Жизнь после (гет)

Больница Святого Мунго для магических недугов и заболеваний, снаружи выглядевшая заброшенной, была переполнена внутри. В приёмной свободно умещалось тридцать человек, и, если бы дежурная ведьма великодушно расширила помещение, как многократно просили начальство и сотрудники, уместилось бы ещё столько же, но женщина почти никогда этого не делала, уверяя всех, что заполненная комната горазда больше стимулирует целителей к работе, нежели пустая.

На остальных этажах было не так многолюдно, но гораздо сильнее ощущалась напряжённая работа персонала. Загруженность работников зависела от этажа, например, на четвёртом в "Янус Тикки Уорд" было достаточно спокойно. Целители носили еду своим подопечным и провожали в кровати уставших пожилых людей. Это была спокойная, рутинная работа. Большинство целителей, близких к почтенному возрасту, назначались в это отделение во избежание излишнего переутомления.

Но молодой персонал больницы — лучшие и ярчайшие волшебники из всех возможных — не хотели скучной и однообразной рутины. В числе этих молодых людей был и Драко Малфой. В свои двадцать пять лет он имел уже вполне чётко обрисованные цели, обязательные к исполнению: надёжное место в больнице Святого Мунго в качестве целителя на третьем этаже, должность исследователя зелий (яды и исцеления) и одно свидание — одно чёртово свидание — с Гермионой Грейнджер.

Первое было у него в кармане. Четвёртый год обучения на основе программы Св. Мунго подходил к концу, экзамены с большим успехом были сданы, практика во всех областях, необходимых для работы в больнице, была пройдена. От всех своих учителей Драко получил блестящие рекомендации — исключение составил лишь один, самый предвзятый и желчный, чьего пациента однажды спас Малфой, показав тем самым некомпетентность учителя — поэтому Малфой был уверен, что ему обязательно предоставят место: пациенты, растроганные вниманием и чуткостью молодого человека, любили его; недавно получившие работу практиканты уважали Драко за помощь и защиту; начальство ценило Малфоя за ум и необыкновенные достижения.

Должности исследователя было добиться не так легко. Глава департамента третьего этажа Анастас Рейс был печально известен своей дотошностью. Его самым прославленным учеником был Домокл, получивший после огромного числа различных опытов и манипуляций Волчье зелье. С небольшим отставанием от главного конкурента Малфоя шёл Эпилан Стерн, являющийся разработчиком исцеляющего зелья от андрогенной алопеции — мужского облысения, постигшего почти каждого находившегося за пределами Исцеляющего поля. В данный момент этот счастливчик успешно продавал зелье как волшебникам, так и магглам.

Нужно было сильно постараться, чтобы обогнать Стерна, но Драко много и усердно работал долгие годы. Несмотря на все глупые и беспочвенные сплетни гриффиндорцев, Драко никогда не был на особом положении у Снейпа, наоборот, зельевар ещё жёстче наказывал его за шалости и некачественно выполненную сложную и важную домашнюю работу, всегда заставляя Малфоя варить только лучшие по своим качествам зелья.

Воспоминания о лете, когда профессор, грозно нависая над ним и пыхтя в шею, спрашивал теорию зелий, заставляло его сердце сжиматься. Крёстный мог быть несносным ублюдком, но от этого Малфой не начинал ценить его меньше, наоборот, он был благодарен ему за его скрупулёзность и строгий спрос, ведь именно благодаря такому подходу и раскрылся его потенциал, и Драко прекрасно понимал, что будучи по своей природе скрытным и угрюмым, Северус Снейп не мог другим, более открытым способом выражать свою заботу и привязанность к крестнику.

Но понимали это далеко не все его друзья и близкие. Например, Гермиона Грейнджер горячо заверяла его, что забота должна быть именно заботой, а не тем, чем там занимался Снейп. Упорство девушки приводило Драко в отчаяние и сильно раздражало. В последнее время их отношения были несколько натянуты, совсем недавно снова перейдя в статус приятельских. Все его старания и усилия, чтобы сделать из друга-который-был-девушкой просто девушку терпели неудачи, и Малфой стал сомневаться в возможности своей задумки.

Эта удручающая мысль пришла Драко в голову во время его передвижения по этажу, предназначенному для устранения магических ошибок. Целители, стажеры и их тренеры перемещались по холлу второго этажа огромной толпой, напоминавшей платформу 9 и 3/4 во время отправления студентов в Хогвартс. Каждый человек в этом скоплении двигался со своей скоростью так, что остальным волей-неволей приходилось под него подстраиваться, некоторые, стараясь обойти острые углы, задевали при этом своих соседей или оборудование, бережно перевозимое персоналом, самые неприятные люди протискивались сквозь толпу к нужному им кабинету, распихивая всех на своём пути, но если этот неприятный человек кого-то сильно задевал своим острым локтем, и жертва начинала возмущаться, тот лишь пожимал плечами, бросал мимоходом короткое извинение и шёл дальше в нужном ему направлении.

Драко полагал, что поведение работников было связано с цветом их рабочих мантий. Сертифицированные целители носили мантии цвета лайма, младшие (такие, как он и Гермиона) кислотно-зелёного цвета, лаборанты, которые почти никогда не высовывались из своих лабораторий, темно-зелёного, стажёры, до сих пор посещавшие университет, были обладателями совсем непривлекательных мантий оливкового цвета. В больнице были свои порядки, которые было необходимо соблюдать, и форма — какой бы мало привлекательной она ни была — являлась одним из этих порядков, и каждый уважал это правило.

Главный департамент имел право носить мантии любого понравившегося им цвета. Многие из них выбирали модели современного покроя серых и чёрных тонов, так как такая одежда, бросаясь в глаза, предотвращала столкновения между начальством и сотрудниками.

Сегодня на этаже не было никого в таких мантиях, и Драко спокойно продолжал своё движение.

Он аккуратно обогнул стажёров, выглядевших будто на грани нервного срыва, миновал команду целителей, перевозивших стонущего ребёнка, извернулся, чтобы не мешать лаборантам, напряжённо изучающим какое-то насекомое размером с кулак прямо посреди прохода, и молча пристроился к группке кислотно-зелёных, примостившихся в конце колонны, состоявшей из лаймовых мантий.

— В сегодняшней теме для вас будет совсем немного нового, — сказал целитель Аугустус Рено, попутно кивая в знак приветствия Драко. Малфой встал, как обычно, позади Гермионы и аккуратно коснулся ее запястья, дав понять, что он пришёл. Она напряглась от этого неожиданного прикосновения, но, узнав Драко, расслабилась и, склонив свою голову к нему на плечо, продолжила внимательно слушать преподавателя. Драко улыбнулся. Он вспомнил, как Гермиона, учась в Хогвартсе, пыталась всем доказать, что она не хуже других. Он тоже пытался это доказать, но только не в Хогвартсе, а здесь.

— Женщина с болезнью невидимых конечностей!

— Моя, — наманикюренная ручка позади Гермионы тут же взметнулась вверх и быстро выхватила больничный лист из рук преподавателя. Грейнджер раздраженно фыркнула, а Драко только широко улыбнулся, когда кудрявая брюнетка, развернувшись на каблуках, подмигнула ему, уже направляясь в палату пациентки. Тереза. Ее постоянные заигрывания с Драко раздражали Гермиону. Но Малфой, невзирая на её недовольство, флиртовал с этой девчонкой, когда ему вздумается. Он больше почувствовал, чем увидел хмурый взгляд Гермионы, прожигающий ему затылок. Его губы тут же скривились в усмешку.

— Она должна быть в палате под номером 12, — крикнул Рено в спину удаляющейся девушке. — И женщина не была ещё проверена. Итак, у нас есть мужчина восьмидесяти лет с драконьей оспой. Он в палате карантина Джорджа Джайлса. Вторая комната. Знаете, тяжёлый случай, кажется, поражены даже гениталии.

— Я это возьму! — тут же выкрикнула Гермиона.

— Мой, — сказал Драко одновременно с ней.

Гермиона, посмотрев на него, недовольно сверкнула своими карими глазами, но Драко спокойно выдохнул, глядя на целителя, его забавляло то, что Аугустус не может выбрать между ними.

— Как долго вы здесь? — спросил он, указывая больничным листом на Грейнджер.

Она немного поколебалась перед тем, как отвечать:

— Двадцать часов.

Больничный лист упёрся Драко в грудь:

— А вы?

— Двенадцать.

Рено передал всю информацию о больном Драко, на что Гермиона едва не начала брызгать слюной.

— Я буду в своём офисе, если вам что-нибудь понадобится, Малфой. А вы, Грейнджер, идите домой и поспите, Мерлина ради.

Драко подождал, пока целитель не скроется за углом, затем крепко прижал к себе больничный лист этого несчастного и с самой самодовольной ухмылкой из всего его арсенала повернулся к Грейнджер. Девушка вздрогнула, но Драко уже не смотрел на неё и зашагал в направлении карантинного отделения. Гермиона, мгновенно среагировав, ухватила его за локоть, препятствуя его побегу.

— Сегодня утром мы прибыли в больницу одновременно, — прошипела она.

— Вчера утром, — поправил тихо Малфой.

Она предпочла это проигнорировать:

— Ты соврал!

— И я получил его карту.

— Она мне нужна.

