Новая история (джен)

Летели часы, дни, недели. Чавкающие куски снега и грязи окончательно растаяли под весенним солнцем. Сочная зелень прорезалась из пухлых почек. Весенние цветы расправили нежные лепестки, превратив поляны в яркие ковры, а воздух наполнился беспокойным жужжанием, стрекотанием и громкими переговорами птиц. Именно поэтому я была рада, что жила в подземельях.

Для слизеринцев же Колесо года делало новый оборот, они вовсю готовились к Белтейну. Ведь по всем правилам в ночь с тридцатого апреля на первое мая нужно было встретить рассвет. Но никто не хотел сделать Филчу подарок в виде целого факультета провинившихся. Договорились идти ранним утром маленькими группами и разными путями, прямо перед самым рассветом. Девушки были возмущены, ведь всем известно, что белтейновская роса придаёт красоты! Конечно, росу можно и в аптеке купить, но кто знает, когда она была собрана? Впрочем, слизеринцы всё равно то и дело сбегали в лес в поисках клевера и ландышей. Говорили, что на Белтейн их целебная сила особенно возрастает. Деревья, больше всего ива, рябина и яблоня, массово лишались веток. О том, что цветов примул вообще нигде не было видно, даже и говорить не стоит.

Я готовилась к празднику вместе с остальными, и впервые это приносило радость, впервые чувствовалось единство с толпой людей. Очень жаль, загадывать желание было нельзя. Но можно было гадать! А, значит, и узнать что-то! Я старалась соблюсти все правила. Почитав книги, от души порадовалась, что попала к родственникам на Самайн, ведь жертвоприношения на Белтейн — часть традиции. Говорили, что жертву живьём сжигали в чучеле из веток. Когда я об этом думала, мороз полз по коже. Эйвери предложил в качестве жертвы миссис Норрис. В шутку, конечно. По крайней мере, он так сказал.

Отношения с Эйвери неожиданно становились всё лучше и лучше, хотя мы почти не разговаривали. Моя неспособность мечтать, кажется, поразила его до глубины души. Как и обещал, он купил мне пергаменты. А помимо них целый мешочек сладостей. И добавил:

— Если тебе очень будет нужна помощь — скажи, — уверенно ответил он на мои заикания. — Но хорошо подумай о своей просьбе. Только один раз.

— Чего это ты такой добрый? — прищурилась я, вытащив нос из мешочка.

— Сентементальное слизеринское благородство, — протянул Эйвери, гордо вскинув голову и смотря куда-то вдаль. — Ты просто не понимаешь, как помогла нам.

Но выходивший следом за ним Розье буркнул что-то очень похожее на «идиот».

Я не успокоилась, пока не попробовала каждую конфетку в каждой пачке. Одни мне понравились особенно сильно. С крупными орехами и кокосовой стружкой. Забывшись, я вышла с коробочкой в гостиную. Малфой тут же протянул свои жадные лапы.

— Я тебя всё ещё не простила, — заявила я в его округлившиеся глаза. — И вообще я тебя теперь боюсь.

Паркинсон, конечно, обозвала меня жадиной. Малфой, надувшись, перестал со мной разговаривать. Признаться, я была рада. Нет ничего странного в том, что человек поливает грязью своего врага. Но хуже, когда он поступает так с бывшими друзьями. Панси Паркинсон, по мнению Малфоя, всегда была очень странной, очень дурной. И вообще никогда ему не нравилась. Слушать это было неприятно. Хотя бы потому что Паркинсон я уважала больше.

Сама Паркинсон не доставляла более никаких проблем, занятая возвращением репутации. Но всё без толку. Её подружки-старшекурсницы более не пускали в кружок. Никто не делился с ней сплетнями и не верил её рассказам. Никто её не слушал, никто не красил с ней ногти и не обсуждал наряды. Конечно, с ней разговаривали, но только из-за отца в Министерстве. И то неохотно. Паркинсон была раздавлена, но счастья это почему-то не приносило. Жизнь без друзей и без врагов оказалась очень пресной.

Подойти к Тео и Блейзу я так и не решилась, хотя с каждым днём они волновали меня всё сильнее и сильнее. Если раньше Тео был пуст и безжизненен, то теперь он паниковал. Да так сильно, что я не могла выносить его эмоций и всегда от них закрывалась. Всякий раз, когда этого не делала, возникало чувство, что я в гробу. В гробу глубоко под землёй. Будто я пытаюсь выбраться, сбиваю в кровь костяшки, скребусь ногтями по доскам и зову на помощь. Но никто не слышит. А сухой горячий песок всё сыпется, сыпется, сыпется… Блейз же страшно чего-то боялся, будто в ураган попал и рисковал в любой момент расплющиться о крышу. Мне страшно хотелось подойти и выяснить, наконец, что стряслось, но всё никак не было удачного повода. А проблем, меж тем, у них прибавлялось. Они то и дело прогуливали занятия. То поодиночке, то вместе. И когда жалобы профессоров игнорировать стало уже нельзя, Снейп загрозился исключить Тео. По рассеянному взгляду Тео, по его дёрганым движениям и растрёпанным волосам было видно: Хогвартс интересовал в последнюю очередь.

