Visitation (джен)

Примечания:

Бечено

— Скажи, Гарри, — его голос был слегка хриплым от эмоций, которые отняли у него много энергии, — кто такой этот Тедди?

Гарри изумленно уставился на отца, который подозрительно смотрел на него, и на ухмыляющуюся мать.

Неужели они подумали, что… Да нет, не могли же они… Он был слишком молод для этого! Хотя, ведь для этих двоих данный аргумент не очень-то сработал? Они поженились, едва лишь закончив Хогвартс — в восемнадцать лет! Борода Мерлина, он бы уже был женат, если бы нашел ту единственную. Что ж, он нашел ее, не так ли? Просто он был слишком тупым, чтобы вовремя сообразить это. О черт, а что, если Гермиона хотела выйти за него замуж? Сейчас? Он еще не был готов! Его жизнь только-только наладилась, и он хотел наслаждаться ею! Но жениться на девушке, которую он любил… Гарри должен был признать, что в нем было что-то такое, что заставляло тепло разливаться по венам при мысли об этом.

«Гермиона Поттер», — мысленно произнес он с задумчивой улыбкой на лице. А ведь в самом деле приятно звучит, верно? Захочет ли она взять его фамилию или она была одной из тех немногих, кто настаивал на сохранении своей девичьей фамилии? Может быть, она хотела двойную фамилию? Гермиона Грейнджер-Поттер. Гермиона Поттер-Грейнджер? Нет, «Гермиона Поттер» явно звучало лучше. Мистер и миссис Поттер. Поттеры.

Всякий раз, когда кто-то говорил это, они всегда имели в виду его родителей, но теперь это подразумевало бы его и Гермиону. В чем была причина, по которой он пока не хотел связывать себя обязательствами? Он совсем забыл.

Глаза Джеймса медленно расширились, пока он наблюдал, как эмоции сменяются на лице его сына. Он не мог в это поверить. Он был дедушкой. Он — Джеймс Поттер — был дедушкой. Где-то в этом городе жил маленький мальчик или девочка по имени Тедди, который остался под присмотром Мерлин знает кого только затем, чтобы их отец мог поговорить с их бабушкой и дедушкой. По крайней мере, Джеймс надеялся, что Гарри убедился, что его ребенок остался с кем-то, кто жил в этом городе. Он не знал, как бы он воспринял возможность того, что его внук находится на другом конце страны. И с кем сейчас малыш? С приятелем Гарри? Может быть, с родителями Гермионы? О, он надеялся на последний вариант. Мысль о том, что ребенок Гарри остался на попечении друга, совсем не успокаивала Джеймса… Возможно, он предубежден, черт возьми, да, он был предубежден, но ничего не мог с этим поделать. Неудачный опыт…

Ребенок. Гордость захлестнула молодого волшебника, когда он представил, как его сын катит коляску по Косой аллее, Гермиона рядом с ним, а их ребенок — его и Лили внук — постоянно просит мороженого. Конечно, у ребенка были бы глаза Гарри. Такие глаза просто слишком великолепны, чтобы не примерить их на девочку или мальчика. Но…

Подождите минутку… Он еще не мог быть дедушкой! Он недостаточно долго был отцом! Мерлин, что ему делать? Он слишком молод! Черт возьми, во имя Морганы, им с Лили все еще было по двадцать одному году, а Гарри взял и сделал их преждевременно бабушкой и дедушкой? Это слишком рано! Он был слишком молод! Ему еще не было и двадцати, а у них уже был ребенок, о котором нужно было заботиться! Что же делать? Он должен был играть роль зрелого родителя, на которого можно опереться, и сохранять спокойствие в подобной ситуации, но, Мерлинова борода, как он должен был оставаться спокойным сейчас?!

Лили перевела взгляд с сына, который явно присутствовал только физически, на мужа, который медленно впадал в панику, судя по его поверхностному дыханию и потрясенному выражению лица. Как бы ни было забавно наблюдать за ними, она решила подавить свое волнение и вытащить сына из его, несомненно, счастливых мыслей, а мужа вернуть к нормальному сердечному ритму.

— Сколько лет Тедди? Это прозвище для девочки или мы говорим о маленьком мальчике?

Гарри моргнул и посмотрел на мать, которая ободряюще улыбалась ему.

