Десять дюймов с четвертью (джен)

Лили с Джеймсом перебрались в Годриковую впадину, в деревню, где когда-то проживали Певереллы. Вот же судьба-затейница! Иоланта Певерелл волею случая оказалась в Албании и связала жизнь с Хардвином Поттером, а её праправнук с семьёй искал теперь убежище на родине предков.

На Поттер-мэнор наложили всевозможные чары невидимости и оставили под присмотром старенькой Кокси. Домовуха умоляла взять её с собой и плакала, но Джеймс обнял её и успокоил, что они обязательно вернутся — и тогда им хотелось бы, чтобы дом встретил их не паутиной и сыростью, а свежей выпечкой, фиалками на окнах, которые так любила Юфимия, и уютом.

— Держи, Кокси, — Лили протянула домовухе хрустальную погремушку Гарри, подарок Дамблдора.

Внутри погремушки был шарик, меняющий цвет в зависимости от настроения малыша. Если тот был голоден, шарик становился серо-голубым, если хотел пить — приобретал салатовый оттенок. Было жарко — излучал жёлтое сияние, становилось холодно — покрывался волшебным пушистым инеем. Если малышу пора было спать, внутри мерцали маленькие фиолетовые звёздочки, а если мучили газики или болели дёсны, то шарик тревожно вращался в грязно-бледно-красном тумане. Беда была в том, что эта погремушка-индикатор реагировала не только на Гарри, но и на всех, кто был рядом с ним, поэтому Лили никогда не могла с уверенностью сказать, кто хочет есть — Гарри или Сириус, воркующий с крестником. Или она пыталась укачать сынишку, следуя подсказке погремушки, а Гарри требовал, чтобы с ним поиграли, зато Джеймс, устроившийся в кресле у камина, начинал похрапывать.

— Хозяйка дарит Кокси игрушку малыша Гарри, — запричитала домовуха и принялась размазывать кулачком слёзы по лицу. — Как Кокси будет без малыша? Кокси вырастила хозяина Джеймса, Кокси будет скучать по малышу Гарри.

— Вот и жди нас дома, Кокси, — Джеймс старался говорить непринуждённо, но и ему самому было не по себе от того, что приходилось покидать дом.

Что их ждало на новом месте, они не знали, но верили, что скрываться придётся недолго.

За всеми хлопотами и треволнениями пролетел январь, на смену которому пришёл слякотный февраль. Альбус Дамблдор с тревогой думал о том, что часовые стрелки беспощадны — не успеешь оглянуться, придёт октябрь, а проблема с крестражами пока так и не была решена. Они с Аластором Грюмом долго и много спорили, прикидывали и предлагали всевозможные варианты, но пока не могли утверждать, что догадки их верны.

Медальон, добытый Регулусом, и кольцо Марволо Мракса были обезврежены. Был ещё дневник и чаша Пенелопы Пуффендуй — Дамблдору удалось добыть воспоминания у домовухи Хэпзибы Смит Похлёбы. Но ведь что-то могло быть ещё?

Дамблдор как раз придумывал план дальнейших действий, когда как-то вечером в его кабинет постучались. Это был не обычный стук, а звук, скажем, врезавшегося в дверь предмета.

— Войдите, — сказал Дамблдор, приказывая пергаменту с изображением схемы Малфой-мэнора свернуться.

Никто не вошёл, но через минуту глухой удар в дверь повторился.

— Кто это там такой вежливый? — пробормотал Дамблдор, направляя палочку на дверь.

После того, как та со щелчком открылась, он так и оставил палочку в горизонтальном положении, но не потому, что вошедшие представляли угрозу, а от удивления. Вплывшие, если быть точнее.

— Добрый вечер, профессор Дамблдор, — сказала Серая Дама, при жизни именуемая Еленой Когтевран.

— Простите, что потревожили вас, — поклонился Кровавый Барон.

Дамблдор палочку опустил, но пока не произнёс и слова.

— Мы с Уильямом зашли попрощаться, — сказала Елена.

Уильямом, как припомнил Дамблдор, звали Кровового Барона. Уильям де Куртене… Что-то такое он читал сто лет назад в «Истории Хогвартса», но никто не называл Барона по имени — все знали его исключительно как зловещего призрака слизеринских подземелий, мрачного Кровавого Барона.

