Они знали (джен)

Слишком быстрые и поверхностные суждения свойственны очень многим. Мои родители часто говорили мне об этом. Потому я и поддерживал Поттера и Дамблдора, когда их травило Министерство с «Ежедневным Пророком». Все вокруг твердили, будто эти двое спятили, но я с самого начала обозначил свою позицию, заявив всем, что они правы. В итоге глупцами оказались те, кто им не верил.

В истории с профессором Снейпом — бывшим преподавателем зельеварения, последним директором Хогвартса, вышло то же самое. И хотя в этот раз я и сам очутился среди «глупцов», но могу посоветовать остальным воспринимать это как лишний жизненный урок. Очень легко поверить в то, что видишь перед глазами, особенно если тебе самому хочется так думать. Попытаться же проникнуть в суть — гораздо сложнее. Ну что ж — многие из тех, кто заблуждался, как я надеюсь, будут впредь умнее…

Нельзя сказать, что я был близким другом Гарри, однако, как и моя семья, я всегда оставался на его стороне. Я участвовал в «Отряде Дамблдора» и борьбе против тирании Амбридж. В последний же год, являясь старостой школы, я принимал участие в важных для всех событиях. Если учесть, что вторым старостой школы был никто иной, как Драко Малфой — можно считать закономерным, что в школе развернулась практически настоящая война.

Преподавательский состав тоже разделился на две группировки. В одну входили брат и сестра Кэрроу, дружно и справедливо презираемые всеми, а также сам директор, которого все столь же горячо ненавидели. В другой были все остальные преподаватели. Мы прекрасно знали, что они сохранили работу только на условиях лояльности новой власти. Разумеется, смирились все только для вида. По-настоящему и студентов и преподавателей объединяла общая цель: война не на жизнь, а на смерть с Темным Лордом и его последователями.

Я искренне ненавидел Пожирателей Смерти, поскольку не мог забыть о смерти Седрика Диггори. Красивого и смелого юношу обожали на нашем факультете. Благодаря ему, не избалованный победами Хаффлпафф получал изрядное количество призовых баллов и кроме того, Седрик был отличным игроком в квиддич, что редкость для учеников нашего факультета. Поэтому то, с какой легкостью и равнодушием был уничтожен наш товарищ, оставило отпечаток на душах большинства хаффлпаффцев. Неудивительно, что на следующий год столь многие вступили в «ОД», боролись против тирании Амбридж, а потом включились и в войну со Снейпом и Кэрроу.

Лично я до убийства Дамблдора не имел никаких особенных причин для неприязни к профессору Снейпу. Если не считать Святочного Бала, когда из-за нескольких младшекурсников, пойманных им в кустах, Хаффлпафф лишился тридцати очков. То есть, подобно большей части студентов, я считал его придирчивым и несправедливым учителем, каким он и был на самом деле. Однако это не мешало мне признавать, что он профессионал в своем деле, а это уж чего-нибудь да стоило. Мой отец, бывший одно время близким к научным кругам, говорил, что не раз слышал, как самые известные и признанные мастера называли его гением. Уже одно это заставляло особенно прилежных и амбициозных студентов, смотреть на «злобную летучую мышь» с неким подобием уважения. Правда, его придирчивость и явная нелюбовь ко всем студентам, за исключением учеников собственного факультета, конечно, бесила. К тому же мои способности к зельям хоть и были выше среднего, выдающимися назваться никак не могли бы. Тем не менее, на нашем факультете я оказался единственным, кто получил проходной балл на С.О.В. и таким образом оказался в числе студентов профессора Слагхорна, когда Снейп, наконец-то, получил от Дамблдора вожделенную должность профессора Защиты от темных Искусств.

Я не лукавил, назвав хорошим его первый урок. Мне и в самом деле понравилось, несмотря на то, что для участников «ОД» Щитовые чары не могли представлять трудностей. Разумеется, следовало ожидать, что Гарри не сможет на шестом курсе вести занятия, а многие из нас не смогут их посещать.