Я так отчаялась, что хотела найти какую-нибудь подсказку для примирения в гаданиях. Поэтому усиленно готовилась к празднику. Цветки примул со школьного двора исчезли не без моей помощи и теперь, как и положено, лежали на подоконнике и висели у порога. А свежие запасы клевера и ландыша у Снейпа стабильно редели. Мы с Эйвери по молчаливой договорённости их таскали. Не то чтобы мы считали себя слишком важными персонами, чтобы ходить в лес… Но не очень хотелось бегать с остальными за травой.

Наконец, солнце село, и слизеринцы расползлись по комнатам жечь символичные костры. Конечно, магической силы они не прибавляли, но считалось, что природа избавляет от плохого, а созерцание успокаивает ум. Я делала просто потому, что положено. Дрожащими руками я собирала свой собственный костерок. Сначала ветвь берёзы, потом дуба. Ива как символ смерти и рябина как символ волшебства.

— Яблоня — любовь, а виноградная лоза — радость, — нашёптывала я, боясь перепутать порядок и очень довольная, что в кострах используют древесину моей палочки, — орешник — мудрость.

Положив последнюю веточку, я быстро провела рукой по вспотевшему лбу. Поёрзала на коленях от волнения, сидеть нужно было обязательно ниже костерка. И принялась тереть одну ветвь о другую. Нельзя было поджигать спичками или волшебной палочкой. Только чистым способом — трением. Это оказалось сложнее, чем я думала, глаза начало резать от подступавших слёз бессилия, в горле стоял ком, готовый вырваться ругательством, но вот искорка упала. Я спешно на неё подула, ветки нехотя затрещали и по комнате полетели ароматы. В голове пронеслись мысли, что не зря костры жгут, не зря. «Вот нанюхаются, — думала я, — а потом гадают. Не удивительно, что кто-то что-то якобы видит». Говорили также, что профессор Трелони в этот праздник пользовалась особой популярностью. Другие заявляли, что она ничего не смыслит в прорицаниях. Как бы то ни было, мне не хотелось стоять в очереди.

Взволнованная, я поднялась на затёкших ногах и чуть погладила пышный венок из трав. Миллисента всё объясняла и объясняла, как плести, но после десятой попытки поняла, что в плане рукоделия я безнадёжна, и сплела его сама. Без венков встречать рассвет не пускали. Два привязанных шарика, золотой как солнце и серебряный как луна, загадочно блестели в свете горевших веток. Пальцы задрожали, а внутри снова поднялось неясное чувство тревоги и желание идти куда-то. Как на Остару. Я обеспокоенно заозиралсь по сторонам, в кармане мантии сжав странный рисунок из «леса». Но, куда идти, всё равно не знала. По ногам повеяло холодом, будто дверь открыли, огонь задрожал. Зажигать свет не разрешалось, пока костёр не сгорит, но я хорошо видела, что в комнате никого не было. И всё же душу терзала тревога. В спине кольнуло, и я медленно обернулась, желая и одновременно не желая ничего видеть. Охнув, зажала рот рукой и отпрянула. В золотом шаре летела знакомая птица с красным клювом и глазами, в серебристом бродила туманная чёрная тень. Холодный пот заструился по спине, ладони намокли, ноги задрожали, но я была не в силах оторваться. Навстречу птице летел зелёный дракон, воинственно выставив вперёд острые когти. Тень просительно протягивала ко мне руку. Сердце эхом стучало в ушах. И чем громче, тем быстрее двигались картинки. Дракон и ворон столкнулись, птичьи перья полетели во все стороны. Тень человека скорчилась. Острые когти терзали, ворон неподвижно застыл в драконьих лапах, свесив свёрнутую голову. Тень закружилась и вдруг резко разлетелась красными перьями.

— Люмос Максима! — заорала я, упав на пол.

Комнату заливал яркий свет, но я едва-едва узнавала очертания мебели. Поворачивала голову то в одну сторону, то в другую, боясь встать. Венок на краю кровати казался свернувшейся змеёй. Костёр полностью догорел и теперь ютился на столе жалкой серой кучкой. Воинственно выставив вперёд палочку, я привстала на руке.

