Пламенный венец (гет)

В столице снова установилась жара, и в раскаленном, густом воздухе, пропитанном морской влагой и какофонией разнообразных запахов, свойственных для большого города — от цветов в королевском саду до пота и человеческих испражнений — спать хотелось ещё сильнее. Сначала отяжелели веки, потом эта тяжесть разлилась по всей голове, словно расплавленный металл в форме для ковки. Не закрыть глаза и не заснуть, привалившись к стене в одном из замковых коридоров, было настоящим испытанием.

Дел было слишком много, а людей слишком мало. Трое из семерых королевских гвардейцев находились с Лианной Старк, юными принцами и принцессами на Драконьем Камне, и оставшихся в столице четверых отчаянно не хватало, чтобы управиться со всем. Кое-что наименее важное теперь поручали домашней страже, ибо этим людям Рейегар ещё как-то доверял, но больше помощи ждать было неоткуда. Эртур не помнил, когда ему в последний раз удалось нормально выспаться: он то сидел на бесконечно долгих заседаниях как мастер над войной, то сопровождал короля в его поездках по городу и дежурил у его дверей как королевский гвардеец. Благо, разбираться с обнаруженным в Блошином Конце диким огнём предоставили сиру Барристану, и Эртур в это не вмешивался, лишь узнавал последние новости.

Кажется, он в жизни не писал столько писем, ответов на которые накопилось уже так много, что они заполняли собой большую часть его каморки — возможно, следовало все же принять предложение Рейегара и попросить выделить ему рабочие покои в Кухонном Замке или где-то ещё, чтобы было хотя бы, где хранить эти документы. Сейчас же они кипой лежали на столе: вероятно, вдобавок к покоям нужен был ещё и секретарь, чтобы эту кипу разобрать — у самого Эртура на это точно не было времени.

Отвернувшись наконец от горы писем, Эртур при помощи оруженосца быстро снял доспехи и переоделся в обычную одежду. Ему отчаянно хотелось приказать, чтобы ему принесли железную ванну, но на это не было времени: гвардеец сегодня уже мог отдыхать, но советник короля должен был продолжать свою работу. Он сгреб в охапку последние донесения и поспешил в королевские покои.

На узкой винтовой лестнице, где маленькие окна давали так мало света, что она даже днем освещалась факелами, Дейну повстречался сир Барристан Селми, тоже спешивший вниз из своих покоев лорда-командующего. Выглядел тот, как всегда, собрано, но Эртур знал, что Селми утомлен не меньше его самого, а когда им наконец-то представится возможность отдохнуть, сказать никто не мог — для этого нужно было выиграть войну, не больше и не меньше.

— Выглядишь дурно, Эртур, — Селми покачал головой и закусил губу.

— То же могу сказать и о вас, сир, — Дейн усмехнулся и пожал плечами.

— В этом ты прав, — лорд-командующий улыбнулся одними уголками губ, — даже спорить с тобой не буду.

— Есть новости о поисках дикого огня? — полюбопытствовал Эртур.

— Ничего такого, о чем можно было бы доложить королю, — Селми вздохнул. Отсутствие существенного продвижения его явно беспокоило. Обеспокоило оно и Эртура. Одно дело — оборонять столицу от внешнего врага, совсем другое — когда опасность исходит изнутри, а её источник до сих пор неизвестен.

— Пожалуй, я выскажу очевидное, но это весьма дурно, — заметил Дейн.

— Я и сам это понимаю, Эртур, — согласился сир Барристан. — Дни идут, а мы топчемся на месте и по-прежнему знаем лишь то, что уже было нам известно: кто-то закопал сосуды с диким огнём в Блошином Конце, но кто и зачем это сделал остаётся загадкой.

— Вы расспрашивали алхимиков? — уточнил Эртур. Этот вопрос интересовал его более всего, ибо Дейн ещё с юности, с тех самых пор, как прибыл в Красный Замок оруженосцем, недолюбливал представителей Гильдии. Эти молчаливые люди в коричневых одеждах, смотрящие исподлобья своими пустыми глазами, неизбежно напоминали ему о страшных казнях, что любил устраивать король Эйерис. Он не доверял алхимикам и был согласен с Рейегаром в том, что от них вполне можно было ожидать удара в спину.

— Да, — Селми, поморщившись, кивнул: видно, его тоже посетили неприятные воспоминания. — Я сам лично говорил с ними, но, как и следовало ожидать, ничего стоящего внимания они мне не рассказали. Впрочем, все в один голос утверждают, что сосуды были закопаны в том месте очень давно, возможно, несколько лет назад. Об этом, якобы, говорит их состояние, и то, что дикий огонь из хранилища вынести было невозможно — оно надежно всегда охраняется.

— Хм.. — Эртур в задумчивости потирал запястье. — Вы этому верите? Хранилище охраняется стражниками, служащими Гильдии, а не королю.

— Это верно, Эртур, — согласился Сэлми. — Я и сам не готов верить каждому слову алхимика, но пока это утверждение подтверждается. Тот бедный парнишка, который, к своему несчастью, наткнулся на эти сосуды, клянётся, что земля была никем не потревожена. Кроме того, перед тем как начать работы, этот заморский инженер и его помощники проводили осмотр местности и тоже ничего подозрительного не нашли.

