Лунный свет (гет)

В Париже тоже заметили появление на небосклоне кометы. Сначала кое-кто, потом уже многие обсуждали эту новость. Д'Артаньян бодрствовал всю ночь и также прекрасно увидел комету. Он специально пошёл к Фуке, чтобы показать заключенному святило, озарившее небо своим хвостом высоко над башней Сен-Шапель.

Сторонники суперинтенданта сочли появление в небесах кометы благоприятным знаком, и эту новость бурно обсуждали в салоне у госпожи де Севинье. Аня несколько раз появлялась в её особняке и принимала в этом участие. Девушке доставляло огромное удовольствие находится в обществе таких остроумных и интересных людей, половина из которых оставили яркий след в истории искусства. В ту эпоху многие деятели своего времени были взлелеяны в салонах под женским крылом.

— Ходит слух, что появление кометы принесёт Фуке удачу, — сказала как-то Аня Володе, на которого все светские сборища навевали смертельную скуку. Юноше трудно было понять, как с таким завидным постоянством можно что-то перемывать из раза в раз, будь то искусство, политика или последняя будуарная сплетня. Но Аня по натуре своей не могла не следить за событиями, а потому активно совала свой любопытный нос во все новости общественно-политической жизни.

Володя же тем временем пропадал на конюшне, интересоваться у конюха породами лошадей, учился самостоятельно седлать коня. Юноша сам не ожидал, что таким тёплый чувством проникнется к этим благородным животным. В своей обычной жизни он не сталкивался с ними так близко и вряд ли бы когда-нибудь столкнулся, если бы не это путешествие в книгу. Лошади покорили Володино сердце своей грациозной силой, неистощимой энергией, проявлениями характера. А характер был у всех индивидуальный, прямо как у людей. И, главное, никаких водительских прав у наездников никто не спрашивает.

А ещё было интересно бродить по кварталу, из практический соображений заглядывая в разнообразные лавочки и таверны. Мало ли что может понадобится, лучше заранее прицениться. В каждой лавке пахло по-разному, и в каждой продавцы давали заманчивую рекламу своему товару.

В одной из таких прогулок Володю застал проливной дождь. Когда юноша вбежал в дом, плащ промок практически до нитки. Стряхивая воду со шляпы, Володя бросил мокрый плащ в руки встретившего его слуги и прошёл на кухню, чтобы заварить чего-нибудь тепленького, а потом отправился греться в малую гостинную.

Юноша вошёл в неплотно прикрытую дверь и сразу же заметил Аню, которая с мечтательным видом и рассеянным взглядов сидела, а точнее полулежала, на широком подоконнике, облокотившись на стену и полусогнув ноги. На ней было только нижнее платье. Золотистые слегка растрепанные волосы были распущены по плечам. Сложные причёски Аню порядком утомили, от них уже болела голова. Рядом стояла чернильница, в руке девушка вертела перо, а на коленях покоилась стопка желтоватой бумаги. На лбу у Ани остались следы чернил, видимо во время творческого процесса начинающая писательница неудачно почесалась перепачканными пальцами.

— На улице такая ужасная погода, — проговорил Володя, — Чем ты занята?

Аня замахала на юношу руками.

— Кыш, кыш, не мешай! У меня вдохновение!

— Понял. Молчу.

Володя прошёл к камину досушиваться, а Аня задумчиво покусывала кончик пера и издавала нечленораздельные звуки. Юноша, грея руки у огня, украдкой поглядывал в её сторону. Наконец Аня отбросила перо в сторону и влюбленными глазами посмотрела на свежеисписанную страницу.

— Меня сегодня просто несёт! Давно такого не было. Боже мой, как же круто выходит!

— Ты главное записывать не забывай. Может действительно круто.

Аня недовольно нахмурилась.

— Понимал бы что в искусстве! — проворчала она, но тут же лоб её разгладился, — Писать стилизация под поэзию эпохи барокко у меня дохленько получается. Но зато мой модернизм на общем фоне смотрится более чем оригинально. Вчера я читала кое-что в салоне у Севинье. Господин Лафонтен оценил смелость нестандартного подхода и наговорил мне кучу комплиментов, — похвасталась девушка.

— Гляди не попади в историю французской литературу.

— Так я совсем не против!

