Чёрная Эскадрилья/Black Squadron (джен)

Примечания: У меня такое впечатление, что авторша решила опускать Вейдера с каждой главой всё ниже, и я не уверена, что у этого процесса есть дно. Честно говоря, мне уже противно читать про, кхм-кхм, страдания этого жалкого слизняка.

Суд был назначен на полдень в одном из залов заседаний Сената, что было необычно для военного трибунала, но Вейдер не стал обсуждать решение императора.

Время начала суда уже почти подошло. Он пришёл вместе с императором, и они направились к зарезервированному для Палпатина месту в аудитории. Все присутствующие уважительно салютовали им. Вейдер остался стоять по правую руку от императора, держась руками за ремень. Вокруг с разрешения Палпатина расположились репортёры и камеры.

Вейдеру не хотелось находиться здесь, но в то же время он не пропустил бы этот суд ни за что на свете. В последние два дня ему было неспокойно: душу терзало жгучее сожаление. Тем не менее, он пришёл, не в силах оставаться в стороне от разыгравшейся трагедии, ужасный конец которой был известен заранее.

Вслед за Вейдером и императором вошли судьи — пять офицеров рангом не ниже моффа в безупречных оливковых мундирах. Вейдер никого из них не знал, кроме одного: на месте председателя комиссии он увидел гранд моффа Таркина с изможденным лицом — написав свою знаменитую доктрину, тот стал любимцем императора. Вейдеру уже доводилось работать с ним, и он уважал Таркина за эффективность и безжалостность, считая, что он почти сравнился в этом с самим Вейдером, но, учитывая контекст, это вряд ли было хорошо. За судьями следовал прокурор и несколько секретарей. Все вошедшие отсалютовали императору и заняли свои места за столом.

Вейдер мельком глянул на них и продолжил наблюдать за дверями, со страхом ожидая момента, когда приведут его сына.

Долго ждать не пришлось: вскоре вошёл Люк в окружении алых гвардейцев. Его руки были скованы, а голова опущена; он не реагировал на тычки гвардейцев. От синяков на лице не осталось и следа, но движения выдавали боль, и Вейдер понял, что бакту использовали только в тех местах, которые будут видны зрителям. Его подвели к скамье подсудимых, и он рухнул на неё, закрыв глаза и издав вздох облегчения.

Вейдер разглядывал его ещё какое-то время, подмечая детали, и сердце ситха закололо от болезненного вида сына. Тот сидел сгорбившись, хмурился и смотрел на деревянный стол перед собой расфокусированным взглядом. Ему выдали другую форму — без знаков отличия, — но волосы были сальными, а под глазами виднелись тёмные круги, выделявшиеся на фоне бледных заострившихся скул.

Стражники расположились по обе стороны от стула Люка, и Таркин открыл заседание.

"Обвиняемый, встать", — сказал он.

Люк снова закрыл глаза, собираясь с силами, и поднялся, опираясь руками на стол.

— Люк Скайуокер, вы обвиняетесь в измене, подстрекательстве к мятежу и фальсификации официальных документов. Вы признаёте себя виновным? — спросил Таркин.

— Нет, сэр.

Люк говорил слабым, охрипшим голосом, в тоне которого, тем не менее, сквозила спокойная уверенность. Таркин наклонился к нему с лицом, перекошенным от негодования, но Вейдер, которому приходилось общаться с гранд-моффом чаще, чем хотелось бы, знал, что он втайне наслаждается.

— Молодой человек, — заговорил Таркин с явным акцентом центральных миров, — похоже, вы не вполне осознаёте своё положение. У нас есть неопровержимые улики против вас, и вы никого здесь не обманете. Признание лишь облегчит вашу участь. Повторяю вопрос: вы признаёте себя виновным?

Люк сжал кулаки и снова ответил:

— Нет, сэр.

Таркин поджал губы.

— Молодой человек, вы подонок, позор Имперского Флота и всей расы, — проговорил он, подчёркивая каждое слово. — Вы не только помогали врагам Империи, но даже сейчас, когда все знают о ваших преступлениях, встали в позу, позорясь ещё больше! Вам не стыдно? Неужели вам неведомы приличия? Вам известно, что ложь перед лицом Его Величества сама по себе является преступлением?

— Я не лгу, сэр, — прервал его Люк. — Я невиновен.

В зале зашептались, а Таркин метнул на Люка убийственный взгляд, который мог бы соперничать с молнией императора, и медленно откинулся на спинку стула.