Он остановился и встал в самую вызывающую позу, на которую только был способен:

— Но получил её я.

Ее щеки мгновенно окрасились в розовый. Гермиона схватила его за руку и потащила через холл, невероятным образом маневрируя между всеми препятствиями, возникающими у них на пути в лице выросшей из ниоткуда группы взволнованных лаборантов и перепуганных родителей того самого ребенка, которого он видел, пробираясь к своей группе. Она затолкала его в шкаф, закрыла дверцу сначала на щеколду, а для пущей верности наложив ещё и соответствующее заклинание, не пренебрегла Грейнджер и звукоизолирующим, демонстрируя чудеса беспалочковой магии.

Больничный лист грохнулся на пол, выскользнув из его рук, когда она набросилась на его губы в страстном и жёстком поцелуе. Этот поцелуй полностью лишил его способности соображать, и все мысли, которые были в его голове, куда-то разбежались. Теперь он думал только о ней.

Хотя все попытки Малфоя завоевать её сердце провалились, его попытки удовлетворить её были успешными. Инициатором их связи была Грейнджер, сам Драко сначала колебался. Это по её воле они оказывались в разных шкафах, заваливались на столы, прижимались к стенам и книжным полкам. Драко открыл для себя одну истину: физически она была так же зависима от него, как он от неё. Для его чудом сохранившейся надежды этого было достаточно.

И когда ее руки блуждали по его телу, ему было трудно представить, почему он вообще сдавался. Она была тёплой и страстной, уверенной и властной женщиной, которая знает, чего она хочет и не боится получить желаемое. И Драко любил это, любил её саму. Поэтому он подхватывал её бёдра, прижимая плотнее к себе, растворяясь в ощущении от её волнистых волос, скользящих между его пальцами. Усадив её на полки, парень наслаждался смехом Гермионы, вызванным её тщетными попытками выпутаться из какого-то розового платья.

Её выдох потонул в его поцелуе, на который она охотно ответила. Тонкие пальцы путались в его волосах, и она все старалась притянуть его как можно ближе к себе. Послышался его стон, когда она слишком сильно потянула его за волосы, но эта боль была действительно очень приятной. Своими проворными пальцами Малфой начал расстегивать её мантию. Когда он одержал победу над всеми крючочками, его руки опустились к её стройным ногам, на которых была совершенно ненужная юбка. Она быстро оказалась задрана до бёдер. Сама Гермиона к этому временем уже избавилась от трусиков, не разрывая ни на минуту их поцелуя. Она спустила трусики до колен и обхватила Малфоя ногами, тут же почувствовав его нетерпение.

— Чёрт, — пробормотал Драко в ее губы. И трусики сию же секунду были разорваны с характерным звуком.

Гермиона выругалась и сильно прикусила его нижнюю губу, сжала его член рукой через одежду, на что он только сильнее прижался к ласкавшей его руке и в очередной раз застонал. Драко откинулся на полку позади него, чтобы немного привести сбившееся к чёрту дыхание в норму, пока она поспешно стаскивала с себя всю одежду, а потом дрожащими руками расстёгивала никак не поддававшуюся молнию на его брюках. Оба уже были без одежды, но Драко все ещё мог ощущать это блаженное прикосновение её нежной руки к его члену.

Он знал, что может быть ещё намного лучше, и не собирался отказывать себе в удовольствии. Быстрым, отточенным движением он приподнял ее, заставив Грейнджер обхватить ногами его талию. Ему понадобилось некоторое время, чтобы выбрать удобную для него позицию, а потом одним грубым толчком вошёл в неё. Он дал себе десять секунд — десять секунд, чтобы прийти в себя от совершенной безмятежности, которая охватывала его каждый раз, когда он находился в Гермионе. Она застонала от нетерпения, начиная сама подмахивать бёдрами, Малфой больше уже не мог заставлять ее ждать. Его толчки были короткими, но глубокими. Грейнджер громко стонала, выкрикивая его имя и хватаясь за его плечи. Она так крепко жалась к нему, словно боялась, что он уйдёт.

Он бы никогда даже не попытался.

Если она его не попросит, он никогда не уйдёт.

Его настигла долгожданная разрядка такой силы, что Малфой был больше не в силах стоять на ногах. Драко уткнулся в изгиб её шеи, стараясь вспомнить, как дышать. А здесь дышалось легко. Кругом был влажный запах секса: мускус, сладость с лёгким намёком на цитрус. Иногда у него было безумное желание закупорить этот великолепный запах в бутылку.

— Это уже для тебя четвёртый раз на этой неделе, — пробормотал он ей в шею, после каждого слова оставляя на ее влажной коже быстрые поцелуи.

— У тебя земля ушла из-под ног, — прошептала она ему в ответ, схватив его мочку губами и втянув. Малфой задрожал, на что она теснее прижалась к нему своими бёдрами. Ей нравилась эта дрожь. Драко усмехнулся.

— Два последних раза были не так уж и давно, — ответил Малфой, легонько ущипнув её. — И неделя ещё даже не закончилась.

Она томно застонала, когда он начал покрывать поцелуями её ключицу, плавно спускаясь к груди.

— А что, если я скажу тебе, что хочу взять тебя сегодня ещё раз?

Он улыбнулся и поцеловал её в губы.

— Тогда я скажу тебе, что я очень удачливый мужчина.

— Я предупредила.

Сердце Драко застучало быстрее от её слов. Да, он, бесспорно, был удачлив, но и она была не меньшей счастливицей. Он был умным и целеустремлённым, славным парнем. Его не очень светлое прошлое осталось позади. Как она могла не понимать и упорно игнорировать тот факт, что им было бы действительно хорошо вместе?

— Давай поужинаем, — он провёл носом по нежной коже ее щеки. — Пожалуйста.

Он знал, что она ответит на его предложение ещё до того, как она заговорила.

Нет.

Об этом говорили ее напряжённая спина, её дыхание, движение её бёдер. Но Драко решил дождаться её ответа. Он не прекратит, пока она не скажет ему сама о том, что ей это совершенно ненужно. Он сглотнул и вышел из неё, бережно поставив на ноги.

— Мы же постоянно вместе едим в кафетерии, — мягко ответила Грейнджер.

— Настоящий ужин, — терпеливо проговорил Драко, накручивая один из её мягких каштановых локонов на свой палец. — На этот раз мы оба отпросимся пораньше. Ты наденешь на себя вечернее платье. Я завяжу галстук. Тут недавно открылось новое неплохое место в Косом переулке, мне его порекомендовала Панси. Там в основном сырая рыба, но, возможно, есть что-нибудь другое.

— Суши?

Малфой нежно дернул упругий тёмный локон.

— Я бы хотел сходить. Можно в пятницу в семь.

Она убрала мужскую руку от своих волос. Пальцы девушки задержались на его запястье лишь на мгновение.

— Я не думаю, что это хорошая идея, Драко, — сказала она, не в силах посмотреть ему в глаза. Его раздражало то, как она упорно игнорировала его взгляд, занимаясь поисками своих порванных трусиков, поэтому он приблизился к ней, заставляя ту поднять глаза на него.

— Почему ты так считаешь?

— Ты сам знаешь почему.

— Нет, просвети меня.

— Но ты должен знать.

— Объясни мне, Грейнджер.

Она уставилась на него тяжелым взглядом, удручённо вздохнула, затем прикусила губу, постучала своей сексуальной ногой, но Драко не собирался реагировать на её раздражение. Прикосновения Гермионы больше не затуманивали его разум, а запах и вкус не путали и так беспорядочные мысли в его подверженном влиянию феромонов мозгу. Чёртово либидо. Малфой наконец понял, что может трезво мыслить и приводить контраргументы против её слабых попыток. Но для начала он должен хотя бы узнать, что ему предстоит оспаривать, тогда он все сделает самым блестящим образом.

Грейнджер начала с самого элементарного и очевидного аргумента:

— Я не встречаюсь с коллегами по работе.

— Мы не коллеги, — тут же парировал он.

— Нет, Малфой, мы с тобой коллеги, — она это сказала с таким видом, словно это должно быть ясно даже годовалому ребёнку. — У нас совпадают рабочие часы, и мы с тобой работаем на одном этаже.

— Все это закончится уже через три месяца. У меня почти все уже готово.

Она закатила свои большие карие глаза.

— Ещё лучше, я пойду на свидание с начальником.

— Когда тебя переведут на третий этаж, я удостоверяюсь в том, чтобы твоим начальником был другой целитель во избежание конфликта интересов и прочей чепухи, о которой ты так печёшься. И в любом случае, вряд ли я буду хоть кем-нибудь руководить в первый год. Да, и мы никогда не будем работать вместе. В чем проблема? У нас выбраны...

— Разная специальность не в счёт, мы всё ещё будем находиться в одном здании.

— Но на разных этажах.

— Но мы все равно работаем в одной больнице, — повторила Грейнджер раздраженно. — И если у нас не выйдет...

— У нас все будет нормально.

— Но а если все-таки не будет, Драко?

— Будет.

— Драко, прошу тебя, — он вздрогнул, когда она взяла его за руку. Почему её глаза так ярко светятся? Она вообще понимает, как на других действует её взгляд. Скорее всего нет. Она так редко его использует. Hо ему больше нравится улыбающаяся Грейнджер. — Мы были с тобой друзьями на протяжении нескольких лет, — потом она продолжила: — У меня нет никакого желания потерять все это из-за неудавшегося эксперимента.

