Лучший друг и защитник (гет)

После неудачной попытки похищения Джеймса, Гарри пребывал в плохом настроении и выглядел напряжённым. Гермиона от волнения засыпала его множеством вопросом, но он лишь коротко отвечал, что переживать не о чём, всё под контролем.

— Что под контролем? Гарри, что происходит? — не понимала она.

Ей хотелось возмутиться и повысить голос, но Гарри взял её за плечи и заглянул в глаза.

— Скажи, ты мне доверяешь?

— Да, но…

Его нежный поцелуй вконец её обезоружил. Если бы она продолжила задавать вопросы после него, то, скорее всего, испортила бы то прекрасное и бесценное, что возникло между ними. Обидела бы Гарри своим поведением, показав тем самым, что не способна ему довериться. Гермиона совершила самое трудное и промолчала. Вскоре и её мама заметила, что между ними что-то не так.

— Дорогая, у вас с Гарри всё хорошо? Вы какие-то… напряжённые?

Рассказывать о том, как Джеймса чуть не похитили посреди ночи, у Гермионы не повернулся язык — от одной мысли об этом у неё самой сердце начинало колотиться как ненормальное. Её взгляд снова коснулся кольца на безымянном пальце, и ей вспомнилось собственное решение. Она согласилась связать с Гарри жизнь. Если она доверилась ему, значит, рано или поздно он и сам должен сделать это для неё. Он не может этого не понимать, но, возможно, ему тоже нужно время. Успокоиться, разобраться. Возможно, как раз сейчас ему как никогда нужна её поддержка и понимание.

— У Гарри… некоторые проблемы по работе, — соврала она, — он переживает, а я переживаю за него, а в остальном всё в порядке, не волнуйся.

— Хорошо тогда. Бедняга, он такой ответственный… даже из-за рабочих проблем так сильно переживает, — подметила миссис Грейнджер, — дай Бог, чтобы у него всё удачно разрешилось.

На выходные Гарри снова позвал их на природу повеселиться и отдохнуть, хотя радости в его голосе не ощущалось. Что-то происходило, что-то нехорошее, он просто не хотел говорить и тревожить, думалось Гермионе. Она молча собралась вместе с мамой и сыном. Все снова встретились в доме у Невилла и двинулись в путь. Рука Гарри сжимала её ладонь, и даже этот невинный жест вместо слов сообщил Гермионе, что она всё ещё для него много значит. Ей не терпелось дождаться вечера и остаться с женихом наедине хотя бы у кромки озера. Они разместились на прежнем месте, дети снова играли, женщины загорали на солнышке, а мужчины занимались шашлыком. Вот только стоило всем дружно собраться за столом, как примчался патронус в виде голубого гризли, и Гарри сорвался на службу.

— Невилл, присмотри за моими! — бросил он и исчез.

Это событие встревожило всех, но совсем ненадолго. Никто, в отличие от Гермионы, не знал, что у них с Гарри имелись проблемы не только рабочего свойства. Что, если его вызвали, чтобы допросить? Вдруг он, как и при пожаре, оказался под гнётом обвинений и принял удар на себя? Неужели ей остаётся только сидеть и ждать новостей, пока Гарри геройствует?

— Говорят, в Министерстве сейчас неспокойно, — сообщил Невилл, словно ощутив тот холод, что сковал её тело, — на заседании Визенгамота не первый раз происходят стычки…

— С чего бы это? — удивилась Андромеда.

— Я точно не знаю, мои знакомые не допущены до заседания, но вроде бы был поднят какой-то волнующий вопрос… с которым не все согласны.

Гермионе оставалось лишь кивать головой и сохранять спокойный вид. Ради матери и сына стоило держать язык за зубами. Гарри не вернулся на выходные, но отправил им патронуса с сообщением, что у него всё в порядке. Вечером воскресенья они вернулись домой, и Гермиона обнаружила на подоконнике свежий номер газеты. Оказалось, что на Кингсли совершено покушение. Неудивительно, что Гарри был срочно вызван. Как мракоборец он или расследует это дело, или охраняет министра магии, потому и не может отлучиться.

В начале недели переживать стала не только она, но и Джеймс.

— А почему папы нет? Когда он пидёт? — спрашивал сын, и Гермиона поочередно с матерью рассказывала ему о важных папиных делах.