— Очень хорошо. — Он небрежно махнул рукой. — Обвиняемый, сядьте. Я прошу сторону обвинения представить суду доказательства.

Люк рухнул на стул и расслабился. Офицер, выполнявший роль прокурора, — генерал с крючковатым носом и маленькими тёмными глазками, — поднялся с места. На столе перед ним лежала стопка флимсипласта. Прочистив горло, он заговорил:

— Господа, — он взял первый лист из стопки, — у меня есть письменные показания свидетеля, пожелавшего остаться неизвестным, которые подтверждают присутствие обвиняемого на нескольких запрещённых собраниях повстанцев во время его обучения в Имперской Академии Префсбелта. — Продемонстрировав лист всем присутствующим, отложив его и взяв следующий, офицер продолжил: — А также имеется свидетельство его связи с двумя сокурсниками-перебежчиками: Биггсом Дарклайтером и Дереком Кливианом, которые бросили службу и вступили в ряды восстания вскоре после окончания академии...

Офицер всё говорил, но Вейдер больше не слушал. Он смотрел на Люка, неподвижно сидевшего на стуле, опустив голову, с несколько ошалелым видом, пока прокурор предоставлял документы один за другим. После показаний анонимных свидетелей в списке появились записи в имперских журналах, словно смертельная литания, печать неотвратимости наказания.

Ему придётся умереть. Осознание ударило Вейдера под дых — у этого суда может быть только один итог.

— Спасибо, генерал, — поблагодарил Таркин, когда тот завершил обвинительную речь демонстрацией записей из школы на Татуине. — Есть ли у вас свидетели, готовые дать показания в суде?

— Да, губернатор, — ответил прокурор и указал жестом на часть аудитории у себя за спиной. — Два пилота эскадрильи, в которой служил энсин Скайуокер, согласились дать свидетельские показания.

Взглянув на пилотов, Вейдер понял, что его подразделение поддерживает сторону обвинения. У всех было серьезное выражение лиц — от мрачного до печального. Генерал подал знак, и один из них взошёл на трибуну для дачи показаний.

Вейдер перевёл взгляд на Люка: тот поднял голову и уставился на жабье лицо свидетеля, казалось, побледнев ещё больше, если это было возможно.

— Свидетель, назовите своё звание, имя и должность.

Пилот вцепился в стойку.

— Лейтенант Аарм Яго, — сказал Корл. — Я пилот Имперского флота.

Генерал заглянул в свои записи.

— Лейтенант Яго, вы служили в одной эскадрилье с обвиняемым — энсином Скайуокером?

— Да, генерал.

— Вы утверждаете, что замечали нечто подозрительное в его поведении?

— Да, генерал.

— Можете рассказать суду, что именно?

Корл слегка замялся, но затем с энтузиазмом продолжил:

— Было не похоже, что он был предан делу. Когда-то мы все были молодыми и боялись сражений, боялись убивать, но мне показалось, что за его нежеланием убивать стоит нечто большее. Даже спустя несколько месяцев оно не прошло: он никогда не горел желанием уничтожить противника и даже несколько раз колебался, прежде чем это сделать. Он всегда был скрытным и вечно огрызался.

В ответ прокурор кивнул, сохраняя бесстрастное лицо, зато Люк выглядел разбитым — он смотрел на Корла с таким видом, будто не мог поверить своим ушам

— Тем не менее, вы тогда подозревали, что энсин Скайуокер — член восстания?

Корл мельком глянул на Люка и снова перевёл взгляд на генерала.

— Ну... не знаю... Я, конечно, считал это подозрительным, но чтобы восстание... Однажды он спас мне жизнь...

— Лейтенант Яго, прошу вас, отвечайте на вопрос. Вам когда-либо приходило в голову, что энсин Скайуокер — член восстания?

Корл вцепился в стойку до побелевших костяшек. Он опустил голову и задумался. Наконец он снова выпрямился, глубоко вздохнул и заговорил:

— Приходило, пару раз.

Даже не слыша Люка, Вейдер мог догадаться, что тот ахнул, а Корл поджал губы.

— Спасибо, лейтенант Яго, можете садиться, — сказал прокурор.

Корл поспешно ретировался обратно на скамью. Он шёл с прямой спиной, но потупив взгляд.

