Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Люди близоруки и зачастую не видят того, что происходит рядом с ними. Если бы они умели прислушиваться, замирать, останавливаться, им удавалось бы избежать многих и многих проблем, но природа их такова, что в суете и спешке они не умеют ценить жизнь в моменте.
История эта проросла корнями в глубину столетий, и кое-какие детали, возможно, уже нельзя назвать достоверными в полной мере, однако я рискну воссоздать ход событий, чтобы донести до слушателей правду. Хотя как тут не вспомнить слова одного небезызвестного мага современности: «Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью».(1)
Пожалуй, начать мой рассказ стоит с Линфреда из Стинчкомба(2), чудаковатого старичка, постоянно возившегося в саду с растениями. Истина о том, как он с семьёй оказался в глухих местах за тысячу миль от родной Британии, перемешалась с домыслами и догадками, но, скорее всего, Линфред искал укромный уголок, где можно было спокойно экспериментировать за закрытыми воротами с зельями и изучать свойства трав, вытяжек и порошков. Соседям и в голову не приходило насмехаться над его безобидной рассеянностью, ведь к Линфреду можно было прийти в любое время дня и ночи за помощью, если речь заходила о поправке здоровья родственника или близкого. Откуда было знать магглам, что все его лекарства содержат в себе магическую составляющую? Линфред лечил от оспы, усмирял лихорадку и заговаривал рожу, а его мази сводили синяки и заживляли порезы. За его неспешность и неизменное спокойствие Линфреда прозвали «Копушей», что со временем трансформировалось в фамилию Поттер.(3)
Время шло, благосостояние Линфреда крепло, ведь помимо помощи соседям-магглам он вёл дела и с волшебниками, поставляя в аптекарские лавки зелья собственного приготовления. Немалое количество золота надёжно было припрятано на чёрный день, чтобы обеспечить достойное будущее его семерым сыновьям.
Старший, Хардвин, рос мальчишкой бойким и любознательным. Сколько Линфред ни втолковывал ему, что с магглами следует быть осторожнее, сын то и дело встревал в драки и стычки с деревенскими, нередко приходя домой в ссадинах и царапинах. Однажды он явился домой с заплывшим глазом, но страшно довольный собой. Оказалось, он случайно применил к Гектору, соседскому заводиле, Козявочное заклятие. На бедного мальчика-маггла напал такой сильный насморк, что нос его моментально раздулся, а глаза заслезились. Гектора бил непроходящий озноб, и его мать поспешила к Линфреду Поттеру за помощью. Тот для начала отругал Хардвина, а потом крепко задумался. На днях он как раз пытался создать сильное лекарство от простуды — это был первый экспериментальный образец бодроперцового зелья, но никак не мог подобрать нейтрализующий компонент, чтобы из ушей больного не шёл пар. Линфред вручил матери Гектора бутылёк с зельем и предупредил о побочных явлениях, а сам поскорее занялся усовершенствованием экспериментального состава. Рог двурога и настойка корня мандрагоры никак не желали мирно соседствовать. Линфред перепробовал всё, на что хватило его фантазии, и когда ничего не помогло, решил воспользоваться крайним средством. Он вздохнул, надел защитные перчатки, наколдовал заклинанием головной пузырь и ринулся на безобидный с виду старый узловатый пень. Как только Линфред дотронулся до шершавой поверхности, со всех сторон к нему потянулись хищные гибкие побеги, выросшие из пня мгновенно. Линфред был подготовлен к атаке, поэтому тут же отпрыгнул в сторону, ловко уворачиваясь от самого шустрого щупальца, норовившего обмотать его шею. Заклинанием ножниц Линфред быстро чикнул стебель у основания, обманным манёвром вынудил два побега отскочить вправо и со скоростью молнии засунул руку по самый локоть в открывшуюся дыру. Опомнившиеся побеги пребольно лупанули по предплечью, а сам пень щёлкнул краями дыры как челюстями, словно намереваясь откусить конечность обидчика. Но Линфред уже выдернул руку обратно с трофеем — пульсирующий плод извивался и норовил выскочить.
— Салазарово отродье! — выругался Линфред и пнул потянувшуюся к нему плеть.
Что ж, зря старался! Извивающиеся семена бешеного огурца, похожие на копошащихся червяков, при соприкосновении с основой бодроперцового зелья возбудились ещё сильнее и принялись буквально выпрыгивать из миски с настойкой. Линфред заклинанием Эванеско заставил исчезнуть содержимое миски, а остатки огурца прикопал за садом на берегу озера возле старой плакучей ивы.
В конце концов он нашёл недостающий компонент, более-менее нейтрализующий действие нового зелья от простуды. На выручку пришло однолетнее травянистое растение недотрога обыкновенная.
Но я бы не рассказывала вам эту историю, если бы она не получила неожиданного продолжения.
Весной Линфред обнаружил, что древняя ива неожиданно выстрелила усами, ползучими побегами, в несколько сторон. Один из усов венчался аккуратной розеткой молодого ивняка, с виду похожего на родительский вид. Но когда Линфред наклонился пониже, чтобы лучше рассмотреть междоузлие, тонкие ветви замахнулись и со свистом отвесили ему хлёсткий удар. Линфред от удивления остолбенел, а распоясавшаяся поросль ивняка продолжала наносить по нему шлепки, чуть ли не вырывая себя из земли. Линфред отпрыгнул на безопасное расстояние. Ивняк сразу успокоился и развесил в стороны веточки. Ни дать ни взять — образцовый комнатный цветок.
«Гремучая (дракучая) ива, — записал вечером Линфред в специальном дневнике, в который заносил результаты своих исследований, — подвид ивы обыкновенной, полученный в результате случайного скрещивания с плодами цапня. Размножается усами. Избивает ветвями живое существо, которое попадает в «зону поражения».
1) Цитата принадлежит Альбусу Дамблдору.
2) Средневековый волшебник, лекарь, изобретатель, родоначальник семьи Поттер, живший в XII веке.
3) На английском языке «копуша» звучит как «potterer».
Порой одно незначительное событие запускает цепочку случайностей, которые переплетаются между собой причудливым ажуром. Узор этот каждый раз неповторим: стоит изменить одно звено, убрать его, переделать, и результат получится совершенно отличный от изначально задуманного.
Линфред Поттер решил извести драчливый куст, потому что тот не давал подойти к озеру, не отхлестав любого, кто пытался пройти по тропе. Маленький с виду безобидный кустик к осени превратился в мощное разлапистое дерево, уверенно тянувшее свои ветви во все стороны. Как оказалось, молодая поросль не гнушалась отлупить не только любой живой объект, но и обычные предметы, попавшие в зону досягаемости. Так, например, черенок неосторожно оставленный лопаты ива превратила в кучу щепок. Исследователь внутри Линфреда долго откладывал казнь упрямой ивы и пытался отыскать хоть какие-либо полезные свойства, но кроме нанесения синяков и царапин драчливое дерево ничем не отличалось, поэтому в конце концов Линфред и принял решение уничтожить куст совсем. И это ещё повезло, что Гремучая ива выросла за садом самого Линфреда, где оканчивался его земельный участок: можно было не волноваться, что сюда забредёт кто-нибудь из соседей-магглов и обнаружит «живой» куст.
Проблема была в том, что ива всячески сопротивлялась и не давала к себе приблизиться. Как только Линфред наставлял палочку на одну из ветвей, чтобы отсечь, другая ветка дотягивалась и наотмашь хлестала по руке. Линфред не привык сдаваться и поджёг иву. Это, конечно, был не Адский огонь, но вспыхнуло дерево знатно: занялось сразу целиком от корней до макушки. Линфреду послышался вой, будто скулит раненое животное, но, разумеется, это было всего лишь игрой воображения.
— Бубонтюбера тебе в глотку, — пробурчал Линфред, приманивая из озера струи воды, чтобы залить пепелище и прекратить казнь.
Весной на обугленном бугре не выросла трава, зато из самого эпицентра выскочил зелёный ус, протянулся через пожарище и укоренился поближе к воде аккуратной розеткой новой поросли. Линфред разве что не крякнул от досады.
Он предупредил всех своих домашних, чтобы без надобности не ходили к озеру, и огородил иву заборчиком с таким расчётом, чтобы она не дотянулась до него и не разнесла в щепки.
— Ещё посмотрим, кто кого! — погрозил он иве кулаком, ещё больше убеждаясь в правильности своих намерений извести дракклов куст.
Тем временем наступило лето, принеся с собой в наши края жару и засуху. Сыновья Линфреда, памятуя о наказе отца, старались не подступать к озеру со стороны ивы, хотя для этого приходилось огибать его по длинной дуге и заходить со стороны общей улицы. Это было утомительно, но после того, как Оливеру ива чуть не выколола глаз, мальчишки стали осмотрительными.
В тот памятный день, который причудливо переплёл события и дал начало уникальному узору судьбы, Хардвин — старший сын Линфреда, как вы помните — шёл к озеру, чтобы искупаться после работы в саду. На общей улице — к слову, единственной улице в деревне — у незаметной тропки, ведущей вниз, он встретил прекрасную незнакомку. То, что девушка была неместная, Хардвин понял сразу. Во-первых, всех девчонок в округе он знал, а во-вторых, у незнакомки была такая белая кожа, что стало ясно — на солнце она бывает нечасто. В нашем Шкодере(1) с такой белоснежной кожей можно было остаться, если только выходить на улицу исключительно по ночам.
Хардвин даже забыл, куда шёл. Уставился на незнакомку, как на чудо диковинное. Она от такого откровенного разглядывания смутилась и мило улыбнулась.
— Mirëmëngjes!(2) — отмер наконец Хардвин.
Она покачала головой.
— Я не понимаю.
— Доброе утро! — повторил Хардвин теперь на английском.
Оказалось, Иоланта Певерелл приехала к дальней тётушке по материнской линии погостить и получить порцию солнечных ванн, так как на её родине, в Годриковой впадине, лето было чаще дождливым.
Обо всём этом она рассказала Хардвину, пока они спускались вниз по тропке: выяснилось, Иоланта тоже шла к озеру. Хардвин слушал её мелодичный голос, и ему казалось, что он знаком с Иолантой сто лет. Единственное, что его огорчало, так это то, что от него несло крепким драконьим навозом — они с отцом унавоживали сегодня подросшую рассаду визгопёрки, поэтому, едва оказавшись на берегу, он скинул рубаху и штаны и нырнул в воду. Иоланта же лишь сняла туфли и зашла в воду по щиколотки. Потом они сидели на берегу в тени ивы и болтали обо всём на свете. Это была нормальная ива, обыкновенная, а Гремучая драчливая, находящаяся в стороне, ничем не отличалась от неё, разве что заборчиком вокруг.
Внезапно налетел ветер и сорвал с головы Иоланты шляпку. Девушка попыталась её ухватить, но та, плавно взмахнув полями, сделала несколько волнообразных па и приземлилась на воду.
— Ох… — вырвалось у Иоланты.
— Сейчас, — подскочил Хардвин и рыбкой сиганул в воду.
Однако определённо события уже начали плести узор, поэтому ухватить шляпку Хардвину с первой попытки не удалось. Прямо-таки прицельный порыв ветра поднял её над водой и перебросил дальше. Хардвин пустился за беглянкой, быстро приближаясь к ней уверенными гребками. Но как только он доплыл до шляпки, она заскользила по воде и переместилась ещё немного, будто кто-то невидимый тянул её за верёвочку.
Увлечённый погоней, Хардвин и не заметил, что заплыл в зону Гремучей ивы. Наверное, вы подумали, что драчливая ива хлестнула Хардвина? Или утопила шляпку? Нет и нет. Всё было совсем не так.
Хардвин попал в одно из подводных течений, что били ледяными родниками из глубины. Ногу его внезапно свело судорогой, и Хардвина настигла резкая боль. От неожиданности он ушёл под воду, а когда вынырнул, нахлебался и закашлялся. Нога не слушалась, и Хардвин запаниковал. Ему бы лечь на спину, успокоиться, но он продолжал барахтаться, лишая себя последних сил. Что-то кричала Иоланта, но Хардвин её не слышал.
«Как глупо…» — промелькнуло в голове, и, возможно, это было последним, о чём успел бы подумать Хардвин в своей жизни, но внезапно он обнаружил под рукой нечто, за что смог уцепиться.
Как только он почувствовал, что держится за… ветку ивы, паника начала уходить, а потом он понял, что летит по воздуху над водой.
Приземление было не самым мягким, но в общем и целом Хардвин ничего не повредил. Он ещё не понял, что же произошло, и ошарашенно оглядывался по сторонам. Он лежал на берегу возле заборчика Гремучей ивы, а рядом с ним валялась шляпка Иоланты.
Хардвин поднялся на трясущихся пока ещё ногах, подошёл к иве и дотронулся до ствола.
— Faleminderit…(3) — прошептал он.
Ива лениво отвесила ему шлепок по мягкому месту.
Иоланта, которая стала свидетелем чудесного спасения, рассказала потом Хардвину, что ива наклонилась, дотянулась до него и подставила длинную ветвь, а потом выдернула его на берег. Кстати, Иоланта ничуть не удивилась «живому» дереву по одной простой причине: она тоже была волшебницей! Хардвину такое совпадение показалось невероятной удачей. Стоит ли говорить, что ко времени отъезда Иоланты домой молодые люди решили быть вместе. Именно возле Гремучей ивы через пару лет Хардвин сделал Иоланте предложение. Между прочим, молодых ива не обижала: вела себя как верный питомец и радостно махала при их приближении нижними ветками за неимением хвоста.
Так Гремучая ива спасла Хардвина, а заодно и свою репутацию: узнав о случившемся, Линфред передумал уничтожать вредное дерево. Никто не понял, как так получилось, но судьбы Поттеров и ивы в этот момент прочно переплелись.
1) Шкодер (Шкодра, устар. Скутари, алб. Shkodër, Shkodra, славянское название — Скадар) — город в Албании, расположенный на берегу озера Шкодер вблизи слияния рек Буна и Дрин, в 20 км от побережья Адриатического моря.
2) Доброе утро (алб.)
3) Спасибо (алб.)
Линфред Поттер из Стинчкомба до последних дней возился в своём саду, помогал соседям и вёл дневники, куда заносил особо ценные открытия. Его дети выросли и выпорхнули из родительского гнезда: трое младших сыновей, правда, жили неподалёку, а вот четверо уехали искать счастья по всему свету. Оливер сгинул где-то совсем в молодом возрасте, а Хардвин, взяв в жёны Иоланту Певерелл, переехал в западную Англию.
Семейство Поттеров процветало, ведь к первоначальному капиталу, оставленному Линфредом, каждый Поттер из последующего поколения добавлял свой, добиваясь всего упорным трудом, смекалкой и добрым сердцем. Иногда Поттеры заседали в Визенгамоте, но в общем и целом это были люди, не стремящиеся к власти любой ценой. Так, девизом Ральстона Поттера(1), уважаемого мага, никогда не терявшего присутствия духа, был лозунг его родного факультета Когтевран: «Остроумие сверх меры является величайшим сокровищем человека».(2)
Да-да, тот самый девиз, который был выгравирован на диадеме Кандиды Когтевран.
Печальная история…
Пожалуй, я немного отвлекусь от своего повествования о славном семействе Поттеров и расскажу вам о Елене, ведь она опосредованно тоже имеет отношение к нашей истории, ибо Линфред из Стинчкомба не выбрал бы здешние места для проживания только за их уединенность. Берег озера и ближайший лес изобиловали волшебными растениями не просто так.
Лет двести назад до появления Линфреда жители деревни стали встречать на окраине леса прекрасную деву с распущенными по плечам русыми локонами. Была она печальна, от разговоров уклонялась, лишь качала головой и смотрела серыми глазами, в которых плескалось отчаяние. Местные крестьяне были людьми суеверными, поэтому старались обходить незнакомку стороной, когда встречались с ней. А она поселилась где-то в глуши, питалась травами да кореньями. Поговаривали, что знала она язык птиц и зверей, и это ещё больше подогревало слухи о том, что белокурая дева — колдунья. Самые смелые и отчаянные подбирались тайком к её жилищу и рассказывали потом, что у домика стоял большой котёл с зельем, а на возделанном небольшом участке росли кустики, у которых листочки дрожали безо всякого ветра, а у ворот прыгали поганки.
Елена украла диадему матери и хотела укрыться с ней на родине Кандиды, в солнечной долине Шотландии к северу от залива Ферт-оф-Форт. В те времена эта территория назвалась Олбани(3), но Елена допустила фатальную ошибку при перемещении из Хогвартса. Одна запинка, один неточный звук, и вот волею судьбы она оказалась в дремучем лесу Албании(4). Что ж, молодая женщина решила, что это расплата за её опрометчивый поступок, а потому смиренно приняла случившееся. Незнакомая страна, незнакомый народ, незнакомые порядки и нравы. Одно радовало: она могла спокойно заниматься любимой травологией, ведь вместе с диадемой прихватила с собой мешочек с семенами трав и растений.
Сердце Кандиды было разбито, она готова была смириться с предательством дочери, но мучительно тосковала по ней. От всех переживаний она стала стремительно сдавать и, чувствуя близкую кончину, послала на поиски Елены верного человека, умолчав об украденной диадеме.
Уильям де Куртене повстречал Елену на берегу озера Шкодер зимним вечером. Она сначала испугалась, а потом даже обрадовалась старому знакомому. Барон де Куртене был влюблён в Елену, но она испытывала к нему лишь дружеское участие. Она спросила о здоровье матери и страшно огорчилась, услышав о её болезни. Уильям же встал на колено, сложив руки в умоляющем жесте, и с жаром принялся уговаривать Елену вернуться, а заодно и стать его женой. Из глаз Елены текли слёзы, но она покачала головой, отказывая несостоявшемуся жениху. Барон был человеком горячим и вспыльчивым, он выхватил каролингский меч и выкрикнул исполненным драматизма голосом:
— О, нет мне житья без тебя, прекрасная Елена!
Неизвестно, лишил ли бы себя жизни Уильям де Куртене или нет сей же час, но Елена испугалась за друга и бросилась к нему. На беду, споткнулась она о незаметный в темноте корень и упала прямо на выставленное острие меча. С минуту оба с ужасом смотрели на расползающееся алое пятно на груди Елены, а потом глаза её закрылись и упала она, бездыханная, в его объятия. Обезумел барон, закричал, принялся тормошить Елену, покрывать лицо её поцелуями и умолять открыть глаза. Но тщетно. И тогда схватил он меч и принялся беспорядочно наносить себе раны, пока не упал рядом, весь в кровавых ранах.
Свидетелями страшной трагедии были лишь луна, старая ива на берегу, в дупле которой была спрятана диадема, да вытянувшиеся из-под земли как по волшебству заунывники, которые, как известно, появляются там, где упала слеза феи. Они качали чёрными коробочками и оплакивали юную деву и несчастливого барона.
Крестьяне по-прежнему обходили это место стороной, и вскоре на месте лесной избушки выросли непроходимые заросли чудны́х растений. Поговаривали, что были среди них такие, которые вопили, если их случайно выдёргивали из земли, или иные, которые при прикосновении к ним опутывали, как силками, упругими побегами.
Спустя лет двести в заброшенном лесном участке на берегу озера появился чудаковатый мужчина по имени Линфред. Он не испугался странных растений, построил дом и принялся с удовольствием заниматься огородом и садом.
Вы спросите, откуда я всё это знаю? О, диадема Кандиды Когтевран на самом деле не придавала ума, как считали многие. Это был артефакт иного толка. Она даровала долголетие, вечную молодость и практически бессмертие. Именно поэтому старая ива на берегу не усохла, превратившись в пустотелую корягу, а продолжала жить, побив все рекордные сроки долголетия, до тех самых пор, пока однажды Линфред не прикопал рядом с её корнями остатки плодов цапня, тем самым случайно дав рождение новому редчайшему виду гремучей ивы.
1) Ральстон Поттер был членом Визенгамота с 1612 по 1652 год, являлся ярым сторонником Статута о Секретности в противовес объявления войны магглам.
2) В оригинале «wit beyond measure is man’s greatest treasure».
3) Albany (англ.)
4) Albania (англ.)
Минуло без малого семь веков с тех пор, как Хардвин Поттер уехал с молодой женой в западную Англию. Буковый лес близ Шкодера подобрался к самому побережью, вытеснив город в южном направлении. Здесь же, возле старой древней ивы, нога человека ступала редко. Сторожевым псом чуть в стороне торчала Гремучая ива, но лупить ей было решительно некого, кроме случайно пролетавших мимо птиц и зайцев, решивших найти укрытие в корнях.
Однажды зимней ночью на побережье будто из воздуха появился человек.(1)
Ветер дул не постоянно, а порывами, то утихомириваясь до полного штиля, то словно подкарауливая исподтишка и сбивая хлёсткими пощёчинами. Упрямые стебли пожухлой травы дрожали, но продолжали щетиниться вверх к узкому серебряному месяцу, освещавшему как днём и вытянутые тени кустов, и разросшуюся древнюю иву, заполнившую собой всю прибрежную косу под берегом в этом месте. Человек стоял у самой кромки обрыва в длинной мантии, полы которой были похожи на чёрные паруса пиратского корабля, и мрачно всматривался вдаль, словно там, на линии соприкосновения двух стихий, было сокрыто что-то такое, что он обязательно жаждал разглядеть.
Человек с трудом оторвался от созерцания водной ряби, а потом без всяких усилий переместился вниз, будто у него за спиной были крылья. Здесь, возле корней ивы, он прикрыл глаза и выставил руки в стороны ладонями вверх. Из кончиков пальцев потянулись белёсые нити рваного тумана, опустившиеся через секунду вокруг плотной молочной сыростью. Воздух застыл, а потом тоненько зазвенел, завибрировал. Человек, по-прежнему не открывая глаз, сделал едва уловимое движение правой рукой, словно пытаясь ухватить нечто ускользающее. Молочный туман колыхнулся, а потом стремительно принялся стягиваться в один золотистый жгут, конец которого терялся в дупле ивы футах в пяти от корней. Человек открыл глаза — в них читалось торжество, — а затем хлестнул магическим жгутом, заставляя его нырнуть в дупло и выскочить обратно, увлекая из тайника потускневшую диадему, увенчанную сапфиром. Поднял столь желанное сокровище и ликующе произнёс:
— Моя…
Но радость его была хищной, а торжество пугающим: от него веяло мрачностью и угрозой. Человек спрятал диадему за пазуху и поднялся наверх к едва различимому перекрёстку с двумя убегающими тропками. Он остановился, раздумывая, в какую же сторону пойти.
Шум ветра заглушал невесомые шаги худенькой, как тростиночка, девушки, собиравшей сухие головки заунывников. Она настолько была увлечена своим занятием, что не заметила человека у перекрёстка. Зато он почуял её прямо-таки звериным чутьём, резко обернулся, когда она подошла слишком близко. Крылья его носа хищно раздулись, а в темноте глаз промелькнуло что-то ледяное, стылое.
— Что ты тут делаешь? — едва слышно прошипел человек, но голос его, несомненно, достиг ушей девушки, потому что она вздрогнула и чуть не выронила холщовую суму, в которую складывала чёрные коробочки.
— Pershendetje!(2) — осторожно поздоровалась она, крепче обнимая сумку.
— Что ты тут делаешь? — повторил он свой вопрос громче, и девушка перешла на английский.
— Моя мама — травница, сэр, она послала меня за коробочками сухоцветов, потому что их лучше всего собирать ночью. Настойка сухоцветов придаёт сил.
— Маггловское отродье собирает магические растения… — процедил мрачный человек. — Впрочем, очень удачно, что я встретил тебя. Не придётся тащиться в деревню. Как твоё имя?
Девушка не поняла и половины из того, что сказал этот человек, но послушно ответила, чтобы не рассердить его ещё больше. Он пугал её.
— Афердита, сэр.
— Что ж, Афердита, даже никчемные магглы могут послужить высоким целям.
Он достал руку из кармана. В тонких длинных пальцах была зажата деревянная палочка. Последнее, что увидела Афердита — зелёный ослепительный луч, вырвавшийся из конца деревяшки.
— Авада Кедавра!
Когда забрезжил робкий рассвет, ничто не напоминало о мрачных событиях ушедшей ночи. Не было ни человека, ни диадемы, ни следов магического ритуала, для совершения которого послужила несчастная Афердита. Лишь заунывники качали чёрными коробочками, негромко рассказывая ветру историю о загубленной молодости и о страшном человеке, решившемся расколоть свою душу.
1) Описываемые события произошли зимой 1968-1969 года.
2) Здравствуйте (алб.)
Что ж, вот мы и почти подобрались к ключевым событиям нашей истории, хотя я не стала бы умалять значимости всех тех случайностей и неслучайностей, которые незримо переплелись в неповторимый узор и привели к такому результату. Хм-м... Стоит о некоторых всё же рассказать подробнее. Но обо всём по порядку.
Два года спустя после того, как диадема Кандиды Когтевран покинула своё многовековое убежище, за тысячу миль от Албании, в уютной лавке зельевара на Косой аллее в Лондоне появился Альбус Дамблдор. Борода его была далеко не такой длинной и белой, коей ей предстояло стать, а спина ещё держалась ровно. С большим любопытством он принялся разглядывать пузырьки с наклейками на витрине, будто бы не замечая заинтересованного взгляда хозяина лавки, который вышел из лаборатории сразу же, как над входной дверью дзынькнул колокольчик.
Хозяину пришлось кхекнуть, чтобы привлечь к себе внимание посетителя.
— О, мистер Поттер! — оторвался от созерцания пузырьков директор Хогвартса. — Я вас не заметил! Добрый день!
— Здравствуйте, мистер Дамблдор, — кивнул хозяин лавки, — зовите меня Флимонт, к чему эти церемонии?
— Вы давно уже не мой ученик, Флимонт, но как скажете. Кстати, я слышал, Джеймс в этом году поступает в Хогвартс?
— Да, верно, совсем недавно, в марте, ему исполнилось одиннадцать, так что он ждёт не дождётся сову из школы. Мы с Юфимией ужасно рады, хотя несомненно будем скучать.
— Вы замечательные родители! — улыбнулся Дамблдор. — Уверен, Джеймс не заставит вас краснеть и будет прилежным учеником.
Флимонт Поттер неловко кашлянул, пытаясь скрыть некоторую долю скепсиса. Джеймс, конечно, рос мальчиком умным и любознательным, но в придачу к этим добродетелям при рождении получил ещё неуёмную активность, склонность к всевозможным шалостям и любовь ко всем рисковым предприятиям. Юфимия и Флимонт души не чаяли в позднем ребёнке и, возможно, не в меру баловали его, но уж точно не подстрекали на авантюры, в которые вечно встревал Джеймс. Такой уж у него был характер!
Из размышлений о личностных чертах сына Флимонта вывел вопрос Дамблдора:
— А что, Флимонт, могу ли я приобрести у вас бутыль вашего замечательного средства «Простоблеск»?
Флимонт внимательно посмотрел по очереди на непокрытую голову и бороду Дамблдора, отливающую рыжиной. Непохоже было, чтобы директор Хогвартса нуждался в усмирении шевелюры.
— Это не для меня. Наш хогвартский лесничий постоянно жалуется на то, что ни одна расчёска не может совладать с его копной. Хочу сделать ему подарок.
— У Рубеуса Хагрида день рождения в декабре, — проявил редкостную осведомленность Флимонт Поттер и пояснил: — Он приходил за партией антипохмельного перед Рождеством.
— Ну, подарки друзьям следует делать не только к дням рождения, верно? — вновь безмятежно улыбнулся Дамблдор. — Скажем, чем не повод приход весны?
Флимонт не нашёлся, что ответить, кивнул и достал из ящика комода литровую бутыль тёмного стекла с огромной этикеткой, на которой внизу было указано, что данное средство предназначено для укладки волос и лечения кожи головы.
— Я слышал, ваше средство имеет колоссальный успех!
Дамблдор покрутил бутыль, цепким взглядом выхватывая детали: изображение ветвистого дерева с мощной корневой системой в центре и список ингредиентов мелкими буквами.
— Ну… — неопределённо протянул Флимонт Поттер.
Честно говоря, ему очень хотелось напрямую спросить Дамблдора, что тому понадобилось в его лавке и чем его так заинтересовало средство «Простоблеск». Видимо, на лице его это явственно читалось, потому что Дамблдор внезапно перестал разыгрывать из себя покупателя, решившего сделать подарок другу.
— Что ж, вижу, вам не совсем понятен мой интерес. Актёр из меня оказался плохой. Видите ли, я недавно заметил ваше средство у одного из наших преподавателей. Мадам Спраут! Она работает в теплицах, и часто её причёска, скажем так, подвергается нападению особо темпераментных растений. Она мне и рассказала в доверительной беседе, что изображение на этикетке не соответствует перечню ингредиентов. У вас написано, что в состав средства входят волос азиатского дракона, вазелин и камедь барбадосская. Так?
— Всё верно, — кивнул Флимонт Поттер, не совсем понимая, в чём его обвиняют.
— Меня очень заинтересовала эта камедь. Gomas Barbadensis… Речь ведь идёт о бородатом фикусе?
— Вы неплохо разбираетесь в растениях, мистер Дамблдор, — похвалил Флимонт Поттер. — Да, это тот самый фикус лимонолистный. Воздушные корни этих деревьев переплетаются с ветвями, спускающимися до земли, что и побудило испанцев, первооткрывателей острова Барбадос, назвать их «барбудос». Бородатыми.
— Я слышал, это достойное дерево недавно даже поместили на герб страны,(1) — блеснул эрудицией Дамблдор.
— Возможно, — не стал спорить Флимонт Поттер. — Я не очень слежу за политикой.
— Тогда скажите мне, пожалуйста, любезный Флимонт, почему на этикетке вашего чудесного средства изображена ива? Какой-то редкий вид, судя по всему, но, несомненно, относящийся к семейству Salicaceae?(2)
— Мадам Спраут не зря занимает должность преподавателя травологии, — сказал себе под нос Флимонт, а чуть громче добавил: — А что? Разве нашими законами запрещено рисовать на этикетках растения из семейства ивовых?
— Ну что вы! Не подумайте, что я уличаю вас в сокрытии информации или преподнесении её в искажённом виде. Я слышал, мистер Алан Принц, достойный конкурент-зельевар, пытался повторить ваш успех, но потерпел фиаско, потому что как раз таки не раскрыл секрет таинственного Gomas Barbadensis.
— Мистер Дамблдор, чего вы хотите? — Флимонту Поттеру явно надоел этот обмен любезностями.
— Я бы мог сказать вам, что не собираюсь нарушать ваши личные границы, или приняться убеждать вас, что не собираюсь использовать полученную информацию против вас и сливать вашим конкурентам — и это было бы истинной правдой! Ещё я могу будто случайно обмолвиться, что в курсе ваших некоторых, скажем так, не совсем законных сделок с гоблинами, но закрою на это глаза, потому что уважаю ваш дух исследователя и понимаю, что такая отрасль как артефакторика не может развиваться без связей разного характера. Но я отвечу вам так: меня очень интересует дерево, изображенное на этикетке. Оно существует на самом деле? Ива на вашем средстве шевелит ветвями, и, стоит поднести к ним руку, шлёпает по ладони. Разумеется, нарисованное дерево наносит ненастоящие шлепки, скорее, это похоже на щекотку. Но как ведёт себя эта… особа в реальной жизни? И, повторюсь, существует ли она? Или всё это лишь коммерческий ход и прекрасная работа колдохудожника?
Флимонт Поттер подёргал себя за бородку, поправил очки, почесал нос.
— Что ж… Мистер Дамблдор, я догадываюсь, что вы не просто так заинтересовались этикетками целебных средств. Давайте так: вы рассказываете мне, зачем вам понадобилась волшебная ива, а я открываю вам семейную тайну. Разумеется, ту её часть, которую посчитаю нужной.
— Браво, Флимонт! Всегда знал, что на Поттеров можно положиться! Уверен, вы ещё оставите след в истории магического сообщества!
— К делу, мистер Дамблдор, скоро придёт мой помощник, чтобы сменить: меня ждут дела в лаборатории.
Флимонт Поттер сделал едва заметное движение палочкой, призывая из угла два пуфика и одновременно заставляя ожить чайный сервиз на столике рядом.
Дамблдор отхлебнул из предложенной чашки, пожевал губами, пробуя на вкус чай.
— Мелисса?
— И мята… — согласился Флимонт Поттер.
— Ну что ж, — приступил к делу Дамблдор. — Как вы знаете, в этом году школу ждёт достойное пополнение. И я говорю не только о Джеймсе.
— Я слышал, старший сын Вальбурги и Ориона, Сириус, тоже первокурсник этого года? — включился в светскую беседу Флимонт Поттер.
— А также внук Алана Принца. Мальчик, правда, вырос в маггловском районе, но я уверен, что он унаследовал таланты своего деда и матери.
Флимонт вежливо кивнул.
— В этом году поступает и сын Лайелла и Хоуп Люпинов, — произнёс Дамблдор и пристально посмотрел в глаза Флимонта.
— В самом деле?
В голосе Флимонта Поттера прозвучала смесь ужаса, сожаления и участия, но не было и нотки презрения. Дамблддор незаметно выдохнул и продолжил с явным облегчением:
— Я не пришёл бы к вам, если бы не знал, что вы были на консилиуме в качестве приглашённого эксперта-зельевара и дали Непреложный обет, что тайна маленького сына Люпинов не станет достоянием общественности.
— Мне не нужно было приносить Непреложный обет, мистер Дамблдор, — ершисто заметил Флимонт. — Есть вещи, которые составляют этические нормы и врачебную порядочность! Мальчик не виноват в том, что с ним случилось.
— Я рад, что вы так считаете, — поднял ладони Дамблдор в обезоруживающем жесте. — Это даёт возможность пропустить ту часть беседы, в которой мне пришлось бы убеждать вас, что вины Ремуса Люпина в том, что он стал оборотнем, нет. Я намерен в скором времени навестить эту семью и предложить мальчику место в школе Хогвартс.
На этот раз Флимонт надолго задумался.
— Дамблдор, но вы же понимаете, что это опасно?
— Да, я отдаю себе в этом отчёт. И вот тут-то мы и возвращаемся к вашему дереву. Скажите, ива действительно может дать отпор любому, кто окажется достаточно близко к ней?
— Я ещё не сказал, что ива вообще существует, — хмыкнул Флимонт.
— А мне кажется, мы поняли друг друга, — улыбнулся Дамблдор и отсалютовал Флимонту чашкой, будто забыв на секундочку, что там налит обычный чай, а не огневиски.
— Подождите минутку, — Флимонт Поттер поднялся с пуфика и ушёл в заднюю комнату. Дамблдор, поджидая его возвращения, от нечего делать тоже поднялся и принялся расхаживать между полками, разглядывая мутные пузырьки. Средняя полка в шкафчике была заставлена партией бодроперцового — в мире магов начался весенний сезон простуд, а на верхней красовались бутыльки с медовой жидкостью — зельем болтливости.
— Вот, — услышал Дамблдор и обернулся.
Флимонт протягивал ему потрёпанную тетрадь в потёртой обложке с изображением благородного оленя, горделиво держащего на голове роскошные рога.
— Что это? — Дамблдор взял книжицу и осторожно заглянул внутрь. — Дневник?
— Дневник моего предка, — кивнул Флимонт. — Линфреда Стинчкомбского. Или, как его звали местные жители, Линфреда Поттера.
— Того самого? — живо поинтересовался Дамблдор. — Который жил в Албании?
— Именно. Линфред был прирожденным зельеваром и целителем. Всю жизнь он помогал обычным магглам, которые не догадывались, что рядом с ними проживает настоящий маг. Старший сын Линфреда, Хардвин, — мой прапрапрадед.
— Как интересно!
— Несомненно. Ещё интереснее то, что Хардвин и его жена Иоланта привезли в Англию с собой из Албании отросток ивы и посадили в своём поместье.
— Обычной ивы? — уточнил Дамблдор.
— Разумеется, нет. Посмотрите!
Хардвин отобрал из рук Дамблдора дневник и повернул к нему обложкой.
— Что вы видите?
— Оленя, нет?
— Но почему оленя, как вы думаете?
— О, причин может быть много! — тут же откликнулся Дамбдор и принялся загибать пальцы: — В зависимости от культуры олень может олицетворять счастье, связь с потусторонним миром или быть воплощением предков. А может, возле дома Линфреда бродило стадо оленей и они были весьма дружны?
— Склонен думать, что всё же олень в нашем случае — некий семейный талисман. Я не умею создавать телесного патронуса, зато прекрасно помню, какую форму он принимал у моего отца Генри.
— Оленя? — спросил Дамблдор, хотя понимал, что вопрос его риторический. — Я помню Гарри Поттера. Вашего отца близкие называли Гарри, простите. Откровенные высказывания Генри Поттера в пользу маггловского сообщества в двадцатые годы сыграли важную роль в исключении вашей семьи из «Священных двадцать восьми».
— Не то чтобы меня это сильно беспокоило, — буркнул Флимонт Поттер.
— Так что олень? — вернул Дамблдор нить разговора в прежнее русло.
— Посмотрите на его рога, — Флимонт протянул дневник обратно Дамблдору.
На этот раз Дамблдор изучал рисунок долго. Он буквально уткнулся носом в изображение оленя и водил по нему самым кончиком.
— У большинства оленей рога сложные и разветвленные, с множеством отростков, — комментировал Дамблдор своё изучение рисунка. — Здесь же рогов не два, а один, и основание похоже, скорее, на… дерево?
— Скажем, плакучую иву, — подсказал Флимонт.
— Вы хотите сказать, что ваш предок изобразил на своём дневнике иву? Но сколько живут ивы? Если бы это было реальное дерево, оно бы уже давно рассыпалось в прах от времени. Линфред из Стинчкомба жил… много веков назад!
— А точнее, в двенадцатом веке, — подтвердил Флимонт. — Я не могу сказать, каким образом дерево дожило до наших дней, но, думаю, и до этой тайны рано или поздно можно будет докопаться. Но дело не в этом. Сын Ральстона Поттера, Карлус, был художником. Он умел замечать такие детали, которые сокрыты от обычного человека. Однажды он сидел в саду на берегу пруда и рисовал осенний пейзаж. На деревьях ещё держались последние листья, а вот пышная ива сбросила с себя весь наряд и зябко топорщила голые ветви в разные стороны. И тут Карлуса осенило! Он вдруг понял, что видел такое же изображение сто раз на дневнике прапрадеда, который у Поттеров был семейной реликвией уже пятьсот лет.
Карлус сбегал домой, принёс дневник и придирчиво принялся сличать рога изображённого оленя и ветви ивы. Совпадение было просто невероятным. Карлус знал, что у основания рогов на обложке дневника, на лбу оленя, было тёмное пятно, и всегда полагал, что это дефект кожи, из которой была сделана обложка. Сейчас же эта точка казалась почти красной, будто налитой.
Карлус сверился ещё раз с рисунком, подошёл к иве и нажал на такую же точку на самом дереве. Это был нарост внизу основания. В следующую секунду Карлуса что-то пребольно хлестнуло по щеке, а затем он отлетел в сторону.
— Дерево оказалось живым? — Дамблдор с неподдельным интересом слушал рассказ.
— Смотрите, — Флимонт перелистнул страницы, нашёл нужную. — Читайте!
— «Гремучая (дракучая) ива, — прочитал Дамблдор, — подвид ивы обыкновенной, полученный в результате случайного скрещивания с плодами цапня. Размножается усами. Избивает ветвями живое существо, которое попадает в «зону поражения».
— И я, и мой отец, и мой дед так бы и продолжали считать, что Гремучая ива если и не плод воображения Линфреда, то давно уже не существует, если бы перед этим Карлус Поттер не открыл её секрет. Дерево можно было выключать и включать нажатием в определённом месте. В «выключенном» состоянии оно ничем не отличалось от обычных ив, а вот в обличье гремучей оживало и давало сдачу любому, кто пытался нанести ей вред, как она думала. И камедь гремучей ивы оказалась тем самым компонентом, который послужил связующим звеном в изобретенном мною средстве для волос. Я думаю, что рога оленю пририсовал Хардвин, который сумел договориться с вредным деревом.
— Как интересно… — протянул Дамблдор. — Она всё же существует. А значит, мы на самом деле можем построить тайный подземный коридор для Ремуса Люпина и выводить его в опасные ночи. А охранять вход сможет Гремучая ива. Вопрос только в том, где нам раздобыть саженец. Флимонт, вы же поможете нам? Разумеется, придётся посвятить в тайну мальчика школьную медсестру, Помону Спраут, и, возможно, ещё пару человек, но я за всех них ручаюсь.
Дамблдор положил дневник Линфреда на столик. Олень, изображённый на обложке, засветился мягким голубоватым светом, хотя, возможно, это был отблеск от флакона зелья силы, стоявшего рядом на нижней полке шкафчика.
1) В 1966 году.
2) Ивовые.
Аккуратную розетку с ивняком, отпочковавшуюся от Гремучей ивы в Поттер-мэноре, Флимонт упаковал в ящик с внутренними чарами обеспечения жизнедеятельности растеньица в пути следования и с дополнительными внешними защитными заклинаниями. Я догадываюсь, что защита требовалась в первую очередь домашней сове Поттеров, нёсшей неудобную ношу. По прибытии в Хогвартс она выглядела встрёпанной и ухнула с явным облегчением, когда от её лап отвязали посылку. Ива же, когда ящик раскрыли, принялась размахивать ветвями направо и налево и успела поцарапать Помону Спраут, пока Альбус Дамблдор, сверяясь с письмом Флимонта, искал точку выключения.
— Ничего страшного, господин директор! — успокоила Помона Спраут Дамблдора, вытирая рукавом мантии кровоточащую царапину. — Бедняжка так переволновалась в пути!
Она вытащила из недр передника бинты и лотки, намереваясь подвязать надломленные ветви ивы, которые пострадали в тот момент, когда освобождённое деревце пыталось выпрыгнуть из ящика.
Совместными усилиями и почти без потерь — Альбус Дамблдор лишился кармана, а Поппи Помфри одного уха от медицинской шляпки — иву левитировали в подготовленную ямку с компостом недалеко от хижины Хагрида с одной стороны и входа в виадук с другой. Ива сидеть на месте не желала, вышвыривала компост корнями и брыкалась. В конце концов, её оставили в покое и поставили школьного завхоза Аполлиона Прингла охранять нового питомца от особо любопытных школьников. Так-то было время пасхальных каникул, но домой уезжали далеко не все, тем более у старших курсов вовсю начиналась подготовка к СОВ и ЖАБА.
Если первое время Гремучая ива и вызывала у кого-то повышенный интерес, то вскоре к ней привыкли так же, как ко многим другим волшебным растениям Хогвартса. Да в теплицах у Помоны Спраут ещё и не такие монстры водились! Взять хотя бы ядовитую тентакулу с её опасными укусами. Или вот алихоцию, гиеновое дерево: если надышаться ферментами, вырабатываемыми листьями, можно впасть в истерию. А чихотник? Да ведь если не знать о его свойствах и случайно пожевать листочки, можно вообще получить помутнение рассудка!
Так, о чём это я? В общем, за лето к осени, когда Джеймс Поттер, Ремус Люпин, Сириус Блэк и Северус Снейп — внук Алана Принца — поступили в школу чародейства и волшебства, Гремучая ива прижилась и даже начала получать определённое удовольствие от своего нового обиталища. Она здорово вымахала и превратилась в настоящее могучее дерево. Внешне Гремучая ива походила на своих обычных собратьев за одним исключением: ветви её не клонились вниз, а тянулись вверх, будто всё время были на страже. В реестре растений её занесли в класс редчайших. Дело в том, что размножалась ива редко, усы пускала крайне неохотно, а если и пускала, то, как правило, из всех наклёвышей приживалась всего одна розетка. Флимонт Поттер считал, что этот вид ивы размножается только тогда, когда ему угрожает опасность.
По невероятному стечению обстоятельств именно предшествующей зимой ствол ивы с одной стороны обглодали таинственные животные. По правде сказать, когда Флимонт увидел их в своём саду, то подумал, что у него разыгралось воображение: эти создания с маленькими фиолетовыми ушками и винтообразным рогом на лбу чесались об иву, получали от неё шлепки, встряхивались, улыбались и вновь наставляли рог на ствол.(1) Кажется, они умели прекрасно самоисцеляться и просто наслаждались процессом залечивания ран. Флимонт не был силён в зоологии так, как в травологии, поэтому полез в магические справочники: данное животное нигде описано не было. Весной странные зверушки исчезли, ива облегчённо встряхнула ветвями и всё будто пыталась прикрыть голый бок, а потом выстрелила усом с небольшой розеточкой.
Так Хогвартс получил желанного стража, а мистер Олливандер — хорошую древесину для волшебных палочек: Флимонт Поттер отнёс в его лавку сломанные ветви, умолчав о животных с фиолетовыми ушками. Знали ли вы, что ива — очень редкая для волшебных палочек древесина с целительной силой?
Гаррик Олливандер взял в руки прутики, и глаза его засветились радостью.
— О, какие прекрасные образцы! Где ты их раздобыл, Флимонт?
— Пустяки, — махнул рукой Флимонт Поттер. — Я всё равно наведывался в аптеку Малпеппера, относил заказ рябинового отвара, вот и решил заглянуть к тебе. Надеюсь, ветви ещё живые?
— Они прекрасны… — казалось, мистеру Олливандеру дали в руки величайшее сокровище. — По крайней мере, одну палочку я точно смогу создать. Знаешь, многих привлекает красивый внешний вид палочки из ивы и репутация хорошего инструмента для невербальной магии, но мои палочки раз за разом выбирают тех, у кого есть большой потенциал, а не тех, кто считает, что им всё известно. В моей семье всегда существовала поговорка: «Тот, кому суждена далёкая дорога, быстрее дойдёт с ивой».
— Ну, не смею тебя задерживать, друг. Рад был повидаться, — раскланялся Флимонт Поттер.
— Подожди! Твой сын ведь в этом году идёт в школу?
— Да, ждём сову летом, — остановился в дверях Флимонт.
— Возможно, к тому времени уникальная палочка из ивы будет готова. Я уже вижу, что это очень необычное дерево. Это непростая ива! Возможно, она выберет твоего сына?
— Кто знает, кто знает, — пожал плечами Флимонт. — В любом случае, я бы хотел, чтобы Джеймс приобрёл палочку у тебя.
И Гаррик Олливандер действительно сделал чудесную палочку из ивы. Как только мастер вдохнул в деревяшку жизнь, она обрела собственное имя, собственный характер, собственную душу. Не очень скромно с моей стороны, я понимаю. Но вы ведь поняли, что я хвалю не себя, а своего создателя?
Десять дюймов с четвертью, хлёсткая, гибкая, элегантная. Прекрасная палочка для работы с заклинаниями, особенно с невербальными.
Я не могу вам сказать, как это получилось, но волшебство нельзя объяснить, его приходится просто принимать как данность. Став волшебной палочкой из ветви Гремучей ивы, я получила знания о далёкой Албании, о Линфреде из Стинчкомба, о Хардвине и всех Поттерах, которые невольно были связаны одной нитью с самой первой Гремучей ивой, выросшей на берегу озера Шкодер. И ещё о многих вещах и событиях, которые были столь же невероятны, сколько и необъяснимы. Передо мной открывались новые возможности.
Конечно же, я ждала своего волшебника. Мои товарки скептически хмыкали и говорили, что иногда волшебника приходится ждать десятилетиями. Мол, это палочка выбирает волшебника, а не наоборот, и если твой волшебник ещё не родился, то приходится только ждать. Как вы понимаете, «говорили» в фигуральном смысле: у палочек, конечно, нет ртов и звуков они не произносят, разве что уж совсем выйдут из себя, но всё же общаться на некоем ментальном уровне мы могли. Каждая палочка со своим характером, а как вы думали? Короткие и длинные — по соседству находилась палочка длиной больше пятнадцати дюймов, — темпераментные и спокойные, заносчивые и добросердечные. Палочки из клёна, вяза, каштана, вишни, бука, граба и многих других пород деревьев. Так что скучно мне не было, хотя, чего уж лукавить, я мечтала, чтобы за мной пришли.
Наступил июль, и в магазине мистера Олливандера прибавилось покупателей. Юные волшебники приходили в лавку с родителями, домовыми эльфами или в компании старших братьев и сестёр, и вот тут начиналось настоящее представление. Кстати, чтобы видеть, глаза волшебной палочке не нужны, как и рот, чтобы общаться. Мистер Олливандер считал крайне важным подбор волшебной палочки и подходил к этому вопросу со всей серьёзностью. Для начала он измерял расстояние от пальцев до плеча юного волшебника, затем от запястья до локтя, потом от плеча до пола, колена до подмышки, а заодно и окружность головы покупателя. Как правило, юные волшебники были так растеряны и взволнованы, что не сразу могли ответить на вопрос, какая же рука у них ведущая, и потому процедуру порой приходилось проводить дважды, на обеих руках.
Я с замиранием следила за всеми этими манипуляциями и втайне надеялась, что уж следующему мальчику или девочке непременно подойду. Но мистер Олливандер доставал меня всего пару раз, да и то без огонька в глазах, и я его понимала, потому что никаких эмоций от соприкосновения с пальцами претендентов не испытала.
Примечательным был визит Флимонта Поттера с женой и сыном. Я узнала их сразу, и моё сердце — читай выше про глаза и рот — учащённо забилось. Я была уверена, что мы с Джеймсом просто созданы друг для друга. Я же теперь знала всю историю Поттеров, знала о том, как Хардвин и ива подружились, как они переплелись судьбами. И поэтому я нисколько не удивилась, что мистер Олливандер сразу достал с полки меня.
Разочарование было сокрушительным, так что я ещё долго потом лежала в своей бархатной коробке и не понимала происходящего. Не случилось ничего. Ни-че-го! Я не почувствовала тепла, какой-то эйфории. Ничего такого. Джеймс с бестолковым видом помахал мной перед носом, и мистер Олливандер сразу же отобрал меня.
— О нет, не то! — радостно возвестил он. — Впрочем, я был почти уверен в этом.
Джеймс перепробовал ещё с десяток палочек, пока, наконец, не встретил свою. Одиннадцать дюймов, красное дерево с сердцевиной из сердечной жилы дракона. Отличный инструмент для трансфигурации, между прочим…
Жаль, очень жаль. Несколько дней после посещения лавки Олливандера семьёй Поттеров я пребывала в меланхолии. Мне казалось, что за мной пришли родственники, но в последний момент передумали и оставили меня в приюте. Была ли я предвзята? Может быть. Надо было учиться отделять своё прошлое от настоящего. Возможно, Гремучая ива была необычным деревом, и другие палочки не подвергались таким душевным переживаниям, я не знаю.
Июль пролетел, а с ним и половина августа. Школьники за окном лавки напоминали суетливых муравьёв: они куда-то бежали, целеустремлённо неслись или скакали вприпрыжку. За волшебными палочками больше никто не заходил, так, пара покупателей в неделю.
Я помню тот день до мельчайших подробностей. Было сыро и туманно, по стеклу витрины стекали мутные капли. Входная дверь распахнулась, взорвав неуместным дзиньканьем предобеденную дремоту. Мистер Олливандер с удивлением уставился на супружескую пару, озиравшуюся по сторонам со смесью страха и восторга, в сопровождении строгой дамы с поджатыми губами, в остроконечной шляпе. Но трое взрослых были просто тенью, марионетками на фоне яркой девочки, с приходом которой в лавку будто ворвался солнечный свет. Сияющие зелёные глаза лучились той любознательностью и детским счастьем, которые бывают только у детей. Рыжие волосы запрыгали по плечам, когда девочка от души пожала руку мистеру Олливандеру, что немало его удивило.
— Добрый день, сэр! — звонко поздоровалась она.
— Мистер Олливандер, нам нужна волшебная палочка, — суровая дама ограничилась кивком вместо приветствия и уж тем более не кинулась жать руку мастеру волшебных палочек.
— Девочка из семьи магглов? — смекнул мистер Олливандер, с интересом глядя на её родителей.
— Мистер и миссис Эванс, несомненно, с удовольствием ответили бы на ваши вопросы, мистер Олливандер, но не могли бы вы приступить к делу? — припечатала дама.
— Да-да, конечно, мадам Макгонагалл, — поклонился мистер Олливандер и поспешно взмахнул палочкой, призывая измерительный метр.
Мне кажется, я подпрыгивала в коробке как дремоносные бобы. Да я просто кричала, что эта девочка — моя! Святые лукотрусы, да я даже имени её не знала, откуда такая уверенность?
— Лили, стой спокойно, — сказала мама девочки, когда та, сдерживая смех, опустила руку после того, как мистер Олливандер попытался измерить расстояние от колена до подмышки.
— Щекотно, — рассмеялась всё же Лили — какое чудесное имя! — и мистер Олливандер не смог сдержать ответной улыбки.
Впрочем, даже суровая дама Макгонагалл смягчилась.
После произведённых измерений мистер Олливандер в задумчивости посмотрел на стену из полок с многочисленными ящичками.
Что ж, Лили Эванс была необычным покупателем. Всё новые палочки доставал мистер Олливандер, всё больше раскрытых коробок лежало на прилавке. Но ни одна палочка Лили не подходила.
— Попробуйте вот эту, — вытянул мистер Олливандер одну из узких коробочек и раскрыл её спустя не менее часа. — Кипарис, десять с четвертью дюймов. Палочки из кипариса находят родственную душу в людях смелых, храбрых и самоотверженных, таких, кто не боятся противостоять теневой стороне своей природы и природы других.
Я чуть не задохнулась от возмущения! Да ещё прадед Гаррика Олливандера Джерейнт написал, что для него всегда было честью подобрать пару кипарисовой палочке, поскольку он знал, что встретил волшебницу или волшебника, которому суждено умереть смертью героя. Зачем девочке такая судьба?
Лили взяла в руки палочку из кипариса, и из её кончика сразу же посыпались жёлтые искры. Определённо, контакт состоялся.
— Ой! — радостно вскрикнула Лили и описала палочкой круг.
— Сколько с нас? — спросил мистер Эванс с явным облегчением и взялся за кошелёк.
Кажется, бедные магглы подумали, что их дочери письмо пришло по ошибке.
Но мистер Олливандер не спешил. Что-то его не устраивало. Меня тоже. Поэтому я поднатужилась и скатилась с почти пустой полки вместе с коробкой. Коробочка раскрылась, я закатилась под прилавок.
Лили полезла вниз, чтобы помочь мистеру Олливандеру. Машинально она положила палочку из кипариса на прилавок, освобождая руки.
Я почувствовала её тепло ещё за несколько долей секунд до нашего соприкосновения. Жжение, обволакивающее тепло и удивительное состояние эйфории. Мне казалось, что внутри меня разливается чудесная музыка, а потом, когда Лили дотянулась до меня, время, пространство, прошлое, настоящее и будущее пронзились ярчайшим снопом золотых искр. В полутёмной лавке стало светло как днём. Кажется, никто не ожидал такого эффекта.
Лили поднялась на ноги, сжимая меня в левой руке. А потом интуитивно описала круг вырвавшимся белым лучом и превратила его в тёплый светлячок света.
Лили пронзила мне душу, и я выбрала её безоговорочно и бесповоротно, абсолютно уверенная, что всё происходящее верно и правильно. Единственное, что меня немного удивляло — почему я не стала палочкой Джеймса, ведь я не сомневалась, что моя судьба будет связана с Поттерами.
1) Речь идёт о морщерогих кизляках.
Хогвартс ошеломил духом волшебства. Казалось, здесь сам воздух был пронизан магией. А сколько тайн и загадок было сокрыто в вековых камнях замка, водах Чёрного озера или величественных деревьях Запретного леса, отрезавшего школу чародейства от внешнего мира со стороны Хогсмида! Когда я в кармане мантии Лили Эванс оказалась на территории школы, множество звуков и ощущений потрясли. Постепенно вся эта какофония начала упорядочиваться в стройную систему, и я поняла, что волшебные палочки учеников передавали в пространство вибрации эмоций. При должной тренировке можно было научиться настраиваться на любую волну, если палочка желала рассказать о своём владельце. Поэтому можно было, не покидая стен гостиной, услышать многое. Я это говорю для того, чтобы вы поняли, откуда я столько всего знаю. Например, я быстро подружилась с палочкой из красного дерева Джеймса Поттера, ведь полагала его, как и всё семейство Поттеров, близким и родным. Мне кажется, ни один директор, ни один самый любознательный ученик не знал всех тайн Хогвартса. Впрочем, может, именно в этом и была его сила? Оплот магии и волшебства мог постоять за себя и уберечь тех, кто находился под его опекой.
Хотя некоторых учеников стоило оберегать от них самих же, уж больно неуёмной были их любознательность и тяга к приключениям. Так Джеймс умудрился за первую же неделю пребывания в школе получить два дня отработки за то, что после отбоя был замечен вне стен гостиной Гриффиндора, где следовало находиться ученикам. На вопрос о том, что он делал на квиддичном стадионе ночью, Джеймс сделал большие глаза и честно ответил, что заблудился.
— Честное слово, профессор Макгонагалл, я шёл в гостиную! Но лестница внезапно повернулась и привела меня совсем в другую сторону!
— И вы даже не заметили, что оказались вне стен замка на улице? — хмыкнула Минерва Макгонагалл, которая уже смирилась, что в этом учебном году на её факультете добавилось головной боли.
— Я решил, что могу срезать путь и зайти в школу со стороны виадука.
Светло-карие глаза смотрели на декана факультета с такой искренностью, что не поверить в честность намерений Джеймса было сложно. Но Минерва Макгонагалл была не лыком шита.
— А две метлы, которые обнаружил рядом с вами Аполлион Прингл, оказались совершенно случайно на стадионе, да? — невинно поинтересовалась она.
Весь вид Джеймса говорил о том, что он совершенно не понимает, о каких мётлах идёт речь.
— Кстати, кто с вами был ещё?
— Я был один! — быстро выпалил Джеймс.
Минерва Макгонагалл вздохнула. Истинный гриффиндорец. Ни один ученик на её факультете ни за что на свете не выдаст товарища даже под плетьми Прингла. При воспоминании о Прингле и его методах воспитания она поморщилась.
— Вам придётся понести наказание. Впредь будьте внимательнее, мистер Поттер.
— Да, профессор! Обязательно!
— Мне придётся сообщить вашим родителям о вашем проступке. В школе Хогвартс сто сорок две лестницы, изучить все их хитрости и пути следования непросто, но я уверена, вы справитесь.
— Спасибо, профессор!
— Я не стану отправлять вас к мистеру Принглу, — Минерва Макгонагалл на секунду поджала губы, и между её бровей залегла морщина, — вместо этого вы будете помогать Горацию Слизнорту два дня.
— Конечно, профессор!
— Надеюсь, подобного больше не повторится.
Оба — и Минерва Макгонагалл, и Джеймс Поттер — знали, что это только начало.
Да как можно было тихо сидеть по вечерам в гостиной Гриффиндора и зубрить уроки, когда вокруг происходило столько интересного, по мнению Джеймса? Да и зубрить ему не было необходимости, потому что учился Джеймс очень легко. Возможно, сказывалось то, что он вырос в магической обеспеченной семье и перед поступлением в Хогвартс получил неплохие базовые знания о мире волшебства от учителей. А сколько мест ещё было не изучено? И как было удержаться от ночной вылазки на стадион, если Сириус Блэк подначивал и уверял, что первокурсников не зря не берут в сборную по квиддичу, ведь они ничего не умеют.
Да Джеймс летал с пяти лет! Юфимия, конечно, не сильно обрадовалась, когда Флимонт подарил сыну на день рождения учебную метлу, но сияние и восторг в глазах Джеймса убедили её, что поступок мужа не был неосмотрительным. Джеймс летал на бреющем полёте над садом, а внизу бегала Кокси, домовуха Поттеров, и следила за его безопасностью. Флимонт Поттер с гордостью сказал, что Джеймс — прирождённый охотник и школьные команды многое потеряют, если не возьмут его в сборную на первом же курсе. Но, увы, не только профессор Макгонагалл была стойкой радетельницей правил, но и мадам Трюк, считавшая, что квиддич — игра слишком опасная, чтобы допускать в составы сборных первогодков. На уроках по полётам было неимоверно уныло — они отрабатывали правила призыва метлы с земли, правильную посадку и — в случае безукоризненно выполненного упражнения — небольшой учебный круг над стадионом. Скукота! Поэтому Джеймс и решил показать Сириусу ночью, на что он способен. Попались они глупо. Прингла ненавидели все ученики, это Джеймс уже понял по первым дням учёбы. Как-то за завтраком Сириус Блэк сказал, что у завхоза в чулане на стене развешены плети для порки и цепи, куда приковывали особенно провинившихся учеников. Джеймс не поверил, а вот лицо Мэри Макдональд от ужаса пошло пятнами, пришлось Лили Эванс вести Мэри в Больничное крыло. Мэри вообще была очень впечатлительной, а в Лили было слишком много яркого света, чтобы кто-то мог его затушить. На Джеймса она не обращала никакого внимания, а больше водилась с мрачным внуком Алана Принца Северусом. Странный это был мальчик. Гриффиндорцы и половина слизеринцев считали его замухрышкой, да и по имени его между собой называли редко, чаще прилепившемся прозвищем Нюниус.