— Всё это весьма странно, — подытожил Дейн. — Думаете, это связано с... последними событиями?

— Я в этом сомневаюсь, — признался Селми. — Это не похоже на попытку убить короля — его величество не так уж часто бывает в Блошином Конце, особенно теперь, когда его занимают дела поважнее. Скорее уж я предположу, что кто-то недоволен тамошней стройкой и всячески желает её остановить.

Это предположение показалось Эртуру наиболее разумным и спорить он не стал, да и возразить ему в самом деле было особенно нечего.

— Что ж, — вздохнул он, — если дела на самом деле обстоят таким образом, то кто бы это ни сделал — момент он выбрал самый неудачный.

— Для нас, — добавил Селми, — но не для себя самого. Возможно, он всего лишь воспользовался текущим положением дел, чтобы сбить нас со следа и заставить поверить, будто это связано вовсе не с ведущимися работами.

— Верно говорите, — кивнул Эртур, мысленно проклиная того, кто бы ни оказался настолько глуп, чтобы играться с диким огнём, и в то же время подумал о том, что этот человек, должно быть, хорошо понимал, с чем имеет дело, раз не устроил пожар задолго до того, как спрятал сосуды. Чуть тряхнув головой, Дейн озвучил эту мысль: — Я сомневаюсь, что это мог сделать кто-то из Блошиного Конца. Кто бы ни спрятал туда эти сосуды, он должен был для начала разбираться в том, что он делает.

— Справедливое замечание, — согласился сир Барристан, — впрочем, оно лишь сильнее запутывает нас. — Он вздохнул, и Эртуру стало искренне жаль старого рыцаря: он искал иголку в стоге сена, и все прекрасно это понимали, включая самого Барристана.

— Не будем отчаиваться, сир, — Дейн по-дружески похлопал лорда-командующего по плечу. — Возможно, разгадка отыщется сама, да помогут нам Семеро.

— Боюсь, нам только на это и стоит уповать, — они вместе вышли на солнце, и Эртур только теперь заметил, как сильно посерело и вытянулось от усталости лицо Селми. — А что ты, Эртур, у тебя есть какие-нибудь новости? О поступке Дорана я уже знаю от его дяди. Ливен зол на него, но что он может сделать?

— Думаю, нам стоит забыть о Доране и сосредоточиться на том, что мы можем сделать, а не на потерянных возможностях, — Эртур, впрочем, ничего не мог с собой поделать и не испытывать стыд за того человека, который приходился сюзереном дому Дейнов. Пусть гвардейцы короля и отказывались от родственных уз, но на деле это было не так-то просто. — Эдмар, мой брат, пришлёт своих воинов, и они уже в пути, — добавил он.

— Ваш дом всегда был верен королю, — заметил сир Барристан.

— Вы правы, — отозвался Дейн. — Впрочем, не будем об этом более. Ланнистеры, хоть и остаются верными короне, тоже не могут нам помочь: лорд Тирион увяз в войне со своими собственными вассалами и флотом Грейджоев. Несколько дней назад пришли вести, что железнорожденным удалось сжечь изрядное количество ланнистерских кораблей, а Западные земли и без того никогда не могли похвастаться особенно сильным флотом.

— Что бы там ни говорили про лорда Тириона, мне жаль его, — вздохнул сир Барристан. — Как и вы, я встречал его несколько раз: когда его величество посещал Утёс Кастерли, и когда лорд Тирион навещал столицу. Мне показалось, он достаточно умен.

— Умен, — согласился Эртур, — но молод и неопытен, поэтому и допустил несколько ошибок, которые привели к весьма печальным последствиям. Киван не объявил себя лордом Утеса лишь потому, что его жена и ребёнок находятся в Красном Замке под надёжной охраной.

— Все мы совершаем глупости, когда молоды, — Селми замедлил шаг и будто бы о чем-то задумался. Неужели, он до сих пор помнит Эшару? Бедняга сир Барристан — воистину, его судьбе не позавидуешь.

— Однако глупости великих лордов стоят гораздо дороже, чем глупости простых смертных, — проговорил Эртур. — Юному Ланнистеру ещё повезло, что часть флота Железных Островов взял на себя Пакстер Редвин, но и ему приходится выполнять две задачи: бороться с Грейджоями и осаждать Штормовой Предел, что не так уж просто.

— Насколько я слышал, Редвин пока держится, а ему на помощь идут галеи королевского флота, — сир Барристан внимательно поглядел на Эртура.

— Это верно, — кивнул тот, — но не забывайте, что большая часть королевского флота осталась защищать Драконий Камень, где находится королева и кронпринц, кроме того, часть кораблей отправится на помощь Старкам, у которых своего флота нет — нельзя дозволить Грейджоям напасть и на Север. Остаётся надеяться, что Редвин продержится до прибытия подкрепления, ведь если лорд Бейлон разделается с Ланнистерами, то сможет беспрепятственно обрушить всю свою мощь на лорда Пакстера.

— На суше, полагаю, нам везёт больше, — сир Барристан явно старался не унывать. — Насколько мне известно, людям лорда Мейса удалось взять в осаду Штормовой Предел.

— Это так. Не без помощи наших верных союзников в Штормовых Землях — Лонмаутов и Коннингтонов, — Эртур улыбнулся. — Приезд сира Ричарда стал одной из немногих хороших вестей.

