Вниз по спирали (гет)

— Никакого стыда, — ворчал старый Освальд, устраивая на поднос нетронутую тарелку. — Хочешь помочь хорошим людям, сам предлагаешь свой дом под госпиталь, теснишься, понимаете ли. А кое-кто разборчивый даже не попробует рассольник, который ты варил два часа. Ну да, — он с сердитым видом повернулся ко мне, — с вашими кухонными роботами мне, может, и не сравниться. Но чего она хочет, я не понимаю? С голодухи ноги протянуть?

— Ну что вы, Освальд, вы здорово готовите, — отозвалась я, изрядно покривив душой: прогорклый вкус до сих пор чувствовался на языке. — Просто когда тяжело на душе, за стол совсем не тянет. Разве с вами такого не бывало?

Маленькие сизые глазки уставились на меня в искреннем недоумении.

— Ни разу. А вы к ней, что ли? — он покосился на притворенную дверь комнатки.

— Надо её проведать.

— Ну-ну, — хмыкнул Освальд и попятился к стене, давая мне протиснуться. — Мой суп есть не стала — думаете, с вами разговаривать захочет?

Я толкнула дверь.

Сгорбившаяся фигурка сидела на краю разобранной постели, смуглые пальцы отбивали монотонный ритм по железной спинке кровати. Взгляд упирался в босые ступни.

— Здравствуй, Эда, — я подошла ближе, присела на подоконник. Из-за треснутого стекла дуло нещадно, и я плотнее прижала шерстяную ткань платка к пояснице, всё ещё обмотанной биоплёнкой.

— Доброе утро, — отозвалась она, не поднимая головы.

— Да уже к закату время. Как твоя нога?

Эда пожала плечами:

— Доктор Тиллан сказал, лучше.

— Я слышала, он советовал тебе потихоньку её нагружать, упражнения делать. Что ж ты не встаёшь?

— Не хочется, — она покосилась на студёно-голубое небо за моим плечом. Я покачала головой:

— Даже роботы из нержавеющих сплавов превращаются в труху, если их не включать. Может, рановато списывать себя на металлолом?

— Может, и рановато, — Эда невесело усмехнулась. — А что мне делать? Были бы лекции, я бы училась как-нибудь. Но вы же сами видели, от Академии одни развалины остались.

— Не знаешь, чем себя занять? Это дело поправимое. Тиллану людей не хватает за ранеными ухаживать. Слушай, — я потянулась вперёд, — а готовишь ты как?

— Лейтенанту Торесу нравилось, — тускло отозвалась она.

— Ну, что пошло впрок ему, то и нам сгодится! Пошли к Освальду, скажем ему, что помощник нашёлся.

— Думаете, стоит?

— Ещё как стоит! — я вскочила с подоконника. — Вдруг нас наконец начнут кормить чем-то съедобным?

Спустив с плеч цветастый халатик, Эда поднялась, неловко припала на правую ногу. Я поддержала её под локоть:

— Помочь тебе одеться?

— Да ладно, я сама.

Отбросив подушку, она полезла в изголовье, под матрац, выудила свёрнутую форму. Присела, начала натягивать штанину. Полурасплетённая коса соскользнула с плеча на грудь, растрёпанные пряди упали на глаза.

— Причесаться надо, — пробормотала она, — а то скоро колтуны выстригать придётся. Вы не подадите мне гребешок, капитан Грат? Он на столике.

— Что-то не вижу… Ах, вон он куда запропал, — я отодвинула вазочку, до краев засыпанную конфетами и мармеладом. — У тебя тут прямо рог изобилия.

— Это всё Ранхил приносит, — хмыкнула она, стягивая на талии пояс. — Хотите — берите. Я ему твержу: куда мне столько? А он смеётся: углеводы, говорит, лишними не будут.

— Но и злоупотреблять ими не следует, — донеслось от двери. — Мисс Кавани, как вы себя чувствуете?

— Сначала скажите, что вы вообще тут делаете, — я смерила Леона подозрительным взглядом. — Вас что, из-под стражи выпустили?

Он неловко переступил с ноги на ногу, пальцы обхватили прижатое к животу запястье.

— Выпустили, капитан. Тиллан разрешил помогать ему с выздоравливающими.

— Чтобы их вновь сразила какая-нибудь неведомая хворь — так, что ли?