Обнаружив, что руки сами сжались в кулаки, Вейдер попытался расслабиться. Похоже, всё совсем плохо. Подумать только — они заметили, что Люк — предатель, а он — нет... Как здорово его разыграли... и как его это бесило. Он и правда дурак. И всё же, он вдруг с удивлением осознал, что отдал бы всё, чтобы пилоты были так же слепы, как он сам; чтобы судьи не услышали ни слова из этих показаний, если бы это дало Люку шанс на...

Но шансов, разумеется, не было. Ничто бы не помогло.

— Обвинение просит разрешения вызвать второго свидетеля, — объявил генерал.

— Пожалуйста, — разрешил Таркин.

Место Корла занял человек более плотного телосложения и невысокого роста. Он выглядел уставшим и неуверенным: постоянно кусал губы и, в отличие от своего товарища, избегал смотреть Люку в глаза.

— Пожалуйста, назовите ваше звание, имя и должность

— Лейтенант Рерик Пелл, пилот Чёрной Эскадрильи, — ответил он, и Вейдер узнал глубокий голос, который участвовал в разговоре о Люке днём ранее.

— Лейтенант Пелл, — начал прокурор, — во время службы в одном отряде с энсином Скайуокером замечали ли вы за ним странности или подозрительное поведение?

После продолжительной паузы пилот ответил:

— Он... иногда отдалялся от нас — ссылался на занятость. Иногда мы не видели его целыми днями. Особенно после смерти заместителя нашего командира.

— Вы когда-нибудь подозревали, что за этим скрываются низменные мотивы?

— Нет, — не раздумывая ответил Пелл. — Иногда я задавался вопросом, что у него на уме, но даже представить себе не мог...

Он прервался и опустил голову.

— А теперь, оглядываясь назад, в свете новых фактов вы могли бы назвать какие-либо его действия подозрительными?

Пилот поднял голову и задумался.

— Может быть... Его прогресс в пилотировании был невероятным, но он никогда об этом не говорил...

— И всё? — настаивал генерал. — Он просто был скрытным?

— Да, — ответил Пелл, а затем вдруг как будто что-то вспомнил. — Хотя... кажется, однажды я видел, как он поспешно спрятал планшет под кровать.

Люк вытаращил глаза и словно невольно заговорил слабым голосом:

— Это неправда. Гром, ты что?

Он умоляюще смотрел на товарища по отряду и выглядел ужасно подавленным. Пелл мельком глянул на него, но тут же отвёл глаза.

— Тихо, — рявкнул Таркин на Люка, и тот опустил голову с мрачным видом. — Свидетель, продолжайте.

— Я не уверен, — заговорил Пелл, нервно потирая руки. Реплика Люка привела его в замешательство. — Точно не помню.

— Планшет, — напомнил прокурор. — Вы видели, как энсин Скайуокер прятал свой планшет...

— Нет, — заявил пилот с категоричностью, которая удивила Вейдера. — Я ошибся. Я не помню.

Генерал метнул на него многозначительный взгляд, но Пелл постарался выдержать его. Наконец, спустя вечность, прокурор со вздохом сказал:

— Хорошо, можете сесть.

Пилот вернулся в аудиторию к остальным членам отряда. Люк пристально смотрел на них со своего места. У Вейдера заныло сердце, когда он увидел, как весь отряд сидит далеко от его сына, напротив него, хотя они столько раз летали вместе. Он знал, что Люк к ним привязался, так как его одиночество и боль были очевидны.

Высокопарно взмахнув рукой, прокурор обратился к Таркину:

— Губернатор, обвинение закончило. Как вы могли видеть, доказательства вины подсудимого абсолютно неопровержимы. Факты говорят сами за себя, мне нечего добавить.

— Спасибо. — Таркин кивнул ему. — Сторона защиты желает высказаться?

— Нет, губернатор, — ответил человек, сидевший рядом с Люком — это был худощавый мужчина в очках, который с начала заседания не произнёс ни слова. — Мне кажется, всё ясно, я ничего не могу добавить.

У Вейдера участился пульс — вот и всё. Конец...

— Я хочу высказаться, — заявил Люк, подавшись вперёд. Его глаза горели решимостью, от которой Вейдеру стало не по себе. Казалось, что Люк хочет встать, но не может из-за слабости. — Вы обязаны дать мне последнее слово...

Стражник ткнул его жезлом в ногу, Люк зашипел и резко умолк.

— Молчать!

