Эффект наблюдателя | The Observer Effect (джен)

В раннем уходе с матча по квиддичу имелись и свои плюсы. Сейчас, когда практически вся школа была так или иначе вовлечена в творящееся на лётном поле священнодействие, Гарри мог вывести из дортуара Сундук, не привлекая к себе ненужного внимания и не вызывая вопросов.

План родился спонтанно, но от этого хуже не стал. Швыряться проклятьями в Комнате-где-всё-спрятано совсем не хотелось, и Гарри давно уже пытался придумать, где бы организовать подходящий полигон. И вот теперь его осенило.

Антиаппарационный барьер, ограждавший Хогвартс, опирался на круг зачарованных камней, в незапамятные времена вкопанных вдоль опушки Запретного леса. С тех пор чаща заметно разрослась, и теперь большая часть мегалитов скрывалась в подлеске. Камни поддерживали и другие оборонительные заклинания, в том числе большой осадный щит, который, как Гарри вычитал в «Истории Хогвартса» поднимали всего одиннадцать раз за время существования школы (из них дважды — из-за Гриндельвальда). За чарами надзирал профессор Флитвик — регулярно инспектировал их состояние и подновлял, если требовалось. Его крохотные ножки протоптали вдоль каменного круга узкую тропинку, и если территория за ней, вне границы кромлеха, была опасна без дураков, то внутри, между тропинкой и открытым пространством, находилась зона, куда смертоносным обитателям зарослей хода не было, а вот кустарники и молодые деревца чувствовали себя превосходно, и так же превосходно могли скрывать от любопытных глаз.

Идеально.

Конечно, без Тома ничего особенно сильного не наколдуешь, но Гарри и не был намерен начинать сразу со смертельного проклятья — вдруг и простейшие чары уже покажут уязвимость Сундука. А подниматься сейчас в секретный Штаб и объясняться с Томом — означало терять время и упускать возможность, подвернувшуюся столь неожиданно.

С этими мыслями он торопливо распахнул Сундук и начал выгружать одежду и книги из него на свою кровать.

— Не стой столбом, помоги, — призвал он Драко. Тот повиновался, хотя и не преминул спросить:

— А что мы делаем?

— Готовимся исследовать новые грани магии, на что это ещё, по-твоему, похоже, — усмехнулся Гарри. — Хочу проверить, насколько эта милая вещичка способна противостоять нападению, в случае чего.

Драко нахмурился и задумался.

— Собираешься спрятать в нём что-то ценное? — полуутвердительно сказал он, когда они тщательно задёрнули прикроватные занавеси. — Это, случайно, не…

Гарри шикнул, и Малфой тут же заткнулся — он явно понял, что ответ: «да». Но такое даже в собственной спальне лучше не обсуждать вслух лишний раз.

Вместо этого они принялись перемывать кости Квирреллу. Какая именно причина сподвигла преподавателя ЗОТИ покуситься на жизнь Гарри? Была ли то ненависть к наследнику Слизерина, зависть к нему же, или неверно понятые желания Тёмного Лорда? Конечно, Малфой-старший должен был предупредить пожирателей смерти об особом статусе Гарри, но могло статься и так, что не все ему поверили, либо же до Квиррелла новости пока просто не дошли. А ещё Квиррелл мог принадлежать к фракции ненавистников Тёмного Лорда, и нацелить удар в его протеже как раз поэтому. Столько версий — выбирай не хочу. У Гарри имелась и более прозаическая.

— Думаю, на нём проклятие, — поделился он.

Драко фыркнул и дёрнул бровями:

— Тоже мне, новость. На должности давно проклятие, поэтому и берут кого попало, лишь бы год кое-как протянул.

— Да нет, не в том смысле. На нём самом, — попытался объяснить Гарри свои смутные подозрения. — Замечал, как от него воняет?

— А я-то считал, что он просто редко меняет носки, — схохмил Драко. — Ладно, я тебя понял. Чёрная магия, да?

— Ты мне скажи, мистер Половинка Блэка! Чуешь что-нибудь странное от него? — с надеждой спросил Гарри.

— Не больше, чем ты, мистер Четвертинка Блэка, — усмехнулся Малфой в ответ. — Чую, что мне хочется заткнуть нос. Тут надо в библиотеке порыться, желательно именно в маминой фамильной. Только в неё теперь ходу нет…

Он вздохнул. «Как это — нет?» — чуть не ляпнул Гарри, но вовремя прикусил язык. Интересно. Выходит, леди Нарцисса в особняк не допущена? И сам Драко тоже?

Следовало догадаться, укорил он себя мгновением спустя. Иначе дом не дошёл бы до того запущенного состояния, в каком застал его Гарри.

— Проклятие ведь способно влиять на разум? — продолжил он свои рассуждения. — Вдруг он уже вообще не соображает, что делает?

Драко неуверенно пожал плечами:

— Проклятие способно влиять на что угодно, и на разум — в первую очередь. Но, мне кажется, тогда бы он кидался на всех подряд, как оборотень в полнолуние. Нет, как по мне — не похоже.

Занятые таким разговором, они покинули здание школы через выход, ведущий к теплицам. В небе над скатами сверкавших на солнце крыш носились юркие разноцветные фигурки — игра продолжалась. Гул трибун, приглушённый расстоянием, доносился даже сюда. Сразу за теплицей номер пять, чьи запотевшие стёкла охраняли самые опасные и непредсказуемые экземпляры флоры, начинались заросли папоротника, а за ними — высокие кусты утёсника и дикой малины. Продравшись сквозь колючки, Гарри удовлетворённо огляделся.

— Здесь нормально, вроде, — заключил он и достал палочку.