— Да у меня и в мыслях не было никого заражать! — впалые щёки залил свекольный румянец. — Это всё Торес. Застукал меня в «Альтаире» с малолеткой и пообещал молчать, если я для него кое-какую работёнку сделаю. Я было рыпаться — а он мне: «Если откажешься, сперва угодишь за решётку, а потом крышка тебе будет вместе со всей Конфедерацией. Я её сожгу до последней планетёнки — и начну с Кулона».

Я растерянно покосилась через плечо на Эду. Гребень в её руке скользил плавно, укладывая волосок к волоску. Блестящие глаза неотрывно глядели Леону в лицо.

— Долго вы работали на него? — тихо спросила она.

— Да с весны. Думал иной раз: может, заложить его властям? Глядишь, и мне скостят срок. Но как представлю скандал… Лина мне бы не простила. И потом, вдруг Торес и впрямь одолеет Конфедерацию? Видел я пару раз его шайку: эти головорезы мать родную сожгут, не то что планету.

— Что ж, зато сейчас вы по уши в выгоде, — усмехнулась я. — К сроку за совращение малолетних добавится участие в банде. Из тюрьмы вас невеста вряд ли дождётся.

— Так я же пытался от Тореса избавиться! — Леон всплеснул руками, и они вновь повисли, будто плети. — Это же я его по голове шарахнул. Мочи не было уже меж двух огней ходить. Думал, всем легче станет дышаться… и мне уже не придётся обманывать.

Эда сцепила пальцы под грудью, выступившие костяшки побелели.

— И ради этого вы обкололи Ранхила наркотиками? Вы и его хотели убить?

— Да не собирался я убивать мальчишку! — Леон тряхнул головой. — Мне надо было, чтобы он исчез на пару дней — тогда бы всё свалили на него. Нашли бы в его комнате и Тореса, и глушилку…

— А потом Ранхила бы судили вместо вас, — хмыкнула я. — И кто бы поверил его словам о том, что он ничего не помнит. Препарат-то, поди, через пару дней из крови выветривается?

Леон упрямо нахмурился:

— Этому прохвосту всё равно одна дорога — на зону. Рано или поздно он до неё доиграется. Эх, кабы я ударил посильнее, кабы мисс Кавани не полезла спасать Тореса, столько людей уцелело бы! Да и Академия бы не рухнула.

Эда яростно тряхнула головой:

— Какое вы имеете право так говорить? Вы не знаете Ранхила, даже не представляете, что он за человек! Да он под лучевой обстрел выйти не побоялся, чтобы меня вытащить! А вы думали только о себе.

Бледных губ Леона коснулась сочувственная улыбка:

— Все думают о себе, дорогая моя.

— Все, вы правы, — кивнула я. — Только у каждого это по-своему получается. Пошли, Эда? Освальд скоро затеет ужин, а если я снова получу пересоленные кабачки, моё терпение может и кончиться.

— Сюда заносите. Аккуратней, аккуратней, о косяк не тресните! — Немат нетерпеливо тряхнул головой. Парни в курсантской форме косились на него с явной тревогой. Ящики у них в руках не казались громоздкими, но, видно, присутствие адмирала смущало молодёжь настолько, что ребята так и норовили выпустить их из рук или приложить об стенку.

Засмотревшись, я сама не заметила, что иду по влажному полу. Каблук поехал, и я едва не растянулась посреди коридора в шпагат — спас адмирал, крепко ухвативший меня за плечи.

— Рита, а вам не рановато ещё вставать? Это хуже всего — в бой с недолеченными ранами.

— У меня не бой, адмирал, — рассмеялась я, переведя дыхание. — Небольшая гуманитарная помощь. У Тиллана ребята с ног валятся, он попросил меня лекарства разнести выздоравливающим.

— Список-то он вам дал? — нахмурился Немат.

— А как же? — я кивнула на планшет, выглядывающий из кармашка туго набитой сумки. Губы Немата тронула одобрительная усмешка.

— Молодец. Помню, лет тридцать пять назад в полевом госпитале — мы тогда дрались под Калипсо — медсестра заболталась со своим кавалером-штабистом и вколола мне вместо успокоительного энергетик. Я-то ладно, а вот у моего соседа — ужасно болтливый был тип — к ожогам на животе и ногах добавились переломы обеих рук.