Нет, Северус Снейп не был размазнёй или тряпкой. Я чувствовала в нём невероятную силу, да только вот он делал всё для того, чтобы оттолкнуть от себя одноклассников. Одна Лили и продолжала с ним дружить, да ещё Мэри МакДональд благосклонно улыбалась, когда сталкивалась в коридорах замка.
Ох, если я начну так подробно вспоминать те дни, не дойду до сути, пока коровы не вернутся домой.(1) Хотелось бы подробнее рассказать и о Сириусе, ставшем Джеймсу настоящим другом, и о Ремусе Люпине, тихом бледном мальчике, который будто не верил, что находится в школе, и о Питере Петтигрю, папа которого работал в больнице Святого Мунго целителем в отделении лечения последствий падения с мётел и других магических травм, а потому категорически не разрешал сыну даже близко подходить к метле. А ещё была одна очень интересная девочка, Пандора Фонтейн, правда, она училась на Когтевране. Выражение «чокнутый профессор» как раз про таких как она: ей дела не было до не расчёсанных волос или оторванной манжеты на мантии — сюда же неправильно застёгнутая и одетая задом наперёд мантия, если она работала над очередным проектом и ставила новый эксперимент. Надеюсь, я в своих скачущих воспоминаниях найду для каждого пару строк.
А сейчас закончу ту историю с квиддичем.
В конце октября, незадолго до Хэллоуина, первокурсники демонстрировали вратарские навыки на очередном уроке по полётам. По сути это был своего рода пропускной экзамен: мадам Трюк намекнула, что те, кто покажет себя сегодня достойно, смогут войти в резервы своих сборных и уже на следующий год заявиться в отборочных состязаниях. Почти сорок первокурсников — урок был одновременно для всех четырёх факультетов — выстроились у кромки стадиона. Мадам Трюк вызывала ученика или ученицу, после чего он или она взлетали на рабочую высоту у трёх колец, где необходимо было отбить максимальное количество квоффлов из пяти. Конечно же, Джеймс сильно волновался, ведь он так мечтал стать членом команды факультета, и как раз от излишнего волнения выступил не так хорошо, как надеялся: он пропустил два квоффла, причём последний досадным образом проскочил совсем рядом с его ногой. Джеймс, красный и раздосадованный, приземлился рядом с остальными, чтобы встать на своё место, когда услышал ядовитый негромкий комментарий:
— Плохому танцору и ноги мешают.(2)
Пожалуй, Джеймс заехал бы обидчику в нос, наплевав на возможное наказание, но того в этот момент как раз вызвали на поле:
— Снейп! Северус, на рабочую высоту!
Ссутулившись, Снейп оседлал метлу и слишком резко взмыл вверх. Выглядел он на метле так же нелепо, как чёрный ворон с дополнительной парой крыльев. Казалось, если Снейп и умеет летать, то почему-то безо всякой метлы. Гриффиндорцы заулюлюкали, слизеринцы принялись называть гриффиндорцев гриффиндурками, мадам Трюк свистнула в свисток и призвала всех к порядку.
Магически заколдованный квоффл считывал намерения испытуемого и всячески старался его обмануть. Может, именно поэтому стопроцентного результата не было ни у кого. Северус Снейп же умудрился каким-то чудесным образом отбить четыре квоффла из четырёх. Гриффиндорцы приуныли. Джеймс, раздосадованный ещё больше, незаметно достал палочку, сделал круговое движение и прошептал Козявочное заклинание, которое буквально на днях они с классом изучили на Уроке по защите от Тёмных искусств. Снейп оглушительно чихнул и пропустил момент, когда в его сторону полетел пятый квоффл. Мяч непременно залетел бы в левое кольцо, тем более Северусу было явно не до него — он снова оглушительно чихнул и вцепился в метлу, чтобы не упасть. Джеймс уже понял, что он натворил, и быстренько прошептал контрзаклинание. Но Северус всё же не удержался. Падая, он умудрился ухватиться за метловище одновременно правой рукой и вывернуть стопу правой же ноги, цепляясь. Все четыре конечности его теперь были вытянуты достаточно, чтобы изящно и непринуждённо отбить левой ногой квоффл.
Слизеринцы взорвались аплодисментами. Впрочем, ученики других факультетов тоже были впечатлены и потому присоединились.
— Отлично! Браво, мистер Снейп! — надрывалась мадам Трюк. — Обратите внимание на идеально выполненную оборонную позицию вратаря «Морская звезда на палочке». Игрок держится за метлу одной рукой и ногой, при этом все конечности вытянуты. Не советую повторять этот трюк без метлы.
От сиюминутного места в сборной — в обход правила, что первокурсники к серьёзной игре не допускаются — Северус Снейп отказался. Он сказал, что любит скорость, но не любит квиддич. Не уверена, что он догадался о роли Джеймса в своём исполнении трюка «Морская звезда», но отношения между ними сильно обострились.
Лили Эванс делала всё, чтобы сгладить эту неприязнь, но с годами она только крепла.
1) Английская пословица. В оригинале «Until the cows come home».
2) Английская пословица. В оригинале «A bad workman blames his tools».
Накануне каждого полнолуния Поппи Помфри вместе с Помоной Спраут — или по очереди, если одна из них была занята, — отводили Ремуса Люпина к Гремучей иве, где под корнями скрывался подземный переход. Помона Спраут нажимала на определённый нарост внизу ствола, «выключая» дерево, давая возможность мадам Помфри с Ремусом успеть нырнуть в неприметную нору. К слову, ива «выключалась» неохотно и ненадолго, иногда приходилось тыкать в нарост палочкой несколько раз. Флимонт Поттер, когда Альбус Дамблдор обмолвился о строптивости дерева, лишь развёл руками. Волшебная ива на территории школы магии и чародейства, вестимо, вела себя иначе, нежели в поместье Поттеров. А между тем она всё больше впитывала в себя магию замка, волшебство прилегающих территорий и чародейство Запретного леса. Поговаривали, что в сердце леса есть древний могучий дуб, таящий в своей кроне волшебные чары Основателей. Могу смело предположить, что Гремучая ива буквально за пару лет пребывания в школе Хогвартс если и не встала на одну ступень со старцем-дубом, то была близка к нему. Только крона дуба шептала свои песни птицам, лукотрусам, феям-светлячкам и единорогам, а ива зорко следила за шалостями школьников, которые так и норовили подобраться к ней поближе, подтверждая расхожий тезис о том, что запретный плод сладок.
С Гремучей ивой у нас сложились особенные доверительные отношения, ведь формально мы были родственниками. Я считала её старшей сестрой, наставницей и с замиранием считывала любые волны эмоций, которые от неё исходили.
Это случилось весной на третьем курсе Лили. В один из выходных дней ошалевшие после довольно слякотной и неуютной зимы ученики с удовольствием проводили свободное время на свежем воздухе. Одни рассы́пались стайками по смотровым площадкам лестниц, бесконечные ступени которых вели от башенок замка к воротам, другие облюбовали пригорок у Чёрного озера и подкармливали гигантского кальмара хлебными шариками, но нашлись и такие, которые перебрались ниже виадука поближе к Запретному лесу. Лили с Мэри и другими девочками разложили конспекты прямо на траве и рисовали схему правильного движения палочки при выполнении Восстанавливающих чар, сверяясь со «Стандартной книгой заклинаний» Миранды Гуссокл. Невдалеке от них разместились Джеймс Поттер, Сириус Блэк, Питер Петтигрю и Ремус Люпин, которые в последнее время всё чаще уединялись именно в такой компании. Джеймс уже играл за сборную Гриффиндора охотником и страшно гордился этим. Сириус лишь пожимал плечами, он не был таким фанатом игры в квиддич, как его друг, хотя признавал, что в игре Джеймс великолепен. Почему к их компании примкнули Ремус и Питер, сложно сказать. Я так думаю, что и тот, и другой были благодарны Джеймсу и Сириусу за дружбу и ценили её. Питера некоторые считали подпевалой ярких друзей, но это было не совсем верно. В мальчике был большой потенциал, его ум обладал редкой способностью цепко подмечать детали. Пожалуй, ему не хватало веры в себя. Ремус же жил в постоянном страхе, что кроме друзей о его тайне узнают другие и его отчислят из Хогвартса.
Так или иначе, но пока они вполне неплохо ладили друг с другом и находили общение приятным. Питер мог помочь с уроками, когда кто-то из приятелей упускал что-либо из объяснений преподавателей, а Ремус очень много читал и часто выдавал полезные сведения без необходимости похода в библиотеку.
Но тем солнечным днём, о котором я рассказываю, всем было не до уроков, так как лето уже подмигивало из-за пушистых облачков, а лёгкий ветерок выдувал из голов прилежность, заменяя её шальными мыслями о приключениях и шалостях.
Кому первому в голову пришла идея посоревноваться в ловкости, я не могу сказать. Кто-то предложил, другие поддержали. И вот уже мальчишки, подначивая и подбадривая друг друга, собрались на поляне возле Гремучей ивы, делая ставки: кто быстрее доберётся до ствола строптивого дерева с наименьшими потерями. Акерлей Мальсибер со Слизерина проявил чудеса сноровки и вышел промежуточным победителем. Гриффиндорцы не отставали: Джеймс Поттер показал такое же время. Тогда решили проводить забеги в парах: кто быстрее, тот и выиграл. Ремус Люпин, кстати, в забаве не участвовал, ему подобное развлечение не нравилось, да только его никто не поддержал: ни Сириус, ни Джеймс. Питер сам не участвовал, но и не отговаривал товарищей.
Вот на линию старта вышли двое: Дэйви Гаджен с Пуффендуя и Бастер Эйвери со Слизерина. Сначала они бежали вровень, затем Эйвери вырвался вперёд и метнулся вправо, проскакивая под нависшей над ним веткой. Гаджен не успел отскочить и поднял голову как раз в тот момент, когда хлёсткая ветвь пребольно стеганула его по лицу…
Лили вместе с девочками тоже был там, одни болели за мальчишек, другие сердились на их безрассудство и пытались отговорить от бездумной игры. Девочки закричали.
Я не понимаю, что происходит.
Пространство вокруг меня звенит, я чувствую, что словно вижу одновременно две реальности.
Дэйви кричит и хватается за правый глаз. Игру мгновенно останавливают, двое смельчаков — это Сириус Блэк и Северус Снейп, до этого сидевший с книгой в стороне — уводят плачущего мальчика из-под непрекращающихся ударов распоясавшейся ивы. Она лупит обидчиков по всем местам, до которых может дотянуться, пока они не отбегают на безопасное расстояние. Всё заканчивается страшно. Дэйви Гаджен теряет глаз. Школьникам запрещают даже близко приближаться к иве, а Аполлион Прингл угрожает, что лично выпорет любого, кто нарушит указ.
Дэйви кричит и хватается за голову, которая становится тыквой. Игру мгновенно останавливают, двое смельчаков — это Сириус Блэк и Северус Снейп, до этого сидевший с книгой в стороне — уводят дезориентированного мальчика из-под непрекращающихся ударов распоясавшейся ивы. Она лупит обидчиков по всем местам, до которых может дотянуться, пока они не отбегают на безопасное расстояние. Голова Дэйви становится вновь человеческой, ничего страшного не случается, но озорники получают хороший урок. Школьникам запрещают даже близко приближаться к иве, а Аполлион Прингл угрожает, что лично выпорет любого, кто нарушит указ.
Пространство схлопывается, я вновь ощущаю себя целой.
Джеймс Поттер, рассказывая в письме родителям о том, за что ему в очередной раз назначили отработку, честно признался, что они устроили опасную игру и «...одному мальчику, по имени Дэйви Гаджен, ива чуть не выбила глаз, и нам запретили к ней подходить».
И все видели то же самое. Кроме меня.
Какая мощная сила, оберегая детей в момент бездумной, безрассудной игры, применила к Дэйви Гаджену заклинание Мелофорс,(1) а затем, когда беды́ удалось избежать, тихонько применила Репарифарго, (2) при этом исполнив оба заклинания так виртуозно, что никто ничего не заметил?
1) Мелофорс — превращает голову объекта в тыкву.
2) Репарифарго — заклинание, которое придаёт объекту, подвергнутому неполной трансфигурации, первоначальный вид.
Самый действенный способ понять, что происходит вокруг тебя — успокоиться и прислушаться.
Я так и поступила, когда ученики разошлись по спальням. Моя Лили уже видела десятый сон, а я всё ловила звуки вокруг и пыталась понять, что случилось недавно возле Гремучей ивы, почему я чувствовала себя в двух измерениях одновременно? Как такое возможно?
Только я уловила нечто важное в своих умозаключениях, как Лили повернулась во сне и что-то пробормотала, и я отвлеклась.
Славная милая девочка. Как хотелось бы мне защитить её от любых неприятностей, от любых бед. Хотя, глядя на Лили, невозможно было даже представить, чтобы кто-либо желал ей зла. Она ладила со всеми и находила общий язык даже с такой букой, как Северус Снейп. Учителя её любили, а одноклассники тянулись к ней, словно желая погреться в тёплых лучах добра, которые она излучала. Вы можете сказать, что я преувеличиваю, ведь не бывает только положительных или отрицательных людей. Весь вопрос в том, что у человека внутри. Палочка не зря выбирает волшебника, она ищет родственную душу, такую, которая будет переплетаться с её ядром в едином порыве.
Наша связь с Лили была потрясающей. Я чувствовала малейшее изменение её настроения. Конечно, она могла и сердиться, и быть не в духе или просто расстроиться. Но длилось это недолго, такова уж была её натура. Вот и сегодня она какое-то время ворочалась, переживая из-за того, что Акерлей Мальсибер задирал её и обзывал рыжей, но потом вспомнила, как верный рыцарь Северус набросился на обидчика, и улыбнулась.
«Смешной он, Северус. В этой своей длинной грубой мантии похож на летучую мышь. А Джеймс Поттер — дурак. И зачем они устроили эту опасную затею с ивой? Хорошо, что Дэйви отделался только испугом…»
Лили уснула, а я потеряла нить и своих, и её рассуждений. Мысленно воззвала к Гремучей иве, чтобы оглядеть окрестности её глазами.
С одной стороны темнел Запретный лес, а на подходе к Чёрному озеру отливали мареновым в свете луны мох флоксы, буйно цветущие по всем пригоркам. В свете луны… Полнолуние же, точно! Вчера на уроке астрономии профессор Синистра как раз рассказывала, что получило оно название «Розовая луна»(1) не потому, что цвет луны — розовый, а из-за весенних цветов.
Я почти успокоилась, разлившаяся безмятежность принесла утерянную гармонию. И тут розовый цвет перед мысленным взором превратился в кровавый багрянец. В сознание ворвалась чья-то боль. Тяжёлая, мрачная, безнадёжная.
Настроилась, пытаясь уловить эмоции. Палочка из кипариса, десять с четвертью дюймов. Та самая, из лавки мистера Олливандера? Благородная палочка, ищущая родственную душу, готовую погибнуть в молодом возрасте во имя добра и справедливости? Которая чуть не выбрала Лили? Неудивительно, что я так запросто попала на её волну, хотя до этого дня сознание её было от меня закрыто.
Палочка… Ремуса Люпина? Вот оно что, значит…
Мгновенно я перенеслась в сознание палочки из кипариса, чтобы понять, что произошло.
Вечером мадам Помфри провела осмотр Ремуса и проводила его до Главных ворот, где по обыкновению передала из рук в руки Помоне Спраут. Та, применив по инструкции связующее заклинание, бодро пошла по тропинке в сторону Гремучей ивы, не обращая внимания на понурого Ремуса. Она знала, что мальчик здорово переживает накануне каждого превращения, и старалась ему не докучать. Возле ивы ловко нажала на нарост внизу ствола, обездвижив дерево. Помона Спраут знала по опыту, что передышка эта временная, поэтому, не мешкая, улыбнулась Ремусу и жестом пригласила его первым ступить в тайный проход. Ремус за два с половиной года уже неплохо ориентировался в подземном коридоре, поэтому не стал ждать, пока Помона Спраут зажжёт свечи в боковых держателях, а побрёл вперёд. Внутренности привычно выворачивало — так бывало каждый раз перед превращением, но сейчас ломку он чувствовал в разы острее. Мадам Помфри предупредила его, что в пубертатный период обращения будут болезненнее, а восстанавливаться придётся дольше. Беда в том, что он никак не мог смириться со своим внутренним волком, хотя бы попытаться договориться с ним, принять его. Ремус ненавидел своё тело, себя и то состояние беспомощности на утро после превращения, когда он понятия не имел, как обзавёлся новыми укусами, глубокими царапинами и ранами. Мебель в Визжащей хижине за два года превратилась в груду щепок, а зелёные обои с узором ромбами — в лохмотья. И всё это сделал не он, Ремус, а то чудовище, которое вырывалось наружу и беспредельно царствовало всю ночь.
Тоннель пошёл вверх, потом свернул и расширился небольшим земляным тамбуром перед хлипкой с виду дверью, сколоченной из досок, пропускавшей мягкий свет через щели.
Ремус остановился и смущённо оглянулся на Помону Спраут. Она закатила глаза.
— Мистер Люпин, каждый раз одно и то же! Вы боитесь замёрзнуть?
Ремус покачал головой, а Помона Спраут сделала несколько круговых движений палочкой, после чего в комнатке стало гораздо теплее.
— Тогда поторопитесь! Раздевайтесь!
Ремус вздохнул и принялся стягивать с себя одежду, аккуратно складывая её на сложенные ящики возле двери. Поверх одежды он положил палочку.
— Когда вы завтра утром выйдете, все ваши вещи будут целыми и невредимыми, — подбодрила его Помона Спраут.
В первый раз, ещё на первом курсе, Ремус зашёл в Визжащую хижину — тогда она ещё не прославилась в Хогсмиде как страшное место, где обитают привидения — в одежде. Утром от мантии и всего остального остались клочки, хорошо ещё, что Помона Спраут в тот раз забрала у Ремуса палочку на хранение. После этого решили, что одежду и палочку Ремус будет оставлять сразу за дверью, чтобы после обратной трансформации он мог спокойно одеться и привести себя в порядок.
Пока Ремус раздевался, Помона Спраут прошла в хижину.
— Гоменум Ревелио!
Никого. Конечно, никого и не должно было быть, но на всякий случай и Помона Спраут, и Поппи Помфри всегда применяли заклинание обнаружения человека. Она запечатала заклинанием входную дверь изнутри, потом убедилась, что ставни плотно закрыты, и вышла обратно в тамбур тоннеля, жестом приглашая Ремуса внутрь.
Он, прикрывая наготу руками, скрылся в хижине. Помона Спраут наложила запирающее заклинание теперь на дверь из коридора, убедилась, что чары действуют, и поспешила обратно: близился восход луны.
На этот раз превращение было таким мучительным, что Ремус искусал себе в кровь руки ещё до того, как конечности удлинились и покрылись шерстью. Сознание его уплывало, он ещё сопротивлялся, но торжествующий волк уже скалил свои зубы, а ясный ум заслоняла мутная ярость. Ремус взвыл и от своей беспомощности, и от дикой боли, когда вывернуло позвоночник, а потом черепная коробка взорвалась, причиняя страшные муки. Ремус упал на пол, тело его корчилось и билось в судорогах, а когда он поднялся на четвереньки и душераздирающе завыл, это был не голос человека, а вой невыносимого страдания оборотня.
Он метался по первому этажу, кидался на стены, крошил остатки мебели и рвал на себе шерсть. Ремус разбил в кровь грудину, когда пытался открыть шатающуюся на петлях дверь. Но иллюзия хлипкости была мишурой, завесой для жителей Хогсмида, которые за два года успели поверить, что Визжащая хижина стояла на отшибе деревни не одно столетие. Ужасные истории и байки передавали из уст в уста со страхом, и вот уже ни один нормальный волшебник и близко старался не подходить к хижине даже днём. Если ему, конечно, не надоела жизнь.
В какой-то момент оборотень устал и рухнул возле разгромленного камина с выдранными с мясом кирпичами. Отдышался, перевёл дыхание, чтобы наброситься на ненавистные ставни, не пускающие его на волю. И тут чуткий слух волка уловил наверху движение. Грудь его со свистом ходила ходуном, однако ошибиться было невозможно: наверху кто-то был.
Мародёр получил свою кличку за то, что жевал всё, что плохо лежало и попадало в его козлиное поле зрения. Аберфорт Дамблдор давно избавился бы от наглой скотины, но Мародёр был отличным племенным самцом — его девочки души в паршивце не чаяли. А ещё Мародёр был любимцем Аберфорта, и все козы знали, что угрозы его — пустое сотрясание воздуха и в кармане мантии всегда припасено лакомство. Аберфорт грозился пустить Мародёра на мясо каждый раз после очередной выходки, но он точно не пожелал бы животине погибнуть от клыков оборотня.
В тот вечер козёл сжевал последнюю приличную скатерть, и Аберфорт отходил его остатками с таким пылом, что Мародёр обиделся. Он наставил на Аберфорта рога и попытался боднуть. Аберфорт схватил его за рога, развернул, поддал под зад и выставил в ночь на улицу.
Через час стемнело, а Мародёр не вернулся. Аберфорт забеспокоился и обошёл с фонарём все окрестности. Откуда ему было знать, что козёл в поисках тёплого угла забрёл вверх по улице, поддел рогом входную дверь Визжащей хижины, вошёл внутрь, обнюхал все углы на первом этаже, не нашёл ничего интересного, ловко заскочил на второй, где обосновался на разломанном топчане с рваным одеялом возле камина с дырой вместо топки. И заснул, чтобы проснуться через пару часов от того, что хижина ходила ходуном. А потом раздался страшный вой, и Мародёр чуть сам не завопил от ужаса.
Он уже спрыгнул с топчана, чтобы направиться к лестнице и спуститься вниз, когда увидел в проёме огромную пасть высоченного волка. Жёлтые глаза были налиты ненавистью, а с клыков капала слюна.
Я рывком выныриваю из сознания палочки из кипариса, транслирующей страшную картину. Пространство вокруг меня вновь начинает тоненько вибрировать и звенеть, я будто расщепляюсь на две половинки, каждая из которой видит разные реальности.
Волк-оборотень набрасывается на оцепеневшую жертву. Бедный козёл не кричит: не успевает. Выцветшая рваная обивка топчана покрывается алыми цветами, они вспыхивают яркими мазками на рваном одеяле и стекают к дыре камина. Аберфорт Дамблдор не сразу узнаёт о кончине любимца, а его брат теперь насовсем запечатывает входные двери Визжащей хижины: отныне со стороны Хогсмида никто и никогда не сможет проникнуть внутрь. Ремус Люпин не помнит подробностей той ночи, но неимоверная тяжесть ложится на его плечи: он видел утром кровь и знает, что убил живое существо. Больше всего Ремус боится, что в следующий раз это может быть человек.
Волк-оборотень набрасывается на оцепеневшую жертву. Бедный козёл не кричит: он превращается в курицу. Выцветшая рваная обивка топчана покрывается белыми перьями, они фонтанчиком вырываются у клацнувших челюстей оборотня и опускаются возле дыры камина, где прячется курица. Аберфорт Дамблдор не сразу находит своего любимца и изводит немало сахара, прежде чем ему удаётся на другой день уговорить козла спуститься со второго этажа. Его брат запечатывает теперь входные двери Визжащей хижины насовсем: отныне со стороны Хогсмида никто и никогда не сможет проникнуть внутрь. Ремус Люпин не помнит подробностей той ночи, но неимоверная тяжесть ложится на его плечи: больше всего он боится, что в следующий раз это может быть человек.
Пространство схлопывается, я вновь ощущаю себя целой.
На этот раз расщепление и возвращение дались мне с мучительной ломкой. И опять никто, кроме меня, не знал ни о заклинании Пуллур(2), ни о том, что всё могло закончиться трагичнее.
На душе лежала тяжесть. Я ещё больше запуталась.
1) Апрель 1974 года.
2) Пуллур — превращает объект в курицу.
Окрестности стремительно наполнялись изумрудом: кроны деревьев, ещё пару дней назад пропускающие солнце сквозь салатовые ажурные листья, наливались силой и стремительно темнели. Ошалелые мухи, пчёлы, бабочки и всевозможные жучки носились над цветущими луговинами Хогвартса, не в силах ждать, когда же шустрые ученики разъедутся на каникулы и наступит благостная тишина. Всё свободное время девчонки и мальчишки проводили на улице, вытаскивая учебники и конспекты из пыльных кабинетов и затененных коридоров, в которых даже летом было сыро и прохладно.
Лили заканчивала год блестяще, но всё же волновалась перед экзаменами, как и большинство четверокурсников. Накануне, перед экзаменом по истории магии, в гостиной было относительно тихо: многие повторяли пройденное, а тем, кто не ушёл с головой в конспекты и пытался разрядить нервную атмосферу шутками, немедленно выносилось общественное порицание. В конце концов, даже Джеймс и Сириус уселись возле камина в глубокие кресла и открыли учебники.
Так интересно было ловить отдельные мысли учеников через их палочки. Волшебники считают, что палочка — это всего лишь инструмент, проводник и помощник магической силы. Мистер Олливандер поспорил бы с теми, кто рассуждает так односложно. О, наука о волшебных палочках далеко не изучена. Почему палочки с одинаковой сердцевиной, близнецы, не могут нападать друг на друга? Почему эмоции одних я считывала легко, а другие оставались наглухо закрытыми?
С наступлением сумерек мне удалось прислушаться к пространству, окунуться в момент мироздания. Днём для этого было слишком много помех и перекликающихся чувств. Я попыталась уловить их.
Палочка из кипариса — Ремус одновременно с тоской и облегчением думал о том, что следующее полнолуние он проведёт дома.
Палочка из красного дерева — Джеймс решил обязательно уговорить отца купить ему «Комету-220» и опробовать её над садом мэнора.
Палочка из вишни — Питер не хотел ехать домой, потому что боялся отца, а ещё того, что тот запретит маме видеться с ним, если у них всё же дело дойдёт до развода.
И так далее, и тому подобное…
Не важно, как далеко находилась палочка: под соседней подушкой у Мэри или в слизеринских подземельях у Северуса, главное, какой силы шёл сигнал.
Я, покачиваясь на волнах эмоций радости, печали и даже любовных переживаний, задремала. Ну, как вы понимаете, в фигуральном смысле. И тут яркая вспышка не моего настроения разорвала дремоту.
Бузинная палочка. Нет, не та, из сказки о трёх братьях, конечно же. Самая редкая древесина из всех, между прочим, потому что освоить бузинную палочку сложнее, чем любую другую. Несла она в себе мощную магию, но совершенно не подчинялась волшебнику, который не мог взять над ней верх. Отсюда, пожалуй, и старое суеверие, что «палочка из бузины доведёт до беды». Только необычный человек сможет сродниться с бузинной палочкой, такому волшебнику уготована особая судьба. Кому же?
Пандора Фонтейн? Неудивительно. Её чудачества давно уже перестали удивлять учеников Хогвартса и преподавателей. Были у неё и друзья. Лили, например, прекрасно ладила с Пандорой. Ну, живёт человек в своём мире, что тут такого? Вот найдёт со временем такого же чокнутого — в хорошем смысле — и будет им счастье. Мистер Олливандер считал, что сильнейшее родство владельцы бузинных палочек находят с теми, кого выбрала палочка из рябины. Вот и посмотрим.
А сейчас я при помощи нитей трансляции бузинной палочки стала свидетелем удивительного танца под луной. Пандора танцевала на поляне перед Гремучей ивой. Правая её ладонь была поднята вверх, а левая опущена к земле. Из истории маггловедения, которую посещала Лили, я знала о суфийском ритуале «сама́» и танце дервишей. Говорят, по легенде поэт и мистик Руми однажды услышал на городском рынке ритмичные удары молотков золотобитов, и в череде ритма почудились ему слоги зикра.(1) Впал Руми в экстаз, простёр обе руки и стал вращаться по кругу. Вращение это символизировало движение планет и душ, а сам Руми получал божественную энергию и передавал её на землю. Не знаю, какую музыку внутри себя слышала Пандора, но её ритмичный танец завораживал. Белые волосы светились лунным светом, и это придавало всей картине ещё больше мистичности.
Это был не просто танец — подражание ритуалу дервишей. Это было что-то иное, что пока не удалось мне понять, но всё внутри меня привычно зазвенело, как почти год назад во время чудесного спасения козла Мародёра от клыков оборотня. Я уж думала, что мне всё причудилось тогда, но сейчас ощущения в стократ были ярче и… радостнее? Казалось, к Пандоре и иве тянутся не только лунные лучи, но и нити магического света. Она подцепляла их аккуратно правой рукой и, кружась, распускала вокруг себя.
Возможно, в эту ночь мне открылось бы некое знание, проливающее свет на некоторые тайны, но всё закончилось бесславно и грубо. Аполлион Прингл разве что слюной не брызгал, когда поймал Пандору Фонтейн поздно за пределами замка. После отбоя и возле Гремучей ивы, куда категорически не разрешалось подходить школьникам.
Пандора мужественно снесла двадцать ударов. Она просто улыбалась, когда завхоз полосовал её розгами. Кажется, Пандора до сих пор находилась во власти только ей понятного эксперимента.
Прингла раздосадовала такая покладистость, и он решил не останавливаться на положенных двадцати ударах, а выдать ещё с десяток. Для профилактики, так сказать.
Он подошёл к корзине с прутьями, выбрал свежие — прежние немного измочалились. И тут дверь его чулана открылась настежь.
Да, Альбус Дамблдор в гневе — это великая сила. Жаль, он не успел чуть раньше.
— Мистер Прингл, вы наказываете ученика без моего ведома?
Едва сдерживаемая ярость искрила в его бороде.
— А, это вы, господин директор, — нисколько не смутился Прингл. — У меня есть «Уложение о наказании», согласно которому за нахождение вне стен школы после отбоя положено десять ударов плетью. Плюс…
— Я вижу, вы так и не приняли к сведению мои рекомендации о пересмотре методов наказания, мистер Прингл, — печально констатировал Дамблдор.
В голосе его сквозило величайшее разочарование.
Он подошёл к Пандоре, помог ей подняться с колен.
Прингл дёрнулся, но перечить директору не посмел.
— Вы можете идти, мисс Фонтейн, — с заботой произнёс Дамблдор. — И я бы советовал вам по пути зайти в Больничное крыло, я предупрежу миссис Помфри.
— О, не стоит беспокоиться, профессор Дамблдор, — безмятежно улыбнулась Пандора. — Хорошего вам вечера.
Когда за девушкой закрылась дверь, участие слетело с лица Дамблдора, сменившись крайней степенью неудовольствия.
— Вы мне омерзительны, — бросил он в лицо Прингла. — Не смею тешить себя оптимизмом, что вы подыщете себе к осени другое место, однако смею вас предупредить, что дружба с Абраксасом Малфоем, возглавляющим Попечительский совет, ещё не гарантия вашей неприкосновенности.
— Вы мне угрожаете, Дамблдор? — усмехнулся Прингл, хотя глаза его забегали.
— Именно так. Рад, что вы это уловили. Не могу присоединиться к пожеланию мисс Фонтейн, поэтому… нехорошего вам вечера.
И Дамблдор удалился, по пути в свой кабинет размышляя о том, что, приняв пост директора несколько лет назад вместе с преподавательским и обслуживающим штатом, даже не догадывался в то время, насколько сложно будет избавиться от Аполлиона Прингла, с которым он решительно расходился в вопросах и методах наказания.
— Дикое средневековье, — сообщил он горгулье возле прохода вместо пароля, и та лениво отъехала в сторону, открывая путь на винтовую лестницу в кабинет.
Там он вызвал старейшину хогвартской диаспоры домовиков Босси и попросил проследить, чтобы Пандора Фонтейн приняла перед сном настойку бадьяна, а потом принялся отмерять шагами расстояние от стеллажа с приборчиками до платяного шкафа, в котором кто-то вздыхал, и думать, как сделать так, чтобы к осени Прингла в школе не было.
До осени ждать не пришлось.
Через неделю, когда почти все курсы сдали экзамены, накануне отъезда из Хогвартса, чуть ли не вся школа находилась на улице. Многие устроили импровизированные пикники под деревьями, на пригорках и возле озера, радуясь скорой свободе. Ребята доставали отложенные с завтрака бутерброды с беконом и запотевшие бутыли с соком и обсуждали планы на каникулы. Аполлион Прингл носился тенью между группками и пытался навести порядок, уверяя, что по правилам школы выносить еду из Большого зала нельзя.
— Спорим, он только что сам придумал это правило, — мрачно сказал Джеймс после того, как Прингл отобрал пакет с куриными ножками у них с Сириусом и пообещал в следующий раз встретиться с нарушителями у себя в кабинете.
— И зачем Дамблдор его держит? — чуть не плача сказала Мэри МакДональд.
— Указы школе спускают сверху, — пояснил Сириус. — Сама школа мало что может. Кажется, директор вправе назначать сам кого-то на должность, но только если министерство и Попечительский совет ещё не утвердили кандидатуру.
— Для начала надо убрать старую кандидатуру, — вздохнул Джеймс. — А Прингл вряд ли уйдёт по своей воле.
Прингл как раз отчитал очередную компанию за то, что они расположились в рискованной близости от Гремучей ивы. Подгоняя учеников, Прингл сам пересёк безопасную зону.
Это видела большая часть школы. А остальные слушали потом пересказ в красках и лицах от очевидцев.
Гремучая ива внезапно слегка отклонилась одной особенно длинной и гибкой ветвью, будто бы замахиваясь, потом стремительно нагнулась к Аполлиону Принглу, опутала его щиколотки и подняла вверх тормашками. Сделала она это молниеносно, Прингл даже пикнуть не успел. Другая ветвь растопырила веточки на основании так, что они стали похожи на руку с пальцами. «Пальцы» стянули с Прингла штаны, оголив ему зад, потом подобрали с земли ветку и принялись лупить любителя телесных наказаний по мягкому месту.
Стоит ли говорить, что Прингл написал заявление об увольнении в тот же день после такого позора, а Альбус Дамблдор немедленно его подписал, пока Прингл не передумал.
Зачем вообще Дамблдору в школе нужен был завхоз, было непонятно. Домовые эльфы прекрасно справлялись с готовкой, уборкой и наведением чистоты. Однако Аргус Филч — так звали нового завхоза, нанятого Дамблдором лично вместо Прингла — стал символом противоборства хаосу, который неизбежно присутствовал в местах, где проживало одновременно несколько сотен детишек.
Осенью, на пятом году обучения Лили Эванс и её одноклассников, возле Главных ворот, пропускавших кареты с фестралами на территорию школы, их встретил неулыбчивый сухопарый человек в стареньком, но аккуратном френче из сукна. Лёгкая асимметрия лица делала его ещё угрюмее, а острый взгляд из-под насупленных бровей пресекал весёлые разговоры. Был он нелюдимым, необщительным, замкнутым. Он был сквибом и втайне надеялся научиться хоть каким-то азам магии. Он любил порядок и не очень любил детей, но никогда не поднял ни на кого розгу, хотя часто и ворчал, вспоминая золотые дни, когда учеников можно было подвешивать за большие пальцы ног. Но что-то мне подсказывает, что всё его ворчание было не больше, чем защита от постоянных шуточек и проделок учеников. Да и потом, разве мог злой человек держать в любимцах кошку? Миссис Норрис прибыла в Хогвартс вместе с Филчем и вскоре стала неотъемлемой частью их патрульного дуэта. Как символично, что в греческой мифологии имя Аргус принадлежало стоглазому недремлющему стражу. Вот и Филч не дремал, а был тут как тут, стоило кому-то провиниться, напакостить или нарушить правила.
Больше всего на свете Аргус Филч любил подметать. Часто на рассвете, когда солнце ещё только лениво потягивалось и заглядывало в окна спален высоких башен одним глазом, внизу уже раздавались методичные звонкие звуки шороха метлы о брусчатку двора или шелест поглуше на расходящихся паутиной тропинках. Он подметал листву осенью, снег зимой, разгонял лужи весной, и было в этом всём что-то невероятно домашнее и успокаивающее.
А ещё под шуршание его метлы хорошо думалось, грустилось и мечталось. О сладких желаниях и робких улыбках, первых волнениях и смелых планах. Жаль, невозможно было так же подмести душу, очистив её от ошибок, просчётов и разочарований.
Моя Лили выросла, а значит, впереди неизбежно маячила эта череда.
1) Зикр — исламская мистическая практика, заключающаяся в многократном произнесении молитвенной формулы.
Той осенью у нас создался своего рода «Клуб палочек». Наши волшебники общались, так что мешало нам передавать друг другу информацию, рассказывать о своих переживаниях или открытиях? Порой я уже и сама не знала, чьими глазами я видела те или иные события.
Пятый курс обучения с самого первого дня захватил учеников в водоворот зловещих перспектив надвигающихся экзаменов СОВ для тех, кто не будет к ним готовиться должным образом. Конечно, сложно было ожидать от девчонок и мальчишек, что те засядут за учебники прямо в сентябре, но администрация Хогвартса считала не лишним напомнить им о серьёзности будущих экзаменов.
Однажды в ноябре Мэри Макдональд, получив своё расписание уроков от Минервы Макгонагалл, побледнела, а потом расплакалась и сказала, что она в жизни не сдаст ни одного предмета. Лили принялась успокаивать её и кидать гневные взгляды на Сириуса, который сделал из расписания Мэри дракончика и запустил его в полёт по гостиной.
— Сириус! Ну сколько можно! Когда вы только с Джеймсом повзрослеете? — цокнула она языком, приманивая дракончика обратно и превращая в пергамент.
— Эванс, а ты взрослая? — промурлыкал тут же появившийся возле плеча Лили Джеймс.
Лили покраснела.
— Сами не готовитесь и другим мешаете! — она всё же пыталась держать оборону. — Ремус, скажи им! Ты же староста, как-никак.
Ремус Люпин оторвался от созерцания фолианта.
— Перестаньте…
— Не будь таким занудой, Лунатик, — тут же подскочил к нему Сириус и хлопнул по спине.
Ремус дёрнулся и оглянулся по сторонам. Джеймс подмигнул обоим и оттопырил карман, из которого торчал уголок пергамента. Питер поёрзал, глядя по очереди на всех.
Никто не обращал внимания, что они в последнее время часто обращались друг к другу не по имени, а по этим странным прозвищам: Лунатик, Сохатый, Бродяга и Хвост. Но Ремус Люпин всё равно каждый раз переживал, что кто-нибудь догадается, что они означают.
Ещё на втором курсе друзья узнали о том, что Ремус Люпин — оборотень. Много месяцев он скармливал им сказку о том, что его мама болеет и он отправляется раз в месяц её наведать. Но Сириус и Джеймс быстро смекнули, в чём дело. И не отвернулись от него. Наоборот, они придумали такое, чего Ремус не мог представить даже в самых смелых мечтах: друзья после упорных тренировок смогли стать анимагами, и теперь мучительные часы его превращения в ночь полнолуния превратились в увлекательные приключения. Помона Спраут отводила Ремуса по подземному тоннелю в Визжащую хижину, запирала дверь и возвращалась к себе. Три незарегистрированных анимага в это время караулили где-нибудь неподалёку под мантией-невидимкой Джеймса. Когда Помона Спраут скрывалась в своих теплицах, Питер, как самый маленький и юркий, нажимал на нужный нарост и ненадолго «отключал» иву.
Первую пару месяцев друзья проводили ночь в компании оборотня в хижине, но вскоре им стало скучно и они впервые выбрались наружу, ведь Дамблдор запечатал вход извне, а изнутри выйти было можно. Открывался он только заклинанием, а у оборотня не было при себе волшебной палочки, так что никакого риска, что оборотень откроет дверь, не было. Друзья придумали целый механизм. Сначала все трое пробирались в хижину в обличье животных к обратившемуся Люпину, потом Джеймс в облике оленя выманивал Люпина-оборотня в коридор, а Сириус превращался в человека и заклинанием открывал дверь. Вообще, палочки свои друзья всегда оставляли возле нароста, отключающего иву, в небольшом углублении, но Сириус после превращения в пса нёс свою в зубах, а потом, когда открывал дверь в хижине наружу, прежде, чем вновь обратиться псом, прятал её в разгромленном камине. Питер в облике крысы, выждав момент, когда Сириус опять становился псом, выбегал в коридор и писком подзывал оленя и оборотня. А с каким азартом друзья каждый раз обсуждали планы на новое полнолуние! Теперь Ремусу было уже не так тоскливо поджидать этой ночи, хотя в душе постоянно поднимали щупальца угрызения совести, ведь друзья умудрялись обманывать Дамблдора под самым его носом. Зато как весело они проводили время!
Тогда же и возникла идея создать карту Хогвартса и его окрестностей, ведь помимо полнолуния можно было бродить под мантией-невидимкой по самому замку и в другие ночи и изучать все его скрытые переходы, обманные двери и ненаносимые кабинеты. Так что по вечерам друзья часто сидели не над уроками, а заполняли карту, отмечая новые точки.
Когда Лили с Мэри поднялись в спальню для девочек, Джеймс достал из кармана пергамент и бережно разгладил.
— Торжественно клянусь, что замышляю только шалость, — сказал Сириус, постукивая палочкой по пергаменту.
Тут же на чистой до этого поверхности принялись проступать чёрточки, которые поползли по всему пергаменту, превращаясь в схему замка. Друзья только начали работать над ней, поэтому во многих местах оставались ещё белые пятна.
— Вот здесь пометь, — ткнул Питер в точку на третьем этаже. — Коридор Одноглазой горбатой ведьмы. За статуей есть проход до самого «Сладкого королевства».
— Молодец, Хвост! — похвалил Джеймс и сделал пометку. — Нюх на сладости у тебя отменный!
— Нам надо как-то назвать нашу карту, — призадумался Сириус после того, как карта аккуратно сложилась в небольшой лист. — Не может же такой уникальный артефакт оставаться без персонального названия.
— «Схема Хогвартса»! — тут же предложил Питер.
— Да ну, ерунда, — покачал головой Джеймс. — Это скучно.
— «Карта тайных путей клуба анонимных джентльменов», — изогнул бровь Сириус.
Джеймс пожал плечами и посмотрел на Ремуса.
— «Карта идиотов», — брякнул тот.
Все четверо так и покатились со смеху. Они неплохо повеселились, подбирая название для своего уникального детища — самые нелепые предложения были «Карта Тута-тама» и «Карта убегания от Филча». Потом как-то переключились и начали вспоминать самые удачные названия магазинчиков и лавок Хогсмида.
— Вот взять «Три метлы», — принялся рассуждать Сириус. — Не сразу можно догадаться, что это паб. Зато звучит интересно! А то что это такое: «Зелья Джея Пепина», «Магазин перьев Писсаро», «Музыкальный магазин Доминик Маэстро». Никакой фантазии!
— Не то что «Кабанья голова», — внезапно развеселился Джеймс. — Ни кабанов, ни голов!
При упоминании трактира Аберфорта Ремус сразу вспомнил ту страшную ночь, когда в Визжащей хижине всю ночь провёл несчастный козёл. Чудо, что Ремус не поднимался в тот раз наверх. Как же его звали? Кличка у него была такая смешная, необычная…
— «Карта Мародёров», — прервал он внезапно шутки друзей.
Джеймс перестал смеяться, посмотрел на Сириуса. Тот на Питера.
— А мне нравится… — протянул Джеймс. — Что-то такое как раз в нашем духе.
Сириус взял палочку и прикоснулся к пергаменту. Поверх сложенных страниц проявилась надпись с красивыми завитушками: «Marauder's Map».(1)
Теперь их ночные вылазки обрели смысл, ведь исследовать замок оказалось ужасно увлекательным занятием. А сколько раз они чуть не попались преподавателям! Ещё бы чуть-чуть… Но пока им везло. Наутро они, сидя в Большом зале и отчаянно зевая, вспоминали свои приключения и заговорщицки перешёптывались, что не могло скрыться от посторонних глаз. Лили посматривала на них с подозрением, а Северус Снейп с явным неодобрением.
Он рано или поздно тоже начал догадываться о природе недуга Ремуса Люпина и его ежемесячном отсутствии на сдвоенных уроках после каждого полнолуния. После возвращения тот выглядел бледным и больным, зато Поттер с дружками были как никогда веселы и беззаботны, что бесило ещё больше.
Однажды незадолго до Рождества Северус Снейп засиделся в библиотеке и был изгнан Ирмой Пинс за пять минут до отбоя. Он спускался с четвёртого этажа, когда на втором вдруг увидел, как из Больничного крыла выходят Поппи Помфри и Ремус Люпин. Северус спрятался за колонной, а потом бесшумно пошёл за ними. Мадам Помфри проводила Ремуса до Главного входа и передала в руки Помоны Спраут. Северус выскользнул за ними на улицу и проследил, как они направились прямиком к Гремучей иве. Было уже темно, а снега ещё не было, поэтому Северус не разглядел, что там произошло, но только и Помона Спраут, и Ремус внезапно исчезли где-то в корнях. Что примечательно, драчливое дерево стояло смирно, будто его выключили. Северус подождал немного, и его терпение было вознаграждено: вскоре Помона Спраут шла уже обратно. Но одна! Северус дождался, пока Помона свернёт к теплицам, а потом на цыпочках подошёл ближе к иве. Она угрожающе покрутила ветками, Северус остановился.
— У тебя такой длинный нос, Нюниус, что он всё время лезет туда, куда не следует, — услышал он рядом ленивый голос.
Северус резко обернулся. Разглядел в сумерках Сириуса Блэка.
— Что, Нюнчик, хочешь узнать, куда пропадает всё время Ремус? Бинго! Хочешь совет?
Северус весь подобрался, когда Сириус внезапно наклонился ближе.
— Возьми длинный сучок и нажми нарост внизу, над самыми корнями. Он похож на картофелину, — прошептал Сириус в самое ухо.
Северус отшатнулся. Когда он оглянулся — никого рядом не было. Сколько он ни вглядывался в темноту — никого. Будто и не было никакого Сириуса Блэка.
Как пить дать, подстроил ведь какую-нибудь гадость! Но удержаться было выше его сил. Северус поднял длинную палку, дотянулся до нижней части ствола. Попал в нарост не сразу: ива успела пребольно лупануть по руке, и он чуть не выронил палку. Но получилось. Гремучая ива выключилась. Северус осторожно заглянул в черноту под корнями: там явно был проход. Он засветил палочку и спустился вниз. Тоннель был узким и низким — местами приходилось идти нагнувшись — и постоянно петлял. Северус уже подумывал повернуть назад, но внезапно почуял впереди шевеление свежего воздуха. Проход пошёл резко вверх и вскоре расширился достаточно, чтобы можно было идти, не сгибаясь в три погибели. Коридор закончился небольшой квадратной комнатой, освещаемой факелом со стены. Северус убрал палочку в карман и с интересом огляделся. Здесь никого не было, но впереди явно находилось ещё одно помещение: за дверью напротив входа слышались возня и приглушённые не то стоны, не то всхлипы. Северус подёргал за кольцо в двери, служащее ручкой — заперто. Перед дверью стояли в ряд ящики, на которых лежало тряпьё.
Он вновь достал палочку. Сосредоточился. Из конца палочки вырвалась струя искр и ударила в дверное кольцо.(2)
Дверь щёлкнула, Северус потянул её на себя…
Он успел увидеть огромную пасть с жёлтыми глазами, полными ярости, и почувствовал, как по спине потёк пот, когда чудовище клацнуло зубами. В следующую секунду его кто-то оттолкнул и принялся запирать дверь.
— Помоги же, ну! — услышал он отчаянный возглас и пришёл в себя.
Снейп кинулся на помощь. В какой-то момент они почти закрыли дверь, оставалась пара дюймов, но зверь был слишком силён и просто так сдаваться не хотел. Дверь приоткрылась, и огромная лапа с выпущенными когтями полоснула воздух. Раз, второй, третий… Северус слышал крики боли, а в голове пульсировала одна мысль: «Только бы закрыть дверь». Наконец, им это удалось. Северус поскорее запечатал вход и повернулся к своему спасителю.
На земляном полу, в стремительно расползающейся луже крови, лежал Джеймс Поттер. Очки его повисли на одной дужке, глаза были закрыты. В лице не было ни кровинки. Северус кинулся к Джеймсу, попробовал перевернуть его на спину и почувствовал под рукой липкое и вязкое. Кровь покидала Джеймса так стремительно, что жизнь в нём едва ли ещё теплилась.
Ни кровинки не было и в лице Северуса Снейпа. Режущим заклинанием он разорвал мантию Джеймса на спине, встал рядом с ним на колени и прошёлся палочкой по глубоким ранам, оставленным когтями, бормоча при этом похожие на песнопения магические формулы.(3)
Кровь начала униматься. Северус стёр остатки с пола и одежды Джеймса, повторил заклинание. Раны стали затягиваться прямо на глазах.
Пространство не тоненько звенит, а визжит ультразвуком летучей мыши. Мне кажется, что я просто разлечусь сейчас на щепки, взорвусь. Я лежу на тумбочке в спальне для девочек башни Гриффиндора и вижу, как в луже крови на земляном полу в коридоре перед входом в Визжащую хижину лежит человек.
Я смотрю на белое как полотно лицо человека и его пальцы, пытающиеся зажать кровавую рану на шее. Это не когти оборотня, это укус огромной змеи. Расширенные чёрные глаза останавливаются в одной точке, человек пытается что-то сказать.
— Посмотри, посмотри на меня… — шепчут губы Северуса Снейпа.
Пространство на этот раз не схлопывается, а разлетается тысячью осколков, пронзая временные измерения и сущности. Кажется, я ненадолго отключаюсь, а когда прихожу в себя, не сразу понимаю, где я нахожусь.
Я — палочка Лили Эванс, сейчас декабрь семьдесят пятого. И в этой реальности Лили крепко спит, а Альбус Дамблдор только что взял слово с Северуса Снейпа, что тот никому не расскажет тайну Ремуса Люпина. Джеймс Поттер, узнав о шутке Сириуса Блэка, пришёл в ужас и помчался в тоннель. Он успел как раз вовремя, Северусу грозила большая беда. Рискуя жизнью, он увёл Северуса, но тот всё же успел увидеть краем глаза оборотня, когда из любопытства приоткрыл дверь.
Никаких увечий Джеймс не получил. Не было никакой лужи крови.
И тем более не было умирающего Северуса Снейпа и огромной змеи!
Почему же я до мельчайших подробностей знаю, что произойдёт в мае девяносто восьмого, когда в Визжащей хижине на том же самом месте, где сегодня лежал — или нет? — Джеймс Поттер, от укуса погибнет Северус Снейп?
1) «Карта Мародёров».
2) Заклинание открывания дверей — чары, с помощью которых волшебник может открыть дверь с небольшого расстояния.
3) Вулнера Санентур (лат. Vulnera Sanentur) — заклинание, которое лечит раны и заставляет вернуться кровь вновь в тело.
Как-то в ноябре по пути из Хогсмида к воротам Хогвартса Лили, Мэри и Пандора обогнали изрядно подвыпившего Хагрида, знатно мотающегося из стороны в сторону. Когда девушки с ним поздоровались, он попытался сфокусировать взгляд, на секунду перестав распевать песню про Одо-героя. Девушки прыснули и упорхнули вперёд. На следующее утро за завтраком в Большом зале Хагрид выглядел помятым и виноватым.
Вот примерно так же я себя чувствовала после той ночи, когда моё сознание расщепилось, но так и не соединилось обратно в целое. Окружающая реальность была иррациональной, неправильной. Я ощущала, что всё должно идти не так, но знание о том, как исправить то, что повернуло колесо времени не на те рельсы, мне не открывалось. А ещё после той ночи мне стало ближе сознание ещё одной палочки, до этого держащей границы личного пространства на замке. Палочки из чёрного эбенового дерева всегда лучше всего себя чувствовали в руках тех, у кого хватало смелости быть самим собой. Северус Снейп держался за свои убеждения независимо от внешнего давления, и я понимала, что он не отступится от своих целей, если встанет перед выбором.
Его палочка словно искала защиты, а может, наоборот, хотела о чём-то предупредить, но при любой нашей совместной попытке глубже разобраться в происходящем пространство начинало звенеть, и я разрывала нашу связь, понимая, что кто-то из нас не выдержит и разлетится в щепки.
Одно я уловила ясно — прошлой ночью Северус Снейп на самом деле спас Джеймса Поттера, тем самым запустив сложный магический обряд долга. Это самая сложная магия, непостижимая. Когда один волшебник спасает жизнь другому, между ними возникает связь. Даже если они не поняли этого. Ирония была в том, что отношения Северуса и Джеймса вряд ли можно было назвать приятельскими.
Палочка Джеймса Поттера из красного дерева и эбеновая палочка Северуса Снейпа по очереди бомбардировали меня яркими вспышками эмоций, но упорно не желали взаимодействовать между собой, хотя это здорово облегчило бы поиски выхода из ситуации. Но пока приходилось быть настороже и улавливать малейшие оттенки, выбивающиеся их привычной картины мира.
После урока травологии по пути в замок Лили и Северус здорово повздорили. Лили не нравилась дружба Северуса с Акерлеем Мальсибером, а Северус мучительно страдал из-за того, что Джеймс Поттер увивался вокруг Лили. Попытка выяснить отношения ни к чему не привела. У Лили разве что искры не летали меж рыжих локонов, когда она категорично закончила разговор:
— Я знаю, что Джеймс Поттер — безмозглый задавака. Можешь не трудиться мне это объяснять. Но юмор Мальсибера и Эйвери — это безобразие. Безобразие, Сев. Не понимаю, как ты можешь с ними дружить!
И Лили, развернувшись, зашагала ко Главному входу, оставив Северуса посреди двора.
Эбеновая палочка, впрочем, прочно держала связь, поэтому я прекрасно видела взгляд Северуса в спину Лили — взгляд бездомного пса, которого не пустили на порог и оставили мокнуть под дождём. Может быть, именно поэтому он пришёл к кабинету Слизнорта ещё более угрюмым, чем обычно. Этот урок у слизеринцев был сдвоенным с когтевранцами, и Северус всё же незаметно выдохнул, что гриффиндорцы ушли на заклинания — видеть сердитую Лили ему было мучительно, а терпеть насмешки Поттера и Блэка — невыносимо.
Он молча прошёл к своему котлу, кинул сумку под стол. Уроки зельеварения его успокаивали. Особенно, если это были уроки без гриффиндорцев. Часто он настолько увлекался процессом, что выпадал из общих слаженных действий класса, следующих инструкциям на доске. Он считал, что зельеварение — это искусство, не имеющее никакого отношения к глупому маханию палочкой. Конечно, Гораций Слизнорт был выдающимся зельеваром, но во многих вопросах их суждения расходились. Слизнорт лишь добродушно посмеивался, когда Северус в очередной раз изобретал свой рецепт того или иного зелья.
— Смотрите, мистер Снейп, не взорвите нас случайно! — говорил Слизнорт со смешком и качал толстым пальцем.
На самом деле он понимал, что «ученик превзошёл учителя», но признаваться в этом открыто было не в его правилах: Гораций Слизнорт не любил, когда не держал руку на пульсе событий.
— Мадам Помфри любезно попросила меня пополнить запасы Больничного крыла сиропом асфоделя, — начал урок Слизнорт, когда убедился, что все заняли свои места. — В аптеке «Л.Бирдомир и Ко» взвинтили цены до грабительских. Неслыханная дерзость, это в сезон-то сырости и простуд! Но в приготовлении сиропа нет ничего сложного, поэтому я и предложил нашу помощь.
На самом деле мадам Помфри прислала Слизнорту авансом бутылку выдержанной медовухи, а ничто так не расслабляло в конце тяжёлой недели, как стаканчик-другой медовухи, скажем, с засахаренными ананасами.
— Кто мне скажет состав сиропа асфоделя? — улыбнулся Слизнорт ученикам. — Да, мистер Эйвери!
— Я не знаю, сэр.
— В таком случае вам следует внимательнее меня слушать, а не отвлекаться на разговоры с мистером Мальсибером. В состав сиропа асфоделя входят измельчённый корень асфоделя и три капли солёной воды. Но не думайте, что его приготовить легко: малейшая ошибка может привести к плачевному результату. На шестом курсе мы будем с вами готовить зелье повышенной сложности — Усыпляющий бальзам, или Напиток живой смерти, — поэтому практика в работе с асфоделем будет не лишней. Итак, разбейтесь на пары.
Северус Снейп скривился. Он привык, что к нему в пару никто не вставал, и это его более чем устраивало. Однако сегодня нашёлся доброволец: рядом с его сумкой опустилась ещё одна. Пандора Фонтейн. Эта чокнутая с Когтеврана. Прекрасно, просто прекрасно!
— У тебя ведь не занято? — спросила она, засовывая палочку за ухо, пока доставала из сумки ступку.
— Нет.
Ядом в его голосе можно было заменить желчь броненосца, но Пандора и бровью не повела.
Она подвинула корни асфоделя Северусу, предлагая ему нарезать их аккуратными кубиками, прежде чем можно будет положить их в ступку.
— Напиток живой смерти известен ещё со средневековья, — поделилась Пандора, пока Северус молча нарезал корень. Она явно не обращала внимания на его мрачность. — Летиция Сомноленс смочила веретено зельем, и дочь короля уколола палец. Молодой волшебник смазал губы Рябиновым отваром, поцеловал принцессу и вывел её из глубокого сна.
— Сказки для малолеток, — буркнул Северус, невольно позволяя вовлечь себя в разговор.
Пандора ссыпала первую партию аккуратно нарезанных кореньев и принялась их толочь в ступке.
— Я тоже так думаю, — согласилась она.
— Правда? — Северус был сбит с толку и на мгновение перестал кромсать следующую порцию корней.
— Всё гораздо глубже, — уверенно кивнула Пандора. — Ты знаешь, как переводится асфодель?
— Что-то с греческого? — постарался припомнить Северус.
— «А-сфоделос». Это можно перевести как «ничто не может превзойти» или «невозможно произойти». Чуешь разницу?
— А она есть?
— Асфодель воплощает концепцию лиминальности — пребывания между состояниями. Не жизнь и не смерть, не рай и не ад, не память и не забвение. В мире, одержимом бинарными оппозициями, асфодель напоминает о существовании серых зон, промежуточных пространств, неопределённых состояний.
Северус надолго теперь отвлёкся от нарезки корней. Он смотрел на Пандору Фонтейн во все глаза.
— Асфоделевые поля? Бесконечный луг бледных цветов, где нет ни наказания, ни награды, только вечное существование в сумерках забвения?
— Даже в гробнице Тутанхамона обнаружили засушенные цветы асфодели, — пожала плечами Пандора. — Хотя живых больше интересуют корни. Что получится, если я смешаю измельченный корень асфодели с настойкой полыни?
Пространство звенит. Чёрная палочка из эбенового дерева мелко подрагивает, пытаясь удержать нашу связь. На этот раз не я, а она видит другую реальность и пытается мне её передать.
— Поттер, — слышу я резкий голос взрослого Северуса Снейпа, лишённый хотя бы капли дружелюбия. — Что получится, если я смешаю измельчённый корень асфодели с настойкой полыни?
Поттер? К какому Поттеру обращается Северус? И почему сквозь правильный ответ: «А вы, Поттер, запомните: из корня асфоделя и полыни приготавливают Усыпляющее зелье, настолько сильное, что его называют Напитком живой смерти» я слышу ещё один, исполненный невыразимой печали и муки. На викторианском языке цветов асфодель означает «мои сожаления следуют за тобой в могилу», а полынь — «горечь».
Северус Снейп из той, не наступившей ещё реальности, просил прощения за чью-то смерть.
Хогсмид походил на сказочную открытку. Снежные шапки на соломенных и черепичных крышах искрились на солнце, венки из остролиста на дверях магазинчиков соперничали в мелодичности колокольчиков, когда изнутри вместе с облачками тёплого пара выскакивали стайки школьников, наводнившие магическую деревню в поисках немудрёных рождественских подарков и сувениров. Некоторые спешили закупиться перед скорым отъездом на каникулы, чтобы порадовать дома родных засахаренными тараканьими усами, свистульками и гирляндами из волшебных свечек, а те, кто оставался в ближайшие две недели в Хогвартсе, просто отдыхали от тяжёлого утомительного семестра, радуясь передышке.
