Ananke (гет)

Лили никогда не понимала, почему Северуса называют уродливым. Да, его лицо действительно было необычным: вытянутое, с крючковатым носом и тёмными глазами, выделяющимися на белой коже, как чернильные пятна, — но Лили считала, что в этом его изюминка. Она не встречала никого, хоть отдалённо похожего на Северуса; внешний вид отражал его дух. Его уникальность.

Насколько она могла судить, в его облике не было ничего неприятного — за исключением жёсткого выражения, которое часто искажало его лицо. Но когда он не сердился, то выглядел привлекательно, напоминая выточенную очень острым ножом из слоновой кости статуэтку. А иногда черты его лица смягчались выражением, предназначенным ей одной, и тогда Северус становился просто прекрасен. Проступавшая нежность открывала изящную красоту его глаз и губ, заставляя Лили трепетать от восторга.

Хотя теперь в нём не осталось ничего изящного. Сказывались бессонные ночи и постоянный стресс: он сгибался так, словно буквально нёс на своих плечах весь мир. Эта война вытянула из него слишком много сил.

Однако даже сейчас Лили смотрела на него с наслаждением. Он казался таким серьёзным и сильным, стоя перед столом с письмом в руке. Её глаза скользили вверх и вниз по его телу, и она гадала, как оно выглядит без покрова чёрной ткани. Замерев, она разглядывала обнажённую полоску бледной кожи под его шеей и думала, что, если бы она…

— О чём-то задумалась?

От слов Северуса у Лили воздух встал поперёк горла. До этой секунды она не осознавала, что глазела на него — и что он об этом знал. Это происходило помимо её воли: стоило только Северусу появиться в поле зрения, она сразу же на него отвлекалась. Уже десять минут она даже не смотрела в книгу, которую читала.

Она знала, что не стоит беспокоиться: Северус никогда бы не пересёк её личных границ, — но всё равно молилась, чтобы он не заглянул сейчас в её разум. Ей было бы сложно объяснить, зачем она мысленно оценивала каждый сантиметр его тела, потому что она сама этого не знала. Лили запрятала подальше все непристойные мысли и громко сглотнула.

— Эээ… Я думала о возвращении в прошлое, — соврала она. Отложив книгу, Лили подошла к Северусу и присела на краешек стола. — У меня осталось всего несколько недель, а план так и не придуман. Я знаю, что хочу сделать, но не знаю как.

Ненадолго настала тишина: Северус смотрел на неё сверху вниз, а Лили заворожил цвет его глаз, и она напрочь потеряла свою мысль.

— И? — спросил он.

— Что «и»?

Он вздохнул.

— Тебя беспокоит будущее, и твой взгляд говорит, что тебе отчаянно что-то нужно. Полагаю, у тебя есть ко мне просьба. Чего же ты хочешь от меня?

Целый ряд неуместных ответов пронёсся у Лили в голове.

— Я просто… — начала она, но была вынуждена на секунду закрыть глаза, чтобы вновь собраться с мыслями. — …просто думала, не мог бы ты побольше рассказать о той войне? Будет проще всё изменить, если я буду знать детали. Например, когда именно Пожиратели Смерти планируют атаки, и всё в таком роде.

Северус нахмурился.

— Прошло двадцать лет. Я уже не помню всех подробностей того времени.

— Понимаю. Вряд ли ты делал записи, пока был Пожирателем. Давай просто пройдёмся по тому, что ты помнишь, и я разработаю на основе этого что-то вроде стратегии игры.

У Северуса округлились глаза.

— Погоди, — сказал он. — У меня действительно есть одна вещь, которая может тебе помочь.

Он подошёл к одному из книжных шкафов и несколько минут что-то искал. Наконец он достал старую чёрную тетрадь. Когда Северус её открыл, она оказалась пуста.

— Я почти забыл о нём.

— Что это? — спросила Лили, в замешательстве смотря на пустые страницы.

— Во время первой войны я вёл секретный дневник, — он стукнул палочкой по книге и произнёс пароль: «Это дневник ненависти». Внезапно из ниоткуда на страницах начали появляться чернила. Тёмные пятна формировались в слова, и вскоре тетрадь была исписана аккуратным почерком Северуса.

— Да, уверен, он тебе пригодится, — он просматривал страницы дневника. — Здесь записано всё, что я видел и слышал в начале войны.

У Лили дрожали руки, когда она взяла тетрадь.

— Ты отдаёшь мне свой дневник? Это… чертовски на тебя непохоже.

Северус вновь нахмурился.

— Если ты ожидаешь найти стихи, стенания или скандальные откровения, то будешь разочарована. Там нет ничего особо личного. Просто хронология войны.