— И, видимо, ему ещё повезло, — хмыкнула я. — Всё будет в порядке, господин адмирал. У меня нет кавалеров, которые могли бы меня отвлекать.

Седые брови недоверчиво приподнялись:

— Да ну?

За дверью что-то звякнуло, и до нас долетело приглушённое, но от того не менее отчаянное ругательство.

— Ну, троглодиты! — с бессильным вздохом адмирал стукнул кулаком по бедру. Распахнув дверь, он просунулся в комнату по плечи и гаркнул:

— Разбили?

— Думаю, что нет, адмирал, — со смешком донеслось в ответ. — Только не разрешайте им ничего поднимать, лучше я сам. Я не сломаюсь, а вот техника вполне может не выдержать варварства.

Я невольно помедлила у двери, направилась к соседней. Пациент мой никуда от меня не денется, пусть они сначала с ящиками разберутся.

Постучав, я заглянула к раненому:

— Можно?

Лохматая голова приподнялась над подушкой, ровные белые зубы блеснули в жизнерадостной улыбке:

— А как же! Заходи, котик.

— Сержант Барроу, — я с трудом удержалась, чтобы не прыснуть, — так нахально при мне ещё никто не нарушал субординацию. Не будь вы ранены, получили бы пять нарядов вне очереди, зайчик.

Широкие плечи Барроу задрожали от смеха, и он тут же болезненно поморщился, прижал ладонь к повязке над рёбрами.

— Ох, капитан, как же я рад вас видеть. Только, умоляю, не говорите, что вы пришли делать мне перевязку, — он подозрительно покосился на сумку с зелёным крестом.

— Кто бы мне перевязку доверил? — я присела рядом с ним на койку, достала коробочку с таблетками. Надо ещё раз со списком назначений сверить, а то как бы вправду путаницы не вышло. — Моя задача — дать тебе лекарство и убедиться, что ты его выпьешь, как и подобает преданному воину Конфедерации, не боящемуся трудностей.

Барроу утвердительно наклонил голову:

— Таких трудностей я не боюсь. Вот когда повязки менять начинают, рвут по живому… Приятного мало.

— А как же биоплёнка? — я растерянно провела ладонью по плечу, накрепко обмотанному под тканью блузы. — Она ведь обезболивает.

Барроу доверительно подмигнул:

— У меня почти на все виды регенерационных плёнок аллергия. А те, которые мне бы подошли, здесь не достанешь.

— Адмирал Немат об этом знает? — я протянула ему таблетку и стакан воды. — Вас надо как можно скорее отправить на Гею. Там наверняка всё найдётся.

Он пожал плечами:

— Первыми рейсами отправляют тяжелораненых, а уж все остальные потом. Ничего, капитан, потерплю.

Помолчав, он тихо произнёс:

— А вы ведь действительно добрались до Геи на флаере.

— Звучит так красиво, что мне даже жаль поправлять вас, — рассмеялась я. — Нас с адмиралом Иннардом подобрали на полпути.

Поднявшись, я поправила на плече ремешок сумки.

— Вы мне как-нибудь обязательно должны рассказать, сержант, как с ребятами вшестером ждали эскадру. И как пробирались в Академию перед землетрясением.

— Да там и говорить-то не о чем, — он махнул рукой. — Вы нам сказали ждать — мы и ждали.

Я потянулась к кровати, мои пальцы крепко пожали его ладонь.

— Я приду ещё, сержант. Держитесь.

Выйдя в коридор, я нерешительно прошлась около двери в комнату напротив. Знать бы, закончили там с ящиками или нет. Неудобно как-то врываться, если люди делом заняты.

Можно, конечно, спуститься вниз, отнести таблетки курсантам из большой палаты, а потом вернуться…

Нет уж. Если к нему нельзя, он мне сам об этом скажет.

Гулкий стук в дверь разнёсся по коридору.

— Хадарт Иннард?

— Проходи, Рита, — услышала я. И шагнула через порог.

Иннард сидел перед экраном, вытянув худые длинные ноги, откинувшись на подушки. Под коротким воротом рубашки виднелась синеватая биоплёнка, она же обтягивала обе лодыжки. На ладонях, на шее, на бледном лице выступали неровные малиново-розовые пятна, вокруг которых шелушилась, сползала обожжённая шкура.

Ох, наверное, ему до сих пор было больно говорить, может, даже улыбаться. Но серые глаза заискрились лукавством, уголки губ довольно приподнялись.