На речь о высшем благе и необходимости Сундук среагировал точно так же, как и Хоул в своё время — то ли понял, то ли нет, но увернуться от хозяйских сглазов не пытался, лишь беспокойно пританцовывал на месте, взрывая дёрн когтистыми ногами. Щекочущее, жалящее и оглушающее на него видимого воздействия не оказали, и Гарри приободрился — дело явно могло выгореть. Для очистки совести — а вдруг артефакт защищён только от магии владельца — он велел Драко наколдовать «инсендио», и вот тут случилось непредвиденное. Сундук подпрыгнул, стряхнул язычки пламени, как собака — воду с шерсти, и ломанулся сквозь подлесок — только ветки захрустели.

— Стой! Да мать твою Моргану, стой! Куда! — возопил Гарри, но было поздно. Качнувшиеся кусты сомкнулись за беглецом.

Драко захохотал, согнувшись в три погибели, и Гарри метнул в него жалящее, прежде чем поспешить на ловлю строптивой собственности.

Запретный лес очаровывал.

Летом впечатление, должно быть, было ещё сильнее, но и сейчас, в бурых и коричневых красках поздней осени, он смотрелся загадочно и маняще. Вековые тисы изгибали сучья и склонялись к земле, будто застывшие на середине причудливого танца. Сочно-зелёные шары омелы гнездились на вершинах облепленных мхом вязов. Тут и там свисали с оголившихся ветвей диких яблонь маленькие жёлтые яблочки — похоже, некогда этот кусок леса являлся частью школьного сада. Боярышник, усыпанный алыми ягодами, гнущиеся под тяжестью багряных кистей рябины и шиповник, весь в перезревших плодах, казались обрызганными кровью. Толстый мягкий ковёр опавших листьев пружинил под ногами, перемежаясь с пятнами чёрного и жёлтого лишайника. Лесной воздух, насыщенный запахом разлагающейся растительности, нёс в себе какую-то терпкую, незнакомую ноту — казалось, так пахнет само волшебство.

И повсюду чувствовалось движение, кипела скрытая от глаз таинственная жизнь.

Кто-то шуршал и стрекотал в остатках древесных крон, кто-то перебегал между стволов, слишком быстро, чтобы Гарри успел рассмотреть его, чьи-то тени, несообразные направлению солнечных лучей, резвились в частоколе орешника. Сухой сучок вдруг подмигнул, показав чёрные блестящие зрачки. Гнилая коряга, о которую Гарри запнулся, ожила и, припав к земле, юркнула в расселину под корнями. Над головой заухали, залопотали, захлопали крыльями — но, когда Гарри попытался разглядеть потревоженное существо, там уже никого не было.

Хуже того, не было видно и Сундука.

— Я в лес не пойду, — вякнул было подоспевший Малфой, но Гарри, развернувшись, наградил его свирепым взглядом.

— Пойдёшь как миленький, — прошипел он. Новое проклятие вертелось на кончике языка, и очень хотелось выместить на ком-нибудь досаду от случившейся промашки. Драко, очевидно, прочёл это по его лицу, потому как живо заткнулся и принял бравый вид — насколько уж сумел, с учётом дрожащих губ и коленей.

Они углубились в чащу. Слабый ветерок по временам сшибал листочки с ветвей, и те, кружась, падали вниз. Один приземлился на плечо Гарри, но прежде, чем тот успел стряхнуть нежданное украшение, расправил тонкие слюдяные крылышки и упорхнул прочь. Драко тяжело, прерывисто вздохнул. Он озирался по сторонам и держал волшебную палочку наизготовку, стискивая её до побелевших костяшек пальцев.

— Сундук! — позвал Гарри, чувствуя себя по-дурацки. Надо было всё же придумать ему нормальную кличку, хотел ведь. — Ко мне! Сундук! — он засвистел.

Вдалеке что-то хрустнуло — и тут же снова затаилось.

— Сюда! Эй!

— Мой лорд, — подал дрожащий голос Малфой, — возможно, не сто́ит…

— Драко, ты не помогаешь.

Чем дальше они шли, тем просторнее становилось вокруг. Кустарник отступил, деревья стали мощнее, выше. Плющ взбегал по кряжистым стволам, нити «исландского мха» свешивались с ветвей. Гарри и сам забеспокоился — как бы не заблудиться!

— Сундук! Чтоб тебе! Давай, выходи! Ко мне!

Что-то белое виднелось впереди. Странно, ведь снег ещё не выпал, хотя, вне всяких сомнений, первого зимнего снегопада оставалось ждать уже совсем недолго. Но Гарри бросил лишь беглый взгляд на это бледное пятно — он наконец-то заприметил беглеца. Тот с виноватым видом — один Мордред ведал, как поганцу удавалось выглядеть виноватым, ведь у него и лица-то не было, но всё же Сундук справлялся — семенил навстречу, шурша палой листвой. Гарри зловеще похлопал кончиком палочки по ладони.

— К ноге! — скомандовал он и шагнул вперёд.

И наткнулся на то, что белело в низинке, наполовину занесённое лесным мусором.

Драко издал странный задушенный звук — то ли писк, то ли всхлип, и Гарри смутно понадеялся, что, если Малфой надумает блевать, у него хватит соображения отвернуться. Но блевать его рыцарь не стал — задышал часто, криво оскалился и поднял палочку повыше. Кажется, когда Малфой был напуган по-настоящему, его страх перерождался в злость — уже второй раз за сегодняшний день Гарри лицезрел эту метаморфозу.

Перед ними лежал мёртвый единорог.

Тонкие ноги, поджатые в болезненной судороге, разметавшаяся жемчужная грива, рог, чьё волшебное сияние угасло навек, и затянутые мутной пеленой глаза. Его не тронули насекомые — то ли было слишком холодно, то ли сама суть этого чудесного создания оберегала его от последнего надругательства смерти. В его молочно-белой шее зияла рваная рана, настоящая дыра, кулак можно было бы просунуть. Серебристая кровь засохла на перепачканной шкуре и на листьях вокруг. Гарри не был таким уж большим любителем животных, однако от этого зрелища у него на глаза навернулись слёзы.