— А это разве не начиналось, как эксперимент? — горько спросил он, взмахом руки указывая на шкаф, в котором они находились, и их разбросанные вещи.

— Ты хочешь назвать это неудачей? — она говорила низким голосом, напоминающим о том, что произошло между ними несколько минут назад. Драко старался не смотреть на неё. Они с Гермионой не были единственными, кто выбрал в дальнейшем изучать целительство, но они были единственными принятыми в школу Гиппократа, очень маленькую, очень избирательную и очень уединённую, располагавшуюся на ненахождаемом острове к югу от Уэльса. Бесчестие и гнусность поступков в прошлом изолировали Драко в дальнейшем, что было ему по душе. Внимание было последней вещью, которая ему была нужна. А у Грейнджер все было наоборот: слава притягивала к ней множество людей, но их внимание ей было нужно не больше, чем Драко. Поэтому в конце первого года обучения она была так же одинока, как и он.

Случилось ли все это потому, что они были изгоями в одном классе, или из-за прошлого, чёрной тенью тянущегося за ними? И он не был уверен: она нашла его, или все было наоборот. Но тем не менее это случилось. Они вместе сидели на занятиях, обменивались записками, вместе обедали. Они проводили вместе время, и все между ними было просто и естественно. Девушка открылась ему, и он понял, что она была гораздо большим, чем заучка, читающая нравоучительные лекции.

Они закончили школу и расстались на некоторое время, прежде, чем он успеть предпринять что-нибудь, препятствующее этому. Однажды после окончания школы Гиппократа она написала ему, что будет работать в Мунго, и Малфой почувствовал, словно ему дали второй шанс. Он начал следить за тем, как она работала в больнице через месяц после того, как они оба устроились. За пять месяцев их совместной работы он не добился большего, чем банальный секс в какой-нибудь подсобке Мунго. Это было восхитительно, если честно, но то, что она использовала его исключительно ради удовлетворения в удобное ей время, не нравилось Драко. Он чувствовал себя чёртовой дешёвкой — его учили, что совсем не так истинные Малфои должны завоёвывать девушек. Однако Драко думал, что ни одному из его предков не доводилось завоёвывать столь упёртую особу.

Он внимательно изучал её лицо: её искренние глаза, чуть вздёрнутый нос, чётко очерченные брови, забавную россыпь едва заметных веснушек ... Вдруг он подумал:

Она была слишком упёртая или он был полнейшим придурком?

Эта мысль подействовала на него отрезвляюще, заставила его чувствовать себя тошнотворным и сильно отличающимся от того Малфоя, каким он привык себя считать.

Может быть, он действительно идиот.

Может, пришло время двигаться дальше.

— Я не буду ждать тебя всегда, Грейнджер, — когда Малфой говорил это, его голос дрогнул. И он испугался, что она может почувствовать его страх. Страх того, что она его отпустит.

Гермиона дотронулось своей рукой до его щеки, возвращая его в реальность, к ней.

— Но я никогда тебя об этом не просила, — сказала она мягким голосом.

Эта фраза поставила жирную точку. Драко скривился, оттолкнул её руку от своего лица и отступил на шаг назад. Пришло время идти вперёд, пытаясь забыть о ней. Он не хотел видеть вину и жалость в её глазах и отвернулся, начав натягивать на себя брюки и пытаясь привести в порядок мантию. Гермиона зашила магией порванные трусики, поправила юбку и подняла многострадальный больничный лист, держа его между ними так, словно ничего только что и не было.

— Отдай этот лист мне.

Его недавнее прозрение насчёт неё и его важности в её жизни, ее чопорность и деловой тон отнюдь не располагали его к щедрости:

— У тебя не так давно уже был больной с драконьей оспой, — сказал молодой человек, пытаясь взять у неё карту больного. Он потянул предмет раздора на себя, но Гермиона не собиралась так просто сдаваться.

— Но у меня никогда не было такого, как этот, — ещё бы топнула ногой, Грейнджер. Он едва сумел подавить желание закатить глаза.

— О, ты имеешь в виду ни одного старого мужчины с больными гениталиями? Теперь тебя стали интересовать такие представители моего вида?

Она только презрительно усмехнулась на его шпильку, предпочтя оставить её без ответной колкости:

— Единственное, что мне нужно от этого бедняги — получить образец.

— Точно, — на этот раз Драко не удержался и закатил глаза. — Конечно, это же нужно для твоей коллекции.

— Моего архива исследований, — гаркнула на него Гермиона, раздраженная его поведением. — Драконья оспа у волшебников очень похожа на оспу у магглов, искоренённую в развитых странах мира. И если бы у меня получилось сделать то же самое с драконьей...

— Ты бы получила миллионы и улетела на Бора-Бора?

— Нет, оказала бы волшебному миру неоценимую услугу, — парировала Гермиона, уже доведённая Малфоем до точки кипения, и ловким движением вырвала у него медицинскую карту. — А для этого мне необходимо присутствовать при диагностировании болезни.

— Ты уже и это тоже делала.

— И ты наивно полагаешь, что этого достаточно, чтобы стать сертифицированным целителем? — её речь сочилась сарказмом. — С каких это пор?

— Ну, согласно тому направлению своей деятельности, что ты выбрала...

Грейнджер открыла рот от возмущения и, с силой впихнув ему в руки больничный лист, отступила на шаг назад. Её глаза метали молнии, а Драко на это только усмехнулся.

Гермиона так же хорошо окончила своё обучение в школе Гиппократа, как и он сам. Вообще-то она была лучшей на большинстве занятий. Но вместо того, чтобы продолжить своё обучение в больнице Мунго, она совершенно бесполезно потратила три года своей жизни на какую-то маггловскую больницу в Лондоне. Он тогда презрительно высмеял её решение и сказал, что на возвращение обратно она может даже не рассчитывать с учётом того, как сильно на тот момент она отстанет от магических технологий.

Тогда она ему ответила, что это было бы неоценимым опытом для неё, и существенно помогло бы продвинуться в её задумке — совмещении достижений в медицине магглов и волшебников. Драко, назвав её глупой идеалисткой, сказал, что теперь сомневается в ней как в полноценной ведьме и напоследок поинтересовался: как у неё получалось так профессионально пудрить всем мозги, выставляя себя чуть ли не гением, в течение такого долгого времени.

За эти свои слова он получил от неё весьма сильную затрещину, которую даже не ожидаешь, глядя на девушку такого хрупкого телосложения. И это заставило его заткнуться — на протяжении недели он только мычал, и ко всему прочему его рвало — но даже это физическое насилие с её стороны не заставило его поменять собственного мнения. Изменилось лишь то, что с Гермионой он старался не говорить об этом. Сейчас же Грейнджер не заслужила подобного обращения, но, учитывая их недавнюю беседу, ему было легче грубить ей, чем быть с ней милым.

— То, что я знакома с маггловскими способами лечения, не делает меня плохим целителем, — прошипела она. — И ты должен уже уяснить это.

— Как пожелаешь, — усмехнулся Малфой.

Скопировав его тон и выражение лица, Грейнджер поинтересовалась:

— Так ты собираешься или нет возвращать мне карту?

— Возможно, — последовал краткий ответ.

Гермиона глубоко вздохнула, чтобы успокоить расшалившиеся нервы и начала:

— Ты можешь быстрее, возможно, что у ребёнка в третьей палате флюс.

— Возможно? — спросил недоверчиво мужчина. Ожидая пока Драко выскажется по этому поводу, Гермиона сложила руки на груди.

Магический флюс — очень редкое, но и очень опасное заболевание, которое возникает буквально из ничего и начинает очень быстро прогрессировать. Сначала болезнь атакует тело жертвы, высасывая все питательные вещества, что снижает активность работы органов и двигательной функции организма. Болезнь эта страшная: пациенты выживают только на начальных стадиях, но и на них уже наблюдается отказ органов, а также у больного страдает речь. Но куда ужаснее вторая стадия болезни, когда вирус высасывает из волшебника магию, после этого уже пропадают абсолютно все шансы на восстановление. Если заразившийся вовремя обращается к целителю, то ещё есть возможность замедлить развитие флюса. Но для того, чтобы диагностировать это...

Голова Малфоя резко взметнулась вверх, и в его глазах плескалось беспокойство:

— Он до сих пор не показывал никакого наличия магических способностей.

— Ничего существенного, — согласилась девушка.

— И как ты смогла определить, что это именно флюс? Ты не можешь определить отсутствие чего-то, если этого никогда не было, ну, или по крайней мере ты не видела.

— Я не могу быть уверенной на сто процентов в этом, но на все остальные тесты результаты были отрицательными.

— Ты проверила их снова?

— Конечно да, — засопела оскорблённая Грейнджер, — Все отрицательны.

Драко в удивлении поднял бровь. Новость звучала занимательно, если честно. В целительской практике это заболевание у детей ещё не наблюдалось. Если бы этот ребёнок выздоровел, то у него осталось бы меньше магии, чем у сквиба. Только бы им удалось поставить диагноз...

— Миссис Клоу, — неожиданно голос Гермионы ворвался в сознание.

