Хроники "Альтаира" (джен)

— Что, Кубок теперь пилить будем? — риторически вопрошает Мургарита, — Пополам?.. Моя-то знамя первая схватила!

— Ну что вы, Маргарита Георгиевна. Кубку вовсе не будет некомфортно стоять целый год в моем кабинете — совершенно целым. К тому же, традиция против разделения на части этого славного древнего артефакта…

— Значит, он наш, коллега!

— Конечно, наш, коллега. Переходящий, общешкольный… Вот, к моему Четвертому и перешёл очень вовремя!

— Ну, это мы еще посмотрим!!!

(Когда-нибудь она меня проклянет. Непременно и насмерть. Но не сегодня. Не сегодня…)

Ко мне с трех сторон аккуратно приближаются потирающий руки Скардольф, злорадно сияющая Марковка и разъяренная Солдат Джейн. Последний путь к отступлению уже перекрыт Мургаритой.

(Очень мило! Решили в судейскую под конвоем доставить? Да ладно, в лучшем случае — сделаю вид, будто это у меня такой почетный эскорт…)

У подножия тренерской вышки Четвертый отряд дружно качает Ябеду Луферова. В горячий воздух почти до верхушки деревянной башенки, полуразвороченной Первым отрядом, взмывают то огненный язык алого шелка, то розовые кеды в далматинчиках.

Судьи безмолвствуют, скрывшись в шатре Спорткомитета. Зрители на лысой высотке за веревочным барьером, напротив, орут, прикрывшись от палящего светила своими плакатами. Надо всем этим безобразием гордо реет зеленохвостый коробчатый змей с окаянным черным нетопырем на боку.

На вышке все еще мается зарёванная Ганьшина в растрепанных чувствах. И всякий раз, когда Ябеда подлетает ввысь, пытается искренне благословить его со своих высот. Древком от Орифламмы — по чему попало…

Мы с Серым стоим, как два конченных остолопа, и заворожено наблюдаем, как в бурлящее озерцо зеленых камуфлированных форменок врезается красная футболка с командным номером на спине. Над футболкой прыгает разлохмаченная рыжая башка.

— Гыть! — икает Серый. — Это же наш Ёжиков! Он чё — тоже твоего качать полез?..

— Как бы не так, коллега… Не дождемся мы от Ёжикова этакого благородства!

С разных сторон к ликующему Четвертому приближаются еще два алых пятна. Гончаров — побыстрее, Неверович — помедленнее… Выгребая локтями, как колесный пароход против волны, Ёжиков добирается до Ябеды, выдирает у него из рук Орифламму, одним движением сбивает в ком и завязывает в узел. И жестом заправского гандболиста посылает далеко вверх и в сторону.

Над зеленым бурлящим вулканом взмывает ввысь алая комета. Лоскуток огня в золотой бахроме трепещет на ветру. Над истоптанной желтой косой рыбкой взлетает в яшинском «рондате на 90» самый безбашенный вратарь «Альтаира» Игогоша Гончаров. По-кошачьи цапает в дрожащей от жары лазури шелковый комок, технично перекатывается с предплечья на спину, подскакивает и ловко, с ноги, пасует Орифламму Неверовичу.

(Правильно! Одна из особенностей акробатического приема «рондат»: спортсмен может развернуться в воздухе на нужное число градусов без малейшей потери скорости. Крайне полезное умение, Гончаров, что на футбольном поле, что в драке!..)

Неверович прижимает Орифламму к груди, и с неожиданной для рыхлого троечника прытью несется к спортплощадке, где у самой ограды железной когортой — плечом к плечу, — уже встал кулаками наружу готовый к бою Второй отряд. За ним с грозным нарастающим гулом катится по песку только что потоптавшееся по безрассудному Ёжикову и отважному Гончарову зеленое цунами Четвертого. Лавой! Как красные кавалеристы в плохих фильмах про Гражданскую войну…

— Серый! Сейчас что-то будет!

— По ходу, э-э, Очень Большая Драка?

— Она самая…

— А чё мы стоим?

— Так еще рано. На драку надо вовремя приходить. А то ещё не с кого будет дисциплинарки списывать…

— А если опоздать — то УЖЕ не с кого…

— Опаздывать в этой жизни я умею исключительно на женскую истерику, Серый… Алярм!!!

Бесцеремонно хватаю Мургариту за руку, чтобы через мгновение вместе с ней оказаться между стремительным зеленым цунами и железной алой скалой.