— Должна была догадаться, — пробормотала Лили. Она открыла дневник в случайном месте и прочла запись вверху страницы:

15 февраля 1980

Атака на Министерство Магии во время бала в честь дня Святого Валентина. Меня не было. Согласно словам одного из Пожирателей Смерти, с которым я говорил сегодня (Каркаров? Всё ещё не уверен, что он один из нас), группа Пожирателей вломилась на вечеринку с расплывчатым и плохо продуманным планом с целью причинить урон и посеять хаос. Если планировалось что-то ещё, я этого пока не выяснил. Также не знаю, действовали ли они самостоятельно или по приказу Тёмного Лорда — сильно подозреваю, что нет. Участвовали Макнейр, Розье, Крэбб и двое других, но бойцов противника было ненамного больше (Поттер, С. Блэк, Петтигрю, Люпин, Эванс, МакКиннон, братья Прюэтт). Никто не умер, никого не схватили.

Лили моргнула. Было странно видеть, что Северус пишет о ней «Эванс». Он никогда не звал её по фамилии. Это звучало так отстранённо. Она перевернула страницу, и снова имя Эванс привлекло её внимание:

21 марта 1980

Прошлой ночью Тёмный Лорд с группой Пожирателей (я, Лестрейнджи, Яксли, Розье, Малфой, Уэллс и трое других) атаковал участников встречи выпускников Гриффиндора в Зале Амброзия. Произошла быстрая схватка. Авроры прибыли почти мгновенно, и люди сбежали. Уэллс, двое авроров (Д. Эдвардс, С. Вэнс) и три участника встречи, имён которых я ещё не выяснил, были убиты. Тёмный Лорд поразил нас всех, публично предложив Поттеру, Эванс и Лонгботтомам присоединиться к нему (зачем? Эванс маглорождённая и, значит, ему не подходит. Ожидал ли он, что они откажутся и он сможет совершить показательную казнь, чтобы все знали, что случается с теми, кто отвергает его? Или правда хотел, чтобы они присоединились? Выяснить). Все отказались.

— Оглядываясь назад, понимаю, было глупо записывать секретную информацию, пусть даже защитное заклинание сложно снять, — задумался Северус. — Если бы кто-нибудь — с любой стороны — прочитал это, меня бы сразу же убили.

— Зачем тогда было рисковать? — Лили посмотрела на Северуса, выражение лица которого снова стало резким. Таким легко можно было бы разрезать волны в штормовую погоду.

— Потому что не хотел блуждать в темноте, — ответил он. — Тёмный Лорд не желал, чтобы кто-то из его людей знал об операциях достаточно, чтобы его свергнуть. Он запрещал нам раскрывать свою личность друг перед другом, чтобы мы не плели против него заговоров, хотя у нас были общие догадки, кто есть кто. И всё же, думаю, он хотел, чтобы мы гадали и дальше. Я начал записывать всё, что видел и слышал, потому что не хотел участвовать в этом, не зная, ради кого и чего я сражаюсь.

Лили вновь пролистала дневник, подмечая, что многие записи содержали размышления о неопознанных союзниках. Она попыталась представить, о чём думал двадцатидвухлетний Северус Снейп, и понять, что именно заставило его присоединиться к Пожирателям Смерти.

Определённо, он не был безоговорочно предан делу. Он писал «они», когда имел в виду «мы», как будто был лишь наблюдателем среди Пожирателей. Также она заметила, что он писал о Волдеморте с великим недоверием и очевидной неприязнью, хоть и не формулировал это прямо. У неё не сложилось ощущения, что молодой Северус уважал его или его последователей. Ей хотелось узнать, чем он руководствовался, когда становился преданным членом организации, которую, казалось, презирал.

Возможно, Северус встал на сторону Волдеморта просто потому, что все остальные от него отвернулись.

— Спасибо, Сев. Уверена, что он пригодится, — улыбнулась Лили. — Я хочу попросить тебя ещё кое о чём, если не возражаешь.

Он пожал плечами.

— Я весь к твоим услугам.

— Хорошо. Иди в кровать. Ты не сомкнул глаз прошлой ночью.

Он горько усмехнулся.

— Не могу. Прошлая ночь была напряжённой, и эта, скорее всего, будет такой же. Мне нужно быть на страже.

— Ты не сможешь защищать учеников, если будешь продолжать так выматываться, — настояла Лили и коснулась его руки. — Я переживаю за тебя. Отдохни немного, пожалуйста. Я послежу за колокольчиками вместо тебя. Если они зазвенят, я тебя разбужу.

Лили ощутила, как напряжена рука Северуса, но вскоре он расслабил мышцы.

— Хорошо, я пойду в кровать, — вздохнул он. — Довольна?

— Очень, — просияла она. — Пойду приму ванну. Когда я выйду, ты должен будешь уже видеть сны.

