Последний спектакль (гет)

Если бы Гермионе показали начинающего актёра, который бы крепко спал перед первым в жизни спектаклем, она бы отдала все свои деньги. Если бы ей указали на возлюбленную, которая здоровым сном спит у постели любимого мужчины, находящегося на смертном одре, она бы плюнула той в лицо.

Гермиона Грейнджер не спала третьи сутки. На тумбочке рядом стоял запас Животворящего эликсира, флакончика из которого постепенно опустошались. Маленькая хрупкая ручка вяло потянулась за очередной порции бодрости. Переживания высасывали силы похлеще дементоров, а потому даже в студентке, имеющей иммунитет к бессонным ночам, росли усталость и подавленность. Она зевала, и с каждым разом зевание становилось слаще.

Профессор не приходил в себя, хоть близился обед. Он по-прежнему был бледным, но Гермиона с надеждой не переставала изучать его, шептать одобряющие слова и сжимать холодную руку. С тоской находили воспоминания, что когда-то длинные тонкие пальцы обжигали. В них теплилась жизнь. Теперь же слабый огонёк её мерцал разве что в сердце Северуса, окружённого мраком и холодом, как маленький каменный домик, занесённый снежной бурей. От жалости к нему слезы жгли ресницы. Она уткнулась лбом в обездвиженные ладони, и в эту болезненную минуту отворилась дверь, ворвался шум спора мадам Помфри и мягкий шелест Шарля.

— Сюда нельзя посторонним, сэр! Не смейте пренебрегать правилами больничного крыла!

— Да я не надолго.

— Запрещено! Куда вы лезете?! — запищала Поппи, как только Квентин уткнулся грудью в преграждающую пухленькую ручку.

— Это не займёт даже пяти минут…

— Нет!

— Ну, мисс Помфри, — проворковал Шарль, пользуясь знакомым отпетым льстецам методом. Раньше стоило появиться его ослепительной улыбке, как дамы млели, мужчины важничали от самодовольства и всё само собой работало на аврора, но сейчас перед ним стояла мадам Помфри, не изменяющая строгим правилам.

Шарль поначалу даже не поверил, вскинул бровь, и по мере угасания секунд, его лицо окаменело.

— Вы немедленно впустите меня, иначе я вправе задержать вас. Не усложняйте жизнь, — говоря это, он сверкнул перед стушевавшейся Помфри аврорским значком.

— Так вы по делу отравления Северуса? С ума сойти! — пролепетала Поппи, бегая взглядом между очаровательным мальчишкой и значком особой подготовки, говорящей о том, что она заблуждается и перед ней серьёзный мужчина, лучший в аврорском деле.

— И это тоже, — Шарль прошёл мимо зачарованной от изумления женщины. В руках у него сверкнула металлическая тонкая лента. Обычно такие побрякушки редко где встретишь, не всем аврорам их выдают и не на всех заключённых они имеются. Чаще всего, когда преступник оказывается в камере, за стеной которой летают изголодавшиеся дементоры, ни у кого не возникает мысли, что кому-то удастся сбежать. Однако после побега Сириуса Блэка, на особо сильных надевали не кандалы, а маленькие сверкающие ленты, означающие, что узник, если и сбежит, браслет не снимет и новую жизнь не начнёт.

С лентой на руке человек хуже маггла с жёлтым паспортом. Ему не от кого ждать помощи. Соседи сдадут в первый же день, прохожие шарахаются, даже в магазинах откажутся обслуживать, завидя браслет. А его и не скрыть. Магия просвечивается через любую одежду. Стоит аврору активировать браслет, как волшебство заключённого блокируется и уже тогда сбежавшему из Азкабана, перехитрившему дементоров, выжившему, ничего не остаётся, как сосуществовать с магглами меченным сквибом. Такова цена побега.

Квентин Шарль использовал такие ленты для власти. Он имел полное право арестовывать самых закоренелых воров и убийц и не утруждаться их контролировать. Им он позволял даже сбегать, но стоило щёлкнуть пальцами, как течение магии в человеке замирало, а ярко-красное запястье зазывало всякого аврора немедленно арестовать сбежавшего и доставить в аврорат.

— Ох, как это неожиданно, сэр! Сейчас я принесу карту Северуса. У него отравление. К сожалению, он до сих пор не пришёл в себя. Да что это я? Пройдёмте в мой кабинет!

Но Шарль не отвечал, не двигался, не дышал. Его взгляд был прикован к волшебной палочке, нацеленной на него, а в глазах полыхала лютость.