В заведении мадам Розмерты было шумно: её замшевые зелёные туфли на невысоком каблуке так и мелькали между столиков, ловко обходя многочисленные ноги посетителей.
За одним сидели Мародёры, потягивали горячее дымящееся сливочное пиво и в кои-то веки не обсуждали с азартом планы, а молчали.
Ремус думал о том, что каждый раз, возвращаясь домой, подвергает жизнь родителей ужасным неудобствам.
Питер с тоской вспоминал перекошенное лицо отца, когда тот узнал его решение остаться жить с мамой. Сложно было держать оборону, но вспоминая измученное лицо мамы, Питер понимал, что поступил правильно.
Сириус не собирался возвращаться на Площадь Гриммо, 12, после того, как мать прислала ему гневный Громовещатель, в котором не преминула напомнить, что Сириус — неблагодарный сын и сплошное разочарование. Уголки губ Сириуса, когда Громовещатель голосом Вальбурги вопил сообщение на весь Большой зал, упрямо поджались, а потом он стремительно выхватил палочку и заставил голос матери потонуть в ослепительном фейерверке искр охваченного магическим пламенем письма.
Если вы услышите, что красный дуб выбирает владельцев за их горячность, не верьте этому. Истинным хозяином палочки из красного дуба будет обладатель необычайно быстрой реакции, что делает её превосходным инструментом на дуэли. Идеальный волшебник, которого выбирает такая палочка, лёгкий, сообразительный и гибкий человек. Сириусу несомненно здорово подходила его палочка.
У Джеймса всё было замечательно, но он переживал за друзей и даже пригласил к себе пожить Сириуса, но тот отмалчивался и хмурился, что было для него несвойственно.
За правым соседним столиком перешёптывались о делах девичьих Лили и Мэри. У Мэри были заплаканные глаза, а Лили держала её за руку. Перед ними стоял глиняный чайник с цветочным чаем.
За левым столом, ближе к окну, сидела Пандора Фонтейн с семикурсником с Когтеврана Ксено Лавгудом. Они совершенно не замечали косых взглядов и увлечённо о чём-то беседовали.
— Нет, почему? — возразила Пандора на какое-то суждение Ксено и потянула розовую воду в высоком стакане через соломинку. — Ложный силлогизм выглядит убедительно, но он изначально содержит ошибку в посылах, что приводит к изъяну в выводе.
Ксено откинул белые волосы со лба, усмехнулся.
— Все коты имеют усы. У нашего декана мистера Флитвика есть усы. Следовательно, Филиус Флитвик — кот. Примерно так?
Пандора прыснула и закашлялась — розовая вода попала в нос.
— Значит, если кто-то чего-то не доказал, это совсем не означает, что этого чего-то не существует? — подался вперёд Ксено.
— Именно! — кивнула Пандора. — Но твоя теория не следует силлогистике Аристотеля. Я же пытаюсь доказать, что разные утверждения взаимодействуют между собой. Если наступил день, то имеется свет. Сейчас день — следовательно, есть свет.
— Может быть день или ночь, но сейчас не ночь, а значит, теперь день.
Ксено покрутил в руках свой бокал с гранатовым соком.
Пандора вновь потянула воду через соломинку, аккуратно переворачивая листок в блокноте, исчерченный кругами, полукружьями и чёрточками.
— Я чувствую, что в Хогвартсе есть такое место, где круги возможностей — или реальностей — перекрывают друг друга, — доверительно сообщила она Ксено. — Ещё немного, и я пойму, что это за место.
Ксено рассеянно посмотрел по сторонам, думая о словах Пандоры.
Они сблизились в сентябре, возле кромки Запретного леса. Так-то Ксено давно заглядывался на девушку со светлыми волосами, вечно занятую своими исчислениями. Палочка Пандоры Фонтейн при этом была заткнута за ухо, но это не мешало ей диктовать перу формулы или заставлять листы переворачиваться. В ней была прорва волшебства, казалось, даже воздух вокруг неё искрил магией. Она была недосягаема прекрасна и слишком увлечена очередным экспериментом, чтобы обратить внимание на то, как старшекурсник кидает на неё украдкой взгляды.
В тот вечер Ксено решил проверить, водятся ли в паутине Запретного леса нарглы, невидимые при дневном свете, но вместо них встретил на поляне близ хижины Хагрида танцующую Пандору. Её танец очаровывал, а движения туманили сознание: у Ксено закружилась голова, а перед глазами замелькали странные образы. Он неловко ухватился за ствол бука и неизбежно обнаружил себя, когда перетаптывался по сухому хворосту. Пандора перестала танцевать и уставилась на ошарашенного Ксено. Он был похож на перепуганное привидение, выглядывающее из-за дерева. Пандора не выдержала и рассмеялась. Ксено сделал шаг к ней навстречу, но запутался мантией в ветках и рухнул буквально к её ногам.
— Это всё нарглы, — пропыхтел он, поднимаясь.
На Пандору же после взрыва хохота напала икота. Она икала и никак не могла остановиться.
Ксено полез во внутренний карман мантии, достал тыквенную флягу, отвинтил колпачок и налил в него густо-фиолетового, цвета свекольного сока, напитка.
— Позвольте вам предложить настой лирного корня? Домашнего изготовления! Он прекрасно помогает против икоты.
Оказалось, между ними много общего. Нет, Ксено был далёк от логики Аристотеля и математических кругов Эйлера(1) так же сильно, как Пандора была далека от фантазий о мозгошмыгах и нарглах. И всё же эта чудаковатость, инаковость объединяли их, и когда один рассказывал о своих бредовых — для окружающих — идеях, второй его прекрасно понимал и поддерживал. Стоит ли говорить, что теперь почти все вечера молодые люди проводили за живыми беседами.
Да, забыла сказать. Палочка Ксено Лавгуда была из рябины.
Последнее время Пандора была занята поиском магических кругов реальности, как она их называла. Она утверждала, что если найти для двух таких кругов область пересечения и слегка повернуть её, можно изменить реальность и подтолкнуть её в другом направлении.
— Я чувствую сильное магическое поле, — вывела Пандора Ксено из размышлений. — Это значит, что сейчас вполне можно попробовать провести эксперимент.
Она достала палочку, описала ей восьмёрку и прошептала заклинание.
Дверь паба открылась, впуская новых посетителей. Это были Минерва МакГонагалл, Филиус Флитвик, Рубеус Хагрид и министр магии Гарольд Минчум. Они придвинули стулья к соседнему столику и шумно расселись: Хагрид при этом уронил вазу с воткнутыми снежинками на шпажках, а Гарольд Минчум наступил на подол своей мантии и чуть не упал.
— Розмерта, нам как обычно! — пискнул Филиус Флитвик.
От пола возле стойки оторвалась рождественская ель и, плавно покачиваясь, полетела к столу преподавателей, лесничего и министра. Она загородила пушистыми ветками четвёрку от остальных посетителей, так что теперь Ксено, Пандоре и остальным были видны только ножки стульев и ноги волшебников. Мадам Розмерта, ловко левитируя поднос перед собой, уже спешила к вновь прибывшим с самой доброжелательной улыбкой. Вот на секунду она скрылась за елью, и к многочисленным ножкам стульев приблизились... лаковые туфли бирюзового цвета на высоком каблуке.
— Маленькая кружка минеральной… — прокомментировал женский голос.
— Это мне, — отозвалась профессор МакГонагалл.
— Горячий грог…
— Спасибо, Розмерта, — пробасил Хагрид.
— Содовая с вишнёвым сиропом и зонтиком…
— М-м-м… — чмокнул губами профессор Флитвик.
— Стало быть, вам, господин министр, смородиновый ром.
— Спасибо, Розмерта. Рад вас видеть! Посидите с нами?
Искусственный снег вихрем пронёсся возле ели, закрывая обзор на доли секунды, а когда белая позёмка успокоилась, замшевые зелёные туфли на невысоком каблуке решительно развернулись от дальнего столика.
— Простите, в другой раз! Сегодня столько посетителей!
Мадам Розмерта появилась теперь целиком и устремилась за прилавок.
Она не присаживалась ни на минуту и уж тем более не участвовала в доверительной беседе о том, как Сириус Блэк предал своего друга Джеймса Поттера.
На этот раз пространство звенит не только вокруг меня. Резонансом на собственных частотах расходятся волны от палочек из красного дерева и красного дуба.
Рука Пандоры Фонтейн заметно подрагивает, когда она опускает свою из боярышника, смахнув стакан с розовой водой.
Тоненькая струйка стекает на дощатый пол.
1) Круги Эйлера — это геометрические схемы (обычно круги или эллипсы), используемые для наглядного представления отношений между множествами и решения задач по логике, математике и другим наукам.
Подготовка к экзаменам СОВ занимала львиную долю свободного времени пятикурсников, и всё же они находили время для того, чем и положено заниматься юным пытливым умам и открытым сердцам. Я, возможно, выскажу крамольную мысль, но не всё в этом мире измеряется учёбой. Знания не должны идти в отрыве от окружающего мира, иначе какой в них толк?
Девчонки и мальчишки походили на стайки весёлых воробьёв, когда высыпали во внутренний двор на переменах. Пришла весна, а значит, настало время серьёзных испытаний для скучной зубрёжки и набивших оскомину домашних заданий. Хотя некоторые ученики прекрасно совмещали и учёбу, и прогулки под луной.
В один из апрельских вечеров Пандора Фонтейн шла в компании Ксено Лавгуда с квиддичного стадиона, где они засиделись на зрительских скамьях за разговорами.
— Так ты твёрдо решил после Хогвартса отправиться в экспедицию? — спросила Пандора, когда они спустились с последнего яруса скамеек и пошли по пружинистому газону в сторону замка.
— Да, профессор Кеттлберн(1) написал Ньюту Скамандеру и порекомендовал меня как хорошего помощника. Для меня это огромная честь!
— Главное, чтобы ты вернулся из экспедиции со всеми конечностями, — рассмеялась Пандора.(2)
— Я буду осторожным, — вырвалось у Ксено, и он покраснел.
Хорошо, в темноте этого не было видно. Выходило так, будто он обещает Пандоре что-то, словно она его девушка.
— Я буду волноваться за тебя, — сказала она и легонько дотронулась до его руки.
Это мимолётное прикосновение заставило учащённо забиться сердце Ксено.
— Обо мне давно никто не беспокоился, — голос предал, и слова прозвучали надломанно.
— А родители? — спросила Пандора и остановилась, глядя куда-то поверх деревьев.
— Не знаю… — пожал плечами Ксено. — Нас у матери пятеро. Кажется, мама с папой рады, что я не буду сидеть на их шее после школы, а сразу получу работу.
— А если у тебя не получится сработаться со Скамандером? Говорят, он чудаковатый и ему трудно угодить. Помощники не держатся у него долго.
— Ну, меня тоже вряд ли можно назвать нормальным, — усмехнулся Ксено. — Я хочу сказать, быть чудаковатым не так-то и плохо, главное, найти того, кто с тобой на одной волне. А если не сложится, пойду к отцу в газету. Кто знает, может буду издавать свой собственный журнал!
Пандора посмотрела теперь прямо на Ксено. В её почти прозрачных глазах отражалась луна. Ксено очень захотелось поцеловать Пандору, но он не решился.
— А моя мама умерла, когда мне было девять, — поделилась та и двинулась дальше.
— Прости, я не знал, — выдавил Ксено.
— Мы жили тогда в Албании, у маминой мамы, — рассказывала Пандора. — Бабушка была травницей, к ней за помощью приходили со всей округи.
— Она была магглой?
— Нет, она была волшебницей, но в тех краях не было других магических семей, и бабушка скрывала это. А мама родилась сквибом.
— Правда? В тебе прорва волшебства!
Слова вылетели сами. Ксено не мог припомнить хотя бы одну волшебницу, которая колдовала бы так легко. Казалось, палочка слушалась даже её мимолётных мыслей.
— Бабушка говорила, что так бывает. Природа отдохнула на маме, а мне досталась магия за двоих. Да и мой отец был сильным магом.
— Он… не жил с вами?
— Нет, — просто ответила Пандора. — Он приехал к нам на озеро в отпуск и там встретил маму… Привычная история. Он уехал, а потом родилась я.
— Как можно отказаться от своего ребёнка? — пробурчал Ксено. — Если бы у меня была дочь… Ну, то есть если когда-нибудь будет…
— Он дал мне свою фамилию, — спокойно сказала Пандора. — А мама… Она была очень добрая. И никому никогда в жизни не сделала зла. Я помню, как она пела мне песни и рассказывала сказки.
— А что случилось потом? — осторожно спросил Ксено.
Они сами не заметили, как дошли до Гремучей ивы, и теперь стояли совсем рядом с её поднятыми вверх ветвями.
— Однажды ночью мама пошла за заунывниками. Их лучше всего собирать зимой. Когда она не вернулась, бабушка забеспокоилась. Бесмир, наш сосед, пошёл утром к озеру и нашёл маму. Она лежала на снегу возле огромной ивы с открытыми глазами. Будто живая, даже губы были не синие, а алые. Но не дышала.
— Мне так жаль… — прошептал Ксено и, не удержавшись, притянул Пандору к себе.
— Да, это был просто ужас, — сказала Пандора куда-то ему в подмышку. — Мне до сих пор бывает очень грустно. А потом мы уехали в Англию. И мне пришло письмо из Хогвартса.
Воздух рябит и переливается. Кажется, что пространство вокруг транслируют через маггловский телевизор(3), у которого никак не могут настроить антенну — волны и полосы перебивают картинку, не дают всмотреться в то, что мелькает в кадре. На этот раз вибрации исходят не от меня или других палочек.
Импульсы боли исходят от Гремучей ивы. Она дрожит до мельчайших веточек, она не хочет вспоминать эти страшные мгновения, но ещё больше не желает принимать будущее. Реальность, которая не наступила, но неизбежно наступит, если колесо времени так и не повернёт в нужное русло.
Гремучая ива Хогвартса — пасынок ивы Поттер-мэнора, а та, в свою очередь, помнит ивовый сок первой Гремучей ивы близ Шкодера. Все мы, даже я — палочка из древесины ивы — дети ивы Линфреда из Стинчкомба.
В корнях древа много веков хранилась спрятанная диадема Кандиды Когтевран, над которой надругался, осквернил тот человек.
Я слышу. Я вижу. Я чувствую, что раненая диадема зовёт на помощь. Она желает освободиться от скверны, от частички раздробленной души, от мерзкого осколка, подобного раковой опухоли. Она взывает из Выручай-комнаты, секретного места, тайну нахождения которого укрывают вековые стены, а потому известного многим из тех, кто чуть более чем излишне любопытен и наблюдателен.
Я лежу в спальне у Лили на тумбочке, но становлюсь свидетелем того, как в подземном коридоре под корнями Гремучей ивы пламенеет земля. Две реальности, два магических круга вращаются, соприкасаясь событиями, поступками, датами. В сердце слияния кругов, в месте пересечения, пульсирует мощный магический поток, портал, способный усмирить реальности, направить их в нужное русло.
В какой-то момент становится невыносимо, мне кажется, что я раскалена добела и вот-вот разлечусь. Что же чувствует сейчас сама Ива, каково ей? В недрах ствола разгорается алым заревом магический сгусток. Это сам Хогвартс вмешивается, включает древнюю магию Основателей. Тот, кто просит помощи в Хогвартсе, всегда её получает.
Миг, и всё кончено.
Две реальности схлопываются. Пересечение их находится в тоннеле под ивой, в том коридорчике, что ведёт к Визжащей хижине. Диадема Кандиды Когтевран чиста — скверна покинула обиталище. Крестраж не так-то просто изничтожить, но он не смог далее существовать в таком очищенном предмете. Узнал ли Волдеморт — теперь я знаю имя того человека — о том, что его крестраж уничтожен Гремучей ивой и замком Хогвартс? Едва ли. Увы, у него их слишком много, чтобы заметить потерю одного вот так сразу.
Я ещё не успеваю успокоиться после всего, когда внутри раздаётся печальный голос девушки. Сначала мне кажется, что это эхо слов Пандоры Фонтейн, которая, держась за руку Ксено Лавгуда, как раз подошла к Главным воротом. Но нет, эти слова принадлежат не ей, хотя они почти с точностью повторяют её собственные:
— Да, это был просто ужас. Мне до сих пор бывает очень грустно. Но у меня остался папа. Да и вообще, это ведь не значит, что мы с мамой больше никогда не увидимся, правда?
Девушка с длинными белыми волосами, светлыми глазами и странными серёжками в ушах, похожими на редиски, печально улыбается где-то на периферии моего сознания. Прежде чем всё-таки отключиться, я успеваю подумать, что реальность, которую никак не удаётся подвинуть, неумолимо приближается. Реальность, которая принесёт много боли, горя и слёз. Реальность, которую во что бы то ни стало надо сделать мороком.
Весь вопрос в том, как?
1) Сильванус Кеттлберн — волшебник, преподаватель ухода за магическими существами в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс.
2) На момент повествования у профессора Кеттлберна остались целыми лишь одна рука и половина ноги.
3) Лили Эванс из семьи магглов, поэтому рассказчица знакома с маггловскими приборами.
Это была просторная круглая комната, полная едва слышных странных звуков. На вращающихся столах стояло множество таинственных серебряных приборов — они жужжали, выпуская небольшие клубы дыма. В центре на небольшом подиуме господствовал громадный письменный стол на когтистых лапах, за которым сидел нынешний директор Хогвартса Альбус Дамблдор.
Когда мы с палочками поняли, что нам нужна помощь, выбор сразу пал на этого волшебника. Причин можно назвать множество, но одна из них безоговорочно свидетельствовала в пользу того, что наш выбор верен даже при наличии других вариантов. Звучит бредово, я всё понимаю. Но одно дело наблюдать и лишь слегка влиять на события, что дано только мощным и сильным палочкам, другое дело — задумать, по сути, революцию или, если хотите, предотвратить катастрофу на корню. Как передать информацию, не имея рта? Как предупредить, уберечь дорогих людей, не обладая парой рук или крыльев, чтобы укрыть? Как топнуть и отринуть гадину, если у тебя нет ног?
В общем, вздыхай не вздыхай, а времени у нас было не так-то много. Тоненькие ручейки случайностей уже текли, собирались в потоки поувереннее, и всё могло закончиться тем, что бурлящую реку будет не удержать.
Не волшебник выбирает волшебную палочку, а палочка волшебника. Но палочка не может вложить в голову свои советы рекомендательного характера. Она может лишь подчиняться воле волшебника — или нет. Однако коллективный разум — это сила.
Я была старшей в нашей компании, главной, если хотите, по той простой причине, что моё родное дерево — Гремучая ива — росло в доступной близости от меня. Да и саму Гремучую иву, как вы поняли, нельзя было отнести к рядовым корягам с ветками.
Но существовала палочка, которая была всем палочкам палочка. Истинная Старшая палочка. Палочка из бузины, Бузинная палочка, за которой тянулся сквозь столетия след кровавый, но и пробирающий до дрожи своим могуществом. Случайно или нет, но нынешний владелец Бузинной палочки находился в Хогвартсе, и мы обязаны были попытаться использовать свой шанс.
Альбус Дамблдор — великий чародей или злой маг? Правда ли, что Бузинной палочкой овладевали люди алчные, жаждущие славы? Подобные измышления я лично отнесла бы к категории «у него из остролиста, у неё из дуба, значит, пожениться им бы было глупо».
Настроиться на волну Бузинной палочки помогла палочка Пандоры, сделанная из такой же древесины. Чтобы не путаться, давайте будем называть её и дальше «палочка Пандоры».
Бузинная палочка долго не откликалась, видимо, считая ниже своего достоинства связываться с палочками подростков. Но потом всё же голос разума воззвал к её мудрости. Она выслушала наш нестройный хор — мы прорывались своими вибрациями с разного расстояния, потом велела всем замолчать и говорить по очереди. Каждая из нас привносила какой-то разрозненный кусочек мозаики, но из них в результате начал складываться внятный узор. Одна успела ухватить в видениях одно, другая — ещё что-то. И вроде как по отдельности эти эпизоды не имели смысла. Но вот теперь, когда Бузинная палочка взяла руководство под свою сердцевину, всё стало выглядеть стройнее и понятнее.
Альбус Дамблдор сидел и хмурился, уткнувшись взглядом в переплетённые пальцы рук. Приборчики на столе продолжали жужжать и посвистывать, в платяном шкафу вновь кто-то вздохнул. На длинной жерди в стенной нише вскрикнул Фоукс, прекрасный феникс.
Дамблдор отвлёкся от своих дум и посмотрел на Фоукса. Тот тяжело взлетел с места, облетел круг возле самого носа Дамблдора и исчез с лёгким хлопком в снопе ярких огненных брызг, успев крылом выбить из рукава волшебника палочку.
Дамблдор ухватил её у столешницы. Из самого кончика тянулась едва заметная молочная взвесь по направлению к выходу из комнаты. Луч тоненько подрагивал, будто нос нюхлера, идущего по следу.
Дамблдор не разделял суеверия «Не доверяй вещам, которые умеют думать; кто знает, что у них на уме?», считая, что не следует быть столь высокомерным, чтобы не прислушиваться к тому, что хочет тебе сказать твоя собственная пара шерстяных носков. Он шустро вскочил, удерживая палочку в горизонтальном положении. Трассер продолжал манить к выходу. Дамблдор опустил палочку: она недовольно завибрировала в его руке, а пальцам стало нестерпимо горячо. Дамблдор поднял руку, и палочка успокоилась.
— Всё ясно, ты хочешь мне что-то показать, — сказал Дамблдор своей палочке и двинулся к двери.
Хорошо, что время уже было после отбоя, потому что выглядел господин директор весьма импозантно: в ночном халате, расшитом звёздами, шлёпанцах с загнутыми носами и палочкой наизготовку, с которой он периодически советовался, в ту ли сторону ему следует повернуть. По пути ему встретился только Почти Безголовый Ник, потянувший себя за ухо вместо приветствия и проплывший мимо с болтающейся головой. Возле Главных ворот крутился Пивз, пристраивающий вазон с нарциссами-гуделками над притолокой — сюрприз для первого, кто откроет двери утром.
— Пивз, было бы любезно с твоей стороны не мешаться мне сегодня под ногами, — улыбнулся ему Дамблдор. — Видишь ли, у меня важное дело.
— Да, господин директор, — подобострастно завис Пивз, подхватил вазон и помчался с ним в сторону слизеринских подземелий, бросив: — Не смею вас задерживать.
Однако на улице безмятежность Дамблдора сменилась сосредоточенностью. Он решительно двинулся за светом палочки, между бровей его залегла морщина. В тишине, не считая ночных звуков, он дошёл до Гремучей ивы. Ему не потребовалось нажимать на нарост — Ива просто встряхнулась и вытянула ветви вверх.
— Хм-м… — кашлянул Дамблдор и полез в тайный проход под корнями, когда луч палочки указал вниз и в сторону.
Давненько он тут не был! Мадам Спраут и мадам Помфри хорошо справлялись со своими обязанностями, их план за пять лет один раз только дал небольшой сбой, когда в Визжащую хижину со стороны Хогсмида забрёл козёл Аберфорта, бороду ему в рога! Хорошо, что обошлось. А так все опасные ночи Ремуса Люпина проходили по одному выверенному сценарию. Всё было под контролем. Зачем же палочка вела его по тоннелю?
Ответ Дамблдор получил тогда, когда дошёл до конца коридора, резко убегающего вверх и заканчивающегося небольшим тамбуром. На стене тускло светил фонарь, но разглядеть обстановку было можно. Возле прикрытой двери — входа в саму Визжащую хижину — стояли в беспорядке ящики. В тот момент, когда Дамблдор на них посмотрел, они принялись двигаться и перемещаться. Дамблдор не спешил рассыпа́ть их в щепки или заставлять сложиться ровной стопкой. Он выжидал, крепко зажав в руке палочку. Он доверял ей сейчас, а она подсказывала ему, что опасности тут нет.
Один из ящиков отплыл из общей кучи и загородил собой проход, будто отрезав Дамблдора от стены. Ему ничего не оставалось, как подойти ближе и посмотреть в щель. Сначала он ничего не видел, кроме полутёмной комнаты, а потом пространство завибрировало, откликаясь волнением в его руке, держащей палочку.
К стене привалился призрачный силуэт человека. Был ли он иллюзией, наваждением или видением, но Дамблдор буквально чувствовал отчаяние и боль повзрослевшего Северуса Снейпа, способного юноши-пятикурсника со Слизерина.
— Убей! — раздался высокий холодный голос, а следом страшный крик.
Дамблдор видел, как последняя краска сбежала с лица Снейпа, как расширились его глаза, как хлынула кровь из безобразной раны на шее, как он судорожно рванулся, как подогнулись его колени и он опустился на пол.
Дамблдор отлевитировал ящик, приблизился к умирающему и нагнулся к нему. Снейп схватил его за край одежды и притянул ближе. Из его горла вырвался страшный булькающий звук:
— Собери… собери…
Из Снейпа текла не только кровь. Серебристо-голубое вещество, не газ и не жидкость, хлынуло из его рта, ушей и глаз. Дамблдор знал, что это такое, наколдовал из воздуха флакон и мановением палочки направил серебристое вещество в его горлышко. Когда последние хлопья воспоминаний укрылись во флаконе, призрак Снейпа растаял, исчез. Дамблдор на мгновение смежил веки, а когда открыл глаза, то увидел перед собой ровный ряд ящиков. Никаких следов повзрослевшего в один момент студента не было. Не существовало и лужи крови, в которой тот только что лежал.
Но в руке Дамблдор крепко сжимал флакон, в котором кружились ещё не улёгшиеся воспоминания. Дамблдор так стремительно распрямился, что чиркнул макушкой по потолку комнаты. Он этого даже не заметил, потому что спешил обратно в свой кабинет, к Омуту памяти.
Это не был его личный Омут памяти, однако как директор он имел полное право пользоваться имуществом Хогвартса. Легенда гласила, что Основатели обнаружили Омут наполовину закопанным в том самом месте, где они решили создать их школу. Что было первично — школа или Омут памяти с бережными воспоминаниями — сложно сказать. Можно гадать бесконечно, как и спорить о том, что было раньше — курица или яйцо. Омут Хогвартса был изготовлен из камня с резными украшениями и выгравированными саксонскими рунами, что подтверждало глубокую древность артефакта. Исключительность Омута была в том, что тот, кто желал просмотреть то или иное воспоминание, видел всё как бы со стороны, а не присутствовал в сознании и теле того, кому это воспоминание принадлежало. Это делало любые крупицы памяти достовернее и объективнее. При всём при этом человек, погрузившийся в чьи-то воспоминания, мог спокойно оглядеться, посмотреть за спину другим, отойти чуть в сторону, рассмотреть убранство помещения и даже сосчитать количество висюлек на люстре, если она имелась в комнате.
Но все эти воспоминания абсолютно и безоговорочно принадлежали прошлому. Тому, что уже случилось, что произошло. Сейчас же Альбус Дамблдор держал в своих руках флакон с памятью о будущем. То, что ещё не случилось, а возможно, и никогда не должно было случиться. Но Дамблдор знал и то, что случайности в школе магии и волшебства — не случайны. Если какие-то высшие скрытые силы решили привести его под сень Гремучей ивы и вручить этот флакон с воспоминаниями, значит, его о чём-то хотят предупредить. Или уберечь. Или попросить помощи.
— Ну-ка, ну-ка, — пристукнул Дамблдор указательным пальцем по перевёрнутому открытому флакону, заставляя тягучие белые нити воспоминаний кольцами погрузиться в Омут.
На мгновение рябь на поверхности всколыхнулась, а серебристое свечение усилилось. Дамблдор наклонился ниже, чтобы оказаться внутри воспоминаний и хорошенько всё разглядеть.
Он стоял в темноте на пустынной, холодной вершине холма, и ветер свистел в голых ветвях деревьев…
Пророчество…
Он в своём кабинете, и рядом, скрючившись и подавшись вперёд, раненым зверем воет постаревший разом лет на сто молодой Северус Снейп…
— Я думал, вы её спасёте…
— Её сын выжил.
Мелькали картинки, образы, времена года. Альбус Дамблдор прореза́л ненаступившее будущее и впитывал по крупицам драгоценные знания, к которым он так стремился вот уже много лет.
Философский камень… Тайная комната… Турнир трёх волшебников… Игорь Каркаров и Барти Крауч-младший, Сириус Блэк и Питер Петтигрю… Люди, характеры, судьбы. Вечное противостояние добра и зла. И за всем этим стоял тот, кто набирал свою силу в данный момент, кто уже заявил о себе и привлёк в свои ряды десятки одарённых и ослеплённых волшебников.
И ещё кое-что было…
Вновь кабинет. Он завалился в кресле, на лице мертвенная бледность.
— Зачем? — сказал Снейп без всяких предисловий. — Зачем вы надели это кольцо? На него наложено заклятие, вы не могли этого не знать… Зачем вам вообще понадобилось его трогать?
Кольцо Марволо Мракса лежало на столе перед Дамблдором. Оно было разбито. Рядом лежал меч Гриффиндора.
Здесь же лежала в раскрытом виде небольшая чёрная тетрадь с безобразной дырой посередине. На внутренней стороне виднелся адрес магазина на Воксхолл-Роуд и подпись размытыми чернилами «Т. М. Риддл».
Воспоминания Северуса Снейпа из будущего были рваными. Они походили на ошмётки плаща дементора, который с всхлипами тянет руки к жертве со стынущей кровью в жилах.
И всё же сквозь отчаянный мрак пробивался свет, ведь не могут сосуществовать одновременно день и ночь, и если день забрезжил, ночь неизбежно отступала.
Безмятежность умытого неба обманчиво расслабляла, а сумасшедшие летние песни птиц наполняли округу беззаботностью, хотя на самом деле для студентов школы Хогвартс наступала самая горячая пора.
Лили, Мэри, Пандора и остальные девочки штудировали конспекты, повторяли пройденное и гадали, что из этого может попасться на экзаменах. Мальчишки, конечно, не ходили в полуобморочном состоянии, но тоже по вечерам сидели в гостиных своих факультетов за учебниками.
Накануне первого экзамена у пятикурсников по защите от Тёмных искусств в школе Хогвартс появился невысокий кругленький волшебник с блестящей лысиной в обрамлении пушка светлых волос на затылке. Очки в тяжёлой оправе делали его похожим на водителя авто начала века, разве что вместо кожаной униформы на нём был синий рабочий комбинезон.
— Это, наверное, член Волшебной экзаменационной комиссии, — прошептала Мэри и схватила Лили за руку.
Они как раз вышли из Большого зала.
— Нет, — негромко ответила Лили. — Комиссия прибудет завтра, профессор МакГонагалл говорила Люпину, я слышала. И их там несколько. А этот один…
Они сделали вид, что заняты застёжками на своих сумках, чтобы посмотреть, куда пойдёт незнакомец. Вдруг ему нужна помощь. То, что это может быть опасный человек, было исключено: ворота Хогвартса никогда не пропустили бы никого на территорию без разрешения директора. И точно, сам Альбус Дамблдор уже спускался по Большой лестнице, распахнув в приветствии объятия:
— О, Сол! Ты уже прибыл? Я ожидал тебя чуть позже, прости, что не встретил.
— Не стоит беспокоиться, Альбус. Твой лесничий с замечательным колчаном со стрелами встретил меня со всей любезностью. Пришлось показывать моё удостоверение Невыразимца.
Дамблдор радушно улыбнулся и неопределённо пожал плечами, мол, что поделаешь, безопасность прежде всего.
— Это Сол Крокер, он работает в Отделе тайн, занимается исследованием времени, — услышали девушки за своей спиной, пока мистер Крокер поднимался с Альбусом Дамблдором по лестнице.
Лили обернулась. Джеймс Поттер стоял, привалившись к дверному косяку и засунув руки в карманы. Он пристально смотрел на Лили, но она взгляд не отвела, разве что чуточку покраснела. В последнее время Поттер часто заставлял её краснеть. Проклятая кожа! Хорошо тем, кто смуглый от рождения — они даже в моменты сильного потрясения не бледнеют и не краснеют.
— А ты откуда знаешь? — излишне резко спросила Лили.
Вообще-то, она не хотела быть грубой, но и показывать, что её волнуют разговоры с ним, она не собиралась. Вот ещё!
— Мистер Крокер часто приходит к отцу по работе, — пожал плечами Джеймс.
Лили знала, что отец Джеймса помимо зельеварения преуспел в артефакторике. Что ж, с такой профессией наверняка в круг знакомых входят парочка Невыразимцев из самых секретных отделов и отряд гоблинов из Лютного переулка.
Лили хотела сказать что-нибудь остроумное. Или важное. Как назло, все уместные слова почему-то приходили задним числом, когда она уже лежала в кровати и обдумывала ту или иную ситуацию. Лили никак не могла разобраться в себе, что же она чувствует, когда Джеймс вот так на неё смотрит? Он её ужасно бесил и раздражал. Своим взглядом, нарочно взлохмаченными вихрами, загадочными улыбками. Почему вот только сердце сладко замирало, а улыбку на лице едва удавалось сдерживать, чтобы не выдать себя?
Мэри потянула застывшую Лили к лестнице. Дверь Большого зала распахнулась и хорошенько наподдала Джеймсу, всё ещё подпирающему косяк.
— Сохатый, вот ты где! — протянул ему руку Сириус. — А мы тебя обыскались.
Теперь остановилась Мэри. Она робко улыбнулась Сириусу, но тот этого не заметил.
— Интересно, кто войдёт в экзаменационную комиссию? — толкнула Лили Мэри в бок. — Может, этот Сол Крокер тоже будет принимать Защиту?
Нет, Сол Крокер прибыл вовсе не для того, чтобы принимать у старшекурсников экзамены. Альбус Дамблдор настоятельно просил его выкроить время для конфиденциального разговора, и Сол понимал, что просто так Альбус его беспокоить не стал бы.
В кабинете Дамблдора они перекинулись парой ничего не значащих фраз, а потом Сол Крокер спросил напрямую:
— Альбус, я слишком хорошо тебя знаю. Ты даже не предлагаешь мне сыграть партию в шахматы. Что случилось?
Дамблдор бросил на него свой фирменный взгляд: будто просканировал от пыльных ботинок до резинки, стягивающей дужки очков.
— Скажи, Сол, — подбирая слова, начал Дамблдор. — Твои маховики времени настроены только на путешествие в прошлое?
— Ну, они не мои в широком понимании этого слова, — хмыкнул Сол Крокер. — Почему ты задаёшь такой странный вопрос? Разве это не очевидно? С помощью маховика времени, даже самого сверхмощного или сверхсекретного, можно оказаться только в прошлом, ведь эти события уже случились.
— А можно ли заглянуть в будущее? — прямо спросил Дамблдор.
Сол Крокер что-то хотел возразить, потом задумался.
— Это же не просто праздное любопытство, верно?
— Определённо.
— Альбус, во что ты вляпался на этот раз?
— Я не могу тебе всего рассказать…
— Кто бы сомневался!
— Но я доверяю тебе. Иначе бы я не обратился к тебе за помощью. Я знаю, что в Невыразимцы не берут болтунов.
— Приятно это слышать.
— Хорошо, я попробую тебе объяснить.
Дамблдор встал, задумчиво прошёлся по кабинету. Серебряный чайничек брякнул крышкой, и Дамблдор рассеянно кивнул. Чайничек принялся разливать дымящийся чай по чашкам, Дамблдор подошёл к Фоуксу, провёл пальцем по клюву.
— У меня есть воспоминания человека, которого я знаю. Но дело не в этом. Эти воспоминания хранят страницы памяти тех событий, которые ещё не произошли, не случились. Воспоминания из будущего…
Сол Крокер подался вперёд, отмахнулся от чайной ложки, мешавшей сахар в чашке у самого его носа.
— Продолжай…
— Я много думал. С тех пор, как это бесценное сокровище попало в мои руки. Я даже не буду пытаться понять, каким образом эти воспоминания оказались у меня. Я хочу лишь одного: узнать, можно ли изменить будущее или оно уже заранее определено?
— Ты сторонник фатализма?(1)
— Не в этом случае. На кону стоят не только жизни людей.
— Тебе известны законы временного пространства?
— Конечно! Благодаря тебе мне удалось пару раз пользоваться маховиком времени, я помню первое правило путешественника во времени.
— Именно. Никаких изменений. Иначе последствия могут быть просто катастрофичными. Вспомни Элоиз Минтамбл.
— Прости мне мой старческий маразм, я позабыл эту историю.
— Просто ты не сталкиваешься с экспериментаторами времени каждый день, как я. Отчаянные головы! И всем кажется, что уж у них точно-точно всё выгорит. Элоиз Минтамбл жила почти восемьдесят лет назад. Она была Невыразимцем и возглавляла Отдел времени. Её команда работала над усовершенствованием маховика — они пытались увеличить конечное время, на которое можно было перемещаться назад.
— Больше пяти часов?
— Да. Всё закончилось трагедией. Элоиз Минтамбл оказалась в ловушке в прошлом, в пятнадцатом веке. А после возвращения её тело состарилось на пять веков, и вскоре она умерла в Мунго. Но это ещё не всё.
— Что-то припоминаю, — покивал Дамблдор. — История о том, что вторник после её возвращения длился двое с половиной суток, а четверг пролетел за четыре часа.
— А двадцать пять потомков людей, которых встретила мадам Минтамбл в прошлом, просто исчезли из настоящего.
— Что приводит нас к утверждению, что нарушать законы времени не следует.
— Человеческий мозг не может постичь время так же, как он не может постичь и вред при легкомысленном вмешательстве в его законы.
— И всё же… Гипотетически.
— Что ты хочешь от меня услышать?
— В случае с мадам Минтамбл существовала одна реальность, в которой были эти двадцать пять человек. После её вмешательства реальность изменилась. Тех людей будто не существовало, но ведь как-то это всё логически объяснялось, так? Я хочу понять, существует ли вероятность, что даже предопределённое будущее можно повернуть в другое русло?
— Ты задаёшь вопросы, которые волнуют экспериментаторов во времени уже многие столетия. Если с прошлым мы условно хоть как-то можем договориться, то будущее сокрыто от нас плотным туманом неопределённости. Есть, конечно, провидцы, пророчества и всё такое, но беда в том, что среди них много шарлатанов, поэтому вычленить крупицы истинных предсказателей весьма сложно.
— Да, про Пророчество это ты в точку… — пробормотал Дамблдор себе под нос.
— Что ты сказал?
— Да так, ничего. Не обращай внимания.
— Ты говоришь загадками. Могу я посмотреть на эти воспоминания?
— Боюсь, что нет.
— Я так и думал!
— Извини.
— Альбус, я не вчера родился. И я прекрасно знаю тебя. Ты никогда не хранишь свои тайны в одной корзине. Прости, если не смог тебе помочь. Но вот что я тебе скажу. Человека определяют не заложенные в нём качества, а его выбор. Даже если десять Пророчеств будут наводить тумана и предрекать скорую кончину, можно не обращать на них внимания и идти своей дорогой. Если одна песчинка упадёт на другую чашу — это вряд ли что изменит. Но если за этой песчинкой последуют другие, они способны переломить исход. Временной поток может потечь по другому руслу.
— Человека определяют не заложенные в нём качества, а его выбор… Хорошо сказано! Пожалуй, я запомню эту фразу. Что ж, не смею тебя задерживать! Босси!
Хлоп! Перед столом появился старый домовик в накидке с эмблемой Хогвартса.
— Босси, проводи, пожалуйста, нашего гостя в кабинет госпожи МакГонагалл и передай ей, что её камин подключен к сети Летучего пороха. Разрешение получено. Мистеру Крокеру будет так быстрее.
Когда за Солом Крокером закрылась дверь, Дамблдор сел в кресло и надолго ушёл в себя. Его длинные пальцы по обыкновению были сплетены в замок, а взгляд устремлён за окно. Синее-синее небо отражалось в его глазах, а лёгкая печаль была не тенью от облачков, а следом глубокой задумчивости.
То, что набирающий силу Волдеморт создал крестраж, его не удивило. Более того, о чём-то таком он догадывался, поэтому и изъял из школьной библиотеки том Годелота «Волхование всех презлейшее». Там, в этом будущем, у Тёмного Лорда — как называл себя Том Риддл — было несколько крестражей. Их количество Дамблдору было пока не ясно, но не это являлось главной проблемой на данном этапе.
Итак, что известно?
Тёмный Лорд был достаточно силён, чтобы провернуть операцию по завоеванию волшебного мира, подчинить его себе. Но в Пророчестве, которое, кстати, должен услышать именно он, Альбус Дамблдор, через несколько лет, будет сказано, что грядёт тот, кто способен победить самого сильного мага столетия. Волдеморт выберет Гарри Поттера — ребёнка Лили Эванс и Джеймса Поттера, — но не сможет его убить. Смертельное заклятие отскочит от малыша и поразит нападающего. Волдеморт не умрёт, так как его крестражи сторожат частички его ущербной души. И ещё один крестраж непроизвольно возникнет в тот момент, когда он поднимет палочку на беззащитного ребёнка.
Сложно. Но время есть, чтобы понять, подготовиться. Разобраться в том, что должно исполниться из предначертанного, а что можно исправить. Это самое важное.
Дамблдор прикрыл глаза. Тут же перед внутренним взором замелькали картинки воспоминаний Северуса Снейпа. С первой — о самом тяжёлом воспоминании — до последней, когда Снейп оказался с Волдемортом в Визжащей хижине.
Что-то не давало покоя Дамблдору, но он никак не мог понять, что именно? Где-то в этих обрывочных картинках была ошибка. Но где? Дамблдор чувствовал, что эта ошибка — ключ ко всему. Та песчинка, которая способна свернуть мощный поток на светлую сторону.
Пусть будет Пророчество. Пусть. Пусть будет угроза жизни Поттерам — Волдеморт не должен почувствовать, что о его планах знают. Пусть будет предательство Питера Питтегрю… Так надо, чтобы всё шло по плану.
На этом моменте Дамблдор не выдержал и хмыкнул. Что за бред! Как вообще можно было поверить в то, что Сириус Блэк предал Джеймса Поттера? Да эти двое как братья! Сириус, скорее, сам бы бросился под смертельное заклятие, чем выдал место нахождения Джеймса с семьёй.
Это тоже было ошибкой воспоминаний, но не первой. Корни росли не оттуда.
Думай… Думай!
Дамблдор подскочил, хлопнул в ладоши, концентрируя внимание. Достал Омут памяти, посмотрел, как рябь переливается по поверхности чаши, будто прошёл ветер.
Снова безобразная сцена у озера. Подростковые гормоны делают из некоторых настоящих оленей! Обида, ссора с Лили. Кажется, между ними и до этого были довольно натянутые отношения, но выскочившее слово «грязнокровка» разрубило последний канат их дружбы.
Шестой и седьмой курс промелькнули тусклыми однообразными кадрами: Снейп всё больше отдалялся от одноклассников, всё чаще прислушивался к Мальсиберу, Эйвери и Лестрейнджам, с которыми встречался в Хогсмиде. Много занимался, с головой ушёл в исследование некоторых зелий, пробовал их усовершенствовать.
Представление Тёмному Лорду, вступление в ряды Пожирателей. Подслушанное Пророчество, весть хозяину… Кровавый Хэллоуин, поступление на работу в Хогвартс. Двойной агент…
Всё логично, всё правдоподобно. Где же то, что нужно найти?
Дамблдор вынырнул из воспоминаний, взвихрил их так, чтобы попасть сразу на несколько лет вперёд, ближе к развязке. Про травлю бедного мальчика Гарри ему смотреть было не интересно. Нарлу(2) было понятно, что Снейп не смог отпустить свои детские обиды, вот и отыгрывался на ребёнке.
Шестой курс Гарри Поттера. Год его, Альбуса Дамблдора, смерти. Надо будет не забыть, когда раздобудет кольцо Марволо Мракса, про эти эпизоды.
Астрономическая башня. Падение… Битва членов Ордена Феникса с Пожирателями. Гарри Поттер бежит за Северусом Снейпом и пытается его атаковать.
И, наконец…
— Нет, Поттер! — завопил Снейп.
Послышалось громовое «БА-БАХ!», и Гарри спиной подлетел в воздух и с силой ударился о землю, на этот раз палочка выскочила из его руки.
— Ты посмел использовать против меня мои же заклинания, Поттер? Это я изобрёл их — я, Принц-полукровка! А ты обратил мои изобретения против меня, совсем как твой гнусный отец, не так ли?
Дамблдор рывком вынырнул из воспоминаний. Перекошенное яростью лицо Снейпа всё ещё стояло перед его взором.
Вот оно… Тот, кто подбросил эти воспоминания, кто дал столько подсказок, не просчитался. Хронология была нарушена, а значит, все эти воспоминания из будущего — не такие уж и фундаментальные! Значит, историю можно повернуть по другим рельсам, можно!
— Босси!
Домовик материализовался мгновенно и ткнулся носом-рыльцем в стол в поклоне.
— Да, господин директор! Мистер Крокер отбыл через камин госпожи МакГонагалл.
— Отлично. Спасибо, Босси. Приведи мне студента пятого курса факультета Слизерин Северуса Снейпа.
Что ж, оставалось задать Северусу Снейпу пару вопросов в приватной беседе и убедиться, что учебник расширенного зельеварения Либациуса Бораго за шестой курс, подписанный как собственность Принца-полукровки, ещё не появился в школе Хогвартс. Возможно, Снейп привезёт его в следующем году. И однажды запишет на полях формулу и слова для произношения собственного придуманного невербального заклинания.
Левикорпус.
Оно будет придумано в следующем году.
А это значит, что завтра, после экзамена по СОВ по Защите от Тёмных искусств, Джеймс Поттер никаким образом не сможет его использовать и применить к Северусу Снейпу, заставив того перевернуться вверх тормашками на глазах у всей школы.
— Вы можете идти, мистер Снейп, — с улыбкой сказал Дамблдор. — И желаю вам успехов на завтрашнем экзамене. У вас, несомненно, есть все задатки для этого.
Северус Снейп, если и был озадачен странным вызовом, вида не подал, поблагодарил директора и вышел.
Никогда ещё обнаруженная ошибка так не радовала Дамблдора. Что ж, впереди ещё было много работы.
1) Мистическая вера в неотвратимую судьбу, в то, что всё в мире якобы заранее предопределено таинственной силой, роком.
2) Нарл — волшебное животное, похожее на ежа.
В тот памятный день, когда пятикурсники вышли после экзамена по Защите от Тёмных искусств, сначала всё шло так, как и в воспоминаниях. Компания Джеймса расположилась возле берёзы, Лили с девочками сидели на берегу озера, Северус просматривал свои записи, сидя возле куста в отдалении.
Потом Сириус пожаловался на скуку.
— Сейчас развлечёмся, Бродяга, — спокойно сказал Джеймс. — Гляди, кто там…
Сириус повернул голову — и замер.
— Великолепно, — мягко сказал он. — Нюниус.
Северус как раз поднялся, вышел из тени куста и зашагал по лужайке. Сириус и Джеймс встали.
— Как дела, Нюниус? — громко спросил Джеймс.
Северус отреагировал так быстро, как будто ждал нападения: уронив сумку, он сунул руку в карман и уже доставал оттуда волшебную палочку, но тут Джеймс воскликнул:
— Экспеллиармус!
Палочка Северуса подлетела вверх футов на двенадцать и шлёпнулась в траву позади него. Сириус отрывисто рассмеялся.
Он тоже держал палочку в руке, но не произнёс заклинания. Несмотря на то, что иногда его шутки были злыми, Сириус не был негодяем. Двое на одного? Ну уж нет!
— Как прошёл экзамен, Нюнчик? — спросил Джеймс.
— Я смотрел на него — он возил носом по пергаменту, — с усмешкой сказал Сириус. — Наверное, у него вся работа в жирных пятнах, так что ни слова не разберёшь!
— Зато у тебя всё предельно понятно, — раздался сзади сердитый голос Лили. — Наверняка сдал чистый лист. Оставьте его в покое, ясно?
— Оставлю, если ты согласишься погулять со мной, Эванс, — быстро откликнулся Джеймс. — Давай… пойдём со мной на прогулку, и я больше никогда в жизни не направлю на Нюнчика свою волшебную палочку.
— Ходить лохматым, как будто минуту назад свалился с метлы, выпендриваться с этим дурацким снитчем, шляться по коридорам и насылать заклятия на всех, кто тебе не нравится, только потому, что ты от природы… Непонятно, как твоя метла ещё поднимает в воздух твою чугунную башку! Меня от тебя тошнит!
Лили развернулась и зашагала к замку, щёки её полыхали. Джеймс с кислой миной вернул палочку Северусу: веселиться расхотелось. Тот долго прожигал спину Джеймса мрачным взглядом, а потом, не глядя по сторонам, пошёл в сторону совятни. Хотелось побыть одному.
Это было маленькой победой. Дамблдор, глядя на всю картину из окна хижины Хагрида, довольно хмыкнул. Одна песчинка выскользнула из мощного потока, который неумолимо нёсся, сметая на пути судьбы и жизни.
Первая магическая война официально не объявлялась, но противостояние министерства магии и последователей Волдеморта, которые именовали себя Пожирателями смерти, набирало обороты. Пожиратели убивали магглов и магглорождённых, министерство пыталось скрывать эти факты, но сделать это было всё труднее и труднее.
На стороне Дамблдора и Ордена Феникса были смелость, отвага и решительность. На стороне Волдеморта и Пожирателей — Непростительные заклинания, подкуп, жестокость и беспринципность. Даже знание о слабом месте Волдеморта не давало возможности Дамблдору нанести решающий удар.
Он не мог защитить всех, не мог предвосхитить все события. Иногда, сидя в своём кабинете возле Омута памяти, он вытягивал серебристые нити своих мыслей и сбрасывал их в чашу, чтобы потом обдумать как следует в свободную минуту. Когда воспоминания оживали в Омуте, ему было легче уловить причины и следствия и составить верную картину происходящего.
Воспоминания из будущего он пересматривал чаще других и каждый раз подмечал что-то новое для себя. Колесо времени неумолимо крутило свои шестерёнки, и заставить этот механизм повернуть в другую сторону было не просто.
Ему оставалось только наблюдать и ждать. И попытаться вмешаться в нужную минуту. О том, что он увидел в воспоминаниях из будущего, пока не знал никто. Дамблдор решил не омрачать до поры до времени юность Лили и Джеймса тревожными знаниями, но следил со стороны за ними с особой тщательностью. Как и за Северусом Снейпом, которому была уготована сложная роль двойного агента.
Бузинная палочка транслировала положение дел и держала в курсе после того, как некоторые из нас вместе со своими волшебниками покинули Хогвартс.
Да, Лили, Джеймс и остальные закончили школу, оставив за стенами волшебного замка детство и беззаботность. Времена были такие, что молодёжь взрослела рано: Джеймс и Сириус, например, сразу примкнули к Ордену Феникса, хотя Аластор Грюм и был против того, чтобы набирать в отряд молокососов.
Здесь сделаю небольшое отступление и уделю пару строк этому удивительному человеку и его палочке, с которой нас познакомила Бузинная. Палочка Аластора Грюма была из терновника, а всем известно, что такая палочка имеет заслуженную репутацию воина. Это не значит, что её владелец практикует Тёмные искусства, вовсе нет. Терновый куст не подпускает к себе, встречает любого, кто хочет до него дотронуться, острыми шипами. Но после сильнейших морозов на нём вырастают сладчайшие ягоды. Волшебник, которого выбрала терновая палочка, должен пройти с ней через опасности и трудности, и тогда она станет таким верным и преданным слугой, какого можно только пожелать.
Необычайно короткая, всего семь дюймов, она помещалась у Аластора Грюма в ладони, и казалось, что он колдует одним еле уловимым движением руки. Реакция у него была потрясающая, а подозрительность запредельная. Министерство наделило авроров полномочиями применять к задержанным Пожирателям Непростительные заклинания, но Грюм старался не прибегать к подобным мерам. Это был человек чести.
Грюма Дамблдор вызвал к себе в кабинет почти сразу после встречи с Солом Крокером. Он мог положиться на Главного аврора и доверить ему первому часть информации. Грюм, хромая, прошёл к креслу и повалился в него мешком.
— Ох и ночка выдалась. Нога ноет.
Он потёр коленку, от которой начинался протез. Дамблдор подал ему дымящуюся чашку. Грюм принюхался, сунув остаток своего носа чуть не в кипяток.
— Успокаивающая настойка? Дамблдор, я похож на нервную барышню?
— Ты учуял перечную мяту? — улыбнулся Дамблдор.
— Ну не крокодилье же сердце! Слушай, а не найдётся нормального чая? Покрепче?
— Босси! — негромко сказал Дамблдор.
Хлоп!
Далее одновременно произошло несколько вещей. Босси появился посреди кабинета, Грюм коротко вскинул ладонь, Босси оказался запертым в клетке Фоукса.
— Не думаю, что Фоуксу понравится, когда он вернётся, что его насест занят, — сказал Дамблдор, высвобождая домовика. — Босси, не мог ли бы ты принести нам с мистером Грюмом пирожных и чаю с бергамотом?
Грюм крякнул, но ничего не сказал.
После чашки чая Грюм пристально посмотрел на Дамблдора.
— Ну?
— Что?
— Зачем ты меня позвал? Выкладывай.
Дамблдор вздохнул, будто окончательно отметая сомнения. Ему нужно было с кем-то посоветоваться. Разработать план. Аластор Грюм, несомненно, подходил для этой роли как никто другой. Альбус поднялся, перенёс с полки на стол Омут памяти. Поверхность его привычно жила своей жизнью, волновалась и серебрилась.
— Я хочу показать тебе одно воспоминание.
— Кому оно принадлежит?
— Не важно. Поговорим потом, — Дамблдор вылил из флакончика молочную субстанцию и сделал приглашающий жест: — Ты первый.
Аластор Грюм и Наземникус Флетчер, обращённый одним из семи Гарри Поттеров, летят на метле в северном направлении от остальных. Прямо на них заходит Волдеморт — он умеет летать без всякой метлы. Флетчер в панике вопит, метла теряет управление. Грюм пытается удержать Флетчера, но тот трансгрессирует. Заклятие Волдеморта бьёт Грюму прямо в лицо. На мгновение зелёный луч отражается в бешено вращающемся волшебном глазе, а потом мёртвый Грюм слетает с метлы и падает. Рядом проплывает фестрал с сидящими на нём ещё одним Гарри и рыжем парнем с забранными в конский хвост волосами. Парень пытается перехватить падающего Грюма, но за ними гонятся сразу с полдюжины Пожирателей.
— Какого драного гоблина, Дамблдор? — прорычал Грюм, как только они вновь оказались в кабинете. — И что это за хрень у меня вместо глаза?
— Эти воспоминания датированы двадцать седьмым июля девяносто седьмого года, — буднично сказал Дамблдор. — Мне нужна твоя помощь, чтобы всего этого не случилось. Дело вот в чём…
В общем, Грюм ещё и поэтому взял под своё крыло Джеймса и Сириуса — чтобы были под присмотром. Они с Дамблдором решили пока не говорить ничего молодёжи и сосредоточиться на поисках крестражей. План был такой: узнать всё о крестражах Волдеморта и уничтожить их до Хэллоуина восемьдесят первого года, чтобы сделать его уязвимым и смертным.
Если сначала Дамблдор и тешил себя надеждой, что основные события не коснутся Поттеров, то к осени семьдесят девятого понял, что этого не избежать. Когда он получил пригласительную открытку на свадьбу Лили и Джеймса, вздохнул, улыбнулся и уставился в окно. Глаза его подозрительно заблестели.
Вы спросите, как же так получилось, что Лили Эванс и Джеймс Поттер решили быть вместе? В шестнадцать лет многие ведут себя как остолопы и болваны. Джеймс это перерос. На шестом году обучения они с Лили начали встречаться, а к концу седьмого года никто уже не мог и представить их по отдельности. Надо сказать, что их дружба, переросшая в любовь, принесла только положительные перемены в отношения всех участников этой истории.
Джеймс с разрешения Люпина рассказал Лили о его тайне, и она не отвернулась от Ремуса, а наоборот, всячески его подбадривала. А ещё сказала, что Северус может попробовать изготовить Волчье противоядие, изобретённое Дамоклом Белби совсем недавно. Как бы странно это ни звучало, но за последние два года отношение Мародёров к Северусу изменилось. Возможно, Сириус и Джеймс на самом деле повзрослели, возможно, им просто надоело задирать угрюмого замухрышку, но в конце концов они оставили его в покое. Да и стоило заметить, что в зельях Снейпу не было равных. Даже Слизнорт это признавал, а ведь он не так-то охотно отдавал свои лавры кому-либо. Разве что Лили не уставал хвалить, и Джеймс даже как-то раз сказал, что старый хрыч в неё влюбился. Лили рассмеялась и назвала Джеймса выдумщиком.
Гораций Слизнорт на самом деле по-отечески любил Лили, потому что не любить её было невозможно. Я ведь уже говорила это. Светлая девочка стала взрослой, но не растратила своей солнечности и детской веры в добро.
Даже в тот день, когда за месяц до Рождества на седьмом курсе случилась страшная трагедия: в аварии погибли родители Лили и Петунии. Сёстры общались мало: Петуния после смерти родителей переехала из Коуткворта в Лондон.
Ох, что-то я скачу с одного на другое в своих воспоминаниях. Столько пережитого, столько бесценного. Но если я буду нести всё подряд, мы так и не доберёмся до сущности.
Свадьба. Давайте я расскажу о свадьбе, ведь именно про неё и хотелось вспомнить с подробностями, чтобы снять тревожность, постоянную напряжённость и усталость.
Это была скромная свадьба, так как Первая магическая война скалилась из новостных сводок и отдавалась болью от каждой новой потери. И в такой день хотелось оставить за порогом все невзгоды и верить, что впереди ждёт только всё самое светлое и счастливое.
Небольшой банкет был намечен в саду поместья Поттеров. В просторной беседке, овитой плющом и омелой, стояли ряды плетёных стульев по обеим сторонам от красной ковровой дорожки, которая подводила к белоснежной арке на небольшом подиуме. Арка светилась изнутри, а вокруг неё порхали пёстрые бабочки. Иногда они садились передохнуть на свод арки, и тогда казалось, что на нём распускаются цветы невиданной красоты.
Сириус был шафером, а Мэри и Пандора — подружками невесты. Джеймс по настоянию Юфимии пригладил свои вихры средством Флимонта «Простоблеск», но в ожидании Лили постоянно запускал пятерню в волосы, и к моменту появления невесты его шевелюра благополучно вернулась к обычному состоянию. Он заметно волновался, поправлял очки, галстук-бабочку и большую белую розу в бутоньерке.
Альбус Дамблдор выспрашивал у домовухи Кокси рецепт шарлотки, Питер Петтигрю тихонько делился последними новостями с Ремусом Люпином. Северус Снейп сидел один и бросал ревнивые взгляды на Джеймса. Его пригласила Лили, а когда он отказался, сказала, что он самый её лучший друг и ей бы очень хотелось, чтобы в этот день с её стороны тоже были близкие, а Петуния со своим мужем Верноном на свадьбу прийти отказались. И Северус согласился. Пандора увлечённо обсуждала с Ксено, с которым недавно обручилась, разницу между существующими связями множеств и возможными сочетаниями пересечений, даже если они пусты. Аластор Грюм с подозрением глядел на всех по очереди. Были ещё Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, Доркас Медоуз, братья Пруэтты и ещё несколько человек, в основном, орденцы. Рубеус Хагрид по обыкновению занимал сразу три стула.
Зазвучала прекрасная музыка, и все смолкли. Скрипка пела о любви, о страдании и бесконечной верности, волшебные звуки плыли над беседкой, оседали в ветвях Гремучей ивы возле пруда и проникали в душу. И когда последний звук унёсся ввысь, все замерли в ожидании чуда.
Общий вздох вырвался у всех, когда в проходе беседки появился Флимонт Поттер с Лили под руку. Флимонт улыбался направо и налево и бережно вёл к арке ослепительно прекрасную невесту. На Лили было совсем простое белое платье, но ни одна разодетая в пух и прах принцесса или королевна не сравнились бы сейчас с ней. В рыжих волосах играли солнечные зайчики, а когда Лили встала под аркой, яркие бабочки слетели со своих мест и перенеслись на её платье. Джеймс бережно взял Лили за руку.
— Леди и джентльмены, — раздался певучий голос распорядителя свадьбы, появившегося из-за куста рододендрона. — Мы собрались здесь ныне, чтобы отпраздновать союз двух верных сердец…
Юфимия вытерла платочком глаза. Джеймс был их утешением и радостью жизни. Они ведь с Флимонтом уже отчаялись и смирились, что деток у них не будет. Когда Юфимия забеременела, их счастью не было предела. И вот их мальчик привёл под венец невесту. Какие же они были ещё юные! И как же светились их глаза любовью. Она ничего не могла с собой поделать, но слёзы радости текли и текли. И не только у неё одной. Флимонт снял мокрые очки, а Хагрид сморкался в небольшую скатёрку.
