Огненные дьяволы (гет)

Мягкий толчок, отдавшийся где-то внутри, стряхнул с него теплое марево сна и заставил вынырнуть из-под толщи теплой, солнечной воды обратно на поверхность. Голоса, невозможно далекие поначалу, приближались, щекотали слух тихим перешептыванием, перемежавшимся хлопками дверей машины.

— Не буди его тогда, мальчик намучился сегодня. Давай просто переложим на другую сторону. Как плечо?

— Нормально…

Что-то теплое и твердое под его щекой пошевелилось, а затем Каз почувствовал, как чьи-то руки аккуратно коснулись плечей и осторожно потянули в сторону. Он хотел открыть глаза и выдать, что уже проснулся, но какое-то неосознанное любопытство удержало его от этого.

Любопытство и практически детский страх столкнуться с этим миром и его проблемами вновь. Каз оставил веки полуприкрытыми и не стал мешать, но всё же напряг нужные мышцы, чтобы перемещать его было легче.

— Как он? — он узнал голос сеньоры Старк. — Рюкзак под голову подсунь, и нормально доедет! Пьетро, может всё-таки примете приглашение?

— Да нет, не хочется никого стеснять, — негромко пробасил тот откуда-то сверху. — Пусть парень нормально отоспится, я заберу его к себе и отправлю приходить в норму. А у вас и так день непростой выдастся, Карим. Тебе ещё за женой ехать, нас только на твоей голове не хватало.

— Хорошо! — суфлерским шепотом доложила сеньора Старк. — Я уже мужу написала, так что он меня встретит. Мне вас как раз по пути завезти будет!

— Спасибо, Эллен! — откликнулся Пьетро. — Мне просто не передать своей благодарности за помощь!

Чья-то рука невесомо коснулась его лба, Каз едва заметно вздрогнул, но кожи так и не коснулись, лишь убрали от глаз щекотную прядь.

— Спи, — прошептала Инеж. — Ох, Каз… Почему же ты такой?..

Теплое дуновение точно отголосок чужого дыхания на мгновение коснулось виска, и Каз не смог удержаться, чтобы не втянуть в грудь воздух в поисках знакомого травяного аромата. Внезапно захотелось схватиться за её руку и не отпускать, будто бы Инеж могла спрятать от этого мира и защитить от его тревог.

Он хотел бы этого. Хотел до какой-то горькой давящей боли в груди и комка в горле. И поэтому заставил себя расслабить руку и не двигаться, пока Инеж не отодвинулась от него, и её призрачное тепло не растворилось в воздухе. А затем дверь мягко хлопнула, оставляя его на заднем сидении в одиночестве.

Каз осторожно приоткрыл глаза, из-под ресниц рассматривая фигуры на переднем сидении. Сеньора Старк теперь была за рулем и, склонившись к Пьетро, негромко и деловито переговаривалась с ним.

— Куда ехать?

— Я покажу, — Пьетро кивнул. — Это здесь, неподалеку. Танцевальные залы, а за ними мой дом. Спасибо, Эллен!

— Это мелочи! — она отмахнулась. — Как рука?

— Терпимо.

— Всё-таки у вас очень опасные трюки, — Эллен Старк завела мотор и покачала головой. — Я понимаю, безбашенная молодежь, им всё нипочем, но вы-то…

— Мы, бывшие циркачи, остаемся безбашенными до самого конца, — добродушно усмехнулся Пьетро. — А кто присмотрит за этой молодежью кроме нас?

Машина дернулась, и по лицу Каза побежали резные тени листьев вперемешку с теплыми солнечными проблесками и строгими черточками фонарных столбов. За шумом мотора голос сеньоры Старк слышался куда хуже, и до Каза долетела лишь часть фразы.

— …Инеж с ними ожила. Я так рада за неё!

— Девочке определенно лучше, — согласился Пьетро.

— Я так смотрю, что они плотно затащили её в свой коллектив, — рассмеялась сеньора Старк. — Она мне похвасталась, что уже научилась крутить эти огненные штуки! Как они там называются?.. Такие, как шары!

— Пои, — отозвался Пьетро, и по его сдержанному голосу Каз понял, что новости ему ох как не понравились. — Да, она молодец, быстро схватывает! А она сказала, кто из ребят-то учил? Там у каждого разный стиль.

— Да вон за нами спит, — жизнерадостно откликнулась сеньора Старк, её макушка, видневшаяся над спинкой сиденья, качнулась назад. — Каз учил, я так понимаю. Очень способный и талантливый мальчик! Инеж о нем так рассказывает… Понимаешь, что тренер из него превосходный, даже слона огненным трюкам научит!

— Этот научит, — все так же сдержанно согласился Пьетро.

Каз поскорее зажмурился и почти физически почувствовал пристальный испепеляющий взгляд с переднего сидения.

Всё-таки в том, что он остался жив в минувшую ночь, имелись существенные издержки. Он не планировал ничего дальше, и потому все последствия содеянного ранее сейчас догоняли его и обрушивались сверху неостановимой лавиной. Каз ничего не страховал, и потому всё, что происходило теперь, было, пожалуй, самой элементарной закономерностью в мироздании.

Сеньора Старк и Инеж, как истинные женщины, сдали его с потрохами. Каз не мог их в этом винить, но скривился очень страдальчески, благо Пьетро уже отвернулся.