— Мистер Шарль? — переспросила Поппи и заморгала.

Аврор промолчал и в этот раз, а затем проследил за взглядом мисс Грейнджер. Если бы ненависть умела уничтожать мгновенно, у Шарля бы загорелась рука.

— Вы отдаёте себе отчёт в том, что творите? — спросил Квентин. На его суровое лицо нашли мрачные тени, заходили желваки. Сейчас никто бы не узнал в нём очаровательного актёра.

Гермиона так и оставалась неподвижной.

— Как никогда прежде, сэр.

Какие-то минуты ничего не происходило, но если бы в этот миг присутствовал тот, кто зрел невидимое, то наблюдал бы он битву. В эту секунду сошлись два валуна, сцепились два королевских льва, слились две силы. Одно из них — отчаяние, второе — злость. Обычно в таких схватках каждая секунда не предсказуема, а потому никто не моргал и зрительных атак не разрывал. Казалось, остановилось время. Осознав, что Гермиона не дышит и окаменела, Шарль сиганул назад, привлекая стул и усаживаясь на него поудобней. Хоть явного недовольства в нём не увидел бы сам Холмс, оно отчётливо чувствовалось в его пристальном взгляде и в холодных безразличных движениях. Он закинул ногу на ногу. Никто не говорил. Тишиной поддерживалась битва. Шарль обдумывал ход, Гермиона отчаивалась совсем. Бывает, жизнь толкает человека в шаткое состояние между истиной закона и рвением биться до конца за родного человека. Справедливость была всем для Гермионы. Это был оплот чести. Но куда большее значение для нее имел Северус Снейп.

В детстве Гермиону лишили единственного дедушки, затем родителей, теперь друзей. И все, что остался у неё, — профессор. Мгновение, осечка, и она потеряет последнюю ценную душу. А этого она не должна допустить! И не допустит. Либо она струсит, оставит и потеряет, либо будет защищаться до конца. Если она выиграет в битве с Шарлем, то отстоит то малое, что осталось у неё. Если проиграет, то ничего не лишится. Гипотетически, Шарль уже отнял всё.

— Чудно, — пропел Квентин холодным голосом, — тогда давайте поговорим откровенно. Вы же хотите правды, верно? Гриффиндор, сколько я помню, славится тягой к справедливости. Скажите, вы серьёзно полагаете, что ваши действия соответствуют закону?

— Да. Это закон совести.

— Совести, — фыркнул Шарль, — скажите ещё идеи! Как много слышал я подобного вздора! Бред. Эмоции, и только.

— Есть что-то выше холодного расчёта, мистер Шарль.

— Да-да-да, именно поэтому я поставил вас в пару к опасному подозреваемому. Но вернёмся к нашим «Законам». По-вашему, вы не мешаете мне задерживать особо опасного преступника?

— Именно так. Вы же не арестовываете себя, так как я могу вам препятствовать?

— Медленно опустите палочку.

— Никогда…

— Мисс Грейнджер. Успокойтесь. Я не нападаю. Вина профессора Снейпа почти доказана… Он вёл игру. Даже с вами. Этот факт делает вас чистой от подозрений, вы в состоянии аффекта. Никто вас не привяжет в сообщницы. Опускайте палочку. Мисс Грейнджер… — видя, что Гермиона и не думает сдаваться, Шарль вновь запел дипломатию: — Да и вы сами понимаете: ваши препятствия не сильнее руки мадам Помфри. Прошу, позвольте мне выполнить свою работу, и я уйду. Я не хочу причинять вам боль. Мисс Грейнджер… вы знаете, что светит за сопротивление… Пожалуйста, извольте…

Гермиона выглядела в этот момент разъярённой и затравленной. Шарль подался слегка вперёд, и хоть расстояние меж ними было приличным, девушка вздрогнула и сильнее сжала палочку.

— Вы серьёзно? Мисс Грейнджер, я переживу как-нибудь ваши заклятья, оборонюсь, но это проблемы для вас.

— Приблизитесь к нам на шаг, и я брошу в вас не экспеллиармус, уж поверьте.

— Так мне угрожает юная мисс? — с любой другой он рассмеялся бы, но отчего-то здесь со Снейповской ситуацией, с отчаянной мисс Грейнджер и вымотанной Макгонагалл, его вновь взяла досада, а от непривычного чувства, которое за последние полгода уж слишком зачастило к нему, взяла злость. — Неужели вы не выучили законы? Вы же знаете, что я могу заложить вас даже за обычную угрозу.