— Тедди — мальчик, — ответил Гарри спокойным голосом. Его взгляд остановился на отце, реакцию которого ему было очень любопытно увидеть. — Он родился незадолго до окончания войны.

Он внимательно наблюдал за Джеймсом. То, что он только что сказал, должно было сделать очевидным, что он не был биологическим отцом мальчика. Гарри верил, что они инстинктивно знают, что он не позволил бы случиться чему-то подобному — не в той ситуации, в которой, по их мнению, оказался он и, конечно же, Гермиона.

Когда двое Поттеров не проявили никакой реакции, кроме как посмотрели на него с искорками, а в случае Джеймса — с легким опасением в глазах, Гарри глубоко вздохнул. Он заставил себя убрать руку назад, когда она дернулась, чтобы провести по волосам — нервная привычка, которую он перенял некоторое время назад, во время учебы в Хогвартсе.

— Его родители погибли во время последней битвы.

Джеймс нахмурился, но ничего не сказал. У него было смутное подозрение, и какая-то часть его хотела, чтобы это оказалось правдой. Другая, большая часть, часть, которая была на переднем крае и доминировала на протяжении всей первой войны с тех пор, как он узнал, что они с Лили ждут ребенка, кричала и вопила. Он знал, каково это — не иметь возможности защитить своего сына от войны и от его и Лили безвременной кончины. Он знал, что это сделало с Гарри. Он не хотел, чтобы ребенок еще одного Мародера прошел через то же самое.

Лили знала, о чем Гарри собирался рассказать, поскольку была рядом с ним, когда Ремус попросил его стать крестным отцом мальчика, но подумала, что лучше позволить ее сыну объяснить это самому. Новости, подобные этой, всегда должны поступать от человека, имеющего непосредственное отношение к делу, а не от какой-то третьей стороны, которая узнала об этом без чьего-либо ведома.

— Как-то раз, пока мы в течение нескольких недель жили на площади Гриммо, пришел Ремус и попросил меня быть крестным отцом его сына и сына Тонкс. И я согласился. Лучшее, что я мог бы сделать! — Гарри широко улыбнулся, увидев, как его отец резко выдохнул. — Тедди потрясающий. Он унаследовал от Тонкс способности метаморфомага, а от Ремуса — мозг. Он такой умный для своего возраста, и, естественно, использует этот мозг для проказ. Всякий раз, когда Андромеда водит его в Косой переулок, он думает, что это забавно — менять свою внешность каждые несколько минут, доводя бедняжку Энди до сердечного приступа каждый раз, когда она смотрит на него. Она никогда не может быть уверена, как он выглядит. Он любит копировать внешность всех окружающих. Всякий раз, когда я навещаю их, он делает себе черные волосы и зеленые глаза.

Гарри рассмеялся и покачал головой, с нежностью думая о своем крестнике.

— Никто на самом деле не может остановить его. Мы надеемся, что с возрастом ему это наскучит.

Джеймс улыбался, слушая истории о проказах, в которые ввязался сын его друга. Он не мог не испытывать жалости к Ремусу. Он знал, что для тех, кто ушел, были способы следить за жизнью живых, но он также знал, что это было такой же пыткой, как и благословением.

Единственное, в чем он был уверен на сто процентов, так это в том, что Тедди не вырастет нелюбимым и заброшенным, как Гарри. У него были люди, которые его обожали. В этом Джеймс был уверен, наблюдая, как его сын оживленно вспоминает, как Тедди удалось заставить бабушку искать его целый день, пока к ним не заглянула Гермиона, которая нашла его в шкафу для метел, с кожей такой же серой, как каменная стена позади него, и волосами такими же жесткими и коричневыми, как прутья метлы.

Тедди вырастет в кругу семьи и никогда не почувствует, что ему не хватает самого главного — своих родителей. Гарри позаботится об этом.

— Мы сможем когда-нибудь увидеть его? — спросила Лили. Она хотела лично познакомиться с маленьким мальчиком и посмотреть, сколько от своего лучшего друга она сможет в нем найти. Она взглянула на своего мужа, который наблюдал за Гарри с мягкой, но печальной улыбкой.

— Конечно, — воскликнул их сын. — Тебе даже не нужно спрашивать. Вообще-то, мы планировали забрать его где-нибудь на этой неделе, потому что прошло много времени с тех пор, как мы были с ним. С ним нелегко, а Андромеда не молода, поэтому мы помогаем ей, когда можем. Последние несколько недель были немного… беспокойными… Мы в самом деле не могли втягивать его во все это, вы же понимаете?

