Птицы под кровлями (гет)

Да, кажется, наблюдательность и Клара — две параллельные линии, которые, конечно, не пересекаются (хотя Клара мысленно часто пыталась себе представить какие-нибудь жутко искривленные плоскости, в которых такое пересечение могло бы произойти). Не заметить, что Летти и Себастьян давно уже влюблены и стесняются признаться друг другу — какой же ничего не видящей эгоисткой надо быть? Клара слишком уж думала о собственном счастье, в этом все и дело. А могла бы помочь обоим, наверное.

Но все-таки они объяснились. Спустя дней десять после того, как Себастьян заболел, Клара и Летти, как всегда, пришли, чтобы помочь ему и Андерсу по хозяйству. Себастьян, еще слабый, лежал на диване. Летти подошла поговорить с ним, а Клара сразу прошмыгнула на кухню. Когда минут через десять она вернулась в комнату, то увидела, что Летти сидит на стуле, у дивана, и Себастьян медленно целует ей руки. На цыпочках, улыбаясь и зачем-то приложив палец к губам, Клара вернулась на кухню.

Она знала, что Летти всегда мечтала о любви и семье. Хорошо, что подруге встретился именно Себастьян, добрый и чистый, как ребенок. Летти, конечно, слишком умна и осторожна, чтобы попасться нечестному человеку, но она могла остаться одна. Пошлое внимание преподавателей и однокурсников, которым нравилась только ее внешность, было скорее оскорбительно для нее, а настоящая любовь встречается, наверное, не так часто. Хотя, конечно, это не повод размениваться.

У Фредди тоже все закончилось — и к сожалению, довольно печально. Ее любовник оказался племянником того самого бывшего компаньона ее отца. Пугал ее именно он, вместе с обиженной на резкость Фредди домработницей. После того, как мистер Бароу точно выяснил связь Хантера с тем беднягой, Андерс, Фредди и ее отец вызвали приехали к нему в дом.

Парень признался, что никакого вреда причинять Фредди не хотел, но и не жалел, что потрепал ей нервы.

— С тех пор, как мать ухаживает за милым дядюшкой, норовящим то взвыть, то сбежать, моя жизнь — настоящий ад. Я всего лишь сделал другим то, что сделали мне. Фредди не виновата перед дядей, так ведь и я ни перед кем виноват не был.

О страхе Фредерики, как выяснилось, рассказала ему Офелия.

Конечно, никаких последствий не наступило ни для кого из шутников, кроме того, что Фредди уволила домработницу и порвала с парнем. Вот самой Фредерике было очень плохо, она постоянно звонила Кларе и ругала Джонатана последними словами и Офелию с ним заодно. Вчера внезапно уехала в Розфильд. Оставалось надеяться, что она не встретится там с Джорджи. И что ей вообще удастся развеяться: Фредерика, в общем, была впечатлительной и чувствительной, и то, что ее обманули и безжалостно использовали, должно было ранить ее очень глубоко. Оставалось надеяться, что однажды все-таки Фредди сможет жить, никому ничего не доказывая, и нипрошлое ее родителей, ни ее собственные ошибки не будут омрачать счастья, которого она, конечно, заслуживала.

Между тем удивил Гарри. Когда на перерыве в Школе они отыскали друг друга, он сообщил, что будет пробовать уже сейчас поступить в театр.

— Сначала придется в массовку, но я не намерен там долго задерживаться. В конце концов, чтобы добиться, чего хочешь, надо быть энергичным. И заниматься любимым делом сразу, не откладывая. Я всему научусь, пока буду работать.

— А как же Школа?

— Конечно, я постараюсь не запустить учебу совсем, но пойми,если я стану популярен до того, как получу диплом, он мне и не понадобится.

Гарри радостно потер руки, но Клара уловила, что он как будто нервничал.

— Но почему ты решил так именно сейчас?

Он на секунду помрачнел.

— Неважно. Правда, неважно. Считай, я получил небольшой удар по самолюбию. Не хочу о нем рассказывать. В любом случае, довольно мне прозябать, хватит плясать с посетительницами в ресторане, чтобы на меня еще смотрели, как на жиголо. Пора наверх, Клара, пора начинать подъем. Ты ведь будешь помогать мне репетировать дома, правда?

— Конечно, но...

— Никаких "но". Довольно. Я все решил.

Как бы сгоряча Гарри не сделал очередную ошибку... Утешало только, что он на сей раз согласился на каникулах навестить свою семью. Его родители, братья и сестры по нему очень сильно скучали.

...Странное и прекрасное было время: словно и начиналась какая-то новая жизнь, и заканчивалось многое, так что хотелось оглянуться назад. За этот год они привыкли жить в огромном городе, и школа в Квинленде осталась за туманной дымкой, уже казалась чем-то немного нереальным, будто они увидели будто в кино, хотя пару раз, в выходные, они навещали все вместе прежнюю директрису. Уехала Карен, спрятался от всех Брюс, и Джорджи они едва не потеряли — до сих пор жутко вспомнить. Вернется ли она когда-нибудь?