— Сэр, я лишь предполагаю… Сами сказали, девушка в аффекте. И я даже не сомневаюсь, что если вы захотите, пойдёте любыми путями, чтобы заложить и меня. Скажите, как много людей знают, что вы аврор?

— Единицы.

— А как много знают о ваших правках в сценарии профессора?

Из горла Шарля вырвался непроизвольный смех.

— О, небо! В свободном доступе у директора Макгонагалл. Весь реквизит у неё.

Гермиона прищурилась то ли от недосыпа, то ли от того, с какой лёгкостью об инструменте преступления говорил убийца.

— И вам, конечно же, не совестно? Не совестно приходить в палату, считай, в реанимацию, к человеку, который по вашей же воле загремел сюда, испил вишнёвого сока с ядом, в чьи комнаты вы бесчестно ворвались, без спроса перерыли все шкафы, заглянули бестактно во всякий угол и облапали каждую мантию?! Не стыдно вам, мистер Шарль, обвинять собственную жертву, когда убийца и сообщник на свободе?! В этом ваш порядок? В министерских заказах выражается ваш закон, да? Как глупо всё это говорить человеку, который подсунул меня, как игрушку, подозреваемому в убийствах. И для чего? Повышения! Вы социопат. Ради нового значка отличия вы готовы играть людскими чувствами, бесчестить, манипулировать, унижать достоинства и рушить счастье невинных людей. Обычно такие, как вы, ловят преступников, которые воруют материальное, насилуют и убивают физически. Куда хуже в этом мире вы, мистер Шарль. Вы уродливее садиста и презреннее педофила. Вы грабите человеческие чувства, радость, счастье и насилуете и без того несчастные души!

— Мисс Грейнджер, это не так.

— Что не так, мистер Шарль?! Вы выбрали меня и прогадали. Я не стала вашим информатором, а меж тем влюбился не Снейп. Всё случилось ровно наоборот. И теперь вы… вы… Неужели думаете, что я пропущу вас и уйду, оставлю его одного, беззащитного, обезоруженного для схватки с вами?

— Мисс Грейнджер… — уже со скрытой угрозой, требуя немедленно остановиться, протянул Шарль.

— Давайте! — воскликнула Гермиона. — Давайте, надавите на меня! Пригрозите Азкабаном! Мне плевать, ровным счётом плевать! Я не желаю подыгрывать такой свинье, как вы! — выпалила она и выдохлась, словно вместе с кислородом и гневом из неё вылетела вся энергия.

Шарль начал очень спокойно, и признаться, это спокойствие появилось только благодаря обвинениям и презрению.

— Мисс Грейнджер.

— Оставьте нас в покое, — захныкала Гермиона.

— Вы считаете меня свиньёй… а я думаю, как только Северус придёт в себя, то пожмёт мне руку. Вы же не станете спорить, что яд Нагайны наградил его иммунитетом. А вам, мисс, какая-нибудь вселенская тварь дарила иммунитет? Как скоро бы скончались вы?

— А меж тем это не оправдывает ваших действий! Вы, аврор, не предотвратили отравления и не поймали того, кто капнул яд!

— Нет, конечно, нет! — Шарль поднял руки. — Сами посудите, Северус Снейп — преступник. Его в любом случае ждёт Азкабан и дементоры, это лишь вопрос времени. В тяжёлом случае его обвинят в трёх убийствах, так как обыск дал мне некие улики, ну, а затем подвергнут поцелую дементора. В лёгком же — всего лишь посадят в Азкабан. Но вряд ли срок смягчат. Он оступился, мисс Грейнджер, и министерство едва ли задумается о смягчении условий пребывания в том гиблом месте. Разве что состояние здоровья способно выбить милость у них. Признаюсь, мне жаль, но Снейп выбрал свою участь. Он преступник. Он давным-давно преступник, убийца и насильник.

Девушка пропустила все мимо ушей. Для нее оправдания были пустым звуком.

— А если будет лёгкий случай, то в чём же его обвинят, мистер Шарль?

— Вы же слышали, когда приходили за витражами. В содействии. Увы, мисс Грейнджер, Снейп так и так не принадлежит себе.

Гермиона горько хмыкнула.

— Профессор сделал выбор в далеком прошлом — факт неоспоримый. Да и не оставите вы его в покое, уж слишком он хорош, не так ли? Однако у него хотя бы был шанс не оступиться, а вот Драко и Панси такового не имели. За что же их так жестоко?