Он уже практически перешел этот мостик между жизнью и смертью и торжественно поджег его за собой, но на той стороне дверь перед ним решительно захлопнули, и теперь приходилось с позором бежать обратно босыми пятками по тлеющим доскам, робко надеясь, что они выдержат.

Отвратительное ощущение, стоит признать.

Каз не знал, как будет выбираться из всего этого. В книгах писали о спасении жизней, о героизме и подвиге спасителей, но не о том, что случается со спасенными после. О всепоглощающем страхе и озлобленной растерянности. Сейчас Каз боялся жить дальше и вместе с тем понимал, что ему страшно даже задуматься о повторении этого отчаянного рывка. Та свойственная ему собранность и организованность не возвращалась, оставив вместо себя лишь бесконечную усталость и ощущение собственной неуместности.

Он лежал, притворяясь спящим, и ждал неизвестно чего. Что они приедут куда-то, что всё решится как-нибудь само без него, что случится новое землетрясение или падение метеорита, которое избавит его от необходимости разбираться с тем, что он сам натворил.

Но машина спокойно катилась по залитым солнцем пустующим улицам, и утренний свежий ветер задувал в приоткрытое окошко, наполняя салон щекочущей прохладой. Пьетро тихо подсказывал сеньоре Старк нужные повороты. Каз рассматривал потолок салона, чувствуя, как затекает шея, и иррационально боясь пошевелиться.

Так он чувствовал себя разве что в раннем детстве, когда авторитет родителей для него ещё что-то значил.

Машина замедлилась, а затем и вовсе остановилась. Каз вздрогнул, сердце рванулось, как на привязи, и неконтролируемо пустилось вскачь. Время его помилования кончилось.

— Я выйду размять ноги? Муж сейчас подойдет, и мы поедем, — сеньора Старк улыбнулась и, коротко оглянувшись на Каза, выпорхнула из машины.

Пьетро проводил её взглядом и обернулся к нему.

— Спишь? Просыпайся, парень! Приехали.

Каз пошевелился и медленно открыл глаза, непонимающе огляделся кругом и с трудом сел, вращая головой.

— Где мы?

— Я попросил сеньору Старк подвезти нас к моему дому, — лаконично отозвался Пьетро, на Каза он не смотрел. — Отоспишься, потом будем разбираться. Я попросил Уайлена подготовить тебе место для сна. Что-то ещё тебе надо?

— Тазик, — честно отозвался Каз, в вертикальном положении сразу понявший, что двух часов дремы в трясущейся машине было маловато. — Координация к чертям.

— Что за дрянь ты принял?

— Эффективную, — Каз нащупал ручку, открыл дверь машины и осторожно высунул наружу ноги, на сей раз нащупывая землю. — Но с неизвестным отходняком.

— Это я вижу, — успевший покинуть машину Пьетро жестко подхватил его за локоть, помогая удержаться на ногах.

Каз не без интереса наблюдал, как качается под ногами земля. Чужая рука ощущалась неприятно, но через одежду вполне терпимо. Дополнительная точка опоры была как никогда кстати. Так его не шатало даже с жесткого перепоя.

— Ну что, в больницу? — безнадежно поинтересовался Пьетро. — Промывание желудка делать придется или ещё что. Я не знаю, как из тебя эту мерзость выводить.

Перспективы нарисовались красочные, но абсолютно безрадостные. Каз замотал головой.

— Нормально. Справлюсь.

Если как следует сосредоточиться, то с опорой на Пьетро шаги удавалось делать относительно аккуратные и находить какой-никакой баланс.

— Дурень, — беззлобно ругнулся Пьетро, но спорить не стал. — Ладно, держись, нам ещё попрощаться надо. Вон, идут.

Каз посмотрел в указанную сторону и медленно моргнул, пытаясь осознать видневшуюся перед ними картину.

Хорошо знакомый ему Мальен Оретиос неторопливо шел по улице, но едва завидев сеньору Старк, резко ускорил шаги, и лицо его осветилось широкой и светлой улыбкой. При его приближении Эллен Старк просияла и шагнула ему навстречу, поцеловала в уголок губ и по-хозяйски взяла под руку, опершись на его крепкое плечо.

Каз невольно усмехнулся: у Джаспера не было шансов, неоспоримый факт! За прожитые годы и приобретенный опыт Каз почти всегда мог безошибочно определить, на какую женщину бесполезно посягать. Чисто по пластике движений.

Та доверительная расслабленность, одновременно с тем сохраняющая общий тонус тела — её было не подделать, хотя так хотелось порой. Эта простая гармония тел, движения и уверенности в партнере всегда вызывала невольную зависть и одновременно с тем завораживала его — танцора, который умел показать любовь и страсть несколькими выверенными движениями.

А им не требовалось ничего выверять или учить. Это единство складывалось без всяких репетиций, неловкое, не обладающее грацией или каким-то особенным изяществом, но все равно притягивающее взгляд.

— Позвольте представить моего мужа, — сияющая Эллен подвела его к ним. — Мальен Оретиос. Во избежание вопросов скажу сразу: у нас разные фамилии, потому что каждый из нас профессионал в своей области и на каждого оформлена куча всевозможных документов! Мал, познакомься, это Пьетро Хаскелли и его ученик — Каз Бреккер.