— Мы попросили Пивза кинуть в вашу дверь навозную бомбу, — извиняющимся тоном сказала Елена. — У нас мало времени, в полночь мы уйдём.

— Уйдёте? — Дамблдор был на самом деле огорошен, и мысли о том, что Аргус Филч опять начнёт ворчать, как-то мгновенно выветрились из головы.

— Вы можете уделить нам немного времени? — спросил Барон. — Мы всё объясним.

— Конечно.

Со всей поспешностью Дамблдор подскочил из кресла, жестом приглашая привидения присесть за стол. Потом он понял, что это не совсем уместно, и сел обратно.

Портреты бывших директоров оживлённо перешёптывались. Эдвард Эверерад поправил свой ночной колпак, а Амброуз Свотт задумчиво подёргал себя за длинную рыжую бороду.

— Что вам известно о Древней магии? — спросила Елена.

Дамблдор невольно оглянулся на один из портретов.

— Если я ошибусь, мадам Фицжеральд⁽¹⁾ меня поправит, — задумчиво начал Дамблдор, пытаясь отыскать в уголках памяти знания о полумифическом и легендарном явлении. — Древняя магия забылась в волшебном мире к прошлому веку. Я не уверен, что остался хотя бы один волшебник, владеющей этой могущественной ветвью магии. Очень немногие были способны распознавать и применять Древнюю магию и должны были пройти для этого надлежащее обучение. Насколько я помню, из трёх известных врождённых обладателей Древней магии все трое начали учиться в Хогвартсе только на пятом курсе, что говорит о наличии связи между Древней магией и так называемым «поздним расцветом». В эпоху Тюдоров существовал узкий круг волшебников, занимавшихся поисками, изучением и охраной источников Древней магии.

Он замолчал и вопросительно посмотрел на портрет Ниов Фицжеральд.

— Всё так, — кивнула та. — Мы называли себя Хранителями. Возглавлял наш Орден профессор защиты от Тёмных искусств Персиваль Рэкхэм, а кроме меня в нём ещё состояли профессора Чарльз Руквуд и Сан Бакар. Персиваль Древней магией однажды остановил голод в деревушке Фелдкрофт и превратил её в плодородный край, а его ученица Исидора использовала свою способность для «исцеления», забирая душевную боль и помещая её в специальное хранилище.⁽²⁾

Дайлис Дервент на портрете покачала головой, а Декстер Фортескью отставил слуховую трубку от уха и хорошенько прочистил его пальцем.

— Древняя магия могла принести как процветание, так и ужасные разрушения, — продолжила Ниов. — Всё зависело от того, в чьих она руках. Почему она постепенно исчезла, никто не знает, но во времена моего преподавания в Хогвартсе оставалась всего одна ученица с врождёнными способностями. Это очень редкий дар.

— В нашей семейной библиотеке есть фолиант о Древней магии и её обрядах, — вступил в разговор Финеас Найджелус Блэк, облокотившись на раму своего портрета. — Я помню, там говорилось, что замок Хогвартс и его территории надёжно ограждены Древней магией, да и сам по себе он был её оплотом, заложенным Основателями.

— А вот это распространённое заблуждение, — подал голос Барон, и все дружно посмотрели на него: насколько было известно портретам, Кровавый Барон вообще никогда ни с кем не разговаривал.

— Всё наоборот… — продолжил Барон. — Когда Основатели искали место для школы, они наткнулись на мощное магическое поле, сгусток Древней магии. Это было идеальное место, оно защищало само себя от вторжения и невзгод. С трёх сторон оно было окружено горами, а воды глубокого озера не давали подобраться к плато скрытно. Основатели усилили границы Запретным лесом и воздвигли замок.

— Почти в самом центре они случайно обнаружили Омут памяти — каменную чашу с древними рунами, — присоединилась к рассказу Елена. — Мама говорила, что в чаше хранились воспоминания о том, что в этих землях жили Мигрилипы.⁽³⁾ Они были путешественниками по параллельным мирам и попали на Землю во времена зарождения человечества. Потом они ушли дальше, но магические очаги Древней магии остались.