— Я как раз хотел тебя кое с кем познакомить, — пальцы крепко обхватили мою ладонь, привлекая меня ближе к экрану. — Мама, это Рита Грат, капитан Звёздного круга Терры. Рита, знакомься: Нерея Иннард, моя мать.

Из дальних далей на меня спокойно, с лёгкой тенью любопытства смотрела женщина с осанкой правительницы. Её волосы, такие же, как у Иннарда, прямые, жёсткие, цвета воронова крыла, были забраны к затылку и закручены в высокую причёску, несколько прядей спускались к обнажённой шее. Широкий нос и резко очерченные скулы придавали ей надменный вид, но когда яркие, чувственные губы улыбались, она, верно, казалась очень привлекательной.

— О вас много говорят, капитан Грат, — заметила госпожа Иннард. — Хорошо, что я наконец вижу вас собственными глазами.

— Рада встрече, — отозвалась я.

— Вы с Анваром, кажется, давние знакомые?

— О да, — я благодушно улыбнулась, — ещё с Терранской войны. Правда, тогда мы только и делали, что трепали друг другу нервы.

— Я бы не сказал, что с тех пор что-то серьёзно изменилось, — хмыкнул Иннард. Его мать слегка повела плечами:

— Что ж, по крайней мере, именно вы помогли моему сыну остановить это ужасное землетрясение, вывели его из огня. Вы имеете право на мою признательность. Я надеюсь увидеться с вами лично на Большом приёме и узнать вас получше.

— На Большом приёме? — я озадаченно нахмурилась.

— Разве вы ещё не слышали? — госпожа Иннард снисходительно улыбнулась. — Через две недели всех, отличившихся на Кулоне, будет награждать правительство Конфедерации. Анвара и вас, разумеется, в первую очередь. Я надеюсь, к этому времени самые жуткие ожоги уже заживут, — она озабоченно покачала головой. — Хотя пару рубцов можно и не сводить: на шее, например. Голографии с приёма попадут во все журналы. Следы былого мужества на герое очень подогревают интерес.

Потрескавшиеся губы Иннарда на миг сжались — и он тут же вновь беззаботно ухмыльнулся.

— Ты просто ни разу не чувствовала, мам, как чешутся эти следы былого мужества.

— Врагу не пожелаешь, — кивнула я.

Госпожа Иннард негромко рассмеялась:

— Что ж тут поделаешь — терпи. Медикаменты вам доставляют?

— Да вроде пока на дефицит никто не жаловался.

— Прекрасно, — она поднялась со стула, и складки алого платья мягко зашелестели. — Надеюсь очень скоро увидеть тебя дома, Анвар. Последние дни в Высоком собрании только и разговоров, что о тебе. Я горжусь тобой.

Иннард улыбнулся непривычно мягко, отстранённо, и его жёсткая ладонь нашла на покрывале мою руку.

— Спасибо, мам. До встречи.

— Жду тебя. А вам удачи и здоровья, капитан Грат, — благодушно обронила она.

Экран потух.

Повернувшись на бок, Иннард подпер подбородок ладонью. Серые глаза с любопытством заглянули мне в лицо:

— Что скажешь?

— Она впечатляет.

— Да, она даже Немата плясать под свою дудку заставила. Притащил от связистов монитор и всю аппаратуру — а то как же, матери не дают взглянуть на сына-героя. Героя, — с досадливой усмешкой повторил он. — Я всегда знал, что от храбрости до дурости — полшага. На кой меня вообще понесло в этот лес? Лучше бы, как ты, издали вычислял, куда целить.

— Главное, что ты цел, — я потрепала его по затылку. — Между прочим, я к тебе по делу. Вот, кожу лица обработать нужно.

Иннард с недоверием покосился на пластиковый флакончик, в котором плескалась бледно-розовая жидкость.

— Может, так обойдётся? Наверняка опять щипать будет.

— А ты потерпи, — я смочила тонкую салфетку, поднесла к его лбу, исчерченному багрово-коричневыми рубцами. Один спускался к самому веку — чудом глаз не достал.

Иннард смотрел на меня молча, неотрывно, и мне не хотелось отводить взгляд. Я осторожно провела салфеткой от виска к виску, отвела за ухо длинную чёрную прядь. Спустилась ниже, к переносице, и бугорков под моими пальцами коснулось тёплое дыхание. Короткие, едва отросшие ресницы опустились, позволяя мне коснуться век.