Бродяга, взятый ими на попечение, второй день лежал перед дверью, ничего не ел и временами поскуливал. Вечером Гермиона сидела возле него на коленях, поглаживала по голове и пыталась уговорить хотя бы пить из миски воду. Пёс её не слышал, а когда она попыталась его приподнять, вдруг гавкнул и, бросившись вперёд, стал обеими лапами скрести дверь.

— Гулять, что ли, хочет? — удивлённо спросила миссис Грейнджер.

— Скорее, домой просится, — хмуро ответила Гермиона, но тут послышался шорох шагов.

Кто-то поднимался на крыльцо. Бродяга завилял хвостом и залаял. Послышался стук, и Гермиона не стала спрашивать, кто там. Только открыла дверь и бросилась вместе с собакой навстречу.

— Гарри!

Он даже покачнулся от её стремительного броска, но устоял на ногах и обнял в ответ. Гермиона уткнулась носом ему в плечо и подумала, что всё не важно: что он там делал, кого преследовал и ловил. Он вернулся, живой и здоровый. Она видела его уставшее лицо, держала ладошку на взмокшей шее и подалась к губам. Он ответил на её поцелуй, не так чтобы охотно и страстно, но и этого хватило, чтобы заметить, как смягчились черты его лица и расслабились плечи.

— Напряжённые выдались дни, я тебе всё расскажу, как только… — начал было он, но она прервала, расцеловав его лицо.

— Папа!

Джеймс и Бродяга крутились рядом, каждый желая привлечь к себе внимание, но Гермиона взяла Гарри за руку и потянула за собой наверх.

— Милый, давай не сегодня, — на ходу мягко сказала она. — Папа очень устал, ему надо принять ванну, поесть и хорошенько выспаться, завтра обязательно поиграете вместе.

Гарри долго и крепко спал, а Гермиона утром сидела на крае кровати и читала газету. Незнакомых ей волшебников из Лютного переулка приговорили пожизненно сидеть в Азкабане. Лорда Гринграсса обвиняли в заказном убийстве и вызывали на очередное слушание. Его старшая дочь сообщала прессе, что на её отца наговаривают, младшая не давала никаких комментариев. Ниже шли предположения автора статьи, но Гермионе надоело читать, и газета оказалась на тумбочке. Её ласковый взгляд коснулся спящего Гарри — без него вся эта заварушка не могла обойтись — нужно дать ему отдохнуть, между ними и так больше недели не было близости, и она тихо вышла из спальни. Надо было ещё Джеймса отвести в садик, сходить в кафе и лавку.

В Косом переулке очень оживлённо обсуждали новости, и лавочники несколько раз подходили к Гермионе с вопросами. Видимо, не раз видели её вместе с Гарри и решили, что она что-то знает.

— Не знаю, мы с Гарри не обсуждаем его работу, это всё остаётся за порогом, — с гордым видом отвечала она, а скрывшись с глаз, прикусила губу: перед сном Гарри говорил ей, что Кингсли идёт на поправку и намерен предпринять нечто важное для них всех.

Что же надумал Кингсли, Гермиона не знала, но чувствовала, что Гарри это ещё расскажет. Он ей тоже доверяет. Вот что было важно и вызывало на её губах улыбку, которую с трудом удавалось сдерживать. Казалось, вся улица, совы и люди кругом пребывали в неслыханном напряжении, которое прошло её стороной. Что же Гарри с ней такое сделал? Почему она не тревожится вместе с другими? Абсурдно было испытывать в душе радость, когда все вокруг хмурые и напряжённые, словно в ожидании бури.

Впрочем, то, чего сильно ждут, иногда действительно случается. Буря грянула в начале сентября. В Косом переулке было крайне неспокойно с раннего утра. Всюду летали почтовые совы, владельцы лавок не спешили их открывать, а вместо этого собирались в группы и вели горячие обсуждения, показывая друг другу газеты или журналы. Гермиона зашла за дверь своей лавки и резко остановилась. Её домовики обнимали друг друга и утирали слёзы.

— Ребята, что-то случилось? — настороженно спросила она, и один из работников протянул ей свежий выпуск «Ежедневного пророка».