Скардольф пытается нас подстраховать. Вместе с Марковкой… Но спотыкается об отчаянно свистящую на бегу Солдата Джейн, мешкает — и получает прямо в свое выдающееся пузо артиллерийский снаряд в виде несущегося сломя голову Неверовича с Орифламмой…

Влекомый могучей инерцией, коллега сбивает с ног несчастную Марковку, ни в чем не повинного Серого и физручку, поперхнувшуюся собственным свистком.

Итого: весь возможный в данной ситуации резерв педсостава дружно копошится в песке в положении лежа. Следовательно, подкреплений ближайшие три-четыре минуты не будет. А жаль!

…Спина к спине. С Мургаритой… Она — лицом к своим, я — к своим. Изящная заколка в её строгой прическе чуть ли не до половины длины вонзается мне меж лопаток…

— Стоять, Четвертый!

— Отставить, Второй!

Цунами сникает и останавливается — в четырех шагах от нас…

— Четвертый, кру-гом! На сорок шагов отсюда вверх по берегу — шагом марш!!! Сидеть смирно, ожидать меня. Кто куда шарахнется — я потом скажу, что с ним будет.

— Погодите, коллега! — оборачивается наша железная леди, — это не всё! За бессовестную попытку организации массовой драки — с Четвертого отряда пятьдесят дисциплинарных баллов!

(За спиной громко ржёт Второй. Ну, пусть ржёт… Хорошо смеётся тот, кто смеётся не в последний раз!)

— Ладно, коллега. Угодно пятьдесят, значит, пусть будет пятьдесят. Но позвольте и я тогда свое слово скажу…

— На здоровье! И что ж вы скажете? Выгораживать будете, как всегда?

(Нет. Всего лишь стрелки переводить. Как всегда…)

— За оперативное строительство на болоте населенного пункта Мраки и недостойную чести кадетов попытку обмана на сложном испытательном маршруте своих боевых товарищей — со второго отряда СТО дисциплинарных баллов!

Мургарита роняет очки.

— Что?.. Какого драного гоблина?!

— Его самого, Маргарита Георгиевна… Посёлок Мраки… Не знаете о таком? Это предмет территориальных споров между нашими с вами «государствами». Спросите вашего Рыжикова-Ёжикова и иже с ним, где он находится, и как чудесным образом возник на участке нашего маршрута за одну ночь. Прямо на низовом болоте, в котором, между прочим, человек за полминуты тонет.

Эффектно извлекаю из кармана мятое-жёваное ёжиковское послание и жестом дипломата, вручающего главе враждебной державы пакт об объявлении войны, с сухим полупоклоном сую в руку Мургарите. Она подбирает очки, нервно вытирает их снежным батистовым платочком. Читает вслух:

«Что, вернулись? Ну, тут же ясно было написано — «Мраки»! Так вам и надо, Четвертый! Враг будет разбит, победа будет за нами! С горячей плюхой вместо привета — Второй».

Вестником справедливости меж нами нарисовывается вывалянный в песке до ушей Серый. В правой руке у него болтается крепко стиснутый за плечо очень мятый Игогоша. В левой, в аналогичной позиции — не менее мятый Ёжиков с фингалом во весь правый глаз...

(Что, хренов провокатор боевых действий, досталось тебе походя то ли от чужих, то ли от своих? Зато можешь собой гордиться: ты, Ёжиков, только что мир перевернул, сломав кучу стереотипов. С твоей подачи Второй планирует и последовательно реализует сложную интригу, а Четвертый очертя голову кидается на Большое Бредовое Побоище...)

— А это, коллеги, авторы идеи и этого письма. Прикиньте: нарисовали за ночь ложный указатель, и вместо реально присутствовавшего на маршруте поселка Марки чуть не загнали Четвертый в откровенную болотину. Вон, Луферов едва там не утоп, и даже тапочки свои оставил…

— Ну, что вы на это скажете, Маргарита Георгиевна?

— Скажу, что, похоже, победил Первый отряд. Единственный, кто не облажался на этих соревнованиях. Без Орифламмы — зато с совестью.

Она резко разворачивается на месте и твердой, легкой поступью шествует наверх — к судейским столам, к палаткам Оргкомитета… И прорвавшийся с моря ветер крутит песчинки у ее простых парусиновых туфель.

Я знаю — у Мургариты сейчас сухие глаза…

Серый трогает меня за рукав:

— Давай оставим всех этих чертеняк на Скардольфа и пойдем за таракановской стремянкой. Надо Ганьшину с вышки снять — она же до сих пор там сидит, несчастная...