— Нет, пусть говорит, — медленно произнёс Таркин, уставившись на Люка. Улыбочка губернатора не нравилась Вейдеру. Таркин указал рукой на Люка и откинулся на стуле. — Давай, парень! Расскажи, чего мы не знаем, и попробуй изменить мнение суда, раз ты считаешь, что сможешь.

Люк вздохнул и, поморщившись, с трудом поднялся. Медленно обойдя стол, он вышел в центр зала. Таркин закивал, увидев, с каким трудом он передвигается у всех на глазах.

— Я знаю, что вы не передумаете, — голос Люка звучал устало, но он старался говорить достаточно громко, чтобы его услышали все присутствующие. — Понятно, что мне вынесли приговор ещё до начала заседания, но я не позволю вам отправить меня на смерть, не дав сказать ни слова. Я не собираюсь молчать.

Люк сглотнул и прочистил горло.

— За всё время обучения я посетил ровно одно собрание мятежников — только чтобы мой друг угомонился. Я был уверен, что всё это пропаганда и что я напрасно трачу время. Их лживые утверждения казались настолько преувеличенными, что не могли быть правдой. Я поверить не мог, что кто-то воспринимает это всерьёз.

Он глубоко вздохнул.

— Ну что же, теперь я знаю.

Вейдер чуть не содрогнулся, поражённый болью и яростью, с которыми были произнесены эти слова.

— Я знаю, — Люк позволил нарастающим эмоциям проявиться в тоне голоса, — потому что мне пришлось испытать это на себе. Допрос с пристрастием — так вы называете это в документах. Меня накачивали наркотиками, били, пытали электричеством, и при этом я почти не ел, не пил и не спал. Я даже представить себе не мог такую боль.

Люк посмотрел на Вейдера, и у того замерло сердце.

— А я невиновен. Эта мысль грела меня, позволяла не впасть в отчаяние. Я был верен Империи и хотел лишь служить ей. Но им было всё равно, они пытали меня, как будто это не имело для них значения. Я знаю, что умру, и был бы рад умереть во славу Империи. Я был готов на это с того момента, как подал заявление в академию.

Он опять сглотнул, облизал губы и скривился от боли. Невзирая на то, что Люк был ослаблен, Вейдер обнаружил, что не мог шелохнуться, пока он говорил.

— Но это не та Империя, за которую я сражаюсь, и не те стабильность и безопасность, которые мне обещали. Не за такой мир мы боролись. Я больше не могу закрывать глаза на жестокость, которая буквально коснулась меня самого. — Его голос дрогнул, и он издал подобие усмешки. — Мы заслуживаем лучшего. Империя заслуживает лучшего.

После этих слов на какое-то время воцарилось молчание. Вейдер стоял неподвижно, но сердце бешено колотилось. Ему было сложно вынести эмоции, которые вызвала в нём страстная речь сына: сожаление о том, что Люку пришлось пройти через такое, и надежда вопреки всему, что этот крик души может спасти его.

Но ситх понимал, что этого не случится. Люк должен умереть, и этого не избежать.

Вдруг гробовую тишину нарушил пронзительный смех Таркина.

— Так-так, — заговорил он, обращаясь ко всем присутствующим с омерзительной улыбочкой. — Господа, вы только что увидели доказательство того, что правильные методы всегда ведут к признанию.

Он повернулся к Люку, который выглядел явно удивлённым.

— Итак, молодой человек, вы наконец признали, что посещали собрания мятежников, хотя раньше упорно отрицали это?

— Что? — Люк часто заморгал. — Я...

— Вы признали существование друга, который привёл вас к повстанцам — несомненно, он был одним из тех двоих, кому вы помогли дезертировать?

— Я не это имел в...

— А с какой экспрессией вы говорили о том, что поддерживаете позицию повстанцев! Если добавить к этому признание, которое вы сделали при задержании, я полагаю, теперь вы подтвердили все выдвинутые против вас обвинения.

— Мой отец умер во время Войны Клонов, — выпалили Люк в лицо торжествующему Таркину. — Он никогда не предавал Республику, как я не предавал Империю. Я никогда не хотел скрывать своё родство с ним и горжусь тем, что я его сын!

Вейдер стиснул зубы и призвал всю свою выдержку, чтобы не двинуться с места. Ему хотелось... он даже сам не знал, чего — чего угодно, лишь бы не видеть это унижение его сына, хранившего верность человеку, которого он считал умершим.