СПРАВЕДЛИВОСТЬ И РАВНОПРАВИЕ?!

Итоги седьмого заседания Визенгамота по поводу «дел государственной важности» поразили нас своим результатом. Как оказалось, за закрытыми дверьми в очередной раз обсуждалось внесение поправок в текущие законы. Министр магии лично выступил с инициативой дополнить права домовых эльфов, и его предложение, вызвавшее немалое количество споров, было поддержано большинством голосов.

«Мы победили Сами-Знаете-Кого не для того, чтобы уподобляться ему и разделять членов нашего волшебного сообщества по чистоте их крови, роду или состоянию имущества. Да, мы все разные — люди, гоблины, кентавры, домовики, русалки и другие — но это не говорит о том, что у кого-то из нас больше прав, чем у других. Мы не станем потворствовать насилию в любых его проявлениях и делать исключения для кого бы то ни было. Мы для того и служим нашему обществу, чтобы защищать его не только от раскрытия магглами, но и от опасности, возникающей изнутри…»

Гермиона чувствовала ком в горле и дикий стук сердца в груди. Раньше за убийство домовика не предусматривалось никакого наказания, разве что штраф, в случае если это совершит не хозяин, а чужой человек. Теперь же убийство необычного существа приравнялось к убийству волшебника, за него или же за насилие можно было отправиться в Азкабан. Кингсли не утверждал, что отныне все домовики свободны и могут уйти от хозяев — возможно, это было бы крайне радикально, — но вполне чётко дал понять, что за плохое обращение с ними у Министерства появилось право отнимать их у нерадивых хозяев. Он также утверждал, что любой, свободный или несвободный, домовик, если у него появится желание, может обратиться в Отдел магических популяций и контролю над ними, ему помогут трудоустроиться и подыщут жильё. Говорил, что благодаря участию некоего спонсора создан фонд для подобных дел, хотя кто этот «спонсор» нетрудно было догадаться.

Буквы расплывались у Гермионы перед глазами, газета дрожала в руках. Прочитанное означало только одно — если её домовиков тронут, то за это придётся ответить. Угрожать ей самой больше не было смысла. Домовики больше не под её защитой, они под защитой закона, а он гораздо выше и важнее всего остального.

Это не могло произойти просто так. Чтобы Кингсли и вдруг заволновался о несчастных домовиках? Нет, это всё Гарри. Только он мог подтолкнуть министра к такому решению, больше некому. Он столько времени отвечал, что не уверен, получится ли у них что-то изменить, но упрямо продолжал двигаться в этом направлении. Это он заразил Кингсли своим упорством.

Гермиона едва дождалась вечера и трансгрессировала на Гриммо.

— Гарри! Гарри, открой! — забыв про звонок, твердила она и нетерпеливо стучалась в дверь, за которой слышался лай Бродяги.

— Гермиона, я вот только что вернулся и… — словно оправдываясь, начал было жених, но она притянула его к себе и заключила в крепкие объятия.

Её сердце снова забилось с неистовой силой, а все недомолвки и обиды стали мигом забыты. Конечно же Гарри сомневался, не хотел тревожить или радовать её раньше времени, но он не сдавался. Не сдавался ради неё и сына. Ради своей семьи.

— Это всё ты… — шептала она, не выпуская его из своей хватки, — я знаю, что это всё ты. Гарри, ты… ты не представляешь, сколько ты сделал не только для меня, но и для всех!

— Да брось, я всего лишь поговорил пару раз с Кингсли, — смущённо ответил Гарри, — а дальше он сам… разозлился и попёр со своей «инициативой».

Опять он скромничал, но при том совершал такие поступки, которые невозможно было оценить. Гермиона смотрела в его глаза и ощущала в груди только одно растущее чувство.

— Я люблю тебя, — сказала она, — очень сильно люблю, — и потянулась к его губам.

Гарри ответил на её поцелуй, а ей стала мешать его форма. Гермиона срывала с него мантию, рубашку, ремень брюк. Она хотела зацеловать его и обласкать до той степени, чтобы его глаза снова зажглись восторгом, а на губах заиграла улыбка. Хотела, чтобы он тоже ощутил бьющие через край в ней эмоции. Гарри прижимался спиной к стене и едва сдерживал звуки, срывающиеся с губ, пока она стояла на коленях и дарила ему блаженство, а потом он просто подхватил её на руки и унёс на кухню. Даже Бродяга заскулил и ушёл, увидев, что они стали вытворять на столе. После их буйства Гермиона гладила пальчиками раскрасневшегося Гарри по груди. Он улыбался, и этого было больше чем достаточно.

