Жизнь после (гет)

После трёх скучных дней в изолированной палате у Драко началась рвота. Разработанное Штокеллем зелье, предотвращающее её в тридцати трёх процентах случаев заболевания, не сработало.

Спустя два дня позывы стали настолько частыми, что Драко был вынужден пренебречь относительным комфортом больничной кровати, променяв её на холодную и гладкую плитку ванной комнаты, где находился так нужный ему сейчас туалет.

Интервалы между приступами были непродолжительными. Драко едва успевал отдохнуть, как вверх по его пищеводу снова поднималась волна желчи, которая заставляла его вновь склониться над унитазом, выблёвывая остатки с трудом усвоенной пищи. Отвратительный, едкий и прогорклый запах, смешанный с запахом моющего средства, заполнял собой всё помещение. Звуки, издаваемые им самим, вызывали острое желание оглохнуть, только чтобы больше не слышать этого. Каждый спазм становился всё болезненнее, и он уже не знал, как всё это выдержать.

От холодных градин пота, скатывающихся по спине, лёгкий больничный халат лип к телу, сковывая движения. Взмокшие волосы, свисавшие со лба, мешали видеть. Трясущимися руками он попытался дотянуться до рычага смыва, но из-за неудачного движения резко подался вперёд, чуть не выбив себе зубы о край унитаза. Ещё раз взглянув на рычаг, Драко в изнеможении лёг на прохладный кафель и прикрыл глаза.

Это был так гадко и унизительно, как только могло представиться в самом худшем его кошмаре. Драко был слаб, немощен и отвратителен сам себе. Всё, что он хотел сейчас сделать — это как можно дальше спрятаться от смрада, пропитавшего стены и каждый угол этой маленькой комнатки. Но Малфой не мог. Казалось, что каждый дюйм его жалкого тела наполнился свинцом. Он не мог пошевелить ни одним пальцем, тем более было глупо мечтать о том, чтобы самостоятельно подняться и уйти. Даже, появись у него сейчас его палочка, Драко не сотворил бы и простейшего заклинания.

На мгновение он подумал о том, чтобы снова поставить себе иглу, вводящую соляной раствор в его кровь — очередная разработка Штоккеля. Драко с титаническими усилиям разлепил сомкнутые веки и увидел разбивающиеся о пол капли этого раствора, падающие из длинной иглы, находящейся на расстоянии вытянутой руки. Малфой попытался рассчитать вероятность того, что игла уже коснулась пола, и какие микробы и бактерии, способные его убить, были на её конце, но эти мысли остались не досягаемы для его страдающего сознания.

Игла была не так далеко от него. Если бы Драко только смог дотянуться и найти вену...

Умереть от подхваченного сепсиса было куда лучше.

Что угодно лучше, чем то, что он имеет теперь.

Слёзы солёными едкими каплями медленно скатывались по его впалым щекам, когда он тянулся пальцами к игле. Ему остался всего дюйм, но в его нынешнем положении это было похоже на милю. В попытках схватить иглу, он уколол палец и зашипел. Следующий раз был более удачным, и он наконец сжал иглу в руке. Прикрыв глаза, Драко успокаивался и пытался выровнять сбившееся от волнения дыхание, чтобы правильно найти вену. Бесполезно. Не было никаких шансов, сделать это.

Но это было неважно, не так ли? Достаточно было бы просто проколоть кожу, тогда инфекция все равно попадёт в кровь. В здоровом теле с ней бы сразу начали бороться лейкоциты, но его тело было больным. И новый вирус, соединившись с Колье, быстрее добьёт его, избавив от унижения и боли.

Драко приставил иглу к сгибу локтя и уже собирался сделать укол, как почувствовал какой-то запах. Лёгкий и свежий, совершенно чуждый этому месту, где каждый атом пропитан аммиаком и желчью.

Гермиона.

Все силы разом его покинули, и он выронил иглу из своих трясущихся рук. Драко сразу почувствовал лёгкие и тёплые прикосновения нежных пальцев девушки. Убрав прилипшие пряди, она пощупала его лоб, проверяя, не началась ли у Малфоя лихорадка. Его давно так никто не касался: мягко и заботливо. О нём вообще беспокоилось очень мало людей.