О, как же ему хотелось обнять Люка, защитить, закрыть его собой от этого злонамеренного сборища и рассказать ему правду об отце. Он опять начал думать о том, как всё могло сложиться, если бы только ему представился случай спрятать Люка до того, как всё закончится.

Но тут он вспомнил слова Палпатина: "Он снова предаст тебя". Иначе и быть не может.

Таркин уставился на взбешённого Люка, теперь уже не скрывая удовольствия от того, что вывел его из себя.

— Мальчик, я был знаком с твоим отцом, — сказал он, и Люк стиснул зубы. — И джедаев я тоже знал — у них был архаичный культ, от которого не было никакого толку. Они были лишь помехой на пути прогресса. Без них мир стал гораздо лучше, а когда мы избавим его от всех подобных тебе, он станет ещё лучше. Ты преступник, хуже любого паразита, и твоя смерть будет соответствующей.

Взглянув на свои бумаги, он взял молоток.

— Люк Скайуокер, вы признаны виновным в измене, подстрекательстве к мятежу и подделке официальных документов, — его тон снова стал бесстрастным. — Вы приговариваетесь к смертной казни. Имперский Военный Кодекс предписывает привести приговор в исполнение в течение сорока восьми часов с момента вынесения приговора.

Резкий стук молотка было слышно всему залу.

У Вейдера в жилах застыла кровь: вот и всё. Приговор вынесен.

"Ему придётся умереть. Надо, чтобы он умер", — повторял он про себя, как будто это помогло бы ему смириться. Постепенно ужасный смысл слов притупился, но горе и сожаление остались.

Всё кончено.

Люк смотрел перед собой, растерянный и ошеломлённый, словно произошедшее не укладывалось у него в голове. Когда Алые Стражи подошли, чтобы увести его, он, похоже, вернулся в реальность. Он отпрянул от стражников, а затем пошатнулся, поднял руки к глазам и стал лихорадочно озираться в поисках опоры, после чего его ноги подкосились, и он рухнул на деревянный пол.

Когда Вейдер увидел, что он потерял сознание, то схватился за голову, испугавшись, что Люк умер. Но его окружили стражники, и один из них ударил его пикой, рявкнув, чтобы он поднимался. Люк вздрогнул и приподнялся на дрожащих руках, но ему мешали наручники. Он подполз к судейскому столу и подтянулся, держась за него и дрожа от изнеможения. Голову он не поднимал, чтобы не видеть самодовольное лицо Таркина. Как только он встал на ноги, стражники грубо схватили его и вывели из зала, то ли удерживая, то ли поддерживая его за руки. После этого судьи поднялись с мест, синхронно отсалютовали императору и строем вышли.

После их ухода тишина была нарушена журналистами, которые одновременно заговорили, собираясь начать трансляцию. Вейдеру претила эта публичность и то, что вынесение приговора Люку будет показано всей галактике, но это и было основной целью судебного процесса — на примере Люка показать, что невозможно предать Империю и остаться безнаказанным, особенно если ты солдат у неё на службе.

Поднялся император, и в зале снова стало тихо. Вейдер чуть не забыл, что Палпатин тоже здесь, охваченный ужасом при виде столь организованного разбирательства. Император вышел из зала — впереди него шли гвардейцы, а позади — Вейдер.

Они прошли по коридору и направились к посадочной площадке, чтобы вернуться во дворец, но Вейдер отстал от них. На выходе из ротонды у дверей на каменной скамейке сидел Люк в окружении штурмовиков. Они ждали спидер, который должен был доставить Люка обратно в тюремный отсек императорского дворца.

Вейдер сбавил шаг — у него дрогнуло сердце при виде сына, сгорбившегося и уставившегося перед собой расфокусированным взглядом. Вейдеру было невыносимо думать о том, что его сын видит небо в последний раз.

Его неудержимо влекло к Люку, и он подошёл. Вейдеру хотелось взглянуть на сына, пока это ещё было возможно; хотелось поговорить... сказать ему всё, что не успел.

Солдаты расступились, пропуская его. Люк поднял голову и напрягся, увидев командира. Выражение его лица было таким, что слова увязли у Вейдера на языке. Вблизи было заметно, что белки глаз Люка покраснели, резко выделяясь на фоне бледной кожи, а радужки блестели, но при этом казалось, что свет в глазах померк. Вейдер изо всех сил старался не думать о том, как эти глаза потухнут и станут пустыми.