— Джеймс, берёте ли вы в жёны Лили?..
Необычайно серьёзный Сириус нашёл глазами Мэри. Она светло ему улыбнулась, в глазах тоже были слёзы.
— В таком случае я объявляю вас соединёнными узами до скончания ваших дней.
Волшебник-распорядитель поднял над Джеймсом и Лили палочку, и серебристые звёзды осыпали новобрачных снегом. Джеймс повернулся к Лили и поцеловал её. Бабочки слетели с платья Лили и окружили их сплетённые тела спиралью, кружась всё выше и выше и разлетаясь по всей беседке.
Перед гостями появились круглые столики с напитками и всевозможными лакомствами. Вновь заиграла музыка, но теперь она была озорная и зажигательная. Через минуту Пандора лихо отплясывала с Ксено танец лунотелят.
Лили кидала букет невесты, а Джеймс подвязку. Букет поймала Мэри, а подвязка улетела прямо на стол к Северусу, который в конкурсе не участвовал.
Потом все по очереди подходили и поздравляли молодых.
— Я благодарен, что вы пригласили меня на такой богато украшенный вечер, — сказал Альбус Дамблдор, когда подошёл его черёд дарить подарок.
— Ну что вы, — смутился Джеймс. — Всё очень скромно.
— Богатство не эквивалентно галлеонам, — печально улыбнулся Дамблдор. — Ваше богатство в вас самих, в вашей любви. Не растеряйте её.
Он протянул Джеймсу большой увесистый подарок в яркой бумаге, а Лили небольшую белую коробочку. Лили посмотрела на Джеймса и, заинтригованная, открыла коробочку. Внутри лежала хрустальная погремушка.
— Это для вашего первенца, — прокомментировал Дамблдор. — Думаю, это будет мальчик.
Юфимия и Флимонт окутывали Джеймса заботой с самого рождения, не уставали баловать и не могли на него нарадоваться. Позже они с такой же теплотой и любовью приняли в свой дом Сириуса, ушедшего от родителей после пятого курса. Сириус прожил в поместье Поттеров до совершеннолетия, перебравшись потом в дом дяди Альфарда, но у Юфимии и Флимонта всегда был желанным гостем.
Оказавшись в чужом доме, Лили сначала переживала. А ну как она не придётся ко двору? К тому же, она была магглорождённой, а семья Джеймса составляла богатое сословие чистокровных семей. Но все её страхи оказались напрасными. С первых дней она поняла, почему Джеймс при том, что всё ему в жизни досталось легко, не вырос высокомерным, чванливым или заносчивым. Подростковый идиотизм Лили в расчёт не брала. В доме Поттеров царили удивительные тепло и забота. Юфимия каждое утро вставала чуть свет, чтобы успеть самолично сварить Флимонту кашу — в последнее время он маялся с желудком. Родители Джеймса были в преклонном возрасте, Лили приняла бы их за дедушку и бабушку, если бы не знала, но в душе они оставались молодыми. Флимонт много времени проводил в своей лаборатории, а Юфимия в саду и оранжерее.
Недавно Флимонт Поттер выгодно продал патент своего средства «Простоблеск», увеличив состояние Поттеров вчетверо, но без дела он не сидел. Всё свободное время посвящал любимой артефакторике — изобретательство было его второй страстью после зельеварения.
Джеймс часто пропадал по делам Ордена, а ещё они с Сириусом посещали курсы авроров, так что часто Лили оставалась с родителями Джеймса на весь день. Но скучно ей не было. Юфимия брала её с собой в оранжерею и рассказывала про растения и травы.
— Тебя любят растения, — сказала Юфимия как-то раз, глядя, как тянутся навстречу Лили красные головки лилейника.
— Я всегда с ними разговариваю, — призналась Лили.
— Ты очень добрая, — улыбнулась Юфимия. — Джейми необычайно повезло.
Лили зарделась.
— Пойдём-ка, моя дорогая, выгоним Флимонта из мастерской, а то он опять забудет про обед, — сказала Юфимия, заставляя лейки перестать танцевать, сея вокруг дождик, и встать на полочку.
— А почему у мистера Поттера такое необычное имя? — решилась спросить Лили. — Ни разу такого не встречала.
— О! Это наша семейная история, — охотно принялась рассказывать Юфимия, споласкивая лопаточку в фонтанчике. — Его отца звали Генри, хотя близкие называли его Гарри. И вот мать Генри перед смертью попросила назвать внука Флимонтом, увековечив таким образом её девичью фамилию. Флимонту нравится его имя, он давно уже не обращает внимания на шутки и говорит, что не имя делает человека.
Лили и Петунию родители назвали по названиям садовых цветов, это было ясно как божий день. Она никогда об этом не задумывалась, но, возможно, когда-то и ей придётся выбирать имя для своего малыша?
Лили покраснела и смутилась, вспомнив их страстные ночи с Джеймсом, а потом внезапно поняла, что Юфимия всё это время смотрела на неё. Взгляды их встретились. Юфимия улыбнулась.
— Ты будешь замечательной мамой, — сказала она, будто прочитав мысли Лили.
Они дошли до дома, и Юфимия направилась к мужу в мастерскую, но была оттуда мягко вытолкана, потому что у него был посетитель.
— Дорогая, обедайте без меня, — сказал он ей в приоткрытую дверь. — У нас с Альбусом важный разговор. Я попросил Кокси принести нам сюда что-нибудь перекусить.
После Лили поднялась в библиотеку — хотела взять почитать что-нибудь после обеда. В домашней библиотеке Поттеров встречались редкие старинные фолианты, которых не было в Хогвартсе. Лили взяла тяжёлый том с золотым тиснением на кожаной обложке. «Магические обряды» — провела Лили пальцем по выбитым буквам. Она села в кресло, потянула за ляссе(1), открывая страницу наугад и с головой погружаясь в чтение, которое манило и затягивало в омут.
«Обряд Жертвы». Древняя магия, основанная на жертвенной любви. Нет ни словесной формулы, ни движений палочки. Лишь готовность умереть ради сохранения жизни дорогих людей или любимого человека, имея при этом возможность спастись самому. Длительная кровная защита».
А Флимонт Поттер и Альбус Дамблдор после обеда некоторое время играли в гляделки.
— Альбус, я не вчера родился, — не выдержал наконец Флимонт. — Когда ты появляешься на пороге моего дома, жизнь перестаёт быть томной.
— О, не стоит преувеличивать! — беспечно махнул рукой Дамблдор. — Хотя в чём-то ты прав: сегодняшний разговор нельзя назвать праздным.
— Я весь внимание, Альбус.
— Ты знаешь, как я отношусь к тебе, Флимонт, и как ценю и уважаю твой значительный вклад в познание глубинных аспектов магии.
— Альбус, давай опустим вступительную часть. Что тебе нужно на этот раз?
— Хорошо. Перейду сразу к делу. Недавно я был у Гаррика Олливандера, беседовал с ним о древесине и сердцевинах волшебных палочек.
— Наука о волшебных палочках — одна из тех, которые неохотно поддаются изучению, — вставил Флимонт.
— Именно. Меня очень интересует вопрос, как именно во внешний короб из древесины помещают субстанцию волшебного создания? Это поистине ювелирная работа.
— Ни один мастер палочек не выдаст семейного секрета.
— Однако вы с Олливандером неплохо ладите и нашли общий язык, верно? Я знаю, какой неоценимый вклад в развитие его бизнеса ты внёс.
— Бизнеса… Волшебные палочки — это не ширпотреб, каждая из них уникальна.
— Я согласен с тобой полностью. Иногда на создание одной палочки уходят месяцы, а то и годы. И как же досадно, если малейшая неточность сводит все труды на нет.
— Я не пойму, к чему ты клонишь, Альбус.
— Я знаю об уникальном артефакте, который ты создал для Олливандера за умеренную цену. «Извлекатель». Ты подарил возможность извлекать и менять сердцевину палочки, не нарушая целостность готового корпуса. А также добавлять недостающие наночастички, если это необходимо.
— «Извлекатель» — запатентованное изобретение, никаких нарушений законодательств.
— Ты меня неправильно понял. Я лишь выражаю восторг твоей исследовательской жилкой.
— И?..
— И я хочу, чтобы ты создал для меня уникальный «Извлекатель» иного толка. Кроме тебя с этим никто не справится, — сказал Дамблдор и положил перед Флимонтом кольцо Марволо Мракса, добытое им после непродолжительных поисков в лачуге близ селения Литтл-Хэнглтон.
Прежде чем обратиться к Флимонту Поттеру, Альбус Дамблдор много думал. Из обрывков воспоминаний взрослого Снейпа он понял, что крестраж уничтожить не так-то просто. То кольцо, которое лежало у него на столе в воспоминаниях, было разрублено мечом Гриффиндора, а дыру в дневнике прожёг клык василиска. Тайную комнату, даже зная её расположение, Дамблдор открыть не мог — он не был змееустом. Многие языки покорились ему, даже русалочий, но парселтанг относился к тем наречиям, которые он понимал, но воспроизвести шипящие звуки был не в состоянии. Получалось, использовать яд василиска невозможно. Как и меч Гриффиндора, который в теперешнем состоянии не был пропитан этим же ядом.
Что ещё? Адский огонь? Но использовать его слишком опасно. Огонь разрушал вокруг себя всё на многие мили, а ему нужен был точечный луч, бьющий на поражение в небольшую вещицу. Внутри лежал Воскрешающий камень, который, возможно, ещё не сыграл свою роль во всей истории. Как уничтожить крестраж, но не повредить камень? Флимонт считался непревзойдённым талантом, он мог попробовать создать что-то по принципу пушки с лучом. Конечно, всех подробностей Дамблдор ему не открыл, у того и так волосы на затылке дыбом встали, когда речь зашла о крестражах. Тёмная магия Флимонта не интересовала, но он, конечно, знал о многих заклинаниях. Но крестраж? Да кто в здравом уме захочет расколоть свою душу? И какой ценой?
И они заключили сделку. Дамблдор отдал Флимонту кольцо Марволо Мракса, умолчав, чьё оно.
Флимонт Поттер пообещал попробовать. Когда Дамблдор заикнулся про оплату, тот сердито сверкнул на него из-под очков.
— Дамблдор, не всё измеряется золотом. Если мне удастся создать прибор, способный остановить гадину, для меня это будет лучшей оплатой.
И он пытался и пытался. Закрывался в своей мастерской и забывал пообедать. К Рождеству он перепробовал и отверг три варианта. Идея была в том, чтобы поместить в огнеупорный корпус магическую субстанцию, управлять которой можно было нажатием кнопки на рукоятке. Сердечная жила Сналлигастера(2) создавала луч с вращающимся стальным диском и измельчала в порошок любой предмет, возникший на пути. Но кольцо осталось целёхоньким, будто его обдали ветерком. Сканирование волшебной палочкой обнаружило вокруг кольца Тёмную магию — крестраж по-прежнему бился внутри.
Флимонт загорелся идеей поместить в «Извлекатель» драконий огонь. Для опыта с пламенем Венгерского хвосторога пришлось создавать целый бункер, ведь его пламя било почти на пятнадцать ярдов. Но как сымитировать его, как заключить в небольшой приборчик?
И всё же Флимонт не зря слыл «чокнутым исследователем».
В январе восьмидесятого, незадолго до того, как Сивилла Трелони должна была произнести Пророчество, а Лили с Джеймсом поделились на семейном обеде радостной новостью о скором пополнении семейства, Флимонт нашёл то, что искал. Он отправился на пару дней порталом в Румынию, благо у него за долгие и долгие годы работы везде появились связи. Когда-то он поставлял драконологам немалое количество заживляющих бальзамов собственного приготовления.
Перуанский змеезуб. Самый мелкий из известных науке драконов и самый быстрый в бою. Во Всемирном драконоведческом заповеднике проживала целая популяция этих особей, прирученных ещё создателем питомника Харви Риджбитом. Злобные создания с гладкой чешуёй медного цвета наставляли короткие рога и скалили ядовитые клыки, поминутно кружась на месте, когда Флимонт подошёл к их загону. Ему удалось замедлить заклинанием язык пламени змеезуба и заключить его в шар-сферу не без потерь — пару ожогов он получил, — но всё же покидал Брашов в приподнятом настроении. Любой исследователь знал — иногда за открытие не жалко и жизни.
Альбус Дамблдор прибыл сразу, как получил сову от Флимонта. Раскланявшись с Юфимией и отметив, что Лили очень идёт её положение, он с Флимонтом уединился в мастерской. Глаза Флимонта горели тем блеском, который был так знаком Дамблдору — азартом исследователя.
— Получилось? — без предисловий спросил Дамблдор.
— Я подумал, ты не захочешь пропустить этот момент, — сказал Флимонт, вытаскивая из сейфа кольцо и устанавливая его в специальном креплении на столе, принявшемся сразу же сканировать захваченный предмет.
Чёрный сгусток Тёмной магии отчётливо проступал на считывающей голограмме.
— А теперь смотри!
Флимонт достал из ящика небольшой приборчик, похожий на шприц. В стеклянной огнеупорной колбе колыхалось алое пламя. Флимонт навёл тубус на кольцо и нажал на кнопку. Из заострённого конца «Извлекателя» вырвался мощный всполох драконьего огня, слизнувшего кольцо целиком.
Через пару секунд огонь исчез. На первый взгляд казалось, что кольцо осталось прежним, но тёмный сгусток на голограмме внезапно словно продырявился снопом света. Стало больно глазам, а потом раздался жуткий вой. Из кольца вылетела мутная субстанция и принялась беспорядочно носиться по комнате, тычась и стукаясь как осенняя муха, внезапно потревоженная случайным теплом. Вскоре сгусток притомился и упал на стол. Очертания его стали бледнеть, а сущность размываться, пока совсем не растворилась в воздухе с глухим скулением.
Частичка души Волдеморта была уничтожена. Кольцо Марволо Мракса перестало быть крестражем.
Дамблдор потрясённо смотрел на Флимонта во все глаза. Сначала ему показалось, что зелёно-фиолетовая сыпь на его лице — игра света или следствие многонедельной усталости. Но тут Флимонт оглушительно чихнул, и из его ноздрей вылетели искры…
Флимонт и Юфимия Поттер были слишком пожилыми, чтобы перенести внезапно свалившуюся на них драконью оспу, которой Флимонт заразился из-за тесного контакта с Перуанским змеезубом. Они скончались скоропостижно с разницей в несколько дней, так и не узнав, что в июле Лили и Джеймс подарили бы им внука.
Альбус Дамблдор, рассматривая в своём кабинете уникальный прибор по уничтожению крестражей «Извлекатель», думал о сделке, стоящей жизни Флимонту, и вспоминал его слова: «Дамблдор, не всё измеряется золотом. Если мне удастся создать прибор, способный остановить гадину, для меня это будет лучшей оплатой».
1) Ляссе — ленточка-закладка, тесьма (шёлковая, полушёлковая, хлопчатобумажная, плетёная). Приклеивается к верхней части корешка книжного блока и вводится внутрь блока.
2) Сналлигастер — драконовидное летающее существо. Сналлигастер не способен дышать огнём, но обладает зазубренными стальными клыками, которыми способен растерзать добычу.
История, о которой я хочу рассказать сейчас, всего лишь песчинка в бурном сыпучем потоке маховика времени. Кто-то там наверху переворачивает колбу песочных часов и меланхолично наблюдает, как крупинки, цепляясь одна за другую, устремляются вниз, чтобы осесть на дне, став фундаментом для пласта хроники лет.
Он был младшим братом в семье, вторым. В таких семьях, из списка «Священные двадцать восемь», первенец всегда был в фаворе. Но старший слишком не вписывался в общепринятые родовые рамки, поэтому младшего очень скоро воздвигли на пьедестал и не уставали приводить в пример старшему.
— Сириус, воспитанный молодой человек себя так не ведёт. Посмотри на Регулуса.
— Сириус, вчера на приёме у тётушки Элладоры ты вёл себя недопустимо! Зачем ты поместил на стену над лестницей свинячью голову? Регулусу ты сказал, что это голова домового эльфа, но это не смешно!
— Регулус — истинный Блэк. Все Блэки учатся на Слизерине. На Гриффиндор попадают безголовые безумцы, любители магглов.
А Регулус всего лишь хотел, чтобы Сириус был рядом. Когда они были маленькие, он часто пробирался к брату тайком и забирался к нему под одеяло. Потолок в комнате Сириуса отражал ночное небо, и они долго лежали и смотрели на звёзды.
— Смотри, Регул, вон ты! — говорил Сириус. — Вон там, в созвездии Льва.
— А где ты?
— А я в Большом Псе, — говорил Сириус и наводил пальчик брата на яркую точку. — А ещё ты Арктурус, значит, «Страж севера».
— Почему?
— Потому что охраняешь Большую Медведицу, вот почему. Спи. Ты её защитник.
Сириус начинал засыпать, но Регулусу не спалось.
— Сириус…
— Что?
— А если звезда упадёт, она умрёт?
— Не переживай, арктический. (1) Тот, кто ходит под северной звездой, счастливый.
И Регулус верил.
Потом Сириус уехал в школу и поступил на Гриффиндор, а Регулуса Шляпа распределила на Слизерин. Сириус усмехнулся и что-то зашептал своим приятелям, а Регулус под аплодисменты направился к слизеринскому столу, жалея, что Шляпа не отправила его к брату.
Он очень старался. Но всегда не дотягивал. Был чуть худощавее, менее красивым. Единственное, в чём он точно превзошёл брата — это квиддич. Сириусу было неинтересно летать на метле, а Регулус обожал это пьянящее чувство свободы. Наверное, именно в воздухе он становился самим собой, без всех условностей и блэковских оков. Сириус легко их сбрасывал, а Регулус представлял усталое лицо отца и упрямо поджатые губы матери и делал то, что от него ожидали.
Болезненнее всего он переживал охлаждение отношений с Сириусом. Не было больше карты звёздного неба и путешествия из Южного полушария, где резвился Большой Пёс, до Северного, где величаво шествовала Большая Медведица в окружении своих стражей.
Когда он был на четвёртом курсе, Сириус ушёл из дома. Мама долго плакала, думая, что никто её не слышит, а потом вышла из своей комнаты и недрогнувшей рукой направила палочку на гобелен.
Регулусу теперь приходилось быть лучшим сыном. Во всём. За двоих. Он пробовал поговорить с Сириусом в Хогвартсе, но тот откинул длинную чёлку со лба и бросил на брата злой взгляд.
— Чего тебе, арктический?
Регулусу бы увидеть боль в его взгляде и мальчишеское упрямство, но он замечал только презрение, а сказать Сириусу, что он скучает или что ему не хватает его, не хватало духа. Но вот это его «арктический»… Никто так больше Регулуса не называл. Страж севера. Защитник Большой Медведицы…
У Сириуса в друзьях ходил Джеймс Поттер, а Регулусу было известно, что семью Поттеров вычеркнули из «Священные двадцать восемь» за вольнодумство. У Регулуса была правильная компания. Наверное, именно нехватка общения с сильным старшим братом привела к тому, что он буквально создал себя кумира. Волдеморт часто приходил к отцу, и Регулус поначалу даже вздохнуть в его сторону не смел. Но Волдеморт умел вести за собой. Пара благожелательных взглядов, несколько поощрительных слов, похвала за удачное суждение. И вот Регулус уже в шестнадцать лет получил право быть в ближнем кругу Повелителя. Как же он гордился собой! Как хотел побежать к Сириусу и рассказать ему, доказать, что он, Регулус Арктурус Блэк, не трусливый мальчишка в пижаме с единорогами, которого успокаивает старший брат, а самый настоящий воин.
А потом настигло прозрение.
Нет, сначала были важное поручение и великая честь. Они тогда сидели у Лестрейнджей, и Повелитель сказал, что ему нужен для одного важного дела домовой эльф.
Ближе всех к Повелителю сидел Северус Снейп, но он промолчал, а Регулус подался вперёд. Это был его шанс принести пользу. Стать полезным. И он приказал Кикимеру пойти с Повелителем и сделать всё, что тот прикажет. А потом позвал его домой.
Арктический. Не зря Сириус так называл его в детстве. Регулус тянулся к теплу, а натыкался на арктический холод. Ледяная надменность матери, прячущей боль за маской, отторжение старшего брата, нежелающего понять, что они есть друг у друга, а значит, совсем не важно, кто в каком полушарии родился. Ему всегда не хватало немного уверенности в себе. Смелости? О, смелости в нём было предостаточно, куда там гриффиндорцам.
Сириус бы гордился им.
Понадобилось некоторое время, чтобы понять, что именно спрятал Повелитель в чаше у подземного озера. Медальон, что раньше висел у него на шее, Регулус помнил хорошо. Медальон самого Салазара Слизерина с витиеватой буквой «S» на крышке, выложенной изумрудами. То, что Повелитель создал крестраж, казалось чудовищным. В библиотеке Блэков стояла книга Годелота, и Регулус хорошо помнил, как его затошнило, когда он открыл её впервые. Насколько же слепы те, кто идёт вслед за тем, для кого человеческая жизнь лишь разменная монета?
Кикимер перенёс их прямо на скалу возле пещеры. Проникнуть в неё не составило особого труда, ведь домовой эльф прекрасно знал все её секреты. Вот и подземное озеро.
Палочка из вяза уверенно постучала по зелёной цепи, выскользнувшей из глубины. Кикимер жалобно заскулил, но Регулус приказал ему вести тебя тихо, и тот дальше давился соплями и слезами почти беззвучно.
«Тёмному Лорду.
Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знал: это я раскрыл твою тайну. Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его, как только смогу. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что когда ты встретишь того, кто сравним с тобою по силе, ты опять обратишься в простого смертного.
Р. А. Б.»
Эту записку он написал ещё дома и вложил в поддельный крестраж. Что ж, дело за малым — выпить изумрудное зелье, чтобы Кикимер поменял медальоны и отправился домой.
Напиток отчаяния светился и манил. На секунду у Регулуса появилась малодушная мысль, что спастись можно, надо только суметь понять, как осушить эту чашу. Но нет. Ни раздвинуть, ни вычерпать или высосать его было невозможно, как и трансфигурировать или зачаровать.
Палочку он отдал Кикимеру. Палочки из вяза предпочитали владельцев с наличием магической ловкости и определённым врождённым достоинством. Это сложный инструмент в руках волшебника, способного к наиболее продвинутой магии, что делает их желаемыми для тех, кто поддерживает философию чистой крови. Но сейчас вера Регулуса в устои чистокровных здорово пошатнулась. Настолько, что он готов был пожертвовать собой.
Была ли его кончина глупой? Мог ли он догадываться, что Кикимеру не удастся вот так запросто открыть медальон? Мог ли знать, что крестраж уничтожить не так легко?
Нет, поступок Регулуса в любом случае заслуживал уважения.
Первый кубок он выпил залпом. Внутри всё обожгло огнём, будто по внутренностям прошлись драконовым пламенем. Упал на колени и чуть не выронил кубок.
— Кикимер! — голос предательски дрогнул.
— Да, хозяин Регулус! — домовой эльф тут же вцепился в край его мантии. — Пойдёмте домой, хозяин!
— Это зелье… Оно может заставить меня забыть, ради чего я сюда пришёл. Я… я могу потерять разум и умолять увести меня отсюда.
— Хозя-а-а-ин! Что скажет хозяйка? Вы разобьёте её сердце, пожалуйста, уйдём отсюда. Кикимеру жутко!
— С той секунды, когда я поднесу к губам второй кубок, ты должен следить, чтобы я выпил всё. Ты меня понял? Я приказываю!
— Кикимер не хочет, Кикимер не будет!
— Это приказ! Ты обязан выполнять любые приказы. Что бы ни случилось, ты заставишь меня выпить зелье и поменяешь медальоны. Потом немедленно возвращайся домой. И ни слова матушке и отцу!
— Кикимер не уйдёт отсюда без своего хозяина!
— Слово, Кикимер! Это приказ!
Кикимер упал в ноги Регулусу и завыл. Мутная зелень озера всколыхнулась, твари, обитающие там, почуяли добычу.
Регулус встал на колени рядом с чашей, чтобы удобнее было пить. Да и Кикимер сможет его удержать. Отпихнул цепляющегося домовика, зачерпнул полный кубок.
Через три выпитых сосуда Регулус обмяк и повис на чаше. Глаза его закрылись, на лбу появилась испарина. Пальцы, сжимающие кубок, ослабли, Кикимер едва успел его подхватить.
— Хозяин? Вы меня слышите?
Регулус не отвечал.
Кикимер зачерпнул полный кубок и поднёс к губам Регулуса, запрокинул его голову.
— Хозяин, вы велели заставлять вас пить это проклятое зелье. Лучше бы Кикимер его выпил!
Кикимер подвывал и продолжал вливать в рот Регулуса Напиток Отчаяния. В какой-то момент Регулус закричал и, не открывая глаз, упал на пол.
— Я не хочу… Пожалуйста… Не надо больше…
Кикимер взвыл и со всего размаху врезался головой о край чаши. Он бился и бился, покуда всего его лицо не залило кровью из глубоких ссадин на лбу. Вытирая набедренной повязкой кровь с лица пополам со слизью и слезами, Кикимер черпнул снова зелья и приподнял голову Регулуса.
— Нет, нет… Не заставляй меня…
Это продолжалось до тех пор, пока кубок не черпанул по дну пустой чаши. И тогда Кикимер поменял медальоны, забрав себе настоящий, с крестражем внутри, и оставив поддельный, с запиской.
Он не стал смотреть, как инферналы утаскивали хозяина на дно. Подвывая, он выполнил то, что ему было велено — трансгрессировал домой, в комнату Регулуса, чтобы хорошенько наказать себя за то, что не посмел ослушаться приказа.
В сознании Регулуса ещё мелькали страшные картины и жуткие образы. Внутри разгорался огонь, и спасение было только в одном — напиться из озера. Он подполз к кромке и жадно припал к прохладной воде. Ледяной холод немедленно сковал его, а кровь в жилах застыла. Он приоткрыл глаза и увидел, как к нему тянут бледные лица и руки десятки пустоглазых созданий. Он и хотел бы не пойти с ними, но сил у него не осталось.
И когда он последний раз судорожно вздохнул воздух, его утянули в пучину, чтобы сделать одним из стражей Волдеморта.
Страж… Страж севера… Он подумал о Сириусе. Наверное, именно поэтому рядом возникло его лицо. А потом мертвенный холод разорвало лассо из огня. Твари, что держали его, в спешке удирали, стараясь укрыться поглубже, а самого Регулуса неведомая сила потащила наверх.
— Ну ты и тюфтя, арктический, — услышал он рядом голос брата. — Куда ты полез?
Альбус Дамблдор после смерти четы Поттеров много думал о том, является ли его вмешательство в ход событий губительным. Если бы он не попросил Флимонта о помощи, они бы с Юфимией не заразились драконьей оспой. Может, это предупреждение? Не стоит вмешиваться в предначертанное?
В очередной раз пересматривая воспоминания Северуса Снейпа, чтобы не упустить какой-нибудь важной детали, Дамблдор вдруг понял, что Гарри Поттера, малыша, оставшегося без родителей, не было необходимости отдавать сестре Лили, с которой они не очень ладили, судя по всему, раз Петуния даже не была на их свадьбе с Джеймсом. А это значит, что в той, другой реальности, на момент смерти Лили и Джеймса Флимонта и Юфимии тоже не было в живых! Иначе и вопрос бы не стоял о том, кому отдать на воспитание малыша. Ведь для Гарри его дедушка и бабушка давали бы такую же защиту, как и тётя, сестра матери.
— Вот я болван, — сказал Дамблдор и хлопнул в ладоши, призывая концентрацию.
Так, если с этим вопросом разобрались, надо срочно понять, что можно сделать с Регулусом Блэком. Добыть медальон однозначно необходимо. Недавно Северус Снейп доложил, что на одном из собраний Волдеморту понадобился домовой эльф. И Регулус Блэк, молодой Пожиратель, предложил услуги своей семьи. Из воспоминаний Снейпа из будущего Дамблдор знал, что Регулус Блэк исчезнет примерно в эти дни. Никто не будет знать, что с ним случилось, куда он пропал. Но медальон ещё всплывёт во всей истории. Однажды Снейп передаст Гарри меч Гриффиндора, поместив его в лесное озеро, для того, чтобы они с одним из Уизли — кажется, его имя Рон, и он родился буквально на днях — уничтожили крестраж. Что за тайное место, куда отправился Волдеморт с домовым эльфом Блэков? Времени искать его не оставалось, но можно было убить сразу двух зайцев — найти тайник и спасти молодого Блэка.
И Дамблдор вызвал Сириуса.
Когда Кикимер упал на пушистый ковёр в комнате хозяина Регулуса, он хотел сначала хорошенько выплакать своё безутешное горе. Но едва он поднялся на ноги, как был схвачен за повязку и притянут к груди Сириуса.
— Хозяин Сириус — плохой мальчишка! — заверещал Кикимер, размахивая медальоном, который ещё не успел спрятать, и палочкой из вяза.
— Кикимер, заткнись и слушай мой приказ…
— Я не…
— Заткнись, я сказал! Ты немедленно переносишь меня в то место, где ты только что был с Регулусом. Ты меня понял?
На лице Кикимера плескался ужас. Но когда он кивнул, глядя в наполненное яростной решимостью лицо Сириуса, в его глазах мелькнула надежда.
Внешняя пещера. Внутренняя, в которую Сириус заплыл в облике собаки — так было быстрее. Проход — ножом по ладони — кровью оплачено. Зелёная медная цепь и лодчонка, способная вывезти одну магическую силу. Силу волшебника. Домовой эльф — не в счёт.
Он боялся лишь, что они не успели. Мощное лассо огня, отпугивающее инферналов, ледяное тело Регулуса. Дышит…
— Ну ты и тюфтя, арктический, — услышал тот рядом голос брата. — Куда ты полез?
Регулус, с трудом разлепивший веки, впервые видел, чтобы Сириус плакал.
1) А́рктика (от греч. ἄρκτος — «медведица», ἀρκτικός — «находящийся под созвездием Большой Медведицы», «северный»)
Имя звезды Арткур происходит от др.-греч. Ἀρκτοῦρος, < ἄρκτου οὖρος, «Страж Медведицы». По одной из версий древнегреческой легенды, Арктур отождествляется с Аркадом, который был помещён на небо Зевсом, чтобы охранять свою мать — нимфу Каллисто, превращённую Герой в медведицу (созвездие Большой Медведицы).
Дамблдор сидел за столом в своём кабинете, и по его лицу метались тревожные тени. В его руках сплелись десятки нитей человеческих судеб и жизней, и громадный груз ответственности иногда так придавливал к земле, что требовалось время для восстановления. Он не был кукловодом, который от скуки дёргает марионетки за ручки и ножки, заставляя их плясать и двигаться в нужном ему ритме. Он не был манипулятором, как бы много об этом ни шептались за его спиной. Дамблдор боялся этой ответственности много лет, отказываясь от поста министра магии. Страшился, что тени прошлого мелькнут в отражении зеркал, лозунги о величии затмят разум. Совсем недавно новым министром после Гарольда Минчума стала молодая и амбициозная Миллисента Багнолд, которую уже прозвали в узких кругах «железная ведьма». Она обошла в борьбе за министерское кресло целеустремлённого и энергичного Бартемиуса Крауча, дослужившегося до главы Отдела магического правопорядка. Крауч отвечал на террор террором, на жестокость — ещё большей жестокостью. Он быстро поднимался по служебной лестнице и, возможно, на следующих выборах собрал бы большее количество голосов.
Дамблдор знал, что может случиться в декабре восемьдесят первого, когда на скамье подсудимых окажется сын Крауча, а Фрэнк и Алиса Лонгботтомы до конца своих дней пропишутся в больнице Святого Мунго.
Эти знания не облегчали его дум, а давили многотонной плитой. Каков его следующий шаг? Крупицы знаний событий будущего были даром или проклятием. Может, именно поэтому Дамблдор никогда не любил Прорицания?
Он ведь на самом деле хотел исключить этот предмет из школьной программы, но когда промозглой холодной ночью этой зимой согласился на встречу с кандидатом на должность — праправнучкой знаменитой Кассандры Трелони, — уже знал, что возьмёт Сивиллу в школу преподавателем. Не он ли был марионеткой, которую вёл кто-то могущественный в только ему одному ведомому направлении? Мог ли Дамблдор проигнорировать Трелони? Мог ли не соглашаться на эту встречу, отказаться от неё, перенести на другой день? И тогда никто бы не услышал никакого Пророчества, и не было бы страшного Хэллоуина, и не ворвались бы в дом хорошо подготовленных авроров Лонгботтомов четверо самых преданных слуг пропавшего Волдеморта? А если бы этого всего не случилось, где гарантия, что через месяц или два не произошло бы что-то ещё более ужасное?
У Дамблдора не было ответов. Он действовал по наитию и так, как подсказывало ему его уставшее сердце.
— Войдите, — негромко ответил он на отрывистый стук в дверь.
На пороге стоял Северус Снейп, бывший студент Слизерина, а ныне лаборант в лавке Лютного переулка с сомнительной репутацией «Яды и отравы Шайверетча».
После положенных приветствий Снейп расположился в кресле напротив Дамблдора, усевшись нога на ногу, небрежно откинув край чёрной мантии.
— Вы просили о встрече, профессор.
— Северус, я теперь уже не ваш профессор, можете называть меня Дамблдор.
— Это не совсем удобно.
— Ну, я же не прошу называть меня на манер нашего общего друга с апломбом и величием, например, Светлым Лордом.
Снейп ответил скептическим молчанием.
— Иногда шутки получаются такие же плоские, как дрожжевые блины Арабеллы Фигг, — сказал Дамблдор. — Итак, Северус, как идут дела у Волдеморта? Передал ли ты ему содержание Пророчества, о котором я тебя просил?
— Да. Слово в слово до того момента, где говорится про «отметит как равного себе».
— Как ты думаешь, Волдеморта заинтересовало Пророчество?
— Я был убедительным.
— Я в тебе и не сомневался! Очень удачно, что ты согласился стать агентом в стане нашего врага. Разумеется, не каждый член Ордена Феникса справился бы с этой задачей.
Снейп поморщился как от зубной боли. Он до сих пор сомневался, что это было правильным решением. Но Дамблдор очень просил и даже настаивал.
На пятом курсе Хогвартса Акерлей Мальсибер и Бастен Эйвери много рассказывали о новом лидере чистокровных волшебников, способном повести за собой и готовым взять под свои знамена преданных учеников. Идеи Тёмного Лорда впечатляли, они были заманчивыми, хотя Северус и не со всем соглашался. Он неплохо разбирался в Тёмной магии и понимал, какие перспективы открываются перед ним. Тем более, он уже в то время был неплохим зельеваром, и Тёмному Лорду, по слухам, нужны были талантливые молодые люди. И у Мальсибера, и у Эйвери отцы уже находились в рядах Пожирателей смерти, Северус Снейп же не пользовался ничьим покровительством. Он мог полагаться только на себя.
Однако на седьмом курсе он неожиданно начал общаться с Ремусом Люпином, а затем — неизбежно — и с ненавистными Поттером и Блэком. Петтигрю Северус в расчёт не брал — Питер был мелкой пешкой и влиянием своих ярких друзей не обладал.
Это всё Лили. Однажды в августе, на каникулах, она прислала ему порхающую бабочку из тонкой бумаги, с запиской на крыльях. Лили просила прийти его в три часа дня на их место. На минутку сердце Северуса торжествующе затрепыхалось, но потом он вспомнил, какими глазами Лили смотрела на своего драгоценного Поттера, когда он провожал её на платформе 9 и ¾, и радость его померкла. И всё же он был счастлив, когда увидел её в лёгком зелёном сарафане возле самодельных качелей. Эти качели сделал Северус. Последний раз они гуляли здесь с Лили совсем детьми. Он проверил верёвки на прочность — удивительно, но они были крепкими и нисколько не размахрились — и предложил Лили покатать её. Когда качели взмывали слишком высоко, она смеялась, и её смех переливался в листве кустов колокольчиками. Потом качели остановились, и Лили вдруг стала очень серьёзной. Она взяла с него честное слово и рассказала, что Ремус Люпин — оборотень. Сначала Северус возликовал — ведь он догадывался об этом и даже намекал Лили, а она ему не верила.
— Ремус очень несчастный, — доверительно сказала Лили. — И, Сев, ты пообещал никому не рассказывать!
— Ты хочешь взять с меня Непреложный обет? — усмехнулся он, понимая, что для принесения Обета нужен свидетель.
— Нет, я доверяю тебе, — просто сказала Лили. — Как доверяю Джеймсу.
При имени Джеймса Поттера Северус поморщился.
— Что-то быстро ты его простила после того случая у озера, — проворчал Северус. — Я же помню, как ты сказала, что тебя от него тошнит. Да и вообще…
Лили вздохнула и посмотрела на него как на маленького ребёнка.
— Сев, ну не начинай, а? Мы с тобой друзья. Ведь так? Друзья?
— Да, — помедлив, сказал он.
— Я надеюсь, вы с Джемйсом однажды перерастёте и ну... пусть не подружитесь, но будете неплохо ладить.
— Зачем ты мне рассказала про Люпина? — сменил тему Северус.
— Я хочу, чтобы ты изготовил к полнолунию в сентябре Волчье противоядие. Говорят, если его принимать, то после обращения разум оборотня остаётся человеческим.
— А твой драгоценный Поттер не может попросить своего отца? Флимонт Поттер — лучший зельевар в Англии. Даже мой покойный дед это признавал. Жаль, я с ним не успел толком познакомиться.
— Мы не хотим впутывать в это взрослых. А вдруг мистер Поттер пожалуется в Министерство? Это же опасно — то, что в Хогвартсе учится оборотень.
— Скажи это Блэку, который отправил меня тогда в коридор под Гремучей ивой…
— Он же извинился! Сириус был не прав. Просто он… ну он дома поругался как раз с матерью в очередной раз, а тут ты.
— Очень умно — срывать злость на тех, кто попался под руку.
— Ну Сев… — Лили дотронулась до его руки, и Северус дёрнулся, как от ожога.
— Хорошо, я попробую. Надо купить запасы аконита тогда, остальное у меня есть. Но только в Хогвартсе. Сама понимаешь, дома я не могу варить зелья.
— Сев, ты лучший!
Лили хотела его обнять, но увидев его растерянный вид, удержалась.
Разве можно было ей отказать?
И Северус начал седьмой курс с того, что выпросил разрешение у Слизнорта дополнительно самостоятельно заниматься в подземельях. К первому полнолунию Волчье противоядие было готово. Его надо было неделю принимать перед полнолунием, и Северусу пришлось волей-неволей встречаться с Люпином, который, естественно, вечно ошивался в компании своих друзей.
— Привет, Нюн… Снейп, — сказал ему Джеймс Поттер в очередную встречу.
— Смотри, проболтаешься кому, засуну тебе это зелье сам знаешь куда! — назидательно сказал Сириус Блэк.
— Спасибо… Северус, — в глазах Люпина было столько усталости, что Северус даже не стал огрызаться на Блэка.
Он сам не заметил, как стал оказываться рядом с их компанией. Будто случайно. На переменах, в Большом зале, на стадионе, где они до хрипоты болели за Поттера.
Он смотрел и… завидовал?
— Джейми, ты чего сегодня такой хмурый? Сочинение написал на три фута короче?
— Джеймс, ты видел новую модель «Кометы»? Говорят, в следующем сезоне появится в широком прокате.
— Поттер, ну ты учудил сегодня на травологии! Паффопады вокруг Эванс смотрелись, конечно, круто, но мадам Спраут, кажется, осталась не очень довольна, что ты перевёл столько бобов!
— Сохатый, сегодня к Хагриду пойдём? Он звал на чай, говорит, тыквенные котелки припас.
Раньше Северусу казалось, что Джеймс Поттер — позёр и любимчик фортуны. Сейчас он вынужден был признать, что Поттер вовсе не такой идиот, каким виделся все эти годы. Его любили, к нему тянулись. Он был заводилой и душой компании. А Северуса все считали странным малым и постоянно насмехались над ним. Хотя… В последнее время его оставили в покое.
В нём словно боролись два человека. И они нестерпимо соперничали.
Один был желчным, злым и обиженным. Он считал, что в этом жестоком мире не следует доверять никому. Любое проявление слабости обязательно больно когда-то хлестнёт по тебе самому. Лучшая защита — сарказм, неудовольствие, отсутствие желания радоваться.
Второй хотел быть нужным. Хотел быть полезным. Хотел вырваться из чахлого плена. Не с помощью подобных Мальсиберу и Эйвери, у которых — внезапно — и выбора-то не было. Куда им ещё идти, кроме как в Пожиратели? Их отцы служили Тёмному Лорду, а значит, их путь был известен.
Раньше мрачная сущность неизбежно брала верх, но в последнее время, когда он научился смотреть на мир не только через чёрно-белый негатив, но и через цветные спектры, вторая личина доставляла первой всё больше неудобств. Это соперничество его здорово выматывало, но он пока так и не определился, какую сторону ему принять.
Северус Снейп хотел сам сделать свой выбор. Без навязывания, без унижения, без мучительного самобичевания.
Именно поэтому он вступил в Орден Феникса сразу после окончания Хогвартса вместе с Мародёрами. Даже Петтигрю примкнул к отряду Дамблдора. А потом Дамблдор попросил Северуса стать Пожирателем и двойным агентом.
— Лучшей кандидатуры мне просто не найти. А нам нужны глаза и уши. Ты как никто другой сможешь оставаться вне подозрений.
И вот теперь Дамблдор периодически вызывал Снейпа на задушевные разговоры, в которых было много недомолвок и недосказанности. Снейп понимал, что бывший директор не говорит ему всей правды, но это его не задевало. Надо будет — поделится. Для Волдеморта у них была заготовлена легенда о том, что мистер Шайверетч поставлял в Больничное крыло Хогвартса зелья и микстуры, а Северус Снейп был посредником. То, что лавка специализировалась в основном на ядах и отравах, ещё не значило, что в ней не могли изготовить хорошее Бодроперцовое зелье.
— Северус, у тебя есть кумир? — вопрос Дамблдора застал его врасплох.
— В каком смысле?
— О! Ну, я не говорю про Тёмного Лорда, речи которого, несомненно, могут затуманить разум и увлечь своей страстностью. Я про человека — волшебника или маггла, на которого бы ты хотел быть похожим. К чему ты стремишься? Такой талантливый юноша не должен прозябать в лавке на посылках.
С минуту Снейп сверлил Дамблдра взглядом, но тот лишь благостно улыбался.
— Эзоп Шарп(1), — нехотя сказал Снейп.
— Бывший мракоборец? — поднял бровь Дамблдор.
— Мастер зелий, — отрезал Снейп.
— Я слышал, он не пожелал таскать пергамент по столу в министерстве и решил потратить своё драгоценное время на то, чтобы поделиться своим обширным опытом по приготовлению боевых эликсиров и настоев со студентами.
— Он не желал терпеть дураков и искренне гордился преуспевающими учениками, несмотря на сложную учебную программу.
— Через год ты можешь защитить профессорскую диссертацию. Не желаешь попробовать себя в преподавании? Гораций Слизнорт подумывает об уходе в отставку.
— Боюсь, даже в кошмарном сне я никогда не стал бы преподавателем. Ни в одной из реальностей этого мира…
— А вот тут ты ошибаешься, — пробормотал Дамблдор и приманил Омут Памяти, плавно переместившийся с полки на стол. — Очень удачно, что мы заговорили о преподавании. Видишь ли, я много думал и пришёл к выводу, что многие мои ошибки связаны с тем, что я не доверяю тем, кто рядом со мной. Пора исправить некоторые ошибки как прошлого, так и будущего.
— Я не совсем вас понимаю…
— Я должен тебе кое-что показать. Некоторые события уже случились или нет, некоторым ещё только предстоит встать на развилке выбора мироздания. Но вот что я тебе скажу, Северус, пока ты ещё не обрёл знания, способные или привести к триумфу, или смести тебя чёрной чумой бездны. Есть разница между тем, что тебя выволакивают на арену, где ты лицом к лицу должен сразиться со смертью, и тем, что ты сам, с высоко поднятой головой, выходишь на эту арену. Самый главный соперник зачастую — ты сам. Решать только тебе.
Молочные нити воспоминаний закружились спиралью и растворились в серебристой поверхности Омута, делая её прозрачной. Северус Снейп с удивлением увидел Большой зал и себя самого, сдающего экзамен СОВ по Защите от тёмных искусств. Он наклонился ближе, чтобы лучше видеть, и круговорот ярких эмоций поглотил его целиком.
1) Эзоп Шарп — волшебник, преподававший зельеварение в школе Хогвартс в конце XIX века.
Штаб-квартиры у Ордена Феникса не было, как и чёткого расписания собраний. Дамблдор считал, что так легче сбить со следа Пожирателей, объявивших на орденцев настоящую охоту. Ну ещё бы! Орденцы ломали планы Волдеморта по быстрому захвату волшебного мира, появлялись в местах терактов, защищали магглорождённых и брали под защиту их семьи. К сожалению, последователи Волдеморта не гнушались никакими способами, чтобы сломить дух волшебников, не ставших под их знамёна. Благодаря Северусу Снейпу и Регулусу Блэку удалось предотвратить много преступлений, но всё же силы зачастую были не равны. Аластор Грюм едва ли спал по три часа в сутки, готовый в любую секунду кинуться по тревоге. Половина камер в Азкабане была заполнена лично им: пожалуй, добраться до него Волдеморт хотел не меньше, чем до Альбуса Дамблдора. Но в открытый бой он не вступал — лишь как хищный паук плёл паутину и заманивал в свои сети неосторожную жертву.
Однажды в конце июня, когда школьники Хогвартса разъехались на каникулы, Дамблдор созвал собрание в хижине Хагрида. Члены Ордена появлялись группами или по одному возле ворот со стороны Хогсмида, где их встречал Хагрид и, услышав пароль: «Перо дракона», пропускал на территорию.
Я рада была оказаться в Хогвартсе вновь. Джеймс в последнее время часто пропадал по делам Ордена, а Лили — после весьма бурной ссоры — смирилась с тем, что последние месяцы перед родами ей придётся провести взаперти. На это собрание Джеймс взял её только потому, что на территорию Хогвартса нельзя было трансгрессировать, а значит, можно было не опасаться случайного нападения.
Хагрид встретил Лили и Джеймса очень тепло, улыбнулся в бороду и сказал, что Сириус с Люпином уже прибыли.
Питер тоже уже был на месте, он беседовал с Дедалусом Динглом, который качался с пятки на носок и крутил в руках свой фиолетовый цилиндр. Питер мечтал открыть свою сырную лавку, и Дедалус обещал свести его с нужными людьми, чтобы избежать канители с документами. Марлин МакКиннон хлопотала у камина вместе с Доркан Медоуз, а Эммелина Вэнс делилась с Эдгаром Боунсом впечатлениями о новых реформах тридцать первого министра Миллисенты Багнолд. Карадок Дирборн и Бенджамин Фенвик раскладывали на столе карту, Стерджис Подмор рассматривал шляпу Элфиаса Дожа, которую Аластор Грюм назвал дурацкой.
Последними пришли Фрэнк и Алиса Лонгботтомы и Аберфорт Дамблдор, обычно не посещающий собрания.
Альбус Дамблдор пересчитал присутствующих, посмотрел на Хагрида, прикрывающего дверь.
— Я оставил тама Филча, господин директор, — простодушно сказал Хагрид. — Братья Пруэтты просили начинать без них, у них там маленькое дельце. Они так сказали. Филч их пропустит.
— Я думаю, что больше, кроме Фабиана с Гидеоном, сегодня никто не подойдёт, — кивнул Дамблдор. — Северус и Регулус сегодня на приёме в Малфой-мэноре по случаю рождения наследника. Арабелла Фигг получила персональное задание и наблюдает за одним домом, который, я очень надеюсь, нам не понадобится.
— Любишь навести туману, — сердито сказал Аберфорт и хлебнул из бокала, протянутого Хагридом, зеленоватую мутную жидкость. — Хагрид, что это за дрянь?
— О, это тоник из жаброслей, прикупил по случаю у Билтона Билмса,(1) — радостно пояснил Хагрид.
— Дери тебя мантикора! — взревел Аберфорт. — В «Зонко» покупать пойло! И как ещё у меня хвост не вырос!
Он сердито стукнул по столу бокалом.
— Думаю, всех устроит обычный чай, — примирительно сказала Марлин МакКиннон.
Когда все разобрали свои чашки, дверь открылась, впуская братьев Пруэттов, одинаково рыжих рослых парней с одинаковой же россыпью веснушек на добродушных лицах.
— Простите за опоздание, — сказал Фабиан, доставая свои карманные часы и глядя на стрелки.
— Мы обещали сестрице написать, что с нами всё в порядке, — извинился Гидеон.
— Но не было случая, — добавил Фабиан. — А тут в лавке «Клюв и хохолок» прекрасные письмоносцы. Совы разных мастей.
— Нет ничего дороже, когда близкие за вас тревожатся, — мягко улыбнулся Дамблдор. — Надеюсь, Молли и Артур в полном здравии.
Гидеон и Фабиан втиснулись между Сириусом и Люпином, получили свои чашки с чаем.
— Прежде чем мы начнём наше собрание, я хочу поблагодарить Аластора Грюма за великолепно проведённую операцию по обезвреживанию Эвана Розье. Волдеморт лишился, несомненно, важного своего слуги.
— А я лишился глаза! — сверкнул на него жутким голубым вращающимся глазом Грюм.(2)
Да, некоторые события из будущего неизбежно происходили, как бы Дамблдор ни стремился их отодвинуть или исправить. Ему удалось чудом спасти Регулуса Блэка, но некоторые фатальные события предотвратить не удавалось. Увы, лес рубят — щепки летят. И как печально, что «щепки» были не деревянными, но поломанными жизнями и судьбами.
Я это очень чётко поняла в тот вечер. Собрание было на редкость тёплое. Иногда казалось, что старые друзья встретились, чтобы отметить конец учебного года, или приход летней поры, или просто собрались, потому что у кого-то день рождения. Но карта с точками убитых магглов пополнилась ещё семью красными флажками, а общее их количество походило на гроздь рассыпавшейся кровавой рябины: их было слишком много. Гидеон с Фабианом, сурово сдвинув рыжие брови, слушали приказ направиться на север, где, по слухам, видели Антонина Долохова, и в этот момент они походили не на балагуров-весельчаков, а на викингов.
Лили и Алиса, обе на последнем месяце беременности, являли собой пронзительную иллюстрацию того, что в этом мире всё зыбко и всё хрупко. Жизнь за жизнь, смерть за смерть. Кто-то рождается, кто-то в эту минуту погибает, увы, не от старости, а потому, что Волдеморт объявил чудовищную войну добру.
— А давайте сфотографируемся на память? — предложила вдруг Доркас Медоуз. — У меня камера с собой, я не успела забежать домой.
Доркас работала под прикрытием в «Ежедневном Пророке», что давало ей возможность находиться на многих мероприятиях и держать руку на пульсе политики министерства.
Она достала камеру, напоминавшую собой смесь маггловского фильмоскопа с перископом, установила на камине и велела всем сесть в два ряда возле кровати Хагрида.
Задвигались стулья, зазвучали весёлые и шумные комментарии, кому где лучше сесть. В первом ряду очутился Аластор Грюм, Альбус Дамблдор — он сел с краю по причине своего высокого роста, Дедалус Дингл — этот был таким низеньким, что ему разрешили остаться в цилиндре. Марлин МакКиннон, Фрэнк и Алиса Лонгботтомы, Эммелина Вэнс с поджатыми губами — она всегда была слишком серьёзной. Ремус Люпин — бледный, близилось полнолуние, Бенджамин Фенвик.
На кровать сели, оказавшись на заднем плане во втором ряду, Эдгар Боунс — будто случайно севший за Эммелиной Вэнс, словно прикрывая её, Стерджис Подмор, Элфиас Дож — дурацкую шляпу он держал на коленях. Гидеон и Фабиан — оба вновь с дурашливыми улыбками, угрюмый Аберфорт, Сириус, Лили и Джеймс. Хагрид долго топтался и сел на пол возле кровати, то есть как бы во второй ряд, но возвышался он над всеми. Сама Доркас, настроив камеру, втиснулась с краю второго ряда. Питер замешкался и остался без места, но его позвала Лили: «Хвостик, иди сюда!» и усадила между собой и Джеймсом. Кажется, он хотел сесть рядом с Марлин, но не успел.
Все замахали руками, а некоторые подняли чашки с недопитым чаем, который давно остыл. Окуляр камеры зажужжал, выдвинулся вперёд, замерцал, настраиваясь на всю группу сразу. Над ящиком корпуса с лёгким хлопком появились бледные цифры обратного отсчёта.
Три, два, один…
Раздался оглушительный хлопок, будто кто-то бросил петарду под самым носом. Потом ещё и ещё. Все повскакивали со своих мест, повыхватывали палочки. Дверь у Хагрида в хижину была довольно-таки широкой, но и она не могла выпустить всех сразу. Возник небольшой затор, потом раздался голос Дамблдора-старшего под продолжающиеся одиночные взрывы и странное не то повизгивание, не то поскуливание.
— Без паники… Сириус — окно. Пруэтты — направо, Грюм — налево. Джеймс — твой обзор всё, что впереди до кромки Леса. Алиса, Лили — под кровать и сидеть тихо. Чем это так… воняет?
Но тут раздался ещё один голос, не стесняющийся в выражениях.
— Поганцы! Узнаю, кто это сделал, выпорю! Чизпурфла(3) вам в глотку!
Дамблдор опустил палочку.
— Аргус, что случилось?
Оказалось, Хагрид, когда заглянул в «Зонко», магазин розыгрышей и весёлых штуковин, купил не только тоник из жаброслей, но и целую партию навозных бомб. Как он объяснил потом, хотел отпугнуть наглых глизней,(4) повадившихся ползать по его грядкам. Вреда от бомб немного, зато шума такого понаделают, что глизни, глядишь, в Запретный лес переберутся. Хагрид сложил бомбы возле двери хижины до утра, а Аргус Филч, принёсший ему зачарованный ключ-отмычку от Главных ворот, наступил на одну. Когда бомба с громким «Ба-бах!» превратилась под его ногами в коричневую жижу, Филч запаниковал и принялся подпрыгивать, приземляясь исключительно на другие бомбы. Целой осталась одна, и то по счастливой случайности — она закатилась под крыльцо.
— Если я увижу в школе хотя бы одну навозную бомбу… — желваки Аргуса Филча ходили ходуном, а глаза никак не желали вернуться в орбиты. — Немедленно повешу объявление! Никаких бомб!
И Филч под сдерживаемый смех орденцев засеменил в сторону замка, продолжая бухтеть и ворчать.
Когда все успокоились и отсмеялись, решили, что пора расходиться.
— Подождите! — крикнула Доркас Медоуз и принялась откручивать у камеры заднюю крышку. Раздался ещё один хлопок — на этот раз негромкий, — и из камеры повалил цветной дым.
— Ну что там? — спросил Дедалус, вытягивая шею.
— Получилось! — радостно потрясла большой карточкой Доркас.
По рукам пошло колдофото.
Волшебники и волшебницы, изображённые на нём, приветственно махали и салютовали холодным чаем, улыбались и мечтали о том, что когда-нибудь они соберутся не тайно, а спокойно, не по тревожному случаю, а по счастливому событию.
Пространство вокруг меня звенит, я чувствую, как Гремучая ива зовёт меня, хочет о чём-то предупредить. В унисон настраиваюсь на её боль, на её печальную песню.
Марлин МакКиннон. Её убьют через две недели, её и всю её семью.
Бенджамин Фенвик. От него не останется тела, лишь кусочки.
Эдгар Боунс. Они так и не успели с Эммелиной Вэнс сказать друг другу о своих чувствах. Его с родителями сожгут заживо глухой ночью.
Доркас Медоуз. Её Волдеморт убьёт лично.
Гидеон и Фабиан Пруэтты…
Наша связь с ивой разрывается самым вульгарным образом — последняя навозная бомба под крыльцом Хагрида взрывается. Зловонное облако расползается вокруг.
Яркая вспышка пронзает сознание так стремительно, что Лили роняет меня из руки — я нагреваюсь.
Богом забытая забегаловка, мрачное и глухое место. Где-то в Восточной Европе. Гидеон с Фабианом сидят за грубо сколоченным столом и делают вид, что пьют пиво из деревянных кружек. Они сидят напротив друг друга в центре паба. Круговая защита, ей их обучал Грюм. Быть глазами за спиной брата, не упуская того, что перед тобой. Расслабленность их мнимая, мышцы напряжены. Двое подозрительных типов в углу — не в счёт, они громко переругиваются и грозят кулаками трактирщику — тот разбавил их пойло. А вот тот, кто притворяется пьяным и лежит за столом слева, — опасен. Но Гидеон и Фабиан ждут. Ещё не время. Они знают, что Долохов сегодня обязательно будет. Главное, не упустить момент и сыграть на опережение.
«Пьяный» сквозь веки следит за братьями. Жить им осталось пять минут, не больше. Антонин ловко устроил ловушку — эти рыжие не догадываются, что за плакатом с певичкой-гоблиншей находится потайная дверь. Трактир под антитрансгрессионным куполом, так что сбежать у рыжих не получится.
Три, два, один…
Раздаётся оглушительный хлопок, будто кто-то бросил петарду под самым носом. Потом ещё и ещё. Все вскакивают со своих мест, выхватывают палочки. Пьяный озирается по сторонам и не может понять, куда подевались рыжие. Над головой летят зелёные и красные трассеры, через пять минут всё закончено. Он надёжно скручен Инкарцеро, рядом в луже крови лежит мужчина с бледным длинным искривлённым лицом — нос у Антонина Долохова сломан с молодости.
Поблизости раздаётся не то повизгивание, не то поскуливание.
Утром этого дня хозяин трактира за приемлемую плату разрешил двум рыжим англичанам сложить на хранение возле стены мешки с удобрением — так они сказали. Эти рыжие пробыли у него неделю, успев подружиться с Ладой — неаполитанской дворнягой — и её отпрыском, ковыляющим за всеми, кто его позовёт, на своих неустойчивых пока лапах. Лада меланхолично смотрела на беготню сына и провожала взглядом каждый полёт клыкастых фрисби, за которым он носился с оглушительным лаем. Фрисби выставляли клыки, и глупый щенок до хрипоты визжал на них, пытаясь напугать. Рыжие хохотали, брали щенка на руки и щекотали ему пузо. В обед толстолапый увязался за ними в зал, а потом задремал у одного на коленях, пока они потягивали пиво.
Когда один из них метнул фрисби в гобелен Зазы Прекрасной, щенок пулей метнулся за ним и наскочил на один из мешков. Раздался хлопок, потом ещё. Стоявшие за скрытой дверью маги вбежали внутрь и тут же были встречены заклятьями рыжих. Завязалась жаркая, но короткая битва — эти двое знали своё дело, хотя ребята, которые за ними охотились, были не робкого десятка. Бо́рис Павлов рад был избавиться от их покровительства, уж больно вспыльчивы они были и скоры на расплату. Он и сам приплатил бы рыжим за чистую работу, но те — вот чудаки — высыпали ему на прилавок кучу сиклей и сказали, что заберут щенка с собой.
— Отвезём его Хагриду, — сказал один. — Тот о нём точно позаботится.
— И имя у него есть!
— Какое?
— Клык, конечно!
Рыжие пошли объясняться с появившимися из воздуха — барьер был временно снят — аврорами в алых мантиях, среди которых выделялся один, с жутким глазом. Он явно был доволен, когда хлопал братьев по спине.
Я знаю, что это случится через полгода. И я абсолютно уверена, что взрыв под крыльцом Хагрида помог иве вновь повернуть колёса реальностей по своему хотению.
1) Билтон Билмс — волшебник, заведовавший магазином диковинных волшебных штучек «Зонко» в Хогсмиде в 80-х годах XX века.
2) На самом деле по книге Розье лишил Грюма кончика носа, но автор решил воспользоваться версией кинона.
3) Чизпурфл — мелкий паразит, размером около одной двадцатой дюйма, внешне напоминающий краба с большими клыками.
4) Глизень — это род крупной улитки, которая каждый час меняет окраску и оставляет за собой след настолько ядовитый, что там, где она проползёт, все растения съеживаются и засыхают.
Вот вам и ещё одна загадка волшебных палочек. Есть мирные заклинания, несущие свет, а есть тёмные, чёрные. Сейчас объясню на примере.