— Инсендио! Инсендио! Инсендио! — вновь и вновь махала я палочкой, поджигая и венок, и собственное покрывало, и страх. Лишь когда венок полностью сгорел, я решилась встать.

Два почерневших шарика одиноко, даже как-то обиженно лежали на тлеющем покрывале.

— Агуаменти! Тьфу ты, чёрт! — воскликнула я, спрятав шарики в ящик стола. И тут же подлетела к полкам. Проблема геральдики была в том, что все животные изображались в книгах чёрными. Тео раньше говорил, что каждый род знает цвет своего хранителя. Что цветом он наливается при определенных условиях. Каких именно он, конечно, не сказал. Меня тогда очень заинтересовало это «наливается цветом». И от чего это зависит? От цвета магии основателя рода? Тео не знал. Зачем такая конспирация я так и не поняла. Увы, я не могла так запросто отличить ворону от ястреба или дрозда. Да и драконы тоже были разными.

Обесиленно я опустилась на пол, зарывшись руками в волосы. Было понятно, что моей семье угрожает опасность от другой семьи. Но кому и от какой?

— Одна тень, — шептала я, — значит, опасность угрожает только одному? Или у меня только один живой родственник? Или это я была? Я скоро умру?! Нет, это точно была не я. Нет, конечно, нет… Но кто?

Сильный удар волны о стекло немного привёл в чувство. Я вскочила и рывком открыла дверь. Но тут же замерла на пороге. В спальных коридорах было тихо и холодно, точно в склепе. Даже камин в гостиной не горел. От макушки до кончиков пальцев охватило ощущение, что я одна во всём мире.

— Огни зажигать нельзя, — тихонько шептала я себе, закрыв дверь. — Я зажгла, значит, и предсказание не сбудется. Чёрт возьми! Будто я вообще просила предсказания или пыталась гадать! Это что, склонность к прорицаниям?! Ладно. Спокойно, Трис, спокойно. Ты зажгла огни, и предсказание не сбудется. Ну а сбудется, какое тебе дело до родственников? Надеюсь, умрёт та тетка, которая меня убить хотела. Вот. А я всё остальное сделаю, как надо. Что там по плану? Лепёшка? О-о-о, — застонала я, — обожаю же готовить.

К счастью, много готовить не требовалось, всего одна лепёшка. Немного муки, воды и чуть-чуть соли — всё очень просто. Правда, месить можно было только руками и только на столе, а готовить на горячих камнях. Считалось, что посуда может украсть волшебную силу лепёшки. Я никак не понимала, ну где там волшебство? А всё дело в том, что для готовки я притащила плоский камень с озера и нагревала его горелкой для котла. Хотя нужно было лететь в свой родной дом, где камень нагревался сам по себе. Чистокровные не зря так трепетно относились к праздникам, ведь только в эти дни можно было восполнить магические силы. Не только свои, но и всех, кто входил в твою семью. С помощью того самого камня, к которому меня принесла птица. Иногда нужно было просто сидеть рядом, иногда приложить руку, а иногда, как на Белтейн, печь. Именно поэтому Белтейн ждали больше всего: тут ты сам выбирал, кому прибавить силы, а кому — нет.

Швырнув горелое покрывало в ванну, я приступила к готовке, но ко мне постучали. От неожиданности я вздрогнула и посмотрела на дверь с нескрываемым страхом. Стук повторился, я отвернулась, решив не открывать. Да и встречать рассвет без венка не могла пойти. От злости на собственную трусость я топнула ногой. После третьего стука мне надоело бояться воображаемых призраков. Открыла я локтём, не желая пачкать ручку мукой.

— Неужели не понятно, что я занята?

— Что это? — недоумевающее спросил Малфой, глядя на мои руки.

— Мука, — раздражённо бросила я. — Традиция же такая. Ты разве не делаешь лепёшки?

— Дома делают, — округлил глаза Малфой. — Пирог.

— Вот именно, — раздражалась я, внутренне радуясь, что теперь есть на кого слить злость от страха, — дома. У меня дом есть? Нет. Ну и что за вопросы?

— Я, — замялся Малфой, — сразу не сообразил. Могу я войти?

— Нет, не можешь, — я почти захлопнула дверь, но Малфой просунул свой ботинок.

— Ты мне ногу отдавишь, — ругался он.

— Я же сказала нет. Зачем задаёшь вопрос, если не хочешь слышать ответ?

— Я был дома, говорил с отцом, — упирался Малфой, навалившись на дверь, — я всё знаю.

