Танец ворона и совы (гет)

Примечания:

Я стараюсь, чтобы история читалась и без учёта интерлюдий, но они всё же дополняют сюжет. Кто прочтёт, скажите, пожалуйста, не кажется ли данная интерлюдия лишней, а то я каждый раз переживаю по их поводу.

Беговинск, Русия.26 ноября 2023 года.

Дядя Ал второй день подряд ездил по делам в деревню клана Воронов. Раньше Эва расстроилась бы, что даже на выходных не получилось провести время вместе. Но с лета уже знала о дяде правду. Обманщик, который «и вашим, и нашим». Говорил одно, а делал другое. Лживый и вероломный владыка неба.

Но он всё ещё оставался единственным человеком, которому она оказалась по-настоящему нужна после смерти родителей. Поэтому пыталась найти в стопке старых ежедневников не новые доказательства вины, а хоть какое-то оправдание. Тому, что дядя Ал своей рукой без лишних споров чуть больше трёх лет назад подписал приказ о переводе Эрхана Албанова с севера, где тому было безопаснее, сюда, в Беговинскую область. Тому, что заключал невыгодные для страны, но допустимые для правящей верхушки контракты с иностранцами в ущерб интересам колдунов Русии. Тому, в конце концов, что так просто свыкся с ролью покорной марионетки.

А просто ли? Закусила губу, вспомнив, как дядя с силой зажмуривался и скрипел зубами после чьих-то звонков, как настойчиво каждый раз проверял дом на предмет прослушки, как жадно и нервно курил у подъезда в городе или у ворот дома в пригороде, приезжая с работы. Никогда не доставал сигареты дома и жевал жвачку перед тем, как вернуться, а после сразу шёл в душ и менял одежду, чтобы чувствительную к запахам Эву не тошнило.

Она села на пол, прижимая к груди один из дядиных ежедневников. Прошептала едва слышно:

— Дядя, ну как же… Ну пусть я буду мнительной дурой, которая всё не так поняла!

До сих пор надеялась на лучшее, пусть уже не верила, что дядя честный и добрый. По отношению к ней-то он таким и был, но другие люди…

Шмыгнула носом и, согнув ноги в коленях, стала листать ежедневник. У дяди никак не доходили руки выбросить старые блокноты, которые он, в отличие от документов, не убирал в сейф. Взяла блокнот наобум, но с каждой прочитанной записью всё чётче вспоминала странные и тревожные новости того года. Где-то дядя зачёркивал заметки жирными линиями, где-то злоупотреблял сокращениями, но кое-что можно было разобрать.

«20/05/18

чтобы не видеть его е◼️ник

Заочно одобрить запрос от В.М. Вол. на спонс-е акции в Ром-и ✔️

Ему там мёдом намазано? Пятый раз едет!»

Акция в… Ромалии? А ведь именно с лета 2018 года в той стране начались первые беспорядки. Знала наверняка, потому что там жили дальние родственники по отцовской линии. Так что же выходит… Нет, нет! Дядя не может быть причастным и к этому! Ну не глупый же он, чтобы оставить в доступе запись о таком! Хотя летом Эва же нашла в стопке бумаги на переработку испорченный бланк документа о переводе Эрхана Албанова… И угораздило её тогда случайно кинуть в эту стопку нужную бумажку! Не стала бы её искать — не узнала бы ничего.

А этот «Вол.» — Волошин? Дядя почему-то не любил эту семью и всячески избегал соприкосновений с ними. Хотя, судя по сплетням тёти и других колдунов и собственным догадкам, со Святославом Волошиным всё-таки имел какие-то общие дела, пусть и скрывал это от колдовского сообщества. Про Волошиных вообще каких только слухов ни ходило, но не верить же всему. Разве что в одну сплетню Эва искренне хотела бы верить.

Около года назад некоторые колдуны объединились, чтобы прижать тех, по чьей вине один торговый центр был построен из плохих материалов, что привело к обрушению конструкций и жертвам. Поговаривали, что инициаторами восстановления справедливости каждый со своей стороны стали дядя Ал и Святослав. И будто бы договорились об этом заранее. Они оба не имели отношения к несчастному происшествию, но, выходит, не смогли остаться в стороне.

Вживую Эва видела Святослава Волошина лишь однажды, да и то случайно. Он не сделал ей ничего плохого, но отчего-то напугал до чёртиков одним только пристальным взглядом и будто бы случайно сорвавшейся с губ изумлённой фразой: «…а как похожи!» Она тогда спросила, показалась ли ему похожей на дядю Ала. Святослав усмехнулся чему-то своему, а потом неловко пробормотал: «Да… Да, на него». Странный и пугающий.