Дейн и Селми уже давно покинули Башню Белого Меча, миновали конюшни, пересекли внутренний двор и добрались до Твердыни Мейгора, теперь они стояли чуть в стороне от входа на навесной мост и продолжали беседовать.

— Лорд Роберт никогда не был хорошим стратегом, — заметил Селми с некоторой деликатностью. — А сейчас с ним рядом нет даже Хостера, который мог бы подсказывать ему, я уже не говорю о лорде Аррене

— Вы слишком добры к Роберту, — Эртур хмыкнул. — Правда в том, что он знает только силу. Его поведение, несомненно, воодушевит его солдат, но и только.

— Стоит, однако, отметить, что надежды лорда Мейса не оправдались, и Роберт не повернул обратно к Штормовому Пределу, — Барристан усмехнулся себе в бороду: и он, и Эртур говорили Тиреллу, что осада его родового замка Роберта не остановит. Баратеон был слишком упрям, кроме того, воинов он оттуда уже увёл, а фураж можно было добывать и в деревнях, и у мелких лордов. Эртур сильно сомневался, что судьба слуг и жены особенно его заботит.

— Это было ясно и так, — кивнул Эртур.

— Нет ли новостей с севера и Долины? — спросил сир Барристан.

— Боюсь, что нет, — покачал головой Дейн. — Новости оттуда добираются плохо. Нам удалось узнать только, что Хостер Талли имеет намерение запереть воинов Севера и Долины, преградив им путь в Речные Земли, но удалось ли кому-то побороть его отряды, нам неизвестно.

— Будем надеяться, новые и старые боги не оставят их, — вздохнул сир Барристан.

— Да хранят боги всех нас, — Дейн опустил взгляд и снова потёр запястье. — Нам пора, сир Барристан, король ждёт нас. Может, хотя бы у него появились какие-то радостные новости.

Впрочем, Эртур понимал, что это была всего лишь вскользь брошенная фраза — выражение надежды там, где её более не было. Понимал это и сир Барристан, но оба они промолчали и так направились к королю.

Рейегар был в своей горнице один, и Эртуру показалось, что его друг не спал всю ночь, однако лицо его не выглядело измученным или усталым, наоборот — впервые за много дней Эртур видел на его лице тень улыбки. Когда они вошли, Рейегар поднял голову и, поздоровавшись, поглядел на Селми, на что тот лишь мотнул головой. Рейегар нахмурился и потёр переносицу.

— Что ж, — протянул он. — Досадно... Впрочем, мы поговорим об этом позднее. Сейчас у меня есть для вас, господа, другие новости.

Барристан выпрямился, а Эртур вскинул брови: что мог Рейегар им сообщить? Весть о победе северян или воинов Долины? Судя по его лицу, новость эта должна была быть приятной, а ничего другого Дейн предположить не мог.

Рейегар подцепил со стола лист пергамента, зажал его между двумя пальцами и, помахав им, протянул Эртуру. Сломанная печать не принадлежала ни Долине, ни Северу и вообще была Дейну незнакома: на красном воске отпечаталась голова шипящей змеи. Один вид этой печати встревожил Эртура и показался ему зловещим. Впрочем, суеверным человеком Дейн не был: он взял пергамент из рук короля и быстро пробежал его глазами, а потом передал Селми, чтобы и тот смог сам прочесть его.

— Как это возможно? — спросил Дейн, удивлённо уставившись на Рейегара.

— Ваше величество... — вторил ему сир Барристан, оторвав наконец взгляд от пергамента. — Но разве этим людям можно доверять, разве они не предатели?

Рейегар ответил не сразу и некоторое время размышлял, вертя между пальцами затупившееся перо, которым он, вероятно, писал все утро, а то и всю ночь напролёт.

— Они потомки предателей, — заговорил он наконец, — впрочем, не все, но многие. Часть отряда состоит из наёмников, чьи предки, если и бывали в Вестеросе, то лишь весьма непродолжительное время. Что до остальных, то кому им теперь служить? Потомков Деймона Чёрного Пламени больше нет, и теперь я — их единственная возможность вернуться домой, а они хотят этого больше всего на свете.

— Неужели никто из наших мятежников не решился заручиться их поддержкой? — воскликнул Дейн.

— Как видишь, нет, — Рейегар улыбнулся. — Они даже не подумали об этом. Я переиграл их всех, отправив туда Джейме Ланнистера несколько лет назад.

— Сира Джейме? — удивился Селми. — Я думал, вы отправили его в изгнание, ваше величество.

— Все так и должны были думать, — отозвался Рейегар, — но уже тогда я вознамерился переманить Золотых Мечей на свою сторону. Впрочем, тогда мне нечего было предложить им в обмен на их службу.

— А сейчас? — спросил сир Барристан. — Что вы можете предложить им сейчас?

Эртур посмотрел на Рейегара, хотя уже догадывался, каким будет ответ.

— Если они помогут мне подавить восстание, то получат некоторые земли мятежников. Пусть Баратеоны, Грейджои или Талли не думают, что я оставлю все это безнаказанным.