— Очень приятно, — Мал пожал Пьетро руку и перевел взгляд на Каза. — С тобой мы уже знакомы. Рад тебя видеть!

— Взаимно, — Каз сумел собраться и сделать приветливо-любезное выражение лица. — Повесил фонари?

— Есть такое, — Мал усмехнулся. — Посмотрим, сколько продержатся! Впрочем, тебя я все равно буду забирать на машине, — обратился он к Эллен. — Помнишь, я рассказывал тебе про этот дуб?

— Не испытываю тяги к ботанике, — та весело отмахнулась ладонью. — На машине, так на машине! Тогда отвезешь меня в Ла-Антигуа после выходных. Так неудобно работать в разных городах, жду-не дождусь, когда ты закончишь здесь дела!

Интересно, а знала ли Эллен Старк что-либо про дела Мала? Каз окинул её испытующим взглядом и пришел к выводу, что никогда об этом не узнает. Пальцы сеньоры Старк нежно скользили по татуировке клуба на ладони Мала, и Каз наблюдал за этим незатейливым движением с какой-то необъяснимой себе самому горечью.

Он бы тоже так хотел…

— Все в порядке? Я знаю, что ночью стряслась история, но о подробностях не в курсе, — поинтересовался Мал. — Нужна какая-нибудь помощь? Мы можем отвезти, если куда-то надо!

Пьетро кинул тревожный взгляд на Каза, но тот покачал головой. Земля тут же качнулась следом.

— Нет, всё в порядке. Огромное спасибо за помощь!

— Мы в долгу у вашей супруги, сеньор Оретиос, — вмешался Пьетро. — Поэтому если мы можем что-то…

— Пусть Каз будет осторожнее и больше никого так не пугает, — сеньора Старк улыбнулась. — Договорились? И будем в расчете!

— Я постараюсь, — Каз улыбнулся, но улыбка вышла кривоватой.

Из головы не выходил тот тревожный ночной разговор. К тому же сеньора Старк была старше его всего-то лет на пятнадцать, но сейчас общалась с ним, словно он был ребенком.

Учитывая, что танцевального обаяния Каза всегда хватало, чтобы общаться на грани флирта с женщинами вплоть до пятидесяти, это было обидно. Его всегда воспринимали взрослее, чем он был. Ещё в пятнадцать лет у него хватало авторитета, чтобы решать организационные вопросы с людьми намного старше его и добиваться своего несмотря ни на что.

Сеньора Старк неодобрительно покачала головой и сочувственно улыбнулась Пьетро.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — изрекла она и аккуратно потянула мужа за локоть. — Нам, наверное, пора! Пьетро и Каз тоже нуждаются в отдыхе.

— Тогда иди садись в машину, я сейчас приду, — проговорил Мал добродушно и, дождавшись, когда жена отойдет на нужное расстояние, негромко проговорил. — Единственный вопрос, я просто только что вспомнил! Ты вроде часто бываешь в больнице? Не знаешь расписания сеньоры Аны?

Каз пожал плечами.

— Думаю, самое верное искать её там в начале недели. По понедельникам и средам она обычно на работе с утра и до позднего вечера.

Мал огорченно покачал головой.

— Да, не получается… В понедельник нам уже отъезжать. А не знаешь, где её можно найти в выходные?

— Об этом лучше спросить у падре Иоганна в церкви, — Каз краем глаза проверил, как качается земля, и обнаружил, что та как и положено крутится вокруг своей оси, только осью этой почему-то является сам Каз.

Мал ему был искренне симпатичен, но в данный момент Каз не мог дождаться, когда тот уже наконец уйдет, так что попрощались они особенно душевно.

Супруги Оретиос сели в машину, помахали им напоследок и вскоре скрылись за поворотом.

Пьетро крякнул и половчее закинул руку Каза себе на плечо.

— Пошли, что ли? Даст Бог, отлежишься.

— Куда же я денусь, — тоскливо протянул Каз, послушно перебирая заплетающимися ногами и стараясь сконцентрироваться взглядом на одной точке. — Мне бы выспаться...

— Тебя бы выпороть! — в сердцах выдохнул Пьетро. — Уай, подержи дверь!

Совместными усилиями Каза транспортировали до разложенного дивана, вручили пластиковую миску, которую он тут же сгреб в объятия с пылом бывалого любовника, водрузили на голову лед из холодильника и, наконец, оставили в покое.

Уайлен принес ему воды и плед, поправил подушку, спросил о чем-то (Каз даже не запомнил, что именно ответил) и убежал то ли к Пьетро, то ли на занятия. Пьетро тоже заглянул несколько раз и, убедившись, что Каз пребывает в относительно осмысленном состоянии и не спешит откидываться, горестно чертыхнулся себе под нос, вручил ему тревожную сигнализацию с кнопкой и наказом жать, если станет хуже, и ушел отдыхать, а заодно по новой обрабатывать полученный ожог.

Каз на все эти манипуляции реагировал довольно равнодушно и бессмысленно сверлил глазами выбеленную стенку, пытаясь привести в порядок дыхание и мысли, бестолково роящиеся обкуренными мухами.

Это была совершенно сумасшедшая ночь.