Ненадолго повисла тишина. Те из бывших директоров, кто слышал об этом впервые, переваривали услышанное, Ниов Фицжеральд хмурилась, вспомнив битву с гоблином Ранроком, пытавшимся при помощи Древней магии уничтожить волшебный род. А Дамблдор в который раз отметил для себя, что Хогвартс не перестаёт его удивлять. Он слышал, конечно, о стихийной неконтролируемой магии, настолько мощной, что использование её могло принести не только феноменальные результаты, но и самый неутешительный итог. Он знал много об обрядах Древней магии, для которых не требовалась и волшебная палочка. Например, Обряд Жертвы. Но одно дело слышать краем уха легенды, другое — участвовать в обсуждении со свидетелями, если можно так выразиться. Почему Елена Когтевран молчала столько лет? Зачем она пришла сегодня к нему в компании с Бароном, который обычно проводил вечера на Астрономической башне, истязая себя цепями? И что значили их слова о прощании?

— В последнее время в Хогвартсе вновь открылся очаг Древней магии, — сказала Елена, словно отвечая на некоторые вопросы Дамблдора. — Я не знаю, когда точно это случилось и почему, но могу сказать, что это место находится рядом с Гремучей ивой, которую посадили относительно недавно, всего-то плюс-минус десять лет.

— Но почему вы пришли ко мне именно сейчас? — всё-таки не удержался от вопроса Дамблдор.

— Вы можете подняться с нами на Астрономическую башню? — спросил Барон.

Кажется, портреты были слегка разочарованы, что такая увлекательная беседа продолжится без них. Дамблдор подождал, пока Елена и Барон проплывут мимо него на лестницу — кабинет директора зачаровали так, что в него нельзя было войти без разрешения даже привидениям, — перешагнул через лужу от навозной бомбы и прикрыл за собой дверь.

Они поднялись на башню, где дул пронизывающий ветер, и Дамблдор наложил вокруг себя согревающие чары. Елена и Барон переместились к смотровой площадке с телескопом: под его треногой в углублении что-то лежало.

— Возьмите это, — сказала Елена и показала на предмет.

Дамблдор почувствовал, как в ушах зазвенело, но не от порывов ветра, а от того, что он внезапно догадался, что это такое.

— Не может быть… — сказал он и поднёс к окну, чтобы лучше разглядеть в свете огней Хогвартса, диадему Кандиды Когтевран. — Если это то, что я думаю, то… Но как? Ведь она была утеряна много веков назад!

— Да, это диадема моей матери, — вздохнула Елена.

Они с Бароном, дополняя друг друга, рассказали обескураженному Дамблдору свои печальные истории, роковым образом соединившиеся в вечное скитание в мире гнетущего чувства вины. Елена о том, как она предала мать, а Барон — как лишил жизни ту, которую любил всем сердцем.

В который раз Дамблдор задался вопросом, почему Елена ни разу не рассказала свою историю ни одному директору Хогвартса?

— Я бы и дальше стыдилась своего чудовищного поступка, — вздохнула Елена, — ведь диадема так и осталась в Албании, в дупле старой ивы. А когда она вернулась на своё место, мне не стало покоя ещё больше, ведь теперь артефакт моей матери был осквернён и изувечен. Он был такой внимательный и отнёсся ко мне с таким пониманием…

Голос её дрогнул, и не сразу она нашла в себе силы рассказать о Томе Риддле, о своей откровенности и его чудовищном поступке — тот вернулся в Хогвартс спустя годы, чтобы спрятать в Выручай-комнате диадему, ставшую вместилищем крестража.

— А вы… их чувствуете? Крестражи? — спросил Дамблдор и внимательно посмотрел на диадему.

— Тёмная магия противна природе добра, она оставляет видимый след, — вздохнула Елена.

— Но…

— Но сейчас диадема чистая, крестраж исчез, — опередила его вопрос Елена.

— Как такое возможно? — У Дамблдора даже в голове зашумело. — Что за сила вытеснила крестраж из вместилища?

— Исчез, развоплотился, перестал существовать, называйте как хотите, — торопливо продолжила Елена, будто до сих пор боялась этого зла, стучащего из диадемы.

— Елена сказала мне, что в ту ночь была вспышка магии возле Ивы, она её почувствовала. — Барон проплыл сквозь телескоп и оказался возле Елены. — Там оказалась одна девочка. Она танцевала.