Индивидуальные расписания не оставляли времени ни на что, кроме учебы, а уж тем более вместе с обязанностями старост. У меня, кроме зелий и Защиты еще были заклинания, магловедение и гербология. На последней всегда отличался Невилл Лонгботтом, которого наш декан считала одним из самых способных своих учеников. Как я заметил, Невилл после приключения в Министерстве сделался куда увереннее. И Снейп не вызывал больше у него прежнего панического страха. Впрочем, тому, кто сражался лицом к лицу с Пожирателями Смерти было бы странно бояться кого бы то ни было, даже декана Слизерина.

О прошлом этого человека знали все. Знали, что в ранней юности он был в числе сторонников Темного Лорда и сейчас прикидывается таковым, шпионя для Дамблдора. Знали, что директор безоговорочно верит своему агенту. Многие, (и в их числе мои родители), поражались легковерию великого волшебника. У всех учителей (кроме, может быть, профессора Слагхорна), сложилось такое же мнение. Но Дамблдор не желал слушать никого. В последний же год своей жизни он проводил со Снейпом куда больше времени, чем обычно. Студенты сходились на том, что они обсуждают тайные планы, связанные с начинавшейся войной. Исчезновения, убийства, несчастные случаи следовали один за другим. Людей постепенно охватывал страх. А тут еще происшествия с Белл и Уизли. Никто не знал, что делать и что будет со всеми нами завтра…

Поврежденную руку директора в первый день учебы видела вся школа. Строились различные догадки, кое-кто пытался даже порыться в специальной литературе. Разумеется, ни к чему их старания не привели. С течением времени вид покалеченной руки Дамблдора нисколько не улучшался. Уже одно это могло бы навести на мысль, что происходит нечто серьезное, только мало кто обращал внимание на состояние здоровья Дамблдора. Вечеринки Слагхорна, уроки, квиддич, уроки аппарирования — все это лишило бывших членов «ОД» возможности общаться так близко, как раньше. Мы все снова разбились на внутрифакультетские компании и занимались своими делами.

Ребята, посещавшие прорицания, рассказывали, что профессор Трелони теперь постоянно погружена в себя и ее предсказания становятся еще мрачнее, чем всегда. Странную женщину почти не воспринимали всерьез, но на фоне происходивших за стенами Хогвартса событий, обещания несчастий казались совершенно правдивыми. Не проходило недели, чтобы в школу не пришло очередное известие о гибели чьих-то родных или друзей. На Хаффлпаффе почти царила паника — ведь большинство студентов происходило из магловских семей. Как староста, я изо всех сил пытался успокоить тех, кого мог. Но что я мог бы сказать тем же сестрам Монтгомери? Или Сьюзен Боунс, племяннице убитой главы министерского департамента? Ничего. И это было ужасно…

К весне обстановка сделалась почти невыносимой. На тренировки по аппарированию не ходили с нашего курса только трое — я, Малфой и Поттер. Вот и сидели мы на зельях втроем. Слагхорн старательно притворялся беззаботным, только было отлично видно, что он и сам на нервах. Даже неизвестно откуда взявшимися талантами Гарри не восхищался так бурно. Кстати, теперь-то выяснилось, в чем тогда у Поттера «дар» состоял. Пользоваться чужими идеями — много ума не надо, я только удивляюсь, как его Слагхорн не раскусил. Он же Снейпа учил, как и мать Избранного, которую поминал на каждом занятии. Та явно была его любимицей — так он о ней говорил. Ну а сейчас я думаю: раз Гарри использовал придуманное другим, то почему она не могла?

В марте, после того, как в кабинете у Слагхорна отравился Рон Уизли, в тот же день я и Ханна Эббот, которая была не только старостой факультета, но и моим близким другом, возвращались к Замку от теплиц, где по просьбе профессора Спраут помогали ей пересаживать редкие африканские насекомоядные цветы. Наш декан очень дорожила ими, а пересаживать капризные растения можно было только ночью. За два часа мы с Ханой перепачкались землей и смертельно устали, мечтая только об одном — скорее принять душ и добраться до кроватей.