Отдельными яркими вспышками пробивались из памяти разрозненные образы: Роллинс в ореоле пляшущего пламени, чавкающая грязь под ногами и утробно рычащая машина, темные глаза Алехандро и его вкрадчивый властный голос, Вика, озаренная рассветным сиянием, сеньора Старк, сбрасывающая туфли…

Инеж, изгибающаяся в его руках…

Тут Каз насильно заставил себя переключиться на грядущий разговор с Пьетро. Думать об этом было в высшей степени неприятно, но зато надежно убивало неуместную эйфорию.

К тому же, что сказать Пьетро, он решительно не знал. Как объяснить, что он пошел против всех правил, против всех уставов?

Он хотел попрощаться, и у него это получилось. Точнее, только это у него и получилось.

Тут Каз вспомнил кое-что ещё, и ему стало совсем неуютно. Конвертик с контактом Хэршоу смотрелся вполне уместно на фоне собственной смерти, как последний широкий жест. В свете дальнейшей жизни и тесных связей Инеж с полицией неосмотрительный подарок сулил немало проблем. Впрочем, Инеж вряд ли станет болтать, но иметь подобный компромат против себя Казу категорически не нравилось.

Тем более что вот вопрос денег становился весьма остро: таблетки, заказ Хэршоу и некоторое количество спецоборудования для прошедшего выступления оставили Каза не просто без средств, а ещё и с задолженностью. Правда, мелкой. По его расчетам, оставшегося после него имущества хватило бы, чтобы её погасить.

Сейчас, правда, гасить было нечем. Единственным светлым пятном в этой материальной яме был гонорар за выступление от Теодоро, и тот непонятно когда поступит.

В общем и целом, радоваться жизни пока не получалось. Каз откинулся на подушку, осторожно отставил миску в сторону и поправил на голове подтаявший лед. Чувствовал он себя на редкость погано, но шанс отлежаться был. В больницу не хотелось категорически.

Это повелось ещё с детства и многочисленных гастролей, впитанное с местной культурой. Даже обеспеченные люди в больницу обращались либо со сложной хирургией, либо когда в перспективе маячил летальный исход. В других случаях для здоровья было полезней просто отлежаться и вылечиться самому. В противном случае ты мог оказаться счастливым обладателем любой заразы, побочных эффектов или неизлечимого диагноза — в зависимости от твоего материального состояния и профессионализма принимающего врача.

Каз слишком много знал о медицине, чтобы избегать её как огня, когда это было возможно. Сейчас был тот случай, когда светиться в больнице определенно не стоило.

Начало знобить, и Каз подтянул повыше плед, пытаясь закутаться в него поплотнее. Скорее бы провалиться в сон! Хоть на время отстраниться от всех проблем и вопросов.

Измученное тело расслаблялось неохотно и недоверчиво, точно ожидало подвоха каждую секунду. Каждая мышца ощущалась поджатой и трясущейся от напряжения. Каз медленно вдохнул и выдохнул несколько раз, стараясь нормализовать состояние. По-хорошему, лучше всего в этой ситуации помог бы стакан рома или водки, чтобы снять и напряжение, и перевозбуждение, не дающее сомкнуть глаз.

Жаль с таблетками эта идея сочеталась из рук вон плохо, так что приходилось прибегать к некоторому подобию медитации, постепенно отключая мозг и позволяя сознанию самовольно проецировать картинки в голове.

Сознание, пользуясь случаем, времени не теряло. Его конкретно зациклило. Стоило сомкнуть веки, и Инеж виделась так ярко, словно и впрямь была рядом. Она улыбалась, тянула к нему руки, изгибалась в его руках, приникала чарующе близко, танцевала в искрах пламени…

Стояла посреди пыльной дороги в пронзительно ярком шафрановом одеянии, с распущенными волосами и вплетенными в них белыми цветами, а вокруг неторопливо скрипели крытые повозки и сновали смуглые люди.

И он, Каз, повзрослевший и непривычно скованный в движениях, наблюдал за ней, мучительно ожидая, когда же она обернется и увидит его, почти ни на что не надеясь. Здесь он был чужаком, и каждый враждебный взгляд, брошенный со стороны, убеждал его в том, что для этих людей он был никем и мог лишь смиренно просить.

Эта изменившаяся Инеж, женственная, грациозная, и будто бы осознавшая собственную красоту, была до странного незнакома ему. В ней чувствовалась та неуловимая сила, с которой ему было не тягаться. И он боялся, боялся этой встречи и жаждал её, зная, что если он примет всё случившееся между ними, жизнь его изменится до неузнаваемости. Был ли он готов к такой ответственности? Он давно уже не понимал сам себя, но знал, что не уйдет отсюда, пока Инеж не согласится пойти с ним.

Темная шинель неловко сползала с плеч, тяжелая трость утопала острием в серой пыли, а он всё стоял, не в силах ни окликнуть, ни отвести глаз. Тело, непривычно одеревеневшее и непослушное, ощущалось как тяжелая броня, не дающая чему-то искреннему внутри него вырваться на волю, он давился этим внутренним немым криком, но не мог вымолвить ни слова.

И только эхом звучали в голове грохот канонады и скрежет гусениц танков — ад на земле, из которого он вернулся однажды, чтобы не допустить его вновь. Не на своей земле.