Но, как видно, не только в Малфое крылся недурной потенциал для внутренней алхимии. Гарри и сам чувствовал, как губы раздвигает гримаса, позаимствованная из арсенала старшего брата. Слёзы печали переплавились в слёзы ярости.

Кто посмел?

Обитающий в Запретном лесу табун был последним в Магической Британии. Во всём мире, если уж на то пошло. Здесь у единорогов не было естественных врагов — по крайней мере, так считалось. Они жили невероятно долго, а потому размножались очень медленно, и потеря даже одного не могла пройти бесследно. Какая бы тварь не охотилась на воплощение самой магии, её требовалось выследить и уничтожить.

Сундук, бочком прошмыгнувший к Гарри, улёгся на землю, поджав ноги. Гарри рассеянно похлопал его по крышке — ругаться на полуразумный артефакт расхотелось, не до того.

— Кому скажем? — тихо спросил Драко, и голос его словно разбил заколдованный шар тишины. Гарри очнулся. Не было смысла торчать здесь, захлёбываясь злостью.

— Декану, — решил он. — И ему, естественно. И Грейнджер. А больше — никому.

— Грязнокровке зачем? — поморщился Малфой.

— Она гриффиндорка, вот зачем. Пусть пошпионит, мало ли кто что у них знает об этом.

Малфой задохнулся.

— Ты… ты думаешь — это сделал не зверь?

Гарри смерил его хмурым взглядом.

— Не знаю. Но подумай-ка вот о чём — будь ты не просто тёмным магом из семьи крепко поехавших колдунов, а прямо конченым, вообще мразью, для чего бы тебе могла понадобиться кровь единорога?

— Ну, это просто, — не задумываясь, ответил Драко. — Для зелий и артефактов используют волосы и рог, а кровь нужна только чтобы… — тут до него дошёл смысл собственных слов, и он закончил упавшим голосом:

— …продлить жизнь тому, кто уже, считай, умер.

И это действительно было так — библиотека Блэков, по которой так вздыхал Малфой, тому залогом.

Испивший крови единорога обрекал себя на ужасное проклятие — но, в ситуации, когда терять уже было и впрямь нечего, находились безумцы, решавшиеся отсрочить свою неминуемую гибель таким кощунственным способом. Как правило, они пытались что-то этакое доделать перед смертью — зачать ребёнка, отомстить врагу, закончить некий magnum opus. Оборонить королевство от вторжения, случалось и такое. Но вот в чём дело — проклятие единорожьей крови было особого сорта. Оно превращало все благие цели в их противоположность. Ум становился безумием, храбрость — трусостью, решимость — вялостью. Враг, которому надеялись отомстить, выходил сухим из воды. Труд всей жизни горел в огне, не оставляя за собою и пепла. Королевство сгнивало изнутри, растерзанное непомерными налогами и сварами знати за престол. Что до ребёнка… его назвали Мордредом, и довольно о нём на этом.

Они с Томом подробно изучили вопрос. И закрыли его раз и навсегда — цена, как в настоящей сделке с дьяволом, включала в себя саму покупку. Оно того не стоило, ни при каких обстоятельствах. Но кто-то думал иначе, и Гарри боялся, что он догадывается — кто.

Тот сорт идиота, что водится лишь на факультете Рейвенкло — идиот, считающий себя умнее всех на свете.

Если профессор Квиррелл умирал, ему могло от большого ума прийти в голову полечиться подобным средством.

А он умирал. Не нужно было быть Блэком, на четверть, половину или целиком, чтобы заметить, что день ото дня преподаватель ЗОТИ всё быстрее разваливается на части.

Ушла в прошлое нездоровая навязчивая болтливость. Никаких больше побасенок о похождениях в Африке и спасённых принцах. Никаких пространных рассуждений о пользе чеснока для здоровья. Накатывающие волнами тики тоже отступили, и на смену им явилось одеревеневшее напряжённое лицо, на котором живыми казались одни глаза. Всё вместе напоминало классическую картину отравления семенами чилибухи, только неимоверно растянутую во времени — книжку по растительным ядам Гарри позаимствовал у Забини, и теперь не мог отделаться от почёрпнутых из неё ассоциаций. Профессор Квиррелл походил на сломанного робота, на марионетку — рваные движения, направленный в никуда взгляд. Занятия окончательно свелись к самостоятельному чтению параграфа, никакой практики, никаких опросов. Эссе он, такое впечатление, вообще не проверял, хотя исправно писал их тему на доске в конце каждого урока.

А ещё он начал заикаться.

Преподаватель защиты от тёмных искусств. Заикаться.

По твёрдому убеждению Гарри, Квирреллу нужна была сиделка, а не кафедра.

Кстати сказать, не удивительно ли, что в его-то состоянии этот убогий сумел наложить столь сильные и замысловатые чары на мяч?

— Пожалуйста, уйдём отсюда, — прервал затянувшееся молчание Драко, и Гарри понял, что слишком глубоко погрузился в свои мысли. Он кивнул.

Итак, Сундук продемонстрировал обнадёживающую выносливость, — на резном дереве не осталось ни единой подпалины — но две дурные новости с лихвой перекрывали одну хорошую.

Они едва успели прошмыгнуть обратно в подземелье — затворяя за собой дверь слизеринской гостиной, Гарри услышал приближающиеся голоса. Говорили возбуждённо и громко, смеясь и перебивая друг друга — вне всяких сомнений, это возвращались болельщики.

Четверть часа спустя, войдя обратно в общую комнату факультета, Гарри очутился в эпицентре столь же масштабной вечеринки, как та, что сопровождала явление народу Салазарова наследника.