Внезапно в распахнутом настежь окне одного из верхних этажей вспыхнул ослепительный серебристый свет. А затем мимо нас по воздуху пронесся серебристый силуэт, в котором мы оба сразу узнали Патронус, ведь Гарри учил нас вызывать их на собраниях «ОД». Призрак пролетел так быстро, что мы не успели как следует его рассмотреть. Но Ханна уверяла, что существо имело красивые изящные очертания и чем-то напомнило ей Оленя Гарри. Патронус скрылся по направлению к Запретному Лесу, а когда мы обернулись, серебристое сияние уже гасло вдали. В тот момент мы подумали, что это сообщение, посланное кем-то из замка. Теперь-то, выслушав рассказ Гарри, я понял, что именно мы тогда видели. Спустя немного времени погибла мать Ханы и ее забрал из школы кто-то из родных. Я скучал по ней, как по другу, но не думал, что на следующий год мы встретимся уже в другом Хогвартсе.

Убийство Дамблдора, вероятно, перевернуло мир каждого из нас. Жестокости Пожирателей Смерти и вероломству Снейпа не было названия. То, что они еще трусливо сбежали, вместо того, чтоб сражаться, только усугубило общую ненависть. Домой после похорон все разъезжались в подавленном и шокированном состоянии. А месяц спустя в «Пророке» официально сообщили о смене власти. Скримджер был убит, кресло занял Тикнесс — одна из пешек Темного Лорда, а Хогвартс получил Снейпа и Кэрроу.

Преследования и наказания только сплотили нас. Гарри с двумя лучшими друзьями в школе не появился, и лидерство взяли на себя Джинни Уизли, Невилл Лонгботтом и Луна Лавгуд. Они были не просто лидерами, а вдохновителями и генераторами идей. Эти трое не боялись никаких наказаний, они словно нарочно провоцировали врагов. Кэрроу наказывали кого-то из них чуть не ежедневно — то розгами, то заключением в подземелье, то отработками. Слава Мерлину, до Круциатуса дело не доходило. Один раз Алекто заикнулась об этом, но Снейп напомнил ей о чистокровности всех троих, и ведьма вынуждена была отступить. Опять же: все решили, что Снейп вступился за них лишь по причине их происхождения. Но попытка похищения меча Гриффиндора уж точно переходила все границы. Вся школа трепетала, понимая, что могут с ними сделать. Ханна, неравнодушная к Невиллу, чуть не сошла с ума от страха. Я поддерживал ее как мог, но и сам был в ужасе.

Решение Снейпа отправить троих героев в Запретный Лес на исправительные работы, вызвала невероятное облегчение. Запретный Лес теперь по сравнению с замком можно было считать местом практически безопасным. Тем более, никто не сомневался, что Хагрид сможет защитить Джинни, Луну и Невилла. После нескольких дней в лесу, вся школа (исключая, конечно, слизеринцев) дружно чествовала вернувшихся невредимыми друзей. А они принялись действовать с еще большим воодушевлением. На Хэллоуин Кэрроу окончательно «сорвались с цепи». Они требовали у Снейпа самых жестких мер, он же спокойно заявлял, что Алекто просто слишком невыдержанна, а Амикус чересчур много пьет. Последнее, впрочем, подтвердилось случаем с присланной кем-то наливкой, в которой оказался яд. К счастью — как сказал ему Снейп, — доза была небольшой, рассчитанной на то, чтобы вывести из строя, а не убить. Все же почти все Рождественские каникулы эта скотина провалялась в Больничном Крыле, чему все преподаватели были безмерно рады.

На Рождество планировался только обычный скромный банкет для остающихся в школе и учителей. Увы, многие из тех, кто с удовольствием уехал бы домой, вынуждены были остаться. Кому-то некуда было возвращаться, чьим-то родным угрожали. Луну похитили, но ее похищение не сломило нас, хотя и вызвало ужас. И тогда другие профессора решили назло директору, что праздник должен остаться праздником. Дети должны порадоваться хотя бы раз в году. Поэтому они занялись обычными приготовлениями, как при Дамблдоре: развешивали омелу, украшали елки, зажигали цветные фонарики. Все старосты, естественно, помогали преподавателям. Снейп не пытался противодействовать, ограничившись тем, что поручил Алекто надзирать за нашей работой. Сам он всем старался выказать отвращение ко всей этой праздничной суматохе и лишь безучастно наблюдал, как все готовятся к празднику.