Перемены, от которых Гермиона обрадовалась больше других, коснулись не только её. Не прошло и недели, как на пороге кафе появился худосочный волшебник с едва живым домовиком на руках.

— Хозяин его избивал… — говорил незнакомец, — я вспомнил о поправках и… ну… вмешался… Мисс, можете что-нибудь сделать?

Это было только начало. Беспризорные домовики приходили к ней и робко топтались у порога, где к ним выбегали разодетые сородичи и уверяли, что мисс Грейнджер обо всех позаботится. Пекарь с соседней улицы завёл с Гермионой разговор о домовиках и к концу недели нанял себе парочку в помощь. Следом за ним приходила пожилая дама и обещала предоставить комнату, еду и пятую часть своего пособия, если хоть одно существо согласится стать ей другом. Торговец книг обещал двойное жалование, если хоть кто-то поможет ему навести в лавке порядок и поймать разбушевавшиеся книги о чудовищах.

Гермиона, сама того не ожидая, оказалась завалена работой. Каких-то домовиков она лечила и размещала в доме, каким-то помогала прийти в себя и трудоустроиться. Некоторые лавочки благодарили её за помощь и говорили, что лучше работников невозможно было найти. Их домовики улыбались, ходили разодетые и, складывая ладошки вместе, будто в мольбе, говорили, что это всё благодаря «святой мисс Грейнджер». Иногда она утирала слёзы, тронутая их словами или от радости за их успехи. В газетах то и дело мелькал адрес её лавки, где можно было найти помощь. Гермиона так сильно погрязла в трудах, что даже свой день рождения отметила лишь в тесном семейном кругу, пожаловавшись на усталость и плохое самочувствие. От постоянной беготни и забот, ей временами трудно было дышать, чаще хотелось пить и ходить в туалет. Гермиона сварила себе несколько зелий, чтобы поправить здоровье, но сделалось только хуже. То ли она ошиблась в рецепте, то ли приняла слишком много, её несколько раз вывернуло после приёма, даже еда и резкие запахи зелий стали вызывать тошноту. Ничего не осталось, как сходить в Мунго. Целители-то уж точно помогут справиться переутомлением и посоветует, какие зелья лучше принимать.

* * *

Из-за принятых на заседании Визенгамота поправок у Гарри и его коллег работы возросло вдвое, если не втрое. Их то и дело куда-нибудь вызывали и приходилось останавливать разборки. В пятиэтажном доме в Косом переулке, к примеру, разгорелась потасовка. А ведь всё началось лишь с того, что одна девочка упрекнула пожилую даму в том, что она плохо обращается со своим домовиком. Дама не очень ласково ответила, что детям можно делать, а что нельзя. Девочка позвала маму, дама позвала пожилого мужа… Когда прибыли мракоборцы, пришлось отнимать палочки у большинства жильцов, а семерых из них забирать в Министерство.

В «Дырявом котле» тоже как-то произошло «сражение». Один подвыпивший волшебник ударил бутылкой домовика, прислуживающего Тому, отчего два других домовика, занимавших соседний столик, вышвырнули хама из окна. К прибытию мракоборцев в баре творилось что-то невообразимое: столы и бутылки летали в сторону волшебников, а заклятия разбивались, не долетая до разгневанных домовиков. Останавливать и задерживать пришлось всех. Разборки случались даже в Министерстве, стоило только устроить в Визенгамоте заседание, как находились несогласные с новыми поправками волшебники.

В очередной день Гарри просто лежал без сил на кровати и, закрыв глаза, просил Мерлина, чтобы его не вызывали на службу в выходной. Могут хоть день или два неугомонные волшебники и домовики пожить без разборок? Гермиона зашла к Гарри повидаться и передать привет от сына.

— А ещё я хотела с тобой поговорить… — осторожно прибавила она, сидя на крае кровати.

— Да-а? — сонно протянул Гарри.

— Это… очень серьёзно.