— Я думаю, она владеет Древней магией, только сама этого не понимает, — добавила Елена. — Но кто-то ей помог, крестраж изгнала иная сила, разбуженная Пандорой.

— Пандора Фонтейн… Лавгуд… — медленно произнёс Дамблдор. — Когда это случилось?

— Четыре года назад, — ответила Елена.

— И вы решились рассказать мне об этом только сейчас? — казалось, Дамблдор несказанно разочарован таким недоверием.

— Я принесла много горя своей матери, — вздохнула Елена. — И я поклялась никогда не вмешиваться в дела волшебников, чтобы не навредить ещё больше. То, что я открылась Тому Риддлу, было большой ошибкой. После очищения диадемы мне понадобилось время, чтобы понять и принять всё случившееся, простить себя, если вам так угодно.

Елена замолчала, и на выручку ей пришёл Барон.

— Мы не можем по собственному почину уйти дальше, если не сделали этого сразу. Пребывание между состояниями — это не жизнь и не смерть, не рай и не ад, не память и не забвение. Одни из нас остаются по трусости, другие — из-за чувства вины. Не нам судить её степень. Сегодня нам с Еленой разрешили уйти — у нас нет больше неисполненных дел на бренной земле. Осталось только одно, но это, скорее, прощальный дар и дань.

— А что?.. — начал Дамблдор, но понял, что ответ на этот вопрос он вряд ли узнает. Есть такие вещи, которые лучше оставлять без ответов.

— Диадема Кандиды Когтевран — история Хогвартса. Мы оставляем её в надёжных руках, — улыбнулась Елена и провела пальцем по рубину.

Палец прошёл сквозь камень.

— Я попросил Пивза, он принёс диадему сюда из Выручай-комнаты. А заодно и постучал к вам в дверь кабинета, — сказал Барон и усмехнулся, заметив взлетевшие брови Дамблдора: — Я пообещал ему, что сегодня исчезну, если он всё выполнит. За такую плату Пивз готов был пойти к Босси на кухню и прислуживать домовикам весь вечер. Прощайте, Альбус Дамблдор.

— Спасибо вам за всё, — сказала Елена. — И простите. И да, предупредите Пандору, что Древняя магия столь сильна, сколько и опасна. Если она не научится управлять ею, однажды случится непоправимое.

Барон с Еленой взялись за руки и выплыли в окно. Дамблдор стоял, прижимая к груди одну из реликвий Основателей, и смотрел, как две призрачные фигуры поднимаются всё выше и выше, постепенно сливаясь в одну мерцающую точку.

Новая звёздочка летела, прорезая пасмурную ночь и подставляя лучики февральскому ветру, швыряющему заряды мокрого снега в круглые окна дома, напоминавшего чёрный цилиндр, на вершине холма. От звезды отделилось облако и повисло светлячком-луной над трубой странного дома.

Ксено Лавгуд, потерявший уж было надежду, с удивлением смотрел на мягкий лунный свет, разлившийся по кухне. Много часов его Пандора мучилась родами, а Молли Уизли, прибежавшая на помощь, пряча покрасевшие глаза, сказала, что надо верить в чудо. Но Ксено сидел в темноте уже много часов, и эта темнота сжирала его веру.

Он выглянул в окно — ночь ещё только распростёрла свои крыла над садом и дальними холмами, но свет продолжал литься откуда-то сверху. Он задрал голову — над трубой висело облако и светилось. И что-то подсказывало Ксено, что это облако будет висеть над домом даже в солнечный день.

— Ксено! — услышал он крик со второго этажа и больно стукнулся о раму окна. — Ксено… Всё хорошо. Это девочка.

Он как во сне поднялся по круглой лестнице, зашёл в комнату. Уставшая Пандора улыбалась, а на её груди лежала крохотная девочка с серебристо-серыми глазами, цветом точно таким же, как облако-светлячок над крышей.

— Лу́на, — прошептал Ксено и бережно обнял Пандору вместе с дочкой.

1) Ниов Фицджеральд — волшебница, занимавшая пост директора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс в эпоху Тюдоров. Выпускница факультета Когтевран.

Вернуться к тексту

2) Подробнее с Древней магией можно познакомиться в игре «Hogwarts Legacy».

Вернуться к тексту

3) Великие маги, исстари владеющие Древней магией. Придуманы автором.

Вернуться к тексту