За день до Сочельника, развешивая вместе с Ханой шары на одной из елок, я услышал голос Драко Малфоя, который, пользуясь своей безнаказанностью, ничего не делал, а только расхаживал по залу, покрикивая на других, и оскорблял каждого, кто попадался ему на глаза. Малфой разговаривал с директором, причем нарочито громко, стремясь, чтобы его услышали все, кто находился в Большом Зале. Судя по всему, после назначения Снейпа директором Хогвартса Малфой снова проникся к нему уважением. Во всяком случае, говорил он заискивающим тоном:

— Но, почему вы отказываетесь, сэр? Думаю, что мы все же сможем хотя бы на день или два освободиться от всех, кроме самых близких друзей. Мама будет рада вас видеть и отец тоже.

— У меня много работы, мистер Малфой, — отрезал Снейп. — И я, как вам известно, не любитель подобных сборищ. С меня хватило позапрошлого года, когда на одной из вечеринок вашей матери, какая-то ее родственница дважды приглашала меня танцевать.

— Да, но сэр, она просто заметила, что вы вообще не танцуете. Как на Святочном Балу три года назад. Она просто удивилась… вы отказали… мама сказала — вы просто не хотите…

— Когда я был на пятом курсе, Драко — холодно произнес Снейп, — в школе на Рождество устроили такую же идиотскую забаву. Я поддался на уговоры… — тут директор замялся — неважно… В общем, это был первый и последний раз, когда я принимал участие в подобном действе. Я никогда не смогу ни забыть, ни повторить этого. Передайте вашим родителям мои извинения.

Драко уже открыл было рот, чтобы что-то спросить, но в этот момент его окликнула с противоположной части зала шестикурсница Гринграсс. Малфой побежал к ней, директор повернулся на каблуках и вышел из Зала, я же счел за лучшее вернуться к своей работе, опять не задумавшись о том, что слышал…

Потеря Луны существенно ослабила сопротивление. Вскоре Выручай-Комната превратилась в убежище чуть не для половины школы. Всех преследовали Кэрроу. Когда же после Пасхи не вернулась и Джинни Уизли, а потом был пойман за освобождением первокурсников Майкл Корнер из Рэйвенкло, некоторые пали духом. Невилл перестал подговаривать нас даже на короткие вылазки. Трактирщик «Кабаньей головы» снабжал нас провизией, а мы слушали «Поттеровский дозор» и надеялись на Гарри Поттера и его верных друзей.

Излишне объяснять, какое ликование вызвало внезапное появление всех троих, а вслед за ними еще Луны, Джинни, выпускников, родителей и друзей. Не оставалось сомнений, что будет Битва. Мятеж поднялся в одно мгновение — Кэрроу были устранены, директор-узурпатор позорно сбежал. Вернее, мы думали, что позорно. Эвакуация несовершеннолетних заняла больше времени, чем рассчитывалось, ведь лишь убедившись в том, что все подопечные покинули школу, старшие ученики могли присоединиться к сражающимся. К счастью, мы с Ханой успели эвакуировать всех несовершеннолетних хаффлпаффцев.

Я плохо помню, в какой момент я, Симус Финниган и Луна оказались на территории замка и как почувствовали рядом дементоров, а затем увидели Гарри, Рона и Гермиону, которые стояли, тщетно пытаясь защититься. Мы почти в один голос произнесли заклинание и твари отступили. После чего Гарри все-таки удалось вызвать Патронуса. Они с Роном и Гермионой поблагодарили нас и бросились куда-то со всех ног. А мы вернулись в сражение…

В следующий раз я увидел Гарри уже чудом выжившего вновь. Он стоял перед Темным Лордом, разоблачая перед ним тайны Дамблдора и Снейпа. Хорошо, что мы не успели толком порадоваться страшной гибели последнего — Гарри ошарашил всех правдой о нем.

Все остававшиеся у кого-либо сомнения были скоро рассеяны доказательствами.

История невероятно мужественного и благородного человека, способного любить, как никто, переходила из уст в уста. И тогда оказалось, что почти каждый что-то знал или о чем-то догадывался. Просто не думали, не придавали значения… Как однажды сказал мне кто-то из родных: герои редко встречаются не потому, что их нет, а потому, что мы их не видим… На его похоронах не было пения феникса или русалок, никто даже не произнес ни единого слова. Все молчали, словно под бременем вины…