Взгляд Эртура упал на ладони короля, лежащие на столе, и он заметил, как пальцы Рейегара сжались в кулаки с такой силой, что кожа побелела, а на лице отразилось усилие. Если Рейегар победит в этой войне, то тем, кто начал её, не стоит ждать от него милости. Считать короля слабым было большой ошибкой, но мятежники не были первыми, кто принял благородство и желание договориться за слабость. Что ж, они многое потеряли: Вестерос мог получить лучшего и справедливейшего короля со времен Джейехериса Миротворца, но собственные подданные пробудили в Рейегаре жёсткость, которой, по их мнению, ему не доставало, и теперь она будет направлена против них же самих.

— Вы молчите, господа? — Рейегар поглядел на них. — Вы не согласны со мной?

— Мы просто удивлены полученными новостями, — отозвался Дейн.

— Это понятно, — кивнул Рейегар. — Теперь, когда мы заручились поддержкой этого большого и весьма успешного отряда, я думаю, можно говорить о выступлении. Я намерен сразиться с Робертом Баратеоном и покончить с ним, тогда мы сможем снять осаду с Штормового Предела и бросить все силы Пакстера Редвина на Грейджоев, а Золотых Мечей я отправлю в тыл к воинам Талли. Что до Тиреллов — они пойдут на помощь к Тириону Ланнистеру.

— Когда вы намерены выступать, ваше величество? — спросил Эртур.

— Для этого я и послал за вами, господа, чтобы узнать, когда мы будем готовы, — отозвался Рейегар.

— Почти все вассалы из королевских земель уже явились, ваше величество, — сообщил Дейн. — Что до Лонмаутов, Мутонов и Коннингтонов, то, я полагаю, мы встретимся с ними уже на месте или в пути. Подготовка припасов и фуража идет полным ходом — впрочем, чтобы быть полностью готовыми, нам еще потребуется время.

— Это отрадно слышать, — Рейегар снова улыбнулся. — Тогда нам не следует затягивать с выступлением. Я хочу поскорее покончить с этим, господа. Я устал бороться, я хочу навести порядок и отправиться к своей жене. — Улыбка исчезла с его лица, и он уронил голову на руки, не сдерживаясь под гнетом усталости последних дней и недель.

Сир Барристан молчал, да и сам Дейн не знал, что сказать в утешение своему другу. Никто из них не желал войны, но теперь им приходилось со всем этим разбираться, и никто не мог им помочь, кроме них самих. Эртур тихо вздохнул и пошевелился, ему хотелось поскорее нарушить это молчание: он не любил долго предаваться переживаниям и размышлениям, предпочитая действовать. К тому же, он полагал, что и для Рейегара это сейчас было предпочтительнее, хотя королю надлежало сначала отдохнуть — на нем и так не было лица от усталости, и Эртур справедливо предположил, что его друг пытался забыться в работе.

— Завтра же утром я поеду с проверкой по лагерям наших воинов, — предложил он. — Кроме того, у меня уже есть мысли по поводу тех, кого следовало бы назначить командующими. Я хотел бы доложить вам обо всем сразу, как вернусь.

— Я отправлюсь с тобой, Эртур, — Рейегар поднял голову, его пальцы снова потянулись к перу, которое до этого вертел в руках. Не будь тут Селми, Дейн давно бы отобрал у друга это измученное перо и выбросил бы его, но такое обращение с королём Меч Зари мог себе позволить лишь в узком кругу, состоящем в основном из близких друзей и членов семьи.

— Это излишне, ваше величество, — Дейн покачал головой. — Вы назначили меня вашим мастером над войной и, я надеюсь, достаточно доверяете мне. Я доложу вам обо всем, можете не сомневаться.

— Я не сомневаюсь, Эртур, — Рейегар устало покачал головой. Он был королём и мог бы просто приказать поступить так, как он прикажет, но со своим другом Рейегар не стал бы так поступать; кроме того, Эртур Дейн был не тем человеком, кому следовало показывать королевскую власть, чтобы чего-то от него добиться. В конце концов, Рейегар махнул на все это рукой. — Впрочем, делай как знаешь и приходи ко мне сразу же. Нам нужно торопиться.

— Как прикажете, — Дейн усмехнулся одними уголками губ, но был уверен, что друг хорошо его понял.

— Что до вас, сир Барристан, то продолжайте разбираться с диким огнём. Этот вопрос нужно решить как можно скорее. Мы не можем отправляться на войну, оставляя жителей столицы в опасности. Кроме того, здесь наш тыл, и сюда нам, возможно, придется отступить.

Как Эртур и ожидал, сир Барристан кивнул, не выразив никаких опасений насчёт осуществимости этого плана, в то время как все собравшиеся знали о том, что разобраться в этой истории будет весьма трудно, если вообще возможно. Однако старый рыцарь не мог разочаровать своего государя, поэтому возражений не последовало. Не стал высказываться и Дейн: он был уверен, что Рейегар и так все прекрасно знает.

Они поговорили ещё некоторое время о других делах, и потом гвардейцы покинули короля, каждый отправившись выполнять данные им поручения.

У Дейна оставалось ещё несколько часов отдыха, но он не позволил себе придаться безделью. Первым делом он предпочёл наведаться к своим подчинённым, отвечавшим за снабжение королевской армии.