Но Летти нашла Себастьяна, а сама Клара нашла Андерса. И невероятно подумать, что когда-то они были совсем чужими друг другу.

Да, он не принц — но ведь Клара и не рвалась никогда наверх. Oна вряд ли бы даже и разглядела мужчину в человеке слишком уж выше ее по положению. Может быть, перешептывания деревенских кумушек про ее родителей повлияли больше, чем хотелось бы, но ей было необъяснимо важно, чтобы ее не считали совершенно недостойной того, кого она выберет. И еще — чтобы она могла дать ему не меньше, чем он ей.

Может быть, настоящая любовь не допускает таких мыслей, но Клара любила, как умела. Oна была счастлива помогать Андресу делом, думать и рассуждать вместе с ним, ей нравилось советоваться и болтать о книгах, фильмах и спектаклях, истории и песнях. И он — в своей манере — уважал ее, ценил ее мнение.

Ей было совершенно довольно того, что теперь между ними, и даже не хотелось думать, что их отношения могут как-то измениться. Что с того, скажет ли она, сколько Андерс для нее значит? Нужно ли это ему или он все понимает и так: вся она принадлежит ему? Если ей суждено понять, обнаружить ответ — так и будет.

Зацветали сады. Однажды в выходной день Клара и Андерс выехали за город, не в ту сторону, где жила Фредерика, а в Университетский парк: Андерс любил там бывать, когда сам был студентом. Клара скоро поняла, почему: место было чрезвычайно живописное. Войдя за ворота, они оказались среди высокого сосняка, спустились по заброшенной тропинке, где гремел тысячами флейт и колокольчиков птичий хор, прошли мимо гряды низеньких пушистых елей — и оказались в цветущем плодовом саду. Он стоял чистый, в кружевах, как невеста, и еще не уронил ни одного лепестка на землю. Деревья в белом цвету на фоне торжественного голубого неба и слепящего солнца были так скромны и просты, и наверное, смирением своим их белизна и отличалась от белизны горделивой зимы.

Клара обернулась к Андерсу: ему налицо падала тень от цветущих веток, но все же были видны веснушки; он разрумянился, и глаза стали темнее и нежнее.

— Присядем, — предложил он, указав на скамейку между низкими вишнями, стелившими белые ветви почти по земле. Клара кивнула и селя рядом с ним; ей было одновременно и удивительно спокойно, радостно, но и любопытно тоже. Андерс дернул плечами, вдруг сильно покраснел и очень осторожно взял ее за руку. Закусил губу, потер подбородок. И все молчал и молчал.

— Здесь ручей рядом? — уточнила Клара. — Вроде бы вода шумит.

— Да, симпатичная такая речка. Тебе понравится. Очень крутой спуск среди черемухи. Мы пойдем туда. Погоди немного.

— Ты устал?

Он резко вдохнул и сцепил руки в замок. Тут уже Кларе стало тревожно.

— Андерс, может быть, что-то случилось? Скажи.

Он только покачал головой. Клара погладила его по плечу.

— Что с тобой, скажи? Ты сам не свой.

Он вдруг закрыл лицо руками. Клара почувствовала вдруг, что должна что-то сделать сама, иначе они так и не выберутся из непонятного ей, но отчаянного и глупого положения. Но ей непришло в голову ничего, кроме как запеть глупую песенку из детства.

— Пел-пел соловей,

Свистел соловей,

Теперь вот лежит,

И камня мертвей...

Андерс отнял руки от лица, смятого, смущенного. Он был сильно удивлен.

— Так это ты пела тогда? Давно, у нас в саду. Мне запомнилась песня, а я все думал потом, где же раньше слышал твой голос. Потому и остановился когда-то на улице... Летом. Что-то знакомое... Не мог понять...

Кларе с ясностью вспоминалось детство, школьные годы — все они были только ради этой минуты. Довольно уже было таиться: будь что будет, но она не станет дальше молчать.

— Андерс, ты должен знать: я люблю тебя.

Он замер, ошеломленно на нее глядя.

— Это не для чего-то, Андерс. Просто... Ты больше, чем друг мне. Правда.

Он медленно поднялся, потянул ее за собой. Клара чувствовала, что он весь дрожит. "Неужели я зря это сказала? Что теперь будет?" Она не смела поднять глаза. Его рука скользнула по ее лицу, шее, плечу. А потом он поцеловал ее — глубоко и нежно.

Птицы замолчали. Кларе показалось, что она услышала, как упал первый лепесток. Потянуло свежестью. Она открыла глаза: над ними ползла сизая туча, одинокая, за которой снова было отчаянно-яркое небо.

И Клара наконец снова посмотрела в лицо Андерсу: опустив голову, он плакал. Она прижалась к нему, шепча, что все будет хорошо.

Конец третьей части