Светлый маг не способен использовать Непростительные заклинания. Он может произнести положенные слова, сделать пасс палочкой, но противника вряд ли от этого прошибёт даже икота. Чтобы использовать Непростительные, надо по-настоящему захотеть причинить боль. Я не беру в расчёт авроров, которые хоть владеют ими, но предпочитают в бою пользоваться чистыми заклинаниями.
А вот обратная сторона. Ни один Пожиратель Смерти не владел умением и способностью использовать заклинание Патронуса. Не то что телесного, даже захудалое серебристое облако не поддавалось ни Мальсиберу, ни Эйвери, ни братьям Лестрейндж, ни самому Волдеморту. Дело не в том, что они были неумехами или слабыми магами. Напротив — в могуществе и владении Тёмными боевыми искусствами им не было равных. Но вызвать заступника, защитника злодеям не дано. Возможно, всё это было очередными сказками Бидля, однако доподлинно известно, что Тёмный маг Ризидиан пытался пройти мимо дементоров, которых сам же и создал, но его палочка вместо серебристого облака изрыгнула на него тучу личинок, которые облепили злодея и уничтожили его.
Северус Снейп не мог вызвать Патронуса. Он не был Тёмным магом в полном понимании этого слова, и, наверное, его палочка не стала бы создавать личинок, но в памяти не находилось светлых воспоминаний, достаточных для того, чтобы вызвать серебристый свет надежды.
Незадолго до Рождества он сидел в своём тёмном доме и пытался выровнять дыхание. Жилка, пульсирующая на виске, метрономом стучала в затуманенном ужасом сознании: «Нет… нет… нет…»
С тех пор, как Дамблдор показал ему те воспоминания, жизнь Снейпа превратилась в ад. По ночам он видел рваные обрывки стоп-кадров, которые не принадлежали ему, но были его собственными. Отделить одно от другого порой было так сложно, что помогали только полная концентрация и умение закрывать свой разум.
Иногда он ненавидел Дамблдора за то, что тот открыл для него этот ящик Пандоры. Он смотрел на Джеймса Поттера на собраниях Ордена Феникса, на Сириуса Блэка и пытался почувствовать ту же ненависть, как там, в том ненаступившем зазеркалье. Не получалось. Но и отринуть полностью эти видения он не мог.
Он сделал свой выбор. Он примкнул к Дамблдору по собственному почину. Он стал шпионом в стане Волдеморта — Тёмного Лорда — только по просьбе Дамблдора. Если бы он знал сразу обо всём, было бы его решение иным?
Он надеялся, что нет. И всё же каждый раз, когда вокруг накатывало дежавю, внутри всё начинало звенеть и складывалось ощущение, что мир ненастоящий, иррациональный, а грань между реальностями настолько тонка, что однажды всё приведёт к катастрофе, которая не снилась ни в одном кошмаре.
Когда Сивилла Трелони произнесла то Пророчество, Северусу пришлось пойти к Волдеморту и рассказать часть текста. Он никогда не участвовал в школьных спектаклях, и актёр из него был никудышный, но вера в то, что это убережёт Лили, окрыляла.
И вот он узнал, что Волдеморт из двух детей, подходящих под предсказание Пророчества, выбрал всё же сына Лили. Хотя первое время Волдеморт вообще не придавал никакого значения этим словам, и Северус почти поверил, что спектакль в этой реальности пойдёт совсем по другому сценарию. Но Волдеморт, при всей его холодности и невозмутимости, имел свои слабости, одной из которых являлось суеверие. В конце концов он начал придавать Пророчеству слишком много значения и решил уничтожить ребёнка сейчас, пока тот не вырос и действительно не встал на его пути.
Значило ли это, что ничего исправить нельзя? Как можно сдвинуть глыбу будущего, если настоящее упрямо идёт по накатанной колее?
Там, в воспоминаниях в Омуте Памяти, он валялся в ногах Дамблдора и просил защитить Лили. Даже в обмен на жизни её мужа и сына. Здесь, в декабрьских сказочных предпраздничных днях, он не ощущал духа Рождества и думал лишь о том, как предупредить Поттеров, как сделать так, чтобы на этот раз Волдеморт до них не добрался?
Дамблдор, когда Северус рассказал ему о планах Волдеморта начать охоту именно за сыном Поттеров, устало прикрыл глаза, а потом сказал:
— Думаю, тебе стоит наведаться в поместье Поттеров и предупредить Лили и Джеймса. Боюсь, нам всё же придётся их укрыть в Годриковой впадине и выбрать Хранителя.
Ни Джеймс Поттер, ни Сириус, ни тем более Лили не знали, что они пешки в игре, фигуры, которых расставил на поле неведомый кукловод. Северус спросил однажды Дамблдора, почему он не расскажет им правды?
— Ты сильнее, чем кажешься, Северус. Это тяжёлое бремя, но ты с ним справишься. Но я не уверен, что Лили и Джеймсу надо знать предположительную дату их смерти.
Снейп кивнул. Кажется, он лучше стал понимать Дамблдора, насколько это непосильная ноша — знать предопределённое.
Он послал Джеймсу с Лили сову, назначив час встречи и попросив пропустить его через защитный барьер. В положенное время он сидел возле камина в гостиной Поттеров и принимал из рук Лили чашку горячего шоколада.
— Зачем нам с Джеймсом отсюда уезжать? — недоумевала Лили. — Мистер Поттер в своё время хорошо позаботился о безопасности дома.
— Лили, всё очень серьёзно. Думаю, Дамблдор сам вам расскажет подробнее, я пока просто предупреждаю, чтобы вы были осторожнее.
— Мне кажется, ты чего-то не договариваешь, — нахмурилась Лили. — Жаль, Джейми нет, вы бы с ним могли поговорить с глазу на глаз. Он сегодня немного задерживается.
Чтобы не смотреть Лили в глаза и не врать ей, Северус отвёл взгляд и принялся рассматривать каминную полку. Смешные носки на прищепках — два больших и один маленький — свисали над самым огнём, но волшебное пламя их лишь облизывало.
— Это первое Рождество Гарри, представляешь! — улыбнулась Лили, проследив за его взглядом. — Он уже переворачивается сам и хватает всё, что оказывается рядом с его кулачком. Джеймс смеётся, что Гарри вырастет ловцом!
Северус кисло улыбнулся. Он не совсем комфортно чувствовал себя в роли гостя семейства Поттеров. Конечно, они с Джеймсом давно уже переросли детские обиды и относились друг к другу с вежливостью, но друзьями определённо не стали.
— Ой, у меня же печенье сейчас сгорит! — всплеснула руками Лили и убежала на кухню.
Северус невольно потянул носом — пахло имбирём и немного гарью. Вскоре Лили — растрёпанная и прекрасная — вышла с корзинкой, накрытой салфеткой.
— Слушай, Сев, я выскочу на минутку, сбегаю к соседке? Миссис Паули всегда так добра к нам, я отнесу ей немного печенья, а то она совсем одна.
Северус хотел сказать категоричное «нет» или «это опасно», но, глядя в зелёные глаза Лили, лучащиеся счастьем, кивнул.
— Я быстро! Если что, Кокси где-то наверху, убирается на чердаке. Говорит, с прошлого Рождества хлама накопилось, надо навести порядок.
Последние слова Лили крикнула уже из-за двери. Северус поставил недопитый шоколад на столик, поднялся. На стене мирно тикали уютные ходики: вокруг стрелок летали маленькие феи-светлячки, чтобы даже в темноте можно было разглядеть, который час. Рядом висели многочисленные портреты предков Поттера: почти все мужчины — в очках и с торчащими патлами, у одного старичка, правда, вокруг ушей вилась только белая вата.
Сзади него раздалось кряхтение, возня, а потом он услышал… плач ребёнка. Северус в нерешительности замер посреди гостиной. В растерянности посмотрел на лестницу на верхние этажи — представил, как он скачет через три ступеньки, чтобы позвать на помощь домового эльфа. Может, Лили вот-вот вернётся? Но входная дверь сохраняла спокойствие, чего нельзя было сказать о набиравшем обороты плаче. Северус подошёл к приоткрытой двери в комнату и разглядел детскую кроватку. Там ещё были пеленальный столик, манеж, какие-то приспособления и конструкции, назначение которых ему было неизвестно — он совершенно не представлял, как растут грудные дети.
Крадучись, он подошёл к кроватке и заглянул. Плачущее существо перестало хныкать и уставилось на него. Северус отвечал ему взаимностью.
— Не плачь. Мама скоро придёт, — произнёс он.
Видимо, тон его был неубедительным, потому что малыш снова захныкал. Северус наклонился пониже, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с ребёнком, тот протянул к нему ручки.
Северус отшатнулся. Ребёнок вновь заплакал. Северус нервно оглянулся. Потом неуверенно взял малыша на руки, достал из кроватки.
— Не кричи, — сказал ему Северус. — Гарри…
В той, ненастоящей реальности, он ненавидел этого ребёнка. За всё. За то, что он был сыном Джеймса, за то, что остался жить благодаря жертве своей матери, за то, что не отвечал озлобленностью на его жестокость. Сейчас у него на руках лежал почти пятимесячный малыш, который ничего никому в жизни не сделал плохого.
У Северуса Снейпа совершенно не было опыта общения с маленькими детьми, он понятия не имел, как их надо держать, чтобы они случайно не вывернулись из рук, поэтому поскорее вернулся в гостиную и сел с Гарри в кресло. Отсюда и входную дверь было видно лучше.
Гарри сосредоточился на его носе — пытался его открутить. Такое непотребство Северусу не понравилось, он аккуратно высвободил нос.
— Ну и что мне с тобой делать? — незлобно проворчал он. — Будь хорошим парнем, мама сейчас придёт.
Гарри обрадовался, что с ним говорят, и пустил пузырь.
Северус посадил его полулёжа на руку и принялся разглядывать. Копия Поттер! А вот глаза… На него будто смотрела маленькая Лили. Внимательно и с полным доверием. Гарри долго лежать было неинтересно, и он вновь потянулся к носу Северуса.
— А если я тебя так? — спросил тот и осторожно нажал на носик Гарри.
Гарри засмеялся, а Северус отдёрнул руку с удивлением: он-то думал, что нос у малыша мягкий и сразу сомнётся, как у резиновой уточки, но тот оказался твёрдым, как… пуговка, да. Какая-нибудь перламутровая пуговка на рубашке.
Он снова выставил палец и нажал Гарри на нос.
— Пип!
Тот заливисто захохотал. Северус против своей воли улыбнулся и вдруг почувствовал, что внутри разливается какое-то странное чувство. Как оно называется, он не успел понять, потому что вернулись Лили вместе с Джеймсом, которого она встретила у ворот.
Он ещё немного посидел у Поттеров для приличия, вновь передал поручение Дамблдора быть осторожнее в разы и, отказавшись от ужина, вышел в ночь.
Дома он разжёг камин и долго смотрел в одну точку. У него на полочке не висели носки для эльфов Санты, а над дверью — нарядный рождественский венок. С его кухни не доносились запахи жареной индейки и пригоревшего печенья. Но почему-то он сидел и улыбался.
А потом схватил палочку из чёрного эбенового дерева и описал ей круг против часовой стрелки:
— Экспекто патронум!
Он представил, как нажимает на «пуговку» — нос малыша Гарри Поттера, — услышал его смех, и его затопило волной странного счастья. Из конца палочки вырвалось серебряное облако, озарило всю гостиную, наполнило её светом, а потом приняло телесную форму. Северус опустил палочку и во все глаза смотрел на маленького оленёнка, тонконогого и любопытного. Патронус проскакал по всей комнате, а потом подбежал к нему и словно ткнулся носом-пуговкой в его протянутую ладонь.
Лили с Джеймсом перебрались в Годриковую впадину, в деревню, где когда-то проживали Певереллы. Вот же судьба-затейница! Иоланта Певерелл волею случая оказалась в Албании и связала жизнь с Хардвином Поттером, а её праправнук с семьёй искал теперь убежище на родине предков.
На поместье Поттеров наложили всевозможные чары невидимости и оставили под присмотром старенькой Кокси. Домовуха умоляла взять её с собой и плакала, но Джеймс обнял её и успокоил, что они обязательно вернутся — и тогда им хотелось бы, чтобы дом встретил их не паутиной и сыростью, а свежей выпечкой, фиалками на окнах, которые так любила Юфимия, и уютом.
— Держи, Кокси, — Лили протянула домовухе хрустальную погремушку Гарри, подарок Дамблдора.
Внутри погремушки был шарик, меняющий цвет в зависимости от настроения малыша. Если тот был голоден, шарик становился серо-голубым, если хотел пить — приобретал салатовый оттенок. Было жарко — излучал жёлтое сияние, становилось холодно — покрывался волшебным пушистым инеем. Если малышу пора было спать, внутри мерцали маленькие фиолетовые звёздочки, а если мучили газики или болели дёсны, то шарик тревожно вращался в грязно-бледно-красном тумане. Беда была в том, что эта погремушка-индикатор реагировала не только на Гарри, но и на всех, кто был рядом с ним, поэтому Лили никогда не могла с уверенностью сказать, кто хочет есть — Гарри или Сириус, воркующий с крестником. Или она пыталась укачать сынишку, следуя подсказке погремушки, а Гарри требовал, чтобы с ним поиграли, зато Джеймс, устроившийся в кресле у камина, начинал похрапывать.
— Хозяйка дарит Кокси игрушку малыша Гарри, — запричитала домовуха и принялась размазывать кулачком слёзы по лицу. — Как Кокси будет без малыша? Кокси вырастила хозяина Джеймса, Кокси будет скучать по малышу Гарри.
— Вот и жди нас дома, Кокси, — Джеймс старался говорить непринуждённо, но и ему самому было не по себе от того, что приходилось покидать дом.
Что их ждало на новом месте, они не знали, но верили, что скрываться придётся недолго.
За всеми хлопотами и треволнениями пролетел январь, на смену которому пришёл слякотный февраль. Альбус Дамблдор с тревогой думал о том, что часовые стрелки беспощадны — не успеешь оглянуться, придёт октябрь, а проблема с крестражами пока так и не была решена. Они с Аластором Грюмом долго и много спорили, прикидывали и предлагали всевозможные варианты, но пока не могли утверждать, что догадки их верны.
Медальон, добытый Регулусом, и кольцо Марволо Мракса были обезврежены. Был ещё дневник и чаша Пенелопы Пуффендуй — Дамблдору удалось добыть воспоминания у домовухи Хэпзибы Смит Похлёбы. Но ведь что-то могло быть ещё?
Дамблдор как раз придумывал план дальнейших действий, когда как-то вечером в его кабинет постучали. Это был не обычный стук, а звук, скажем, врезавшегося в дверь предмета.
— Войдите, — сказал Дамблдор, приказывая папирусу с изображением схемы Малфой-мэнора свернуться.
Никто не вошёл, но через минуту глухой удар в дверь повторился.
— Кто это там такой вежливый? — пробормотал Дамблдор, направляя палочку на дверь.
После того, как та со щелчком открылась, он так и оставил палочку в горизонтальном положении, но не потому, что вошедшие представляли угрозу, а от удивления. Вплывшие, если быть точнее.
— Добрый вечер, профессор Дамблдор, — сказала Серая Дама, при жизни именуемая Еленой Когтевран.
— Простите, что потревожили вас, — поклонился Кровавый Барон.
Дамблдор палочку опустил, но пока не произнёс и слова.
— Мы с Уильямом зашли попрощаться, — сказала Елена.
Уильямом, как припомнил Дамблдор, звали Кровавого Барона. Уильям де Куртене… Что-то такое он читал сто лет назад в «Истории Хогвартса», но никто не называл Барона по имени — все знали его исключительно как зловещего призрака слизеринских подземелий, мрачного Кровавого Барона.
— Мы попросили Пивза кинуть в вашу дверь навозную бомбу, — извиняющимся тоном сказала Елена. — У нас мало времени, в полночь мы уйдём.
— Уйдёте? — Дамблдор был на самом деле огорошен, и мысли о том, что Аргус Филч опять начнёт ворчать, как-то мгновенно выветрились из головы.
— Вы можете уделить нам немного времени? — спросил Барон. — Мы всё объясним.
— Конечно.
Со всей поспешностью Дамблдор подскочил из кресла, жестом приглашая привидения присесть за стол. Потом он понял, что это не совсем уместно, и сел обратно.
Портреты бывших директоров оживлённо перешёптывались. Эдвард Эверард поправил свой ночной колпак, а Амброуз Свотт задумчиво подёргал себя за длинную рыжую бороду.
— Что вам известно о Древней магии? — спросила Елена.
Дамблдор невольно оглянулся на один из портретов.
— Если я ошибусь, мадам Фицжеральд(1) меня поправит, — задумчиво начал Дамблдор, пытаясь отыскать в уголках памяти знания о полумифическом и легендарном явлении. — Древняя магия забылась в волшебном мире к прошлому веку. Я не уверен, что остался хотя бы один волшебник, владеющей этой могущественной ветвью магии. Очень немногие были способны распознавать и применять Древнюю магию и должны были пройти для этого надлежащее обучение. Насколько я помню, из трёх известных врождённых обладателей Древней магии все трое начали учиться в Хогвартсе только на пятом курсе, что говорит о наличии связи между Древней магией и так называемым «поздним расцветом». В эпоху Тюдоров существовал узкий круг волшебников, занимавшихся поисками, изучением и охраной источников Древней магии.
Он замолчал и вопросительно посмотрел на портрет Ниов Фицжеральд.
— Всё так, — кивнула та. — Мы называли себя Хранителями. Возглавлял наш Орден профессор защиты от Тёмных искусств Персиваль Рэкхэм, а кроме меня в нём ещё состояли профессора Чарльз Руквуд и Сан Бакар. Персиваль Древней магией однажды остановил голод в деревушке Фелдкрофт и превратил её в плодородный край, а его ученица Исидора использовала свою способность для «исцеления», забирая душевную боль и помещая её в специальное хранилище.(2)
Дайлис Дервент на портрете покачала головой, а Декстер Фортескью отставил слуховую трубку от уха и хорошенько прочистил его пальцем.
— Древняя магия могла принести как процветание, так и ужасные разрушения, — продолжила Ниов. — Всё зависело от того, в чьих она руках. Почему она постепенно исчезла, никто не знает, но во времена моего преподавания в Хогвартсе оставалась всего одна ученица с врождёнными способностями. Это очень редкий дар.
— В нашей семейной библиотеке есть фолиант о Древней магии и её обрядах, — вступил в разговор Финеас Найджелус Блэк, облокотившись на раму своего портрета. — Я помню, там говорилось, что замок Хогвартс и его территории надёжно ограждены Древней магией, да и сам по себе он был её оплотом, заложенным Основателями.
— А вот это распространённое заблуждение, — подал голос Барон, и все дружно посмотрели на него: насколько было известно портретам, Кровавый Барон вообще никогда ни с кем не разговаривал.
— Всё наоборот… — продолжил Барон. — Когда Основатели искали место для школы, они наткнулись на мощное магическое поле, сгусток Древней магии. Это было идеальное место, оно защищало само себя от вторжения и невзгод. С трёх сторон оно было окружено горами, а воды глубокого озера не давали подобраться к плато скрытно. Основатели усилили границы Запретным лесом и воздвигли замок.
— Почти в самом центре они случайно обнаружили Омут памяти — каменную чашу с древними рунами, — присоединилась к рассказу Елена. — Мама говорила, что в чаше хранились воспоминания о том, что в этих землях жили Миргилипы.(3) Они были путешественниками по параллельным мирам и попали на Землю во времена зарождения человечества. Потом они ушли дальше, но магические очаги Древней магии остались.
Ненадолго повисла тишина. Те из бывших директоров, кто слышал об этом впервые, переваривали услышанное, Ниов Фицжеральд хмурилась, вспомнив битву с гоблином Ранроком, пытавшимся при помощи Древней магии уничтожить волшебный род. А Дамблдор в который раз отметил для себя, что Хогвартс не перестаёт его удивлять. Он слышал, конечно, о стихийной неконтролируемой магии, настолько мощной, что использование её могло принести не только феноменальные результаты, но и самый неутешительный итог. Он знал много об обрядах Древней магии, для которых не требовалась и волшебная палочка. Например, Обряд Жертвы. Но одно дело слышать краем уха легенды, другое — участвовать в обсуждении со свидетелями, если можно так выразиться. Почему Елена Когтевран молчала столько лет? Зачем она пришла сегодня к нему в компании с Бароном, который обычно проводил вечера на Астрономической башне, истязая себя цепями? И что значили их слова о прощании?
— В последнее время в Хогвартсе вновь открылся очаг Древней магии, — сказала Елена, словно отвечая на некоторые вопросы Дамблдора. — Я не знаю, когда точно это случилось и почему, но могу сказать, что это место находится рядом с Гремучей ивой, которую посадили относительно недавно, всего-то плюс-минус десять лет.
— Но почему вы пришли ко мне именно сейчас? — всё-таки не удержался от вопроса Дамблдор.
— Вы можете подняться с нами на Астрономическую башню? — спросил Барон.
Кажется, портреты были слегка разочарованы, что такая увлекательная беседа продолжится без них. Дамблдор подождал, пока Елена и Барон проплывут мимо него на лестницу — кабинет директора зачаровали так, что в него нельзя было войти без разрешения даже привидениям, — перешагнул через лужу от навозной бомбы и прикрыл за собой дверь.
Они поднялись на башню, где дул пронизывающий ветер, и Дамблдор наложил вокруг себя согревающие чары. Елена и Барон переместились к смотровой площадке с телескопом: под его треногой в углублении что-то лежало.
— Возьмите это, — сказала Елена и показала на предмет.
Дамблдор почувствовал, как в ушах зазвенело, но не от порывов ветра, а от того, что он внезапно догадался, что это такое.
— Не может быть… — сказал он и поднёс к окну, чтобы лучше разглядеть в свете огней Хогвартса диадему Кандиды Когтевран. — Если это то, что я думаю, то… Но как? Ведь она была утеряна много веков назад!
— Да, это диадема моей матери, — вздохнула Елена.
Они с Бароном, дополняя друг друга, рассказали обескураженному Дамблдору свои печальные истории, роковым образом соединившиеся в вечное скитание в мире гнетущего чувства вины. Елена о том, как она предала мать, а Барон — как лишил жизни ту, которую любил всем сердцем.
В который раз Дамблдор задался вопросом, почему Елена ни разу не рассказала свою историю ни одному директору Хогвартса?
— Я бы и дальше стыдилась своего чудовищного поступка, — вздохнула Елена, — ведь диадема так и осталась в Албании, в дупле старой ивы. А когда она вернулась на своё место, мне не стало покоя ещё больше, ведь теперь артефакт моей матери был осквернён и изувечен. Он был такой внимательный и отнёсся ко мне с таким пониманием…
Голос её дрогнул, и не сразу она нашла в себе силы рассказать о Томе Риддле, о своей откровенности и его чудовищном поступке — тот вернулся в Хогвартс спустя годы, чтобы спрятать в Выручай-комнате диадему, ставшую вместилищем крестража.
— А вы… их чувствуете? Крестражи? — спросил Дамблдор и внимательно посмотрел на диадему.
— Тёмная магия противна природе добра, она оставляет видимый след, — вздохнула Елена.
— Но…
— Но сейчас диадема чистая, крестраж исчез, — опередила его вопрос Елена.
— Как такое возможно? — У Дамблдора даже в голове зашумело. — Что за сила вытеснила крестраж из вместилища?
— Исчез, развоплотился, перестал существовать, называйте как хотите, — торопливо продолжила Елена, будто до сих пор боялась этого зла, стучащего из диадемы.
— Елена сказала мне, что в ту ночь была вспышка магии возле Ивы, она её почувствовала. — Барон проплыл сквозь телескоп и оказался возле Елены. — Там оказалась одна девочка. Она танцевала.
— Я думаю, она владеет Древней магией, только сама этого не понимает, — добавила Елена. — Но кто-то ей помог, крестраж изгнала иная сила, разбуженная Пандорой.
— Пандора Фонтейн… Лавгуд… — медленно произнёс Дамблдор. — Когда это случилось?
— Четыре года назад, — ответила Елена.
— И вы решились рассказать мне об этом только сейчас? — казалось, Дамблдор несказанно разочарован таким недоверием.
— Я принесла много горя своей матери, — вздохнула Елена. — И я поклялась никогда не вмешиваться в дела волшебников, чтобы не навредить ещё больше. То, что я открылась Тому Риддлу, было большой ошибкой. После очищения диадемы мне понадобилось время, чтобы понять и принять всё случившееся, простить себя, если вам так угодно.
Елена замолчала, и на выручку ей пришёл Барон.
— Мы не можем по собственному почину уйти дальше, если не сделали этого сразу. Пребывание между состояниями — это не жизнь и не смерть, не рай и не ад, не память и не забвение. Одни из нас остаются по трусости, другие — из-за чувства вины. Не нам судить её степень. Сегодня нам с Еленой разрешили уйти — у нас нет больше неисполненных дел на бренной земле. Осталось только одно, но это, скорее, прощальный дар и дань.
— А что?.. — начал Дамблдор, но понял, что ответ на этот вопрос он вряд ли узнает. Есть такие вещи, которые лучше оставлять без ответов.
— Диадема Кандиды Когтевран — история Хогвартса. Мы оставляем её в надёжных руках, — улыбнулась Елена и провела пальцем по рубину.
Палец прошёл сквозь камень.
— Я попросил Пивза, он принёс диадему сюда из Выручай-комнаты. А заодно и постучал к вам в дверь кабинета, — сказал Барон и усмехнулся, заметив взлетевшие брови Дамблдора: — Я пообещал ему, что сегодня исчезну, если он всё выполнит. За такую плату Пивз готов был пойти к Босси на кухню и прислуживать домовикам весь вечер. Прощайте, Альбус Дамблдор.
— Спасибо вам за всё, — сказала Елена. — И простите. И да, предупредите Пандору, что Древняя магия столь сильна, сколько и опасна. Если она не научится управлять ею, однажды случится непоправимое.
Барон с Еленой взялись за руки и выплыли в окно. Дамблдор стоял, прижимая к груди одну из реликвий Основателей, и смотрел, как две призрачные фигуры поднимаются всё выше и выше, постепенно сливаясь в одну мерцающую точку.
Новая звёздочка летела, прорезая пасмурную ночь и подставляя лучики февральскому ветру, швыряющему заряды мокрого снега в круглые окна дома, напоминавшего чёрный цилиндр, на вершине холма. От звезды отделилось облако и повисло светлячком-луной над трубой странного дома.
Ксено Лавгуд, потерявший уж было надежду, с удивлением смотрел на мягкий лунный свет, разлившийся по кухне. Много часов его Пандора мучилась родами, а Молли Уизли, прибежавшая на помощь, пряча покрасевшие глаза, сказала, что надо верить в чудо. Но Ксено сидел в темноте уже много часов, и эта темнота сжирала его веру.
Он выглянул в окно — ночь ещё только распростёрла свои крыла над садом и дальними холмами, но свет продолжал литься откуда-то сверху. Он задрал голову — над трубой висело облако и светилось. И что-то подсказывало Ксено, что это облако будет висеть над домом даже в солнечный день.
— Ксено! — услышал он крик со второго этажа и больно стукнулся о раму окна. — Ксено… Всё хорошо. Это девочка.
Он как во сне поднялся по круглой лестнице, зашёл в комнату. Уставшая Пандора улыбалась, а на её груди лежала крохотная девочка с серебристо-серыми глазами, цветом точно таким же, как облако-светлячок над крышей.
— Лу́на, — прошептал Ксено и бережно обнял Пандору вместе с дочкой.
1) Ниов Фицджеральд — волшебница, занимавшая пост директора Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс в эпоху Тюдоров. Выпускница факультета Когтевран.
2) Подробнее с Древней магией можно познакомиться в игре «Hogwarts Legacy».
3) Великие маги, исстари владеющие Древней магией. Придуманы автором.
К этой операции Альбус Дамблдор готовился несколько месяцев. Он тщательно изучил поэтажный план, детальную схему расположения комнат в Малфой-мэноре, но так и не нашёл того, что искал. План этот, нанесённый несмываемыми чернилами на папирус, Дамблдор приобрёл в лавке «Горбин и Бэрк» в тот самый знаменательный день, когда добыл особо ценные воспоминания Карактака Бэрка о молодом вежливом помощнике Томе Риддле, устроившемся работать в лавку сразу после окончания школы. Карактак Бэрк приходился внучатым племянником Элизабет Бэрк, в своё время безраздельно директорствовавшей в школе Хогвартс во второй половине шестнадцатого века, а ныне сыпавшей едкие комментарии со своего портрета, размещённого на Парадной лестнице между аркой, ведущей в вестибюль, и дверью первого этажа.
— Слизеринцы лучше всех! — произносила Элизабет с придыханием, если мимо шли слизеринцы, и с презрением к идущим, если это были студенты других факультетов.
Нетрудно догадаться, что сама Элизабет Бэрк когда-то окончила славный факультет Слизерин, но немногие знали, что она состояла в дальнем родстве с Малфоями и Блэками через своего брата Гельвина, женатого на Бельвине Блэк. Возможно, именно это родство, а может, спесивый и надменный характер поспособствовали тому, что портрет Элизабет находился не только в школе Хогвартс, но и в старинном Малфой-мэноре.
Неизвестно, каким образом к перекупщику — не очень-то чистому на руку — Карактаку попала карта мэнора, но факт оставался фактом: Альбус Дамблдор сумел выкупить её на всякий случай за вполне умеренную цену.
И вот в нынешних сложившихся обстоятельствах он день за днём изучал переходы, коридоры, выпуклости возле ненаносимых комнат с одной лишь целью — пытаясь отыскать тайник в доме нынешнего владельца поместья, Люциуса Малфоя.
Из воспоминаний Северуса из будущего Дамблдор чётко знал, что одним из крестражей Волдеморт сделал свой дневник, который вёл — судя по дате продажи на форзаце — в сорок третьем году, то есть на своём пятом году обучения в Хогвартсе. И отдаст дневник на хранение Люциусу Малфою, одному из своих самых преданных слуг.
Прежде чем вступить в финальную схватку с самым Тёмным магом двадцатого столетия — так нарекли Волдеморта многие магические издания, — Дамблдору следовало уничтожить крестражи. Он чётко это понимал, поэтому отринул все остальные проблемы. Но беда была в том, что даже те предметы, о которых ему было известно — дневник и чаша Пенелопы Пуффендуй, не лежали у него обезвреженными в кабинете, а продолжали поддерживать жизнь ошмётков души Тома Риддла.
И всё же...
Пятого июня наследнику рода Малфой, малышу Драко, исполнялся год. Бедный ребёнок не осознавал пока, что он растёт в великолепном поместье в Уитлтшире, принадлежащем его семье на протяжении многих столетий. Он ещё не научился говорить и не уяснил для себя, что является трижды особенным: во-первых, он — волшебник, во-вторых — чистокровный представитель из списка «Священные двадцать восемь», а в-третьих — он Малфой.
Гм-м-м… Джеймс Поттер тоже в своё время рос в подобных условиях — я не беру за внимание тот факт, что Поттеров исключили из списка, формально они оставались элитной кастой, — но воспитывался совершенно в другой атмосфере. Люциус и Нарцисса Малфой, несомненно, тоже обожали своего малыша, но Флимонт Поттер придерживался либеральных и миролюбивых взглядов, а Люциус к моменту женитьбы уже встал в ряды Пожирателей Смерти и считал себя ярым сторонником Волдеморта.
Нарцисса разделяла его взгляды, но в «боевые отряды» вступать не собиралась — она предпочитала домашний очаг войне за идеалы. Но в ней не было открытости Юфимии, воспитана она была совсем по-другому, так что у Драко Малфоя были все шансы вырасти «звёздным ребёнком» элитных магов. Имя ему родители дали в честь созвездия Дракона, закрепив традицию Блэков давать детям имена звёзд и созвездий.
Так что можно себе представить, какой грандиозный пир планировался по случаю первой годовщины юного наследника Малфой-мэнор. Но пятое июня приходилось на пятницу, и все торжественные мероприятия решено было перенести на выходные. Что ж, Дамблдору это было только на руку — его план подразумевал ограниченное количество людей.
А план был прост как кнат — найти дневник Тома Риддла и подменить его. Хотя тут, конечно, не обходилось без подводных камней. Волдеморт ни при каких обстоятельствах не должен был догадаться, что о его секретах стало известно. Если бы он понял, что Дамблдор узнал о крестражах, если бы только догадался, что за его спиной разворачивалась такая многоходовая игра, он бы залёг на дно, вывернулся, исчез, ответил жестокостью, совершил бы сотню злодеяний, чтобы показать Дамблдору, что в их противостоянии лишь один имеет право называться Лидером. Другой — лузер, неудачник.
Но Дамблдор так и не разгадал, где сокрыт тайник в Малфой-мэноре. Решение пришло неожиданно, и его простота одновременно оборачивалась сложностью исполнения. Надо было всего лишь вынудить Люциуса достать дневник из тайника и подменить его таким образом, чтобы никто не заподозрил подвоха. Даже Волдеморт. И особенно Волдеморт!
В Малфой-мэноре тот вряд ли был появился сейчас открыто, ведь официально Риддл даже не объявлял министерству войну и не выдвигал никаких условий. А это значило лишь одно — или сейчас, или никогда.
С Северусом Снейпом решилось просто — он был в курсе двойной реальности и, разумеется, всеми фибрами души желал, чтобы не осуществилась её мрачная версия.
С Регулусом тоже удалось договориться. Девятнадцатилетний мальчик, свято верящий своему кумиру, идолу, получил хороший урок. Дамблдору оставалось восхищаться его выдержке: Регулус Блэк вернулся в стан Пожирателей как ни в чём не бывало, ни единым жестом, словом не выдав того, что ему пришлось пережить. Дамблдор всегда считал Северуса Снейпа неплохим легилиментом, но Регулус поразил его. Истинный Блэк. Кто бы подумал, что в угловатом подростке, бледной копии своего брата, сокрыта такая силища?
С Сириусом, кстати, они помирились. Более того, встреча эта и разговор по душам принесли обоим те самые слёзы исцеления, которые закалили, сделали их существование ненапрасным.
Иногда Альбус Дамблдор думал, что Аберфорт смотрит исподтишка на него с тем же огнём в глазах, словно ждёт, надеется, что однажды старший брат признается, как он был неправ и как же ему важно, что младший — рядом. Несмотря ни на что. Аберфорт мог придумывать сто и одну убедительную причину, почему он поселился в Хогсмиде: полностью волшебная деревня, горный воздух, почти альпийские заросли для его коз. Но Альбусу хотелось верить, что брат поселился близ Хогвартса лишь потому, что хотел быть рядом. Брат… Волшебное слово.
Глядя на Сириуса и Регулуса, которые сначала неловко, а потом по-детски радуясь каждой новой встрече, что-то торопливо рассказывали друг другу, Альбус понимал, как ему не хватило и не хватало этого все эти годы. Десятилетия. Соберётся ли он с духом однажды сказать Аберфорту, как тот ему дорог?
Для родителей и Волдеморта Регулус не изменился ни на йоту. После возвращения из той проклятой пещеры и разговора с Сириусом Регулус вернулся домой. Ему хватило смелости взглянуть Тёмному Лорду в глаза и поклониться, чтобы в его взоре тот не заметил мрачного удовлетворения. Кикимер был преданным слугой, он закономерно обрадовался, что хозяин Регулус избежал смерти, а заодно проникся теплом и к хозяину Сириусу, хотя последнему этот бонус ни шёл ни ехал. Сириусу было плевать. Но Дамблдор подозревал, что тот многое переосмыслил и скучает по дому.
Итак, что же план?
Прийти в качестве приглашённых на небольшой семейный обед пятого июня, перед грандиозным праздником. Вынудить Люциуса Малфоя достать дневник из тайника, обозначить это место.
В плане было много изъянов и белых пятен, но время стремительно утекало сквозь пальцы, поэтому Дамблдор решил действовать ва-банк — так вроде говорят отчаянные авантюристы?
Не одно собрание было проведено, много дельных и не очень идей предложено и тут же отвергнуто. При этом Дамблдор не озвучивал всей цепочки событий, а лишь ставил задачу по добыче одной потрёпанной тетрадки из личной библиотеки Люциуса Малфоя.
— Просто доверьтесь мне, — говорил он.
И орденцы, вовлечённые в операцию, верили.
На одной из последних встреч Северус Снейп предложил подлить присутствующим что-нибудь в напитки, чтобы ситуация легче контролировалась.
Дурманящая настойка? Она вызывала головокружение, безрассудство и смятение. Можно было применить её, учитывая вероятность того, что Беллатриса Блэк, сестра Нарциссы, наверняка будет присутствовать на обеде. Вальбурга Блэк, кстати, не собиралась посещать камерные семейные посиделки, все её устремления были нацелены на масштабный банкет — она мечтала сыскать Регулусу партию. А сам Регулус ей мягко намекнул, что желает поздравить племянника Драко в узком кругу — из самих родителей, сестры матери виновника и его крёстного.
— Ну а что? — загорелся Сириус. — Все потеряются в пространстве и не заметят, как дневник поменяется. Нюнчик, ты же сможешь его состряпать? Дурманящее зелье?
Прозвище «Нюниус» давно уже стало не обидным. Оно было просто прозвищем, лёгким похлопыванием по плечу не друга, но почти приятеля. Северус это понимал и ценил. Он усмехнулся. Словесные перепалки с Блэком его лишь будоражили.
— Конечно, смогу, Блохастый! Ключевыми ингредиентами настойки являются травы любистока, чихотника и ложечницы, и все они воспламеняют ум и вызывают его помутнение. Но вот любисток при этом ещё оказывает мочегонное и отхаркивающее действие. Добавляем?
Сириус отрывисто захохотал, словно залаял.
Были ещё варианты со слабительным зельем, но его теперь отмёл Регулус.
— Вы представляете себе картину: сидят за столом все из себя аристократы и, не теряя лица, периодически убегают в кабинеты.
В конце концов, остановились на Эйфорийном эликсире, или Эликсире радости, более известном названии в кругах зельеваров. Оно приводило человека в состояние веселья.
— Ты, Нюнчик, думаешь, что я дурака валял на шестом курсе, а я-то помню, — сказал Сириус при упоминании этого зелья и щёлкнул по носу Северуса. — У Эликсира радости один такой ма-а-аленький побочный эффект — дёрганье каждого встречного за нос и пение во всё горло. Думаешь, никто ничего не заподозрит?
— Ты забыл, что я — Принц-полукровка? — чёрные глаза Северуса насмешливо уничтожали всю браваду Сириуса. — Я нашёл компонент, который нейтрализует побочку. Перечная мята. Просто и со вкусом. Уверяю тебя — никто ничего не заподозрит.
Так и получилось. Когда в Малфой-мэноре в пятницу пятого июня, в три часа пополудни, появились Регулус Блэк и Северус Снейп, Нарцисса и Люциус Малфой как раз собирались испить чаю в саду. К ним присоединилась Беллатриса Лестрейндж, находившаяся в мэноре с самого утра. Общество мужа Руди — Рудольфуса — и его брата Рабастана в последнее время ей порядком поднадоело, поэтому она решила просто побыть с сестрой в этот день.
Виновник праздника и многочисленных сов с поздравлениями мирно спал в своей спальне, а его родственники расположились в саду среди кустов роз, ирисов, пионов, лилий, а также лаванды, шалфея и гортензии. Живописный ковёр простирался от беседки до самых золотых ворот с изящными фигурками птиц в коронах.
— Мы не ждали сегодня гостей, — словно извиняясь, сказала Нарцисса, указывая рукой на нехитрые лёгкие закуски на столике.
— Ну что ты, Нарцисса, — Северус покрутил в длинных пальцах тонкую ножку бокала, — мы с Регулусом не хотим вас обременять. Не стоит беспокоиться.
— Мы ненадолго, — поддержал Регулус. — Жаль, что Драко сейчас спит. Он такой славный.
Нарцисса улыбнулась и засветилась изнутри, как всякая мать, которая слышит сладкие речи о своём ребёнке.
— Тебя не было на последнем рейде, — медленно сказал Люциус, глядя на Северуса. — Снова работа?
— Думаю, моего отчёта Тёмному Лорду будет более чем достаточно, — усмехнулся Северус. — Тебе я отчитываться не обязан.
— Ладно вам, парни, — беззаботно сказал Регулус. — Сегодня такой день! Мне кажется, я сам вчера ещё был малышом в штанишках, а тут — целый дядя. Нарцисса, вот наши подарки.
Это было условным сигналом. Пока Регулус демонстрировал редчайшие экземпляры книг из библиотеки Блэк, Северус, наливая себе из кувшина лимонад, незаметно повернул камень на перстне на указательном пальце и рассыпал над столом высушенную вытяжку Эликсира радости. Оставалось надеяться, что добрая часть порошка досталась бокалам и тарелкам супругам Малфой и Беллатрисы.
Когда Люциус захихикал, а Нарцисса рассказала уместный, но весьма привольного содержания анекдот, Северус и Регулус переглянулись.
Пора.
— Как жаль, что наш Повелитель в этот светлый день не может сидеть с нами за одним столом, — пафосно изрёк Регулус и поднял бокал.
— Наш Повелитель прекрасно понимает, что в Малфой-мэноре ему появляться опасно. Ещё не время, — со значением сказал Люциус.
— Может, он просто не делится с тобой планами, — дерзко предположил Регулус. — Северус, скажи! А вот меня наш Повелитель считает своим самым преданным слугой.
— Мальчик перепил игристого, — пробормотала с досадой Беллатриса. — Что ты мелешь, Регулус?
— Мне Повелитель доверяет! — выпятил грудь Регулус. — Меня он избрал для выполнения особенного задания.
— Ой, я не могу, — включился Северус. — Задание, о котором ты даже не знаешь. Тёмный Лорд позаимствовал у тебя домового эльфа. Великое дело. Может, у него дом запылился.
— Повелителю нужен был домовой эльф, — живо ответил Регулус. — А что ему дали вы?
Они оба — и Северус, и Регулус — боялись, что действие зелья не возымеет должного действия, но Люциус, стукнув кулаком по столу, победительно крикнул:
— Да что вы знаете о доверии! Добби!
Хлоп! Перед столиком появился испуганный домовик с большими зелёными глазами, похожими на мячики для тенниса.
— Хозяин звал Добби?
— Принеси мне тот дневник. Живо!
Домовой эльф испарился, а Беллатриса подалась вперёд.
— Люциус, ты глупее, чем твои разноцветные павлины. Что ты пытаешься доказать?
— Белла, пожалуйста, не надо, — в примиряющем жесте подняла руки Нарцисса. — Дорогой, может, пора проведать Драко? Наверное, он уже проснулся.
— Если бы он проснулся, Тухти бы известила об этом, — надменно, но с заискивающими интонациями, сказал Люциус. — Сегодня такой день. Не стоит огорчаться.
Добби материализовался с потёртой старой тетрадью в чёрной обложке. Это был тот самый дневник, что искал Дамблдор. Если Регулус или Северус и возликовали, то внешне ничем не выдали себя. Северус задумчиво почесал нос, а Регулус дотронулся до внутреннего кармана мантии, где лежал поддельный дневник, который следовало заменить на настоящий.
Грюм на совещании предложил использовать Джеминио — заклинание создания дубликата. Но Сириус сразу опроверг это предложение.
— Не выйдет. Заклятие умножения — это чары, создающие копию вещей, но дубликат слишком быстро развеется.
— Джеминио изобрели и использовали сёстры-близнецы Хислоп, — включился в обсуждение тогда Дамблдор. — Они всю жизнь жили вместе и, видимо, не хотели конфликтовать из-за делёжки вещей. После их смерти родственники обнаружили на двух одинаковых стульях в их доме листок с инструкцией создания заклинания точной копии. Но умноженная копия никогда не будет равноценна оригиналу, она быстро выйдет из строя. В нашем случае важно, чтобы никто ни на минуту не усомнился, что дневник ненастоящий.
— Дамблдор, ты чертовски умён и получил не зря высшие баллы за ЖАБА, но какого чёрта ты тут наводишь тумана? — прорычал Грюм. — Если нельзя сделать копию, как Блэк подменит этот чёртов мордреров дневник?
— Думаю, нам придётся полагаться на её величество фортуну, — просто ответил Дамблдор.
Регулус украдкой вынес из библиотеки отца книжицу нужной толщины, а сам Дамблдор поменял на ней обложки, наведавшись в канцелярский магазин на Воксхолл-Роуд. Там он купил дневник в чёрной обложке, поколдовал над датой продажи. Суть была в том, что книга из библиотеки Блэков несла отпечаток Тёмной магии, что было важно для видимой имитации.
— Этот дневник мне дал на хранение Повелитель, — приосанился Люциус. — Так что ещё неизвестно, кому он доверяет больше.
— Разумеется, ведь Малфои всегда были на его стороне, — пока Северус нёс всякий разный бред, Регулус достал из кармана небольшое квадратное зеркальце и скучающе провёл пальцем по своим бровям. Мол, всё это пустые разговоры.
В отражении мелькнул серый глаз брата — парное зеркало Сириус позаимствовал у Джеймса.
Им оставалось потянуть время минуту-другую. И точно:
— Аберто!(1) — раздался где-то совсем близко весёлый возглас.
На подъездной аллее появился Сириус. Он распростёр объятия и неспешно зашагал к опешившей Нарциссе и потерявшей дар речи Беллатрисе. Надо сказать, выглядел он весьма экстравагантно: в потёртых джинсах, кроссовках и синей футболке-поло с кричащей надписью «I solemnly swear, that i am up to no good»(2)
— Орхидеус! — галантно взмахнул Сириус палочкой, создавая умопомрачительный букет из орхидей и протягивая его Нарциссе. — С днём рождения сына, дорогая кузина. Не мог пройти мимо, чтобы не поздравить вас с таким знаменательным событием.
— Спасибо, — выдавила Нарцисса, совершенно не представляя, как относиться к визиту кузена.
— Что это за вид? — кисло протянула Беллатриса. — В секонд-хэнде закончились распродажи?
— Чтоб ты знала, моя дорогая, этот стиль называется кэжуал, — с улыбкой ответил Сириус, приближаясь к столу. — Удобная и модная одежда. Ты же не будешь утверждать, что просто мечтаешь всю жизнь проходить в мантии?
— Что с тебя взять? — презрительно протянула Беллатриса.
— Что, даже не предложишь присесть? — усмехнулся Сириус.
— Ваддивази!
Палочка Беллатрисы едва шевельнулась, а один из лёгких стульев с точёными ножками и резной спинкой уже летел в сторону Сириуса.
— Дапримо!
Реакция у Сириуса была потрясающая. Так, наверное, интуитивно пёс уворачивается от опасности.
Стул завис перед ним. Сириус лениво взялся за спинку, поставил его на свободное место, сел и спокойно подвинул к себе панакелти.(3)
— Титиландо! — шарахнула Беллатриса с досадой, вызвав мгновенную щекотку у Сириуса.
Тот обмяк над тарелкой, а потом закашлялся, подавившись куском мяса.
— Анапнео, — с укоризной произнёс Северус Снейп, прочищая дыхательные пути Сириуса.
Весь его вид с презрением говорил о том, что и Сириус, и Белла — кретины.
— О, Нюнчик, давай подмети своими патлами дорожку до ворот. Кто это у нас тут такой спаситель? Без тебя обойдусь.
Сириус отрывисто рассмеялся и взял с блюда ананас.
Яркая вспышка спиралью взвихрилась вокруг ананаса — заклинание для очистки картофеля и других овощей Северус применял неоднократно в лаборатории при подготовки корней растений.
— Сириус… — осуждающе промолвила Нарцисса.
— Какого… — не успел договорить Люциус, глядя на слетающуюся на очистки со всех уголков сада стаю павлинов.
— Чудесные птицы! — похвалил Сириус. — Кажется, им не хватает травы. Гербивикус!
Вокруг начало происходить что-то невообразимое. Пионы и лилии принялись наперегонки расти, а павлины — бестолково шарахаться и кричать самыми немузыкальными голосами.
В поднявшейся суматохе Регулус ловко подменил дневники. Сработано было на удивление чисто — видимо, сказывалось то, что Регулус был ловцом в команде по квиддичу и обладал потрясающей реакцией. Дело было сделано — дневник Тома Риддла укрылся в потайном кармане его мантии, а поддельный... лежал возле Люциуса, до этого момента потерявшего дар речи.
Нарцисса всхлипнула и картинно взмахнула руками. Люциус, наконец, отмер и схватился за палочку. Его взгляд, нацеленный на Сириуса, не предвещал ничего хорошего, но Сириус был на секунду быстрее:
— Мимбл Вимбл!
Заклинание косноязычия помешало Люциусу, и никто так и не узнал, что же он такое хотел произнести.
Но на помощь ему уже спешила Беллатриса. Она вскочила, сметая со стола столовые приборы.
«Обезъяз», — мысленно скомандовал Северус Снейп, и проклятия Беллатрисы так и не прозвучали вслух.
— Хватит. Ну, пошутил Блэк, — с досадой произнёс Северус, а потом направил палочку на орущих павлинов: — Даклифорс!
Павлины тут же превратились в резиновых уточек и дружно поковыляли к пруду.
— Авис! — взревела Беллатриса, отошедшая от минутного заклинания немоты.
Утки развернулись и набросились всей стаей на Сириуса. Такая мощная стая резиновых уток...
Сириус захохотал.
— Депульсо!
Утки, а заодно и ещё некоторые сопутствующие предметы, отскочили от стола — будто над ним пролетел небольшой смерч. Тарелки, супница, несколько стульев и огромная ваза династии Мин. Никто не заметил, что Люциус Малфой куда-то исчез.
Сириус же, не обращая внимания на разрушения, достал из кармана джинсов коробочку.
— Энгоргио!
Коробочка увеличилась, и Сириус достал из неё ловец снов, сделанный из сердечной жилы дракона. От большого кольца свисали тонкие нити, на которых качались фигурки сказочных дракончиков, а между ними переливались золотые чешуйки.
— Пусть Драко растёт в спокойствии, — сказал Сириус, протягивая оберег Нарциссе. — Времена сейчас стоят суровые, но давай будем верить, что его детство и юность наполнятся только светлыми воспоминаниями.
Нарцисса сморгнула непрошеную слезу и приняла подарок.
— Не смею вас задерживать, — сказал Сириус, поднимаясь со стула. — Простите за неудобство.
Дело было сделано. Дневник был у Регулуса.
Но Беллатриса не желала мириться с наглостью кузена.
— Коллошу! — мстительно произнесла она, заставляя кроссовки Сириуса приклеиться к земле.
Тот, уже сделавший шаг по направлению к воротом, замахал руками и успел взмахнуть палочкой.
— Спанджифай!
Стул, на который он с неизбежностью упал, сделался мягким и упругим, словно батут. Сириус выпрямился, но Беллатриса не собиралась сдаваться и произнесла Жалящее заклинание.
Лицо Сириуса стало похожим на блин, а губы — на две большие сардельки. Но остальные части тела не попали под заклинание, поэтому он шустро применил к Беллатрисе чары пальцекусания.
Белла вскочила со своего места и запрыгала, поднимая юбки.
— Северус! — завопила она. — Сделай что-нибудь! Ай!
Северус Снейп посмотрел на стол и негромко произнёс:
— Снаффлифорс…
Яйца по-шотландски — варёные, обёрнутые в фарш и обжаренные в панировке — вмиг запищали и принялись расползаться во все стороны, как настоящие мыши.
Нарцисса завизжала, Белла продолжала подпрыгивать, а Сириус захохотал, согнувшись пополам.
Северус Снейп поднял и наставил на него палочку.
Сириус перестал хохотать.
На короткое мгновение, длиною в целую жизнь непонимания и ненависти, они поймали взгляды друг друга.
Они сейчас пребывали на одной стороне и знали, что операция уже завершилась успешно, ведь Регулус заполучил нужный Дамблдору дневник. И всё же они всматривались в эти длинные-длинные мгновения и пытались без слов призвать к ответу всё то, что стояло все эти годы между ними.
Сириус — ершистый, ненавидящий правила своего семейства. Резкий, яркий, темпераментный.
Северус — угловатый, скрытный, глубоко одинокий. Блестящий, талантливый, не умеющий пресмыкаться.
В одно короткое мгновение, затянувшееся на годы, один из них зарыл топор войны, а другой признал, что был сто раз неправ.
«Нюниус, прости…»
«Какой же ты придурок, Блохастый...»
Озорные искры мелькнули в серых глазах Сириуса.
— Кантис!
Северус Снейп, поражённый внезапным заклинанием, опустил палочку, а потом неожиданно запел глубоким баритоном:
— The winner takes it all,
The loser standing small.
Beside the victory
That's her destiny.(4)
— Аква Эрукто, — произнёс Регулус, направляя мощную струю воды на Беллатрису, Северуса и Сириуса.
Сириус, отсмеявшись и отплевавшись от воды, тоже поднял палочку.
— Финита!
— Финита Инкантатем, — вторила ему Нарцисса, до сих пор так и не решившая, гневаться ли ей на всё происходящее или смеяться.
— А где Люциус? — спросил Северус, стараясь скрыть неловкость от своего пения.
«Чёртов Блэк!»
— Люциус в отключке, — сказала мрачная Беллатриса, переставшая наконец подпрыгивать. — Его трахнуло вазой.
Сириус, неловко извиняясь, попрощался. Люциуса привели в чувство. Уток превратили обратно в павлинов, но они от шока так и не смогли вернуть себе первоначальное яркое оперенье и навеки стали белыми.
Люциус Малфой, принимая из рук жены чашку с успокаивающим чаем, смотрел на них и думал, что у всех Блэков ужасно буйный нрав, но без его проявлений было бы слишком уныло и скучно. Он верил, что Драко возьмёт от всех только самое хорошее.
1) Аберто — заклинание, отпирающее ворота.
2) Торжественно клянусь, что замышляю только шалость.
3) Запеканка из мяса и овощей.
4) Всё выигравший возьмёт,
Кто проиграл — уйдёт,
Победы не познав —
Жизненный устав.
Строчки из хита 1980 года группы «Abba».
В отличие от Драко Малфоя первый день рождения Гарри Поттера прошёл тихо и скромно. Не потому, что его родители были стеснены в средствах, а потому, что Лили и Джеймс вынуждены были скрываться. Заходила Батильда Бэгшот, обожающая Гарри, да совы исправно весь день носили открытки и подарки. Как они находили дорогу в их дом, для Лили оставалось загадкой, но, видимо, у волшебных почтальонов были свои законы навигации. Сириус прислал игрушечную метлу, вызвав восторг у Гарри и грустную ухмылку Джеймса: кажется, он завидовал собственному сыну, что тот может беззаботно рассекать по комнатам на высоте двух футов от пола, тогда как сам Джеймс забыл уже, когда поднимался в воздух.
Двухэтажный коттедж в Годриковой впадине, деревне, где проживали бок о бок волшебники и магглы, был скрыт от посторонних глаз всевозможными защитными чарами и барьерами, а когда к нему применили заклинание Фиделиус, он и вовсе стал почти неуязвимым. Лили выходила с Гарри на задний двор, где был разбит небольшой сад, заканчивающийся перед невидимой оградой прудом, заросшим кувшинками. Гарри находился в том чудесном возрасте, когда низкорослые кусты самшита казались огромными деревьями, и с большим энтузиазмом осваивал тропки сада. Особенно ему нравилось кормить уток в пруду и слушать хор лягушек.
Эта пара уток появилась на пруду в апреле. Резкий призывный крик кряквы разбудил тогда Гарри, и он завозился в кровати. Джеймс подскочил и наложил на окно, выходящее в сад, заглушающее заклинание. Вообще, они это делали редко, потому что окно стало для них сейчас выходом в мир. Там, за лёгким тюлем с причудливыми цветами, находились манящая свобода и беззаботность. А здесь на каждом дюйме кухни, лестницы, чулана, гостиной и спален словно висели оковы, напоминавшие, что выхода из дома нет.
Утка продолжала истошно орать на утренней и вечерней зорьке, и в её оглушительные «Кря!.. Кря!.. Кря!..» вплетался голос селезня, слетавшего к подруге откуда-то из-под небес. Был он тихий, совсем не похожий на крик утки, а больше на серебристое дуновение волшебной трубы.
Потом утка кричать по утрам перестала, и селезень напрасно кружил над прудом, вызывая её на свидание. Однажды в камышах посреди пруда раздался истеричный кряк, и испуганная Лили поскорее прижала к себе Гарри — они как раз были с малышом на заднем крылечке.
Из кустов на бреющем полёте вылетел селезень, а за ним гналась утка и долбила его в затылок, наскакивая и прогоняя подальше от камышей. А потом, в конце мая, утка впервые выплыла из кустов сама. Неторопливо и важно она рассекала зелёную гладь, а за ней семенил целый выводок коричнево-серых пушистых комочков. Утята всюду следовали за мамой, а она зорко следила, чтобы никто их детей не потерялся, подталкивая клювом или требовательным «Кря!» особо любознательных, норовивших уплыть в самостоятельное плавание. Утята тоненько пищали, и их жизнерадостный глас наполнял округу умиротворением. Вскоре объявился и папаша. Сначала он нарезал круги вдали от семейства, а потом, поняв, что его прогонять не собираются, стремительно разре́зал воду пруда и очутился в самом центре пушистой детворы. Начался переполох, селезень свистел своё, а утка вытягивала шею, пригибая её к воде, и быстро и торопливо выдавала «Ке-ке-ке». Теперь Гарри первым делом тащил Лили за руку по тропке к пруду, чтобы покормить уток.
Лили наблюдала за его радостными восклицаниями и с грустью улыбалась. Утки могли взять и запросто улететь, если бы захотели — они не подозревали, что находятся на укрытой магическими барьерами территории. В отличие от Лили и Джеймса, которого сидение взаперти здорово расстраивало. Но Дамблдор, навещая их, неустанно повторял, что так пока надо.
В очередной свой визит, ближе к осени, он снова отказал Джеймсу, просившего позволить ему выйти из дома.
— Мне надоело прятаться! — вскипел Джеймс и принялся нервно измерять шагами маленькую кухню.
— Джеймс, я вполне тебя понимаю, но…
— Не понимаете! — перебил его Джеймс. — С тех пор, как мы с Лили поселились в этом доме, я чувствую себя в клетке. Сириус, Грюм, Пруэтты — все они рассказывают последние новости, когда заявляются, а мне стыдно им смотреть в глаза. Я не трус! Людям не нравится, когда их запирают дома!
— Уверяю, никто из твоих друзей, ровно как и членов Ордена Феникса, не считает тебя трусом, — спокойно возразил Дамблдор на гневную тираду. — Но ты не должен так рассуждать. Так надо для Ордена. Пока вы с Лили и Гарри должны оставаться здесь.
На этот раз в его голосе прозвучала та самая мощь, которая обычно заставляла оппонента принять его доводы. Джеймс хотел сказать что-то ещё, но потом махнул рукой, сел за стол и обхватил голову руками.
Мимо прошлёпал Гарри, пытающийся поймать хвост полосатой кошки. Кошка выскочила в окно. Гарри проводил её взглядом, посмотрел на Дамблдора. Тот посадил Гарри на колени, позволив стянуть с себя очки.
Дамблдор чувствовал волны разочарования и даже неприязни, исходящие от Джеймса, но не мог винить его за это. Джеймс был молод и горяч, а ещё смел и исполнен стремлений сделать волшебный мир чище и лучше. А Дамблдор хотел, чтобы эти его устремления не оборвались в двадцать один год, когда впереди ещё вся жизнь.
Вообще, он пришёл по делу, и натянутые отношения были сейчас несвоевременны.
Как же сложно было вести сеанс одновременной игры(1), просчитывая каждый ход. Только играть приходилось не с противниками — противник у всех них был общий, — а с друзьями или людьми, которых Дамблдор хотел бы видеть своими друзьями.
Они могли не понимать его, обижаться, считать тайным интриганом, а Дамблдор чувствовал, насколько же тяжела та ноша, которая лежит на его плечах. Он был ответственен за каждый свой поступок, за каждый ход.
В Ордене Феникса завёлся предатель.
Когда на дом Марлин МакКиннон напали Пожиратели и убили её вместе со всей семьёй — мамой, старенькой бабушкой и младшим братом — орденцы были подавлены. Почему-то особенно поразило тогда Дамблдора тельце волнистого попугайчика в клетке. Он лежал возле поилки на боку, а его наполовину закрытый глаз с удивлением смотрел на кольцо на нитке, на котором он так любил сидеть и распевать песни. И было в этом что-то зловещее, противное природе человеческой, хотя, несомненно, жизнь попугайчика не шла ни в какое сравнение с обрушившимся горем от гибели доброй и смешливой Марлин.
