Шёпот огня, шёлка и стали (гет)

Огонь и свистящий холодный ветер. Дым, сквозь который не видно ни земли ни неба. Далёкие крики внизу и грохот падающих башен. Рёв драконов и головокружительные снижения и взлёты, совершаемые зверем, на котором за последние недели Мэй провела больше времени, чем на земле.

Неистовый ветер пробивался сквозь забрало и бил ей в лицо с такой силой, что временами ей казалось, будто она сейчас задохнётся. Рейегаль летел вниз, и его глазами Мэй видела, как мимо проносятся рваные облака и дым.

Вдруг совсем рядом взорвалось облако пламени, и, когда из густой дымки прямо на Мэй вырвался изрыгающий огненные струи Визерион, было слишком поздно. Два дракона столкнулись в воздухе, их тела сплелись на несколько мгновений, танцуя в замедленном падении.

Корчась от боли, Мэй потеряла контроль над драконом. В попытках сорвать с головы раскалившийся шлем, она обжигала ладони. Пламя опалило её лицо, волосы плавленым пеплом прилипли к черепу. Что-то щёлкнуло в седле, и сквозь боль Мэй почувствовала, как соскальзывает вниз. Цепи загремели, ударяя в сталь её лат. Предсмертный крик её неслышно утонул в шуме ветра и войны, и жажда мгновенной смерти была невыносимой. Сознание не покидало Мэй до того самого мгновения, когда её искалеченное тело упало на развалины Красного замка.

* * *

Королевская гавань сдалась почти без боя. Все попытки, предпринятые Серсеей, чтобы уничтожить хотя бы одного дракона, потерпели полнейший крах, и окончились тем, что Красный замок был сожжён дотла. Дейенерис не дала тамошним обитателям возможности бежать — Дрогон, Визерион и Рейгаль испепелили всё и всех на своём пути, но под конец из всех троих уцелел лишь Дрогон.

* * *

Запах свечей и трав разбудил Арью. Медленно раскрыв слипшиеся веки, она обнаружила себя в своей старой келье храма Многоликого. Тот же тюфяк, то же тонкое одеяло.

Лицо болело сильнее всего. Казалось, на нём застывает горячая глиняная маска. Арья подняла распухшую руку и осторожно прикоснулась к своей щеке. Грубая ткань бинтов, мокрых и липких, покрывала лицо и шею.

Хотелось пить.

— Воды, — застонала Арья, и лицо взорвалось новой болью, когда она произнесла это короткое слово.

Чуть слышный шорох, и через мгновение перед нею появился Якен Х’гар. Он напоил Арью из ложки, накормил кашей с маленькими кусочками козлятины, сменил бинты на её лице. Каждый глоток, каждое прикосновение доставляло Арье невыносимые муки.

Когда с этим было покончено, Якен тихо сказал:

— Кости не сломаны… почти. Девочка умеет падать.

Арья пусто смотрела на него. Ей хотелось плакать.

Заметив это, Якен выпрямился.

— Кто ты? — спросил он, и Арья сдерживалась изо всех сил, чтобы не дать пролиться выступившим слезам.

— Никто.

* * *

Огонь горел в глубине пещеры, отражаясь от гладкого зеркала подземного озера. Тени дрожали на красных стенах, убегая вверх, в черноту свода, такого высокого, что его было не разглядеть. Мелисандра смотрела в пламя так долго, что глаза её стали сухими и красными, но всё было напрасно — огонь молчал.

Утром начнётся великий поход Дейенерис на Семь королевств, утром Морвеш оседлает дракона и вступит в битву. Лишь горсть песка в часах отделяет их всех от лучей зари, но огонь упрямо скрывает, что ждёт по ту сторону ночи.

Мелисандра устало вздохнула и в очередной раз воззвала к Р’глору. Её неразборчивый шёпот разносился троекратным эхом, и в нарастающих его отзвуках дрожало отчаяние.

Огонь вспыхнул, слегка опалив волосы Мелисандры, что склонилась низко над жаровней. В жёлтых языках пламени красными прожилками рисовались лица. Первым возникло лицо волчонка из храма Многоликого, которое тут же превратилось в драконью морду. Следом за ней в огне возникло лицо Морвеша и дракон пожрал его. Башни являлись в огне и тут же рушились, крылатые демоны взлетали и падали, волчонок превращался в дракона и пожирал Морвеша.

Лицо Мелисандры скривила гримаса страха и ярости, в беззвучном крике она обнажила зубы, словно загнанная в западню хищница. Отпрянув от жаровни, она бросилась к воде и, упав на колени, принялась пригоршнями омывать горящие бордовым румянцем щёки.