Медленно и осторожно Гермиона поставила его на ноги. Желудок Драко тут же скрутил очередной спазм, и Малфой согнулся пополам. Но Грейнджер не позволила ему снова вернуться к туалету, произнеся незаметно какое-то заклинание. Стало легче. Намного легче. И Драко благодарно ей улыбнулся.

~*~

Его разбудил скрипучий звук пера, строчащего что-то на пергаменте. Открыв глаза, он увидел сидящую у кровати Гермиону, усердно записывающую какую-то важную информацию. На ней была длинная белая мантия, полностью закрывающая её, синие, плотно прилегающие к ногам ботинки, волосы покрывала сеточка, а её карие глаза защищали очки — стандартная одежда для всех, кто осмелится посетить заражённого вирусом Колье.

Он бы отдал всё, что угодно за возможность заморозить этот момент. Драко хотелось смотреть на Гермиону и изучать её, пока она думает, что никто её не видит. Он хотел, чтобы она была уязвимой и незащищённой перед ним. Вдруг у Драко в сознании зародилось странное, ничем не объяснимое желание: Малфой хотел, чтобы она была так же несчастна, как и он сам. Это было нужно не для того, чтобы он, глядя на неё, чувствовал себя лучше, полноценнее, здоровее. Нет. Это было необходимо для понимания возможности такого исхода не только для себя, но и для неё. Чтобы он не был несчастным избранным, не был одиноким.

Всегда отличавшаяся своей бдительностью, Грейнджер заметила, что Малфой проснулся, то ли из-за его неосторожного движения, то ли благодаря монитору, показывающему работу его сердца, который заработал усерднее, стоило Драко пошевелиться. Девушка оторвалась от своих записей и взяла пластиковый стаканчик:

— Ты хочешь пить?

Он утвердительно кивнул и сжал в руке свою палочку, сразу почувствовав себя гораздо увереннее, когда его пальцы ощутили тёплую, знакомую древесину. Драко завозился, пытаясь удобнее устроиться на больничной кровати, и, выбрав наиболее удачное положение и успокоившись, сел. Гермиона поднесла стаканчик с прохладной водой к его губам. Сделав первый глоток, Малфой прислушался к своему желудку, но, не почувствовав ничего, предвещающего новый приступ рвоты, выпил ещё.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Грейнджер.

— Дерьмово, — кратко ответил на её вопрос Драко сухим и хриплым от многочасовой рвоты голосом.

Вероятно, выглядел он не лучше, чем себя чувствовал. От обезвоживания его глаза потускнели, щеки впали, а сухие губы покрылись мелкими трещинками. От лихорадки, бывшей у него на протяжении двух прошлых дней, его волосы слиплись и засохли. Постоянная тошнота стала причиной появления синяков под глазами. Драко ещё никогда не был так счастлив из-за отсутствия зеркала.

— Что ты здесь делаешь?

Гермиона расправила плечи:

— Пока мы не получили официального согласия от твоей матери, все решения, касающиеся твоего лечения, буду принимать я, разумеется, посоветовавшись со Штоккелем. А когда приедет твоя мама... Скорее, если приедет...

— Когда? — прохрипел Малфой. Гермиона вздрогнула и уже собиралась ответить, но он невежливо перебил её. — Когда это произошло?

— Ладно, — Гермиона прочистила горло. — У нас с Уайт было...совещание.

Брови Малфоя взлетели вверх:

— Что?

— Она была против моей кандидатуры, но когда я ей всё объяснила и доказала, что достаточно квалифицирована для этой работы (а я достаточно квалифицирована), то она согласилась. Также в мою пользу сыграло то, что я имею достаточный опыт работы с маггловской техникой.

— И её это убедило? — Малфой потянулся к стаканчику с водой, который она держала в руке.

— Видимо, ей этого было достаточно.

Драко сузил в недоверии свои глаза:

— Дерьмо, — выругался он, сделав большой глоток и почувствовав, как на это отозвались его внутренности.

Она резко повернулась:

— Пардон?

— Ты врешь.

— Нет.

— Нет, ты лжёшь, — снова повторил Драко. — Могу поклясться: Уайт никогда бы так быстро не сдалась.

Губы Грейнджер плотно сжались, словно её тоже затошнило. Но потом она оживлённо спросила:

— Знаешь ли ты, что в последние двадцать лет Святой Мунго стал присуждать гранты особенно отличившимся сотрудникам?