Потом пропал Бенджамин Фенвик, и фрагменты его тела, которые нашлись при раскопке места взрыва, дали много пищи для размышлений. Откуда Пожирателям было известно, куда именно направился той ночью Бенджи?
На Эммелину Вэнс было страшно смотреть, когда распорядитель церемоний — тот же самый, который проводил свадьбу Лили и Джеймса, — открыл прощальный траурный митинг на похоронах Эдгара Боунса. Гроб был закрытым, потому что тело Боунса, как и тела его родителей, после ужасного пожара превратилось в головёшку.
Казалось, противник знал каждый следующий шаг орденцев. Дамблдор не понимал, как такое возможно — он доверял тем, с кем плечом к плечу защищал магглов и их семьи от игрищ Волдеморта. Но как он мог защищать других, если не сумел обеспечить безопасность собственных людей?
В той реальности, в которой Волдеморт уже убил Поттеров, предателем оказался Питер Петтигрю. Питер не был лучше или хуже многих, но легилимент из него был никудышный. Дамблдор сколько угодно мог пристально разглядывать его на редких сейчас собраниях, но этот «рентген» показывал только одно — Питер был чист.
После того, как Волдеморт лично убил Доркас Медоуз, доверие среди членов Ордена пошатнулось. Излишняя подозрительность Грюма стала теперь граничить с паранойей. Он не доверял, кажется, даже самому себе. На него было больно смотреть, потому что каждый потерянный боец был для него не штатной аврорской единицей, а раной на сердце.
— Ты по-прежнему не хочешь сказать мне, кого вы назначили Хранителем? — спросил Дамблдор, спустя какое-то время.
Джеймс остыл и хмуро смотрел в окно, Лили хлопотала с нехитрым ужином.
Впрочем, Дамблдор не был исполнен оптимизма, что Джеймс откроет свой секрет.
Когда они переехали в Годрикову впадину и на дом наложили защитные заклинания, сразу же встал вопрос о заклинании Доверия. Дом не должны были видеть посторонние, иначе какой смысл был в переезде из поместья?
Дамблдор предложил в Хранители себя, но Джеймс сказал, что это слишком опасно.
— Простите, Дамблдор, но вы слишком важный человек в нашем деле, чтобы так рисковать. Если Волдеморт на самом деле по каким-то причинам устроил охоту на нас с Лили и узнает, что мы уехали из поместья и спрятались, первым делом он подумает о вас как о Хранителе. Зачем добавлять ему повод для желания вас убить?
Дамблдор тогда едва удержался, чтобы не рассказать Джеймсу правду. Но не стал. И между ними повисло недопонимание, выросла стена холода. Вроде бы Джеймс хотел сделать Хранителем Сириуса — это было бы естественно, но конечный результат Дамблдор не узнал. Просто однажды сова принесла ему записку, написанную буквами в обратную сторону. Дамблдор поднёс пергамент к зеркалу и прочитал в отражении:
«Уэст-кантри, Годриковая впадина, Понд-стрит, 10».
Как только Дамблдор изучил содержание, записка вспыхнула и обернулась горсткой пепла. Тот, кто прислал её Дамблдору, и был Хранителем тайны адреса дома, находящегося под Фиделиусом. Но почерк идентифицировать Дамблдору не удалось.
Они появлялись в Годриковой впадине по очереди и группами, но никто не знал, кто же Хранитель. Сириус? Питер? А может, Люпин?
Дальше списывать случаи нападений на членов Ордена и массовые ловушки на авроров на случайность было глупо. Но вычислить гниду Дамблдор не мог, несмотря на небольшую фору в виде воспоминаний из будущего, потому что сейчас это был не Петтигрю.
Но кто? Кому он не мог больше доверять?
Стало неимоверным облегчением, что он решился открыться Северусу Снейпу. Если бы не уроки из будущего — этого бы так и не случилось. Северус Снейп достойно справлялся со своей ролью, но при всей его преданности и силе духа не мог решить всех задач разом.
Подозревать своих товарищей было мучительно. Это был настоящий ад.
Люпин…
Ремусу было и так несладко. После школы он пробовал устроиться на работу, но его ежемесячные проблемы и вынужденные прогулы вызывали вопросы, поэтому долго на одном месте он не задерживался.
В дом родителей Ремус не вернулся, не желая подвергать их жизнь опасности. Лайелл Люпин по-прежнему работал в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними, заслужив репутацию отличного специалиста по Явлениям нечеловеческих духов, но своего личного монстра он так и не смог победить. На всех вызовах и зачистках, как только боггарт оказывался один на один с его волшебной палочкой, он принимал облик маленького пятилетнего мальчика, лежащего в луже крови со страшными рваными ранами от укуса оборотня. Та роковая ночь круто изменила их жизнь, и, наверное, Хоуп тоже преследовали эти монстры, потому что она тихо угасла и ушла в августе, оставив безутешного Лайелла и посеревшего Ремуса.
Ремус закрылся в себе, оградился от общения с друзьями и с облегчением принял предложение Дамблдора попробовать пожить среди оборотней в общине Нортумберденда, чтобы попытаться наладить с ними контакты. Волшебники сами породили своих самых свирепых врагов, оградив такие сообщества, как оборотни, запретами и лишениями.
Неужели всё же Сириус? А может, Регулус, ведь он совсем недавно боготворил Волдеморта? А как же блестящая операция в июне, когда они так ловко добыли дневник Тома Риддла?
Что ж, даже уничтожение крестража в дневнике всего лишь приблизило бы их к желаемому результату, но не сделало задачу легче. И поиск чаши был ещё одной партией сеансёра Дамблдора.
А также определение возможного количества крестражей.
Вот тут он уповал на Горация Слизнорта и надеялся, что однажды тот сможет набраться смелости и показать истинные воспоминания о том дне, когда Том Риддл, блистательный студент, задал ему вопросы о крестражах.
Гораций Слизнорт очень любил комфорт и не отказывался от бокальчика изысканной медовухи с засахаренными ананасами, когда Дамблдор приглашал его к себе изредка по вечерам. Они были почти ровесниками, так что им нашлось что вспомнить о днях былых. Мастер зелий и декан факультета Слизерин вот уже сорок лет собирал вокруг себя самых одарённых и перспективных студентов. Блистательная молодёжь после выпуска из школы не забывала доброго расположения профессора и благодарила его. Проделывал Слизнорт это потрясающе. «Клуб Слизней» процветал и сейчас — Слизнорт имел невероятное чутьё на тех, кто в будущем обязательно проявит себя. Том Риддл тоже когда-то входил в этот клуб, но на вопрос Дамблдора о том, помнит ли об этом Слизнорт, тот как-то слишком поспешно перевёл разговор на другую тему, и Дамблдор сделал в уме закладочку.
Он пригласил Слизнорта после роспуска студентов на каникулы к себе.
— А не сыграть ли нам, друг мой Гораций, в шахматы, — спросил Дамблдор за обедом.
Слизнорт с удовольствием согласился, не зная ещё, насколько коварен Дамблдор, если у него что-то на уме.
Когда Босси услужливо расставил на столике лёгкие закуски и бутылку с медовухой, а шахматные фигурки поднялись из коробки и заняли свои места, Дамблдор непринуждённо отправил свою белую пешку d2-d4.
— Попробуй желатиновых червяков, — сказал он Слизнорту. — Особенно мне нравятся со вкусом малины.
— О! — радостно откликнулся Слизнорт, отвечая выдвижением коня на f6. — Я устроил встречу Амброзиусу Флюму с Цицероном Харкиссом, и вот посмотри — Амброзиус уже совладелец «Сладкого королевства»!
— Пешка на c2, — приказал Дамблдор своим фигурам. — «Клуб Слизней» процветает?
— Почему бы не помочь успешным молодым людям? — очаровательно улыбнулся Слизнорт в свои пшеничные усы. — Вы, сюда, пожалуйста!
Чёрная пешка прыгнула на е5.
«Ещё бы, сделать протекцию в кондитерской вполне в твоём духе», — подумал Дамблдор, а вслух поинтересовался: — А почему такое название? Давно хотел тебя спросить.
Его пешка приняла жертву и переместилась на dxe5.
— «Клуб Слизней»? — Слизнорт довольно хохотнул. — О, многие думают, что это дурацкое название и глупое. Конь q4.
— А на самом деле? — Дамблдор передвинул ещё одну пешку e2-e4.
Будапештский гамбит они со Слизнортом разыгрывали настолько часто, что фигуры порой прыгали на нужные клетки ещё до озвучивания команды. Далее партия велась с переменным успехом в пользу белых или чёрных, но и Дамблдору, и Слизнорту, важнее был не случайный выигрыш, а поиск новой стратегии, приведшей к победе.
— Ты же видел мою палочку? — Слизнорт любовно провёл указательным пальцем по палочке из кедра.
Десять с четвертью дюймов, внутри — сердечная жила дракона. Всякий раз, когда я встречаю человека с кедровой палочкой, я нахожу силу характера и необычайное понимание между палочкой и её владельцем. Джервейс Олливандер говорил, что у кого кедровая палочка, того не одурачишь. А Гаррик Олливандер как-то отметил, что ещё не встречал ни одного волшебника с кедровой палочкой, у которого можно стоять на пути, если вы причинили вред кому-нибудь, кого он любит. Но палочка Горация Слизнорта обладала ещё и уникальной особенностью: рукоять раздваивалась на конце, напоминая рога слизня.
— «Клуб Слизней» как собрание исключительных волшебников с уникальными возможностями? — хмыкнул Дамблдор. — Что ж… Ты не так прост, как кажешься.
Дамблдор потянулся за тараканьим усом, как бы невзначай придвигая к себе поближе круглую жестяную коробку, которая до этого момента закрывала собой приоткрытую дверцу секретера.
Теперь на обозрении Горация Слизнорта прямо перед носом оказался большой, довольно грубо сделанный перстень из металла, по виду похожего на золото, с большим чёрным камнем. Кольцо Марволо Мракса. Перстень, который носил на последних курсах Том Риддл.
Слизнорт отпрянул от стола так поспешно, что сгрёб с доски шахматные фигуры.
— Я вижу, это кольцо тебе знакомо, — перемена в тоне Дамблдора была разительной. Из безмятежного и размеренного он превратился в жёсткий и хлёсткий. — Я интересовался пребыванием Тома Риддла в твоём клубе не из праздного любопытства. Гораций, я знаю тебя слишком хорошо. Ты не трус. Расскажи мне о том, что тебе известно. Я же чувствую, что тебе есть что сказать.
И Слизнорт дрогнул. Он отдал Дамблдору воспоминания, но в последний момент всё же подправил их, подчистил. И сделал это в спешке так топорно, что подмена была слишком очевидной.
После этой встречи Слизнорт напрочь отказывался играть с Дамблдором в шахматы. Более того, избегал его.
Дамблдор боялся, что старый хитрец заляжет на дно.
Ситуация с предательством среди членов Ордена и надвигающийся Хэллоуин заставили Дамблдора рискнуть.
Он вызвал Слизнорта в кабинет по поводу рабочих программ — тот просто не мог проигнорировать вызов.
Сначала они и правда обсудили изменения, в очередной раз скинутые остолопами из министерства, а потом Дамблдор без всяких реверансов и экивоков поставил на стол Омут Памяти. Достал флакон с одним воспоминанием, и молочная нить плавно опустилась в чашу, потревожив серебряную поверхность.
— Ты первый, — сказал он.
— Что… Что ты хочешь мне показать? — со страхом спросил Слизнорт.
— То, что, как я надеюсь, заставит тебя перестать изображать из себя упрямого мула, — устало сказал Дамблдор.
Разрушенный коттедж нелепо выставляет в серое небо сломанные балки и перекрытия. Большая часть его устояла, но правую часть верхнего этажа снесло начисто. Дом покрыт плющом и окружён высокой, по пояс, травой. Мужчина в чёрной наглухо застёгнутой мантии дотрагивается до ржавой калитки, запуская в действие чары: над калиткой возникает вывеска, поднявшись из зарослей крапивы как быстрорастущий цветок. Золотые буквы складываются в слова:
«Здесь в ночь на 31 октября 1981 года были убиты Лили и Джеймс Поттер.
Их сын Гарри стал единственным волшебником в мире, пережившим Убивающее заклятие. Этот дом, невидимый для магглов, был оставлен
в неприкосновенности как памятник Поттерам и в напоминание о злой силе,
разбившей их семью».
Дамблдор вытащил оцепеневшего Слизнорта из воспоминаний обратно и дал ему время прийти в себя.
— Как же так? — По толстому лицу Горация текли слёзы. Его усы повисли, а обычно добродушное лицо застыло. — Альбус, скажи мне, что этого не может быть? Такая храбрая, такая весёлая девочка…
Лили Эванс была его любимой ученицей. Известие о том, что буквально через пару месяцев Волдеморт ворвётся в дом Поттеров и цинично убьёт и Джеймса, и Лили, вызвало у Слизнорта неподдельный ужас. Его глаза цвета бледного крыжовника смотрели со страхом, но боялся он не за себя. Медленно он взял палочку из кедра, поднёс к виску и вытянул нить воспоминаний. Дамблдор подставил пустой флакон: подлинные воспоминания Горация Слизнорта о том разговоре с Томом Риддлом оказались в его руках.
— Сэр, я хотел спросить вас кое о чём.
— Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте…
— Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о… о крестражах?
— Пишете самостоятельную работу по защите от Тёмных искусств, не так ли?
— Да, сэр. Я, правда, одного не понимаю… Мне просто любопытно, много ли проку от одного-единственного крестража? Не лучше ли, чтобы обрести побольше силы, разделить душу на несколько частей? Ну, например, разве семь — не самое могучее магическое число и разве семь…
Ад не был мифической страшилкой для грешников. Ад царил вокруг, и Дамблдор впервые растерялся. Теперь он знал, что Волдеморт на самом деле создал несколько крестражей, но Дамблдор смог уничтожить пока только два: кольцо и медальон. И чудесная сила очистила диадему. Дневник ждал своего часа. Где-то ещё была спрятана чаша.
— Джеймс, я вынужден попросить тебя об одном одолжении, — сказал Дамблдор, принимая из рук Лили тарелку с луковым супом.
Гарри с его колен перекочевал в высокий детский стульчик и увлечённо разбрызгивал суп вокруг себя.
— Да?..
Джеймс поднял на него потухшие глаза, и Дамблдор внезапно понял, что не он один живёт последние месяцы в аду. Только у каждого этот ад был персональным.
— Ты бы не мог одолжить мне на время твою безупречную мантию-невидимку? Мне очень нужно для одного дела.
Джеймс пожал плечами и поднялся. Его апатия после всплеска раздражительности вызвала в Дамблдоре чувство вины. Он прикрыл глаза.
Ничего. Ещё немного. Они справятся. Обязательно справятся.
— Кя! Кя! — Гарри отщипнул от хлеба мякиш и протянул Дамблдору.
— Что ж, пожалуй, кормёжка уток сейчас — это действительно то, что всем нам поможет набраться сил, — сказал Дамблдор.
1) Сеанс одновременной игры — форма спортивного мероприятия, в котором один человек (сеансёр) одновременно играет в интеллектуальную игру (шахматы, шашки, го) с несколькими противниками.
История, собранная по крупицам и рассказанная палочкой из вишни, печальна, поучительна и лишний раз доказывает, что…
Впрочем, тут каждый может сделать для себя выводы сам.
Вишня — очень редкое для волшебных палочек дерево, но напитано оно удивительной силой. Больше всего палочки из вишни ценятся в японской школе Махотокоро — там стать владельцем такой палочки считается особо престижным. Мистер Олливандер всегда говорил покупателям, которых выбирала палочка из вишни, что им необходимо выбросить из головы ошибочные мысли о том, что розоватый оттенок древесины делает палочку легкомысленной или чуть ли не декоративной. Это в корне неверно — из вишни получаются палочки, обладающие смертоносной силой, независимо от сердцевины, и лучше, чтобы они попадали к волшебникам исключительного самообладания и силы ума.
Но на лице Дороти Петтигрю всё же отразилось лёгкое разочарование, когда в лавке Олливандера из всех предложенных её сыну палочек перед поездкой в Хогвартс подошла именно палочка из вишни — на солнце рукоять отливала розовым перламутром.
Впрочем, Питер с самого детства привык к этому выражению на лице горячо любимой матушки и очень старался, чтобы оно возникало пореже.
Не получалось.
Дороти и Роберт Петтигрю представляли собой типичную семейную пару со взаимным неудовольствием друг к другу. Познакомились они в больнице святого Мунго, где Роберт проходил практику в отделении лечения последствий падения с мётел и других магических травм. Он показался интересным хорошенькой светленькой буфетчице Дороти, когда сидел за столиком у окна, потягивал кофе и просматривал свои конспекты. Роман их не был бурным, но в конце концов привёл к закономерному результату: Роберт предложил Дороти стать его женой.
Через пару лет Роберт уже работал целителем в том же отделении, а Дороти перевелась в министерство магии, чем ужасно гордилась и не уставала упоминать об этом факте коллегам Роберта на банкетах, которые тот, кстати, не очень жаловал. Правда, Дороти забывала добавлять, что работает она по-прежнему буфетчицей, хотя официально числилась в Отделе магического хозяйства.
Потом родился Питер, но почему-то вместо того, что укрепить семью, стать тем самым цементом, который часто объединяет супругов в общих приятных заботах, усилил их взаимную неприязнь.
Дороти обвиняла Роберта в том, что из-за него и Питера так и не сделала карьеру, что она не нанималась быть домработницей, что её молодость загублена.
Питер рос тихим и неконфликтным и очень хотел, чтобы родители не ругались, а мама им гордилась.
С отцом, увы, у него тоже никак не складывалось — Роберт предпочёл уйти с головой в работу, чтобы поменьше бывать дома. Единственное, в чём он проявлял воспитательный интерес — это требование к Питеру, чтобы тот даже близко не подходил к гоночным мётлам. Насмотрелся в отделении, спасибо!
Негативные эмоции и разочарования не могли привести ни к какому личностному росту. Ни Роберта, ни Дороти, ни тем более Питера, самооценка которого была настолько низкой, насколько только можно представить.
Может, именно поэтому дружба с таким яркими личностями, как Сириус Блэк и Джеймс Поттер, воспринялась Питером как настоящее чудо. Да, они постоянно подтрунивали над ним и не ожидали от него многого, но не смотрели с вселенским разочарованием. А Ремус Люпин и вовсе оказался ещё в худшем положении — шутка ли, каждое полнолуние превращаться в монстра. Поэтому Питер всеми руками и ногами держался за эту дружбу — она давала ему возможность хоть немного поверить в себя.
Оказалось, он мог хорошо учиться, особенно если забывал о том, что он — ничтожество. Его ум обладал редкой способностью цепко подмечать детали, а трудолюбие и усердие привели к тому, что наравне с друзьями к пятому курсу Питер сумел стать анимагом. Между прочим, это большое достижение — далеко не каждый волшебник обладает достаточной одарённостью для этого сложного и опасного магического действия.
Возможно, крыса — анимагическая форма Питера — и вызвала усмешки у Сириуса или Джеймса, которые сумели стать такими большими животными, как олень и пёс, но я бы не спешила судить о силе и могуществе волшебника по размеру его анимагического животного. Знаете ли вы историю о волшебнике-сироте Илия, который прогнал стаю дементоров Патронусом, принявшем форму маленькой мыши? То-то же.
Но вернёмся к Петтигрю.
Родители Питера в конце концов развелись, а ему вновь пришлось встать между двух огней. Отец тогда чуть ли не впервые повысил на него голос. Он предлагал Питеру переехать к нему, и его лицо буквально перекосилось, когда он услышал тихий, но твёрдый отказ.
В глубине души Питер понимал, что с отцом ему будет легче и проще. Когда они оставались наедине без мамы, всё было не так уж и плохо. Но не мог же он оставить маму одну?
Но после развода всё стало ещё только хуже.
Дороти манипулировала им и постоянно была недовольна. Не стал старостой, не сдал все СОВ на «Превосходно», не стал капитаном команды по квиддичу. Сплошные «Не». Не стал тем сыном, которым она могла бы гордиться.
После окончания Хогвартса Питером постоянное неудовольствие Дороти выросло, ведь теперь сын не мог спрятаться от неё в школе на десять месяцев.
«Я посвятила тебе жизнь».
«Из-за тебя я загубила свою молодость».
«Если бы ты хоть в чём-то преуспел».
Питер теперь лучше понимал отца, который молчанием отгораживался от скандалов. Но Дороти это не устраивало — чтобы тиранить жертву, надо, чтобы она трепыхалась, а не висела мёртвой тряпкой.
«Где ты был?»
«Наверняка связался с плохой компанией».
«Пойдёшь по плохой дорожке».
И однажды Питер не выдержал. Он поднял на Дороти глаза и решительно пресёк её очередную уничижительную речь:
— Я не ничтожество. Ты же не знаешь всего.
Дороти подавилась воздухом.
— Питер… Ты никогда не возражал мне!
— Могу я, наконец, сказать то, что думаю? — устало сказал Питер и побрёл в свою комнату.
Теперь Дороти сменила тактику. Она приставала к нему с расспросами, а когда он отмалчивался, начинала плакать и причитать, что он её совсем не любит и не доверяет.
Сердце Питера не выдерживало слёз матери, и он неуклюже пытался оправдаться, испытывая муки совести.
Конечно, он не мог рассказать открыто, что является членом Ордена Феникса, а тем более ни за что не выдал бы каких-то важных секретов, но чтобы её успокоить, рассказывал ей теперь чуть больше о себе, чтобы она не обижалась. Он не пытался врать, просто тщательно взвешивал то, что можно было сказать, а что нет. Известно, что лучший способ сделать так, чтобы тебя в чём-то не заподозрили и отстали — говорить правду. Если бы он начал сочинять или выдумывать, запутался бы окончательно, ведь Дороти прекрасно умела вычленять детали из его скудных рассказов.
Сначала так и получилось.
— Ты сказал, что вчера с друзьями был в районе Барбикан, но там не было дождя, а ты пришёл весь мокрый, — с подозрением сказала Дороти, когда Питер неумело пытался сочинить отговорку.
На самом деле они с орденцами были накануне в районе порта, караулили отходные пути в доках, пока Грюм с отрядом проводил зачистку.
А Дороти не унималась.
— Кто такая Марлин? Может, познакомишь? Ты постоянно про неё говоришь…
— И что эти твои школьные дружки? Вы продолжаете встречаться?..
— Не хочешь говорить, как называется ваша организация, не надо, но чем вы хоть занимаетесь?..
А потом Дороти будто переменила своё отношение. Она не смотрела на Питера с раздражением, а мечтательно улыбалась, и Питер не сразу догадался, что у мамы кто-то появился. Может, оно и к лучшему — отстанет от него самого.
К его огромному облегчению, они научились слышать друг друга — так ему казалось, по крайней мере. Он стал больше ей доверять и даже как-то намекнул, что друзья его настолько ценят, что сделали Хранителем заклинания Фиделиус. В подробности он не вдавался, просто хотел показать Дороти, что не такой уж он и тюфяк, каким она его всегда считала.
Он, не стесняясь, плакал, когда погибла Марлин.
Атмосфера в Ордене стала мрачной. Кажется, Сириус подозревал Питера в том, что именно он предатель, а сам Питер думал на Сириуса и немного на Люпина.
Когда Джеймс предложил его в Хранители, Питер не поверил своим ушам. Он был уверен, что тот выберет Сириуса Блэка. Но Джеймс сказал тогда, что доверяет всем им, ведь они — его друзья. Они совершили ритуал Фиделиуса, запечатав тайну нахождения дома Джеймса и Лили в сердце Питера, а потом Питер написал несколько записок с адресом через зеркало и зачаровал их таким образом, чтобы они сразу самоуничтожились после того, как адресат прочитает содержание.
Дамблдор, Грюм, братья Пруэтты и ещё некоторые члены Ордена получили такие записки. Ну и, конечно, Сириус и Ремус. Да, ещё Батильда Бэгшот, она проживала с Поттерами по соседству, и Дамблдор на собрании вроде как себе под нос сказал, что неплохо бы было, если бы Хранитель открыл местонахождение Поттеров Батильде. Она, мол, старушка хоть уже с приветом, но добрая и радушная, а Лили всё будет веселее, что хоть кто-то к ним приходит постоянно. И Питер так и поступил — отправил Батильде Бэгшот записку с совой.
Орденцы подстраховались, укрыв надёжно Поттеров, но не сумели уберечь своих. Каждый из них оказался под прицелом Пожирателей.
Питер много думал о том, кто же в их рядах предатель? Но так ничего и не придумал дельного. Идеи, одна бредовее другой, только путали.
После смерти Эдгара Боунса он пришёл домой нетрезвым.
— Что за вид, Питер? — Дороти зависла над креслом, в которое он упал, в ожидании объяснений.
— Помнишь, я недавно рассказывал тебе про Эдгара? — устало ответил Питер и прикрыл глаза — новые серьги с голубыми сапфирами Дороти колыхались перед его лицом, и его замутило. — Его с семьёй сожгли заживо.
Дороти ахнула, подала Питеру стакан воды.
У Питера не было сил даже разуться. Он так и сидел с закрытыми глазами, а потом Дороти его спросила:
— Ты как-то сказал, что тебя назначили Хранителем. Ты бы смог выдать своих друзей?
Питер вцепился в подлокотники кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он гневно уставился на Дороти — похмелья как не бывало.
— Никогда. Друзья — единственное, что у меня есть в этой жизни.
— А как же я? — тут же перешла в наступление Дороти, и Питер понял, что ничего-то между ними не изменилось.
— А что ты?
Питер поднялся и как был, в ботинках, пошёл в свою комнату. На пороге он обернулся.
— По крайней мере, мои друзья не ждут от меня, что я стану министром магии, или чемпионом по квиддичу, или ещё каким чудом-юдом. И не считают бредом желание открыть простую сырную лавку. Они любят меня просто так.
Наступил октябрь, и дождливая погода особенно соответствовала его настроению. Питер почти никуда не выходил, да и орденцы практически не собирались все вместе. Он даже не знал, как обстоят дела у других. Поттеров он навещал в последний день августа, но был так подавлен смертью Марлин, что пробыл совсем недолго. Люпин где-то пропадал, у Сириуса были свои дела. Кажется, общие уныние и напряжение можно было пощупать рукой.
Он запоем читал, а поскольку в доме книг было не так уж и много — Дороти предпочитала вкладываться в красивые безделушки, — принялся по второму кругу перечитывать старые учебники. «Лицом к лицу с безликим»,(1) «Стандартную книгу заклинаний Миранды Гуссокл», «Продвинутый курс трансфигурации» и «Историю магии» Батильды Бэгшот.
Дороти заглядывала к нему, предлагала чай или ужин, но Питер чаще всего отказывался. Иногда она приносила что-нибудь перекусить прямо в его комнату и садилась рядом с кроватью, пытаясь завести разговор.
— Что читаешь? — спросила она как-то, ставя на письменный стол высокий бокал с тыквенным соком.
— Книгу… — буркнул Питер.
— Очень смешно, — кисло отозвалась Дороти.
Она взяла со стола учебник по истории магии, который Питер как раз закончил читать накануне, но не убрал на полку.
— Ничего не меняется. Ещё я училась по этим учебникам. Интересно, эта Батильда Бэгшот жива? Выглядит на колдофото не очень.
— Жива… — снова буркнул Питер.
— Откуда ты знаешь? — искренне удивилась Дороти. — Не знала, что у тебя есть такие знакомства.
— Встречались, — уклончиво ответил Питер. — Нормальная старушка. Она живёт по соседству с Джеймсом.
— Ну ладно, не буду тебя отвлекать, — Дороти положила учебник, вздохнула и пошла к себе.
Дня через три он всё же выполз из комнаты и даже поужинал вместе с Дороти. Они допивали чай, когда сигнальные чары оповестили о позднем визите нежданного гостя.
— Кто это там? — удивилась Дороти.
Питер пожал плечами и на всякий случай покрепче сжал палочку.
Он осторожно открыл входную дверь, и тут же услышал возглас Дороти за спиной:
— Миссис Бэгшот! А я вас узнала! Ну надо же, мы буквально на днях вас вспоминали! Питер читал ваш учебник.
— Очень приятно, что молодые люди читают учебник по истории магии и после окончания школы, — проскрипела Батильда и спросила у опешившего Питера: — Вы позволите мне войти, Питер?
— Что-то случилось? — сердце его учащённо забилось.
— Нет-нет, всё в порядке, уверяю вас, — успокоила его Батильда. — Если только не считать того, что я напрочь забыла, куда я поставила вчера горшок с овощным рагу — боюсь, найдётся потом только по запаху.
Питер посторонился, пропуская Батильду в комнату. Ростом она была Питеру едва ли по плечо, хотя сам он был не так высок — всего пять с половиной футов. Сквозь реденькие волосы на голове просвечивала кожа, а всё лицо — в красных прожилках сосудов и старческих пигментных пятнах.
— Пройдёмте сюда.
Питер ещё не пришёл в себя от потрясения, но понимал, что Батильда не пришла бы просто так, поэтому лучше с ней поговорить без посторонних глаз. То есть без Дороти.
— Не стоит беспокоиться, Питер, — Батильда вцепилась в него костлявой рукой, похожей на лягушачью лапку, чтобы не упасть. — Я ненадолго. Можно поговорить и тут.
Она, охая и кряхтя, села в кресло. Дороти сделала вид, что ушла на кухню, но Питер был уверен — будет подслушивать.
— Как вы меня нашли? — спросил Питер.
— Ну твой дом-то не под Фиделиусом, — усмехнулась Батильда.
— Фиделиусом?..
— Достаточно было заглянуть в магический адресный справочник. Конечно, в моём возрасте трансгрессировать опасно, но в общем и целом я не растеряла по дороге своих запчастей. Все руки и ноги на месте.
Питеру было известно, что Батильда та ещё любительница пошутить. Может, в этом и скрывался секрет её долголетия? Вроде ей было сто десять лет, плюс-минус.
— Питер, мне нужен адрес Лили и Джеймса. Видишь ли, та записка, что ты мне прислал в январе этого года, сразу исчезла, а я никак не могу вспомнить номер дома, вот беда.
Питер во все глаза смотрел на Батильду. Никто не знал, что он — Хранитель. Кроме Джеймса. Если только…
— Да брось, неужели ты думаешь, Лили не сказала мне, что именно тебя Джеймс выбрал Хранителем? Ты достойный юноша. Я переживаю, как там они? Как малыш Гарри? Я не была у них уже три дня, а вдруг им нужна помощь?
Что-то тут было не так.
— Разве можно не знать, где находится дом, если много раз там был? — осторожно спросил Питер.
— А ты как сам думаешь? Ну-ка, скажи мне, как ты добираешься в Годриковую впадину?
Питер задумался. Каждый раз, желая оказаться в доме у Джеймса и Лили, он мысленно повторял адрес: «Уэст-кантри, Годрикова впадина, Понд-стрит, 10». Тогда перед мысленным взором возникала калитка, за которой начиналась тропинка к аккуратному двухэтажному коттеджу. Перемещаться приходилось прямо к самой калитке, чтобы никого случайно не притащить на хвосте.
— Я обратилась к Альбусу, но он развёл руками — только Хранитель может назвать адрес. Если я даже мысленно начну перебирать все номера в сочетании с названиями улиц, это ничего не даст. Надо на самом деле знать этот адрес.
Питер засомневался.
— Ох, — Батильда начала подниматься. — Зря я тебя потревожила. Я понимаю, как это всё глупо. Вроде твой папа работает в Мунго? Спроси у него при случае о волшебной деменции. Прескверная штука. Тут помнишь, а тут — нет. Я могу с точностью рассказать, в каком году было восстание гоблинов под предводительством Гырга Грязного, но не помню, в какой стороне у меня в доме выход, и стою по десять минут, уткнувшись в стену.
— Подождите… — нерешительно сказал Питер.
— Ты вот что, Питер, — сказала Батильда и похлопала его по руке — ему показалось, что до него дотронулось привидение. — Как будешь у Лили, передай от меня весточку. Хотела с Хэллоуином их поздравить, уж больно тыква знатная в этом году уродилась.
— Уэст-кантри, Годриковая впадина, Понд-стрит, 10, — быстро сказал ей Питер в спину.
Дороти, подглядывающая из-за кухонной двери, завизжала, когда сгорбленная старушка вдруг начала распрямляться, становиться выше в плечах, а её белёсые волосы темнеть.
«Батильда» развернулась, передумав уходить. Пергаментная кожа лица становилась жёлтой, в отметинах оспы. Зловещая усмешка совсем не походила на улыбку доброй старушки, забывающей всё на свете.
Перед потрясённым Питером стоял высокий незнакомый мужчина. Но шок Питера не шёл ни в какое сравнение с потрясением Дороти, которая прекрасно знала, кто перед ней. Человек, имеющий репутацию спокойного, уравновешенного, ловкого и увёртливого, с истинным даром убеждения.
— Август…
Свист хлыста, и Питер оказался привязанным к креслу.
— Спасибо, Питер. Всё оказалось не так и сложно. Кажется, мы не знакомы? Твоя любезная матушка не рассказывала обо мне? Август Руквуд.
Он склонил голову в шутовском поклоне, и только заклятие немоты не дало Питеру высказать всё, что тот думал сейчас о Руквуде.
— Ну же, будь хорошей девочкой, — сказал Руквуд и отшвырнул от себя Дороти, набросившуюся на него с кулаками. — Мне и так пришлось слишком долго терпеть твой ужасный характер. Ну ладно, раз ты сама этого хочешь…
Ещё один взмах палочки, и Дороти уже сидела в соседнем кресле от Питера.
— Прямо семейный ужин, — недобро хмыкнул Руквуд. — А теперь пора позвать Тёмного Лорда, он не любит, когда его заставляют долго ждать.
Когда Волдеморт узнал о Пророчестве, он пытался не придавать ему значения. Но он слишком долго шёл по пути бессмертия, чтобы теперь споткнуться о случайное препятствие. Он не доверял никому и ничему. В том числе и сомнительному Пророчеству. Но слова о том, что грядёт кто-то, кто способен его сокрушить, нагоняли страх. Совсем как тогда, когда Марта Лонг в приюте Вула запирала его в тёмном чулане и свистящим шёпотом обещала, что сейчас за ним придут черти и покарают его. Тому было три года, но он до сих пор помнил тот страх.
Нет, он не собирается больше кого-то бояться. И ждать, пока подрастут мальчишки — тоже. Он выбрал отпрыска Поттеров, хотя лучше было убрать обоих. Лонгботтомами он займётся потом. Пока — Поттеры.
Но те трусливо спрятались. Он не мог их найти — те как в воду канули. Явно не обошлось без Дамблдора — старый интриган наверняка укрыл их где-нибудь под Фиделиусом.
Время шло, а Волдеморт не любил, когда его планы не получалось осуществить. Постепенно круг тех, кто мог быть Хранителем Поттеров, сузился. Дамблдор вряд ли бы сам стал Хранителем — это было слишком очевидно, поэтому глупо.
У Поттера в школе были дружки, искать надо было среди них. Люпин — отпадал, но стоило попробовать переманить его на свою сторону — пообещать то, что не могли дать Дамблдор и его хвалёное министерство. Блэк или Петтигрю? Что ж, Регулус Блэк, увы, с братом не общался, а подобраться к его старшему брату не так-то просто — тот был в одной шайке с Грюмом.
А вот к Петтигрю неожиданно нашёлся подход. Его глупая мамаша работала в буфете министерства. И тогда Август Руквуд получил персональное задание. Очаровать оплакивающую свою молодость женщину не составило труда. Пара комплиментов, два-три подарка, томный взгляд. Волдеморт видел, как передёргивает Руквуда каждый раз, когда он рассказывает об истериках этой Дороти, но его это не волновало.
На одном из свиданий, когда Руквуд сблизился с Дороти Петтигрю достаточно, он подарил ей серьги с голубыми сапфирами. Руквуд был квалифицированным специалистом в области Тёмных искусств, а ещё отличным невыразимцем, работающим с секретными артефактами. Голубые сапфиры считались экстрасенсорными камнями, из них легче всего было сделать проводники, способные запоминать разговоры, а потом передавать их по специальному устройству.
Попадалось много всякой чепухи: Дороти Петтигрю пилила сына постоянно и с завидной регулярностью. Не так встал, не так пошёл, не туда сел. Как он вообще умудрился попасть на Гриффиндор при таком воспитании? Но попадались и крупицы золота: Питер, сам того не подозревая, выбалтывал ценные сведения об орденцах, об адресах и местах операций. Руквуд умел составлять два и два вместе.
Эта слежка затягивалась, Поттеровскому ребёнку уже было больше года. Целый год Волдеморт носом землю рыл и не мог выйти на их след!
Потом Питер похвастался, что его сделали Хранителем друзья. Теперь Руквуд с тройным усердием окучивал Дороти и пообещал ей устроить протекцию для сына в министерстве, но при одном условии: она должна рассказывать всё о всех его перемещениях, чтобы Руквуд убедился, что за Питера можно поручиться. Благодаря этим сведениям удалось выйти на след Боунса — это было большой удачей. Но не этого ждал от него Волдеморт. Загвоздка была в том, что Хранитель мог рассказать свой секрет только добровольно. Никакими пытками этого сделать не удалось бы. Поэтому приходилось ждать.
И вот три дня назад: Руквуд доложил, что Петтигрю в разговоре с Дороти обронил о знакомстве с Батильдой Бэгшот, потому что она соседка Поттеров.
Выяснить, где живёт старушка, не составило труда. Наведаться к ней под видом корреспондента «Ежедневного пророка» — тем более. Наверняка, миссис Бэгшот привыкла к журналистам, как к слизням на своих заросших грядках. Жиденькие волосы дали Оборотному зелью серебряный перламутровый оттенок. Август Руквуд залпом осушил кубок и назвал адрес дома Петтигрю.
Ноздри Волдеморта хищно раздулись, когда он, призванный верным слугой, оказался в гостиной Петтигрю.
— Так-так, кто тут у нас? — вкрадчиво произнёс он. — И кого это Дамблдор назначает Хранителем? Мама может гордиться тобой, Питер.
Волдеморт улыбнулся Дороти, тихонько поскуливавшей от ужаса.
— Но я умею быть благодарным, — склонил голову Волдеморт теперь в сторону Питера и достал палочку. — Твою руку!
Волдеморт, освободив его левую руку от пут, закатал свитер и прислонил кончик палочки к предплечью.
Боль была дикой, и Питер, стараясь не закричать, сцепил изо всех сил зубы.
— Тёмная метка — это мой подарок, Питер, — почти с нежностью сказал Волдеморт, глядя на выжженный череп со змеёй, выползающей изо рта.
— Повелитель… — раздался неуверенный голос Руквуда. — Разве вы оставите его в живых? Разве не проще убить их обоих?
— Где твои манеры, Август? — поцокал языком Волдеморт. — Женщина столько месяцев тебя ублажала, а ты сразу убить? Нет, Питер Петтигрю ещё может оказаться нам полезным. Впрочем, ты прав: надо обезопасить себя от того, чтобы он не наделал глупостей.
— Круцио!
Его палочка с такой стремительностью метнулась в сторону Дороти, что Питер почувствовал движение воздуха от рукава мантии.
Дороти истошно закричала.
— Не надо, прошу вас! — Питер сам не узнал свой голос.
Кажется, он завизжал.
Волдеморт убрал палочку. Дороти обвисла в путах.
Ещё одно движение палочки, свист воздуха. Верёвки, связывающие Питера, упали. Волдеморт поднял его из кресла, заставил встать, потом взял его за руку.
Питер приготовился к боли, но Волдеморт бросил через плечо Руквуду:
— Тебе придётся побыть свидетелем.
Огненное лассо вырвалось из конца палочки Волдеморта, обвило его запястье и Питера.
— Клянешься ли ты, Питер Петтигрю, что никому не расскажешь, как и каким образом мне удалось узнать адрес дома Поттеров в Годриковой впадине?
— К… клянусь, — прошептал Питер.
— Клянешься ли ты, Питер Петтигрю, что будешь служить мне верой и правдой?
— Клянусь… — ещё тише прошептал Питер.
— Клянешься ли ты, что не выдашь тайны Августа Руквуда, чтобы он и дальше мог спокойно работать в Отделе тайн? Видишь ли, он слишком дорог мне, чтобы я мог его потерять.
— Клянусь…
Три огненных кольца растворились в воздухе, когда Август Руквуд закрепил Непреложный обет.
— Пожалуй, чай мы не будем, — сказал Волдеморт. — Сегодня нас ждёт вечеринка у Поттеров.
Когда за ними закрылась дверь, Питер помог Дороти снять путы, а потом сказал, чувствуя, как внутри затягивается в узел чувство невыразимой утраты и боли:
— Ну вот. Теперь ты точно можешь мной гордиться. Глядишь, меня ещё и Орденом Мерлина наградят. Посмертно.
1) Учебник по защите от Тёмных искусств для шестого курса.
Знаете, даже волшебные палочки порой устают. Я говорю не про истощение магической силы, что случается при чрезмерном использовании Тёмных заклинаний или смене владельца, когда по каким-то причинам палочкой колдует не её хозяин. Я выразилась в фигуральном смысле, имея в виду то, что морально притомилась от своего рассказа. Драматичные события той хэллоуинской ночи слишком многое изменили бы в волшебном мире, а попытки Дамблдора повернуть колесо реальности от пропасти — обречены на провал, если хотя бы одна крупица песочных часов осталась в верхней части колбы. Он не имел право на ошибку, но не всё поддавалось даже такому великому чародею. Он так и не узнал, где хранится чаша Пенелопы Пуффендуй, а это означало, что Волдеморт оставался неуязвимым. Впрочем, Дамблдор не мог со стопроцентной уверенностью утверждать, что чаша — последний искомый крестраж.
Снова и снова он считал, вычёркивал, рисовал, записывал.
Дневник, кольцо, медальон, диадема. Чаша. Это пять.
«Разве семь — это не самое магическое число?»
Убийство Гарри Поттера, годовалого малыша, которого сам себе выбрал в главные враги, Волдеморт скорее всего, планировал использовать для шестого крестража. При любом раскладе одна часть души, даже самая куцая, должна была оставаться внутри его тела-оболочки.
И вот тут Дамблдора прошибал холодный пот. А что, если Волдеморт уже создал шестой крестраж? Что, если убийство Гарри Поттера — это просто устранение ненужного препятствия на пути к безраздельному величию? Даже при условии, что на Волдеморта можно расставить сети и заманить в ловушку, наличие ещё одного крестража делало его недосягаемым, а все многомесячные труды Дамблдора — напрасными. И тогда всё повторится. И тогда вновь придётся ждать, пока Гарри Поттер подрастёт и пойдёт в школу Хогвартс, чтобы узнать, что он тот, кто должен умереть.
И тут в дело вмешался его величество случай.
Ещё в апреле кошка Аргуса Филча Миссис Норрис загуляла со жмыром Патриком одного шестикурсника с Пуффендуя. Филч пытался её совестить, запирать, но она чудесным образом выбиралась из заточения и, задрав хвост, неслась к возлюбленному. Такое поведение для Миссис Норрис было несвойственным, до этого она за пять лет пребывания в школе ничем таким не занималась. Пришлось Аргусу Филчу в одиночку патрулировать коридоры, махнув рукой на прогулы напарницы.
В конце июня студенты разъехались на каникулы, Аргус Филч вздохнул спокойнее, принявшись с энтузиазмом наводить везде марафет, но тут случилась новая напасть — Миссис Норрис пропала. Он искал её по всему замку, заглядывал за каждый скрытый гобелен и даже скрепя сердце внимательно осмотрел загон с фестралами, не валялся ли где клок кошачьей шерсти.
Филч совсем уж было загрустил, но через пару дней Помона Спраут за завтраком, накладывая себе овсянки, спросила:
— Аргус, а это не ваша кошка у нас в гостиной? Я её заметила вчера случайно, ходила поливать астрофитум Голова Медузы.
— И как она? — с облегчением подался вперёд Филч. — С ней всё в порядке?
— О! — успокоила его Помона Спраут, добавляя к овсянке пару кусков селёдочного филе. — Студенты ведь все уехали, так что бедняжка скучает. Но домовым эльфам я её не доверяю, они вечно её заливают.
— Миссис Стебль, с Миссис Норрис всё хорошо? — Аргус Филч поднялся, готовый бежать в сторону гостиной Пуффендуя.
— Миссис Норрис? — с удивлением переспросила Помона Спраут. — А, так вы про кошку! Она не пошла ко мне на руки, спряталась за камин.
Аргус Филч немедленно отправился в коридор, ведущий в кухню. В проходе возле большого натюрморта с фруктами в нише у стены по правую руку стояли два ряда бочек. Филч быстренько постучал по второй бочке в середине второго ряда в ритме Пенелопы Пуффендуй,(1) поднялся по пологому земляному проходу немного вверх и оказался в уютной круглой комнате с низким потолком, напоминавшей собой нору барсука.
Филч сразу поспешил к деревянному камину, над которым висел портрет Пенелопы. Она, завидев Филча, доброжелательно ему улыбнулась и отсалютовала маленькой золотой чашей.
— Доброе утро, мэм, — неловко поклонился Филч.
Он знал, что портрет Основательницы не разговаривал с обитателями Хогвартса, но уж больно она была величественна. Настоящая королева!
Филч дождался вежливого кивка Пенелопы и наклонился к камину.
— Кис-кис-кис… Ну где же ты, маленькая моя?
Аргус Филч души не чаял в своей кошке. И дело было даже не в феноменальной связи между ними — если Миссис Норрис становилась свидетелем шалости студентов или нарушения правил, она призывно мяукала, и через минуту Аргус Филч уже спешил откуда-нибудь из потайного коридора.
Котёнка, дрожащего всем своим крохотным существом, Аргус Филч когда-то отбил у стаи собак. Они загнали бедняжку в водосток и оглушительно лаяли, пытаясь достать его из-под трубы. Аргус разогнал собак, а потом вытащил промокшее создание, укутал в свою куртку и отнёс домой, в каморку, которую снимал неподалёку. Котёнок, когда обсох, превратился в милейшую кошечку с длинной шерстью, вечно торчащей в разные стороны. Кошка в умиротворённом состоянии тарахтела громче старого холодильника и забиралась к Аргусу на руки, укладываясь клубочком и приводя шерсть в порядок. На улице же при появлении собак приглаженная шерсть вставала дыбом, кошка издавала воинственный клич и, оттолкнувшись лапами от стены дома, делала немыслимый кульбит, приземляясь одному из обидчиков на башку. Один раз Аргус лично видел, как кошка подпрыгнула и исполнила образцовый йока гери.(2) За эти выкрутасы кошка получила уважительное имя Миссис Норрис.(3) А потом к Аргусу Филчу пришёл Альбус Дамблдор и предложил ему место завхоза в школе чародейства и волшебства. Подумав, Аргус согласился, но с одним условием — Миссис Норрис он возьмёт с собой.
Сейчас, впервые за пять с лишним лет, он не мог найти её и здорово переживал.
— Пойдём домой, — ласково ворковал он, ползая вокруг камина и заглядывая под кадки с кактусами.
Один из них был, видимо, той самой Горгоной, о которой говорила Помона Спраут. Крупные ярко-жёлтые цветки качались на змеевидных стеблях. А в мягких, похожих на шерсть, волосках у основания кактуса кто-то копошился.
Аргус встал с колен и с удивлением уставился на рыжего котёнка. Хотя нет, это был полужмыр — уж больно морда была у него приплюснутая.
Котёнок тоненько запищал, и тут же с деревянной полки на стене спрыгнула Миссис Норрис.
— Вот оно что, — крякнул Филч. — Ну и что мы теперь будем делать? Незаконное проникновение на территорию Хогвартса, между прочим, молодой человек.
Он поднял рыжего повыше, чтобы разглядеть получше, а Миссис Норрис уже тёрлась о его ноги и бодала головой, подгоняя к выходу.
Конечно, полужмырчик был милым и всё такое, но, учитывая, что студенты каждый год привозили своих питомцев, можно было ожидать, что Миссис Норрис теперь начнёт приносить потомство с завидной регулярностью. И это ещё хорошо, что котёнок был один!
Хорошенько подумав, Аргус Филч решился свозить Миссис Норрис в Лондон. В «Волшебном зверинце» по вторникам принимал колдоветеринар из заповедника Ньюта Скамандера. Сам магозоолог, поговаривали, уже отошёл от дел, но его налаженное дело процветало. «Волшебному зверинцу» такая волонтёрская помощь создавала хорошую рекламу, и по вторникам обычно очередь владельцев кроликов, кошек, шишуг и крыс выстраивалась до самого кафе старины Фортескью.
Хагрид одолжил Филчу зачарованную переноску, в которой Миссис Норрис могла спокойно находиться целый день, ведь «Хогвартс экспресс» отправлялся из Хогсмида в восемь вечера, а прибывал в Лондон в четыре часа утра. Аргус Филч, к сожалению, не мог трансгрессировать или воспользоваться метлой, так как сквибы были лишены таких радостей: приходилось много часов трястись в поезде, поэтому он вообще редко покидал Хогвартс.
На вокзале Филч посидел часок, а потом доехал от станции Кингс-Кросс Сент-Панкрас до Лестер-сквер и вышел на Чаринг-Кросс-Роуд. Оставалось добраться до «Дырявого котла» и пройти на Косую аллею.
Аргус Филч всегда нервничал, когда оказывался внутри магического мира. Сквибы, как правило, знали всё о магии, о волшебстве, но сами были лишены магической силы. Хотя некоторые привилегии по отношению к обычным магглам им всё же были отпущены: они видели дементоров — так себе привилегия, скажу я вам, — а ещё могли спокойно проходить через закрытые барьеры между двумя мирами. Поэтому Филчу не нужен был поводырь, чтобы провести его в бар «Дырявый котёл», находящийся между книжным магазином и магазином компакт-дисков.
— Доброе утро, — несмело поздоровался Филч с владельцем бара Томом Абботом, когда оказался внутри.
Сейчас его затея показалась опрометчивым решением, но вспомнив рыжего полужмыра, оставленного на попечение Клыка и Хагрида, Филч приободрился. Миссис Норрис чувствовала себя превосходно: в магической переноске под заклинанием расширения была скрыта целая комната со всеми кошачьими удобствами. Но сидеть взаперти ей надоело, и она громко мяукнула, когда Аргус открыл дверку, чтобы её проведать.
— Потерпи, милая, — негромко сказал он. — Это для твоего же блага, меньше всякая дурь будет лезть в голову. Бери пример с меня.
Миссис Норрис укоризненно мявкнула, но Аргус бесцеремонно засунул её обратно в переноску.
Что ж, пару часов до открытия «Волшебного зверинца» пришлось пересидеть в баре, а потом он вместе с Томом прошёл через комнату к стене из кирпичной кладки возле мусорных баков, где тот отсчитал три вверх и два в сторону кирпича от урны и постучал по ним волшебной палочкой. Через секунду перед ними открылась арка, открывающая проход на мощённую булыжником извилистую улицу.
Как бы ни относился Аргус Филч к волшебникам, как бы ни обижался на судьбу за эту насмешку — родиться сквибом, у него каждый раз замирало дыхание, когда арка разрасталась перед глазами, а перед ним открывался вид на улицу, полную волшебных магазинчиков и лавок. Да любой маггл отдал бы многое, чтобы хоть разочек оказаться в этом чудесном месте, пропитанным магией.
Крутя головой во все стороны, насколько позволяла спина, Аргус жадно вздыхал кипучую жизнь магической улицы. Несмотря на ранний час, вокруг деловито что-то стучало, жужжало, подмигивало и булькало.
В «Волшебном зверинце» он занял очередь за женщиной небольшого роста в нелепой соломенной шляпке с корзинкой на руках, прикрытой платком в клетку.
Аргус уселся на стул и огляделся. Напротив входа располагалась длинная стойка, а за ней, как и у противоположной стены от ряда стульев для ожидающих посетителей, находились высокие, до самого потолка, стеллажи с клетками, аквариумами, гнёздами и домиками. Большие пурпурные жабы важно причмокивали, огненный краб клацал клешнёй перед носом глизня, перебравшегося из соседней ячейки. Мохнатые пушистики всех расцветок подпрыгивали и с любопытством заглядывали в клетку с чёрными крысами, которые скакали через собственные хвосты.
— Мистер Лапка, потерпи, пожалуйста.
Заметив заинтересованный взгляд Аргуса Филча, женщина охотно пояснила:
— Мистер Лапка подрался с соседским бульдогом. По правде сказать, я и не знала, что у них есть собаки — я переехала в Литтл Уингинг совсем недавно. Но вчера, когда Мистер Лапка и Хохолок ушли на прогулку, я услышала шум. Кажется, к этим Дурслям кто-то приехал с собакой. Мистер Лапка защитил Хохолка и надавал обидчику по морде, но повредил лапу.
Хозяйка Мистера Лапки приоткрыла платок в клетку, и наружу высунулась недовольная морда огромного жмыра.
— По правде сказать, залечить лапу дело плёвое, но я решила обратиться к специалистам, всё равно у меня были дела в Гринготтсе, — продолжала сыпать подробностями своей интересной жизни собеседница. — Чтобы купить Мистеру Лапке лекарства, мне нужны обычные деньги, приходится менять сикли от продажи жмыров по курсу.
За пять минут Аргус Филч узнал способы ухода за шерстью жмыра, рецепт засолки капусты и ближайший прогноз погоды на две недели — его обещали метеорологи.
Аргус Филч никогда не отличался болтливостью, более того, он был, скорее, человеком нелюдимым, чем готовым к общению, но общество странной кошатницы почему-то его не раздражало. Она с такой доверчивостью рассказывала ему свои нехитрые житейские премудрости, что на душе вдруг стало так же тепло, как тогда, когда Миссис Норрис залезала к нему на руки и заводила свой моторчик. Точно — тарахтение кошатницы было таким же умиротворяющим.
— А я привёз Миссис Норрис на стерилизацию, — внезапно для самого себя поделился Аргус Филч, когда его новая знакомая взяла паузу, чтобы передохнуть. — Основное время я провожу на работе, и не думаю, что директор будет рад регулярному прибавлению внештатных сотрудников.
— Миссис Норрис? — переспросила кошатница. — Какое необычное имя. Наверное, это в честь героини романа Джейн Остин?(4)
— Нет, — сказал Аргус Филч. — Это в честь моего кумира Чака Норриса, каратиста. Недавно он начал сниматься в кино, думаю, он ещё заявит о себе всему миру.
— Кино? — кошатница как-то странно посмотрела на Аргуса.
— Видите ли, я — сквиб, — расставил точки над i Аргус Филч, приготовившись увидеть в лице собеседницы разочарование — это была самая частая реакция женщин-волшебниц, когда он с ними знакомился в молодости.
На удивление, эта странная женщина просияла, будто Аргус Филч только что ей признался, что он — министр магии.
— Не может быть! — радостно излишне громко сказала она, и часть очереди посмотрела на них.
— Почему это не может? — Аргус Филч был сбит с толку.
— По правде сказать, я ведь тоже сквиб, — уже тише поделилась женщина, а потом протянула Аргусу Филчу узкую ладошку: — Арабелла Дорин Фигг, очень приятно.
Ничего удивительного не было в том, что когда очередь дошла до Арабеллы Фигг и её Мистера Лапки, они с Аргусом Филчем успели обсудить и незавидное положение сквибов в магическом сообществе, и известные случаи, когда сквибы всё же выбивались в люди именно в среде волшебников. Таких случаев, увы, было крайне мало — часто сквибы уходили в мир магглов и закрывались полностью от волшебников.
Аргусу Филчу было даже немного жаль, когда Арабелла Фигг со своим Мистером Лапкой получила помощь и консультацию. Но она не ушла, а осталась ждать Аргуса.
— Автобус у меня всё равно только вечером, — сказала она. — По правде сказать, так и так бродить придётся, уж лучше я проведу время с хорошим человеком.
Аргус покосился на неё, выискивая на лице усмешку, но её карие глаза смотрели с доверчивостью и искренним участием.
Миссис Норрис забрали и велели ждать, а через сорок минут колдомедик сообщил, что всё прошло хорошо и кошку можно будет забрать часа через три.
Аргус Филч с Арабеллой Фигг вышли на улицу.
— Ну, всего вам хорошего, — сказала Арабелла. — Приятно было познакомиться.
— Давайте я провожу вас в Гринготтс, — предложил Аргус. — Мне всё равно надо ждать три часа. Да и на поезд я не успею, придётся ночевать в «Дырявом котле».
И они направились вверх по улице, разглядывая витрины и непринуждённо болтая, будто были знакомы сто лет. Вернее, говорила в основном Арабелла, а Аргус слушал и иногда вставлял пару слов.
— Я всегда мечтала побывать в Хогвартсе, — поделилась Арабелла. — Хоть бы одним глазочком увидеть башни замка, о котором столько слышала. Но нам, сквибам, вход в Хогвартс закрыт.
— Я брал у мадам Пинс в библиотеке книгу — иногда по ночам бессонница, знаете ли, — вспомнил Аргус. — «Моя жизнь в качестве сквиба». Её написал единственный сквиб, попавший в Хогвартс на учёбу.
— Разве такое возможно? — удивилась Арабелла.
— Его звали Ангус Бьюкенен. Его братья и сёстры были чистокровными волшебниками и раньше родителей догадались, что Ангус — сквиб. Он был таким добрым мальчиком, что братья и сёстры решили помочь ему поехать учиться в Хогвартс. Сестра подделала письмо, а в Хогвартс, до Хогсмида, его доставил старший брат на метле.
— И что было потом?
— Чуда не случилось. Распределяющая шляпа вежливо сообщила, что Ангус — парень добросердечный, но магии в нём нет.
— И ему не позволили остаться?
— Нет. Более того, его отец изгнал Ангуса из дома за то, что тот опозорил их род. Ангус стал известным игроком в шотландский регби и написал книгу.
— Какая печальная история…
— Да, но книга Ангуса Бьюкенена многим сквибам дала надежду.
Аргус слегка пошатнулся — подвела нога.
— Вы… Вы поэтому занимались карате? — спросила Арабелла.
На лице Аргуса Филча метались тени. Это была закрытая страница книги его жизни. И желание доказать, что он ничем не хуже волшебников, и успешная карьера, и травма спины и колена, стоившая ему краха всех его надежд. Потом выяснилось, что он ничего не умеет в этой жизни, ни к чему не приспособлен, кроме как мести улицы, чинить проводку и справляться с засорами канализации. В Хогвартсе пригодилось только одно его умение, а об остальном Филч давно позабыл.
— Это было давно, — отрезал он, но на лице Арабеллы мелькнула такая искренняя забота, что он добавил мягче: — И давай на «ты».
Они как раз подошли к белоснежному зданию с отполированными бронзовыми дверями и белыми ступенями. У входа их встретил гоблин, который слегка скривился при виде парочки сквибов, но дверь открыл исправно.
— По правде сказать, всегда робею в этом месте, — прошептала Арабелла.
Они подошли к стойке, и она попыталась отыскать в навесной сумочке кошёлек.
— Давай подержу, — предложил Аргус и забрал у неё корзину с Мистером Лапкой, чтобы Арабелле было удобнее доставать деньги.
— Что желает мисс? — нос гоблина, на котором красовалось золотое пенсне, высунулся откуда-то из огромного гроссбуха.
— Я хочу поменять сикли на фунты, — пролепетала Арабелла Фигг.
— Сюда, пожалуйста.
Перед Арабеллой появились весы с двумя чашками.
Пока она выгребала сикли из кошелька, Мистер Лапка принялся скрестись и раскачивать корзину.
— Я пойду на улицу, — сказал тихонько Аргус Арабелле и засеменил обратно к дверям.
В это время в них как раз входила роскошная молодая волшебница в чёрной атласной мантии, отороченной кружевами, с чёрными же, как смоль, волосами, которые буйными непокорными кудрями обрамляли её надменное красивое лицо. Волшебница держала в руках бархатную коробку, которую как раз открыла, чтобы показать дежурному гоблину.
Мистер Лапка утробно взвыл и, наподдав крышку вместе с платком, вылетел из корзинки. Аргус попытался его ухватить, но жмыр подпрыгнул на три фута, потом, почуяв поток свежего воздуха из-за дверей, рванул к выходу, перепрыгнул через волшебницу, выбил у неё из рук коробку, оттолкнулся от лысины гоблина и был таков.
— Ах ты, сморчок недоделанный! — услышал Аргус гневное, а потом в него прилетело жёлтое заклинание, и звуки потонули в глухой вате, будто в уши ему вставили затычки. Или…
Во все глаза он смотрел на своё отражение в бронзовых дверях — из ушей у него торчали пучки лука! Он поднёс руку к ушам и аккуратно пощупал торчащие перья, а потом понюхал пальцы. Сомнений не оставалось — эта чокнутая дамочка наслала на него луковый сглаз.