Инеж все ещё не видела его, она в окружении других таких же смуглых женщин смеялась, кружила кого-то на руках, и темные волосы её шелковой завесой развевались на ветру, а шафраново-рыжее платье, которого он никогда не смог бы представить на ней, трепетало в воздухе языками настоящего огня.

Будто бы посреди этой пыльной грязной дороги вдруг расцвел восхитительный огненный цветок…

И вспыхнуло пламя, поглощая мир вокруг. Огненное кольцо сжалось вокруг него, сдавливая тело в обжигающих объятиях, и Каз обнаружил, что не больше не может дышать. Он закричал, но из горла вырвался лишь хриплый клёкот, а затем что-то с силой вытолкнуло его вверх, поднимая над землей.

Миг, и в небо взмыл огромный ворон, чьи могучие крылья уносили его все выше и выше от земли. А нетронутые люди оставались там внизу. Они ничего не заметили, и лишь Инеж вдруг вскинула голову, наконец-то увидев… Но неуправляемые крылья и настойчивый повеса-ветер не дали им ни единого шанса и увлекли прочь — навстречу жгучему жаркому солнцу.

Он ничего не успел: ни попрощаться, ни сказать хоть слово из тех, что терзали его душу. Впереди было лишь пламя, оно пробиралось под сомкнутые веки, лизало тело, разрывало на части его душу, заставляя захлебываться криком и горечью утраты. И ничего было уже не вернуть назад.

Каз вскрикнул, сжался от жгучей боли, охватившей всё тело, выдохнул в последний раз, готовясь осыпаться пеплом… И резко распахнул глаза.

Прямо на него простирало свои лучи явственно закатное солнце, которое успело переползти по небу на западную сторону и теперь светило ему прямо в глаза через не до конца занавешенное окно.

Глаза слезились. Каз провел ладонью по лицу, на коже осталась влага. На щеках чувствовались влажные дорожки. Хотелось бы верить, что от растаявшего льда.

Он осторожно сел, выпутавшись из спеленавшего ноги пледа, но ничего особенного не ощутил. Мир сохранял относительную стабильность и кружиться не спешил, даже когда Каз рискнул подняться на ноги.

Слабость была, и нехилая, руки подрагивали, а проверку на координацию Каз бы сейчас беспощадно завалил, вместо носа попав себе максимум по уху, однако по сравнению с утренним состоянием чувствовал он себя намного лучше.

Он прошелся по комнате, попил воды, слегка размялся, пытаясь восстановить подвижность конечностей и через некоторое время вроде бы окончательно пришел в себя. Можно было отправляться в люди, ну или хотя бы на их поиски.

Дом Пьетро, маленький, приземистый и светлый, представлял из себя типичный образчик жилища зажиточного холостяка: неплохое жилище, творчески сочетающее ювелирную чистоту в рабочих зонах и заваленные всевозможным хламом углы. Каз знал его незатейливую планировку, благо бывал здесь не раз ещё в юношестве.

Рабочие комнаты Пьетро находились совсем рядом, чуть дальше по коридору, и Каз долго стоял у прикрытых дверей, прежде чем поднять руку и решительно постучаться. На мгновение сердце кольнуло отчаянной надеждой — вдруг Пьетро спит или куда-то ушел? Однако вот знакомо заскрипело старое кресло, раздались тяжелые гулкие шаги и ручка на двери повернулась, открываясь. Каз вдохнул поглубже и расправил плечи, готовясь к неизбежному.

Пьетро смотрел на него пристально с какой-то усталой смирившейся горечью, но затем шагнул в сторону и приглашающе качнул головой:

— Пришел в себя? Ну заходи. Поговорим.

* * *

— Ничего опасного, значит, не предложишь? — спросил Пьетро глухим отстраненным тоном. — Что ты мне там ещё обещал?

Каз молчал, опустив голову. Сказать ему было нечего.

— Как тебе пришло такое в голову? — продолжал тот. — Я не узнаю тебя, Каз. Не узнаю! На что ты ещё готов ради своей мести? Искалечить мою крестницу? Убить её? Убить своих друзей? Меня? Десятки других людей? Отвечай!

От внезапного окрика Каз вздрогнул как от удара.

— Я не знал, что она там… — тихо выдавил он. — И тебя там не должно было быть.

Пьетро шумно выдохнул и потер лицо широкими ладонями.

— Но ведь даже наше присутствие тебя не остановило, — произнес он с тяжелым вздохом. — Я хочу выгнать тебя из коллектива, Каз…

В груди что-то оборвалось и улетело куда-то в пропасть. Каз смотрел в пол, и ему казалось, что он падает, рушится вместе с прежним миром и исчезает в обломках всего, что ему было дорого.

Что ж, пусть так.

В этом случае ему и вовсе нечего терять. Он узнает у сеньоры Старк название отеля, где живет Роллинс, попросит консультации, взмолится о помощи… И если его подпустят слишком близко…

Всё будет кончено.

— Я не хочу видеть тебя, — продолжил Пьетро всё с той же печалью. — Не хочу спрашивать себя, где я так ошибся в тебе. Не хочу винить себя в том, что убедил вашу мать оставить вас здесь, под моим присмотром! Я и так сожалею об этом каждый божий день… Но я знаю, что если пойду навстречу своим желаниям, то все будет ещё хуже!