Драко сузил глаза. Миссис Клоу была пожилой женщиной с отказавшей почкой, всегда являвшейся предметом жарких споров между Драко и Гермионой, стоило им только её увидеть.

— Что с ней случилось? — осторожно поинтересовался Малфой.

— Она...Она отказалась от лечения...

Если до этого момента он чувствовал себя раздражённым, то эта новость привела его в бешенство:

— Почему же? — рявкнул он.

— Это её право, — попыталась успокоить его девушка.

— Ты достаточно подробно описала ей процесс лечение и его необходимость?

— Разумеется, — тут уже пришло время раздражаться Грейнджер.

Драко нахмурился и сложил руки на груди. Право пациента отказываться от спасительного лечения не волновало его до одного случая. Эсман Тейт, девяностотрёхлетний старик, страдал от грибковой инфекции в лёгких. Антигрибковый препарат, который он хотел ему дать, имел возможные побочные эффекты: слепоту, мигрень, сердечные приступы и судороги — но это бы спасло старика. Драко тогда потратил целый час на разъяснение самой схемы лечения и всех возможных последствий, чтобы быть уверенным, что он был услышан, и его поняли. Когда мужчина отказался, не удостоив врачей объяснением большим, чем "я не хочу", Драко вышел из себя. Он начал настаивать, выходя за рамки приличий, пока его не выставили за дверь.

С тех самых пор он научился лучше контролировать свои эмоциональные всплески, но отказ от лечения до сих пор был для него камнем преткновения. Он просто не мог понять желание больных отказаться от жизни, сдавшись, каким бы изнуряющим лечение ни было.

И Гермиона знала это.

Он внимательно посмотрел на неё, обдумывая все возможные варианты. Он терпеть не мог, когда Грейнджер занималась самодеятельностью, но возможность поучаствовать в диагностировании флюса у ребёнка и попытаться переубедить эту дурную женщину, была слишком заманчива. Поэтому он передал Гермионе карту больного с драконьей оспой, которую та приняла с раздражающе самодовольной улыбкой и тут же крепко прижала к своей груди. Гермиона, считая конфликт исчерпанным, открыла ему дверь.

— Я позову тебя на ланч, — обратилась она к нему через плечо, как-то нерешительно держась за дверную ручку.

— Ты должна пойти домой, помнишь об этом? Или тебе безразличен приказ главного целителя? — сказав это, Малфой покинул комнату, оставив Грейнджер лишь недовольно смотреть ему в спину. Но та почти сразу, развернувшись на каблуках, вышла следом за ним в холл, тут же врезавшись в кого-то, одетого в чёрную мантию. Драко узнал главу департамента, Реджину Уайт, когда женщина в попытках удержать равновесие пыталась ухватиться за стену позади себя.

Злосчастный больничный лист снова грохнулся на больничный пол.

— Мерлин, целитель Уайт, мне ужасно жаль, — извинилась Гермиона, наклоняясь к с трудом заполученному предмету их недавнего спора.

— Ничего страшного, — Уайт наконец-то твёрдо встала на ноги. — Это действительно моя вина.

Женщина первая подняла медицинскую карту и протянула её Гермионе. Её глаза на секунду задержались на всклокоченных волосах и распухших губах девушки, а затем взгляд остановился на небольшой розовой отметине на шее самого Драко.

— Вы-то мне и нужны, — проворковала Реджина с коварной улыбочкой. Лицо молодого целителя Гермионы Грейнджер тут же стало пунцовым, и она попыталась незаметно для остальных застегнуть свою мантию. Девушка в панике посмотрела на Драко, что тот предпочёл проигнорировать. Вместо этого он обворожительно улыбнулся целительнице Уайт. Эта его улыбка была откровенной насмешкой над Гермионой и её дискомфортом, и, судя по её гневным взглядам и сильно сжатой челюсти, та поняла это. Ему больше нет никакого дела до её благополучия. Пусть справляется сама.

— Чем я и моя коллега можем вам помочь?

Уайт разрешила себе ещё одну ехидную улыбочку, а затем её лицо стало строгим:

— Найдите Рено и скажите, что занятия для вас отменяются. Вы переведены.

— Переведены? — Гермиона взглянула на Драко вопросительно, но он только встряхнул головой. Переведение из одного отдела в другой было большой редкостью для любого целителя и почти неслыханным — для новеньких, только если не был затронут этический аспект вопроса.

— Мужчина, сорок семь лет. Крыло карантина, палата номер четыре. Доставлен в больницу около шести часов назад со слабостью мышц и параличом в некоторых конечностях. Мы проверили его кровь, где были найдены антитела вируса Колье.

Драко выдохнул сквозь зубы, а Гермиона ахнула.

— Третья стадия!

— Ваша задача, друзья мои, заключается в том, чтобы найти лекарство, пока вирус не развился до четвёртой, — скомандовала Уайт. — Поехали.

Драко не нужно было повторять дважды, он схватил Гермиону за руку и поволок за собой. По её ускоряющимся шагам он понял, что Гермиона тоже уже поняла всю важность ситуации.

— Почему мы? — пробормотала она, задавая, скорее, риторический вопрос.

— Ты имеешь в виду, почему именно ты? — тут же съязвил Малфой . — Если они хотят получить лекарство, то для начала необходимо получить образец антител.

— Но люди работают над лечением вируса на протяжении... На протяжении месяцев. У нас получится, только если мы — светила в колдомедицине.

— Кто сказал, что я нет?

— Но я... — нерешительно начала Гермиона, не обращая внимания на парня. — Это только мой первый год.

— Ну что ж, придётся тебе подсуетиться и получить все знания четвёртого года сейчас...

Она остановилась, потянув его за собой.

— У меня получится, — от внезапной, по её мнению, гениальной мысли глаза девушки расширились. — Моя трехлетняя практика в "Гайз и Св. Томас"... Она может помочь. Мы...

— Безнадёжно, — подвёл Малфой итог воодушевленной речи девушки. Какой бы великолепной ни была больница, где Гермиона проходила свою практику, там не было ничего хоть минимально похожего на то, чему учили здесь, в Мунго, и что могло пригодиться в данной ситуации. Не было никаких разумных причин, почему её, молодого целителя, работающего только первый год и ещё не получившего должную квалификацию для работы с таким сложным по своей природе вирусом, взяли. Гермиона покраснела от возмущения, но спорить не стала, позволив Драко и дальше вести её к офису Аугустуса.

Малфой быстро обрисовал всю ситуацию, стоило им только зайти. Рено не был осчастливлен этой новостью (он вообще очень редко был чем-то доволен или счастлив) и одарил Гермиону очень долгим взглядом за её пребывание в больнице, несмотря на его приказ. Во всяком случае, он ограничился только недовольным взглядом, не извергая никаких недовольств и не грозясь их тут же уволить. Драко, решив, что с этой процедурой ознакомления покончено, развернулся и пошёл к крылу с карантинными больными.

— Больше ты можешь меня не ждать, — тихо сказала Гермиона.

Он посмотрел на неё и нахмурился:

— Нет, вообще-то, — он, конечно, не сказал ей, что она была единственной причиной, почему он до сих пор не был в карантинном отделении.

Причина перевода Грейнджер являлась для Малфоя загадкой, но почему взяли его, он знал: это было его итоговой проверкой, и само по себе лекарство от вируса Колье не имело никакого значения. Для больницы было бы очень нежелательно, чтобы он оказался годным к выполнению такого трудного задания, да ещё и в такие короткие сроки. Но что если он отлично себя проявит и предложит действительно стоящие идеи? Это было бы существенным продвижением к его цели — стать исследователем. Драко докажет, что он достоин.

Когда они достигли нужной части больницы, Драко дал Гермионе пройти вперёд. На входе она дала сканеру проверить её палочку, которая неприятно зазвенела и зашипела при этой процедуре. Дверь для неё открывалась как-то слишком медленно. Он невольно сощурился, когда оранжевый обеззараживающий луч прошёл и сквозь неё, освятив её, точно ангела, затем с секундной задержкой открылась следующая дверь, и Гермиона прошла внутрь. Драко проделал все те же процедуры, что и она, и тоже оказался в отделении карантина.

Морис Штоккель, глава карантинного отделения, уже ожидал их. Это был пожилой, седеющий мужчина с пожелтевшей от прожитых лет кожей, так ужасно сочетающейся с мантией лаймового цвета. У персонала было множество теорий, касавшихся истории приобретения кожей Штоккеля такого необычного оттенка. Наиболее популярной среди общественности была теория такого рода: Штоккель так часто проходил через оранжевый санитарный луч, что его кожа не смогла больше выдерживать этого вмешательства и надругательства и приобрела такой вид и цвет, которой имеют честь наблюдать сейчас все работники Мунго. Он был часто предметом сплетен и толков из-за его внешней особенности, но это обстоятельство не мешало ему находиться в хорошем расположении духа. Однако сейчас на его лице не было обычной веселости, оно выражало потрясение и недоумение.

— Хорошо, что пришли именно вы.

— Нас перехватила Реджина, — ответил Малфой.

— Превосходно, — короткий кивок, и вот они уже стремительно продвигаются вперёд по коридору. Драко вытянул шею, пытаясь увидеть пациента с драконьей оспой, когда они проходили мимо. Гермиона на это издевательски хмыкнула, но все же изогнула в любопытстве свою тёмную бровь. Парень на это её выражение отрицательно покачал головой в знак того, что ничего не удалось разглядеть.