От новой волны страха я забыла, как дышать. Но на смену ему пришли усталость и ярость. Дверь я дёрнула так сильно, точно желала вовсе оторвать. Малфой споткнулся на пороге. Прямо под цветами примулы, которые должны были оберегать от тёмных сил. А когда выпрямился, сразу наткнулся на мою волшебную палочку.

— И что ты знаешь? — напряжённо спросила я.

— Что мне ничего не приснилось, — преувеличенно спокойно ответил Малфой, миролюбиво сложив руки за спиной.

— И? — только и выдала я, не придумав ничего более вразумительного, и вздёрнула бровь.

— Когда так делаешь, ты на Снейпа похожа. Знаешь об этом?

— Нет ничего плохого в том, чтобы быть похожей на Снейпа. Так и что тебе нужно?

— Пришёл попросить прощения, — опустил голову Малфой. — А какое время может быть лучше, чем Белтейн? Ведь его огни отделяют зиму от лета, тёмную половину года от светлой. В этот день умирают старые огни и загораются новые. Так почему бы и нам не начать с нового?

— Долго речь готовил?

— Если честно, то весь день.

— Сам писал или отец помог?

— Мама, — очень тихо признался Малфой.

— Учти, я извиняться не буду и виноватой себя не чувствую! И ударила тебя, потому что ты до чёртиков напугал!

— Я знаю, — не поднимал головы Малфой. Я никак не могла перестать сравнивать его блестящие волосы с золотистыми лучами. — Я не обижаюсь на тебя. Это я виноват. Поэтому я и пришёл. Мне стыдно за то, что я сделал.

— Так и что тебе было надо? — прищурилась я. Сговорчивость Малфоя и напрягала, и радовала, избавляя от проблем. Сбивала с толку. — Зачем ты хотел взять мою кровь?

— Можно не будем об этом? — поковырял он ковёр кончиком ботинка.

— Тогда проваливай.

— Ну, Трис.

— Говори или убирайся. Или я тебя сама подопну. И я не шучу.

— Хорошо, — вздохнул Малфой, подняв голову. — Я хотел сварить любовное зелье.

— Ты. Хотел. Что?!

— Хотел сварить любовное зелье, чтобы мы пошли гулять! — порозовев, выпалил Малфой. — Я знаю, что это неправильно, да. Но я не собирался варить ничего серьёзного вроде Аммортенции. Она сложная. Так… Хотел вызвать лёгкую симпатию.

— Ты хотел меня околдовать? — не веря, уточнила я, чувствуя, как от злости натягивается кожа на лице. — Ты хотел меня влюбить в себя?

— Я знаю, что так нельзя! И отец… Мне многое объяснил, — сглотнув, он поправил галстук. — Я больше не буду этим заниматься.

Эмоции Малфоя ощущались как-то странно, как-то непривычно. Будто держать в руках скользкое желе, которое то и дело норовит выскользнуть. Самое удивительное, что он не врал. Ему правда было стыдно. За то, что провалился. И он правда хотел сварить любовный напиток. Но не только его. И отец правда был на него зол. Я будто видела белый светлый фасад дома, в котором не горел свет. Малфой так и продолжал стоять с покаянно опущенной головой, а в моей груди с небывалой силой разгоралось тщеславие. Впервые я поставила кого-то в безвыходное положение. И впервые, чёрт возьми, у меня просили прощения! Глубоко задышав, я на миг прикрыла глаза, убеждая, что с Малфоем лучше жить в мире. Ведь его родители — серьёзные люди, а сам он не последний человек на факультете. Я же не знала, что большие деньги могут убить любой мир.

— Но это правда. Мне очень жаль, что всё получилось именно так. — «А не иначе», — хотел бы добавить он, но вместо этого решительно шагнул и стиснул мои холодные пальцы своими вспотевшими ладонями. — Я сам себе этого до сих пор простить не могу.

— Зачем ты вообще это сделал? Мы же хорошо дружили, — отвернулась я, впрочем, не пытаясь вырвать руки.

— Ну, я… — чуть погладил он мои пальцы. — Я хотел чуть больше, и… И вообще сама виновата! — тоже отвернулся он. — К тебе же на косой метле не подлетишь! Цветы ты не любишь и сладкое тоже. Украшения принимаешь только за помощь, подарок тебе нормально не вручить. Гулять ты не любишь, а комплиментам не веришь. Игрушки считаешь этими, как их, пылесборниками. И как я должен был ухаживать?! Я думал, что воспользуюсь зельем, ты ничего не заметишь, но всё станет лучше.

— Откуда ты всё это взял? Я люблю сладкое.

— Ты сказала, что нет.

— Ну, — наклонила голову я, разглаживая мантию, — ошиблась, с кем не бывает.