— Не беспокойся, — голос предательски дрожал, Каз крепче стиснул челюсти. — Ты в своем праве. Я пойду. Заберу вещи сегодня и верну тебе ключи.

Он подхватил со стула толстовку и пошел к дверям, желая покинуть это место прежде, чем выдержка окончательно изменит ему. Под ногами хрустели осколки разрушенной жизни, а глаза заволокла горячая мокрая пелена.

— А ну стоять!!! Я тебя не отпускал! — рявкнул Пьетро так зло, что Каз замер на половине шага. — Повернись!

Каз медленно обернулся.

— Думаешь, я не знаю, что ты собрался делать? — Пьетро медленно приблизился. — У тебя всё написано на лице! Что за дурная голова! Я хочу выгнать тебя, Каз, очень хочу! И едва сдерживаюсь, чтобы не отходить тебя всем, что попадется под руку! Но я не выгоняю тебя, о нет! Наоборот, ты остаешься в коллективе и работаешь так, словно хочешь завоевать все кубки мира!

— Что?..

— Я доверил тебе девочку, — Пьетро сжал челюсти так, что желваки заиграли под кожей, но справился с собой и продолжил. — Я ручался перед её отцом за тебя. Я верил, что разум в тебе окажется сильнее амбиций и гордыни! Я ошибался, жестоко ошибался! Но она пришла за тебя просить, словно почувствовала. Пришла ко мне и сказала, что как бы я ни злился, как бы ни разочаровался в тебе, чтобы я не отпускал тебя, потому что не прощу себе этого.

Пришла просить? Каз исподлобья следил за Пьетро и всё никак не мог осознать его слов. Он говорил об Инеж?

— Зачем? — спросил он недоверчиво.

— Уж это у неё сам спрашивай, — Пьетро отвернулся. — Я отоврал тебя от всех. О том, что вчера чуть не случилось, знаем только мы трое. Для всех остальных всё осталось, как было. Более того, небезызвестный тебе сеньор Роллинс всерьез заинтересовался вашим участием в “Casa de fieras”, и теперь вам придется там выступить, чтобы он ничего не заподозрил!

Этого стоило ожидать. Чаша унижения и издевательств должна быть испита до дна, а прогнуться перед сильными мира — это и вовсе святое.

Каз содрогнулся. Его затошнило, на языке проступила знакомая едкая горечь.

— Разве ты не должен держать меня подальше от своей крестницы? — желчно хмыкнул он. — Как же забота о ближнем?

— Будь она несовершеннолетней, я бы тебя на пушечный выстрел к ней не подпустил, будь уверен, — мрачно отозвался Пьетро. — Но она уже взрослая девочка и слишком много повидала, чтобы не учитывать её мнения. Если я пойму, что ты — угроза для неё, я вмешаюсь незамедлительно!

Запоздалый леденящий ужас от краха всей жизни смешался с облегчением помилованного в последний момент и невыносимой ненавистью, проснувшейся от одного упоминания имени Роллинса, и в итоге вылился в желчную взрывную злость.

— И что тогда, посадишь меня?

Пьетро посмотрел на него тяжелым взглядом.

— Лучше замолчи.

Каз и сам чувствовал, что его несет, но остановиться уже не мог. Слишком многое скопилось в нём за последние дни.

— Ну да, так-то я очень удобен, верно? — усмехнулся он едко. — Никакой угрозы, никаких волнений для родителей? Как ты меня отрекомендовал, интересно?

— Что ты имеешь в виду?

— Что, не было? Ну как же! Что-нибудь на манер: не беспокойтесь о нем, он и пальцем вашу дочь не тронет, потому что ущербный и больной на всю голову, или что-нибудь в том же духе? Нет? Я не прав?

Пьетро оскорбленно фыркнул, но промолчал, косвенно подтверждая, что нечто подобное имело место быть. Несомненно в более вежливой форме, но сам факт сейчас бесил Каза не меньше.

— Почему ты выбрал именно меня, а не Джаспера или Маттиаса? А? — он тряхнул головой. — Я самый безопасный? Послушный? Удобный?

— В отличие от них двоих у тебя прежде всегда преобладали мозги! — рявкнул в ответ Пьетро. — Что с тобой произошло? Что ты творишь в последнее время?

Каз и сам хотел бы знать ответ на этот вопрос. Всё вставало с ног на голову, и чем меньше сил у него оставалось, тем чаще что-то темное, незнакомое рвалось из него наружу, подсказывая путь.

Сейчас он чувствовал жгучую обиду и ядовитую густую злобу на весь этот мир, который так яро хотел его жизни, но вовсе не имел понятия, чего она стоит самому Казу. Каждый день, наполненный болью и унижением, без достоинства, без возможности отстоять то, что дорого, а теперь даже без возможности отомстить и расставить всё по местам.

Коллектив, который был ему так дорог, сейчас показался ярмом на шее; Инеж, спасшая его, — тварью, недостижимой мечтой, издевательски поманившей его для того, чтобы он ещё острее ощутил свою ничтожность.