— Ложь! Перестаньте, мисс Грейнджер. На войне у каждого есть выбор.

— Нет, вас не было, когда по этому замку ходил Воландеморт и убивал маглорожденных! Вы не знали его! Не видели безносого монстра, который держал в страхе всех и убивал даже своих! У Драко родители не оставили выбора: сын идёт по стопам отца. Стоило Малфою подрасти, как его заставили принять метку.

— Мисс, и вы в это верите? Если так поразмышлять, то все бывшие пожиратели поют на допросе одну и ту же песню. Всех их, конечно же, принудили, даже тех, чья вина в многочисленных убийствах доказана. Эти «заечки» врали даже об империо. Представляете, если я поверю и не буду их ловить? По всему магическому Лондону (Ну, да что уж там, по всей Британии!) будут разгуливать уроды и бессердечные твари, которые пытали, насиловали и убивали невинных людей. Сколько боли, страданий принесли они! Вы говорите о сказках, которые пишут последние лгуны да эгоисты. Вы за них? Вы анархистка, что ли?! — повысил голос Шарль. — Я не могу позволить себе бездействовать, точно так же я не могу отпустить и Снейпа. Мне абсолютно плевать, каким был Драко Малфой. Однозначно — свиньёй. Он служил Воландеморту, и этого достаточно. Для меня всегда была важна справедливость, мисс Грейнджер. Я считаю, что преступники должны сидеть в тюрьме, а мирные жители спать спокойно. И ежели этого не происходит, следует сжечь аврорат к чертям! Знаете, почему я пошёл в Авроры? Мою сестру изнасиловали, а убийцу так и не поймали. Он был пожирателем смерти. Мне было тогда десять, и в Хогвартс я так и не попал. После того как мы с отцом похоронили истерзанное тело Кэтрин, мы сложили чемоданы и уехали во Францию. Отец постарался всё забыть, но я, чёрт возьми, мисс Грейнджер, я осознавал, что мерзавец на свободе, ходит, смеется и наслаждается жизнью.

— Но ему, им всем могли приказать! Да, тварей там было много, но были там и дети. Я могу понять ваше презрение к взрослым, но дети… Многих заставляли, многим угрожали.

— Нет, мисс Грейнджер. Не все люди прогибаются под обстоятельства, не все подчиняются. Здесь вопрос достоинства и силы характера. Те, кто ступил на тропу пожирателей, слабы, что бы там ни говорили. Под страхом, что побьют их шкурку, они истязают других, беззащитных, хрупких малышек, которые даже не в состоянии сбежать. И почему девушек сравнивают с ланями? В отличие от женщин, эти прекрасные животные убегают, природа задала им мышцы и лапы, чтобы спасаться. Девушек же природа наградила бёдрами для деторождения. Увы, это лишь добавляет мотивации пожирателям, — Шарль криво усмехнулся и посмотрел на Гермиону, а взгляд его заволокла дымка воспоминаний, — ей было так же, как и вам. Девятнадцать. У неё был возлюбленный и тяга к книгам. Вы чем-то на неё похожи…

— Но, сэр. Драко, Панси никого не насиловали…

Шарль не ответил.

— Чтобы увеличить власть, расставить свои уродские метки, Воландеморт мог пойти на всё. Он и шёл. Шантажировал, обещал убить родных, зато в иных случаях, будучи их вождём, он «защищал» бы своих приверженцев, — затараторила Гермиона. — К тому же, я лично видела, как Драко рвало, когда он возвращался с рейдов. А как после войны его колбасило?! Из испорченного ребёнка он превратился в закрытого и холодного юношу. Если он и шутил, то штампами, для показухи, понимаете? Он жертва.

Шарль долго молчал от потрясения. Наконец-то, он сам признался в себе, что, видя в ней сестру, не может биться с ней. По его мнению, она несла чепуху, но он дослушал оду Малфою до конца, а после поинтересовался:

— Мисс Грейнджер, если бы вас заставили убить ребёнка, что бы вы сделали?

— Отказалась бы, — тотчас ответила она.

— А если бы в ином случае убили бы вас?

— Моё решение осталось бы неизменным…

Он кисло улыбнулся, ведь ответы подтверждали его теорию.

— Мистер Шарль, а если бы вам предложили изнасиловать чью-то сестру, но спасти от насилия свою, что бы вы выбрали?

Он посмотрел на неё и твёрдо ответил:

— Я бы убил свою сестру.

По Гермионе прошёлся холодок. Она взяла очередной флакончик с зельем и осушила. Его вкус она уже переставала различать.