Ради такого он открыл глаза и постарался сосредоточиться. Гермиона выглядела взволнованной и то и дело прикусывала губы.

— Что-то стряслось? — немного обеспокоившись, спросил Гарри и приподнялся. — Что-то с домовиками? С Джеймсом? С…

— Нет, что-то со мной, — остановила его Гермиона, — понимаешь, я… ну… не сразу стала принимать зелье, поэтому и… Ох, сейчас это всё так не вовремя… Джеймсу скоро в начальную школу… домовики нуждаются во мне… столько всего нужно сделать…

— Подожди. — Гарри тряхнул головой, не в силах уловить течение её мысли. — Я запутался, какое зелье? При чём тут Джеймс, домовики? Что с тобой?

— Гарри, я…

Гермиона смотрела ему в лицо, но её губы почему-то подрагивали, а голос и вовсе пропал.

— Ты — что? — обеспокоившись ещё больше, переспросил он и, свесив с кровати ноги, уселся к ней под бок. — Гермиона, что ещё стряслось? Скажи, мы с этим обязательно разберёмся.

Она вдруг хихикнула, но быстро прикрыла ладошкой губы. Если это не связано с их сыном или домовиками, то с чем? Со свадьбой? Но ведь они уже всё решили… Устроят церемонию в ноябре, чтобы несколько месяцев подряд у них в семье был праздник: в сентябре день рождения Гермионы, в октябре — Джеймса, в ноябре годовщина свадьбы, а в декабре Рождество. У Гарри от усталости закончились предположения, и он молчал. Его невеста, наконец, набрала воздуха в грудь и разомкнула губы:

— Я беременна.

Если бы Гарри не сидел, то сейчас бы точно это сделал.

— Я понимаю, это так не вовремя, я должна была вспомнить ещё тогда, после того раза на диване, принять зелье, но я совершенно забыла, — зачастила Гермиона, словно ожидая обвинений в свой адрес. — Нет, я начала его принимать, и в Мунго об этом сказала. Это же ведь должно было повлиять на плод, а целитель улыбнулся и…

Гарри не мог вникнуть в её слова, только чувствовал, как сильно билось сердце в груди. Он и сам не думал ни о каких зельях, полагался на Гермиону, на то, что она, как и всегда, всё предусмотрела. Но сейчас его одолевала не досада, обида или вина, а наоборот, неслыханное волнение.

У него может быть ещё один ребёнок. Такой же славный мальчик, как Джеймс, или очаровательная девочка, как Гермиона. Он смотрел в её растерянное лицо, видел губы, торопливо изрекающие очередные слова, но не слышал их. Он улавливал только её голос и сомнения, что в нём звучали. Гермиона, поначалу дико задевавшая его своими единственно-верными решениями, сейчас не была уверена в том, что ей делать. Она пришла к нему, чтобы вместе принять решение, иначе зачем ей рассказывать о затруднениях? Она погрязла в них, как в болоте, и не находит опору.

Гарри оживился и взял её за плечи.

— Давай оставим его, — взволнованно перебил он. — Ты же сама сказала, что это судьба. Давай оставим этого ребёнка.

— Но Джеймс… — неуверенно заметила она, — ему скоро в школу, если я рожу, то буду привязана к малышу и не смогу…

— Да ну и что? Что мы с Эммой не сможем определиться, кто из нас и когда будет водить Джеймса в начальную школу? Да и потом, это же ненадолго, несколько лет и он поедет в Хогвартс.

— Да, но домовики…

— Да и ладно, ты же сама говоришь, что теперь немало неравнодушных к ним людей, что мы, не найдём через полгода одного управляющего для кафе и лавки, что ли? Будешь на правах директора раз или два в неделю вникать в бумаги и отдавать распоряжения.

— Но…

Гарри притянул её к себе и крепко обнял.

— Я прошу тебя, давай оставим его, — сказал он, поцеловав её в шею, а затем и в ушко. — Ты же не одна, вместе мы со всем справимся.

Гермиона расслабилась в его объятиях и заглянула в глаза.

— Ты правда этого хочешь? — спросила она.

— Безумно, — ответил он и взял её лицо в свои ладони.

После долгого и нежного поцелуя всё стало предельно ясно, и губы Гермионы изогнулись в улыбке.