— Сначала я думал, что ты просто влюбился, — продолжал Пьетро, щедро засыпая солью содранную им же самим кожу, Каз метнул на него бешеный ненавидящий взгляд. — Это было бы хотя бы объяснимо! Я бы понял! Но твоя последняя выходка превзошла все возможные пределы… Ты как будто обезумел!

Как будто у такой влюбленности был бы хоть один шанс! Каз до боли прикусил щеку изнутри, сдерживая рвущиеся слова, и отвернулся. Месть — это хотя бы достойно!

Пьетро вздохнул и безнадежно махнул рукой.

— Кто бы думал, что я начну скучать по подростковым гормонам, когда самой большой вашей проблемой было, кто с кем спал и с кем не будет танцевать!

Звучало весьма несправедливо, учитывая, что сам Каз в таких историях никогда не фигурировал. И именно поэтому, возможно, Пьетро в своё время выделил его из прочих и постепенно сделал своим доверенным лицом. Тем обиднее сейчас была эта усталая снисходительность в его голосе. И вот, пожалуй, она окончательно перемкнула Казу мозги:

— А может и спал! — выпалил он с озлобленным весельем. — Классно было! Не тому крестницу доверили! Что, не проблема разве?

Он ждал, что после этих слов ему уж точно прилетит в челюсть. Пожалуй, он даже хотел этого — оглушающей острой боли, приводящей в сознание и заставляющей взяться за ум.

Пьетро остался на удивление бесстрастен.

— Если бы ты заявил, что вы решили пожениться, то это да, была бы проблема, — отозвался он меланхолично. — А так, вы уже оба не дети, мне ли в это вмешиваться?

Надо сказать, женитьба была последним явлением, что Каз когда-либо рассматривал в жизни применительно к себе, но после этих слов он вдруг ощутил совершенно необъяснимую, сильнейшую обиду.

— И чем же это такая проблема? — поинтересовался он резко.

Пьетро вздохнул и принялся по одному загибать пальцы:

— Ну смотри: жилья у тебя нормального нет. Про работу я и вовсе молчу! Придется забирать тебя из-под Алехандро, устраивать в какое-то место поприличнее или учиться отправлять. Здесь жить бесперспективно, значит, придется переезжать в столицу. Работа там найдется, но пока я договорюсь, пока ты освоишься, несколько месяцев пройдет. В принципе если сейчас начать, то к осени как раз получится. Плюс если захотите поехать в Европу, к родне, это тоже выйдет недешево…

Тут Каз понял, что Пьетро слегка увлекся, и задираться резко расхотелось. Он молча хлопал глазами, пытаясь понять, из каких глубин подсознания выплыли такие красочные перспективы и начиная смутно подозревать, что ещё немного, и его женят прямо сейчас, а главное — вовсе без его участия.

— Зачем в Европу?.. — слабым голосом спросил он.

— Ну, как же, с родителями знакомить не собираешься разве? — удивленно возразил Пьетро.

Пока Каз раздумывал, как поделикатнее намекнуть, что нужды для таких широких жестов пока не возникло, а знакомить Инеж с родителями он бы не пожелал даже при самом романтичном раскладе, Пьетро наконец опомнился и тряхнул головой:

— Так, а вы что, серьезно собрались? — озадаченно осведомился он.

— Нет!

— Ну а чего ты мне голову морочишь? — рассердился Пьетро. — У меня и так дел по горло!

Глубоко впечатленный Каз осторожно отступил назад. Собственные залихватские выпады после столь серьезной вдумчивой реакции теперь казались идиотскими, и за них было откровенно стыдно.

Инеж вообще не заслужила, чтобы он говорил о ней так и тем более выдавал желаемое за действительное. Особенно после всего, что сделала для него за последнюю ночь.

— Это неправда, — пробормотал он.

Задумавшийся Пьетро непонимающе обернулся к нему.

— Что именно?

— Насчет нас неправда, — Каз запнулся и заставил себя продолжить. — Я соврал. Ни с кем я не спал, а с ней тем более. Мы просто общаемся и танцуем.

Вот теперь он получил. Крепкий подзатыльник. Несильная тупая боль расползлась по затылку.

— Дурак… — коротко резюмировал Пьетро. — Вот за такие вещи я тебе действительно отвешу по первое число! Хоть её имя языком не трепи, если сам удержаться от неприятностей не можешь.

Каз мрачно шмыгнул носом. Лимит сотворенного за последнее время идиотизма никак не мог исчерпаться до конца, и последний эмоциональный выплеск в него вписывался на удивление органично.

Вот поэтому он и предпочитал держаться особняком от остальных, особенно в моменты боли или сильных переживаний. Ощущение собственной уязвимости лишь усиливало словесную агрессию и желание, чтобы его оставили в покое и дали зализать полученные раны в одиночестве.

В сущности эта ссора была невинным цветочком в сравнение с теми временами, когда Каз приходил в себя после Колумбии. Тогда его энергичная и жаждущая постоянного движения натура буквально сходила с ума от собственной скованности, так что Каз просто предпочитал прятаться от людей и съехал от Джаспера при первой же возможности.

Лучше действительно держаться от людей подальше, чем отвечать им необоснованной черной неблагодарностью за их попытки помочь тебе, а потом тяжело и мучительно налаживать отношения вновь.