Как выяснилось, сборная Слизерина одержала очередную победу, хоть та далась не столь легко, как прежние. Мерзавка Спиннет умудрилась-таки натянуть нос Хиггсу — выцепила снитч в крутом пике, едва не пропахав землю черенком своей новенькой метлы. Очевидцы клялись, что верхушки травинок она точно задела. Как водится, с поимкой снитча матч был завершён, да только Гриффиндор это не спасло — пока ловцы играли в догонялки, Флинт, Монтегю и Пьюси заколачивали в чужие ворота квоффл за квоффлом, так что итоговый счёт составил сто девяносто против ста семидесяти в пользу Слизерина. Пожалуй, такой проигрыш следовало считать даже более унизительным — подумать только, поймать снитч, и всё равно продуть! Девятнадцать мячей против двух (ещё сто пятьдесят очков принёс снитч) — похоже, Блетчли, разъярённый тем, что первый мяч забили именно родной команде, встал насмерть, а вот Гриффиндору определённо стоило обдумать замену вратаря.

Сливочное пиво лилось рекой, по рукам префектов вновь пошла гулять заветная фляжка, на свет явился зачарованный граммофон и Майрон Вогтэйл, солист «Ведуний», под зажигательные риффы гитар призвал всех «двигать телом, словно волосатый тролль». Что студенты и принялись делать с огромным удовольствием. Флинта, капитана сборной, бросились качать, а тот всё орал: «А ну, поставьте, где взяли! Урóните — вам не жить!»

Гарри вытерпел где-то с полчаса этого содома (на сливочное пиво он в этот раз благоразумно не налегал, а без него праздничная кутерьма теряла часть своей прелести), а затем решил, что его исчезновения никто уже не заметит. Тем более, настроение мало соответствовало общей атмосфере. В глубине души ему было неуютно и тревожно.

За порогом гостиной он наткнулся на беспокойно кружащего факультетского призрака.

— Повелитель призывает вас к себе, — мрачно возвестил Кровавый Барон и увязался следом. Гарри почесал в затылке — однако! Он и сам торопился к Тому, и не в первый раз тот присылал сообщение посредством школьных привидений, взять хотя бы незабываемое явление Миртл в Ночь Тролля, но никогда ранее Том не звал его. Обычно это как раз Гарри был тем, кто искал встречи.

Дух проводил его до самой Комнаты-где-всё-спрятано — в щель закрывающейся двери Гарри успел увидеть, как тот просачивается сквозь пол, отправляясь по своим потусторонним делам. Щёлкнул замóк, и холодный злой голос произнёс:

— Где, позволь спросить, ты шатался всё утро?

— Так матч по квиддичу, — осторожно ответил Гарри, оборачиваясь. Том стоял прямо позади него, скрестив на груди руки. Выражение его лица было непроницаемым, что, как правило, означало какие-то сильные эмоции, которые тот не желал демонстрировать. Скверно. Где это Гарри успел проштрафиться? Том узнал о визите в Запретный лес?

Том нахмурился.

— Стоило тратить время на эту глупость! Слушай меня внимательно — с этого момента ты ни при каких обстоятельствах не должен оставаться один. Кто-либо из духов будет постоянно…

— Том, — рискнул перебить Гарри, — Том, мне нужно тебе кое-что…

— Помолчи, — сверкнул глазами тот. — Это важно.

— Мои новости тоже важные, — не сдавался Гарри. — Том, у н…

— Дай договорить, несносный ты ребёнок! — у Гарри появилось отчётливое ощущение, что он в шаге от повторного «круцио», но даже это не заставило его замолчать.

— Да дослушай же!..

Следующую фразу они произнесли хором, так слитно, будто репетировали заранее:

— У нас в школе одержимый.

* * *

Зачарованная дверь отворилась, впуская посетителя. Тот шагнул в кабинет — чувствовалось, что он делает это безо всякой охоты — и чопорно поприветствовал:

— Директор Дамблдор, сэр. Вы хотели меня видеть?

И снова та самая интонация на слове «сэр». Альбус вздохнул и позвал:

— Гарри, мальчик мой! Проходи, проходи! Чаю?

— Благодарю, — ответствовал тот, проскальзывая в кресло. Его ноги не доставали до полу, и в который раз Альбус напомнил себе — Гарри ещё так юн, ещё не поздно всё исправить. На этот раз он не наделает прежних ошибок.

— Гарри, у меня для тебя хорошие новости, — улыбнулся он, протягивая чашку. Мальчик улыбнулся в ответ, и Альбуса передёрнуло — да-да, вот и она, вежливая до предела гримаса, в которой совсем не участвуют глаза. Неужто и впрямь… нет, не может быть. Судьба жестока, это правда, но не настолько же. Нет, просто они похожи — и именно потому, что Гарри избран противостоять злу. Порой, Альбус знал это по себе, подобное можно победить лишь подобным.

— Тебе, я думаю, будет приятно узнать, что сразу несколько семей обратились ко мне с прошением дать тебе возможность погостить у них на рождественских каникулах, — продолжил он, не давая мрачным мыслям отразиться на своём лице. Ребёнок вопросительно склонил голову к плечу. Опять этот ускользающий взгляд — вроде бы и в лицо, но не глаза в глаза.

— Вот как, сэр, — безо всякого энтузиазма обронил он. Альбус улыбнулся шире и ободряюще закивал.

— Да, да. Вот, послушай. Миссис Уизли — у неё большая дружная семья, с мальчиками ты уже знаком, а ещё есть девочка, на год тебя помладше. Уверен, тебе понравилось бы у них — я сам люблю гостить в их доме, а уж как миссис Уизли готовит! Пальчики оближешь.