Лили медленно кивнула и постаралась не показать, как сильно она сожалеет о том, что они разлучили Гарри с его крестником. Было видно, что он любил его как своего собственного ребенка, так что ему, должно быть, было трудно сохранять дистанцию. Понимание того, что Джеймс и она не должны были нести ответственность за это, на самом деле не помогло справиться с внезапным приступом вины.

— Дай нам знать, если мы сможем помочь, хорошо? — голос Джеймса был тихим и мягким, когда он обращался к своему сыну. — Возможно, мы не очень опытные родители, но мы знаем, как обращаться с малышом, — он подмигнул младшему волшебнику, который тут же густо покраснел.

* * *

Спустя какое-то время Лили нашла своего мужа лежащим на их кровати. Она убедила Гарри сводить Гермиону куда-нибудь на пару часов, чтобы дать двум голубкам немного побыть наедине. К тому же она знала, что и ей, и Джеймсу нужно время, чтобы поговорить.

Джеймс знал, что Ремус погиб во время битвы. Он знал о смерти Сириуса, даже встречался с ним вскоре после этого, даже знал о том, что случилось с Петтигрю. Она позаботилась о том, чтобы именно она рассказала ему, что случилось с его бывшими лучшими друзьями, но столкновение с последствиями этого знания сильно ударило по молодому волшебнику. Это напомнило ему о том, что случилось с ними много лет назад. Черт, это напомнило ему о той самой ночи, которая разрушила все, ради чего они жили.

Она тихо вздохнула, медленно двигаясь от двери, у которой стояла, к двуспальной кровати, которая принадлежала им последние пару дней. «Все еще странно снова быть частью реального мира», — подумала Лили, когда ее рука коснулась мягкого одеяла, покрывающего удобный матрас.

Голова Джеймса слегка повернулась, отмечая ее присутствие, но он ничего не сказал.

Минуты текли, пока они сидели рядом друг с другом, моргая, когда солнце светило в окна, ослепляя их. Пальцы Лили легко выводили случайные узоры на спине Джеймса, мягко касаясь ткани его джемпера, на грани того, чтобы он почувствовал что-либо, кроме мимолетного тепла, исходящего от ее кожи.

Вздох был первым звуком, который издал один из них. Лили потерла усталые глаза и медленно моргнула, когда Джеймс обернулся и вопросительно посмотрел на нее. Грустная улыбка появилась на ее лице, когда она убрала упрямую прядь черных как смоль волос с красивого лица своего мужа.

— Все это слишком знакомо, не так ли?

Джеймс слегка кивнул, сделав глубокий вдох.

— Знаешь, какое желание это вызывает у меня? В смысле, что мне действительно хочется это сделать? Предпочтительно, вот прямо сейчас?

Рыжие брови медленно поднялись до такой же рыжеватой линии роста волос, прежде чем изумрудно-зеленый огонек загорелся в ее глазах, копируя озорное выражение в карих глазах мужа.

— Я очень, очень хочу сходить повидаться с этой семейкой.

* * *

Петуния Дурсль гордилась тем, что вела нормальную жизнь с нормальным мужем и нормальным сыном в нормальном районе в более чем нормальной части Англии, Суррее⁽¹⁾. Она была довольно невзрачной женщиной средних лет. Ее прямые светлые волосы были старательно уложены вокруг лица, ни одна прядь не выбивалась из прически. Светло-голубое платье было идеально застегнуто и украшено легким поясом из того же материала. Оно доходило ей до колен, слегка прикрывая их.

В целом, Петуния Дурсль была женщиной, которую вы не сразу заметили бы, проходя мимо нее на улице или в супермаркете, за исключением тех случаев, когда ее дорогой сын Дадли придерживался мнения, что ему отчаянно нужно то-то и то-то, и было необходимо очень громко потребовать этого перед всеми. В подобных ситуациях ее муж, Вернон Дурсли, обычно весело посмеивался и гладил своего сына по жидким светлым волосам, покрывавшим его круглую голову, бормоча о том, как он гордится тем, что его наследник знает, как высказать то, что у него на уме, и как добиться желаемого.