— За один месяц уже пятнадцать подобных случаев, — горестно вздохнул Штоккель, возвращая внимание молодых людей к себе. — За эти месяцы мы даже не приблизились к получению чёртового лекарства, если дела будут идти и дальше в подобном духе, то Волшебная Организация Здоровья обновит статус угрозы с эпидемии до пандемии. — Думаю, на этом уровне я могу честно сказать своё мнение.

— И вы думаете, что мы сможем помочь? — поинтересовалась Грейнджер.

Штоккель посмотрел на неё и поджал свои губы:

— Я полагаю, что когда ни у одного эксперта нет ни одной стоящей мысли, приходится обращаться к тем, кто ещё не был вовлечён в процесс. Так больше шансов получить что-то стоящее. Вы же знакомы в вирусом Колье?

Молодые целители согласно кивнули.

— Расскажите мне, — и он жестом приказал им начать.

Гермиона начала первой, что Драко абсолютно не удивило:

— Это вирус, — быстро и чётко начала она. — Заразиться можно через физиологические жидкости: кровь, слюну, сперму. Некоторое время больной может не подозревать о том, что он заражён, но через какое-то время болезнь в любом случае проявит себя. Это очень быстро развивающийся вирус.

— Антитела возникают через час после заражения, — вмешался теперь уже Драко. Его голос был спокойным и уверенным, словно он читал текст, а не рассказывал по памяти. — В конце первой недели заражённый испытывает симптомы очень похожие на симптомы гриппа: тошнота, рвота, иногда очень сильная, боль в конечностях, лихорадка, озноб и высокая чувствительность к свету. По истечении десяти дней все симптомы исчезают, за исключением боли в конечностях, которая усиливается. К концу второй недели начинается мышечная слабость. Пациент испытывает физическое недомогание, и, как итог, паралич.

— Но все эти симптомы очевидны только для специалистов, — Гермиона послала Драко извиняющийся взгляд. — Среднестатистический больной идёт к целителю, жалуясь на обычный грипп.

— Верно,— продолжил Малфой. — Паралич наступает в конце третей или в начале четвёртой недели. Затем болезнь поражает внутренние органы, самыми первыми страдают лёгкие. К двадцать восьмому дню болезни лёгкие перестают поставлять кислород в кровь. Смерть наступает от удушья.

Целитель остановился около входа в четвертую палату, приставляя конец своей волшебной палочки к АИЭ⁽¹⁾ сканеру:

— И? — Драко с Гермиона обменялись недоуменными взглядами; Штоккель скривился и приставил палочку к сканеру.

— Сейчас вы увидите, — пробурчал он. Вторая дверь была открыта, и целитель уже был внутри.

— Как ты думаешь, Малфой, что он имел в виду? — спросила у него Гермиона.

Драко пожал плечами:

— Без понятия, — свет над дверью стал зелёным, и парень вытянул руку в пригласительном жесте. — Дамы вперёд.

Гермиона вошла следом за мужчиной, и настал черёд Малфоя. Он шагнул в палату и вздрогнул от неожиданности, когда оранжевая защитная оболочка начала обволакивать его. Она быстро покрыла все его тело: губы, подбородок, грудь, руки и ноги. Драко сжал и разжал кулак, оболочка нисколько не помешала ему. Она была, как вторая кожа. Как скользкая и противная кожа рыбы. Малфой содрогнулся. Гадко.

Его дискомфорт в разы усилился, стоило ему только взглянуть на того, кто лежал в этой палате.

— Кто это? — посыпались вопросы Гермионы. Во всякому случае, её голос звучал гораздо более уверенно, чем он себя ощущал.

— Роберт Фриска, — ответил Штоккель. — Сорок семь лет, женат, двое детей. Одному семь, а другому четырнадцать. Работает в небольшом кафе в центре Лондона. Маглорожденный.

— В кафе? — девушка с ужасом взглянула на двух мужчин. — Он же мог там всех перезаражать. Вы написали уже куда-нибудь об опасности? Связались с Министерством?

— Я отправил сову, перед тем, как вы подошли.

— Что...— Драко попытался прокашляться, чтобы звучать более невозмутимо. — Что это все такое?

— Это то, молодой человек, что так печально прославило этот вирус в Сообществе Целителей.

Обычный пациент больницы Святого Мунго, хоть и не мог похвастаться отличным здоровьем, но мог относительно свободно передвигаться. Фриска совсем не выглядел человеком, способным пойти куда-то в ближайшем будущем. В его руку был вставлен катетер, соединённый длинной прозрачной трубкой с капельницей. Другая трубка была вставлена ему в нос, снабжая его чистым кислородом. Он выглядел бледным и худым, ну, и ещё был без сознания, хотя это как раз неудивительно — любой, кто бы ни столкнулся с маггловским оборудованием, выглядел бы не лучше. Будь то несчастный пациент или целитель, которому не повезло работать с этой чудо-техникой.

— Селективный магический иммунитет, — серьёзно оповестил целителей Штоккель.

Драко повернулся к говорившему:

— Этого нет ни в одном справочнике.

— Вообразите себе масштабы бедствия, если об этом будет известно общественности. Вирус по своей природе магический. У него есть свои способы защиты и адаптации. Я даже слышал, что эти методы защиты называют охраной. Любое магическое вторжение тут же блокируется антителами Колье, включая и наши методы лечения.

— Вот почему мы вынуждены использовать способы лечения магглов, — заключила Гермиона.

Штоккель кивнул, соглашаясь:

— Я был вынужден вызвать себе помощника. Это настоящее счастье, что ступефай ещё работает. Пострадавший не хотел, чтобы его так лечили, но с использованием этого метода убеждения (он имел в виду проклятье) у нас было гораздо больше шансов воткнуть ему все эти иглы.

Драко скривился от того, что приходится лечить таким убогим способом, на такую его реакцию Гермиона недовольно закатила глаза. Малфой не обратил на это никакого внимания. Грейнджер привыкла ко всем этим штуковинам, которыми магглы "исцеляют". Он же нет. И считал, что такое его поведение вполне ожидаемо и нормально. Но он позже поговорит с ней об этом.

Штоккель взмахнул своей палочкой, и из воздуха появились внушительного вида два фолианта. Он дал их Драко и Гермионе. Это была "Истрия вируса Колье" вплоть до Фриска:

— Я работаю над устранением симптомов и комфортом пациента. Вы же изучаете вирус и придумываете вакцину. Образцы в холодильнике, — он указал на шкаф у себя за спиной. — Могу собрать больше, если потребуется. У вас на все это примерно неделя. Ну, и удачи, господа.

1) Антиинфекционный экран (прим.

переводчика)

Вернуться к тексту

Драко был ужасно вымотан поисками лекарства, чтением тех книг, которые дал ему Штоккель, беспрестанным конспектированием всех тех идей, что посещали его уставший мозг, и если бы он ещё хоть немного простоял над этим котлом, в котором варился его очередной эксперимент, то просто сошёл бы с ума. Ему уже осточертел весь этот запах никак не заканчивающихся ингредиентов и пар от котла, удушливым и влажным облаком заполнявший всю комнату.

Он не спал около двух суток, всё это время разрабатывая рецепт от вируса Колье. Те немногие процедуры и тесты, что он провёл над Робертом Фриской выглядели обнадёживающе.

Возможно, что все закончится удачно. Драко бы этого очень хотелось.

Обычно в самом начале разработки зелья, в особенности исцеляющего, было очень большой редкостью получить хоть какие-нибудь результаты, независимо от того, насколько хорош был целитель, проводивший испытания. Здесь играли важную роль способность человека подстраиваться под нововведения и умение признавать разумность необходимых перемен. С этим у Драко не было никаких проблем: будучи по своей природе конформистом, он легко мог подстроиться под любую ситуацию. Это черта существенно облегчила ему задачу и помогла добиться того, чего сертифицированные работники Мунго добиться не смогли. От этого на губах у Драко появилась циничная ухмылка, а в животе — противное ощущение, вызывающее в нём урчание.

Возможно, то противное чувство было чем-то еще: голод, обезвоживание, истощение, отсутствие человеческого контакта в течение двух однообразных и утомительных дней. Лаборанты называли это "безумием исследователя", и было только два возможных выхода из этой ситуации:

а) продолжить, стараясь не обращать внимания,

б) пойти наконец отдохнуть и попытаться развеяться.

Драко был больше склонен предоставить себе необходимый и такой желанный отдых. Наверное, поэтому он никогда не мог найти общий язык с работниками лабораторий.

Он наложил защитные чары на котёл и попытался быстро встать, но не смог. Внезапная потеря ориентации в пространстве была связана, по его мнению, со стремительным притоком крови, из-за чего на некоторое время у него помутилось в глазах, и сильно закружилась голова. Схватившись за край стола, он начал быстро анализировать ситуацию.

Это была обычная ортостатическая гипотензия из-за гиповолемии. Сильное головокружение вызвано чрезмерным перенапряжением. Скоро должно все вернуться в норму, нужно только дождаться, когда рефлектор барорецепторов активируется, сердце начнёт биться в обычном ритме, и тогда он снова начнёт видеть.