По виду Гарри казалось, что ему предложили пожить в гнезде мантикоры. Альбус подёргал себя за бороду — дурацкая навязчивая привычка, и всё никак не получалось от неё отделаться, колокольчики нисколько не помогали — и продолжил, чувствуя себя чем-то средним между ярмарочным зазывалой и коварным соблазнителем из дамского романа:

— Леди Лонгботтом также настроена принять в тебе участие. У неё только внук, Невилл — да, впрочем, и его ты знаешь, он ведь учится на одном курсе с тобой. Тихий, спокойный мальчик — вы бы прекрасно сошлись характерами. У них настоящее старинное поместье, с домовыми эльфами и прочим, что полагается.

Включая гектары и гектары заросших сорняками грядок и теплиц, пришедших в упадок после кончины трудолюбивого супруга леди. Вряд ли это огородное хозяйство могло вдохновить кого-то на весёлое времяпровождение, но спорить с Августой было себе дороже. Магглов в опекунах она ему до сих пор простить не могла.

Ноль интереса. Чего-то подобного Альбус и ожидал. Он вытащил из рукава третий козырь:

— Наконец, тебя это, возможно, удивит, но и профессор МакГонагалл тоже выразила желание, чтобы ты погостил у неё. Она одинока и уже немолода, но будет заботиться о тебе как о родном, поверь. Кроме того, она очень любит квиддич, и вообще полёты — а твой отец, надо сказать, в своё время был превосходным игроком. Лучший охотник сборной. Да и какой мальчик в твоём возрасте не болеет квиддичем! Вам точно не будет скучно вместе, я прав?

— Я не увлекаюсь квиддичем. Сэр.

— Что ж, — снова вздохнул Альбус. — Неволить тебя никто не станет. В таком случае, думаю, я знаю, о чём ты сам хотел бы меня попросить. На этой неделе мы составляем списки… Гарри, скажи прямо — ты хочешь на каникулы остаться в школе?

Он был настолько уверен — ответом будет «да», что, показалось, ослышался, когда прозвучало решительное «нет».

Что? Но…

— У меня уже есть приглашение, сэр. От друга.

«Друг» в целом обнадёживал. В словаре Тома такое слово раньше не встречалось. Альбус прокрутил эту мысль ещё раз, почувствовав в ней какую-то ошибку — и вычеркнул из неё «раньше».

— Дружба — чудесный дар, не так ли? Очень за тебя рад, — собственная улыбка грозила превратиться в такой же вымученный оскал, и Альбус сердито велел себе собраться. — Не расскажешь, о ком речь?

На лице мальчика явственно читалось «нет», но, тем не менее, он послушно отвечал:

— Конечно, сэр. Драко Малфой. Мы с ним вместе учимся в доме Слизерин, как вы помните.

Последнее, в переводе на человеческий язык со змеиного, должно было означать что-то вроде «старый ты маразматик». Альбус про себя усмехнулся. Но Малфой… даже на Слизерине — трудно было бы придумать худший вариант. Что ж, никто и не говорил, что будет легко.

— Тебе не нравится в школе? — попытался он выяснить причину отказа. Том всегда хотел остаться в Хогвартсе. На каникулах, профессором по окончании — любыми правдами и неправдами. Это была одна из ключевых ошибок — то, что ему ни разу не позволили. Кто знает, может, сложись иначе — и был бы сейчас у них великолепный преподаватель ЗОТИ, пусть с некоторыми причудами и перегибами, да и сама должность заодно осталась бы непроклятой…

— Очень нравится, — улыбка стала на пару градусов теплее и, возможно, чуть искреннее. — Но иногда приятно сменить обстановку, вам так не кажется, сэр?

Вот и ещё одно отличие. Альбус слегка воспрял духом. Хотя от одной мысли о Малфоях его мутило, — особенно глава семейства был мерзок, лживый и скользкий недодавленный пожиратель смерти — но следовало помнить обещание, данное самому себе. И исполнить его, если не по букве, то по духу. Да, в этот раз просьба была иной, неожиданной, но снова решать по-своему означало впасть в то же самое заблуждение. Старики вечно думают, что знают, как лучше. Когда Альбус успел стать скучным стариком?

— Что ж, как я и говорил — неволить тебя никто не будет, — повторил он. — Однако, если передумаешь… Помни — Хогвартс никому не отказывает в убежище, если попросить. Ты понимаешь?

— Да, сэр. Я запомню.

К чаю мальчик так и не притронулся — понянчил чашку в руках, и только. Ну, и как прикажете донести, что его не собираются опаивать? Никакого доверия, просто ужас. Шаг за шагом, решил Альбус. Будем двигаться постепенно — и придём к тому, что этот ёжик опустит свои колючки.

В конце концов, наблюдение за пожирателями смерти в их естественной среде обитания тоже способно было принести нужные плоды. И уж точно они не станут носиться с «бедняжкой» так, как Августа, твёрдо вознамерившаяся избаловать героя Магической Британии до полного безобразия. Молли и то бы подошла лучше, хотя и она не могла говорить о «сиротке» без сырости в глазах. Да, на свой лад Малфои могли послужить заменой Дурслям, которым, видит Мерлин, сам Альбус по-прежнему отдал бы предпочтение — но тут на дыбы вставал уже Северус, пригрозивший, то ли в шутку, то ли всерьёз, похитить ребёнка в случае его возвращения на Прайвит-драйв. По какой-то причине он, прежде равнодушный к пребыванию Гарри у Петуньи, теперь категорически против него возражал. И тоже со словами: «мне лучше знать, не спорьте».

«Война всех нас превратила в стариков», — грустно подумал Альбус.

И всё-таки, у кого Гарри провёл тот злосчастный месяц перед школой? Не у Малфоев же, в самом-то деле? Гарри, помнится, проговорился о каких-то родственниках…

Впрочем, сейчас следовало сосредоточиться на ином.