— Так значит, — громче продолжил Малфой со своей фирменной улыбкой на лице, — ты больше не злишься? И мы можем продолжить… Дружить?

— Ну, — протянула я, — можем попробовать.

— Отлично! — хлопнул он в ладоши. — Может, я могу тебе помочь с чем-то? С лепёшкой твоей?

Вспомнив, как мало у меня ингредиентов и увидев серьёзный, даже решительный взгляд Малфоя, я, не сдержавшись, рассмеялась.

— Сначала закатай рукава, — сбивчиво от смеха говорила я. — Давай ты добавляй воды, а я буду замешивать.

— Я тоже хочу, — смеялся Малфой. — Никогда этого не делал. Отец говорит, что руки от теста отрывать нельзя даже когда оно печётся, — чуть втянул он голову в плечи, сболтнув лишнего.

— Твой отец любит готовить? — удивилась я.

— Нет, что ты, — рассмеялся Малфой. — Это традиция такая. Хлеб… Ну, или лепёшки, на Белтейн готовит глава р…Семьи.

— Р-семьи?

— В горле что-то застряло.

— А почему?

— Традиция такая. Так-то он не любит готовить. А ты?

— Я? Я умею готовить, но не люблю.

— Умеешь? А что?

— Супы там разные могу. Жаркое. Пироги простенькие.

— Ух ты! — восхитился Малфой, шагнув чуть ближе, и теперь плечом я чувствовала его плечо. Очень хотелось отодвинуться. — Я думаю, это здорово.

— Правда?

— Да. Ну, знаешь, с тобой и в лесу не пропадёшь. Вот Паркинсон ничего не умеет, только домовиками командовать. Ну не то чтобы мне когда-нибудь было нужно… Но просто… В общем, здорово, что ты умеешь.

— Спасибо, — кивнула я, решив не говорить, что в лесу-то тоже не особо поготовишь.

— Дай мне, пожалуйста. Я тоже хочу на будущее научиться.

— На! — воскликнула я, мазнув ему мукой по носу. Малфой в долгу не остался, замарав мне щёку.

Так, поддразнивая друг друга, мы принялись месить вдвоём. Месить, правда, толком было нечего, белый шарик легко умещался в моей маленькой ладони, но Малфой упрямо тянулся к нему. Из шарика мы быстро сделали лепёшку и долго, как мне показалось, сидели на коленях у нагретого камня. Лицо у меня горело. То ли камень уж сильно разогрелся, то ли Малфой то и дело касался меня пальцами над тестом.

— У отца оно выглядит по-другому, — сказал он, недоверчиво глядя на получившийся бледный блин.

— Так у него пирог, а это так… А как мы её есть будем? Давай разломим и…

— Нет! Ломать нельзя.

— А как вы дома делаете?

— Кхм… Отец продолжает держать пирог на руках, а мы едим. И он тоже. Последний кусок съедает он.

— И нам придётся есть вместе? — отпрянула я, чуть не выронив лепёшку.

— А что тут такого? — прищурился Малфой.

— Да ничего, непривычно просто. А я слышала, что слизеринцы тоже будут пирог печь. Что-то там про горелый низ.

— А, это тоже традиция. Отец рассказывал, что старший староста запекает пирог, потом его нарезают на столько частей, сколько студентов, потом крутят на круглой тарелке и раздают. Кто вытянул горелый низ, тот проиграл. С таким человеком принято целый год не разговаривать, он для всех как бы умирает. Но в школе это трудно, поэтому пирог всегда пекут нормальный. Просто чтобы посидеть вместе. Давай на счёт три? — кивнул Малфой на лепёшку.

— Давай.

— Ну, вот, мы вдвоём провели древний обряд, — с очень важным видом шептал Малфой.

— Угу, — растерянно кивнула я, вспоминая, как близко Малфой наклонился, чтобы откусить последний кусочек. Это был почти поцелуй! И судя по тому, как долго Малфой кусал, как покраснел, как не отпускал мои руки даже поле того, как держать было уже нечего, он тоже так думал. В голове почему-то всплывал образ смеющегося Эйвери. — Мне нужно умыться.

— Получилось вкуснее, чем я думал, — поделился Малфой, когда я вышла.

— Время позднее, — заметила я, скосив глаза на дверь.

— Трис, — шагнул он, снова наклонившись к моему лицу, — раз уж теперь мы связаны узами обряда, я хочу предложить тебе кое-что…

Сердце перевернулось в груди, словно желало упрыгать по коридору. Отбежав на несколько шагов, я врезалась в стол и с нескрываемым ужасом посмотрела на Малфоя. Вот только предложений не хватало! В голове тут же всплыли воспоминания Паркинсон о матери Малфоя и мысли, что сама Паркинсон таким поворотом будет раздавлена. Может, даже убьёт себя. Но я подумала, что всю жизнь терпеть Малфоя рядом только ради смерти Паркинсон — это слишком!