— А то ещё аукнется в нашем веке. Захочешь где-нибудь опубликоваться, а тебя обвинять в плагиате некой гениальной поэтессы времён Людовика Четырнадцатого, — усмехнулся Володя.

— Так что за беда! Это другой мир, другая история, и на нашей она сказаться не должна, я уверена, — ответила Аня. Иронию Володиных слов она упорно замечать не хотела.

— Единственное, в чём уверен я, — сказал юноша, — так это в том, что родись ты дворянкой в период с семнадцатого века по девятнадцатый, то сама бы стала хозяйкой салона на подобие всяких Севинье и Рамбуйе. А родись какой-нибудь крестьянкой...

Володя хотел сказать, что даже в этом случае Аня нашла бы способ обратить на себя внимание, но девушка перебила его:

— Как и все батрачила бы в поле на барина. Вышла б замуж в раннем возрасте, нарожала бы десяток детей, если б организм выдержал, и тихо скончалась в безвестности. Вот тебе и вся история. В этом мире, должна признать, нам несказанно повезло с социальным положением, и то только благодаря полезному знакомству.

— Кто бы что не говорил, но однажды сделанное добро откликается даже в другом мире.

— Слушай, а ты не знаешь, куда Арамис с утра пораньше подевался?

— Да кто его разберёт. У него дел по горло. Сегодня утром, вообще, читал какое-то письмо то ли по- немецки, то ли по-голландски, я не понял.

— Он тебе показывал?

— С какого перепугу! Я случайно краем глаза заметил. Подозреваю, что генерал иезуитов сейчас разрывается между процессом над Фуке и координацией действий членов ордена в каком-то предприятии.

— Не замечала в тебе прежде шпионских наклонностей.

— Да какие тут наклонности! Обычная внимательность, которая в нашем положении точно никому ещё не вредила.

В этот момент в дверь заглянул лакей и доложил о приезде епископа Ваннского.

— Помянешь черта, он и появится, — пробормотала Аня, но в тот же момент опомнилась и в миг спрыгнула с подоконника:

— Господи! Я же сейчас выгляжу как баба простоволосая! — и сунув Володе в руки стопку бесценных для мирового искусства рукописей, скрылась за дверью.

Через минуту в другую дверь быстрой походкой вошёл Арамис, и его сверкающий взор бросился в глаза Володе. Прелат очевидно приехал в карете, так как намокнуть практически не успел.

Мужчины раскланялись.

— Присвою себе обычную Анину роль и поинтересуюсь вашими делами, — с легкой улыбкой сказал Володя, — Ваше преосвященство одержало некую победу?

— Вы угадали, сударь, — улыбнулся в ответ епископ, — Но это чуть позже, при мадемуазель Анне. А что это у вас в руках?

Володя повертел стопку исписанных стихами листов.

— Полагаю, что шедевр мирового искусства, — пожал он плечами.

— Позволите взглянуть?

— Извините, но с этой просьбой посоветую обращаться к автору.

— А автор?..

— Удалилась, чтобы придать себе неподражаемый вид, и скоро появится перед нами во всём блеске своей красоты, — не изменив серьёзному тону, ответил Володя.

Арамис продолжал улыбаться:

— Кроме поэтических шедевров мадемуазель ничего не натворила?

— Уж не знаю, что наговорил ей Лафонтен, но если так пойдёт и дальше, — Володя взвесил в руках бумажную стопку, — мадемуазель сподвигнется на роман-эпопею. А что до интриг, то как же, станет она меня в них посвящать раньше, чем начнутся проблемы! Полагаю, проблем пока нет.

— Вы всё таки за ней приглядывайте.

— А я чем занимаюсь?

— У вас, как я вижу, сегодня тоже превосходное настроение, несмотря на то, что погода к нему не располагает.

— Ну, вроде бы пока меня никто прирезать не стремится, а это уже неплохо. Так что не вижу причин для уныния, — Володя положил на стол Анины рукописи и обернулся к епископу, — Ваше преосвященство, хотите чаю, я совсем недавно заварил? А то один алкоголь, спасу нет.

Арамис засмеялся.

— Всё таки вы необычные люди, для нашей эпохи уж точно.

— И вам забавно за нами наблюдать, не права ли?

— Как и вам за нами. Ну, что же, угостите меня. Где вы, кстати, раздобыли чайные листья?

— В парижских лавочках, как оказалось, если постараться, можно отыскать очень много интересного...