Ледяная вода помогла ей немного прийти в себя. Она шептала имя Морвеша, пока он не явился к ней, почуяв её зов. Она бросилась ему в объятия и, оборвав собственные всхлипы, обхватила пальцами его лицо.

— Убей волчонка, — шептала она, — убей, пока не поздно. Я видела всё в огне, ты должен убить её.

— Королева… — начал было он, но Мелисандра затрясла головой.

— Плевать мне на королеву! Без тебя мне она не нужна! Она — лишь кровь!

— Что ты видела, скажи мне? — Морвеш провел рукой по её лицу.

— Твою смерть.

* * *

Морвеш боялся умереть. Отчасти потому что не был живым в полном смысле этого слова, отчасти — потому что имел в себе многое от человека. Попав во власть страха, канатоходец больше не видит верёвки под своими ногами. Всё, что существует для него — это пропасть. Стремясь к спасительному утёсу слишком быстро, он падает и гибнет. Столкнув Арью вниз, Морвеш сам последовал за ней, невольно исполнив пророчество Мелисандры.

* * *

Никому на корабле не было дела до тихого человека, в одиночестве стоящего на палубе и глядящего в небо. Никто его ни о чём не спрашивал. Его видели, но не замечали, и это его устраивало.

По ночам море вокруг горело — огромный флот озарял тьму фонарями, каждый размером с бочку, установленными на самых высоких мачтах. Кто-то говорил, что эти фонари зажигают не только для того, чтобы избежать столкновений, но и чтобы распугивать морских чудовищ. Многие из дотракийцев верили этим россказням. Они с опаской глядели за борт, всё ожидая увидеть там огромные лохматые морды.

Якен Х’гар же то и дело подымал взор вверх, в надежде различить отблеск алой чешуи дракона, несущего на своей спине Арью. Он слышал мерное хлопанье трёх пар крыльев, клекот воды за бортом и голос, не дающий ему покоя, голос Мелисандры. Стоя на верхней палубе, она, вся в красном, обращалась к своему огненному богу. Собравшиеся на нижней палубе дотракийцы и Безупречные слушали: первые скорее интересовались самой Мелисандрой, на лицах же вторых лежала привычная печать угрюмого равнодушия.

Якен слышал речи, подобные тем, что она вела, не один раз. Свет, рассекающий тьму огненным лезвием, посланник Р’глора, воин, жертва и вера в могущество Владыки. Всё те же самые слова, лишь в более-менее разном порядке перемешанные с новыми именами. Однако в этой ночной проповеди было что-то, что заставляло Якена слушать внимательно. Привычно грустная и томная, сегодня Мелисандра казалась ему по-особому взволнованной, почти радостной, и в этой неожиданной перемене Безликий видел опасность.

— Владыка Света являет чудеса всем, — вещала Мелисандра под рокот негромких разговоров, — а не только тем, кто в него верит.

Она взглянула вниз, поверх нескольких сотен голов, и Якен внутренне содрогнулся, встретив её глаза, красные и насмешливые.

— Ты, кто притаился у лестницы, — обратилась она к нему голосом сладким и ядовитым. — Я чую, что твоё сердце не открыто Р’глору, оно глухо к вере и черно, как ночь. Позволь же озарить его светом чудес, доступных каждому, кто пожелает открыть глаза.

Якен не двинулся. Под взглядом сотен глаз он чувствовал себя неуютно. Здесь и сейчас Мелисандра разыгрывает какой-то спектакль, и зазывает его исполнить приготовленную ему роль. Нехорошо.

— Не бойся, человек у лестницы, — усмехнулась она и зашагала вниз, протягивая руку к Якену. — Узри полотно жизни, сотканное огнём, и тебя восхитит красота замысла Р’глора.

Её хватка оказалась стальной, глаза смеялись.

Якен не сопротивлялся и позволил ей увести себя наверх, к пылающей и искрящей жаровне.

— Посмотри в огонь, Безликий, посмотри в огонь, — едва не задыхаясь от ликования, прошептала она у самого его уха, и Якен знал, что не увидит там ничего хорошего.

Огонь танцевал, и в красном золоте огня падал дракон, и волчья морда горела и плавилась, искажённая и изуродованная.