— Да ты не пугайся! — побежал он за мной. — Никакой крови, ничего такого, обещаю! Я бы и один справился, но почему бы не поделиться, раз мы друзья, да? Нужно просто сразиться с несколькими магами, Поттером, Грейнджер и с драконом! Но это всё!

— Какой дракон? — воскликнула я, прыгнув на кровать в попытке убежать от Малфоя. Тот продолжал упорно следовать за мной, доставая из мантии потрёпанный конверт.

— Слушай, у Хагрида есть дракон… Да послушай ты!

— Какой дракон?! Его бы заметили давно!

— Да это пока маленький дракон!

— Бредишь! — тыкала я пальцем, с ужасом понимая, что Малфой как никогда честен. О «желе» даже и речи не шло.

— Слушай, — выставил он руки вперёд, пытаясь меня успокоить, — давай я расскажу с самого начала. Помнишь неделю так назад я тебя звал посидеть на Астрономической башне? Так вот, я пошёл один, но увидел Поттера с подпевалами и решил проследить. Они пошли к Хагриду, а я у окна подсматривал. И сам видел, как дракон вылупился из яйца!

— Ух ты, — только и сказала я, мысленно рисуя невероятную картину.

— Зрелище то ещё, — согласился он. — Помнишь Уизли перестал ходить на уроки? Это его питомчик этого придурка укусил. У него рука позеленела. Поэтому Уизли написал своему брату. Тому из них, что уже школу закончил и съехал из сарая. Сегодня его друзья должны прилететь за драконом, а Поттер и Грейнджер должны будут этого дракона принести. Понимаешь?

— Драко, — откашлялась я, — думаю, это ловушка. Они специально хотят тебя выманить. Держать дракона в школе незаконно. Перевозить его тоже незаконно. И они вот так легко упустили это письмо? Да они просто хотят, чтобы ты Филчу попался.

— Это же гриффиндорцы, — сморщившись, отмахнулся Малфой, — смелость есть, а мозгов нет.

— Не настолько же!

— Говорю тебе, это сегодня!

Подбежав, он схватил меня за плечи. Его обычно спокойная голубая магия сейчас больше напоминала взбунтовавшееся море. Не в силах сдержаться, я ловила капли, и его вера и настойчивость передавались и мне. Его глаза разгорались упрямством, черты лица заострились, а в тоне не осталось грамма сомнений. В тот момент он показался мне действительно красивым. Пальцами я чуть коснулась его мягкой жилетки, словно желая убедиться, что это правда Драко Малфой, а не кто-то ещё.

— Ты понимаешь, какая это возможность? Письмо это доказательство, но если мы их поймаем, нас будут на руках носить! Не только слизеринцы, но и все чистокровные! Это такой удар по репутации Дамблдора! Он мешает многим! Если он станет защищать Хагрида с этим драконом, нарушит закон, а если скажет, что не знал, значит, плохой директор! Безвыходно! Плюс ещё тролль этот в подземельях. Не сомневайся, мой отец сумеет раздуть из этого скандал! Без Дамблдора школе будет только лучше, ты же и сама это знаешь!

Восклицал Малфой, а я всё сильнее сжимала его мантию, от предвкушения встав на носки туфель. Мне было плевать на распри чистокровного сообщества, но вот Дамблдор был большой проблемой. Потому что знал обо мне слишком много и мог надавить в любой момент. Мог всё загубить. Конечно, мне бы хотелось, чтобы его не было, но дракон и взрослые маги…

— И на Министерстве это тоже отразится, — взволнованно продолжал Малфой, — ведь отец Уизли там работает. Не помню, на какой должности, что-то мелкое, но он ведь всегда руками и ногами за законы, которые защищают маглов. А тут такой удар! Отец и там шуму наведёт! Возможно, Уизли даже уволят. Про их сына даже говорить нечего, нелегальная перевозка дракона это сразу Азкабан! А он организатор! Как тебе?! Да к тому же в этом замешан Поттер! Золотой, святой Поттер, спаситель нашего мира нарушает закон! Трис, мы не можем упустить такую возможность! Да я напишу Рите Скиттер, и наши колдо будут на первом листе «Пророка»! Ну, или отец напишет.

— Допустим, — прошептала я, — что шанс правда неплохой. Но взрослые маги!