На кухнях Красного Замка еще с две недели назад принялись выпекать хлеба, которые теперь сушились на многочисленных противнях, чтобы превратиться в погодные сухари и быть разложенными в толстые холщовые мешки. Часть этих мешков была уже отправлена на хранение в городские амбары, которые в это время ещё были свободны от зерна и заполнялись продовольствием для предстоящего похода. К чёрной двери кухонь, тем временем, подвозили все новые подводы с мукой, так что печи почти никогда не оставались без работы. Из подвалов и хранилищ доставали бочки с вином, пивоварни по королевскому заказу варили эль для солдат, часть принадлежащего короне скота забили, а дружины отправлялись в Королевский лес — добывать дичь. Мясо впоследствии либо сушили, либо засаливали в бочках.

Безусловно, Рейегар, как, вероятно, и Роберт, и Хостер Талли рассчитывал на охоту и пропитание, которое можно будет получить у местного населения, но крестьян было слишком мало на три армии, которые действовали в многострадальных Речных Землях, поэтому подготовкой продовольствия нельзя было пренебрегать. На кухнях услужливые мастера дали Дейну попробовать солонины и вяленного оленьего мяса — добротно сделанного, но до оскомины привычного тому, кто бывал в походах. На языке остался привкус соли, и Эртур поспешил запить его элем, тоже походным. Следовало привыкать — эта еда станет его спутником на ближайшие месяцы.

При мысли об этом, Дейну захотелось отправиться в город, в одну из лучших в столице таверен и хорошенько набить живот. Удостоверившись в пригодности готовящихся припасов, Дейн сказал своему оруженосцу, чтобы тот не дожидался его этим вечером, и покинул Красный Замок. Когда на Эртуре не было белых доспехов королевского гвардейца, а рядом не ехал Рейегар, на молодого черноволосого мужчину, одетого дорого, но просто, мало обращали внимания. Разве что продажные женщины, видевшие, что в его карманах водятся монеты, да не просто медяки, пытались зазвать его к себе, но Дейн не смотрел в их сторону: сейчас он не искал плотских удовольствий.

Вечерняя столица, сияющая огнями гостеприимных таверн и публичных домов, напоминала Эртуру о днях его юности, когда, сбежав через тайный ход в город, они с Рейегаром бродили здесь, никем не узнанные, в поисках приключений на свои зелёные ещё головы. Удивительно, но за несколько лет, что они вытворяли это под самым носом у Вариса, евнух так ни о чем и не прознал. Видно, ему все же были доступны не все тайны Красного Замка, или же Паук просто молчал о том, что ему было известно, храня свои собственные секреты.

Эртур подумал о том, что в те времена, даже когда сир Герольд уже набросил ему на плечи белый плащ, он был гораздо беззаботнее и свободнее, несмотря на безумие Эйериса и интриги при дворе. Тогда ему отчего-то казалось, что все непременно станет лучше: Безумный король умрёт, и его место займёт Рейегар, все лизоблюды и интриганы будут отправлены восвояси, и Семь Королевств наконец-то вздохнут с облегчением. Теперь же, когда все это наконец было достигнуто, долгожданное облегчение наступило лишь на несколько лет, сменившись очередной полосой трудностей, которую невозможно было объяснить виной лишь кого-то одного: много узлов закрутилось на этой верёвке, и распутать их было вряд ли возможно — лишь разрубить.

Когда он проходил мимо очередного борделя, одна из девиц, пытавшаяся выловить себе клиента побогаче, схватила его под руку и повисла на нем, но Эртур аккуратно стряхнул её, покачав головой: он не был настроен проводить эту ночь в объятиях продажной женщины, хоть никогда и не гнушался этим, в отличие от лордов вроде Станниса Баратеона. Девушки в этих заведениях оказывались по разным причинам, и многие из них были вполне приятными в общении, если у кого-то находилось желание не только удовлетворить потребности своего тела, но и поговорить.

Девица фыркнула вслед Эртуру, но тот даже не обернулся на неё, не позволяя ей затеять с ним перепалку. Он лишь оправил слегка помятый дублет и пошёл дальше своей дорогой, и возмущения девицы вскоре стихли в общем шуме города. Ноги сами понесли Эртура в знакомую с ранней юности таверну, где он не был уже, кажется, несколько лет. Дейн привык заходить в неё с чёрного хода, но теперь вошёл с остальными посетителями и занял место в углу: он по-прежнему предпочитал не привлекать к себе внимания, хотя прятаться ему было больше не от кого.

Таверна, как и в прежние времена, была полна, что неудивительно: хозяин — горожанин по имени Тихо Муллер — не экономил на поварах, и еда здесь всегда была отменной. Один лишь запах, доносившийся из кухни, уже пробуждал аппетит, и Дейн почувствовал, как от голода начало сводить желудок. Он оглядел зал в поисках свободного подавальщика и заприметил самого хозяина — статного господина в белоснежном переднике. За то время, что Эртур не видел его, Тихо не очень-то изменился, разве что в его бороде прибавилось седых волос, да на животе появилось побольше жирка — видно было, что и без Барда-в-Капюшоне таверна процветала, и деньги у хозяина водились.

— Что будете есть, добрый сир?

Эртур так задумался, что не заметил, как к нему подошла девушка в темно-коричневом простом платье и переднике, таком же белом, как у Тихо. Дейн замешкался, а она в ожидании смотрела на него.

— Принесите мне эля и рагу с говядиной и овощами, надеюсь, оно у вас по-прежнему вкусное, — Эртур ответил ей улыбкой.