В мыслях всплыли слова Мичила о том, что брат его приятеля Лекса Волошина вместе с их дядей увлеклись охотой и ходят на встречи какого-то клуба. Мичил осудил охоту птичьих колдунов на диких птиц. Эва, вспомнив Святослава Волошина и, особенно, колючий взгляд его глаз цвета стеклянной крошки под слоем пыли, поверила бы, что такой «дядюшка» убьёт всех, кого захочет, не только птиц.

Вздохнула, поёжилась от скользнувшего по коже холода. Вроде бы этот Святослав тогда сделал хорошее дело с тем торговым центром, если верить разговорам, но от него веяло опасностью. А каков же тогда второй Волошин — брат Святослава и отец Лекса — с которым дядя Ал не хотел связываться? Но вдруг именно из-за этого нежелания не глядя дал добро на то, на что нельзя было? Или всё-таки всё он понимал?

«29/05/18

отправка драг. м. и к. в НБ ✔️»

Не один дядя сливал природные ресурсы за границу…

«05/07/18

16.00 — собр-е с уч-м ром. и угр. дипломатов ✔️

странные беспорядки???

21.00 — доехать до А.А. Сер., обсудить помощь ин. ✔️

С◼️а… Бл◼️!!!»

Ну вот, значит, для дяди ромальские беспорядки тоже были неожиданностью! Он в этом не виноват. Наверное… До конца не поняла, ведь дядя не написал ничего такого, что нельзя было бы вывернуть и так, и сяк. А упомянутого в этой записи человека Эва не знала, ничего путного на ум не приходило в связи с загадочным «А.А. Сер.». Судя по жирно заштрихованным ругательствам, человеком тот был… не самым приятным.

Снова стала копаться в ежедневниках. Вот оно: её доверие к человеку, заменившему ей родителей. Тайком копалась в его вещах, подозревала, таила разочарование. Так и не призналась Мичилу Албанову, чья она племянница. Сначала не хотела смущать и проводить черту между ними, когда наоборот бы шагнуть ближе, прижаться… А как теперь?!

Она — племянница того, кто по чужой указке вырвал Албановых с родного севера. Дядя — очень слабый предсказатель, он не мог предвидеть, к чему всё приведёт. Но… но не попытался противиться, что-то менять. Может быть, отчасти была и его вина в том, что кто-то покалечил Мичила. Её милого, хоть и ершистого воронёнка…

Ох-ох, Мичил! Комплексовал, считал себя никуда не годным птичьим колдуном, потому что к нему ещё не прилетел ворон-помощник. И не слушал доводов, что дети помесков позже встречались с магическими помощниками, чем дети «чистокровных» птичьих колдунов. К ней вот тоже сова прилетела только в шестнадцать с половиной лет. Поначалу Эва даже расстроилась, ведь хотела помощника-лиса, как у папы и бабушки. Всё ж родня из клана псовых, как-никак. Только потом поняла, как ей повезло, что случилось иначе.

Но Мич зациклился на том, что он бесполезный колдун, к которому не прилетит птица. А ещё постоянно закрывал шрамы на шее, стеснялся следов сросшихся переломов: некрасиво выпирающих под кожей бугров. Да она бы каждый такой след зацеловала бы, неустанно благодаря богов и Эрхана за то, что Мичил жив! Но он и этому был не рад: однажды выдал бред, что ни за что не будет так полезен и важен, как его отец, и зря тот выбрал его жизнь, а не свою. Вот за это Мич от Эвы получил! А потому что нечего чушь городить, ни один любящий родитель в такой ситуации не выбрал бы себя. Да, больно, что Эрхан и вправду практически обменял свою жизнь на его. Но он сделал это, чтобы сын жил, не жалея, что жив!

Столько бед свалилось на Албановых! И вот… Это дядина вина?.. Отчасти да, если припомнить разное. Невиновного не трясло бы перед встречей с другом после несчастья, случившегося с его сыном. Невиновный не выкурил бы за сутки недельный запас сигарет. Не нарезал бы круги по дому, не выпуская из рук телефона. Или всё-таки Эва ошибалась, а то было лишь волнение за друга и его сына без каких-то подтекстов? Хорошо бы, если так!

Присела на корточки и стала аккуратно выгружать блокноты, запоминая, в каком порядке они лежали до того. Ох-ох, знал бы дядя, для чего она использует его уроки о том, как подмечать детали, которые могут дать подсказку. Шерлока Холмса из неё не вышло, и с правильными выводами не всегда срасталось, но она развила память и аккуратность.

Откинула за спину косу, поджала губы. До её лет шести дядя напряжённо сопел, боясь сделать ей больно, но заплетал эту косу сам. Потом приучил её и волосы заплетать в одиночку, и в магазин ходить, и другие бытовые дела решать. Только сама. С подробными объяснениями и наглядными примерами, но без помощи.