Наконец, вернулась Аня. Она успела одеться, причесаться и слегка накраситься, но на лбу так и осталась полоса чернил, которую рассеянная девушка в спешке запросто могла забыть оттереть до конца. Аня застала мужчин за обсуждением достоинств андалузской породы лошадей, с представителем которой Володя успел хорошо познакомиться по дороге из Бражелона в Тур и из Тура в Париж.

— Чем это у вас тут так вкусно пахнет? — спросила девушка, принюхиваясь.

— Выпечкой. Присоединяйся.

Володя наполнил третий кубок, приглашая Аню к столику, за которым сидели они с д'Эрбле.

— Слушайте, вы же, чего доброго, на моё творчество что-нибудь прольете!

Володя молча отодвинул рукописи подальше и придвинул тарелку с пирожками.

— О, спасибо, — негодующее лицо девушки расплылось в довольной улыбке.

— Владимир угощает нас произведениями своего кулинарного искусства, — промолвил Арамис, указывая на другую тарелку, — Здесь есть ещё печенье.

— Ух, ты! Какое счастье, что всё это никак не сказывается на моей фигуре. Знали бы вы, шевалье, какие Володя блинчики печет! Ммм... — девушка с наслаждением закатила глаза и выдохнула со смесью насмешки и восхищения, — Домохозяйка!

— Я ещё крестиком вышивать могу, — смущенно пробурчал Володя.

Арамис бросил ободряющий взгляд на юношу и произнёс:

— Владимир, если б захотел, мог бы потягаться со знаменитым Франсуа Вателем.

— Ватель гениален в своём деле, но всё же слишком зациклен на кухне, — сказала Аня, вспомнив, что по одной из версий прославленный мертдотель покончил жизнь самоубийством, когда в срок не привезли свежую рыбу.

— А наша знакомая госпожа де Севинье полагает, что по уму он способен управлять государством, — лукаво улыбнулась Арамис.

— Кстати, господин д'Эрбле, вы намеревались рассказать нам о своём последнем успехе, — напомнил Володя, чтобы увести разговор подальше от неудобной для себя темы.

— Что такое? — Аня переводила взор то на Арамиса, то на Володю, — Приятные новости, а я не знаю?

— Во-первых, господа, я добился разрешения выступить в суде, — сказал епископ.

— Неплохо, — проговорил Володя.

У Ани глаза засветились радостью, а от удивления открылся рот.

— То есть вас всё-таки допустили? — переспросила она, — Невероятно!

— Признаю, что дело было трудным, многоходовым, но с помощью господина Летелье, который никогда не был большим другом Фуке, но который зато с большим сожалением теперь наблюдает за возвышением господина Кольбера, и председателя парламента Ламуаньона, настойчиво требующего уважать юридическую процедуру, увенчалось успехом.

— Для вас нет ничего невозможного! Если бы мне сказал об этом кто-то другой, а не вы сами, я бы не поверила.

— Тем не менее, я не хочу обольщаться. Всё, что дано, можно отнять, — холодно сказал Арамис.

— А господам Летелье и Ламуаньону не влетит за поддержку стороны Фуке?

— В этом деле они себя практически не скомпрометировали, тем более, что напрямую эти господа суперинтенданта не поддерживают, скорее наоборот, — сказал Арамис, но на этом подробности его рассказа и закончились, — Кстати, у меня есть кое-что для вас, мадемуазель. Я знаю, вы интересуетесь.

Епископ положил на стол небольшую брошюрку.

— Автор сего памфлета — не кто иной, как сам господин Фуке.

Анины глаза вспыхнули хищным блеском, и она коршуном бросилась на положенный перед ней памфлет.

— Сам господин Фуке! Афигеть! Спасибо огромное!

— Это вам в качестве подарка.

— Вы знаете, как угождать женщинам, — заметил Володя.

Девушка живо перелистывала страницы, просматривая содержимое.

— А традиции Фронды живы, — бормотала она, не отрывая глаз от текста. — Надо же так жалить пером своих врагов, и Кольбера, и Мазарини, и следователей! Мне кажется, господин Фуке оказался очень неплохим памфлетистов. Я понимаю, почему его "речи" так быстро разлетелись по Парижу.

— Это ведь натуральный раритет, — произнёс Володя, заглядывая Ане через плечо, — Находка для любого исторического музея.