Один гоблин в униформе кинулся к маленькой золотой чаше, выпавшей из гнезда бархатной коробки, а два других с бесконечными поклонами принялись успокаивать даму. Филч не слышал, что они там ей говорили, но, видимо, это была не простая посетительница. К нему уже спешила Арабелла: одной рукой она схватила выпавшую корзинку, другой — Аргуса и потащила его на улицу.
— Не могу же я ходить по улице в таком виде! — прокричал ей Аргус.
— Говори тише, я тебя хорошо слышу, — ответила ему Арабелла.
Она-то хорошо, а вот он — не очень. По-прежнему звуки доносились как через толщу воды.
— Вот же беда, — причитала Арабелла. — И снять заклятье я не могу.
— Сделай что-нибудь, — взмолился Аргус.
— Ну разве что…
Она принялась выдёргивать у него из ушей луковые перья и аккуратно складывать их в корзину. Было больно — будто она выдёргивала ему пучки волос. А ещё он не понимал, почему Арабелла просто не выкинет перья в урну.
— Ну а что добру пропадать? — сказала деловито она, поймав его взгляд. — Такой лук хороший. По правде сказать, у меня тля побила весь зимник. А тут такое добро.
Потом они искали Мистера Лапку. К счастью, он обнаружился быстро в одной из пустых бочек лавки, торгующей лягушачьей икрой, слизью и угрями.
— Фу! — сказала Арабелла, снимая с Мистера Лапки слизь.
— Бедолага, наверное, в туалет захотел, — пожалел жмыра Аргус.
— Не думаю, — покачала головой Арабелла. — Жмыры очень умные и многое понимают. Он вполне мог потерпеть. Сама не понимаю, что случилось. Обычно они так реагируют, если рядом находится очень тёмный артефакт. Наверное, просто испугался гоблинов. Я сама их боюсь.
Потом они посидели в кафе Флориана Фортескью и Аргус рассказал, как пропала Миссис Норрис и как он нашёл её в гостиной Пуффендуя.
— Придётся теперь рыжего куда-то пристраивать, — сказал Аргус в конце рассказа. — В моём чулане тесновато будет для двух кошек.
Вечером он проводил Арабеллу на автобус, и они неловко пожали друг другу руки.
— Ну… — сказал Аргус Филч. — Может, когда-нибудь и свидимся.
Он прекрасно понимал, что их пути вряд ли когда ещё пересекутся, и мучительно придумывал повод, чтобы это пересечение случилось. Но — как оно обычно и бывает — в нужную минуту вся смекалка брала выходной.
Она махала ему из автобуса, пока тот не скрылся в потоке машин. А потом Аргус забрал Миссис Норрис и пошёл в «Дырявый котёл», где за умеренную цену снял номер и получил постельное бельё и чашку какао.
Утром следующего дня в одиннадцать утра он сел в «Хогвартс-экспресс» и благополучно к вечеру добрался до Хогсмида. И всё было хорошо, кроме лёгкой печали и пушистых перьев лука, которые за сутки отросли настолько, что спутать их с пучками волос, торчащими из ушей, было проблематично. Наплевав на стыд, он направился прямо в Больничное крыло, как только определил Миссис Норрис на её подстилку в чулане. Поппи Помфри обычно не задавала вопросов, но ответ пришлось держать перед Альбусом Дамблдором, заглянувшим как раз в Больничное крыло за кремом от загара. Они столкнулись буквально в дверях.
Когда Аргус в двух словах сбивчиво рассказал о своей беде, Дамблдор одним движением палочки избавил того от надоевших луковых перьев, а потом попросил подняться в его кабинет.
— Скажите, Аргус, как именно выглядела та чаша, которая выпала у волшебницы из коробки?
— Да обычная, — пожал плечами Аргус, не понимая, почему такой повышенный интерес проявляет директор к безделушке. — Полно таких. Вон даже на портрете у госпожи Пуффендуй такая же.
Вскрикнул Фоукс. Дамблдор молчал целую минуту.
— Вы в этом уверены? Вы уверены, что в руках Беллатрисы Лестрейндж была именно такая чаша?
— Ох! Это была мадам Лестрейндж? Вот дела! Не похоже на неё. В смысле, если бы это была она, то угостила бы меня чем покрепче. Вряд ли я бы ушёл из Гринготтса на своих ногах. Уж больно она сурова.
— В Гринготтсе нельзя колдовать. По крайней мере, запрещены Тёмные заклинания и заклятья, способные нанести увечья. Разрешены бытовые и технические. Видимо, Беллатриса Лестрейндж действительно применила к вам боевое заклинание, но магия Гринготтса смягчила его. И как удачно… Что ж, не смею вас задерживать, вы наверняка устали с дороги.
— Спасибо, господин директор, — поклонился Аргус Филч.
Когда он уже взялся за ручку двери, повернулся и на всякий случай уточнил:
— Насчёт чаши, сэр. Может, она и не совсем такая…
Дамблдор помрачнел.
— На этой, которая выпала у госпожи Лестрейндж, барсук был нарисован. Не уверен, есть ли барсук на чаше в гостиной Пуффендуй. Наверное, так, нарисовали разных зверушек для красоты.
— Возможно…
Когда Аргус Филч покинул кабинет, Альбус Дамблдор вцепился в край стола. В висках стучало.
1) Open — .-. . -. (азбука Морзе).
2) Удар сбоку ногой в карате.
3) Чак Норрис на момент повествования был уже семикратным чемпионом мира по карате.
4) Миссис Норрис — героиня романа Джейн Остин «Мэнсфилд-парк», гротескная, отличающаяся крайним снобизмом вдова, присматривающая за поведением своих юных племянниц.
Перед бурей бывает затишье.
Как-то в августе небо средь бела дня потемнело настолько, будто кто-то наверху перепутал время суток и крутанул часовые стрелки в ускоренном режиме. Стало тихо. Но не в том смысле, что «слышно, как муха пролетела», а «тишина давила на уши».
Лили с Гарри как раз были у пруда, и, глядя на чернильное небо, Лили поспешила к дому. Гарри идти не хотел — он общался с подросшими утятами, которые размером уже были почти с маму. Они угадывали Гарри издалека и неслись к нему наперегонки.
Однако утки тоже что-то почувствовали. Мама утка строго крякнула, как-то по-особому, и все дети послушно тут же ринулись за ней в кусты камыша. Минуты не прошло, как на поверхности остались только перья линявших утят. Умолкли и лягушки.
— Видишь? Все спать пошли. Пойдём, — потянула Лили Гарри.
Они ещё не дошли до дома, как чернила прорезала белая вспышка, а потом над головой бабахнуло. И тут же стеной обрушился дождь, будто он висел в тучах и сдерживался исключительно подстеленной под донышко клеёнкой, которая не выдержала и лопнула, выпустив вниз всю воду разом. Гарри и Лили не успели намокнуть, дождь лишь слегка черканул по ним, когда они забегали в дверь.
Потом они все втроем сидели на кухне — Джеймс спустился со второго этажа — и слушали и смотрели грозу. Лили держала на руках Гарри, а Джеймс посадил её на колени. Им было так тепло и нисколько не страшно, потому что они были вместе.
— Бум! — с восторгом сказал Гарри, когда гром жахнул по крыше.
— Бум, сынок, бум… — рассеянно сказал Джеймс, думая о своём.
Хорошо бы все бумы были вот только такими. В последнее время к ним почти никто не приходил, и Джеймсу это не нравилось. Не потому, что они были отрезаны от новостей, а потому, что он чувствовал — надвигалась буря.
Знал это и Дамблдор накануне Хэллоуина, понимая, что если не сработал план «А», надо срочно переходить к плану «Б». Но он всё оттягивал до последнего, пытаясь уловить в вибрациях пространства хоть какую-либо подсказку.
Проблемных зон нашлось слишком много, чтобы нестись нахрапом.
Теперь он знал, где находится чаша. Но одно дело увести дневник из-под носа Люциуса Малфоя, и совсем другое — ограбить гоблинский банк Гринготтс. Волдеморт по-прежнему не должен был знать, что кто-то охотится за его крестражами. Малейшая ошибка, шум в Гринготтсе — и всё будет потеряно.
Он так и не вычислил, кто предатель, а значит, не мог привлекать к самым тайным операциям орденцев без риска, что открывает предателю секреты. По отдельности никто не вызывал подозрения, но ведь как-то информация утекала! И Дамблдор знал, что главную тайну откроет Хранитель тридцать первого октября. Раньше — нет, Волдеморт не стал бы ждать. Скорее всего, он помчится в Годриковую впадину сразу, как узнает адрес.
Планов у Дамблдора было разработано с десяток. На все случаи жизни. И для каждого подготовлены чёткие инструкции, чтобы сработать молниеносно.
Операцию по добыче чаши Пенелопы Пуффендуй назначили накануне Хэллоуина, на пятницу.
В четверг Дамблдор с Грюмом провели последнее совещание, напутствуя боевую группу. В неё вошли Гидеон с Фабианом Пруэтты и Регулус с Сириусом Блэки. Да, ещё был Хагрид, который одолжил Пруэттам Тенебруса.
Тенебрус был молодым жеребёнком фестрала — его и трёх самочек приручил Хагрид. У этих лошадей довольно мрачная слава — по мнению многих волшебников, фестралы очень несчастливые. Считается, что они приносят разные ужасные несчастья всем, кто их увидел, но это всё суеверия. Фестралы очень умные и преданные. Хорошо ориентируются и понимают человеческую речь.
Дамблдор долго думал, включать ли Сириуса в команду. Возможно, сам Дамблдор и терял уже хватку и не обладал таким острым умом, как лет пятьдесят назад, но одно он знал точно — Сириус Блэк предпочтёт умереть, но не выдаст Поттеров.
Когда он твёрдо принял это решение — стало легче. Последние месяцы между ними всеми и так царило тотальное недоверие.
— Если вас раскроют, если узнают, что кто-то проник в сейф Лестрейндж, вся операция будет считаться проваленной, — чётко давал указания Дамблдор.
— Дамблдор, мы всё поняли, — добродушно улыбнулся Гидеон. — Задача ясна.
— Принято, — просто сказал Фабиан.
Ни один из четверых не знал, зачем Дамблдору чаша. Но каждый из них понимал, что просто так на огромный риск он бы не пошёл.
По плану они прибыли к Гринготтсу к самому открытию. Дамблдор считал, что чем меньше будет народу — тем лучше. Управляющий обычно появлялся к девяти, так что и основной поток клиентов начинался в это время. А вот в восемь в банк забегали, как правило, мелкие клерки соседних лавочек и постояльцы «Дырявого котла».
Гидеон с Фабианом были под мантией-невидимкой Джеймса, и всё же они здорово рисковали, потому что фестралы для некоторых категорий волшебников были очень даже видимыми. Они прилетели ещё на рассвете и затаились на крыше Гринготтса, поджидая братьев Блэк.
Вот из «Дырявого котла» появился бледный Регулус под ручку с «Беллатрисой». Сириус немного переигрывал — слишком манерно вилял бёдрами, но в целом никто бы и не заподозрил, что это ненастоящая Беллатриса Лестрейндж. Волосы её Регулус позаимствовал на одном из собраний Пожирателей по просьбе Дамблдора, а Северус Снейп сварил Оборотное зелье.
Регулус с Сириусом поднялись на крыльцо, и Регулус галантно открыл перед ним дверь. Гоблин-дежурный склонился в низком поклоне, и «Беллатриса» будто случайно уронила одну перчатку за крыльцо. Гоблин тут же услужливо посеменил вниз, чтобы поднять перчатку. Регулус открыл шире дверь — с крыши с тихим шелестом слетел Тенебрус. Гидеона с Фабианом видно не было, а вот фестрала видели и Регулус, и Сириус, и сами братья. Увы, смерть слишком часто ходила рядом с ними, оставляя на память колдофото друзей. Оставалось надеяться, что гоблины Гринготтса не участвовали в восстаниях гоблинов и фестралов не видят.
Оказавшись внутри, братья Пруэтт спешились и Гидеон повёл Тенебруса, намотав на кулак его гриву, в сторону многочисленных дверей, выходивших в зал. Фабиан неслышно шагал след в след за братом, следя, чтобы из-под мантии случайно не выскочила рука или кусочек ноги.
За длинным прилавком сидели на высоких табуретках гоблины, обслуживая ранних клиентов.
— Мадам Лестрейндж! — старый гоблин оторвался от пересчёта золотых монет, сложенных перед ним стопкой. — Чем обязаны?
— Я хочу посетить свой сейф! — надменно сказала «Беллатриса». — Провожающего мне не надо, со мной кузен. Регулус, пойдём.
— Чем можете подтвердить свою личность? — нехорошо улыбнулся гоблин.
Жуки. Они заискивали перед Беллатрисой, потому что Блэки были очень важными клиентами, древний род. Но нарушать правила гоблины не собирались даже из-за них. В последнее время меры безопасности были усилены — развелось много грабителей.
Сириус посмотрел на Регулуса.
— Вот моя палочка, — протянул палочку гоблину Регулус.
Второй гоблин, со слезящимися глазами, взял палочку и так близко приставил к носу, будто хотел обнюхать.
— Кипарис, десять с четвертью дюймов… Спасибо, мистер Блэк.
Регулус взял свою палочку, чувствуя затылком напряжение Фабиана. Когда усилили меры? Ещё в прошлом месяце они с матерью посещали фамильный сейф. Никто про палочки даже не заикнулся.
— Грецкий орех! Двенадцать и три четверти дюйма, с сердечной жилой дракона, — услышал Регулус рядом набиравший обороты голос брата, говорившего интонациями Беллатрисы. — Однажды покорённая палочка из грецкого ореха будет исполнять любое задание своего хозяина. В руках бессовестного волшебника она может стать поистине смертоносным оружием, поскольку палочка и волшебник могут брать друг от друга всё самое вредное. И если в прошлый раз я ограничилась применением лукового сглаза к одному вонючему сквибу, как вы думаете, что меня остановит, чтобы разнести всё тут к мордредовой бабушке?
И «Беллатриса» помахала в воздухе палочкой, из которой посыпались красные и жёлтые искры.
Третий гоблин — у этого торчали пучки волос из носа — наклонился к старому и что-то быстро ему зашептал.
— Богрод! — крикнул старый гоблин. — Принеси звякалки!
Тот, что со слезящимися глазами, вернулся к своим бумагам. А к прилавку уже спешил молодой гоблин с кожаным мешком, в котором звякало что-то металлическое.
— Следуйте за мной, мадам Лестрейндж! По правде сказать, я и сам считаю все эти меры излишними. Никто в здравом уме не рискнёт грабить Гринготтс. Я провожу вас к вашему сейфу.
Регулус с Сириусом переглянулись. Регулус незаметно показал оттопыренный палец, а Сириус убрал во внутренний карман свою палочку из красного дуба. В глазах у него сейчас явственно читалось «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость». Сириус был в своей стихии.
Как удачно недавно на собрании Арабелла Фигг рассказала эту историю про лук! Они тогда знатно повеселились. По правде сказать, Сириусу и в голову бы не пришло, что их вечно ворчливый завхоз способен на романы. А вот поди ж ты! Арабелла Фигг приехала к нему из Лондона на «Хогвартс-экспрессе» первого сентября, и когда он, растерянный, встретил её вместе с другими учениками у ворот, сказала:
— Я приехала за Мистером Тибблсом. Ты же сказал, что тебе тяжело держать двух кошек, а у меня места много.
— Мистером Тибблсом? — удивился Аргус, всё ещё не придя в себя и отчаянно краснея, потому что школьники, идущие мимо, шушукались и показывали на них пальцами.
— Ну да, я придумала ему имя. Разве что ты уже успел назвать его по-другому?
— Нет, не хотел привязываться, — признался Аргус. — Он такой славный.
— По правде сказать, я приехала не за этим. Ну, и за этим тоже, но не совсем, в общем…
Он просто взял её за руку, поднял ладонь и поцеловал. А потом Арабелла на собрании на просьбу Дедалуса Дингла рассказать, где это она умудрилась познакомиться с Аргусом, поделилась историей про лук.
Гоблин спрыгнул с табурета, на секунду пропав из вида, потом показался сбоку прилавка и бодро посеменил в ту сторону, где стояли Гидеон с Тенебрусом. Гоблин прижал длинный палец к двери, и за ней обнаружился коридор, грубо вырубленный в скале. На стенах через равные промежутки были развешены факелы, которые вспыхивали, когда к ним подходили ближе. Гоблин свистнул, и тут же из темноты к ним приехала тележка. Регулус с «Беллатрисой» сели назад, гоблин разместился спереди. Двери за ними закрылись, тележка дёрнулась и понеслась вперёд. Запутанные лабиринты вели вниз, за грохотом тележки ничего не было слышно, но видно, как преодолевает повороты фестрал.
Внизу было очень холодно, изо рта гоблина вырвалось облачко пара, когда он объявил, что они приехали. Теперь все оказались в прямом коридоре, который, в отличие от верхнего, освещался слабо. Шаги гулко отдавались под ногами, Регулус видел, как Сириус сжимает в кармане палочку. Сейфы, мимо которых они проходили, видимо, также принадлежали важным клиентам, но самые охраняемые находились за поворотом — там дорогу к пяти сейфам перекрыл прикованный цепями громадный дракон. Гоблин раздал всем звякалки, и бренчание заставило дракона отступить вглубь пещеры.
А вот здесь начиналось самое интересное. Или сложное. Элитные сейфы нижнего уровня были заколдованы так, что после того, как дракон освобождал проход, они начинали перемещаться между собой, как карты в колоде. Деревянные панели, зачарованные от огня, заплясали хороводом с такой скоростью, что слились в одну жёлто-коричневую полосу. Наконец, эта карусель остановилась.
Истинный владелец видел теперь перед собой только одну дверь и указывал на неё провожающему гоблину. Если бы сюда забрёл человек с недобрыми намерениями — он по-прежнему бы видел пять дверей, и вероятность того, что он верно бы угадал нужную, сводилась к нулю.
— Ненавижу эти ваши идиотские тележки, — сказала «Беллатриса», распахнула мантию и ослабила шнуровку на платье в районе декольте. — Ещё и драконы!
— Вы же понимаете, сохранность вашего имущества — прежде всего, — сказал гоблин, цепко глядя на «Беллатрису».
Пока Сириус тянул время, Фабиан достал из-за пазухи дневник Тома Ридлла и дал понюхать Тенебрусу. Гидеон под мантией легонько хлопнул его по крупу.
Фестрал замотал мордой, будто в ноздри ему попал чёрный перец, а потом уверенно подошёл ко второй двери справа.
План Дамблдора был прост и нагл. Фестралы обладали удивительным чутьём. Они не только приходили на запах сырого мяса из самых дальних уголков леса. Волшебные создания способны были запомнить запах и малейший флюид человека. В дневнике Тома Риддла ещё бился крестраж. Тенебрус безошибочно почувствовал за одной из дверей чашу. Может, именно поэтому Дамблдор и не спешил уничтожать крестраж в дневнике? Иногда мозг Дамблдора меня пугал. Как можно было рассчитать всё до такой мелочи?
— Ну и чего вы уставились? — вспыхнула «Беллатриса». — Вам платят не за гляделки. Дверь — вот эта! Открывайте уже, у меня от этого спёртого воздуха закружилась голова.
Регулус похлопал «Беллатрису» по руке, мол, успокойся, кузина, сейчас всё будет.
Гоблин засеменил к двери, прижал ладонь к деревянной панели. Она растаяла, открывая вход в настоящую сокровищницу. Все полки от пола до потолка были заполнены золотыми монетами, кубками, серебряными доспехами, вазами, драгоценными сосудами и прочими богатствами. Когда Регулус и Сириус зашли внутрь, дверь за ними закрылась.
— Вух, — тихонько сказал Регулус. — Я уж думал, всё, пропало дело.
— Ищи, быстро! — Сириус по-кошачьи развернулся, высматривая содержимое. — Давай, я смотрю две нижние, ты — две следующие. Потом дальше. Не забывай — трогать ничего нельзя.
— Помню, — бросил коротко Регулус.
В тесном сейфе было сложно поворачиваться, не задев при этом хоть что-то. Сириус нечаянно коснулся ручки кубка, и тут же по полу запрыгали дубликаты.
— Чёрт, — выругался Сириус. — А ещё кузина! Могла бы от нас и не зачаровывать.
— Нашёл! — свистящим шёпотом крикнул Регулус. — Вон она, смотри, на самой верхней полке.
Действительно, наверху стояла та самая маленькая золотая чаша с двумя ручками, с изображённым на ней барсуком.
— Не достанем, — сказал Регулус. — Высоко.
Сириус присел.
— Садись мне на плечи. Только до полок не дотрагивайся.
Регулус сел, и Сириус начал медленно подниматься. Он уже почти встал, но наступил на подол мантии и чуть не упал. Регулус опасно забалансировал. Неимоверным усилием Сириусу удалось всё же подняться, не свалившись прямо в кучу кубков и змеиных шкур.
— Держись… — сказал Сириус, расставив ноги пошире, чтобы сохранять равновесие.
Регулус держался за его шею, а Сириус правой рукой полез в своё декольте. В смысле, Беллатрисы. Ухватил за рукоять и вытащил на свет меч Годрика Гриффиндора.
— Белла узнала бы, умерла на месте от избытка чувств, — сказал Сириус и подал Регулусу меч.
Тот, вытянув его вверх, подцепил чашу за ручку. Чашу брать в руки здесь нельзя было ни в коем случае — иначе она тоже начала бы множиться, как и потревоженный кубок, который накопировал вокруг себя уже с десяток дубликатов. От них веяло жаром.
Надо было выбираться отсюда.
— Готов, арктический? — спросил Сириус.
Регулус улыбнулся и потянул Сириуса за уши.
Теперь всё зависело от слаженных действий Гидеона и Фабиана.
Сириус нажал на панель изнутри. Как только она начала растворяться, Гидеон шарахнул в спину гоблина заклинанием.
— Конфундус!
Непростительные они использовать не могли — сигнальные чары Гринготтса мгновенно бы вызвали сюда охрану.
Пока гоблин тряс головой, Сириус уже выскочил наружу. Регулус спрыгнул с его плеч, кинул меч Сириусу, а чашу спрятал во внутренний карман.
— Финита, — приказал Фабиан.
— Мы можем подниматься, госпожа Лестрейндж? — спросил учтиво гоблин.
— А вы предлагаете мне тут устроить пикник? — «Беллатриса» скривила губы и, отобрав у гоблина пару звякалок, первой двинулась к коридору в обратный путь.
Всё прошло как нельзя лучше. Регулус и Сириус трансгрессировали сразу же, как покинули Гринготтс и зашли в укромное место, а Гидеон и Фабиан полетели в Хогвартс, чтобы доставить Тенебруса домой, а потом зайти в трактир к Аберфорту, пропустить по бокальчику сливочного пива.
— Держите, свежее, — хмыкнул Аберфорт. — Только сегодня доставили целую партию.
Среди пыльных бутылок в коробке торчали рекламные листовки. Фабиан развернул одну:
«Многие посетители и гости магазинчиков и лавок Косой аллеи наблюдали сегодня в небе «скелетообразное существо» — так отзывались о нём очевидцы. Летало ли оно на самом деле или нет, нам доподлинно неизвестно, но хотим напомнить нашим уважаемым читателям, что уже завтра самый любимый, загадочный и жуткий праздник — Хэллоуин. Ловкий ли это коммерческий ход предприимчивых владельцев лавок, разыгравшееся воображение особо впечатлительных волшебников, или напоминание о том, что в Хэллоуин открываются врата в преисподнюю? Сладость или гадость? Уже завтра мы получим ответы на эти вопросы.
Пивоварня «Бутылочное пиво Белчера» предлагает самый широкий ассортимент пива, включая сливочное и крафтовое тыквенное. Оставайтесь с нами!»
С Петунией я познакомилась в то лето, когда Лили получила сову из Хогвартса. Радости родителей не было предела: в их обычной, ничем не примечательной семье родилась волшебница!
Виола и Джон Эванс жили в Коукворте на Зелёной улице — видимо, градоначальники, давшие название серой улочке, были оптимистами. В двух кварталах ниже дома Эванс начинался Паучий тупик, упирающийся в грязную речку, вьющуюся между захламленными берегами. Никто и не помнил, как называлась речка, да и было ли у неё когда-либо название: зачем давать имя грязному водоёму с жирной плёнкой вдоль берегов. В речку выходили стоковые трубы многочисленных фабрик и заводов, ведь Коукворт был типичным индустриальным городком с рутинным укладом жизни.
Каждое утро понедельника десятки рабочих шли с угрюмыми лицами мимо выплёвывающих в небо смог труб на смену, а каждый вечер пятницы в баре местной гостиницы «У железной дороги» лилось дешёвое пиво с подаваемыми на закуску заплесневелыми кукурузными хлопьями или кусочками тостов с кислыми консервированными помидорами, и какой-нибудь Джон или Тобиас жаловались на безысходность и беспросветность. Бук, дуб черешчатый, клён или рябина не росли вдоль шершавого асфальта с ямами, размываемыми каждую осень и весну, а чахлые посадки ясеня благополучно завяли через пару лет после попытки озеленить Зелёную улицу. Единственным место, где можно было устроить пикник или просто сменить серый туман на более-менее свежий воздух, была маленькая роща, притаившаяся в низине в двух милях от городка.
Джон Эванс работал на швейной фабрике наладчиком, а Виоле посчастливилось получить место машинистки в директорате металлургического завода. Их жизнь была обыкновенной, с маленькими радостями, как, например, клумба возле дома, которую Виола всячески старалась поддержать, несмотря на то, что цветы там росли чахлые и бледные.
Петуния во всём старалась помогать маме, а когда родилась младшая сестрёнка — стала ей настоящей нянькой. Она обожала Лили и зорко следила, чтобы её никто не обидел, но Лили — удивительно — будто отталкивала от себя неприятности.
Однажды они шли с маминой работы, и к ним из кустов вышла огромная собака. Петуния испугалась и остановилась, пряча за спиной сестру. Но та выбежала навстречу лохматой дворняге, и через минуту пёс уже облизывал трёхлетнюю малышку, а та смеялась.
Лили всё время смеялась. Она была солнечная и весёлая. Петуния так не умела. Ей бы тоже хотелось так легко относиться ко всему, но она была другой.
Петуния стала подмечать, что при виде Лили лица мамы и папы светлеют. Конечно, её они тоже любили, и всё же втайне она начала завидовать Лили.
Когда ей было десять, а Лили шесть, мамин начальник пригласил всех детей административного отдела на празднование дня рождения своего сына — тот был ровесником Петунии.
Праздник поразил Петунию — столько воздушных шаров и пирожных она в жизни не видела. А ещё ей очень понравился этот мальчик, Джим. Хоть он и был сыном директора, но не задавался, а играл со всеми. Они сидели напротив друг друга, и Петуния краснела каждый раз, когда видела его улыбку. Джим всё время кидал взгляды в их сторону, и Петуния размечталась, что он станет её рыцарем.
В конце праздника, после весёлых конкурсов, за детьми начали приходить родители. За ними тоже пришла мама, и Лили сразу принялась делиться с ней впечатлениями. А Петуния медлила, надевая кофту, которую принесла мама — на улице был ветер. Она видела, что Джим стоит совсем рядом. Потом он решительно подошёл к ним, совсем как взрослый кивнул маме, поцеловал Лили в щёку и подарил ей бордовую розочку. Петуния чуть не расплакалась, а ночью, когда они уже спали, вытащила розу из стакана на тумбочке Лили и сломала её.
Вдобавок ко всему Лили ещё и оказалась волшебницей. Конечно, мама с папой не могли об этом рассказать на работе, но втайне гордились ей. Петуния мечтала, что ей тоже придёт письмо из Хогвартса, и глаза мамы распахнутся от удивления и счастья, а папа устало обнимет еë и скажет: «Ты моя волшебница». Вместо этого она слышала только: «Ты посуду помыла? Молодец», «Завтра надо сходить к молочнику, не забудь».
Она написала письмо этому директору Дамблдору, но он вежливо отказал ей, намекнув, что в их дурацкую школу берут только волшебников, а в Петунии нет ни капли магии. Нет, школа была не дурацкая, конечно, просто это было очень обидно. И Петуния снова плакала, когда никто не видел, а сестру она начала называть уродкой и испытывать мрачное удовлетворение от того, как гасли сразу искорки в её глазах.
Как бы Петуния ни взращивала в себе неприязнь к Лили, она всё равно её любила, но обида — однажды поселившаяся в душе — прочно укоренилась, дала ростки и выкорчевать её было теперь не так-то просто. Да и хотелось ли? Куда как удобнее и спокойнее было жалеть себя и не терзаться, что ты хуже.
Когда Лили приезжала на каникулы, Петуния втайне ждала, что что-то изменится, мир перевернётся, вернув их детскую дружбу и то время, когда свет Лили ещё не оставлял в тени саму Петунию. Но снова и снова её смех вонзал в сердце колючки, как шипы того увядшего цветка с коротким стебельком, который в ладошках Лили ожил и принялся открывать и закрывать лепестки как диковинная устрица.
Однажды они попали под дождь и пришли домой мокрые и перепачканные. Петуния с тоской смотрела на грязные носки, бывшие ещё утром белыми, а Лили рассмеялась, встряхнула мокрыми волосами и покружилась вокруг себя, расставив руки в стороны. Когда она с хохотом повалилась на кровать, не удержав равновесия, её одежда стала чистой, а волосы абсолютно сухими.
В тринадцать Петуния увлеклась рисованием, и ей казалось, что у неё неплохо получается. Жаль, красок имелось не так много, поэтому картина, которую она рисовала для мамы на день рождения, получилась всё же мрачноватой. Но Петуния очень старалась соблюсти все тени и игру света, рисуя вазу с цветами в отражении солнечных лучей. Лили же нарисовала за пять минут простенький цветок, но когда они вручали маме свои нехитрые подарки, цветок Лили стал ярче, набрал цвет и словно превратился в самую настоящую фиалку. Края с махровыми зазубринками фиолетовые, а сами лепестки жёлтые с усыпанными как мельчайшие капельки росы тычинками в центре. Зелёные глаза Лили расширились от удивления, а потом она рассмеялась. Мама обняла её и поцеловала, бережно поставила рисунок Лили возле семейной рамки на трюмо, а Петунии сказала вежливое «спасибо» и не глядя перевернула её картину рисунком вниз.
Может, всё было совсем не так? Может, в детстве из-под кровати выглядывают бабайки, а сладкие сны нашёптывают розовые единороги?
Но сёстры выросли, а мост своих отношений так и не смогли выстроить. Они были берегами одной реки: куда одна — туда и вторая. Если правый берег сильно уходил в сторону, то и левый неизбежно подтягивался. Но встретиться, соединиться — никак не удавалось. Между ними текла грязная речка без названия.
После смерти Виолы и Джона — нелепой, ужасной автокатастрофы — Петуния уехала в Лондон и поступила на курсы машинописи. В одном из офисов она встретила Вернона. Такого правильного, такого исключительно неволшебного. Вернон сделал ей предложение по всем правилам, протягивая кольцо и стоя на одном колене. Он перевёз её в тихий уютный Литтл-Уингинг, откуда каждый день ездил на работу в офис. Их аккуратный домик на Тисовой улице в корне отличался от унылых серых домов Коукворта. Петуния всё больше влюблялась в свой домик, в Вернона, в бытовые заботы и мелочи, всё дальше отделяющие её от непонятого мира волшебства Лили.
Они попробовали поговорить. Но лишь сделали всё ещё хуже, окончательно рассорившись.
Петуния тогда уже была помолвлена с Верноном, а Лили училась на последнем курсе своей школы и дружила с Джеймсом Поттером. Они встретились на рождественских каникулах вчетвером в кафе. Вернон тогда уже знал, что сестра его будущей жены — особенная, и напряжение можно было пощупать. Лили сначала улыбалась, а потом притихла. Джеймс вёл себя свободно и даже вальяжно, но поначалу всё было в рамках приличий.
Потом Вернон как старший решил завести светский разговор и спросил Джеймса об автомобиле, на котором они с Лили приехали.
Джеймс озорно хохотнул и сказал:
— Автобомиль? «Комета-220».
— Что это за модель? — наморщил лоб Вернон. — «Bentley», «Jaguar»?
— Нет, это компания «Комета», — хитро улыбнулся Джеймс. — Разгон до шестидесяти девяти миль в час.
— И сколько в ней цилиндров? — не унимался Вернон.
— О, в ней нет цилиндров, — сказал Джеймс, взял салфетку и карандаш, лежащие на столике, и нарисовал обыкновенную метлу. — Вот это рукоять, а это прутья.
Лицо Вернона побагровело. Петуния нервно сглотнула. Лили перестала улыбаться, а вот Джеймс, довольный, расхохотался.
— Ну, небось, на нормальный автомобиль вам и не накопить, — Вернон решил держать марку во что бы то ни стало. — На пособие по безработице разве что метлу и можно купить.
Джеймс скомкал салфетку, ловко забросил её в урну у самого входа — думаю, не обошлось без магии, — и не без коварства протянул:
— Ну-у-у… У моих родителей счёт в банке Гринготтс, и капитал мы, Поттеры, храним в золоте.
Теперь лицо Вернона пошло пятнами. Он как раз засунул в рот ложку «Цезаря», и теперь листок салата торчал у него третьим усом с правой стороны и нервно ходил вверх-вниз. Вернон нашёл в себе мужество дожевать салат, отложил вилку, достал портмоне, вытащил двадцатифунтовую купюру и бросил на столик.
— Петуния, ты остаёшься? Я подожду тебя в машине.
И, не глядя на обескураженного Джеймса и Лили, которая всеми силами старалась не расплакаться, стремительно пошёл к выходу, отмахнувшись от аниматора в костюме эльфа, распевающего «Jingle Bells».
— Бедняга, наверное, последние деньги оставил, — притворно вздохнул Джеймс.
— Это… Это возмутительно! — сказала Петуния и вскочила со своего места.
— Туни… Пожалуйста, — тихо сказала Лили.
Но Петуния выскочила из-за стола и направилась вслед за Верноном.
Лили всё-таки расплакалась.
Джеймс неловко пытался её успокоить, но она давилась рыданиями и всё никак не могла остановиться.
— И что на них нашло? — растерянно проговорил Джеймс.
— Как ты мог? — сквозь слёзы выдавила Лили. — Мы и так с ней всё время ссоримся! Так глупо. Я же знаю, что она по мне скучает.
— Что-то я не заметил, — пробормотал Джеймс.
— Ты ничего не понимаешь! — Лили гневно стукнула Джеймса кулачком в грудь. — Тунья всегда заботилась обо мне, когда я была маленькая. У меня никого, кроме неё, не осталось. Это первое Рождество без мамы и папы… После того, как они… Их…
И она уткнулась в салфетку, а Джеймс неловко гладил её по спине.
— Ну, хочешь, я извинюсь? Я же пошутил! Чего он тут из себя строил? Тоже мне!
Летом следующего года Петуния и Вернон поженились. С Лили они так и не разобрались, а натянутые отношения ни одной не принесли облегчения, когда Петуния всё же уговорила Вернона пригласить Лили с Джеймсом на вечеринку по случаю их женитьбы. Может, она не хотела злить Вернона, который и так пошёл ей на уступки, может, пыталась хоть раз досадить Лили, но Петуния не сделала ту подружкой невесты, что ужасно огорчило Лили. На этот раз уже они с Джеймсом ушли с праздничного мероприятия задолго до его окончания. Лили не улыбалась и грустила, Джеймс чувствовал себя не в своей тарелке, но в разговоры ни с кем не вступал, чтобы не повторилось чего-нибудь эдакого, как в кафе. Терпение его лопнуло, когда он услышал совсем рядом обрывок светской беседы.
— А кем работает парень твоей сестры? — спросил коллега Вернона.
Тот совсем недавно получил повышение и возглавил фирму «Граннингс» по производству дрелей.
Вернон пригубил шампанское и с усмешкой ответил:
— Он уличный фокусник, типичный прощелыга.
Его злые глазки победно смотрели на Джеймса, у которого заходили желваки. Лили не стала ждать, пока конфликт вспыхнет с новой силой, и потянула Джеймса на выход. Нет, на этот раз она не плакала. Но была весь вечер необычайно грустной.
— Знаешь, когда мне было пять, а Петунье девять, её позвали на улицу в Хэллоуин соседские дети. Наш район был относительно спокойным, но мама всё равно наказала ей далеко не отходить, пройтись только по ближайшим соседям. Папа принёс с работы лоскуты, и мама сшила нам мешочки с завязками. Я стала тоже проситься, но мама меня не отпускала, а Тунья попросила мне разрешить пойти с ней. Сказала, что никуда от себя не отпустит. Было так весело — мы подбегали к чьей-нибудь калитке и кричали: «Сладость или гадость!». И хозяева нам выносили конфеты. В одном доме только на нас поругались, а так везде ждали. Потом все разошлись по домам, и мы пошли тоже. Пошли по Паучьему тупику, чтобы выйти на свою улицу. И вдруг у Соммерсов у дома я увидела огромное пугало с тыквой вместо головы. Внутри светился фонарик, и пугало скалилось на меня своей зловещей улыбкой. А ещё поднялся ветер, и чёрные полы плаща развевались, будто пугало — живое. Я так испугалась, что начала плакать и побежала. Петуния догнала меня, взяла меня за руку и сказала, что ни один монстр меня не тронет, если она будет рядом. Она защитит.
Я где-то выронила свой мешок с конфетами, а возвращаться мы уже не стали. Темно было, да и Паучий тупик был без асфальта, там грязь по колено была.
Мама меня отмыла, посмеялась над моими страхами, а мне больше всего обидно было, что я так и не попробовала тыквенное печенье. Им нас угостила одна старушка — каждой по печенюшке в оранжевом бумажном пакетике. Почти все сжевали сразу, а я хотела угостить маму, вот и положила в мешок.
Я никак не могла уснуть в ту ночь и забралась к Петунье. Она обняла меня, и мы уснули. А утром я нашла под подушкой тыквенное печенье. Оно всё раскрошилось — я же спала на нём, но это было самое вкусное печенье, которое я пробовала.
Джеймс ничего не сказал. Обнял Лили со спины и поцеловал в макушку.
Через год Лили и Джеймс тоже поженились, но Петуния с Верноном на свадьбу к ним не пришли. Казалось, что их хрупкий мир окончательно треснул.
У Петунии с Верноном в июне восьмидесятого родился здоровый, крепкий малыш, которого счастливые родители назвали Дадли.
Через месяц, в июле, у Лили и Джеймса родился Гарри. Лили написала Петунии письмо — обычным способом, — но та, прочитав его, выкинула в мусорное ведро, словно боялась, что едва затянувшаяся рана вновь начнёт кровоточить.
У неё всё было хорошо. Прекрасно! Обожаемый сынок, любимый муж, чистенький дом, аккуратный газон… И никаких чайников, которые начинали музицировать, когда Петуния проходила мимо. И никакой лягушачьей икры в вазочке для варенья. И… И она послала всё же Лили на Рождество вазу по адресу, который значился на пригласительном на свадьбу. Как робкую попытку помириться. Лили не ответила, а потом Петунию закрутили домашние заботы, потому что весной они с Верноном затеяли в доме ремонт, и надо было следить за строителями.
Дадлику исполнился год, и Петуния вдруг подумала, что её племяннику Гарри тоже скоро будет годик.
Петуния сколько угодно могла взращивать в себе ненависть к Лили, сколько угодно прятаться за вышколенным рядом кухонных полотенец и строго стоящих на полке — как солдаты — бокалах. В их доме под запретом было слово «волшебство», а на зеркале в коридоре висел строгий распорядок дня.
Но в очередной раз полируя поверхность стола, на котором не было ни единого пятнышка, она иногда думала, что неплохо бы было, если бы приехала Лили и нечаянно прожгла на столе дырку. Или шнур от электрочайника вдруг сам бы пополз к розетке. Или газета Вернона сама бы переворачивалась на другую сторону, а когда он ронял её и задрёмывал в кресле, складывалась самолётиком и улетала на журнальный столик. От таких мыслей она тут же нервно оглядывалась по сторонам, потом поджимала губы и воровато выглядывала в окно.
Вечер Хэллоуина был ветреным и дождливым. Хвала небесам, по их улице никто не ходил с мешками и не выпрашивал мелкие монетки или конфеты. Они с Верноном поужинали, потом посмотрели субботнее шоу, и Петуния уложила Дадлика спать. Вернон поднялся в спальню, а Петуния принялась перед сном протирать полы на кухне. На улице всё же праздновали, потому что слышались весёлые голоса и крики. Она подошла к окну и всмотрелась. Конечно, из освещённой кухни ничего не разглядишь, тогда Петуния выключила свет. Теперь стало видно, что по улице идёт толпа с фонариками. Оранжевые шары подпрыгивали в такт шагам и щерились своими страшными улыбками. Люди нарядились нечистью, вампирами, привидениями и ещё бог знает какими монстрами.
Одна фигура в чёрном плаще шла с тыквой на голове, которая изнутри подсвечивалась.
И внезапно Петунья почувствовала ужасную тоску. Будто её сознание что-то вспомнило, а сама она никак не могла уцепиться за эту ниточку воспоминаний. Она беспокойно оглянулась на лестницу — Вернон, наверное, уже спал.
Петуния что-то кому-то обещала. Защитить. Кого?
— Сладость или гадость! — раздалось от самой калитки.
Петуния вздрогнула. Дети попрыгали ещё с минутку и унеслись дальше. И она вспомнила. Лили. И то пугало, которого та так испугалась. И то тыквенное печенье, которое сама не съела, а положила сестрёнке под подушку.
Она нервно потёрла пальцы, стараясь загнать слёзы внутрь. Почему? Почему же они с Лили не сказали друг другу, что нужны? А вдруг теперь уже слишком поздно? Иногда жизнь преподносит слишком суровые уроки.
Утром этого дня в поместье Поттеров появился Дамблдор. Пока он шёл по подъездной дорожке, вспоминал, как тепло и по-домашнему уютно было всегда в этом доме. Флимонт возился в своей мастерской или пропадал в лавке на Косой аллее, в лаборатории, а Юфимия поджидала его дома, ухаживая за садом и оранжереей. Дамблдору здесь всегда были рады, хотя обычно он наведывался сюда исключительно в корыстных целях, то есть по делу. Вот и сейчас домовуха Кокси склонилась в низком поклоне, отчего её накрахмаленный фартучек хрустнул и чиркнул по полу.
— Добрый день, Кокси, — сказал Дамблдор. — Могу я войти?
— Хозяин Джеймс давно не присылал гостей, — ответила Кокси. — Кокси исправно следит за домом. Кокси освободит для мистера Дамблдора кресло.
Мебель была убрана в чехлы, картины завешаны мешковиной, а фарфор убран в коробки. Лишь многочисленные фиалки на узеньких окошках чувствовали себе прекрасно и цвели буйным цветом.
— О, не стоит беспокоиться, я прекрасно начертаю себе стул!
Дамблдор сделал в воздухе замысловатый пасс палочкой, и из круговорота завихрения с лёгким свистом показался стул. Дамблдор подумал секундочку и повторил манёвр — на этот раз из воронки заклинания появился детский стульчик.
— Кокси, ты можешь присесть. У меня к тебе важный разговор.
— Мистер Дамблдор предложил Кокси сесть! Домовые эльфы не сидят с волшебниками, сэр!
— И всё же я настаиваю, Кокси. Хотя, разумеется, я не имею на это права.
— Кокси сядет!
Домовуха села на стульчик и принялась болтать ногами.
— Кокси давно ни с кем не говорила! Кокси очень скучает по хозяину Джеймсу и хозяйке Лили. Но особенно Кокси скучает по малышу Гарри.
— Уверяю тебя, с ними всё хорошо, — поднял ладони перед собой Дамлдор. — А будет ещё лучше, если ты сделаешь кое-что для меня.
— Кокси не обязана выполнять поручения мистера Дамблдора. Кокси помнит, как мистер Дамблдор приходил к хозяину Флимонту, и хозяин Флимонт потом закрывался в мастерской и забывал пообедать, а хозяйка Юфимия переживала за него.
— Увы, я бы не побеспокоил Флимонта, если бы не его исключительный талант…
— И хозяин Флимонт выглядел похудевшим, но глаза его горели. Хозяин Флимонт был счастлив, когда мистер Дамблдор приносил ему работу.
— В самом деле?
— И Кокси сделает всё, что попросит мистер Дамблдор.
— Хм-м-м… Спасибо, Кокси. Не могла бы ты мне показать ту погремушку, которую тебе отдала Лили Поттер.
— Погремушка малыша Гарри? Кокси любит на неё смотреть, ей кажется, что малыш Гарри рядом.
Кокси щёлкнула пальцами, и из детской на первом этаже выплыла хрустальная погремушка с вращающимся внутри шариком. Сейчас он был серо-голубого цвета.
— Думаю, семейство Поттеров завтракает, — благожелательно улыбнулся Дамблдор, беря в руки подплывшую погремушку. — Скажи, Кокси, какого цвета бывает шарик?
— Шарик меняет цвет много раз за день, — охотно принялась рассказывать Кокси. — Он бывает салатового, жёлтого, синего и голубого цвета. Иногда в нём плавают фиолетовые звёздочки, а иногда — снежинки.
— Иногда мой мозг меня самого удивляет, — пробормотал Дамблдор. — Очень полезная вещь!
— Хозяйка Лили однажды мазала дёсны малышу Гарри специальной мазью и массировала животик, потому что шар в погремушке был бледно-розовым, но малыш Гарри продолжал плакать. Оказалось, он хотел спать, а хозяин Джеймс бегал в это время постоянно в туалет, потому что съел яблочное пюре малыша Гарри — несколько баночек — и у него случился…
— Медвежья болезнь, — пришёл на помощь Дамблдор. — Что ж, тут есть ещё над чем поработать. К сожалению, индикатор настроения улавливает не только состояние самого Гарри, но и тех, кто находится рядом с ним в данный момент. И я сделал так, чтобы и на расстоянии погремушка это чувствовала.
— Мистер Дамблдор не такой хороший изобретатель, как хозяин Флимонт, но он старался!
— Спасибо, Кокси. А теперь слушай меня внимательно.
В голубых глазах за очками-половинками мелькнул тот самый огонь, который магнетизировал слушателя и заставлял ловить каждое слово. Кокси перестала теребить края фартучка и вцепилась за стульчик.
— Сегодня вечером, когда стемнеет, ты должна неотрывно следить за погремушкой Гарри. Не выпускать из виду. Даже если тебе захочется вытереть где-то пыль, полить цветы или помыть люстру — ты везде с собой будешь носить погремушку. Если шар внутри начнёт наливаться красным, ты бросишь все дела. Не будет лёгкой розовой дымки, как в случае, когда кому-то из членов семьи Поттеров нездоровится. Красный цвет будет ярким, чётким.
Кокси вытаращила свои и без того огромные глаза и от страха прижала уши.
— Когда шар станет багряно-красным, вокруг него, на корпусе погремушки, включатся маленькие огоньки. Шестьдесят огоньков, по количеству секунд в минуте. Пойдёт обратный отсчёт. Пока не включился последний огонёк, ты должна успеть переместиться в дом в Годриковой впадине и найти Лили Поттер. Убедись, что Гарри у неё на руках, что он не стоит в кроватке или сидит где-нибудь в уголке. Если это всё же будет так, тебе надо будет коснуться и Лили, и Гарри. Приманить, переместиться любым способом, чтобы оба они были с тобой. Когда включится последний огонёк — погремушка перенесёт вас троих в безопасное место.
Кокси подалась вперёд.
— Малышу Гарри грозит большая опасность?
— Запомни, Кокси: ты должна успеть всё сделать, пока включаются огоньки. У тебя есть только минута. Если ты начнёшь действовать раньше, пока шар наливается красным, — ты спасёшь их, но отсрочишь опасность. Если ты не успеешь — портал перенесётся без них, и тогда они погибнут.
— Кокси не будет вечером вытирать пыль, — прошептала Кокси. — И люстру мыть тоже. Кокси будет сидеть и смотреть на шар, и ждать, когда включатся фонарики.
— Я знал, что на тебя можно положиться, Кокси, — сказал Дамблдор. — Должен тебя предупредить, что, возможно, я что-то не учёл и шар не засветится сегодня вечером. Тогда ты спокойно можешь заняться люстрой. Ну, не буду тебя отвлекать от дел. У меня их тоже ещё предостаточно.
Раздался хлопок, будто совсем рядом бросили петарду, а потом на сонную полутёмную кухню миссис и мистера Дурсль по адресу: Литтл-Уингинг, ул. Тисовая, д. 4 обрушился сразу десяток звуков: кто-то плакал, причитал, и в следующую секунду раздался отчаянный крик Лили:
— Только не Гарри! Пожалуйста, я сделаю всё, что угодно…
Петуния включила свет. На чистеньком полу лежала Лили, прижимающая к себе плачущего черноволосого мальчика, а за подол её зелёного махрового халата держалось странное существо с огромными ушами, как у летучей мыши. Оно подвывало от страха и махало погремушкой, внутри которой вращался шар красного цвета, бледнеющего на глазах и меняющего оттенок на салатовый.
Петуния не завопила только потому, что во рту у неё пересохло.
Чем дольше чего-то ожидаешь или к чему-то готовишься, тем неестественней потом выглядит реальность, когда ожидание сменяется действительностью. Можно просчитывать, гадать, делать ставки и прогнозы. А настоящее берёт и идёт по-своему, и ничего ты с этим уже не сделаешь.
Пять крестражей были уничтожены. Оставалось загнать Волдеморта в ловушку и надеяться, что теперь он — смертный. Вероятность, что ещё один крестраж всё же существовал, со счетов убирать не стоило — это Дамблдор понимал. Поэтому ни о каком расслаблении речи не шло. Даже при такой ущербной душе, когда из её целостности были вырваны куски, Волдеморт оставался сильным магом, равных которому практически не было. Он настолько далеко зашёл по пути бессмертия, столько изучал и практиковал Тёмные искусства, что сам стал заклятием, наитемнейшим заклинанием.
Дамблдор верил, что Древняя магия, проснувшаяся в Хогвартсе и уничтожившая скверну из диадемы, — добрый знак. Единственное, он боялся, что в этой реальности, в смысле, в настоящем, Волдеморт вовсе и не собирается нагрянуть к Поттерам в Хэллоуин. По всему выходило, что предатель — кто бы это ни был — пока не открыл ему секрет дома в Годриковой впадине. Но на всякий случай стоило подготовиться.
На чудо уповай, а плошать Дамблдору было некогда.
Он оповестил членов Ордена, что планирует провести вечер Хэллоуина в трактире Аберфорта «Кабанья голова». До кабинета в Хогвартсе добираться долго, а сюда и отсюда можно было переместиться мгновенно.
Он пошептался с братом, и тот даже снял на вечер защиту с трактира — трансгрессировать можно было прямо к камину. Да, они здорово рисковали, но Дамблдор надеялся, что риск этот оправдан. Мало ли что!
К семи часам Аберфорт вытолкал подвыпивших посетителей и закрыл дверь. Стерджис Подмор в остроконечной шляпе и Дедалус Дингл в костюме тыквы будто невзначай прогуливались возле «Кабаньей головы», и когда к трактиру подбегали детишки хогсмидских лавочников с криками «Сладость или гадость!», одаривали их конфетами и разворачивали обратно.
А Дамблдор приступил к финальной стадии плана.
Ещё с утра он наведался в поместье Поттеров и дал чёткие указания Кокси. Если сегодня к ночи ничего не произойдёт, Кокси просто потратит вечер на разглядывание шарика в погремушке.
Потом Альбус Дамблдор наведался в дом-ладью на пригорке близ Оттери-Сэнт-Кэчпоул.
По обеим сторонам от тропинки, ведущей к крыльцу, расположились светильники Джека(1) всех размеров. С карниза крыльца свисали связки летучих мышей, а когда Дамблдор подошёл ближе, оказалось, что это не бутафория. Целая туча летучих мышей взметнулась в небо и принялась беспорядочно летать в свете лунного облака, висевшего над трубой, будто одуванчик на ножке средь бела дня. Дамблдор зашёл в дом.
— Добрый день, — поздоровался он с Пандорой, мешающей палочкой кашу над очагом.
— Профессор Дамблдор! — Светлые брови Пандоры взметнулись домиком. — И как вы прошли?
— В каком смысле?
— Летучие мыши обычно не пропускают никого незнакомого. Кажется, вы им понравились.
— Весьма польщён.
— Ксено! — крикнула Пандора на лестницу. — У нас гости!
После знакомства с очаровательной Луной — она позволила Дамблдору подержать себя на коленях и заинтересовалась его бородой — и чашечки настойки лирного корня — Дамблдор из вежливости сделал глоток — Ксено унёс Луну в её комнату, а Дамблдор, не теряя больше времени, перешёл сразу к делу.
— Пандора, мой рассказ, возможно, покажется вам странным, но…
Он поведал ей о Древней магии и словах Елены Когтевран и Кровавого Барона перед их уходом. Об очаге возле Гремучей ивы и связи всплеска Древней магии с Пандорой.
— Я догадывалась, что это место возле ивы, — медленно сказала Пандора. — А о Древней магии я слышала от своей бабушки. В детстве она рассказывала мне сказки о Миргилипах.
— Что вы чувствуете, когда эта сила пробуждается? — спросил Дамблдор. — Насколько я знаю, каждый из тех волшебников, кто обладал врождённой Древней магией, обладал уникальными способностями, но все они были отличные друг от друга.
— Я думаю, это связано с кругами времени, — поделилась Пандора. — Пересечение реальностей.
— Разве это возможно?
— Вы знакомы с магловской математикой?
— Немного.
— Есть такое понятие, как круги Эйлера.
— Пересечение множеств?
— Рада, что вы имеете представление. Так вот, временная реальность условно представляет собой прямую линию. Луч, если быть точнее, ведь у всего есть своё начало.
Пандора отправила всю посуду со стола в умывальник и начертила прямо на столе палочкой зелёную светящуюся линию.
— Время не прямолинейно, оно течёт и меняется, поэтому плоской временной линии не существует. Скажем, она скорее представляет собой спираль.
Палочка Пандоры коснулась линии, и та всплыла над столом и плавно скрутилась в спираль. Теперь в воздухе плавала фигура, напоминающая пружину.
— Иногда летоисчисление идёт спокойно, а порой человечество преследуют войны и катаклизмы, — комментировала Пандора, заставляя пружину хаотично растянуться в некоторых местах, а в других наоборот сузиться. При этом расстояние между пружинными кольцами где-то расширилось, а в паре мест почти сошло на нет, заставляя их практически соприкоснуться.
— А теперь представьте, что существует другая, параллельная реальность. — Пандора прочертила ещё один луч, на этот раз красный. — Помним о нелинейности временного луча, — бросила Пандора, создавая красную пружину, которая не была копией зелёной — это было заметно невооруженным глазом. — И это я взяла только две реальности.
— А их может быть больше двух?
— Разумеется. Время — самая загадочная материя, законы её никогда не будут изучены до конца, потому что мы видим лишь то, что называется настоящим.
Дамблдор слушал внимательно. Пандора расположила две пружины рядом друг с другом на небольшом расстоянии. Зелёный и красный огоньки соответственно бежали от нижнего кольца к верхнему, а потом возвращались в начало.
— Теперь смотрите.
Пандора заставила одну пружину изменить угол, буквально на несколько градусов. Красный огонёк, добежав до верхнего кольца, теперь не прыгнул вниз, а начал создавать новые кольца. Луч красной пружины в какой-то момент дошёл до зелёной и плавно вошёл в неё, сделал несколько оборотов внутри и вышел с другой стороны.
— Сейчас события двух реальностей не пересеклись, но если изменить исходные данные, можно сделать так, что две реальности пересекутся. И тогда по принципу кругов Эйлера у них обязательно появятся общие точки соприкосновения.
Пандора взмахом палочки вернула красную пружину в вертикальное положение, а потом вновь наклонила, но теперь придала ей больший уклон.
Красный луч побежал от верхнего кольца и врезался в зелёную пружину. От соприкосновения посыпались искры, красный луч слегка изменил траекторию, чтобы проскочить препятствие.
— Сила течения времени толкает временный луч дальше, даже если две реальности столкнулись, — комментировала Пандора. — Время нельзя остановить, оно бесконечно, и оно не статично. На самом деле нет никакого настоящего, есть лишь конкретная точка временной шкалы.
Она в третий раз разъединила пружины и теперь столкнула их так, что красный луч, прежде чем выбраться из зелёной пружины, несколько раз вре́зался в её стенки. В месте стыковки раздавались хлёсткие хлопки и появлялись красная и зелёная дымки, которые перемешивались и становились коричневой.
— Видите?
— Вы хотите сказать, что чувствуете эти потоки и способны ими управлять?
— Да, я их чувствую, но управлять ими так и не научилась.
— Но именно в этом и состоят ваши эксперименты, не так ли?
— Вы только представьте, какие это перспективы! — азартно воскликнула Пандора. — Время нельзя изменить вспять, более того, вмешательство в прошлое может нанести непоправимый вред. Но изменение магических потоков, направление кругов реальности может помочь избежать природных катаклизмов или предвосхитить какие-то негативные события.
— А возможно в таком случае изменить существующую реальность, подправить её, заглянув в будущее?
— В будущее?
Дамблдор знал, что сейчас ответит Пандора. Что в будущее, конечно же, заглянуть никак нельзя.
— Смотрите. — Вместо этого Пандора остановила движение пружин и ткнула палочкой на красную в том месте, где она как раз приблизилась вплотную к зелёной. — Это — наш день. Здесь и сейчас.
Она создала белый вихрь, который закружил по спирали красной пружины от первой точки до выхода из зелёной пружины и там создал новую точку.
— А это — будущее. Его можно просчитать, если знать угол наклона реальностей. И если по каким-то причинам нам эта точка не подходит, мы меняем направление временного потока, тем самым сворачивая реальность на новый виток.
Ещё один взмах палочкой, и пружина чуть подвинулась. Воздушный поток теперь пересёк зелёную пружину совсем в другом месте.
— Всё это…
— Не укладывается в голове, да.
Пандора ткнула в пружины, и они вновь расположились рядом, не касаясь друг друга.
— Что получится, если неверно рассчитать угол направления?
Пандора не ответила, а продемонстрировала. Красная пружина опять наклонилась, луч побежал к зелёной пружине. Когда он почти добежал до преграды, Пандора чуть отстранила зелёную пружину, подставила её боком. Красный луч врезался в зелёную спираль, и раздался настоящий взрыв, который на минуту заволок всё тёмно-коричневым туманом.
— Я думаю, что и прошлое можно поменять, если схлопнуть пружину и перевернуть её, — задумчиво сказала Пандора, и Дамблдор почувствовал, как мимо будто прошелестел ветерок.
Пандора держала в руках потоки времени. Она была самоучкой и действовала интуитивно. Не было у неё учителей, достойных её дара. Но то, что она рассказала, было одновременно восхитительно и пугающе. Права была Ниов Фицжеральд — Древняя магия могла принести как процветание, так и ужасные разрушения. Всё зависело от того, в чьих она руках.
— И последний вопрос, если позволите. — Дамблдор нахмурился и сплёл пальцы рук в замок. — Елена Когтевран сказала, что именно вы способствовали пробуждению очага Древней магии. Но она также говорила и про другую силу, которая действовала с вами заодно. Вы знаете, о чём или о ком речь?
— Понятия не имею, — честно сказала Пандора. — Но хотела бы знать не меньше вашего.
Дамблдор покинул этот странный дом, думая об удивительном даре Пандоры. Мощная сила, которой играючи можно было изменить будущее. Или столкнуть две реальности случайно и невольно привести события к катастрофе.
Время уже перевалило за полдень, поэтому теперь Дамблдор поспешил на последний инструктаж участников ночной операции, если она, конечно, состоялась бы.
Они много и долго обсуждали с Грюмом детали и просчитывали возможные ходы. Рисовали план дома Поттеров и высчитывали, сколько секунд понадобится Волдеморту, чтобы дойти от калитки до крыльца. Предполагали, в какое окно он заглянет наперёд и как быстро откроет дверь. Волдеморт неизбежно добавил бы на дом свой антитрансгрессионный купол к уже существующему, желая застать Поттеров врасплох и не дать им убежать. А это значило, что всё должно случиться именно в доме, и выпускать Волдеморта наружу никак нельзя. Когда он зайдёт в мышеловку, сам того не зная, она должна захлопнуться.
Если Волдеморт теперь смертный — он уязвим. Если где-то есть ещё один крестраж, надо всё равно обезвредить тот жалкий ошмёток, который может остаться после атаки авроров.