— Скайуокер, — заговорил ситх с показной уверенностью, пытаясь избавиться от ужасного образа.

Люк отвернулся.

— Что вам нужно?

В Силе Вейдер ощутил вызов и враждебность, хотя вопрос был задан сердитым шёпотом. Солдат тут же схватил его за руку.

— Имей уважение!

Он собрался ударить Люка, но Вейдер протянул руку и сказал:

— Не надо.

Ему больше не хотелось смотреть, как над его сыном издеваются. Люк столько всего вытерпел и заслужил более мягкого обращения в оставшееся ему время.

Он уже выглядел так, будто стоял одной ногой в могиле, и Вейдер не мог оторвать от него глаз, болезненно зачарованный его ссутулившейся позой, выражавшей усталость, боль и истощение. В голове невольно всплыли воспоминания о лучших временах, когда Люк улыбался и смеялся, был исполнен любопытства и энергии, и у ситха заныло сердце при мысли о том, что всё потеряно.

Люк удивился и снова поднял голову. Вейдер почувствовал его недоумение, а также недоумение солдат, и смутился.

— Я сам его накажу, если сочту нужным, — вдруг добавил он, чтобы скрыть минутную слабость, и тут же пожалел о своих словах.

Люк побледнел, хотя, казалось, было уже некуда, стиснул зубы и посмотрел на него с такой ненавистью, что Вейдер чуть не содрогнулся. Затем он поджал губы и опустил голову, уставившись в пол.

Вейдер долго смотрел на него, застыв на месте, не в силах вымолвить ни слова. Сколько всего они не сказали друг другу. Но какой теперь смысл в словах? Они ничего не исправят. Никакие признания и откровения не изменят ужасную правду, от которой Вейдер так долго увиливал.

Он любил этого парня — любил своего сына, с которым даже не был знаком, — и боль от осознания того, что Вейдер скоро потеряет его, затмевала боль от его предательства.

Услышав звук двигателя спидера, ситх обернулся и увидел, как перед ними остановилась машина с имперским гербом. В оцепенении он отошёл, позволив солдатам затолкать Люка в спидер. Двери закрылись, и машина уехала.

Император подошёл и тоже посмотрел вслед спидеру. Вейдер, который уже и забыл о его присутствии, безмолвно последовал за ним к машине императора.

Вечер прошёл как в тумане. Вейдер неподвижно стоял в знакомом коридоре и потерянным взглядом смотрел на закат. Он разблокировал связь с Люком и какое-то время изучал её, зная, что их разделяет всего пара этажей. Она была приглушённой и отдалённой, но Вейдеру хотелось почувствовать всё, что чувствовал его сын, пока это было возможно — пока не наступил конец. Больше он ничего не мог сделать.

После наступления ночи император снова подошёл к нему.

— Казнь назначена на 5.30 — с восходом солнца, — тихо пробормотал он, чтобы никто не слышал. — Я думаю, тебе лучше не смотреть. Исполнять будет коммандер Пиетт.

Значит, ему не дадут посмотреть на казнь сына. При мысли о том, что они больше никогда не увидятся, Вейдера охватило сожаление — хотелось возразить, сказать, что он хочет присутствовать. Но, с другой стороны, он слишком устал и испытывал облегчение от того, что не увидит, как Люк испускает последний вздох.

"По крайней мере, Пиетт не жестокий и не станет тянуть — всё закончится быстро", — невольно подумал Вейдер.

— Мужайся, Лорд Вейдер, — зашептал император. — Черпай Силу из Тёмной Стороны. Она даёт тебе знаки: пусть её мощь подпитывает тебя, взращивай её в себе.

Вейдер лишь коротко кивнул. Ему хотелось бы сказать, что это неважно, что парень ничего не значит для него, но теперь не было смысла притворяться. В эти последние часы, которые меняли всю жизнь, многие вещи оказались бессмысленными, осталась только боль.

Вейдер глянул на часы в углу экрана своих визоров и ощутил странное беспокойство: была уже почти полночь. Меньше, чем через шесть часов, всё будет кончено.

Император тронул его за плечо своей бледной рукой.

— Я пойду. До завтра, — сказал он и ушёл, оставив ученика наедине со своими мыслями.

Звёзды за окном трепетали в ожидании — их огоньки подрагивали, такие маленькие и хрупкие в бесконечной тьме вселенной.