А как Эва пошла в школу, пришлось и всякие социальные, учебные вопросы решать самостоятельно. Дядя Ал приучил, что всё безопасное она может решить сама, но вот если кто-то станет словесно или физически её намеренно унижать, давить — тут нечего стесняться и терпеть, стоит рассказать ответственным взрослым и, главное, ему. Такого не случилось, а задирам и пустословам в младшей и средней школе она и без помощи могла рюкзаком по ушам съездить.

Чем старше она становилась, тем к большей самостоятельности приучал её дядя, пока однажды не сказал, что теперь ей не хватает лишь жизненного опыта и осторожности. Эве тогда было четырнадцать, и она удивилась такому, спросила: «Ты меня отселить хочешь? Или почему торопишься?»

Дядя нахмурился, покачал головой. Помолчал, потом наконец медленно проговорил: «Эвка, однажды меня не окажется рядом. Я не знаю, будут ли тогда с тобой люди, на которых можно положиться. Поэтому ты должна всё суметь и сама. Чем раньше, тем лучше». Она никогда не возражала и не капризничала, ей нравилось многое делать и решать, не сваливая на других. Но тот ответ дяди почему-то напугал до дрожи… Сама. Одна. Его не будет, никого не будет.

Как она после того разговора уже ночью беззвучно плакала, накрывшись одеялом с головой… И сейчас защипало глаза. Любила дядю, хоть и не могла ему простить тот приказ для Эрхана и прочие сомнительные, а то и явно плохие решения. Странно как всё! Порой не хотела его видеть после размышлений о сделанном им, но даже в такие моменты понимала, что задохнётся от боли и горя, если… если вдруг. Ведь теперь её не спасёт смесь неверия и непонимания, как тогда, когда ей только-только исполнилось четыре. Она помнила прошлое урывками, но хватало и этого.

«Эвелина не понимала, как это: мамы и папы больше нет. Они играют в прятки, их надо найти? Ей объясняли, что такое смерть, но это не может быть про маму и папу! Это же для совсем стареньких и больных... Вот как дедушка, которого похоронили зимой.

Она уже пять дней жила у бабушки, но каждый вечер подбегала то к одному окну, то к другому: всё ждала, когда двор осветят горящие фары папиной машины. Потому что это же неправда всё, родители обязательно приедут! Бабушка почему-то недовольно морщилась и бормотала: «Глупая и упёртая, вся в эту дуру и её породу».

Бабушка отгоняла её от окон, ругалась, но не плакала. Она не плакала! Значит, неправда? Значит, родители приедут! Папа взъерошит ей волосы, а мама спокойно и ласково расскажет, почему их не было.

Но Эва ждала, а никто за ней не приезжал. Дяди и тёти по папе, которые раньше играли с ней и привозили вкусное, теперь отводили взгляд, отворачивались и спешили уйти. Одна из тёть вместе с бабушкой звонила брату мамы, которого Эва почти не помнила, и говорила:

— Алтанай, забери её! Мы — не няньки для сироток. У нас семьи, нам к чему лишний рот?

В тот день двор наконец осветили горящие фары. Эва выскочила на порог, не слушая родню, но вдруг наконец расплакалась, увидев, что это не родители. Вот тогда её будто ударили пониманием: всё правда, мама и папа больше не приедут. Мамочка… Папа… Она стояла и не могла шевельнуться, а вышедший из совсем другой, очень-очень дорогой машины дядя сел на корточки и стал вытирать её слёзы мягкой салфеткой.

— Здравствуй, Эвелина. Ты меня, наверное, не помнишь. Я — Алтанай, брат Маины — твоей мамы.

Его голос был таким тихим, мелодичным… Почти таким, как у мамы, когда она пела ей песенки перед сном.

— Прости, что не забрал тебя раньше, но теперь мы вместе.

А папа вот никогда не говорил «прости»… Эва даже думала, что мальчики этого не умеют. Эва не запомнила, что ещё говорил этот чужой дядя, совсем не похожий на маму. У мамы и Алтаная ведь только отец был общий, угу…. Но дядя говорил с почти мамиными интонациями, а потому… потому… Эва обняла его и снова расплакалась, чувствуя, как быстро колотилось его сердце, как подрагивали руки. Будто плакал вместе с ней, но без слёз».

Эва закусила губу и отошла от ежедневников, в некоторых из которых нашла ещё заметки об акциях и беспорядках в других странах. А то ещё слёзы замочат бумагу. Чёрт, дядя Ал! Что же ей теперь делать со знанием, что он наверняка неосознанно, но сыграл на руку тем, кто убивает колдунов?!