Она провела некоторое время в ванной, моя волосы собственноручно сделанным цветочным мылом и пытаясь не думать об ощущении сильной руки Северуса под своими пальцами. Вернувшись, она с удовлетворением увидела, что балдахин задёрнут, — но затем услышала, как Северус ворочается на простынях и нетерпеливо вздыхает.

— Кажется, я сказала тебе спать, — поддразнила она.

— Не люблю неподвижно лежать в темноте без дела, — простонал он. — Но, как всегда, я сделаю что угодно, чтобы удовлетворить твои безумные прихоти.

Конечно, он шутил, но в его словах была доля правды, и улыбка Лили исчезла. Северус действительно не остановился бы ни перед чем, какой бы приказ она ему ни отдала?

— Можно посидеть рядом, пока ты не заснёшь? — она провела руками по завесе. Лили не была уверена, о чём просит, просто не хотела пока что от него уходить.

Он не отвечал несколько томительных секунд. Потом она услышала:

— У меня есть ощущение, что ты сделаешь, как хочешь, вне зависимости от моего разрешения.

— Ты такого невысокого мнения обо мне, — она закатила глаза.

С этими словами она отодвинула балдахин и заползла на незанятую сторону кровати, не залезая под одеяло и сохраняя между ними максимально возможное расстояние. Было темно, и Лили не могла отчётливо разглядеть Северуса, но снова ощутила, что он напрягся, — и поняла, что, оказывается, он спит без рубашки.

— Я видела своё имя в дневнике, — сказала она. — Так странно — видеть, как кто-то пишет о вещах, которых я ещё не совершила.

— Странные вещи случаются, — ответил он. — То, что мы здесь, — одна из них.

— Когда ты видел меня в последний раз? — спросила она. — Я имею в виду другую меня. Ту, что умерла.

Тишина. Лили бросила взгляд на Северуса. Теперь, когда её глаза привыкли к темноте, она могла разглядеть его получше: он смотрел в потолок и казался измученным. Лили подумала, что не дождётся ответа, но тут он начал говорить:

— За несколько дней до того, как всё произошло. Я был с Дамблдором. Мы обсуждали, как я буду исполнять свою часть сделки. Он не сказал мне, что ты тоже придёшь к нему в тот день, и я сильно сомневаюсь, что это просто выскользнуло из его памяти. Должно быть, он хотел увидеть, как я отреагирую. Он обожает свои маленькие игры.

Он скорчил рожу.

— Но я отказался играть. Спрятался в другой комнате, когда ты пришла. С тобой был Поттер. Я слышал, как он благодарит Дамблдора за то, что тот спас ваши жизни. Дамблдор зачем-то одолжил у него мантию-невидимку. Твой младенец плакал, и ты ему пела. Ты спросила Дамблдора, может ли он наконец рассказать, кто предупредил его о пророчестве, но он ответил, что пообещал держать это в секрете.

Он остановился, и Лили воспользовалась моментом, чтобы прочувствовать всю печаль сказанного. Её сердце разбивала мысль, что другая Лили умерла, не зная, что Северус пытался её спасти.

И что Северус продолжил жить с убеждением, что она умерла, ненавидя его.

— Я думал, что вообще не хочу тебя видеть, — продолжил он. — Думал, это будет слишком больно. Но, когда ты ушла, я подбежал к окну, чтобы проводить тебя взглядом. На тебе была красная мантия, а в волосы была заплетена лента. И ты внезапно оглянулась через плечо. Посмотрела прямо на меня. На секунду я подумал, что ты меня увидела и теперь будешь знать, что это я тебя спас. Но потом понял, что ты смотрела не на меня. Ты смотрела на Поттера, догоняющего тебя с младенцем на руках. Ты подождала их, и вы исчезли в ночи. Это был последний раз, когда я видел тебя живой.

Сердце Лили билось очень быстро. Она словно услышала историю о призраке, только вот она знала, что это произошло по-настоящему. Ей хотелось заплакать и обнять Северуса, но она понимала, что это только отвлечёт его ото сна, и поэтому решила сдержаться и сменить тему.

— Что ты будешь делать, когда всё закончится? — спросила она.

— Что заставляет тебя думать, что это когда-либо закончится? — ответил он.

— Потому что это должно произойти. И мы обязаны победить. Мне страшно подумать, что случится, если мы проиграем.

Она задавалась вопросом, будут ли этот мир и этот Северус всё ещё существовать, когда она вернётся и всё изменит. Может быть, будут. А может быть, эта временная линия просто растворится в небытии. Может быть, не будет никакой войны, потому что она решит все проблемы в прошлом.

От мысли, что придётся расстаться с этим Северусом, Лили снова почувствовала вспышку боли. Она безумно хотела сделать его счастливым, ведь он определённо это заслужил, но было ли это вообще возможно?

— Тебя не беспокоит, что ты постоянно отрицаешь любое проявление негатива в своей жизни? — спросил Северус.