Все случилось так, как он и предположил, и через минуту он уже чувствовал себя отлично. Но перед тем, как покинуть свой кабинет он, присев за стол, съел шоколадную лягушку и запил ее водой. Посидев так ещё какое-то время, он вспомнил о своём желании проветрить голову, поэтому, схватив очередную лягушку, направился к лестнице, не отдавая себе отчета в том, куда он идёт, пока не подошёл к офису с надписью "В".

Он недовольно скривился, когда узнал, где он оказался. Подвал больницы был единственным местом, где люди спокойно и не опасаясь быть услышанными обсуждали абсолютно любые вещи и идеи, каким бы крамольными они ни показались начальству. Грейнджер тоже работала здесь. Заходить к ней никак не входило в его нынешние планы. Но Драко был настоящим мастером по части умения противоречить самому себе, поэтому он быстро, прежде, чем здравый смысл подскажет ему лучшее решение, вошёл внутрь.

Подвал Мунго был достаточно небольшим: один короткий коридор, по которому можно было дойти до нескольких палат, маленьких, в сравнении с палатами, расположенными на других этажах больницы. Справа от лестницы был вход в лабораторию Гермионы. Малфой внутренне собрался перед тем, как войти, и очень удивился, увидев помещение пустым. Он решил задержаться на несколько минут в её кабинете, наслаждаясь воздухом, в котором не было запахов болезни (крови, мочи), здесь не пахло ингредиентами зелий, которыми провонял его кабинет (антисептиками, маслами, растениями). Абсолютно чистый воздух этого кабинета, так разительно отличался от запахов в его собственном, что Малфой не мог не насладиться и не сделать глубокий и такой нужный сейчас вдох.

В углу кабинета Драко увидел маггловское оборудование, которым так гордилась Гермиона. Подойдя к нему поближе, чтобы получше рассмотреть, он поборол в себе желание дотронуться до него — совершенно не хотелось сломать что-нибудь, получив потом выговор от этой фурии. Нежелание повредить эту штуковину было вызвано отнюдь не скромностью Драко или сомнениями в своём уме — он считал, что ему лишь не хватает определенной практики, получать которую он не хотел после очень неудачно завершившегося опыта с готовящей коробкой, именуемой у магглов "микроволновкой". Эта провальная попытка только доказала ему, что от этих "изобретателей" можно ожидать чего угодно. Больше у него не возникало желание притрагиваться к этим машинам.

Чуть дальше по коридору была библиотека, там Гермиона находилась едва ли не чаще чем в собственной лаборатории. Библиотека в Мунго очень сильно походила на библиотеку Хогвартса, но, что добавляло ей очки в глазах Драко, здесь отсутствовала эта надоедливая мадам Пинс. Вместо неё был Справочный стол, который, со слов администрации больницы, должен был колоссально облегчить поиск информации в библиотеке. Ведь все, что требовалось сделать — это написать на кусочке пергамента нужную тему, имя автора и название желаемой книги, а затем вставить в отверстие в столе. Все звучало достаточно просто, поэтому многие работники возлагали на этот аппарат большие надежды.

К всеобщему неудовольствию, это изобретение было ровесником больницы, а его вредности могла позавидовать Пинс в экзаменационную неделю. Если запрос на книгу был написан не очень разборчиво и не так аккуратно, как бы того хотелось, Справочный стол мог дать не ту книгу или вообще не принять запрос. Если написано было недостаточно конкретно или, наоборот, слишком детально, нужную книгу тоже получить было невозможно. Помоги Мерлин тому, кто допустил орфографическую ошибку или засунул листок в отверстие стола слишком сильно. Иногда после такого неподобающего обращения аппарат выплёвывал пергамент обратно и соглашался принять запрос только вместе с извинениями. Некоторые заявки пропадали, а после так и не были обнаружены.

У Драко тоже были столкновения с этим столом. Когда такое случалось, он просто шёл на поиски Гермионы, которая ориентировалась в библиотеке лучше любого работника и, наверное, даже лучше этого строптивого стола. Обычно он её находил за столом, в углу, заваленную различными бумагами. Но сейчас её не было и там. Малфой решил, что вряд ли она станет прятаться в морге, а других комнат на этом этаже уже не осталось.

Слева от лестницы, напротив лаборатории Гермионы был вход в Альтернативную Исследовательскую Аллею. Название этого места полностью отражало его тёмную и непривлекательную суть. Обычно Драко туда предпочитал не ходить.

Офис Гермионы занимал четверть Аллеи. Другая, заваленная кофейными и чайными стаканчиками четверть была предназначена для общего посещения. Среди всего этого мусора стояло старое радио, ловившее либо белый шум, либо русскую камерную музыку.

Остальная половина была отдана пожилой супружеской паре, Ренате и Альфредо Паулучи, изучавшим целительные силы астрономии и прорицания. Их работа была преимущественно теоретической, Драко мог на пальцах одной руки сосчитать их визиты в лабораторию, и ему совершенно не нужны были руки, чтобы подсчитать, какие из этих визитов были по-настоящему продуктивны.

Но он вежливо кивнул проходящей мимо уважаемой чете. Рената, с выпученными глазами, послала ему ответный приветственный кивок. Aльфредо же просто посмотрел на него ничего не выражающим взглядом и увлечённо начал о чем-то консультироваться со стеклянным шаром, находившимся в его морщинистой руке. Он жутко захихикал над известным ему одному предметом, стоило Малфою пройти мимо него. Но Драко не уделил этому внимания, захлопнув дверь, разделяющую их кабинет с кабинетом Гермионы.

В её офисе он устроился на удобном кожаном кресле, откинул свою голову на мягкое изголовье. Офис девушки сильно отличался от его собственного. Её стол напоминал катастрофу. Он едва мог разглядеть полированное дерево под горой маггловских ежедневников, пирамидой свитков, несколькими фотографиями семьи и друзей. Рядом с этим валялись немытые чашки из-под кофе, которые уже давно нуждались в чистящем заклинании. Букет роз, подаренный на день рождения Поттером (Драко только что понял, что ему не очень нравится подобный подарок) висел вверх ногами на двери. На одной стене, исписанной различными заметками — очень информативными, по мнению Гермионы — висел пейзаж луга, освещенного солнцем. Когда Гермиона была напряжена, она увеличивала эту картину и смотрела на неё, отвлекаясь от тяжёлой работы. Он сам часто присоединялся к ней в школе Гиппократа, устав от рутины. На его удивление, это действительно успокаивало.

Драко иногда хотелось, чтобы его рабочее пространство походило на офис Грейнджер. Ему надоедали голые стены и скучный порядок на столе. Гермиона как-то сказала, что их совместная работа свела бы Малфоя с ума. Но он знал, в местах, где она проводила большую часть своего времени, все было аккуратно. Так было в её лаборатории, и так было у неё в квартире.

Мужчина был уверен, они бы хорошо сработались, но убедить в этом девушку было гораздо сложнее. Не то, что бы его это волновало его сейчас. Ему больше все это было ненужно. Не успел Драко полностью погрузиться в пучину своей апатии, как из камина, споткнувшись и отфыркиваясь от летучего пороха, вывалилась женщина, заполняя комнату запахом дыма и сатсумы⁽¹⁾.

— Ох, — выдохнула она, все ещё неуверенно стоя на ногах. — Не ожидала увидеть тебя здесь.

— Я удивлён, что ты наконец-то побывала дома, — саркастично пропел он. — Прошло каких-то два дня с момента приказа Рено.

— Мне был нужен душ.

Она непринуждённо прошла мимо него к ящику своего стола, предварительно отодвинув его руку. Перегнулась через него, прижавшись к нему грудью, чтобы достать далеко стоявшую кружку кофе. Вся апатия была мигом позабыта.

— Это намёк?

— Нет, — возмущённо опровергла его Грейнджер. — Кофе?

Она взяла кружку, в которую Драко запустил скорджифаем, стоило той оказаться около его уха.

— У тебя просто отвратительная привычка, — заметил он будничным тоном.

Гермиона пожала плечами:

— Она пришла со временем. Вини за это Альфредо.

— Я и виню.

У неё вырвался короткий смешок, и она ушла делать кофе. Драко поудобнее устроился в кресле и стал ждать, пока она обменяется всеми любезностями со своими офисными друзьями. Наконец, она вошла обратно в кабинет, закрыв за собой дверь, и села за стол, взяв в руки чашку с горячим кофе. Гермиона с неподдельным удовольствием на лице вдохнула аромат.

— Чему обязана за такое счастье в твоём лице?

Драко напряжённо сглотнул, изо всех сил стараясь не обращать внимание на манящий румянец её щёк и новые тени нежного цвета, так выгодно подчеркивающие её карие глаза.

— Ты смогла достать те книги, которые я просил?

Гермиона кивнула и взмахом палочки достала из ящика два увесистых тома, с громким звуком упавших на рабочий стол. Драко быстро схватил их, проверил заголовки и аккуратно положил на угол стола.

— Когда я о чем-то прошу Справочный стол, это занимает неделю, стоит обратиться к тебе, как ты получаешь нужные книги не позже, чем через день.

Она посмотрела на него секунду, сделала глоток чёрного кофе и сказала:

— Это потому, что я говорю "пожалуйста".

Он поднял свою голову и посмотрел на неё:

— Конечно.