— Вот та причина, почему я отловлю каждого упивающегося. Все они эгоисты и трусы.

— Профессор — не трус! Да и Драко с Панси — не эгоисты! — из её горла вырвался хриплый крик души. — Вы не понимаете! Они все хотят жить! Разве можно осуждать за это человека?

— Трусость, спасение своей шкуры — всё это далеко не достоинство, мисс Грейнджер. Вы же не будете оправдывать каннибалов, которые во время блокады городов ели своих, но не сдавались врагу? Нелепо, правда? Поймите, я аврор, я давал присягу не только министерству, но и самому себе. Как я могу отступиться и не схватить пожирателей?

— А вы не отступайтесь, просто позвольте мне защищать его, дайте время. Я уверена, что профессор знает, как общаться с вами.

Шарль медленно покачал головой. На его счёту была каждая минута.

— Пожалуйста… Делайте свой долг, но только и мне позвольте делать то, что, на мой взгляд, кажется нужным. Прошу, всего ли время…

Шарль долго тянул с ответом, но понял, что не может ей отказать.

— Защищайте его до последнего, мисс Грейнджер…

Она вперила взгляд в грустное, бледное, почти болезненное лицо Снейпа, пока Шарль рассматривал её и слабо улыбался. Именно тогда Гермиона поняла, что запасы зелий подходили к концу и что он собирался дожидаться не профессора, а её сон.

Когда опустилась ночь, а тени, ползущие от солнечного света, поредели и потухли, на тумбочке стоял ряд опустошённых флакончиков. Гермиона не сводила ненавидящего взгляда с Шарля. Тому, казалось, было всё равно.

То, что не входило в планы этих двоих, не предполагала и Помфри. В редких случаях, когда происходит отравление парализующим ядом, падают тромбоциты в крови. Тонкая ткань органов при значительной дозе начинает, если не разлагаться, то тлеть. Случаются внутренние кровотечения. Грозящих большими потерями, их замечают не сразу, и, как правило, дело до переливании крови и не доходит. Обычно побеждает отрава. Когда особенно чуткий слух, присущий только хрупким, от природы пугливым женщинам, уловил полную тишину, Гермиона приложилась пальцами к прохладной шее профессора. Пульс колотил, но дыхание не улавливалось. Если бы к лицу Снейпа поднесли перо, оно бы не колыхнулось.

— Мадам Помфри, дыхание ослабло, это нормально? Так и должно быть?!

Доселе притихшая старушка выглянула из кабинета и насупилась.

— Открой ему рот, пульс сильный?

Гермиона коснулась щетины, аккуратно надавила на подбородок и разомкнула слипшиеся сухие губы. На зубах и языке лежала жидкая свежая кровь. С зарождающейся паникой Гермиона посмотрела на Поппи, которая менялась в лице.

— Помоги мне подложить подушки под него, а то захлебнётся! Скорее, Гермиона!

Забыв об авроре, девушка выполняла приказы, но стоило её послать за зельями, как в этот момент встал Шарль, браслет в кармане звякнул. Гермиона инстинктивно нацелила палочку, не собираясь разбираться, помогать ли он вздумал или пользоваться моментом.

— Ай, сиди с ними, сама схожу! А ты пока влей кровоостанавливающее, — бросила Поппи и выскочила из больничного крыла

Флакончик Гермиона вливала в бледные тонкие губы с осознанием тщетности. Зелье вряд ли поможет. Внутреннее кровотечение стоило закрывать магией и переливанием. Помфри уставала, ее магия слабела, а донорской крови у них не имелось.

Шарль вернулся на место и уставился в окно.

Как долго бились они за жизнь Северуса Снейпа? Часами. Какой результат они получили? Едва умерили потерю крови. Каждые четверть часа делали промывание, вливали зелья, освобождали дыхательные пути. Казалось, бледнее Северус стать не мог, однако кожа его блёкла и меркла. Благодаря магии, потерянная отторгаемая кровь тонкой трубочкой стекала в чашу. В ней воплощалась жизнь Северуса Снейпа, и она наполнялась.

Когда Помфри дозвонилась до больницы Св. Мунго и запросила донорскую кровь для Северуса Снейпа ей вежливо отказали. Ясное дело — вмешались министры. Положение становилось катастрофичным.

— Возьмите мою! — Гермиона расстегнула пуговицу манжет.

— Мистер Шарль, — впервые за весь день обратилась Поппи к аврору, — какая у вас группа крови?