Щёки — жёсткие, в белесых хлопьях шелушащейся кожи. Шея, словно заляпанная пятнами краски от бледно-розового до багрового. Пусть так — всё заживёт, обязательно заживёт, и не будет больно, и не понадобятся никакие «следы былого мужества»… Потому что ты сам лучше всех знаешь себе цену — и в хорошем, и в плохом.

— Вот так, — я кинула салфетку в утилизатор. — Больше щипать не будет.

— Значит, всё? — Иннард отодвинулся к стене, похлопал по покрывалу. — Иди сюда.

Я потянулась к сумке:

— Погоди, ещё таблетку надо выпить.

Иннард с видом мученика поднял взгляд к потолку.

— Не морщись, не маленький. Где можно взять стакан?

— На столе бутылка, — он махнул рукой, — давай её сюда.

Пожав плечами, я открутила крышечку, достала из коробки белую кругляшку. Вернувшись к кровати, протянула её Иннарду, но он раскрыл рот, как галчонок, и я со смехом положила таблетку прямо ему на язык. Тёплые губы на мгновение сжали подушечку моего пальца, тут же выпустили из плена. Несколько капелек пролилось Иннарду на колени, прежде чем я наконец вручила ему бутылку:

— Пей уже.

Он с наслаждением прижался к горлышку, глотал долго, жадно.

— Ух, — провёл костяшками пальцев по лбу, — сам не знал, как мне пить хочется.

— Жара нет? — на всякий случай я наклонилась, прижалась своим лбом к его. — Как будто всё в порядке.

— Тогда ложись.

Скинув туфли, я устроилась рядом с ним, свернулась в клубок.

— Только на чуть-чуть, мне ещё на первом этаже обход делать.

— Угу, — выдохнул он мне в волосы. Проворная рука нырнула мне под локоть, обняла за талию. — Готовься, я собираюсь признаться тебе в страшной-страшной вещи.

Я хихикнула, но под рёбрами тревожно застучало.

— Что ж, признавайся, я тебе слушаю.

— Короче, вот, — он закатал левый рукав до локтя. Чуть выше запястья, между двумя полосками биоплёнки, болталась обтрёпанная нитка. Кое-где на неё были нанизаны странные беловато-розовые обломки.

— И что это? — я подняла брови. — Твой последний боевой трофей?

Иннард иронически покачал головой.

— Это бусы из ракушек, которые ты отдала мне. Вернее, всё, что от них уцелело. Боюсь, Дана Рейн останется без подарка.

Я со смешком придвинулась ближе, взяла его ладонь в свою. Нить, шершавая, вся в узелках, скользнула меж моих пальцев.

— Наверняка в каком-нибудь магазинчике на Терре найдутся точно такие же. А нет — выберу что-нибудь ещё красивее. Дане не придётся огорчаться.

— Огорчаться? — Иннард поднял брови. — Если она тебя и впрямь так обожает, как ты говоришь, она будет прыгать до потолка уже оттого, что ты вернулась целая и невредимая.

— Надо будет сказать маме, чтобы она приготовила для Даны гостевую спальню. Наверняка её нетрудно переделать в детскую.

Блеклые, сухие губы изогнулись в улыбке:

— Всё-таки забираешь Дану из приюта?

— Я, конечно, не смогу всегда быть рядом с ней. Но родители к Дане очень привязались, они нам помогут. И служить я буду на Терре, а не за тысячи световых лет от дома.

— Если тебе назначат на патрульный корабль, вряд ли у тебя останется много времени на домашних, — заметил Иннард. — Да и на себя саму.

— Начальству виднее, — я повела затекшими плечами. — Но было бы здорово, если бы меня направили в одно из наших военных училищ. Инструкторов до сих пор не хватает — наверняка место для меня найдётся.

— Интересно, куда же теперь переведут нашу Академию. Это ж сколько денег надо: новые корпусы, полигоны, техника…

— А разве здесь уже ничего не восстановишь?

Он мотнул головой:

— Комиссия по планетопользованию запретила ставить новый гравитационный стабилизатор. А без него планету раз в полгода будет трясти, как шарик на ниточке. Так что здесь даже склад утиля устраивать небезопасно.