Он неожиданно засмеялся, и его улыбка задержалась на лице дольше, чем должна была. Конечно, она говорила. Поэтому он любил её: она всегда умела его удивить. Молчание было слишком долгим, а взгляд, обращённый к ней, был слишком тёплым. Это заставило Гермиону откашляться.

— Итак, — быстро заговорил он. — Как продвигается работа над зельем?

Её брови от удивления взлетели вверх:

— Неплохо, я думаю. Я прочитала все то, что нам дал Штоккель, провела несколько собственных тестов, но… — она тяжело вздохнула. — Я не знаю. Иногда все это кажется очень странным. Колье очень похож на полиомиелит. Ты должен знать.

Драко кивнул в подтверждение:

— Та же структура вируса, репликация, и способ трансмиссии. Я тоже читал об этом.

— Я проконсультировалась с коллегией врачей из "Гайз и Св. Томас". Они доставили образец вакцины от полиомиелита. Я испробовала вакцину на здоровых клетках млекопитающих.

— О, твои собственные клетки, я впечатлён, — Малфой посмотрел на неё выразительным взглядом.

Гермиона не стала обращать внимание и продолжила:

— Почему нет? Моё тело доступное и надёжное хранилище материала, и не нужно беспокоиться о согласии. Короче, — она улыбнулась на звучный смех Драко. — Я ввела вирус Колье в вакцинированную группу. Ничего не произошло.

Малфой вытянулся в кресле от удивления и волнения:

— В большинстве случаев заражение происходит немедленно. Максимум — несколько минут. Маггловская вакцина сработала?!

— Нет.

Драко нахмурился:

— Что случилось потом? Потому что либо вакцина работает, либо нет.

— Я продолжала наблюдать в течение пяти минут, по-прежнему ничего не происходило, так было на протяжении часа. И двух часов. Я подходила и проверяла клетки каждый час, а на десятый час я заметила, что вирус поборол вакцину, и антитела Колье начали активно размножаться. После повторения теста, обнаружилось то же самое. Вирусу Колье необходимо девять часов и пятьдесят семь минут, чтобы полностью заразить защищённую клетку.

— Мерлин, — пробормотал Драко, — временный иммунитет.

— Очень кратковременный, — поправила Гермиона. — Этого недостаточно для полноценного лечения, это больше похоже на профилактику. Вакцина никак не смогла помочь инфицированной клетке. Но теперь мы хотя бы знаем, от чего отталкиваться. То, что использовала я, больше подходит для ослабленного вируса. У магглов для выработки искусственного иммунитета против трёх видов полиомиелита необходимо вакцинировать человека три раза. Я сделала только одну инъекцию. Есть ещё вакцина Солка⁽²⁾, в которой используется химически инактивированный вирус, я её ещё опробовала. Но на неё Колье может вообще не среагировать.

— Почему бы тебе не использовать те же химические компоненты, что используется в вакцине Солка? Тогда ты сможешь убить антитела вируса ещё в клетке.

Она улыбнулась на это ласково, даже с жалостью. Драко по своему опыту знал, что этот её взгляд означает, что он очень, очень неправ.

— Химический компонент, который используется в Солке, — это формалин, более известный как формальдегид.

— Что губительно для человеческого здоровья, — согласился, тут же уловив ход мыслей Гермионы, Драко. — И Колье, и формальдегиды одинаково опасны.

— Не говоря уже о риске заболеть раком, если вам удалось выздороветь после заражения вирусом Колье.

— Что ещё ни у кого не получалось.

— Пока не получалось, — немедленно исправила Гермиона.

Драко улыбнулся: его воодушевлял энтузиазм девушки.

— А как твои успехи?

Малфой выпрямился в кресле:

— Думаю, все идёт неплохо, и я на правильном пути. У меня уже есть около восьми разработок.

Гермиона так быстро подскочила со своего места, что вылила свой любимый кофе на компьютер:

— Серьёзно? Драко, это же просто чудесно! Как у тебя...

— Я только в процессе разработки, — прервал он её восторг. — Нельзя быть полностью уверенным.

Она вопросительно изогнула бровь:

— Почему, Драко? Почему ты сомневаешься?

— Из-за тебя.

— Меня? — она фыркнула, пытаясь не рассмеяться. — Что я могла сделать такого, что бы разуверило тебя в своей правоте?

— Я наблюдал за своими клетками только три часа. Ты же вела наблюдение в течение десяти. То, что мои клетки не заразились через три часа, не значит, что этого не случится через десять. Было бы правильно провести тест снова.

— Каков был процент заражения по истечении трёх часов?

— Я думаю, это единственная хорошая новость: заражение клеток снизилось до менее, чем трёх процентов, — Малфой вздохнул.

— Для серьёзных последствий нужно как минимум пять.

— Я знаю.

— Это огромное достижение.

— Но это не вакцина, — в его словах была горечь. Он положил голову на спинку кресла и прикрыл глаза. — Мы не успеваем спасти пациента.

— Тогда мы не должны терять время, — Гермиона громко стукнула чашкой по столу. — Необходимо срочно возвращаться в лаборатории и продолжать работу. Пойдём.

Она схватила его за руку, и он поднялся недовольно что-то бормоча. Это недовольство было прервано неожиданным поцелуем. Но он был таким коротким, что Драко не смог сразу осознать, что только что произошло.

— Не смей сдаваться. У тебя все получится, — выпалила Грейнджер, ещё не успокоившаяся после своего спонтанного порыва. Её руки опустились с его предплечий и обхватили запястья. — Тебе только нужно приложить ещё немного усилий. И появится вакцина, названная твоим именем.

Он улыбнулся и легко поцеловал её в нос:

— Я правда очень надеюсь на это.

Она засмеялась и несильно оттолкнула его от себя. Но когда она открыла дверь, отделяющую её кабинет от остального внешнего мира, вся теплота, внезапно образовавшаяся между ними, сразу испарилась.

— Я буду в лаборатории или библиотеке. Если что-то нужно, пришли записку, — в её голосе присутствовала неестественная оживлённость. А после она покинула комнату, больше не взглянув на Драко. Он пытался не раздражаться, но не мог. То, как она меняла своё отношение к нему, стоило лишь выйти за пределы кабинета, бесило его. Она превращалась в строгую и сухую женщину, словно она совсем забыла о своих школьных приключениях и нарушении правил с Поттером и Уизли.

Он догнал её на Аллее, схватив за запястье и развернув к себе, прежде, чем она снова смогла спрятаться от него в своей лаборатории:

— Обедаем сегодня вместе, — по тону его голоса это больше напоминало приказ, чем просьбу.

Гермиона вздрогнула. Драко понял, что переборщил, но было уже поздно.

— Это зависит от того, когда я освобожусь, — отрезала Гермиона.

Он дал ей отойти он него на несколько шагов. Драко отчаянно пытался сохранить самообладание. Но все, чего он хотел в данный момент — сильно встряхнуть её за плечи.

— Хорошо, — сказал он ровным голосом. — Ещё увидимся.

~*~

— Скажите мне, что происходит?

Малфой осматривал офис Реджины Уайт. Он никогда не был здесь ранее, да было и не за чем. У нее обычно находились дела более важные, чем беседы со стажерами-четверокурсниками, особенно с теми, кто не работал на её этаже. Он был удивлён тем фактом, что его выпустили из карантинного отделения, учитывая... Учитывая...

— Мистер Малфой? Вы меня слышите?

Офис Уайт был обставлен со вкусом, но его нельзя было назвать уютным. Он напомнил ему его голый и холодный кабинет. В кабинете Реджины преобладали чёрный, серый и белый цвета. Даже абстрактная картина, украшавшая стену позади стула женщины, была выполнена в тех же тонах. Пейзаж смотрелся бы гораздо лучше, вдруг пришло в голову Драко, и людям, посещавшим это место, было бы легче и не так страшно находиться здесь. Хотя, может, в этом и было всё дело. Никто не должен чувствовать себя комфортно в кабинете Главы Департамента. Например, он точно не чувствовал.

Красная полоса на картине бросилась в глаза. И откуда-то взялась нестерпимая боль.

Наверное, он уже никогда не будет чувствовать себя комфортно. И дело было уже не только в кабинете Реджины Уайт.

— Драко.

Она говорила строгим и напряжённым голосом. Малфой отвёл взгляд от картины позади неё и посмотрел женщине в глаза.

Все вокруг было странным. Не сочетающимся между собой. Он не хотел обдумывать, почему ему все представляется в таком неполноценном виде. Все уладится. Само.

— Я понимаю, что это должно было тебя шокировать.

Ничего она не понимала...

— И я лично прослежу за тем, чтобы тебе предоставили самое лучшее лечение и самых квалифицированных врачей.

Не было никаких гарантий, лишь её заблуждения и попытки убедить в этом и его.

— Но мы сможем вылечить тебя, только когда станет известно, что с тобой произошло.

Что с ним случилось?

— Драко, очень важно, чтобы ты рассказал всё, начиная с того момента, как ты оказался в палате номер четыре.

Четвёртая палата.

Пришло понимание. Ужасное понимание произошедшего, или же это был просто свирепый порыв ветра? Драко Малфой моргнул. И в это мгновение вся его жизнь пролетела перед ним одним сплошным кадром.