— Я не отрицаю. Просто пытаюсь быть оптимистом, — ответила Лили, загоняя все мрачные мысли в глубину сознания. — Я не хочу думать о поражении. Это меня расстраивает.

— Вот именно. Ты отказываешься воспринимать действительность, — Северус посмотрел на неё уголком глаза. — Каждый раз, когда ты встречаешь препятствие, ты бросаешься на борьбу с ним, даже не допуская возможности, что можешь проиграть. Соглашусь, иногда безоговорочный оптимизм может быть полезен, но вечно на него полагаться нельзя. Рано или поздно ты столкнёшься с потерей и поражением. Если ты даже думать об этом себе не позволяешь, как ты будешь жить, когда это произойдёт?

Она тщательно обдумала его слова, прежде чем ответить. Северус прав: у неё действительно была привычка избегать проблем. И это действительно было одновременно и даром, и проклятием.

— Возможно, я просто боюсь. Самый большой мой страх — что я стану свидетелем чего-то ужасного и не смогу ничего сделать, чтобы это остановить, — произнесла она.

У неё промелькнула мысль о смерти матери — Далии Эванс поставили диагноз «последняя стадия рака» вскоре после того, как Лили закончила школу, и она умерла от болезни после нескольких месяцев агонии. Лили чувствовала себя абсолютно бессильной, не имея возможности помочь матери, и от этого боль потери была ещё более мучительной. Это было ужасное ощущение, которое она никогда больше не хотела испытывать.

— Говоря о наших слабостях — тебе никогда не приходило в голову, что ты позволил неуверенности и ненависти к себе уничтожить всё хорошее в твоей жизни? — спросила она.

— У меня нет никакой неуверенности, — кисло ответил он.

— Но это не так, — настояла она. — К несчастью, в твоей жизни было слишком много людей, которые говорили, что ты ничего не стоишь, и по какой-то причине ты им поверил. И до сих пор веришь. Именно поэтому ты всегда усердно трудился, чтобы показать, чего ты достоин, людям, которые тебе даже не нравятся. И поэтому ты так жаждешь себя уничтожить. Поэтому продолжаешь разрушать свою жизнь — или я не права, предполагая, что ты не женился на девушке, с которой был помолвлен, потому что считал, что недостоин быть счастливым? Я думаю, в этом есть и моя вина. В том числе из-за меня ты начал себя ненавидеть.

— Ты здесь ни при чём, — быстро произнёс он.

— Потому что я чиста, добра и непорочна? — она закатила глаза. — Это неправда, и ты это знаешь. Я не ангел. А ты не дьявол.

Северус отвернулся от неё. Он вновь смотрел на потолок.

— Кажется, ты думаешь, что с тобой что-то в корне неправильно, — продолжила она. — Ты ошибаешься. Ты — самый храбрый, самый сильный, самый лучший человек из всех, кого я знаю. Любой, кто с этим не согласен, не знает тебя по-настоящему. В тебе нет ничего плохого. Совершенно.

Ей хотелось, чтобы Северус заглянул ей в глаза и понял, насколько она серьёзна, но он продолжал смотреть в потолок. Лили перевернулась на спину, закинув руки за голову.

— Надеюсь, ты знаешь, что я не имела в виду те ужасные слова, которые произнесла, когда увидела твои воспоминания, — начала она после долгой паузы. — Просто я разозлилась, испугалась и сглупила. Ты столько на меня вывалил, и я запаниковала. Я не понимала, что делать. Знаю, что не должна была на тебя кричать. Я не хотела этого. Если бы ты дал мне время всё обдумать, мой ответ был бы совершенно иным, — она сглотнула. — Противоположным, на самом деле.

Кровь прилила к её щекам, окрасив их в розовый. Кажется, это было уже слишком? Слишком ли многое она рассказала? Она закрыла глаза и подождала ответа, гадая, уловил ли он лёгкий намёк, случайно у неё вырвавшийся. Но Северус ничего не сказал, и наконец Лили набралась храбрости, чтобы вновь на него посмотреть.

— Сев?

Она не была уверена, когда именно он заснул. Что он услышал. Понял ли он.

Вздохнув, она потянулась к нему и заправила за ухо несколько выпавших из прядки чёрных волос, а потом оставила руку у него на щеке. Он выглядел таким умиротворённым во сне, и это выражение было ему чуждо. Лили мягко погладила его по щеке, затем обрисовала пальцем верхнюю губу и лишь потом осознала, что делает. Она быстро отдёрнула руку, словно её укусили.

— Что ты делаешь, глупая девчонка… — пробормотала она и отодвинулась на другую сторону кровати. Она вся горела.

Теперь, когда она наконец-то могла быть с собой предельно честной и откровенной, она решила сделать ещё один шаг вперёд.

— Он нравится мне больше, чем когда-либо нравился Джеймс.

Что же ей делать теперь?