— Что для тебя взрослые маги, если ты колдуешь без палочки! — потряс он меня за плечи. — Ты сможешь всё сделать быстро, я в этом уверен! Они же не будут ждать нападения! К тому же, тебе не нужно их побеждать, шум привлечёт учителей, и замять дело не удастся. Нам только нужно, чтоб они не улетели. И всё! А я возьму на себя Поттера и Грейнджер, чтоб не мешались.

— Но дракон…

— Да он же маленький, наверное, даже дышать пламенем ещё не умеет. Просто такой большой чешуйчатый лукотрус. Соглашайся, Трис, пожалуйста! Кроме тебя никто помочь не может! — уговаривал Малфой, а в моей груди разгоралось пламя самомнения. — Крэбб и Гойл, конечно, здоровые ребята, но как маги не очень. Забини и Нотт заняты друг другом, да и отношения у нас не те. Булстроуд трусиха, с Паркинсон мы в ссоре, да и она всё время замараться боится. А ты просто боевой маг!

Упоминание Тео и Блейза сделало своё дело, Малфой знал, как задеть. Я ясно представила, как слизеринцы сидят вокруг плотным кружком и с открытыми ртами слушают мой рассказ. Как я показываю им какую-нибудь боевую рану. «Тео и Блейз просто обязаны будут заинтересоваться», — решила я.

— Может, скажем Снейпу?

— Нет, — нахмурился Малфой и даже отпустил мои плечи. — Он мой опекун, я люблю его… Но он всегда на стороне Дамблдора. Всегда. Ему нельзя слишком доверять. Так отец говорит. А ему я верю. Трис, ну пожалуйста.

* * *

— Ты всё понял? — тихонько шептала я Малфою.

— Отличный план, — похвалил он.

— Ш-ш-ш.

В кромешной темноте мы стояли почти у самого входа на Астрономическую башню. Я переминалась с ноги на ногу, чувствуя зазубрины в каменном полу. Убедила Малфоя снять обувь, чтобы наших шагов не было слышно. К счастью, согревающие чары не давали околеть. Я зажала рот Малфою и чуть толкнула его в сторону, когда услышала шум на лестнице. Он напряжённо замер, я стиснула палочку в руках. А потом появились они. Я сразу признала персиковую магию Грейнджер, ведь так часто наблюдала за ней на уроках. На миг сердце царапнуло сожаление. Поттер легко узнавался по чёрным «вихоркам» в красной магии. От этих двух огней исходили странные звуки: будто они тащили ящик, где котёнок катал бутылку. Да к тому же, между ними, почти у пола, болтался бледно-желтый огонек, будто бешеный шарик на ниточке.

— Почти пришли, — выдохнул Поттер. От неожиданности, я вздрогнула, но тут же бесшумно оббежала их.

— Соппоро, — шепнула я, целясь в спину Грейнджер. Она мне казалась более умелой. Та тут же упала на пол, уронив и ящик.

— Гермиона, осторожней!

— Соппоро, — в спину Поттеру полетело ещё одно заклинание. И он тоже мгновенно уснул.

— Ты гений! — подлетел ко мне Малфой и крепко обнял за плечи.

— Это ещё не всё, — не повернувшись, я легонько оттолкнула его ладонью. — Это было самое простое, но мы ещё не закончили. Петрификус Тотатлус. Петрификус Тоталус. Давай, скорее стягивай с них мантии и галстуки.

В темноте Малфой бросился к Грейнджер, не различив, кто где. Мне же показалось, что мантия у Поттера какая-то уж слишком длинная. Путаясь в тряпках и поторапливая Малфоя, свою собственную одежду я засунула в сумку.

— Хоть бы не проколоться, — выдохнула я, когда Поттер и Грейнджер уже мирно сопели на лестнице, а мы стояли на самом высоком этаже башни. — Ты всё же старайся не смотреть им в глаза.

— Ночь облачная, — выдохнул Малфой, — надеюсь, не заметят.

Сердце взволнованно колотилось о рёбра, а я то смотрела на гриффиндорскую мантию, чувствуя себя очень странно, то на Малфоя. План был прост. Чтобы не сражаться со взрослыми магами, мы решили героически проникнуть в стан врага, а уж потом победить противников. Проще говоря, пытались выдать себя за Поттера и Грейнджер. И если я, как Грейнджер, могла выглядеть как угодно, то Драко пришлось измениться, ведь все знали, как выглядит Гарри Поттер. Его волосы мы намазали чёрным кремом для обуви. Выглядело не впечатляюще, поэтому Малфой поглубже натягивал капюшон. Шрам на лбу нарисовали красными чернилами. Проблемой остались только серые глаза, но вот это уж никак мы не могли изменить.

— Вон они, — шепнул мне Малфой, указывая на четыре фигуры на мётлах. Я посильнее сжала палочку в рукаве мантии.