Девушка кивнула, но не уходила, продолжая смотреть на Дейна, словно чего-то ожидала от него, и Эртур почувствовал себя весьма неловко.

— Вы, что же, не помните меня, сир? — спросила она наконец.

Дейн пригляделся, стараясь припомнить, где же он видел эти тёмные глаза и волосы цвета подсохшей чёрной земли, которые были туго заплетены в толстую чёрную косу, перекинутую через плечо. Он уже мотнул было головой, но тут озарение настигло его, и Эртур широко улыбнулся, не веря собственным глазам.

— Вилла! — воскликнул он в удивлении. Он ведь помнил её совсем ребёнком, маленькой девочкой, очарованной тайной, что окутывала загадочного Барда-в-Капюшоне, и привлечённой его добротой и теплотой. Теперь же перед ним стояла девушка, почти женщина, милая и очаровательная, но, к сожалению, лишенная того восторга, свойственного лишь детям, которые, в отличие от взрослых, все ещё верили в чудеса. — Надо же, ты меня помнишь!

— Конечно, помню! — Вилла уперла руки в бока. — Я так долго ждала вас и вашего друга, а вы все не появлялись, хотя и обещали. Впрочем, когда отец отвёл меня однажды посмотреть на короля и королеву, я поняла, что ждать бесполезно. — Она вздохнула.

— Присядь, — Эртур улыбнулся и покачал головой. — Видимо, не зря ноги привели меня сюда. Как идут дела у твоего отца? Судя по тому, что я здесь вижу, он преуспевает.

Вилла закивала:

— Мы не жалуемся. Работы много, но таких как мы кормят ноги, — она подняла на Эртура глаза, и тот понял, что, когда девушка узнала, кем на самом деле являлся Неведомый Бард, она перестала верить в сказку. Вилла была очень привязана к Рейегару, и Дейн к своему сожалению подумал, что обожание маленькой восторженной девочки переросло в несчастную влюблённость печальной девушки.

— Ноги кормят и меня, — Эртур подмигнул ей, — а ещё мой меч. Впрочем, я рад, что у вас все хорошо.

— Как вы думаете, он ещё придёт сюда? — спросила вдруг Вилла, продолжая смотреть Дейну прямо в глаза. Этой девчушке всегда были чужды излишние церемонии, и в этом Эртур даже немного завидовал ей.

— Все возможно, — он пожал плечами, — однако сейчас ему совсем не до песен, сама знаешь.

— Да, — Вилла кивнула. — Мы с отцом будем молиться за него и за вас. Мы всегда молимся о вас Семерым, вы многое для нас сделали.

Они ещё некоторое время говорили, вспоминая былое, Эртур рассказал немного о делах в Красном Замке — о том, что мог открыть — и расспрашивал девушку о ней самой и её отце. Вскоре Вилла позвала и самого хозяина, но он, несмотря на то что рад был видеть Дейна не меньше дочери, не мог задержаться надолго: его ждали посетители. Виллу он тоже отругал за то, что не передала заказ Эртура на кухню, но прогонять её не стал, позволяя девушке ещё немного времени провести со старым знакомым. Пока Дейн ел, Вилла оставалась с ним, и они поддерживали оживленную беседу. Рагу и вправду оказалось столь же отменным, как и раньше, и Эртур с удовольствием опустошил свою тарелку, собрав остатки куском хлеба.

Время шло, и посетителей в таверне становилось все больше: вскоре свободных мест уже не осталось, и Тихо Муллер, потирая свою пышную бороду и извиняясь перед Дейном, отправил дочь работать. Деньги за еду хозяин наотрез отказался брать, и Эртур, чувствуя, что невольно злоупотребил его гостеприимством, засобирался восвояси.

— Я не теряю надежду снова увидеть вас, — сказал хозяин Эртуру на прощание. — Мои двери всегда открыты для вас и вашего... друга, — докончил он, слегка запнувшись на полуслове.

— Да будет на то воля богов, — отозвался Дейн. — Грядут тяжёлые времена, вы сами знаете.

— Да, вы правы, — Тихо Муллер тяжело вздохнул. — Нам всем предстоит много трудиться, ещё больше, чем раньше. До свиданья, сир, и удачи вам.

— Да хранят вас боги, — Эртур похлопал его по плечу, крепко пожал ему руку и на этом они наконец-то распрощались.

Дейн вышел на улицу и вдохнул плотный влажный воздух приморского лета. На душе у него было тепло от приятной встречи со старыми знакомцами, которые напоминали ему о поре его юности, и от доброго эля. Увидит ли он их снова? — Эртур не знал. Семь Королевств и их жители, от лордов до крестьян, были в руках богов.

Казалось, что все время до этого Эртур шёл по знакомой дороге, а теперь достиг неизведанных мест. Он не мог повернуть назад, а впереди лежала лишь неизвестность, которая, как всякому первопроходцу сулила либо скорую славу, либо скорую смерть. В любом случае, его жизнь больше не будет прежней, и сегодня, возможно, был последний вечер, когда Эртур ещё мог попрощаться с тем, что оставлял позади. Ему не потребовалось и двух ударов сердца, чтобы принять решение, и дальше он уже больше не сомневался.

