявил один из школьников, рыжий, как морковка, — я завтра сторожу близнецов. Моя мама собирается стать крестной. Крестной! Вот скажи, нас, семерых, ей мало?

* * *

Читать подходили многие. Кто-то с цветами: вокруг стелы пестрела гора из роз и гвоздик. Были тут и двое друзей, которые привели с собой мальчика, не похожего ни на одного из них. У мальчика были непослушные черные волосы, торчавшие во все стороны, и презабавные круглые очки.

— Вон там, наверху, видишь?

— Это мой папа?

— Да.

Мальчик прочитал несколько раз знакомое имя. Об отце ему рассказывали постоянно, он жил этими рассказами, и даже как будто помнил некоторые случаи. Хотя, конечно, глупо. Он ничего помнить не мог. Ему едва ли был год, когда папа погиб, спасая свою группу. Папа был аврором, совсем, как крестный.

— Ну что, Гарри. Пойдем?

— Еще немножечко.

Мальчик читал медленно, по слогам. Рядом с папиным были другие имена, которые он раньше не слышал.

— Ладно. Зайдем в кафе, и я накормлю тебя мороженым. А потом сыграем в квиддич. Успеешь домой как раз к ужину.

Лицо маленького Гарри сразу стало серьезным.

— Может, ну его, кафе, а лучше сразу к тебе? — спросил он крестного.

— Я предупрежу Мэри и Питера, — сразу сказал второй приятель, выглядевший старше своих лет, — чтобы рано не ждали.

* * *

В доме Питера Петтигрю, всего год назад ставшего совладельцем торгового предприятия «Перроу и сыновья» (и все никак не собравшегося сменить вывеску на «Перроу и Петтигрю»), стараниями Мэри, его жены, всегда было чисто, уютно и пахло выпечкой. Но из прежде неразлучных друзей-гриффиндорцев, более-менее часто сюда захаживал только Ремус. Сириус предпочитал отправлять сову, или встречал Гарри на пороге. Трудно было сказать, кому и что он не простил — маленькому Хвостику — попытку отсидеться, пока остальные рисковали шкурой, или испуганной Мэри — ее поспешный брак.

Ремус тоже чувствовал себя здесь не то чтобы удобно.

— Она три года пыталась, и все время у них что-то не выходило. Для нее это большой день, знаешь ли.

— Так ты идешь завтра к Лили? — спросил его Питер, пряча нос в кружку с чаем. — Меня она тоже звала, — сказал он, и в его голосе звенела какая-то родственная, что ли, за Лили, гордость.

— Тогда мы вместе?

— Ну уж нет, — усмехнулся мистер Петтигрю совсем по-крысиному. — Тебе тоже не советую задерживаться. Там будут все старые Снейповы приятели.

Потом он встал и с некоторым трудом дотянулся до верхней полки.

— Вот. Открытку отправлю.

На открытке были розовощекий младенец в кружевах и щелкавший клювом аист.

* * *

Дом в Паучьем тупике только что не трещал по швам, и мистер Тобиас Снейп, выбравшийся на крыльцо покурить, молча стряхивал пепел себе на ботинки.

В неприличном прямо-таки количестве гостей, заполнившем его тихую гавань, был виноват он сам. В конце концов, никто не заставлял его стучать кулаком по столу или играть в гляделки с сыном. Что ни говори, а отомстил тот очень даже изощренно — теперь, среди всей этой толпы ненормальных, мистер Снейп не то что сам не мог найти себе места, но даже собственную жену потерял. А гости все прибывали.

— Это тут дом Снейпов? Паучий тупик? — спросил его человек в куртке с неприлично короткими рукавами.

Мистер Снейп гостеприимно сплюнул на землю.

— Я — Долохов. А вы, стало быть, старший? — физиономия гостя скривилась в подозрительную ухмылку. — Северус меня предупреждал.

— Он наверху, — разлепил губы Тобиас. Короткий окурок он растоптал, но возвращаться в дом не хотелось. Еще бы. Оттуда доносились голоса. Гость почему-то тоже медлил, прислушиваясь с мучительной миной.

Громче всего было в кухне — и открытая форточка разносила яростный спор по всей округе.

— Это, милочка, называется магией, если вы не в курсе! — отчитывала кого-то неожиданно приобретшая дар речи миссис Снейп.

— Магия! Да вы попросту сожгли мой пирог, признайтесь. А я просила подогреть! Вы бы еще в доменной печи попробовали это сделать!

На секунду крики перекрыл громкий хлопок. Молодой человек в несколько потертом плаще странного покроя возник из воздуха прямо посреди лужи и внимательно огляделся. При виде мистера Снейпа он приободрился, а при виде нерешительного гостя, напротив, замер, как будто проглотил палку.

— Это дом Снейпов?

Тобиас посмотрел на него исподлобья.

— Я Ремус Люпин. Друг Лили.

— Они наверху.

— Рябиновый соус! Вы тут всех отравить хотите, что ли?

— Я думала, это глупое суеверие…

Долохов, чья усмешка стала только острее, распахнул перед Ремусом дверь.

— Чего уж там, пошли. Нас уже заждались, наверное.

* * *

Ожидающие толклись вокруг украшенного цветами, но все еще пустого стола.

— Сначала крестины, а потом обед. Вот так.

— Не повезло с наследником.

— Я слышал, суд возглавит кто-то из Диггори?

— Малфой его двигает.

— …когда я последний раз видел Лестрейнджа, он, честно вам скажу, был не в себе.

— Пьет?

— Я слышал, его сын проводит больше времени у Нарциссы, чем дома.

— А я слышал, он змееуст.

— Гольдстейн? С тех пор, как он перебрался в Новый Орлеан, он даже не пишет.

— …преподает? Детям?

— МакГонагалл нужно уволить.

Миссис Снейп, в строгой темной мантии с единственной брошью, вышла, левитируя перед собой гигантское блюдо.

— Где мой сын? — спросила она. — Неужели он все еще наверху?

* * *

Лили и Северус действительно были наверху, в небольшой, но светлой комнате, где вокруг маленькой кроватки собрались те, кто хотел поздравить их с рождением ребенка.

— На тебя похожа, — льстиво ворковал Северус, глядя в черные глаза своей дочери.

— Ты, случаем, не перешел опять в вегетарианство?

— Похожа, — подтвердил Люциус, заглядывая другу через плечо. — У нее волосы вьются.

Волосы и в самом деле вились, как маленькие черные змейки.

— Дайте-ка мне мою будущую крестницу, — Молли вынула малышку из кроватки и прижала к груди. — Я тебе завидую, Лили. Девочка, с первой попытки… Как назовете?

Лили и Северус переглянулись.

— Белла.

— Как? — переспросил Люциус. Он явно не верил своим ушам.

— Беллатрикс, — подтвердила Лили. — Что? Разве не подходит?

— Твой способ сделать меня бессмертным…

— О чем ты, Северус?

— Ни о чем.

Снизу кто-то звал их спуститься, скрипела старая лестница, и запах готового обеда рвался заполнить собой комнаты и коридор.

— Она просто любила повторять это, — добавил он тихо, но, кроме Лили, больше никто его не услышал.