Едва дверь закрылась за мальчиком, Альбус призвал на стол омут памяти. Струйка воспоминания, точно ртуть, скользнула в каменную чашу и заклубилась серебристым туманом. Альбус погрузил в него лицо.

— Сэр, это правда, что профессор Мерритоут уходит на пенсию?

— Том, Том, если бы я и был в курсе, то не смог бы тебе сказать. И где только ты черпаешь свою информацию, а? Ты осведомлённее половины персонала. С твоей сверхъестественной способностью узнавать то, чего тебе знать не следует, и с твоей осторожной лестью в адрес важных людей… Спасибо, кстати, за ананас, ты совершенно прав, я к ним неравнодушен…

Вновь и вновь перед ним разворачивался всё тот же знакомый диалог между юным Риддлом и Слизнортом. Чужое воспоминание уже невозможно было смотреть без тошноты, но он упорно продолжал — где-то здесь просто обязана была найтись зацепка.

— Но вот чего я не понимаю… Я интересуюсь из чистого любопытства, разумеется… Я имею в виду, много ли пользы в одном хоркруксе? Душу действительно можно расколоть лишь единожды? Разве не практичнее разделить её на большее количество частей?

— Сколько же ты создал, Том? — прошептал Альбус, хотя и знал, что не получит ответа от того, к кому был обращён его вопрос. — Один? Или всё-таки больше?

Он стоял за плечом Слизнорта, и оттого показалось на миг, что именно ему Том Риддл улыбнулся вежливой до приторности улыбкой Гарри.

* * *

Вечерний вызов к директору застал Гарри врасплох. Ему пришлось выслушать нагоняй от Селвина — тот не сразу смог найти его, и здорово распсиховался.

— Я в библиотеке был, — начал сочинять Гарри, но Эдгар сердито перебил:

— Не ври, не был — я туда первым делом заглянул.

— Не вру я, — надулся Гарри, который, разумеется, был в Комнате-где-всё-спрятано, — плохо глядел, значит.

«В следующий раз буду отвечать, что торчал в Тайной Комнате, внимал мудрости Салазара — и пусть катятся к дракклам», — решил он.

Последовавшая беседа с главой школы окончательно выбила его из колеи. Как-то он не подумал, что тот может ещё и запретить ему поехать на каникулы куда захочется. А он мог, кстати? Гарри решил проконсультироваться у Драко. Раз его отец — глава совета попечителей, то кому как не ему знать, в каких документах это прописано. Где-то же должен был существовать устав школы или нечто подобное.

И Тома Гарри предупредить не успел. А тот на дух не переносил, когда Гарри общался со взрослыми без его драгоценных подсказок.

«Как мне это надоело, — думал Гарри, сидя на диване в слизеринской гостиной, в обнимку с ноябрьским выпуском «Практикума Зельевара» (стоило посоветовать Гермионе подписаться на него, а то декан каждый раз с неё тонкую стружку снимал за излишнее доверие к учебнику). — Нам нужен какой-то нормальный способ быстрой связи. Привидения — не выход, даже если рядом со мной станет постоянно дежурить одно. Ну и видок же у меня будет, особенно на занятиях. Мрак».

Касательно призраков Том был непреклонен. И посуровел ещё больше после того, как Гарри описал ему происшествие на квиддичном матче. Гарри и сам был не в восторге от переделок, в которые постоянно попадал, но по-хорошему на его совести была лишь одна из них — злополучная дуэль с Уизли. Остальные… просто случались сами собой. И он бы первый голосил чуть что: «Том!» (во фразе «сейчас мой старший брат придёт и разберётся с вами» крылось что-то невыразимо сладостное). Да вот только для этого пришлось бы таскать с собой дневник — и тем самым не просто лишить его безопасного хранилища, но и напрочь рассекретить.

От всего, что он узнал за последние сутки, пухла голова. Хоркрукс в диадеме. Хоркрукс в нём самом — была ли вообще у Гарри собственная личность? Или засунутый в него фрагмент души взял, да и разросся до полноценного самостоятельного экземпляра? Размножение черенкованием — эта мысль заставила Гарри нервно хихикнуть. Том ничего не мог сказать по данному поводу — никто раньше не помещал хоркрукс в живое существо, в разумное — тем более. Они находились на территории догадок и предположений, и прокладывать по ней путь было бы гораздо увлекательнее, когда б предметом изучения служил не он сам, а кто-нибудь другой. Кого не очень жалко, желательно.

Теперь ещё и Проблема Квиррелла сюда добавилась. Тут Том развеял последние сомнения. Мерзостный запах разложения, чересчур могущественное для полумёртвого заики заклинание, убитый единорог — всё сходилось одно к одному, так ещё и один из призраков (лорд Драбен, кем бы он там ни был, Гарри покуда не встречал его) застукал профессора разговаривающим с самим собой на разные голоса. Хвала Мерлину, привидению достало соображения немедленно сообщить Тому. Тот проследил за подозрительным преподавателем лично, и убедился, что ошибки нет. Следовало бы догадаться раньше — и Гарри ведь почти догадался, да только его подвело неоправданное доверие к школьной администрации, за что он теперь не уставал себя корить. В школе, где шастают по коридорам тролли, где держат цербера, где лесничий заводит себе дракона — о какой адекватной проверке преподавателей можно было говорить? Медосмотры, право… От Грейнджер он, что ли, заразился этой дурью, в самом деле!

Так что с одержимым им с Томом придётся разбираться самостоятельно — иного выхода не просматривалось.

Том был за то, чтобы его попросту убить. И именно в этот раз Гарри ощущал в себе склонность отложить гуманизм в сторону. Изгонять духа — сложно, долго и муторно, даже когда ты полноценный взрослый колдун, а они на пару с Томом едва-едва сошли бы за такового, что бы там брат о себе ни воображал. И ведь ещё не факт, что носитель выживет после процедуры. А уж сколько у него появится вопросов к спасителю! Нет, в целом этот подвиг мог принести и неплохие дивиденды, но риска они не оправдывали.

Но нужно было действовать аккуратно. Нельзя, чтобы эту смерть связали с Гарри. С другой стороны…

— Не верю, что аномальные реакции на шалфей в зелье от облысения тебя настолько впечатлили, — ворвался в его мысли голос Драко. Гарри обнаружил, что тот уселся рядом и с любопытством заглядывает в так и не прочитанную статью. — Ты битый час над ним вздыхаешь, и хоть бы страницу перелистнул. Что тебя гнетёт? Это из-за… того, что было утром?

— Неважно, — буркнул Гарри, захлопывая журнал, на чьей обложке красовался исходящий пузырями котёл. — Знаешь, что? До отбоя ещё вагон времени. Я предлагаю сходить развеяться.

Им повезло, по крайней мере — сначала. Добыча сама шла в руки, да какая!

— Привет, — сказал Гарри, не сдерживая улыбки, и Дин Томас панически заозирался.

— Не надо… — пискнул он каким-то девчачьим голоском, даже тоньше Крэбба. — Не… пожалуйста…

Эта часть нравилась Гарри особенно. Когда они умоляли, в то время как он ещё ничего, совсем ничего пока не сделал.

— Ты именно так говоришь своим дружкам Уизли, когда науськиваешь их на меня? — ласково спросил он. Доказательств у него не было — но Томас прямо сейчас выдал себя с головой. Всё было написано у него на лице — вина, судорожные попытки выдумать оправдание. Страх.

— Я не на… не науськиваю, я честно, я же тебя и пальцем…

Гарри сочувственно покивал.

— Верю, верю. На аврора ты не тянешь — так, аврорский стукач. Поэтому сегодня мы играем в «пожиратели и стукачи», договорились?

Жертва взвизгнула и попыталась вырваться, но Крэбб и Гойл держали крепко. А ещё на их стороне было банальное превосходство в массе — и одного такого попробуй, сдвинь.

Гарри неторопливо накинул капюшон мантии и достал палочку. Для полноты ощущений не хватало маски — надо было захватить ту серебряную, что валялась в Комнате-где-всё-спрятано (не настоящая пожирательская, конечно, однако вполне сойдёт), но, к собственному разочарованию, Гарри всё время забывал про неё. Стоило появиться в Штабе, как все мысли без остатка переключались на Тома.

— Смотрите-ка, кто у нас тут! Да это же доносчик. Наверняка он сдал немало наших ребят своему поганому Ордену Феникса. Сейчас мы его проучим как следует, чтоб он не смел больше…

— Атас! — громким шёпотом возвестил Драко, карауливший в конце коридора. — Атас, пацаны, Филч идёт!

Гарри со свистом втянул воздух. Проклятый старикашка, такую забаву обломал!

— Ходи, да оглядывайся, дерьмо ты гиппогрифье, — посулил он напоследок и раздражённо глянул на призрак Серой Дамы, реющий поблизости. — А ты чего молчишь? Никакого от тебя проку!

Привидение печально заколыхалось.

План для подобного рода случаев был давно отработан. Четверо слизеринцев живо бросились врассыпную. Гарри, на ходу сбрасывая на плечи капюшон, проскочил до гобелена с оборотнем, воющим на луну, и ввинтился в потайной проход. Этим коротким путём студенты часто пользовались, чтобы попасть на четвёртый этаж, в библиотеку. Та через полчаса закрывалась, но Гарри всё ещё мог сделать вид, что просто забыл взять парочку книг для дополнительного чтения.

— Мяу! — раздалось сзади. — Мяу!

Этот звук подстегнул его не хуже полицейской сирены. Мысленно обложив школьного смотрителя трёхэтажным матом, Гарри на цыпочках помчался по коридору, стараясь делать это одновременно быстро и бесшумно — нелёгкая задача, стоило признать. Он на ходу толкал раскрытой пятернёй все встречные двери по правой стороне — по левой тянулся только бесконечный ряд высоких узких окон. Шестая или седьмая по счёту дверь поддалась — он юркнул в неё, тихонько притворил за собой и затаил дыхание.

— Где они, милая? Где эти поганцы? — скрипучий голос Филча раздался совсем рядом, и Гарри невольно вздрогнул. — Драки запрещены! Колдовство в коридорах запрещено! Навозные бомбы запрещены! Я хоть и стар, но мой нос ещё при мне. Там точно была навозная бомба, правда, дорогая?

— Мяу!

— Вот и я говорю! Раньше за такое давали розог! Всыпать бы по мягкому месту, десяток «горячих» — и они станут смирнее овечек…

Старческое бормотание начало постепенно отдаляться. Гарри утёр пот со лба, растёкся всем телом по двери и осел на пол, совершенно без сил от пережитого нервного потрясения.

— Сука, — сказал он уже вслух, но всё ещё вполголоса — а вдруг старый хрыч каким-то образом услышит. — Отродье гоблина и мантикоры! Ничего, до тебя я тоже когда-нибудь доберусь.

Филч не зря очутился в роковом Списке. Не добавь его туда префекты — Гарри вписал бы имя школьного смотрителя собственноручно и наградил тремя звёздочками вместо одной. Вот уж кому встреча с василиском явно пойдёт на пользу!

Сквозь закрытую дверную створку просочилась Серая Дама. Гарри взглянул на неё с негодованием — так вот как Филч его выследил! Ну нет, так дело не пойдёт. Он завтра же, нет, сегодня же объяснит Тому, что затея с призрачным конвоем никуда не годится.

Он огляделся. Очередной позабытый-позаброшенный класс. Что здесь преподавали, интересно? На стенах висели поблёкшие графики и таблицы. Гарри поднялся — и одновременно с тем какая-то фигура шевельнулась напротив. От испуга сердце подскочило к горлу, но это оказалось всего лишь зеркало, прислонённое к стене. И что-то странное творилось с отражением. Гарри подошёл поближе.

Большое зеркало, футов семь высотой, предстало перед ним. Золочёная рама, украшенная повторяющимся геометрическим орнаментом, подставки в виде птичьих ног с длинными когтями. И надпись «MUIREDISED», выгравированная по нижнему краю. Опять латынь, ну разумеется. Гарри затосковал. Но стоило ему поднять глаза и пристальнее всмотреться в зачарованное стекло…

Там был он сам, что и ожидалось от зеркала, но в отражении Гарри едва себя признал. Старше, значительно старше, без пяти минут выпускник — лишь форменная одежда свидетельствовала о том, что он ещё не окончил школу. На лацкане мантии красовался значок префекта. С непринуждённым видом он сидел на краешке стола и, судя по всему, весело болтал с кем-то. Секунду спустя собеседник тоже появился. Он подошёл, мимоходом взъерошив Гарри волосы на макушке, — жест выглядел хотя и несколько покровительственным, но полным приязни — уселся за стол, деловито придвинул к себе стопку бумаг.

Это был Том. В преподавательской мантии. И у него была тень.

Гарри мог рассмотреть её отчётливо — чернильно-чёрная, она простиралась позади, изламываясь на стыке пола и стены, и повторяла все движения Тома, как и положено тени.

Гарри почувствовал, что задыхается. Ему хотелось заплакать, закричать. Хотелось войти в зазеркалье, как Алиса, и остаться там навсегда, в этой чудесной реальности со своим живым братом.

Что делало это зеркало? Показывало ли оно будущее? Гарри не в силах был оторвать от него глаз, хотя те уже начали слезиться, ведь он боялся даже моргнуть, чтоб только не упустить ни одной секунды чарующего видéния.

Но мозг его тем временем продолжал работать. «Muiredised»[81]. Что это вообще было за слово такое? Что оно значило? Где Гермиона со своим латинским словарём и грамматикой, когда она так нужна?

И Том. С огромным трудом отвернувшись от зеркала, он скомандовал:

— Эй, ты! Позови сюда своего повелителя, живо.

Серая Дама — в отражении, кстати говоря, её не существовало — не спешила выполнить приказ. И ничего не ответила, но Гарри уже понял, что призрак Рейвенкло в принципе отличается молчаливостью. Он повысил голос:

— Я знаю, что он приказал тебе не оставлять меня, но если ты не приведёшь его сейчас же… тогда будешь завидовать Пивзу, понятно? Попроси других, раз сама боишься уйти, придумай, что хочешь. Давай, шевелись!

Призрак пошёл рябью. Бескровные губы искривились в немом рыдании. Она метнулась к стене — и пропала. Гарри вернулся к созерцанию.

Том вёл лекцию, увлечённо, с горящими глазами, расхаживая туда-сюда вдоль классной доски — и тень была на месте, скользила вслед за ним; в первом ряду сидящих за партами Гарри видел свой растрёпанный затылок. Они пили чай в библиотеке Блэк-хауса над ворохом разбросанных книг — и Том пил тоже, чашка касалась его губ, и горло двигалось, когда он глотал напиток. Они шли по Косому переулку — и две тени, а не одна, тянулись по мостовой. Они сражались, — не всерьёз, разумеется, бой был тренировочным — и искры от очередной магической атаки заставили мантию Тома дымиться; он прихлопнул их ладонью и что-то проговорил, усмехаясь так тепло и открыто, будто…

— Я велел тебе ни на минуту не оставаться в одиночестве, — сказал властный голос за спиной. Гарри не обернулся, лишь протянул руку назад — и нащупал пустоту. Это было ожидаемо, но всё равно больно, так больно…

На сей раз проклятие напоминало мучительную ломоту в зубах, а в роли зуба выступала каждая клеточка тела. Всё ещё лёжа на полу, Гарри небрежно смахнул набежавшие слёзы тыльной стороной кисти.

— Том, — выпалил он, и какая-то его часть подивилась, насколько отличалось первое «круцио» от теперешнего (а может быть, отличалась лишь его реакция?), — что ты видишь в зеркале?

Том, возвышавшийся над ним, словно карающий ангел, недовольно дёрнул бровью, но взгляд его всё же метнулся к отражению — и увяз в нём. С замирающим сердцем Гарри наблюдал, как рушится фасад холодной отчуждённости, обнажая…

Боль.

Глаза, что распахнулись чуть шире, сжавшиеся губы, складку, залёгшую над переносицей, подбородок, вскинутый в бессознательном жесте вызова, и еле заметно дрогнувший кадык.

— Что видишь ты? — спросил Том после долгой паузы.

Борясь с головокружением и слабостью, Гарри поднялся. Да, день не день, если не поваляться по полу, собирая на себя всю пыль. Он оправил мантию, но от колдовства решил покуда воздержаться, чтоб сызнова не прилечь на гостеприимные доски. Потом почистится.

— Что ты жив, — лаконично ответил он. — Себя, курсе на седьмом, и тебя рядом со мной. И ты жив.

Том отвернулся от зеркала. Горькая, болезненная усмешка исказила его лицо. Та непокорно вьющаяся прядь, что вечно падала на лоб, совсем растрепалась.

— Я вижу то же самое, — сказал он.

------

[81] «Desiderium» (лат.) — желание, томление, тоска, скорбь, печаль («nihil est desiderio suorum gravius»), а также причина скорби, предмет тоски или любви («desiderium meum»).