Окна в доме Тристель горели мягким желтым светом, значит, она все ещё не спала. Эртур некоторое время стоял в тени деревьев и просто смотрел на них, улавливая за шторами силуэты обитателей. Сначала тени мельтешили, носясь черными вихрями, видно, в доме накрывали поздний ужин, а потом замерли в одном положении, частично скрытые стеной. Дейн ощутил странную неловкость, но все же нашёл в себе силы выступить из тени и пройдя брошенную на крыльцо полосу света, постучал в дверь.

Из дома донеслись удивленные голоса, и в какое-то мгновение Дейну показалось, что ему не откроют. Некто явившейся на порог к одинокой женщине с двумя детьми в столь поздний час вряд ли несёт с собой что-то хорошее. Ещё некоторое время Эртур стоял перед запертой дверью, слушая глухие и частые удары собственного сердца, пока наконец не щёлкнул засов, и в небольшую щелку не выглянула голова Трис. Поняв, кто перед ней, она с несколько мгновений просто молчала, пытаясь, видать, найти подходящие слова. Эртур, впрочем, не спешил помочь ей и тоже молчал.

— Что-то случилось в замке? — спросила она наконец, все ещё держа дверь чуть приоткрытой.

— Нет, — отозвался Эртур.

— Тогда зачем ты пришёл? — раздражённо спросила она. В темноте её глаза казались черными, и только Дейн знал, что на самом деле они синие, словно небо в солнечный день.

— Хотел попрощаться, — Эртур пожал плечами.

— Раньше ты себя этим не утруждал, — Трис фыркнула, но дверь открыла. От свечи, что она, как оказалось, держала в руке, на её лицо брызнул неровный дрожащий свет, ещё сильнее подчёркивая залегшие на нем тени усталости и тревоги.

Дейн не знал, что на это ответить. Трис была права, но желания оправдываться у него не было — все и так было понятно, и явился он к ней вовсе не за этим.

— Многое меняется, — наконец проговорил он неопределённо.

— Ты уезжаешь? — задала очередной вопрос Трис, перед этим недовольно вздохнув.

— Да, — Эртур не слишком хорошо себя чувствовал, стоя здесь, на пороге её дома, и подвергаясь граду вопросов, но ему пришлось признать, что он был не в том положении, чтобы выбирать. — И я не знаю, когда вернусь.

— Король собирает знамена, я знаю, — её тон на этих словах чуть смягчился, она отошла в сторону и пропустила Эртура внутрь. — Мы ужинаем, можешь остаться с нами.

— С радостью, — Дейн, не мешкая, шагнул вперёд. Он был сыт, но как можно было отказаться от такого предложения?

В коридор из комнаты, что, вероятно, служила столовой, уже выглядывали дети: он увидел растрепанную тёмную макушку Дункана, за спиной которого пряталась застенчивая Дженни. Он несколько раз бывал у Тристель по делам короны, и девочка знала его, к тому же брат все уши ей прожужжал о Великом Мече Зари, но Дженни стеснялась посторонних взрослых и в основном лишь молчала, тихо здороваясь и приседая в неуклюжем реверансе. Впрочем, как видел Эртур, девочка обладала любопытством, свойственным всем детям.

Вероятно, они давно подслушивали здесь, но не решались подойти, опасаясь гнева матери. Теперь же Дункан выскочил из своего укрытия и бросился навстречу Эртуру, а Дженни продолжала осторожно выглядывать из дверного проёма.

— Сир Эртур! — вскричал мальчик и врезался в Дейна, обхватив того за пояс, отчего у гвардейца сердце ухнуло куда-то вниз. Он глянул на Трис: она смотрела на них молча, сжимая губы, с выражением неизбежности во взгляде. Впрочем, что он ожидал увидеть? Улыбку? Он не имел никакого права называть этих детей своими — они принадлежали ему не больше, чем владения его семьи, от которых он отказался.

Улыбнувшись, Эртур обнял Дункана в ответ и потрепал по макушке, что привело мальчишку в восторг. Тристель, тем временем, велела дочери принести ещё одну тарелку, а Дункан, тут же бросившись куда-то вглубь дома, принёс гвардейцу стул. Несмотря на поздний час мальчик был полон сил и, казалось, готов был носиться по дому до самого часа волка.

Когда все наконец устроились, Эртуру показалось, что за столом установилась некая напряжённость, но дети, казалось, её не замечали. Дженни была занята своим смущением, а Дункан только и делал, что расспрашивал Дейна о предстоящей войне. Как любого мальчишку его возраста, мысль о сражениях и славе чрезвычайно его возбуждала. Эртур же, радуясь возможности пообщаться с мальчиком, с удовольствием отвечал на его вопросы. Тристель лишь смотрела на них и молча доедала свой ужин.

Бросая на неё краткие взгляды, Дейн задумывался о том, чего же он хотел от неё. По хорошему, ему бы оставить их всех в покое, ведь он ничего не мог им дать, но он не в силах был отказать себе в возможности видеть их, пусть и изредка. Трис, кажется, смирилась с тем, что он завёл с Дунканом дружбу, и Эртуру бы довольствоваться этим, но он втайне признавался себе, что желал чего-то большего. Впрочем, что он мог предложить ей взамен, ведь он когда-то уже сделал свой выбор, а сейчас был способен лишь мучить себя мыслями о том, что могло бы быть?