«Я был вырван из тела, я стал меньше, чем дух, чем самое захудалое привидение... но всё-таки я был жив. Чем я был, не знаю даже я…»
Эти слова Волдеморт произнёс в другой реальности в воспоминаниях Снейпа из будущего. На этот случай был готов шар-сфера, подобный тому, в котором Волдеморт — опять же из будущего — держал свою змею. Следовало поразить его, победить и заставить ошмёток залететь в сферу, из которой он не сможет выбраться. Идею Дамблдор почерпнул у Ньюта Скамандера. Тот в своё время держал в подобной Обскура.
А там будет видно. Другой такой возможности застать Волдеморта врасплох больше может не представиться. И, что важно, застать в одиночку, ведь убивать Поттеров он пойдёт один, не доверяя никому своих секретов о крестражах.
— Ну и как мы его будем ловить? — прорычал Грюм, когда они с Дамблдором пришли к соглашению общего плана операции, но застряли на деталях. — Будем бегать за ним по лестнице с сачком и просить не палить Аваду?
Они сидели в кабинете Дамблдора. Серебряные шарики затейливого приборчика с вращающимися между собой кругами тихонько стукались друг о друга, в шкафу что-то вздохнуло, а Фоукс, вскрикнув, спрятал голову под крыло.
— Думаю, наше преимущество в неожиданности. Волдеморт не будет знать, что в доме его поджидает отряд авроров. И не забывай, он станет охотиться в первую очередь на Поттеров.
— И ты выставишь малолетнее дитя вместо мишени?
Волшебное око Грюма завращалось с бешеной скоростью, словно пыталось разглядеть внутри Дамблдора совесть.
— Разумеется, нет. Нам надо, чтобы Волдеморт убедился, что Лили, Джеймс и Гарри дома и мирно едят запечённую тыкву.
— А Волдеморт им скажет, что не сто́ит беспокоиться, он подождёт, пока они отужинают?
— Как только Волдеморт зайдёт внутрь, запустится обратный отсчёт одного устройства, о котором я побеспокоился заранее. У Лили и Гарри будет минута. Я верю, что у нас всё получится и они окажутся далеко от Годриковой впадины, в безопасном месте.
Появился с хлопком Босси, с поклоном поставил поднос с чашками и удалился.
— Из дома нельзя будет трансгрессировать, ты же сам сказал! И ни один портал в таком двойном кольце заклинаний не поможет!
— Да, ты прав. Но магия эльфа, усиленная, скажем так, навигатором направления, поможет Кокси оказаться в нужном месте.
— Не хотел бы я встать у тебя на пути, Дамблдор, — проворчал Грюм. — Остался бы не только без глаза и ноги, но и ещё без парочки нужных запчастей.
Виндиктус Виридиан(2) на своём портрете со значением постучал пальцем по книге, которая лежала у него на коленях, «Как наслать проклятие и защититься, если проклятие наслали на вас».
Грюм хмыкнул.
— Если вопрос с Лили решили, давай определимся, кому мы доверим операцию, — продолжил обсуждение Дамблдор.
— Поттер, вестимо, сразу на рожон полезет, — цокнул языком Грюм. — Безбашеннее него только Блэк. Старший, разумеется.
— Мы введём Лили с Джеймсом в курс дела. Разумеется, не расскажем о том, что они могут погибнуть. Но пока Лили не покинет дом, мы не должны себя обнаружить. Как только Волдеморт поймёт, что его одурачили, он сделает всё, чтобы от дома в Годриковой впадине и всех, кто посмел встать у него на пути, не осталось даже пыли. Нам надо заманить его хотя бы не лестницу, отрезать от выхода.
— Значит, нам надо размесить под диваном у Поттеров парочку авроров. И ещё за шкафом, в чулане, в камине и на люстре.
— Я думал об этом. Скажем, семь — разве не самое чудесное число? — протянул Дамблдор.
— Такой отряд должен справиться, — уверенно сказал Грюм.
— Я только никак не придумаю, как сделать так, чтобы Волдеморт растерялся и был дезориентирован. В ярости он способен натворить много бед.
— Семь Поттеров… — вспомнил вдруг Грюм картинки в Омуте памяти.
— А что… Это… Гениально! — Дамблдор просиял. — Осталось определиться с кругом кандидатур.
— А чего тут определяться? — пожал плечами Грюм. — Любой из наших за честь почтит сразиться с этой гнидой.
— И всё же… — Дамблдор подвинул к себе пергамент, отодвигая недопитый чай. — Джеймс Поттер — номер один, это понятно.
— Я — второй, и это тоже не обсуждается.
— Такая легенда авроров, разумеется, наше сильное звено, — кивнул Дамблдор, и на пергаменте появилось имя Грюма. — Кого бы ты хотел сам видеть в боевом отряде?
— Фрэнка и Алису. Но Алиса пусть остаётся дома с Невиллом.
— Согласен.
— Потом братья Пруэтты. О том, как они одолели пятерых Пожирателей и самого Долохова, ещё долго будут рассказывать в школе авроров. Записывай обоих.
— Принято, — кивнул Дамблдор.
— Эммелина Вэнс. Она одна стоит десятка крепких авроров. А после смерти Боунса…
— Не боишься, что после гибели Эдгара Боунса она сама ищет смерти?
— Просто она её не боится, — зыркнул Грюм. — А это разные вещи. Умирать Вэнс не планирует, по крайней мере с того последнего раза, когда я видел её на задании.
Дамблдор вписал имя Эммелины, и теперь на пергаменте в столбик аккуратным почерком в завитушках было написано:
«1. Джеймс Поттер
2. Аластор Грюм
3. Фрэнк Лонгботтом
4. Фабиан Пруэтт
5. Гидеон Пруэтт
6. Эммелина Вэнс
7. ?»
Седьмой участник оставался под вопросом. Место было вакантным.
— А седьмой? — спросил Дамблдор.
— Я бы взял одного из Блэков, но Регулусу лучше туда не соваться. Молодой ещё и зелёный. Дуэльными заклинаниями он владеет превосходно, но, боюсь, против бывшего хозяина кишка у него тонковата.
— Ты не доверяешь Регулусу?
— Я не доверяю Волдеморту. Никто не знает, какую магию он подключит, когда поймёт, что в ловушке. Регулус — Пожиратель. Бывших Пожирателей не бывает. Если он искренне принимал присягу о службе, его метка может сыграть с ним злую штуку. Что-то типа Непреложного обета.
— Не уверен, но, думаю, рисковать и правда не стоит. Тогда кто? Я бы, конечно, сам пошёл…
— Это глупо, Дамблдор. Ты будешь руководить операцией. Полководец не отсиживается в кустах, полководец — направляет войска. У тебя в руках все нити, и только от твоего мастерства зависит, спутаются они в клубок и порвутся или свяжутся в идеальный узор.
— Красиво сказано, — похвалил Дамблдор.
— Так что седьмой?
— Объявление вешать не будем!
— Сириус… Я уверен, он за Поттера глотку порвёт любому.
— Но пока есть вероятность, что именно он — предатель, мы не можем рисковать.
— А если нет никакого предателя?
— Тогда вы просто сегодня соберётесь в доме Поттеров и порадуете их массовым визитом — они совсем приуныли в последнее время.
— Сириус нам не простит, что мы считали его предателем.
— Сириус не простит себе, если с Джеймсом и его семьёй что-то случится. На всякий случай я отправлю его сегодня на задание вместе с Регулусом.
— Какое?
— На семейный ужин. Считаю, им с Вальбургой пора объясниться.
— Хорошо, уговорил. Я так понимаю, что Петтигрю тоже отпадает?
— Именно.
— Странный малый. Но в бою шустрый. Вёрткий, как крыса. И заклинаниями владеет лучше многих.
— Питер Петтигрю ещё покажет себя, я уверен.
— Хагрид отпадает, на полувеликанов оборотка не действует.
— Стерджис Подмор и Дедалус Дингл задействованы в штабе, в «Кабаньей голове». Как и Аберфорт.
— А Люпин сейчас далеко на севере.
Они призадумались. Седьмая строка со знаком вопроса мигала, как световые лампы в теплицах Помоны Спраут, когда на них требовалось обновить заклинание.
Дверца шкафчика приоткрылась. Дамблдор с Грюмом не обратили на это никакого внимания, потому что кабинет директора всегда жил своей жизнью. Это ещё удивительно, что сегодня портреты не давали советов.
Но когда из шкафа донеслось покашливание, Дамблдор встрепенулся и открыл дверки пошире. Из шкафа вылетела старая латаная Распределяющая шляпа и приземлилась на голову Дамблдору. На тулье появился рот, а потом Шляпа бодро запела на манер рэпа:
— Гм-м-м…
Кого же взять седьмым рыцарем меча и шпаги?
Шестеро смелых с Гриффиндора — отряд, несомненно, бравый!
Девиз такого отряда «Безрассудство, смелость, отвага!»,
Но тот, кто добавит «и слабоумие», будет правым.
Седьмого надо взять из другой муки, из другого теста,
Того, кто хитёр и ас в двойной маскировке.
Ответ очевиден, кто кандидат на вакантное место —
Северус Снейп, Нюниус и Принц-полукровка.
— Снейп… — сказал Дамблдор.
— Снейп? — переспросил Грюм.
— Северус Снейп…
Дамблдор проследил за полётом Шляпы, которая слетела с его головы и лениво поплыла на своё место. Дверцы шкафчика закрылись.
— Снейп ведь тоже Пожиратель, — осторожно сказал Грюм.
— Да, но он, в отличие от Регулуса, принял метку лишь по заданию Ордена. Не думаю, что метка в таком случае призовёт его на службу.
— Боюсь, мы столкнёмся с такой магией, о которой ещё даже и не слышали, — вздохнул Грюм.
— Но времени у нас нет. День Д(3) близко.
И вот в трактире «Кабанья голова» один за другим собрались участники операции «Семь Поттеров». Тревожное возбуждение вызвано было не страхом, а ожиданием. Дамблдор предупредил всех, что операция не состоится, если Волдеморт не проявит себя.
— Но откуда ты знаешь, что он появится сегодня в Годриковой впадине? — спросил Гидеон.
Этот вопрос Дамблдору задали уже все по очереди в разное время.
— Я не могу этого утверждать со стопроцентной вероятностью, — просто ответил Дамблдор. — Но исполнен оптимизма верить, что именно это и произойдёт.
Участники операции не знали всех деталей, но основное им было известно: сегодня ночью Волдеморт — возможно! — появится в Годриковой впадине и попытается убить Поттеров. Шесть человек — все они бывали у Джеймса и Лили и знали их адрес — переместятся к Поттерам раньше на час до возможного появления Волдеморта и будут ждать внутри. За десять минут до его визита — Дамблдор знал время из воспоминаний почти до минуты — шестеро выпьют по глотку Оборотного зелья с волосом Джеймса.
Лили с Гарри тем временем изолируются в безопасное место. Задача отряда — уничтожить Волдеморта. Если он не умрёт, а развоплотится, Аластор Грюм будет держать наготове сферу.
— Вопросы есть? — спросил Грюм.
Вопросов было море. Но все молчали, потому что знали, что от их слаженных действий сегодня зависит едва ли не судьба всей магической Британии. Если удастся отрубить голову гидре — тело её неизбежно усохнет.
В восемь часов шесть участников по очереди отправились в Годриковую впадину.
Там Аластор Грюм ввёл Джеймса и Лили в курс дела и передал просьбу Дамблдора: вести себя естественно и ничем себя не выдавать. Конечно, и Лили, и Джеймс нервничали, но этот вечер обещал наконец расставить все точки над i. Столько месяцев им приходилось прятаться!
Около девяти Грюм, Фрэнк, братья Пруэтты, Эммелина Вэнс и Северус Снейп собрались вокруг кастрюльки, в которой Лили обычно варила Гарри кашу. Снейп вылил в неё Оборотное зелье.
— Итак, Поттер, несколько волосков — будь любезен.
— Кому пришла в голову эта идиотская затея? «Семь Поттеров» — ничего другого не могли придумать? — Джеймс до сих пор не решил, нравится ему эта идея или нет.
— Ну же! — рявкнул Грюм.
— А почему Сириус не участвует? Почему Нюнчик тут, а Сириуса нет?
— Поттер, время! — снова Грюм.
Джеймс дёрнул прядку волос с макушки, бросил в грязную жидкость. Едва волосы коснулись поверхности, зелье вспенилось и мгновенно очистилось, став золотистым, как снитч.
Лили разлила зелье по чашкам, и все дружно выпили, отсалютовав на удачу. Каждый из них, ощутив зелье в горле, поморщился, но не произнёс ни звука. Лица их начали пузыриться, как блины на сковороде. Эммелина Вэнс вытянулась, у Снейпа волосы уползли с плеч, а потом взметнулись вверх вихрами, у Грюма выросла вторая нога, а волшебный глаз выскочил и покатился по полу.
— На вкус как оленина… — проворчал Снейп.
— Ух ты, как ты на меня похож! — сказал Гидеон Фабиану.
— Две ноги! Чёрт, я уже и забыл, как это удобно, — потоптался Грюм на месте и увеличил заклинанием сумку, в которой находились семь комплектов одинаковых свитеров с полосками, домашних спортивных штанов и удобных теннисных тапочек.
— Переодевайтесь, живо! У нас мало времени.
Из внутреннего кармашка сумки он достал шесть пар очков и раздал поддельным Поттерам.
— Ну и зрение у тебя, Джеймс! — сказала Эммелина, щурясь по сторонам, и поднесла палочку к линзам. — Оптимус! Вот теперь хорошо.
Через минуту в кухне стояли семь одинаковых Джеймсов Поттеров.
Лили очистила кастрюлю от остатков зелья и убрала разбросанную одежду в шкаф.
— В лучшем случае мы просто часок побудем Поттерами, — сказал Фрэнк.
— А ещё в лучшем — это если через час нас всё ещё будет семеро, не считая Лили и Гарри, — ответил Грюм.
Гарри переводил взгляд с одного Джеймса на другого.
— Папа! — показал он пальцем на одного, потом перевёл на другого: — Папы!
От такого количества одинаковых пап Гарри растерялся и начал реветь. Никто не ожидал такой реакции. Лили принялась его успокаивать, а Грюм рявкнул:
— По местам!
Настоящий Джеймс не соглашался прятаться, оставляя Лили с Гарри одних вместо мишени. Грюм велел ему не убирать палочку и быть начеку. Сам Грюм спрятался в шкафу в коридоре. Гидеон залёг за диван, а Фабиан за одним из мягких кресел возле камина. Эммелина укрылась за плотной занавеской с одной стороны окна, Фрэнк — с другой. Грюм предупредил их, что их не должно быть видно с улицы. Снейпу места внизу уже не осталось, он поднялся на второй этаж и затаился там.
Потекли минуты. Тягучие, длинные. Каждая секунда стучала в висках, все прислушивались к звукам с улицы, хотя из дома их слышно не было…
За пять минут до предполагаемого прихода Волдеморта возле камина в «Кабаньей голове» с глухим хлопком появился Питер Петтигрю. Он свалился кучей прямо у ног Дамблдора и, не вставая, попытался что-то сказать. Дамблдор рывком поднял его на ноги. Лицо Питера перекосило страшной судорогой, а изо рта пошла пена. Неимоверным усилием воли он разлепил глаза, на дне которых плескалась адская боль, и захрипел:
— Потт…
— Силенцио! — властно крикнул Дамблдор, а потом бросил быстро через плечо Аберфорту: — Воды! Никуда его не отпускай. Приведи в чувство и не позволяй ему говорить!
— Думаешь, это он — предатель?
Аберфорт уже отлевитировал Питера, находящегося в бессознательном состоянии, в угол, где лежал на подстилке Мародёр — накануне тот сжевал рубашку, и его мутило, поэтому Аберфорт устроил ему временную лежанку прямо в углу трактира.
— Не знаю, что сподвигло его на предательство, но прийти и предупредить меня об опасности мог только очень смелый человек, учитывая, что он, судя по симптомам, попытался нарушить Непреложный обет.
— И что это значит?
— Это значит, что операция «Семь Поттеров» началась.
Буквально в это время на Понд-стрит появился Волдеморт в чёрном наглухо застёгнутом плаще с капюшоном. Он хищно потянул носом, впитывая дождливую ветреную ночь, как самый сладкий вкус триумфа. Руквуда Волдеморт отослал домой: это была его личная победа, он желал разделаться с Поттерами лично. Торжество — вот что это было. Он долго ждал этой минуты.
Он прошёл мимо витрины лавчонки, разукрашенной бумажными пауками, и спугнул мальчишку в костюме тыквы — тот бросился наутёк, увидев, что у Волдеморта под капюшоном. Убить? Не сейчас… Слишком мелко и пошло.
И вот, наконец, его цель — чары Фиделиуса разрушены.
Шторы не задёрнуты, и ему прекрасно видно, как они сидят в своей маленькой гостиной. Черноволосый мужчина в очках пускает клубы разноцветного дыма из волшебной палочки, чтобы позабавить черноволосого малыша в синей пижамке. Малыш хохочет и ловит ручками дым…
Открывается дверь, и входит женщина. Длинные тёмно-рыжие волосы падают ей на лицо. Ему не слышно, что она говорит. Отец подхватывает сына на руки и передаёт матери, бросает волшебную палочку на диван, зевает и потягивается…
Волдеморт достал из-под мантии палочку, направил на дверь — та послушно открылась. Он шагнул за порог и приготовился встретить Джеймса Поттера — лучше было убить его первым, чтобы не мешался под ногами.
Спиной почувствовал, что сзади кто-то есть. Крутанулся на месте, чувствуя, как воздух вокруг завибрировал.
Его охватила такая ярость, которая и не снилась этим недоумкам. Неужели Петтигрю успел предупредить? Невозможно… Да и не смог бы обойти Непреложный.
Он вихрем пронёсся из коридора в комнату, его ноги не касались пола — он умел летать. Воздушной волной палочку Поттера сдуло с дивана, и тот потерял драгоценные секунды, отвлёкшись на её поиски.
— Авада Кедавра! — взревел Волдеморт.
Но на пути зелёного луча возникло прилетевшее из угла кресло с одновременным криком:
— Конфринго!
Взрыв, и кресло, объятое пламенем, полетело в Волдеморта. Он расширил глаза от удивления: за креслом стоял... Поттер. Ещё один уже нацелил на него палочку:
— Экспульсо!
— Орбис!
Синий смерч разметал в щепки доски, и один из Поттеров ушёл под пол по пояс.
Но цель Волдеморта была иной. И эта цель сбегала от него на второй этаж по лестнице.
— Лили! Хватай Гарри и беги!
Ребёнок плакал, но вокруг стоял такой треск и шум, что его почти не было слышно. Мощный щит вокруг Водеморта не позволял достать до него, и заклинание Эммелины Вэнс, отрикошетив, едва не убило Фабиана. Волдеморт прицелился, но был сбит заклинанием невидимого хлыста — Грюм всё же смог стегнуть под щитом.
Да сколько их тут! Поттеры наступали со всех сторон, а он отступал к лестнице, отбивался и держал щит. Палочка раскалилась, трассеры из неё так и летали во всех направлениях.
Поттеры поубавили прыть — боялись попасть друг в друга. Они не могли его достать, только кусали, как глупые слепни.
Воздух звенел. Они сами себя загнали в ловушку: отсюда нельзя было трансгрессировать.
И всё же Волдеморт смог пробиться через яростные атаки Поттеров. Сколько бы их ни было, он был сильнее.
Он слышал крики на втором этаже и представлял, как Лили Поттер глупо тратит свои силы, чтобы забаррикадировать дверь. Он рассмеялся, шутя сбивая одного из Поттеров с нижней ступени лестницы.
— Петрификус Тоталус!
Тот упал навзничь и не шевелился. Жаль, это было всего лишь парализующее.
Он успел отскочить от двери, когда из неё буквально вылетел ещё один Поттер. Волдеморт не стал на него отвлекаться, лишь тоже отправил в полёт по лестнице и заскочил в комнату.
— Только не Гарри, пожалуйста, не надо!
Лили загородила собой кроватку, как будто его могла остановить подобная жертва. Он взмахнул рукой, убирая её с дороги, а заодно отшвыривая её палочку.
Гарри заходился в крике, Волдеморт уже чувствовал близкую победу.
— Пожалуйста, я сделаю всё, что угодно!
Надоела. Волдеморт развернулся к Лили. И тут прямо перед его носом возникла домовуха. Она завопила так пронзительно, что Волдеморт опустил от неожиданности палочку.
В одно короткое мгновение домовуха подскочила к Лили, приманила Гарри из кроватки и исчезла в водовороте из мешанины красок, в эпицентре которого мелькал красный шар.
Гнев Тёмного Лорда был оглушительным. Дверь с треском слетела с петель, и Волдеморт выскочил обратно на лестницу. Он крошил всё и всех, что ему попадалось под руку. Теперь надо было пробиться на улицу и уйти. Понять, как так получилось, что его планам не суждено было осуществиться.
Многочисленные Поттеры держали оборону и даже наступали, их действия стали слаженными. То, что вокруг бегало множество одинаковых врагов, здорово нервировало и выводило из себя.
Сколько длился этот безумный Хэллоуин — Волдеморт понятия не имел. Он почти пробился, ему удалось спуститься с лестницы и свернуть в коридор.
И тут он услышал:
— Сектумсемпра!
Кровь хлынула из него фонтаном. Он согнулся пополам, а потом упал. Сначала на колени, потом сполз на пол совсем.
Он не мог умереть. Он был тем, кто дальше всех прошёл по тропе величия и бессмертия. Так почему же жизнь утекала из него так стремительно?
Огромный шар-сфера окутал его, а потом растаял за ненадобностью. Что-то кричали его враги, что-то происходило.
Затуманивающимся сознанием Волдеморт успел выхватить, как два Поттера стали рыжими, а у одного отвалилась нога. А у того, который его низверг, чёрные вихры стремительно отросли и легли на плечи.
— Северус…
Наверное, злость от того, что его предал тот, кому он доверял, придала сил. Волдеморт нащупал палочку, ухватил её покрепче, понимая, что это последнее его заклинание.
— Авада Кедавра! — прозвенело в разгромленной гостиной раскатисто и зловеще.
Волдеморт упал, не видя, как под его зелёный луч метнулся настоящий Джеймс Поттер, прикрывший собой Снейпа.
Пространство не тоненько звенит, а визжит ультразвуком летучей мыши. Мне кажется, что я просто разлечусь сейчас на щепки, взорвусь. Я нахожусь на втором этаже в доме Поттеров, но одновременно с этим вижу, как в луже крови на земляном полу в коридоре перед входом в Визжащую хижину лежит человек.
Я смотрю на белое как полотно лицо человека и его пальцы, пытающиеся зажать кровавую рану на шее. Расширенные чёрные глаза останавливаются в одной точке, человек пытается что-то сказать.
Пространство на этот раз не схлопывается, а переворачивается, пронзая временные измерения и сущности.
Кажется, я ненадолго отключаюсь, а когда прихожу в себя, понимаю, что сейчас второе мая девяносто восьмого года. Шестнадцать с половиной лет уже нет Лили и Джеймса. И в луже крови на земляном полу перед входом в Визжащую хижину умирает от ужасного укуса змеи Северус Снейп.
1) Представляет собой фонарь, традиционно вырезаемый из тыквы или репы, напоминающий голову с пугающим или забавным лицом — для этого в верхней части плода вырезается крышка, через которую удаляется мякоть, после чего вырезается гримаса. Источником света в нём обычно служит свеча.
2) Виндиктус Виридиан — директор Хогвартса, известный волшебник XVII века.
3) День Д — общепринятое у военных обозначение дня начала какой-либо операции.
Когда я прихожу в себя, понимаю, что сейчас второе мая девяносто восьмого года.
Северус Снейп лежал на земляном полу перед входом в Визжащую хижину, схватившись за подол мантии человека, пытавшегося его удержать.
— Взгляни… на… меня… — прошептал он.
Зелёные глаза встретились с чёрными, но мгновение спустя в глубине чёрных что-то погасло. Рука, державшая край мантии, упала на пол, и больше Снейп не шевелился.
Лили цокнула языком, окатила Северуса фонтаном воды, а потом достала из кармана флакон с антипохмельным зельем, приподняла голову Северуса и влила ему в рот всё содержимое.
Тот закашлялся, отплёвываясь, потом кое-как сел и открыл глаза.
Зелёные глаза вновь встретились с чёрными, и на этот раз в глубине чёрных промелькнул ужас.
— Что? В добром здравии? — усмехнулась Лили и сделала несколько волнообразных пассов, приводя свою мантию в порядок. — Из-за вас, двух идиотов, пришлось лезть в этот проход. Додумались! И кому только в голову пришла эта гениальная идея? Доползти до Визжащей хижины и начать в ней выть? А если вас кто услышал? А если тебя увидят ученики? Хорош герой!
— Это всё Блохастый виноват, — скрипучим голосом отозвался Северус — после распевания гимнов оборотней горло нещадно болело.
— Придурки! — припечатала Лили. — У мальчиков самый сложный возраст — это первые сорок лет. Вот это про вас!
— Ну, не сорок, а всего тридцать восемь, — отозвался Сириус Блэк, выползающий из хижины в коридор. — Классно же повеселились, давно так не собирались.
— Тебе-то всё нипочём, — Лили не желала менять гнев на милость. — А этому субчику к пяти вечера надо быть в форме — его сам министр награждать будет.
Северус и Сириус переглянулись. С минуту их траурные лица выражали лишь всю скорбь мира, а потом они расхохотались, вспомнив, как сегодня ночью четверо Мародёров и один сочувствующий торжественно замышляли только шалости.
* * *
Давайте оставим пока наших героев в беспечном майском дне, хотя и довольно хлопотном, и я закончу свой рассказ о вещах настолько таинственных и загадочных, что все попытки понять логику их алогичности неизбежно потерпят крах. Потому что есть материи и вещи, не поддающиеся анализу и упорядочиванию.
Пандора Лавгуд пыталась построить модель взаимодействия реальностей, найти точку опоры и научиться управлять магическими потоками. Не зря она говорила Дамблдору, что нет никакого настоящего — есть только каждый конкретный миг мироздания. Бабочка махнула крылом — где-то взорвалась целая Вселенная. Все эксперименты Пандоры были направлены на то, чтобы высчитать размах крыльев бабочек, скорость дуновения ветра при взмахе, определить направление потока времени и реальности.
У неё не получилось. Однажды — Луне тогда было девять лет — случилось несчастье. Пандора хотела обернуть вспять ту реальность, в которой погибли Лили и Джеймс. Она слишком увлеклась, и градус наклона пружины реальности сбился. Взрыв был такой мощи, что реальности столкнулись, а Пандора погибла.
Но кто же всё исправил?
Почему я видела всплески двух реальностей, начиная с пятого курса Лили, когда все они были ещё детьми?
И теперь я знаю, что случилось в этих реальностях.
В одной Северус Снейп примкнул к Пожирателям и рассказал Волдеморту о Пророчестве, тем самым подставив под удар Гарри Поттера, новорождённого сына Лили и Джеймса. В ночь на Хэллоуин, когда Гарри было чуть больше года, его родители погибли, а Волдеморт исчез.
Ну, эту историю вы наверняка хорошо знаете, потому что в «Истории магии» она известна как история о мальчике, который выжил. О его взрослении, становлении, принятии того факта, что ни один из них с Волдемортом не сможет жить спокойно, пока жив другой. Гарри пожертвовал собой, совсем как Лили когда-то, совершив Обряд жертвы. Лили защитила Гарри ценой своей жизни. Гарри защитил всех волшебников, идя на смерть добровольно.
История со счастливым финалом, отдающая невыразимой горечью неоправданных потерь. Столько молодых жизней унесли и Первая магическая, и Вторая. Волдеморт был свергнут, но цена за счастье мира оказалась очень высока.
Вторая реальность. Та самая, в которой Альбус Дамблдор получил от доброжелателя воспоминания из будущего — из первой реальности, как вы понимаете. Он нашёл точку сбоя в системе, если можно так выразиться. Я сейчас про тот случай с Левикорпусом. Северус Снейп в этой реальности тоже стал двойным агентом, но совсем по другому почину. К концу учёбы в Хогвартсе их стычки с Мародёрами утихли, как успокаивается природа после грозы. Не было причины им воевать между собой: они объединились против Волдеморта, который даже с утраченными крестражами представлял собой угрозу всему магическому миру.
Во время операции «Семь Поттеров» Джеймс Поттер всё же погиб. Что такое одна человеческая жизнь против общей победы? Но со смертью Джеймса рухнули все защитные чары дома, и Волдеморт в той реальности выжил и сумел трансгрессировать к Лестрейнджам. Уж Беллатриса владела целебными чарами не хуже боевых заклинаний. И грянула Вторая война, в которой Волдеморт одержал победу. Но история эта настолько чёрная, что я даже не хочу про неё вспоминать. А ведь Дамблдор предупреждал, что вмешательство в изменение времени может закончиться такими последствиями, которых и предположить-то никто не смог бы.
Итак. Как переплести пружины реальностей так, чтобы избежать катастроф и повернуть русло времени в единственно верном направлении? Провести пространство в опасные периоды в срединном русле, использовать преимущества обеих реальностей и создать третью, ту самую, которая в пружинах Пандоры смешивалась из двух?
Шансы даже самого искусного мага, способного управлять Древней магией, были невелики.
Но в дело вмешались иные силы.
Гремучая ива, посаженная близ очага этой самой Древней магии и пробудившая его, много веков хранившая в корнях своей родительницы диадему Кандиды Когтевран, вступила в игру в тот момент, когда Северус Снейп спас жизнь Джеймсу Поттеру в коридоре перед входом в Визжащую хижину. Эта была точка опоры, за которую и ухватили потоки реальностей.
Кто?
Он родился ночью, когда поляна от ивы до хижины Хагрида безмятежно спала под лунным светом. Вышел из-под корней, искупавшись в лунной росе.
Дух Гремучей ивы, друид, и звали его Исильме.(1)
Ростом — десять дюймов с четвертью, коричневые кудри вились мягкой непослушной стружкой коры, а на голове росло маленькое деревце. Глаза его были слепы, но видел он, как и я, и все волшебные палочки, не человечьими глазами в полном понимании этого слова. Вы помните, мне, чтобы видеть, слышать, чувствовать, не нужны лишние сучки и зазубринки.
Исильме чуть потянул нить реальности, чуть сгладил её, и никто не узнал, что Джеймс ночью истекал кровью. Он подносил руку к короне, похожей на терновый венец, и в момент, когда слегка поворачивал его, над зубцами разрастался лунный свет. Чем сильнее крутил потоки Исильме, тем ярче мерцали огоньки.
Так и происходили все другие мои раздвоения сознания, о которых я рассказывала. Просто тогда мне не дано ещё было увидеть Исильме и узнать его.
Он был стражем Гремучей ивы, и он был предан Поттерам. Иногда он обращался быстроногим оленем и летал над землёй, почти невесомый, сотканный летом из листвы, а зимой из мелких веточек. А на голове у оленя неизменно росло маленькое ивовое деревце.
В тот момент, когда Джеймс пожертвовал собой, заслонив Снейпа от смертельного заклятия, он вернул долг жизни. Это самая сложная магия, самая непостижимая.
Но Исильме не устраивал такой исход.
Под лунными бликами он снова и снова перебирал нити реальности, видел мерцающие точки будущего и однажды нашёл.
Пусть события пошли по витку первой реальности. И Джеймс, и Лили погибли. Но тогда Джеймс умер, не исполнив долга магического обряда. Следовало дождаться, чтобы жизни Снейпа угрожало что-то поистине чудовищное, отыскать эту точку и крутануть реальности так, чтобы стало возможным всё изменить.
И Исильме справился.
Реальности схлопнулись, пружина перевернулась, а потом временной поток потёк в тихом и счастливом русле, без угроз столкновения и взрывов с другими, параллельными мирами, в которых тоже, наверное, какая-нибудь волшебная лампа или поющий чайничек рассказывают свою историю.
А я прощаюсь с вами.
Впрочем, вам же интересно, какую именно награду вечером второго мая должен получить профессор зельеварения школы Хогвартс, Магистр Гильдии зельеваров Северус Снейп и как именно они вместе с Сириусом Блэком, Питером Петтигрю, Ремусом Люпином и Джеймсом Поттером торжественно шалили накануне?
Страдайте...
А вообще дело было так…
Злость от того, что его предал тот, кому он доверял, придала сил. Волдеморт нащупал палочку, ухватил её покрепче, понимая, что это последнее его заклинание.
— Авада Кедавра! — прозвенело в разгромленной гостиной раскатисто и зловеще.
Волдеморт упал, не видя, как под его зелёный луч метнулся настоящий Джеймс Поттер, прикрывший собой Снейпа.
Но тут с ужасным грохотом и рёвом правая сторона коттеджа второго этажа обрушилась, и прямо через образовавшееся окошко ночного неба в дом влетел Сириус на своём железном коне «Triumph Motorcycles», подставляя корпус мотоцикла так, что луч отрикошетил в самого Волдеморта.
Рваные обои, побелка, строительная дранка и кирпичная крошка покрыли собой всю бывшую гостиную Поттеров. Участники операции выползали из-под обломков, проверяя целостность своих конечностей, а Сириус стоял над всем этим адовым побоищем и хохотал как безумный.
Тут и там раздавались хлопки аппарации: заместитель главы Департамента чрезвычайных ситуаций Корнелиус Фадж прибыл вместе с отрядом Стирателей и принялся с озабоченным видом бегать вокруг завалов.
— Что, Блэк, без дешёвых эффектов никуда? — пробурчал Грюм, стряхивая с себя стеклянную крошку — минуту назад он стоял в том месте, где было окно. Потом он прохромал к Сириусу и обнял его: — Спасибо, сынок.
Гидеон сломал ногу, пока выбирался из-под завала в дощатом полу после Конфринго, а Фабиан щеголял живописным фингалом — неудачно приземлился на подлокотник кресла, когда его настигло парализующее.
— Ну, хоть теперь Молли сможет нас различать, — сказал Гидеон и стиснул зубы — Эммелина приматывала к его ноге шину.
Лицо Фрэнка пострадало от ожогов, а Северус сломал пару рёбер, пока летел с лестницы, и теперь морщился, пытаясь стащить с себя Джеймса, прикрывшего его собой.
— Поттер, слезь уже…
Вокруг царила рабочая суматоха, какая бывает после обычных рейдов. Это было их работой — играть со смертью, хоть они и не всегда выигрывали. В прятки, жмурки, поддавки. Но сегодня проигравшим был Волдеморт.
В его остекленевшем взгляде с красными прожилками глаз отражались удивление и недоумение. Сила, которой он не знал, магия, которая была ему неизвестна, слабость, которую он презирал, оказались в итоге могущественнее. И имя этому сокровищу — Любовь. Именно с большой буквы. Любовь двигала этими мужчинами и женщинами, когда они рисковали, прикрывая спины друг друга. Любовь вела их упрямо в бой, хотя больше всего на свете они мечтали о мирном вечере у камина в кругу семьи. Любовь свела их вместе в эту ветреную ночь, чтобы защитить маленького мальчика от беспринципного злодея.
Он был жалок. Бледный, как мумия, высохший полускелет, в погоне за экспериментами за бессмертием проглядевший, что от его никчёмной душонки давно ничего не осталось. Никто не обращал на его бренные останки внимания, его обходили равнодушно, как сломанную балку крыши. Много позже прибывший Дамблдор соорудил вокруг тела Тома Риддла — ну какой теперь это был Волдеморт? — стеклянный защитный купол, чтобы не потерять потом тело под завалами мебели.
Похоронили Тома Риддла-младшего возле каменного надгробия его отца посреди заросшего кладбища в Литтл-Хэнглтоне. За огромным тисом справа чернел силуэт небольшой церкви, а на склоне красовался старый особняк, подслеповатыми окнами глядящий на род Риддлов, перебравшихся на постоянное место жительства на кладбище: мистер и миссис Риддл, их сын Том и внук, названный Меропой Мракс в честь своего красавца-отца.
Что ж, лежачего не бьют. Том Риддл — Волдеморт — принёс много горя, но эпоха его закончилась тридцать первого октября восемьдесят первого года. Не сразу волшебное сообщество осознало масштаб этого события, а потом по всей магической Британии и далеко за её пределами прокатилась волна радостных вечеринок, пиров, пирушек, митингов и встреч.
Суды над бывшими Пожирателями вызвали большой общественный резонанс, но постепенно ажиотаж стих.
Люди возвращались к нормальной жизни. Когда можно было не бояться, не создавать вокруг жилища замысловатую систему защитных чар и спать спокойно.
А наши герои делали то, что и положено делать молодым, двадцатилетним: влюблялись, строили планы, дышали полной грудью, исправляли ошибки юности и… делали новые, ведь не ошибался лишь тот, кто ничего не делал.
Дом по адресу: Уэст-кантри, Годрикова впадина, Понд-стрит, 10, восстанавливать не стали. Большая часть коттеджа устояла, но правую часть верхнего этажа снесло начисто: именно в этом месте Сириус Блэк протаранил крышу мощнейшим Редукто, освобождая путь себе на мотоцикле. Как именно он оказался в нужный час в нужном месте, я, возможно, и расскажу когда-нибудь.
Скорее всего, раны, нанесённые дому Тёмной магией Волдеморта и боевыми разрушающими, нельзя было исцелить. Но я всё же больше склоняюсь к мысли, что магическое сообщество решило оставить дом Поттеров как символ победы добра над злом, как напоминание, что жажда всевластия и могущества разрушительна и несёт на себе отпечаток не созидательный, но утопический. Любовь — всесильна. К ближним, к добру, к семье, к уголку земли или к маленькой грязной речке без названия. Поттеры вернулись с своё поместье к большой радости Кокси.
Любовь — всепрощающа, и поэтому Лили и Петуния вновь обрели друг друга, а Джеймсу и Вернону ничего не оставалось, как заключить мир. Конечно, друзьями они не стали, но на совместных праздниках по случаю дня рождения детей или сочельнике научились с уважением относиться друг к другу и тому миру, который был не понятен каждому из них. Вернон не брызгал слюной, когда рядом совершалось волшебство, а Петунии не нужно было больше подавлять в себе живой интерес к чудесам. Джеймс однажды получил от Вернона мастер-класс по закручиванию шурупа электрической дрелью и удостоился чести посидеть за рулём седана «Vauxhall Vectra».
Ремус Люпин после нескольких лет проживания в общине оборотней выступил в министерстве с проектом о пересмотре законов в поддержку сегрегации оборотней. Он утверждал, что реестр оборотней, созданный в сорок седьмом году Ньютом Скамандером, изначально преследовал совсем иные цели. Одно дело — вести регистрацию оборотней для взаимодействия с сообществом и помощи, другое — тотальное преследование и фактически попытка навешать клеймо, не дающее возможности устроиться оборотню на работу или быть свободным в обществе. На одном из заседаний Визенгамота его поддержала Нимфадора Тонкс, молодой сотрудник Отдела магического правопорядка, работающая под началом Аластора Грюма. Союз Ремуса Люпина и Нимфадоры Тонкс был ярким примером того, что люди не делятся на плохих и хороших только за их особенности и «трудности по мохнатой части».
Питер Петтигрю съехал от матери и, взяв кредит у гоблинов в банке «Гринготтс», открыл сырную лавку на Косой аллее. Его сыры пользовались такой популярностью, что вскоре он смог и отдать кредит, и выкупить небольшую квартирку на втором этаже над лавкой, куда вскоре привёл молодую жену. Поговаривали, что у Питера был какой-то свой особенный секрет сыроварения, он буквально носом чуял, какое количество ингредиентов надо добавить в котёл и в каких пропорциях.
Регулус Блэк принял предложение преподавать в школе Хогвартс защиту от Тёмных искусств — он знал об изнаночной стороне Тёмных заклинаний не понаслышке, а потому ученики обожали его уроки.
Впрочем, в школе Хогвартс произошло ещё несколько перестановок кадрового состава.
Почти сразу после победы над Волдемортом в школе появилась новая должность — смотритель за домашними питомцами. Не то чтобы совы, кошки и жабы нуждались в особом уходе, ведь все они были фамильярами и питомцами студентов, однако Альбус Дамблдор воспользовался служебным положением и убедил Попечительский совет, что эта должность принесёт исключительную пользу.
Смотрителем кошек, жаб и сов — так официально называлась должность — стала жена Аргуса Филча Арабелла Фигг. Проживали они в Хогсмиде, в домике близ дороги, ведущей в Хогвартс, что было весьма удобно для двух сквибов. Арабелла всё так же любила поболтать, а Аргус больше слушать. Иногда она взывала к его совести, когда вдруг обнаруживала, что он её недостаточно внимательно слушает.
— Да ты меня совсем не слушаешь! — говорила она и била его матерчатой авоськой с кошачьим кормом, который приготовила для Мистера Снежка и Мистера Опена.
Аргус хитро прищуривался и втыкал себе в уши пучки лука, мол, правда ведь ничего не слышу.
Арабелла смеялась и вытаскивала лук из ушей мужа, заодно будто невзначай целуя его в мочку.
Северус Снейп, несмотря на все свои уверения, что он так же далёк от преподавания, как Хагрид от балета, занял пост профессора зельеварения после того, как Гораций Слизнорт вышел в отставку. По этому случаю устроили пышный банкет с приглашением членов «Клуба Слизней» прошлых лет, который запомнился тем, что Дирк Крессвелл, работающий в Управлении по связям с гоблинами, исполнил частушки про Волдеморта и Пожирателей на чистейшем гоббледуке.
В первый год своего преподавания Северус Снейп познакомился с одарённой и талантливейшей студенткой Пуффендуя Пенни Хэйвуд, которая поразила Северуса сходным отношением к зельеварению. Эту историю я тоже вам как-нибудь расскажу. Возможно.
А сейчас второе мая девяносто восьмого года, день, когда и завершается мой рассказ.
Гарри Поттер заканчивал седьмой курс Хогвартса, но его увлекательные, полные приключений годы учёбы достойны отдельной повести, поэтому только скажу, что если вы думаете, что опасности и неприятности подстерегают только в самые тёмные времена, то вы жестоко ошибаетесь.
Буквально в прошлом году на вопрос директора Хогвартса Минервы МакГонагалл:
— Скажите, почему когда что-нибудь происходит, вы трое всегда оказываетесь рядом?
Рон Уизли, лучший друг Гарри, недоумённо ответил:
— Поверьте, профессор, я задаю себе тот же вопрос уже целых шесть лет.(2)
Третьей в их неразлучной троице с первого года обучения была Гермиона Грейнджер, одарённая колдунья из семьи магглов.
А где же Дамблдор, спросите вы? Неужели события повернулись так, что он погиб от какого-нибудь коварного заклинания?
Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор стал тридцать вторым министром магии, сменив в девяностом году Милиссенту Багнолд. Ранее Дамблдор дважды отказывался от этой должности, но он многое понял после победы над Волдемортом и многое переосмыслил. Призраки тяжёлой ноши вины и страхи остались в прошлом. Он прошёл испытание Кольцом, если уместно такое сравнение. Правление его было мудрым, а реформы принесли в магическое сообщество процветание. Корнелиус Фадж, метивший в кресло министра, потерпел оглушительное поражение на выборах при голосовании и довольствовался ролью консультанта.
Именно Альбус Дамблдор должен был вручать сегодня вечером награду Северусу Снейпу.
Орден Мерлина первой степени. «За выдающееся открытие, совершившее революцию в зельеварении» — так было написано в пригласительных буклетах, выпущенных в типографии Ксено Лавгуда.
Соратники Волдеморта после его падения оказались перед выбором: раскаяться и принять правила победившей стороны или затаить обиду и периодически пакостить, понимая, что ничем хорошим это не закончится. После громких судов многие оказались в Азкабане, но пожизненный срок не получил никто, потому что самые зверские злодеяния так и остались между реальностями, а участники тех событий, которых не удалось избежать, вроде Долохова, Розье и Уилкиса, были повержены ещё до падения своего лидера. Министерство придерживалось политики презумпции переосмысления, давая шанс бывшим Пожирателям начать жизнь без кровопролития и планов о мести.
И вот тут-то и выяснилось, что Волдеморт дотянулся с того света к «предателям» через метку. Чем искреннее бывший Пожиратель хотел загладить вину или забыть как страшный сон своё увлечение идеями Волдеморта, тем страшнее становились адские боли в левом предплечье, переходящие с руки на всё тело. Незаживающие язвы покрывали череп со змеёй, и казалось, что с её языка стекает яд, разъедающий кожу как кислота.
В больнице Святого Мунго перепробовали все мази и настойки, но даже вытяжки из бадьяна затягивали раны лишь на время. Регулусу в какой-то момент чудом удалось спасти руку — заражение пошло ниже метки. Помог усовершенствованный состав Летейского эликсира доктора Летто.
Снейп невольно вспоминал почерневшую руку Дамблдора, когда тот, не поборов искушения, надел на палец проклятое Кольцо Марволо Мракса в другом измерении, в другой реальности. Но темномагические силы пронзали временные потоки.
Много лет Снейп искал противоядие. В своей лаборатории, которую открыл в подземельях Слизерина, он пропадал день и ночь, пробуя, растапливая котлы, переводя кучу редких ингредиентов.
И вот, наконец, первые экспериментальные образцы принесли свои плоды. Пиритс(3) как раз работал над живым портретом Доркас Медоуз, а поскольку он был левшой, ноющая рука не давала ему подолгу рисовать. Снейп предложил Пиритсу попробовать лечение — тот с радостью согласился. Через неделю он закончил портрет и с восторгом делился своими ощущениями, что его не мучают по ночам страшные боли, переходящие в кошмары, когда он проваливался в сон.
А ведь это был настоящий прорыв, потому что помимо Чёрной метки зелье Северуса Снейпа лечило и другие последствия воздействия Тёмной магии.
В Большом зале жмыру негде было проскочить. Факультетские столы на время исчезли — до самой преподавательской кафедры стояли ряды длинных лавок, на которых разместились студенты старших курсов, преподаватели и гости. Когда Альбус Дамблдор поднял вверх ладони, все разговоры смолкли.
— Я очень рад сегодня вернуться в Хогвартс, — сказал Дамблдор. — Конечно, директор Хогвартса и преподаватели не очень рады гостям из министерства — знаю это по своему опыту, — но здесь и сегодня я прошу потерпеть моё присутствие.
По залу пролетел одобрительный гул.
— Сегодня все мы здесь собрались, чтобы поприветствовать талантливого зельевара, Магистра Гильдии зельеваров, преподавателя школы Хогвартс Северуса Снейпа.
Зал взорвался аплодисментами.
Северус Снейп поднялся из первого ряда и, морщась от оглушительных звуков, прошёл к кафедре и встал возле Дамблдора.
Под сводами Большого зала раздался голос распорядителя церемоний, усиленный заклинанием Сонорус:
«За выдающиеся заслуги в области зельеварения и принесение неоспоримой пользы обществу, за создание и успешную апробацию зелья «Sana vita»(4), за многолетний труд и успешное воспитание подрастающего поколения Орденом Мерлина первой степени награждается Северус Снейп».
В руки Дамблдора спустилась прямо с зачарованного потолка, который сейчас безмятежно улыбался синевой, бархатная подушка с Орденом. Дамблдор прикрепил награду к мантии Северуса и пожал ему руку.
Когда овации немного стихли, Северус сказал:
— Это не моя награда. Со мной были мои друзья. И сегодня я хочу сказать им спасибо. За всё. За наши ошибки, недоразумения, боль, споры и примирения. Это награда — ваша. Моя правая рука, гений интуиции, Пандора Лавгуд.
Под аплодисменты Пандора вышла к преподавательскому столу и помахала Луне и Ксено, сидящим в третьем ряду.
— Мой друг, верный помощник, лучший знаток ингредиентов и трав, моя жена Пенни.
Пенни, смущённо улыбаясь, присоединилась к Пандоре.
— Лили и Джеймс Поттеры. Только они знают, сколько нам вместе пришлось съесть соли. Поттеры — вы лучшие!
Лили что-то прошептала Гарри, вставая с места, а Джеймс поцеловал в макушку дочку. Они вышли вперёд.
— Сириус и Регулус Блэк. Я завидую Регулусу. Если бы у меня был брат, я бы хотел, чтобы он был такой, как Сириус.
Вскоре к Сириусу и Регулусу присоединились и Ремус Люпин, и Питер Петтигрю. Потом — Алиса и Фрэнк Лонгботтомы и Гидеон и Фабиан Пруэтты.
Ксено Лавгуд и Адриан(5) щёлкали затворами магических камер, а Филиус Флитвик уже тащил пюпитр, который установил перед носом Дамблдора, бесцеремонно его подвинув. Впрочем, Дамблдор не был раздосадован.
— О, музыка! — сказал он, когда вся школа запела гимн Хогвартса.
Каждый пел на свой мотив, а те, кто позабыл слова, поглядывали на пушистые облака, которые строчками спускались с зачарованного потолка:
— Хогвартс, Хогвартс, наш любимый Хогвартс,
Научи нас хоть чему-нибудь.
Молодых и старых, лысых и косматых,
Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.
Гимн звучал под сводами, вырывался наружу через мозаичные окна и плыл над старинным оплотом магии и чародейства, с его башенками и арками, над Чёрным озером, с русалками, кальмаром и порталами в водоёмы, как, например, озеро Шкодер, над Гремучей ивой, у корней которых сидел и улыбался сейчас едва заметный в солнечный день Исильме. И вещал гимн не об академических знаниях, а о предметах вечных, способных пронзить время и победить пространство. О том, что…
люди близоруки и зачастую не видят того, что происходит рядом с ними. Если бы они умели прислушиваться, замирать, останавливаться, им удавалось бы избежать многих и многих проблем, но природа их такова, что в суете и спешке они не умеют ценить жизнь в моменте.
1) Лес, залитый лунным светом, безмятежный и бдительный.
2) Это диалог из кинона, из фильма «Гарри Поттер и Принц-полукровка».
3) Пиритс — Пожиратель смерти. Вступил в ряды сторонников Тёмного Лорда во время первой войны. Щёголь, носил белые шёлковые перчатки, которые время от времени художественно пачкал кровью.
4) Здоровая жизнь (лат.)
5) Адриан — фоторепортёр газеты «Ежедневный пророк», бывший член Клуба Слизней
 |
|
|
Ура, я дочитала. Оно чудесное.
Все счастливы и это так... Логично. Даже Питер! А уж про мотоцикл убивший Лорда - это почти Гингема)) Чудесно, слов нет. Одни эмоции. |
|
 |
|
|
seventeennights
Показать полностью
Сутки переваривала конец. Спасибо вам за ваши искренние эмоции.Все живы, здоровы, Володя погиб! Хотя бы в этой из множества реальностей! Ура! Спасибо за такой замечательный фик! Pauli Bal Тот, конечно, трус, но сердцем на правильно стороне Мне хотелось показать, что Гораций как раз не трус. Он скрывал свои истинные воспоминания не потому, что боялся и трусил, а потому что ему было стыдно. Я его вижу таким человеком, которые очень и очень не охотно признаются вслух в своих ошибках, вплоть до детского поведения, когда начинают выкручиваться. И всё же он и в каноне смог встать на правильную сторону. Это дорогого стоит.Интересно, а как сложится судьба Драко в этой вселенной?.. Вот я наметила себе минимум три вбоквела, пунктиром обозначила их в финале. Про Драко уже ну никак не лезло, хотя в этой вселенной я вижу его четвёртым в проделках Поттера и компании.Хотя я не до конца уверена, что поняла, почему Питер все же рассказал информацию, раз с самого начала чувствовал, что что-то не так… Да, он засомневался, но его подвела неуверенность в себя тотальная. В последний момент он пожалел "Батильду" и сказал адрес. Знаешь, мне кажется, его воспитание сыграло с ним злую шутку. До какого-то момента он боялся взять ответственность за свои поступки, плыл по течению и делал то, что ему велели. Но всё же он вырос над этим. Конечно, я про мой фик, в каноне можно поспорить с этим.Лук, конечно, очень весело вписался : Ой, я ж тему эту вообще себе записала как Амур. А тут бац! оказалось, надо реально про лук писать или многослойность. И как удачно хочется жить вспомнила про луковый сглаз из канона.Спасибо тебе огромное за такие подробные отзывы, прямо бальзам на душу. 1 |
|
|
|
|
Dart Lea
Очень рада тебе. Спасибо, что дочитала и отозвалась. Мур! 1 |
|
 |
Pauli Bal Онлайн
|
|
NAD
Мне хотелось показать, что Гораций как раз не трус. Он скрывал свои истинные воспоминания не потому, что боялся и трусил, а потому что ему было стыдно. Для меня стыд неразрывно связан со страхом, в первую очередь страхом осуждения. Поэтому считаю это поведение трусливым, но я не осуждаю, просто констатирую. Лично я подверженная этим же эмоциям сполна. И да, Слизнорт сделал правильный выбор и внес свой вклад в победу. Поэтому, да: Это дорогого стоит. Вот я наметила себе минимум три вбоквела, пунктиром обозначила их в финале.Знаешь, мне кажется, его воспитание сыграло с ним злую шутку. До какого-то момента он боялся взять ответственность за свои поступки, плыл по течению и делал то, что ему велели. Но всё же он вырос над этим. Да, понимаю, откуда ноги растут...1 |
|
|
|
|
Pauli Bal
Ты очень отзывчивый читатель, с тобой так всегда интересно дискутировать. Спасибо! 1 |
|
|
|
|
NAD
честно - тут есть и где всплокнуть и где поржать в голосину. я прям сильно рада за всех там. могут ж когда хотят Самая милота - это кнопка-носик, арктический и погремушечка) |
|
|
|
|
Dart Lea
Прочитала добавление в твоей рекомендации. Ржу! 1 |
|
|
|
|
|
|
Dart Lea
В той главе меня вообще упорно тянуло на стёб, но я воздержалась. Почти. 1 |
|
|
|
|
NAD
Dart Lea а жаль))В той главе меня вообще упорно тянуло на стёб, но я воздержалась. Почти. я б почитала более стебную версию тоже. потому что ну это курощение просто улетное было. И главное ни один павлин не пострадал. 1 |
|
 |
|
|
Морская звезда
Джеймс бесподобен в своей непосредственности, когда рассказывал, как он "заблудился" и оказался на квиддичном поле. 😊 Очень нравится эпизод из его детства. А козявочное заклинание в итоге очень интересно сработало. Неожиданно, что Снейп хорош в квиддиче, но ожидаемо он отказался. Спасибо! 😊 1 |
|
|
|
|
Georgie Alisa
Неожиданно, что Снейп хорош в квиддиче, но ожидаемо он отказался. Эта информация с фанатских сайтов. Я решила ею воспользоваться. Спасибо, что читаете!1 |
|
|
Pauli Bal Онлайн
|
|
Глава 28. Скелетообразный
Мне понравилось, как в этой истории в наглую используются планы из канона :D Нет, это не сарказм, реально прикольно получилось! Конечно, эта операция прошла более гладко. Ну и отряд все же более квалифицированный)) Плюс, использовали уже полученную информацию об альтернативных событиях. Ахаха, но Сириус в образе - это топ! Глава 29. Урок Здоровское отступление. Печальная история Петуньи: её здесь жаль, но надежда не оставляет, что у этой героини все еще сложится иначе. Мне понравилось, что показано неблагополучие, в котором росли они с Лили. Не жуткое, конечно, но и идеальными условия не назовешь. Хорошо, хоть семья была достойной. Да, пожалуй, родители оказались недостаточно чуткими к старшей дочери, но думаю, ей все же дали много хорошего тоже. То, что с Джеймсом не заладилось — не удивительно)) Все же он иногда такой балда :D Но ничего, образумится. Да и Вернон — не пушистая няша. Пишу отзыв, дочитав историю, но финал главы с Кокси, Лили и Гарри получился достаточно интригующим :) Дамблдор столько уже ниточек протянул — хоть бы не запутался… |
|
|
Pauli Bal Онлайн
|
|
Глава 30. Вакантный
А я сразу поняла, для кого тепленькое местечко осталось)) Скажу честно, в не слишком вникла в объяснения про временные петли (может, можно было и больше постараться), но мне в целом понравилась суть объяснения, как и связь с древней магией и ролями Пандоры и ивы. Классно замкнулось. Опять параллельная операция — тоже классно. Поржала со “вкуса оленины” :D как и с отсылкой на одну известную Гарри Поттеровскую песенку. Момент схватки захватывающий вышел, было переживательно! Линия Питера хороша. Я в общем-то надеялась, что именно так он и поступит, но все равно здорово. |
|
|
Pauli Bal Онлайн
|
|
Глава 31. Награда
Показать полностью
И тут нас заставили поерзать :D Одна реальность, другая, что-то не очень радужно… Но все нужные нити сомкнулись, спирали переплелись. Схватка завершилась. Я, блин, подсмотрела в комментах, кто нанесет сокрушающий удар, но это все равно было круто! :D Для Волдика конец что надо — так ему и надо. Дальше пошел флафф перефлафф… ну лаааадно, мне все равно понравилось, и я смахнула умилительную слезинку и порадовалась за всех героев без ислючения. Ну мило же! И про сыр, и про студентку последнего курса (ахаха, судьба Севы из фиков таки его настигла, пусть не с Грейнджер), про смотрителя животных вообще тотальный мимими! И все прям такие ах и вах, и министрами стали, и сообщество поменяли — любо дорого! Понравилось решение назначить Регулуса преподом! И теперь прямо чешется узнать, как сложилась жизнь Гарри, Рона и Гермионы в этой реальности :) У Джеймса и Лили дочка? Я правильно поняла? А зовут как?:) (Или я проморгала?) Хочется подвести итог. Для марафона — это просто вау!!! Написать такое объемное произведение еще и в столь сжатые сроки и в плане текста, и в плане наполненности — очень мощный труд. Множество линий, которые взаимодействуют друг с другом, и моменты, чтобы отдохнуть и посмеяться, и прослезиться-умилиться, и попереживать, сидя на иголках. И матчасть мощная в плане событий Поттерианы и не только. И пов необычный. С удовольствием читала, нередко удивлялась. Буду искренне ждать вбоквелов, если им суждено быть. Спасибо огромное за твое инктоберское творчество! Это вау! |
|
|
|
|
Pauli Bal
Показать полностью
Ахаха, но Сириус в образе - это топ! Я очень старалась не отвлекаться и не начать писать стёбный юмор.Печальная история Петуньи: её здесь жаль, но надежда не оставляет, что у этой героини все еще сложится иначе. Вот если перечитать канон, вроде как складывается единственное мнение, что Петуния не самый приятный человек. И всё же вырезанной сценой в Дарах режиссёры попытались неуклюже дать понять, что всю историю мы видим глазами обиженного мальчишки. А что было на другой стороне?(может, можно было и больше постараться) Я старалась, но поняла, что повторяюсь и разглагольствую об одном и том же, поэтому часть рассуждений удалила.Линия Питера хороша. Я в общем-то надеялась, что именно так он и поступит, но все равно здорово. А хотелось для него дать свободный коридор на будущее. Иначе бы выходило, что всё повторится у него.Дальше пошел флафф перефлафф… А-ха-ха, ну а то ж! Я за мир во всём мире.С удовольствием читала, нередко удивлялась. Буду искренне ждать вбоквелов, если им суждено быть. Я очень-преочень тебе благодарна за такой конструктивный разбор полётов. Обратная связь на таком мероприятии нужна и важна. Надеюсь, мы ещё потусим как-нибудь.1 |
|
|
|
|
Бездумный
Ну, разумеется, мальчишки не могли обойти вниманием иву и устроили соревнования. Интересно, почему палочка может видеть сразу две реальности и что из этого получится. А еще мне нравится, что Джеймс в письмах рассказывает об отработках, это показывает очень хорошие отношения между ними. Тяжёлый Нравится связь Лили и палочки, и вообще она очень славная получается. Переживания Римуса - очень жаль его во всей этой истории. Видно, что ему все это очень тяжело даётся. Мародёр очень яркий получился, и ради обоих хочется верить во второй вариант событий. И всё же очень интересно с раздвоенной реальностью, и что из этого выйдет.🤔 Спасибо! 😊 1 |
|
|
|
|
Foxhour
Благодарю вас за рекомендацию. Georgie Alisa Как здорово, что вы не бросаете читать, а остаётесь с героями. Спасибо вам. 1 |
|
 |
|
|
Одна из лучших работ что я читала! Спасибо вам, за это светлое удовольствие, за настоящую книгу с глубокими историями и сюжетными линиями. С нетерпением жду ваших новых историй!
|
|
|
|
|
Христина К
Какая высокая оценка! Спасибо вам большое. |
|
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу
