Восемь месяцев (джен)

Следующим утром мы с Грейнджер окопались в библиотеке, выискивая информацию о наведенных чарах. Все упиралось в Джеймса Поттера: знал ли он о том, что Гарри — не его сын? Если да, то в этом могла быть замешана родовая магия семьи Поттеров, и ритуал проводился на алтаре. Если же Лили скрыла от мужа свою измену, то все было немного проще, но способов тоже было несколько. Только одна константа оставалась постоянной: магия Джеймса тесно переплеталась с магией самого Гарри, хоть и в малых дозах. Потратив несколько часов на исследование еще и этой версии, я набросал на бумаге приблизительный расчет процентов остаточных следов чужой магии, оставшейся в сыне: присутствовали мои и Лили, ну, это нормально. Темный Лорд тоже, довольно много, но не настолько, чтобы подавить магию самого Гарри. И… Джеймс аж пять процентов? Откуда столько? Это неимоверно много, даже если учесть, что парню уже почти восемнадцать лет, и половина времени до окончания действия наведенных чар уже прошла. Так почему же их так много? И сколько же их было раньше?

Грейнджер вперилась взглядом в листок и стала накручивать на палец прядь волос.

— Странно как-то все это, сэр.

— Что именно, мисс Грейнджер?

— Соотношение. Ну, магия самого Гарри должна присутствовать, это я понимаю. Родительская тоже. И Волдеморта, он был сильным волшебником, но Джеймса? Гарри ведь не побеждал его на дуэли, и родственных связей, получается, не имел. Почему тогда аж пять процентов? Логичней было бы, если бы присутствовала магия еще нескольких Пожирателей, которых убил Гарри во время битвы. Но ее почему-то нет вообще.

— Согласен. Это несколько неожиданно. Возможно, все дело в том, что эти самые убитые были намного слабее Гарри, поэтому их магия практически не выявляется в его ядре.

— Тогда, получается, Джеймс был довольно сильным? — хмыкнула Грейнджер.

— Хм. Наверное. Сейчас проверим.

Отпечаток магии Джеймса я сравнил с результатом Гарри. Действительно, потенциал бывшего Мародера был велик, я даже невольно позавидовал ему. Грейнджер тоже неудовлетворенно вздохнула, а потом выдала следующую теорию:

— А давайте теперь сравним магию Волдеморта с Гарри и Джеймсом.

Я пожал плечами и молча провел манипуляции. Вычленив из результатов младшего Поттера частицы Темного Лорда и своего школьного врага, я поместил их в одну пробирку и… едва успел отскочить от стола, как произошел взрыв.

— Это ненормально, — констатировала Грейнджер, отойдя от шока, тем самым выведя из ступора меня.

— Более чем, — в прострации произнес я, коснувшись пальцами губ.

— Это был Волдеморт и?..

— Поттер-старший. И это значит, что…

— Магия Джеймса и Волдеморта несовместимы. А находясь внутри Гарри, они противоборствуют, поэтому…

— Надо избавиться от одной из них. От Темного Лорда мы избавиться вряд ли сможем, а вот Джеймсу там делать нечего.

Она молча кивнула в знак согласия и плюхнулась в стоящее у стены кресло. Я, недолго думая, поступил также.

Спустя пять минут напряженного молчания Грейнджер, наконец, изрекла:

— Получается, если бы Гарри убил Волдеморта через год, после своего девятнадцатилетия, когда наведенные чары рассеялись, то все было бы нормально?

— Смотря, что вы подразумеваете под словом «нормально», мисс Грейнджер. Это же Поттер! — хмыкнул я, одарив ее улыбкой. — Хотя, вероятней всего, так бы и было. Вот только это не упрощает нам задачу. Надо как-то вывести магию Джеймса из Гарри. Или же блокировать ее. Хотя первое предпочтительней.

Гермиона кивнула:

— Невилла с Луной подключать будем?

Я махнул рукой:

— Делайте, что хотите. Только Гарри раньше времени не радуйте известиями…

Было уже далеко за полночь. Я только что закончил варить очередное экспериментальное зелье, способное повлиять на магию Джеймса. Внимание привлекли звуки, доносящиеся из гостиной. На диване, находясь во власти кошмара, металась девушка. Недолго думая, я бросился к ней:

— Грейнджер! Просыпайтесь! Это всего лишь сон! Ну же, Грейнджер! Гермиона!

Я сильно потряс ее за плечи, пытаясь разбудить. Всхлипнув в очередной раз и все еще не открывая глаза, она вцепилась в меня мертвой хваткой, прильнув к груди. Я слегка оторопел от ее объятий, но быстро взял себя в руки и продолжил будить ее ото сна. Рубашка уже успела пропитаться слезами, прежде чем Гермиона, наконец, пришла в себя. Она с ужасом отпрянула подальше, от стыда закрыв глаза ладонями.

— Простите сэр, я не нарочно.

— Как часто вам снятся кошмары, мисс Грейнджер? — устало поинтересовался я, пересаживаясь в напротив стоящее кресло.

Она удрученно вздохнула.

— Довольно часто, профессор.

— Битва?

— Да. И смерть родителей.

— Поэтому вы живете у Уизли?

— Наверное. У меня никого не осталось, сэр. Дом разрушен. А Рон… Ну, мы вроде как пара…

— Вроде как пара? Тогда позвольте поинтересоваться, что вы делаете в доме Блэков в два часа ночи, когда, как вы заявляете, живете у Рональда?

Она шмыгнула носом:

— Ну, мы с Роном… поссорились. Он вспылил и сбежал. Не могу же я заявиться в Нору одна!

— И теперь вы думаете, что ваш благоверный вспомнит о вас и поэтому устроились у камина ждать возвращения блудного сына рыжего семейства? — съязвил я, подавляя в себе желание хорошенько всыпать сыну Молли.

— Всегда вспоминал, — обыденно пожала плечами Грейнджер.

— Всегда? — удивился я. — То есть вы часто практикуете сон на диване в чужом доме?

Гермиона смутилась.

— Не то чтобы. Вы не так поняли, сэр. Просто Рон, он… очень вспыльчивый. Ему сейчас тяжело. Смерть Фреда сильно повлияла. Он пытается быть внимательным и добрым, просто пока не получается.

Я скрестил руки на груди:

— Поправьте меня, мисс Грейджер, если что не так. Ему тяжело, понимаю. Он потерял брата. Но у него есть дом, родители, друзья наконец. Вы же из всего перечисленного не имеете и половины. Про проблемы Гарри я вообще молчу. Так кому же из вас тяжелее? И почему вы, Грейнджер, не спиваетесь напару с Поттером от этой тяжелой жизни, а продолжаете идти вперед, в то время как Уизли не перестает жалеть себя и ныть, как все плохо?

Грейнджер тряхнула головой:

— Может, Рон и ведет себя иногда, как избалованный ребенок, но это не значит, что я не должна ждать его. И вообще, я люблю его!

— Да любите ради Бога! Кто я такой, чтобы запретить вам! Вот только ответьте сами себе правдиво: нужна ли вам такая любовь? Я уже несколько дней наблюдаю за вашими отношениями, и никак не могу понять: вы мазохистка? Вам нравится, когда вас унижают в присутствии друзей? Когда указывают, что нужно делать и как правильно поступать? Оскорбляют? Избивают?

— Что?! Откуда вы…

— Сядьте! — рявкнул я на вскочившую с дивана девушку. — Ваши синяки на руках и ногах, а также маскирующие чары на лице говорят об этом.

— Рон нечаянно! Он. Просто. Толкнул меня. А дверь была открыта, и я ударилась о косяк. Он не хотел! — закричала она.

— Пить он тоже не хотел? Мисс Грейнджер, я уже две недели живу в этот доме, и еще ни разу не видел Уизли трезвым. Согласитесь, это ненормально.

— Вы сами постоянно пьете, — фыркнула Грейнджер.

— Я устраиваю истерики? Кидаюсь на людей? Избиваю? — парирую я.

— Нет, но…

— Вот именно, Гермиона. Задумайтесь, а нужно ли вам это, и не проще ли послать Уизли ко всем чертям. Гриффиндорцы не ищут легких путей, но вы ведь умная девушка, включите, наконец, мозги и наплюйте на мнение других.

В этот момент вспыхнуло пламя камина, и из огня появилась пьяная физиономия Рона Уизли:

— Гер… Гермиона. Пой…дем домой.

Она пристально посмотрела на меня, медленно вставая с дивана.

— Доброй ночи, профессор.

Через секунду пламя поглотило ее, а я так и остался сидеть в кресле, теребя пальцами нижнюю губу. Да уж, Гриффиндор…