Ел он мало, только для приличия. Ужин служил лишь хорошим предлогом остаться и провести время с Тристель и детьми, ведь Эртур уже достаточно наелся у Тихо Муллера. Вместо того, чтобы набрасываться на еду, он предпочитал болтать с Дунканом, которого даже в мыслях опасался назвать своим сыном. Колодец с мальчишескими вопросами казался бездонным, однако Эртур пытался вовлечь в разговор и Дженни, которая заливалась краской, когда к ней обращались, и отвечала односложными предложениями. Он опасался, что Тристель в любое мгновение может прервать их беседу и отправить детей спать, но она этого не сделала и прервала их лишь единожды, заставив помочь ей убрать со стола и вымыть посуду.

Потом они ещё долго сидели за пустым столом, но дети, хотя и не хотели уходить, но начали уставать, и их обоих вскоре стало клонить ко сну. Эртур помог Трис уложить их, он не спросил разрешения, но она и не противилась. Ему показалось даже, что в ней появилась какая-то покорность судьбе, и он гадал, чем это вызвано — надвигающейся войной или же тем, что она просто-напросто устала сопротивляться. Стоило ли ему попытаться? Эртур мотнул головой: что за дурацкая, глупая мысль?

Тристель проводила его до двери, что, в общем-то, тоже показалось Эртуру странным. Впрочем, она молчала, не давая ему вовлечь себя в разговор. Она казалась ему уставшей, словно бы из неё выпили всю жизненную силу, и ему хотелось обнять её и прижать к себе, но он не решался, лишь стоял в коридоре и глазел на неё, не в силах проделать несколько шагов, открыть дверь и уйти.

До его ушей донесся всхлип, и Тристель подняла на Дейна глаза: по её щекам текли слезы, блестевшие в пламени свечи, словно драгоценные камни. Эртур дернулся, но замешкался лишь на миг и осторожно обнял её. Объятие вышло неуклюжим: девушка замерла на месте и не шевелилась, кроме того, им мешала свеча, которую Тристель все ещё держала в руке. Не получив никакого ответа с её стороны, Эртур отодвинулся и снова посмотрел на неё.

— Прости, — пробормотал он.

Тристель была упряма, и она явно не хотела признавать, что её по-прежнему так же тянуло к нему, как и его к ней.

Вместо ответа Трис, отставив свечу в сторону, сама обняла его и прижалась к нему всем телом, отчего у Эртура перехватило дыхание. Слезы Тристель оросили его шею, где она прятала свое лицо. Дейн обнял её в ответ, коснувшись губами ее макушки. Он опустил взгляд и посмотрел на неё, заплаканную, но все с таким же упертым выражением на лице. Коснувшись её подбородка, он заставил её поднять голову и встретиться с ним глазами. Тристель сопротивлялась, но, как показалось Эртуру, лишь для вида. Несколько ударов сердца они просто смотрели друг на друга, а потом Дейн её поцеловал.

Поцелуй вышел солёным от слез, слегка неловким и нерешительным — не таким, как хотел бы Эртур, но Трис все равно прижалась к нему ещё сильнее, обхватив руками его шею и не переставая плакать от ожидавшей их безысходности.

— Мне нечего тебе дать, — прошептал Дейн, касаясь губами ее виска.

— Я знаю, — наконец проговорила она, очень тихо, так, что он едва смог расслышать её.

— Теперь я ничего от тебя не таю. Это самое большее, на что мы можем надеяться, — продолжал он. — Кроме того, я скоро уеду и могу не вернуться...

— Замолчи! — Трис всхлипнула и с силой сжала его руку. — Мне все это известно, и я все ещё ужасно зла на тебя! Я бы умоляла тебя остаться, бежать, но знаю, что ты никогда не сделаешь этого, и это наполняет меня одновременно и гневом, и гордостью, и я не знаю, какое чувство сильнее!

— Почему ты передумала? — спросил Дейн, сердце которого будто бы падало с огромной скалы куда-то вниз и никак не могло наконец достигнуть земли.

— Я не передумала, — отозвалась Трис, грустно усмехнувшись. — Но еще сильнее, чем хорошенько поколотить тебя, я желаю заполучить себе твою частичку, создать ещё одно воспоминание, прежде чем ты снова исчезнешь, на этот раз может быть навсегда.

— Прости, — повторил Дейн.

Что он мог ещё сказать? Он уже однажды предал её, и оставить её сейчас означало бы предать её снова. Эртур с лёгкостью поднял Трис на руки и понёс её дальше по коридору. Она снова взяла в руки забытую было свечу и направляла его, наконец-то улыбаясь, хотя слезы все ещё поблескивали на её щеках, но теперь они напоминали капли недавно прошедшего дождя, сиявшие в лучах выбравшегося из-за туч солнца.

Мысли Эртура, мучившие его в последние дни будто бы растворились, и теперь он думал о пахнущих травами волосах Тристель, её светлой коже, на которой плясали серо-черные тени, о закрытых в удовольствии глазах, томных вздохах, руках, ласкавших его и обнимавших, губах, просивших не останавливаться. Возможно, ему следовало подумать о том, что будет, если он вернётся в Королевскую Гавань победителем, но эта мысль даже не пришла ему в голову: Дейну хотелось насладиться тем, что было у него сейчас, и он позволил себе погрузиться в омут желания, позабыв обо всем остальном.