Напевая себе под нос, упомянутая домохозяйка держала в правой руке лопаточку, а в левой — ручку сковороды. Шесть полосок бекона весело шипели в жиру, ожидая, когда их подадут мужу и сыну; первый читал газету, второй практически не отрывал глаз от телевизора с плоским экраном, который находился менее чем в двух метрах от обеденного стола. Смех комедийного шоу эхом разнесся по залитой солнцем кухне, вскоре за ним последовали довольные смешки светловолосого мальчика, который в данный момент жевал сосиску.

— Премьер все еще не ушёл в отставку, — пробормотал Вернон Дурсль, неодобрительно качая головой над прочитанным в газете. — И этот человек называет себя политическим главой страны — позор!

— Не беспокойся об этом, Вернон, дорогой, и ешь свой завтрак, — радостно защебетала Петуния и положила три полоски жирного бекона поверх его омлета с сосисками. — Не нужно переживать из-за этого.

— Петуния, этот человек руководит нашей страной! Он руководит страной, в которой мы растим нашего сына. Как мы должны учить Дадли, как работает политика, если глава упомянутой политики — ни на что не годный никчемный человек, а? Скажи мне это!

Петуния тихо вздохнула, позволяя мужу выпустить пар. С тех пор, как мальчишка больше не жил в их доме летом, им стало сложнее справляться с жизнью. Не поймите ее неправильно, она благодарила небеса за эти счастливые обстоятельства, потому что кто вообще захочет держать отбросы в доме, но ей пришлось признать, что лето было намного менее напряженным, когда он был рядом, помогал ей с повседневными делами и давал ее мужу возможность сбросить раздражение, не говоря уже о Дадли, который то и дело жаловался на скучное лето. Вернон предложил ему найти работу и, может быть, даже собственную квартиру, но Петуния ничего этого и слышать не хотела. Ее Даддикинс был слишком молод, чтобы жить самостоятельно. В конце концов, ей нужно было убедиться, что у него достаточно еды и достаточно чистой одежды.

Петуния положила последние три кусочка бекона на тарелку сына и сбрызнула оставшимся жиром его яичницу. Ему нужны были все питательные вещества, которые он мог получить, особенно после той ужасной диеты, на которой его так долго держала школьная медсестра.

Поэтому, когда прозвенел дверной звонок, она не придала этому особого значения. В конце концов, была суббота. Это мог быть почтальон, доставивший один из заказов Дадлика, или даже кто-нибудь из соседей, желающий пригласить ее на чашечку чая. Она и не догадывалась, что в это самое субботнее утро вся ее жизнь развернется на сто восемьдесят градусов и ударит прямо в лицо.

Испуганный крик жены заставил Вернона оторвать свое тело от кухонного стула и поспешить к входной двери, где Петуния оцепенело уставилась на двух человек, мужчину и женщину, которые уже более десяти лет как должны были быть мертвы.

У мужчины были непослушные черные волосы, которые торчали во все стороны, очки, криво сидевшие на его длинном носу, и он дьявольски ухмылялся своей жене. А вот у женщины были длинные темно-рыжие волосы, которые спадали на плечи прямыми прядями, слегка развевающимися на ветру. Ее ярко-зеленые глаза опасно сверкнули. Она не выглядела счастливой.

— Вы умерли! — взвизгнула Петуния Дурсль и подняла дрожащий палец, указывая на свою сестру и шурина.

— Очевидно. Вот почему мы стоим на пороге вашей двери, — саркастически заметил черноволосый мужчина, которого Вернон знал как Джеймса Поттера, пока рыжеволосая женщина протиснулась мимо него в дом.

— Нам нужно перекинуться с вами парой слов, — продолжил он, направляясь вслед за женой в самый обычный коридор Вернона, — и нам нужно, чтобы вы двое уделили нам все свое безраздельное внимание, — он вытащил длинную коричневую палку и махнул ею в сторону входной двери, заставив ее захлопнуться. — Нам нужно, чтобы вы выслушали нас, не перебивая, — он махнул палочкой в сторону внутренней части дома, обрывая невнятное бормотание Петунии, — и нам нужно, чтобы вы знали, что мы более чем в ярости.

Вернон сглотнул, его глаза расширились, когда он увидел, что мужчина продвигается дальше вглубь их дома к кухне и гостиной.

1) https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/Суррей

Вернуться к тексту