Якен, потеряв самообладание, отшатнулся. Мелисандра стояла позади, глядя ему через плечо. Это видение горящей волчицы она видела уже третью ночь, и сейчас, поделившись им с Якеном Х‘гаром, испытала ни с чем не сравнимое наслаждение. Видеть его таким поражённым и беспомощным было лишь первым глотком её сладкой мести. Она считала, что, предупредив Морвеша о грозящей ему опасности, она изменила ход событий, и потому видения в огне изменились тоже.

— Дракон за дракона, — прошептала Мелисандра, когда Якен в ошеломлении повернулся к ней. — Запомни это хорошенько, Якен Х’гар. За несколько секунд до того, как бешенство взяло верх над его разумом, её губы коснулись его с нежностью, с которой мясник режет глотку сонному ягнёнку. Целуя Якена, она целовала свою месть.

* * *

Не скоро он выбрался из заточения, куда попал после нападения на красную жрицу. В сыром трюме воды было по щиколотки и воняло крысами. Несколько дней к нему никто не заглядывал даже для того, чтобы швырнуть хлеба — в этом проглядывал нехитрый план обессилить пленника. Прошло три дня, прежде чем люк на секунду отворился, и вниз плюхнулся мешок с черствыми сухарями и бурдюком. Пока Якен выловил его из воды, сухари размокли. Так продолжалось почти две недели, а потом надежды Якена спасти Арью утонули в шуме битвы за Красный замок.

Трюм был запечатан особой магией, и как Якен ни пытался, ему не удавалось воспользоваться магией теней и предупредить Арью о грозящей ей беде. А когда на следующий день после битвы люк трюма вдруг оказался не запертым, Якен понял, что уже поздно.

Шатаясь от голода и усталости, он выбрался на пустую палубу. Корабли были пришвартованы, трапы спущены. Часть войска Дейенерис осталась на кораблях охранять флот, но никто не помешал Якену спуститься на берег, лишь ленивые взгляды провожали его из-под нахмуренных бровей.

Якен Х’гар почти не замечал этих деталей. Ему было всё равно, что стало с драконьей королевой, кому теперь принадлежат Семь королевств и как быть с заданием храма Многоликого. Изломанные башни замка дымились, поваленные стены чернели копотью на том месте, где когда-то гордо возвышалась вековая твердыня королей. Вокруг было тихо. Дым и пыль висели в воздухе подобно осеннему туману, и в этой белой мгле Безликий брёл между развороченных колонн, обожжённых, ещё горячих камней и тлеющих деревянных балок.

Он не знал, что делает здесь и на что надеется. Он искал тело Арьи, не веря, что найдёт его. Поломанная, разбитая, в крови. Горло сдавило, словно чьей-то сильной рукой, в голове застучало. Его колени подогнулись, и Якен опустился на взрытую горячую землю. Лица мелькали в его сознании. Запах крови, леса и грязных каналов Браавоса, запах имбиря и гвоздики, запах горячего тела Арьи, — всё это смешалось в невыносимое осознание конца, бесконечной ночи и одиночества ещё более глубокого, чем то, в котором он жил все свои долгие годы.

Отнимая жизни и волю других, даруя смерть виновным и невинным, он видел столько слёз. Страдая, люди обычно плачут, но сам он никогда этого не делал, и даже сейчас, разрываясь от боли, он лишь молча смотрел в точку, и резь в его сухих глазах отдавала в виски.

Ворон захлопал крыльями у него над головой, и Якен безучастно проследил за его спуском. На мгновение скрывшись между груд камней, ворон громко гаркнул и, прискакивая и вздрагивая, принялся клевать что-то. Поглядывая на Якена, он чистил клюв, разбрасывая по сторонам тёмные капли.

Якен вскочил с земли и бросился к ворону, и тот, возмущённо каркая, улетел прочь.

Арья лежала там, между обломков башни. Под нею кровавым месивом багровело тело дракона, почти полностью похороненное под камнями. Латы и шлем были искорёжены.

Якен упал перед нею на колени и стащил шлем с её головы.

Лицо Арьи было одной сплошной раной, красной и мокрой. Обезображенные огнём черты мало напоминали девушку, которую он любил.

Непослушными пальцами он снял с неё латы, содрогаясь от вида распухших бордовых рук и ног и запаха горелого мяса. Тонкая туника местами обгорела даже через сталь и кожу лат.

Якен коснулся уцелевшей плоти плеч девушки, но тут же одёрнул руки — ему показалось, что она пошевелилась. Его пальцы нашли жилку на её шее, что редко, но всё же билась. Было трудно поверить, что это не его собственное сердце колотится на кончиках его пальцев, не его собственная кровь стучит в ушах, но тело Арьи было мягким и тёплым, когда он поднял её с земли.