Квентин взялся за запонки, прошёлся подушечкой пальца по драгоценному камню и бросил с сожалением:

— Не ждите от меня помощи. Насколько мне не изменяет память, у меня четвёртая положительная.

Поппи прикрыла глаза:

— Гермиона, ваша кровь тоже не подойдёт. Северусу нужна только первая отрицательная, такая же, как и у него.

Первая отрицательная — самая проблематичная и щедрая кровь: подходя ко всем, она совместима только с самой собой, такой же редкой. На порог Больничного крыла заявилась смерть.

— А ученики? — взмолилась Гермиона и бросила взгляд на карты.

Поппи перебрала все анкеты, просмотрела строчку каждого ученика, а затем сделала запрос в Мунго для Гермионы Грейнджер. Она лгала во благо.

— У мисс Грейнджер первая отрицательная, да, ей необходимо срочное переливание! А Снейп? Он умер. Да, теперь нам необходимо спасать жизнь Гермионы, она вскрыла себе вены.

На конце провода взялись за дело, а из глаз двух женщин покатились слёзы надежды. По правде сказать, хоть обе они молчали, им не верилось, что Северуса Снейпа ещё можно было спасти. Они не учли одно: по венам Снейпа носилась черная магия, и любая подходящая для него кровь, не равная по магическому потенциалу, теряла свою силу.

От слёз щипало в глазах, и Гермиона не заметила, как к ней подлетел платок с инициалами Шарля.

Один час мучительного ожидания съедает сил больше, чем весь рабочий день. Они прождали пакеты с кровью в два раза дольше предполагаемого. К тому времени пришлось сменить переполненную чашу на новую. Узнав о донорстве, Гермиона выдохнула и прикрыла глаза. Вместе с облегчением душевным к ней вернулись муки физические. Как никогда, усталость завладела её телом, затёкшими мышцами спины и шеи. В её припухших глазах появилась краснота, и до чего же изумительным сделался их вид в сочетании со счастьем. Лучше бывает разве что с глазами матери, перенёсшей тяжёлые роды и держащей на руках здорового малыша.

Снейп спасён.

Гермиона заулыбалась, губы её затряслись. Она вновь опустила веки. С каждой секундой отдыха ресницы тяжелели всё больше, и только хмыканье аврора заставляло вздрагивать. Сжав холодную кисть своей, девушка выпрямилась и посмотрела ненавидящим взглядом на веселящегося монстра. Он караулил её сон, как хищник, и пока Невилл настаивал зелья, запасы бодрящего пустовали. Энергии не хватало. Только страх помогал не спать. Она держалась из последних сил, сцепив зубы, но оба понимали: оставалось совсем чуть-чуть.

В Шарле даже мелькнул слабый лучик жалости при виде измотанной девушки, щипающей свою руку до синяков. Впадины вокруг глаз посерели, на щеках сверкали слёзы ненависти. Неужели её счастье будет таким недолгим? Неужели профессора с того света доставят в Визгамот, а оттуда в Азкабан к дементорам? Неужели он выживет только для потехи министерства?

Она и не заметила, как из расслабленной руки медленно поползла палочка. На секунду вокруг всё померкло. Когда она распахнула испуганные глаза, то столкнулась с прямым взором аврора.

Увы, как и все актёры, выходящие на сцену впервые, Гермиона плохо спала перед спектаклем. Невыступающий Шарль видел красочные сны. В ночь после спектакля Гермионе некогда было смыкать глаз. Удовлетворённый обыском Шарль спал и в эту ночь. Даже привычки студента не могли помочь бедняжке. Как бы ни читала она ночами, Гермиона была человеком дня. Работающий не первое десятилетие, проходящий из года в год спецподготовку, привыкший выслеживать преступников в темноте Шарль был человеком ночи.

Гермиона вздрогнула опять и разомкнула уставшие веки. Тяжесть велела прикрыть их тотчас. Кружилась голова. Окутывала сладкая тьма. Вскоре она заснула, а потому и не видела ни направляющегося к ним Шарля, ни сверкающую ленту в его руке; не слышала, как распахнулась дверь и чей-то голос сказал:

— Стой.

Примечание к части

Привет, мои милые)))

Осталось два дня, кхееееее, а новых глав всё больше и больше, жуть!) Но я радуюсь, ведь мы можем чуть подольше побыть с нашими героями))) С наступающим новым годом!))) Всё еще надеюсь успеть ;)

Люблю вас, мои вдохновляющие музы *здесь тьма сердечек*

Отдельная благодарность sandrina_13)))