— Наконец-то, — жалобно воскликнула я, кинув быстрый взгляд на приземлившихся. Подбородок одного из них украшал красный шрам. Мужчину я так и назвала: Шрам. Остальные стали Усатым, Смазливым и Ведьмой.

— Мы боялись, что он вырвется, — поддакнул Малфой. Ящик за спиной очень вовремя задребезжал.

— Да уж, норвежский горбатый это вам не игрушки, — рассмеялся Шрам. Малфой присвистнул, наклонившись над ящиком и упорно избегая рукопожатий.

— А как… Как вы его повезёте? — спросила я, уже протягивая вперёд нити.

— Цепями примотаем и…

— Соппоро!

Смазливый тут же упал, Шрам и Усатый, которых я поддела нитями, тоже повалились на пол, но Ведьма мгновенно среагировала, и я едва успела увернуться от красного луча. Очень быстро выяснилось, что против взрослых магов сражаться трудно.

— Протего! — воскликнул Усатый, поднимаясь с пола.

— Брахиабиндо! Вомитаре Виридис! Инкарцеро! Таранталегра! Калворио! — неистово махала я палочкой, но все заклинания отражались от золотистого щита. Шрам только рассмеялся, видимо, заклинание выпадения волос не казалось ему серьёзным! Даже мои нити не могли пробить Протего! Тогда я направила палочку на Шрама. — Агуаменти!

— Аква Эрукто! — воскликнул тот, и меня тут же смело мощной струёй воды к бортику башни. — По мётлам!

— Вспыхни! — заорал Малфой, поджигая мётлы.

— Глациус! — крикнула Ведьма, затушив огонь.

— Каллошу, — продолжила я, поднявшись, приклеив подошвы Шрама к полу. Мир сузился до Астрономической башни. Казалось, вокруг ничего не существует, а цель моей жизни — победить. Малфой отбросил ящик с драконом и тот с грохотом покатился по лестнице.

— Фумос! — воскликнул Усатый, явно самый умелый, и всё заволокло густым дымом.

— Акцио ящик! — крикнул Шрам. Ящик, подскакивая на каждой ступеньке, полетел назад.

— Редукто! — крикнул Малфой, и угол ящика загорелся, оттуда просунулась чешуйчатая узкая голова.

Все замерли, смотря, как из пробитого угла ящика высунулась длинная чешуйчатая морда с головой плюшевого мишки в острых зубах. Открыв пасть, дракончик издал какой-то странный звук, а потом чихнул огнём, подпалив мантию Малфоя.

— Не задень дракона! Экспелиармус! — кричал Усатый Ведьме, а палочка Малфоя завертелась в воздухе. — Авис! Уходим, живо!

— Иммобюлус! — пыталась я обездвижить атаковавших меня маленьких жёлтых птиц, но напрасно. Острые коготки цепляли волосы, царапали кожу, драли мантию. Но самое главное, из-за них было ничего не видно. От страха, что маги сейчас улетят и всё напрасно, я прыгнула вниз. Зацепившись нитями за бортик башни, я не боялась упасть, но махала ногами в воздухе и истошно орала:

— Помогите! Я упаду! Драко, я здесь!

Нападавшие, конечно, не могли дать мне умереть. Я почувствовала руки вокруг талии, но продолжала цепляться за камни. А потом вцепилась в подоспевшего Малфоя. Наотмашь я махала нитями, и, судя по звукам, иногда попадала.

— Что это за чары такие? — кричал Усатый.

— Что здесь происходит! — вскричала МакГонагалл. Тогда я поняла, что значит проиграть сражение, но выиграть войну.

Следующее утро, наверное, навсегда запомнилось студентам Хогвартса, а слизеринцам в особенности. Несмотря на выходной день и ранний час, студенты высыпали в балкончики, толпились у окон, чуть не вываливаясь из них, но сохраняя благоговейную тишину. По зелёной лужайке к школе быстро приближались чёрные фигуры. Они шли решительно, спокойно и строго, шагая нога в ногу. И члены Попечительского совета, и авроры, и комиссия по обезвреживанию. Возглавлял процессию маленький не впечатляющий человечек в зелёном котелке — Министр магии Корнелиус Фадж. По левую его руку шёл высокий мужчина, похожий на старого льва с густой гривой тёмно-жёлтых волос, тронутых сединой — глава Аврората Руфус Скримджер.

Всё вышло так, как и обещал Драко. А особенно он обещал не пытаться больше взять мою кровь. И он действительно этим больше не занимался. По правую руку Министра шагал его советник и глава Попечительского совета. Люциус Малфой.