Он умел легко скользить между преступников и бандитов в казино, улаживая собственные интересы, умел решать самые сомнительные ситуации в бойцовском клубе, умел непроницаемо улыбаться, когда его скручивало от боли или тошноты, но поддерживать близкие отношения, позволять другим видеть себя по-настоящему уязвимым… — это так и осталось для него непознанной территорией.

У него не было тайн лишь от Джорди, только с ним Каз не боялся ничего: ни собственной слабости, ни чувств, ни эмоций. Это время давно прошло, и возвращаться к нему даже в памяти уже не было смысла.

— Прости, меня ещё таблетки не отпустили, — произнес Каз, переключаясь на привычный сдержанный тон. — Несу откровенный бред.

— Я заметил, — иронично отозвался Пьетро. — Ужинать будешь? А потом спать! До утра.

Каз молча кивнул.

Ему уже доводилось ночевать у Пьетро, особенно в горячую пору соревнований, когда каждый час, отвоеванный на сон или отдых, считался за отдельное достижение. Иногда они оставались вообще всем коллективом, азартно подбивая Уайлена стащить у дяди ключи от шкафа со спиртным или вытворить ещё какую-нибудь глупость. Уай-то на подначки поддавался редко, но когда Каз лет в четырнадцать освоил отмычки, Пьетро плюнул и завел для запрещенной продукции отдельный сейф. Каз и Джаспер развлекались с его взломом ещё года три, пока однажды не сломали открывающий механизм до такой степени, что вскрывать сейф пришлось лазерным резаком. А потом они, наконец, достигли совершеннолетия, и Пьетро махнул рукой, более принципиально не обращая внимания на их выходки, пока те не касались рабочей формы и подготовки к соревнованиям.

Ужин вышел скомканным. Говорили мало, по обоюдному негласному соглашению ограничиваясь междометиями и нейтральными фразами в духе “передай воду” или "открой бобы". И в свою комнату Каз сбежал сразу же, как убрал со стола последнюю тарелку. Ему требовалось слишком многое обдумать.

Брошенный телефон укоряюще пощелкивал приходящими уведомлениями. Хорошо хоть личный. Рабочий в принципе разрядился в ноль, и Каз тихо радовался, что взял отгул до понедельника.

Он упал на диван, активировал забитый уведомлениями экран и принялся лениво смахивать их по одному, предварительно просматривая. Сил отвечать все равно не было. Вот Маттиас, кажется, просил прикрыть его и сказать кому-то, что он был на репетиции — Каз закатил глаза и не стал открывать сообщение. Странно, конечно, с чего Маттиасу это вообще понадобилось, но разбираться подробнее сейчас не было сил. Утром, всё утром!

В вороньем чате царило какое-то оживление, обсуждали расписание репетиций. Каз лениво пролистнул чат вниз, зацепился взглядом за аватарку Джаспера, хлопнул себя по лбу и спешно полез удалять отложенное сообщение, которое он настроил ещё вчера утром. Слова скупого прощания и куча паролей от личных аккаунтов и счетов смотрелись драматично, но в контексте дальнейшего общения становились чуточку неуместны. Им с Джаспером повезло: до отправки оставалось каких-то полчаса.

Попутно Каз не удержался и проверил, не появилось ли новых сообщений от Инеж. К его смутному разочарованию, она ничего не писала. Хотя с другой стороны, а о чём? Может, она тоже отсыпалась после тяжелой ночи?

Как-то незаметно открылась галерея, и Каз поймал себя на том, что рассматривает сохраненные фотографии Инеж, которых как-то тоже незаметно накопилось уже с несколько десятков. В основном, с репетиций, но были и другие — из обыкновенной жизни. Смеющиеся, задумчивые, дурачащиеся — Инеж была такой разной, но всегда оставалась верна себе. Грациозная, ловкая, полная изящества и достоинства, она обладала огромной ценностью для коллектива. Такой талант, как у неё, нельзя было зарывать в почву бытовой или романтической мишуры.

Он, Каз, будет полным дураком, если испортит всё дело своими неуместными симпатиями. Нет, он найдет способ вернуть всё на круги своя. Никакие чувства не стоят рядом с тем восторгом и величием общего дела, когда вы взбираетесь на вершину этого мира все вместе. Желательно при этом ещё заработав хорошие деньги.

Нужно жить так, чтобы было за что уважать себя. А всё остальное приложится!

Каз слегка воспрянул духом: скоро он вернется к танцам, и там выветрится все напускное, лишнее, мешающее чувствовать этот мир. Даже говорить о случившемся, возможно, не придется. Едва ли Инеж осталась от него в восторге в эту ночь. Скорее уж он невольно пробудил для неё ряд неприятных воспоминаний, которые ни к чему подкреплять новым опытом.

Он действительно не опасен для неё в том самом смысле, и это хорошо. Она же в свою очередь вдохновляет его и приносит успокоение. Ему ни с кем не было так легко до сих пор. Их общение, настолько продуктивное и полное, не нуждалось в физическом контакте.

Каз не разрушит это. О нет, он так не поступит. Он вознесет своих воронов так высоко, как сможет, а затем уйдет туда, куда позовет его вкрадчивая шепчущая тьма.

И, быть может, на сей раз дверь на другой стороне моста окажется открыта, а Джорди улыбнется ему уже по-настоящему.