— А я бы предпочла сохранить в частной коллекции, — заявила Аня, наконец, подняв голову. — Только, господин д'Эрбле, бунт против власти при короле-Солнце пресекается решительно. Лишь жестокий приговор Фуке может преподать хороший урок вспоминающим Фронду, которая приобрела сейчас литературную форму. Нынешний успех, сударь — победа иллюзорная или, по крайней мере, временная.

Арамис задумчиво кивнул.

— Я помню. Личное решение Людовика... Право юридического приоритета королевского решения над судебным. Надо подумать, можно ли что-то с этим поделать...

— Но всё это было во-первых. Что же во-вторых? Вы не дорассказали.

— Да, вы правы. Во-вторых, пропавшие бумаги. Нашёлся их след.

— И?.. — в голос спросили Аня и Володя, внимательно уставившись на Арамиса.

Епископ с долей вальяжности поставил кубок на стол и откинулся на спинку стула.

— Вашего невысокого коренастого человека, мадемуазель, зовут Жоффруа Планель, ему около сорока лет, — проговорил он, — Это мелкий помощник одного из секретарей господина Фуке. Помимо прочего ему время от времени доверялись необычные и деликатные поручения, которые выполнялись безупречно. По отзывам знакомых, Планель считался одним из самых ловких слуг в штате суперинтенданта, а его преданность прежде сомнению не подвергалась.

— А потом этот надёжный человек сбежал незадолго до ареста господина, как крысы бегут с тонущего корабля? — с недоумением спросила Аня.

— Планель действительно покинул службу за пару месяцев до ареста Фуке. Однако по заверениям ключницы, накануне своего ухода он разговаривал наедине с суперинтендантом и сообщил, где его искать, если понадобится какая-нибудь его услуга. Старая женщина, ставшая туговата на ухо, но не бросившая привычки подслушивать под дверью, к сожалению, не разобрала адреса. А на следующий день Планеля и след простыл.

— Странно получается, — сказал Володя. — Зачем вору и предателю сообщать господину Фуке свой адрес? Либо у него были более далекоидущие планы, чем простая кража с целью извлечения выгоды, либо он не предатель, и дело в чём-то ином.

— Я тоже об этом подумал, сударь. Ведь стоит отметить, что пропавшие бумаги проданы не были, во всяком случае не Кольберу, так как у этого финансиста их тоже никогда не было.

— Так надо срочно найти этого Жоффруа Планеля и всё разузнать! — всполошилась Аня, — Где он живёт?

— Здесь-то и скрыта главная трудность, мадемуазель. Слуга оставил свой адрес одному лишь господину Фуке.

— И что вы намерены теперь предпринять? — с тревогой спросила девушка.

— Узнать адрес у самого Фуке. Надеюсь, он его ещё помнит.

— Неужели вы хотите... хотите проникнуть к нему?

— Другого не остаётся.

— Боже мой! А как? С помощь Безмо де Монлезена?

— Да. Например, под видом бастильского духовника. Постороннего человека к узнику ни за что не пустят, а вот замкового каноника вполне.

— А настоящий замковый каноник?

— Господи, сударыня, всё не так уж сложно! — снисходительно промолвил Арамис, — Я прикажу этому священнику написать коменданту о своей болезни. Остаётся лишь выбрать удачный момент.

— Недурно устроено, — сказал Володя, — Но как я уяснил из рассказов Ани, охрана Фуке поручена д'Артаньяну и его мушкетёрам. Вы не боитесь, что ваш наблюдательный друг вас разоблачит?

По губам Арамиса скользнула тонкая загадочная улыбка:

— Боюсь. Но мне стало известно, что д'Артаньян на днях обращался к королю с просьбой об отпуске. Людовик не хотел давать его капитану в такое время, но осознав, что этот железный человек — всё же человек, наконец, уступил, доверив охрану узника лейтенантам мушкетёрской роты и коменданту Бастилии.

— И давно вам стало известно? — спросила Аня.

— Только сегодня.

— Должно быть, от близкого к его величеству человека?

Епископ смерил пытливых молодых людей острым лукавым взглядом, от которого даже флегматичному Володе стало не по себе.

— От духовника короля. Он исправно поставляет мне довольно деликатные сведения.

— Значит и духовник короля, и бастильский каноник...

— Иезуиты, — закончил за неё Арамис.