— Выходит, Торес всё-таки добился своего, — пробормотала я. — Отнял планету у Конфедерации.

— Это ненадолго, — Иннард прикрыл ладонью зевок. — Нынешние начальники уйдут, придут другие, которые не научились на своей шкуре не трогать естественный порядок вещей… Они обязательно примутся строить тут города, или рыть каналы, или добывать какую-нибудь жутко ценную дребедень. И у них всё пойдёт как по маслу. Они получат кучу денег, нацепят ордена, начнут расхаживать, задрав нос. А потом — шарахнет. Для этого даже не нужен несчастный дуралей вроде Тореса. Просто планета терпит вмешательства в свои дела лишь до некоего предела. И его знает только она сама.

— Но ты сюда больше не вернёшься? — я приподняла голову, встречаясь с его непривычно мягким, задумчивым взглядом.

— Мне незачем возвращаться. Матушка проболталась, что меня назначают комендантом форта Айлара.

— Айлара, — озадаченно протянула я. — Это, кажется, где-то у Терранского рубежа?

Он кивнул с ухмылкой:

— На самом пограничье. Меня не затруднит слетать к вам в гости.

— Именно этого и ждёт полиция Терры, — я легонько щёлкнула его по подбородку. — Ты не забыл о своём почётном месте в двадцатке военных преступников?

— Я не собираюсь рисковать своей шкурой без особых причин, — серьёзно произнёс он. — Но когда ты соскучишься без меня, я прилечу, и никакая полиция меня не перехватит.

Я сглотнула. Меньше всего на свете мне хотелось говорить о том, что будет дальше, когда мы распрощаемся в очередной раз — теперь, похоже, всё-таки в последний.

— Анвар, — я уткнулась щекой ему в грудь, чтобы не видеть беспечного, нахального, нестерпимо желанного лица. — Мне кажется, я до сих пор тебя ненавижу. Но как-то совсем не так, как раньше.

— Я рад, — его дыхание щекотно коснулось моего затылка. Я мотнула головой:

— Так нечестно! Не сбивай меня с толку. Понимаешь, между нами всегда будет что-то стоять: наше прошлое, наши родные, друзья, политика… Расстояние, наконец. Терра для тебя закрыта, а я всегда буду чувствовать себя не в своей тарелке на Аллираде.

— Понимаю, — он негромко усмехнулся. — Хочешь сказать, что нам лучше разбежаться насовсем?

— Мы можем иногда писать друг другу, — неуверенно сказала я. — Созваниваться. Чтобы не чувствовать себя разделёнными.

— Неплохая идея, — в глубоком, обволакивающем голосе послышалось не то одобрение, не то насмешка. — Постепенно всё забудется, верно? Ты взбежишь вверх по карьерной лестнице, станешь адмиралом, может, главнокомандующим. Выйдешь замуж за славного парня, который будет ждать тебя со службы и разогревать в час ночи остывший ужин. И я женюсь на милой девчушке, которую мне представит на каком-нибудь приёме мать… Время от времени мы, разумеется, будем встречаться: не зря же учёные говорят, что Вселенная замкнута. Улыбнёмся друг другу, как старые приятели, посмеёмся над чьей-нибудь чужой глупостью — и снова по домам.

— Всё так и будет, — я заставила себя улыбнуться. — Знаешь, через сколько бы лет мы ни встретились, нам наверняка найдётся о чём поговорить.

Иннард крепче обнял меня, его ладонь прошлась по моей спине, поглаживая.

— По-хорошему, мне сейчас следовало бы накинуться на тебя, прижать к кровати и перечеркнуть все наши планы невинной бескорыстной дружбы. Беда в том, что с ободранной шкурой я гожусь для постельных игрищ не больше, чем пробитый шаттл — для межгалактических полётов. Да и потом, может, нам и впрямь стоит держаться друг от друга подальше.

— Чем дальше, тем лучше, — вздохнула я. — Не хотелось бы снова натворить глупостей.

— Если не хочешь, значит, не натворишь, — резонно заметил Иннард. Оперевшись ладонью о покрывало, он попытался повернуться на бок, и болезненная гримаса исказила на миг его лицо.

— Развалина, — процедил он сквозь зубы.

— Это пройдёт, — я потянулась к нему, поцеловала влажный от испарины висок. — Всё будет хорошо у тебя и у меня. Надо только перетерпеть.