— Вы получили записку? — голос Реджины стал нежным и успокаивающим. — Записку от Мориса Штоккеля. Вы же помните Мориса?

Конечно, он помнил. Малфой смог выдавить из себя:

— Глава отделения карантина, — голос был слабым и дрожащим, шедшим будто откуда-то из самой глубины. Ему это не понравилось. Он попытался прочистить горло.

— О чем говорилось в его записке?

На это Малфой тоже смог ответить:

— Он хотел, чтобы мы...

— Мы?

— С Гермионой, — последовал быстрый ответ. Её имя принесло ему успокоение. Оно было светом в темноте. Он повторил его ещё раз и почувствовал себя увереннее. Реджина сделала какую-то заметку на пергаменте. Когда она успела взять перо?

— Продолжайте.

— Он хотел, чтобы мы принесли к нему образцы наших вакцин.

— Зачем?

— Проверить их действия на пациенте.

— Как его звали?

— Роберт Фриска. Он заражён вирусом Колье. И Штоккель, — воспоминания и картинки расплывались. Только картина за её спиной была по-прежнему четкой, Малфой пытался ухватиться за это. За этот болезненный оттенок красного. Желчь подступила к горлу. — Он хотел, чтобы...

Уайт щёлкнула пальцами у него перед лицом:

— Драко, сосредоточьтесь. Чего он хотел от вас?

— Фриска был уже очень сильно болен, и если мы хотели спасти его, нужно было торопиться.

— И вы и мисс Грейнджер считали, что изобрели вакцину?

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, не Гермиона. Она не была до конца уверенна, что у неё все получилось. Гермиона считала, что мы недостаточно хорошо все проверили, и прошло слишком мало времени, — Драко пытался сосредоточить своё внимание на её лице, подмечать каждую делать: вот она закусила губу, сжала пальцами записную книжку так, что костяшки пальцев побелели. Перевела взгляд с него на Штоккеля и обратно.

Комната расплывалась. Уайт снова пощёлкала пальцами. Малфой, приложив усилия, снова перевёл свой взгляд на неё.

— Вы объяснили весь процесс лечения мистеру Фриска, — продолжила женщина.

— Да.

— И вы уверены, что он понял, что лечение является экспериментальным и может привести к фатальным последствиям?

Голос надломился:

— Да.

Глава Департамента кивнула, словно подводя итог их разговору. Драко показалось, что она выдохнула с облегчением:

— Мисс Грейнджер подтвердила, что ни вы, ни мистер Штоккель не принуждали Фриску согласиться на лечение. Морис показал мне заполненную форму, где стоит подпись пациента. Поэтому для вас нет никакой угрозы.

Драко чуть не рассмеялся: все это изначально было сплошной угрозой.

Женщина тяжело выдохнула и поправила и так ровную стопку бумаг у себя на столе:

— Сейчас я прочитаю вам заявления мисс Грейнджер. Пожалуйста, скажите мне, если заметите где-то нестыковки или ошибки.

Она начала зачитывать документ, подтверждающий согласие Фриски на лечение. Но вдруг в его голове что-то зашумело с оглушающей силой, и все воспоминания, хранившиеся где-то в подсознании, прорвались наружу, затмевая своей ясностью и яркостью все слова Уайт.

В сознании Драко эти картинки всплывали короткими, раздробленными и несвязанными картинками, непонятными ни для кого другого.

Высохший мужчина в очках в проволочной оправе корчился на кровати, сжимая пожелтевшими пальцами своё горло.

Кровь. Мир из оранжевого превратился в красный. Влажный и тёплый. На языке ощущался привкус меди и соли.

Острая, вспарывающая боль в животе. Нескончаемый поток оранжевой, слепящей своей яркостью воды.

Соль превратилась в кислоту, разъедая его изнутри.

Пара наполненных ужасом карих глаз, полностью отражавших его собственные чувства.

Драко вцепился руками в подлокотники серого кресла, тщетно стараясь найти поддержку в гладкой, безразличной ко всему коже. Его голова от безнадёжности, переполнявшей его, безвольно повисла на бледной шее. Головокружение было кошмарным. Он пытался дышать ровно, но ему удавались только хрипы, похожие на хрипы туберкулёзника.

— Я...

— Драко, пожалуйста, успокойся, мы сейчас поможем тебе. Морис?

Полное осознание своего плачевного положения выбило всю почву из-под ног. Комната снова начала вращаться. Ковёр на полу то становился так близко, что казалось, он может разглядеть каждую ниточку, то так далеко, словно Драко находился в милях отсюда. Пытаясь отвлечься от головных болей, он с силой потянул себя за волосы. Но ничего не помогало.

— Несите успокоительное, скорее! Дыши, Драко, дыши...

Ему пытались влить какую-то жидкость, но он из последних сил оттолкнул надоедливые руки целителей. Некоторые пытались схватить его, чтобы он не мешал процессу. Но он оттолкнул и их, а затем побежал. Дальше, прочь, прочь от этих людей, говорящих ужасные вещи. Он нёсся с небывалой скоростью сквозь скопления людей, распихивая всех мешающих ему спастись от суровой реальности и убежать. Миновав главный вход в больницу, Драко оказался на улице, и мягкий осенний ветер трепал его волосы. Принятие и смирение — вот, что сейчас испытывал Драко Малфой. Смирение с суровой реальностью, лишившей его будущего.

Для него больше не было будущего. Не было успокоения. Не было гарантий. Не было понимания, потому что невозможно понять, как это — умирать каждую конкретную секунду. И для него уже точно не было ничего хорошего.

Была только инфекция, полностью отравившая его жизнь.

1) Сатсума — растение семейства цитрусовые,

разновидность мандарина (прим. переводчика)

Вернуться к тексту

2) Джонас Солк — американский вирусолог. Известен как один из разработчиков первых вакцин против полиомиелита (прим. переводчика)

Вернуться к тексту

Отрицание всей той ужасной череды событий, случившихся с Драко, длилось ровно до тех пор, пока осенний ветер ласково трепал его волосы и больничную мантию.

Но стоило ему стихнуть, как все слова, сказанные Реджиной, всплыли в сознании Драко. Видимо, это отразилось в чертах его лица, потому что маггл, шедший по улице с чемоданом в руках, несколько раз обернулся на него, поражённый выражением лица и необычной одеждой мужчины. А какая-то ведьмочка с дочкой затормозила, увидев его, и поменялась с девочкой местами, пытаясь отгородить её от странного прохожего. Вдруг Драко услышал быстро приближающиеся шаги.

Он должен быстрее спрятаться, умчаться, сбежать. Сбежать, пока они не поймали его и не начали ставить опыты, как над лабораторной крысой, которые закончатся только с наступлением его одинокой смерти на унылой больничной койке.

И, не раздумывая дважды, он быстро аппарировал в свою тёмную комнату в Малфой-мэноре. Здесь так же давили стены, как в Мунго, но он мог побыть один. Где-то на подкорках сознания билась мысль, что ему нужно бы чувствовать себя виноватым за свой непредсказуемый побег, но Драко не мог сейчас находиться среди других людей. Со здоровыми органами, с чистой, неиспорченной кровью, а главное, среди людей, перед которыми ещё были открыты все горизонты, у которых ещё была впереди долгая и счастливая жизнь. В сравнении с ними он чувствовал себя больным, неполноценным, и это вызывало злость и то упорно заталкиваемое внутрь себя чувство — зависть.

Он не заразил их. В этом он был уверен. Для того чтобы произошло заражение, Колье должен проникнуть внутрь тела: кровь, слюна, сперма, экскременты — вирус может быть передан любым из этих способов. Но Уайт, несомненно, продезинфицировала все вещи, которых он касался, все кабинеты, которые он посещал, даже те места, где он только дышал или на которые смотрел. Он стоял не достаточно близко к тем людям у входа в Мунго, чтобы поставить их под угрозу, хотя Уайт, вероятно, захватила и их тоже. Домовые эльфы, которые находились в данный момент в Малфой-мэноре, были в безопасности: вирус Колье не передавался другим существам, кроме Ноmo sapiens.

Драко оскалился. Ещё будучи подростком, Малфой хотел быть кем-нибудь другим, более выдающейся и интересной личностью. Но это был первый раз, когда он не хотел быть человеком.

Его взгляд зацепился за бутылку огневиски, подаренную Люциусом по случаю поступления в школу Гиппократа. На душе стало ещё тоскливее и гаже.

Если он обречён терпеть жалость всего человечества, то он хотя бы не будет делать это трезвым.

Драко дотянулся до бутылки и прочитал этикетку. Это было огневиски Блишена столетней выдержки — почти бесценная марка, известная своими тонкими ванильными и ореховыми нотками. Отличительной особенностью именно этого бренда было почти моментальное опьянение.

Малфой пил до тех пор, пока его не вырвало в рядом стоящий котёл. Привкус желчи во рту вызывал отвращение к самому себе, и чтобы избавится от него, Драко выпил ещё. После последнего глотка мир перед глазами Малфоя начал вращаться. Приложив некоторые усилия, он встал, дотянулся до котла и, вынеся его на балкон, поджёг, затем побросал в пламя свои штаны, рубашку и нижнее белье. Оставшись в одних носках, он вытянул руки над красно-оранжевыми языками пламени, ласкавшими его руки, и подумал, как было бы хорошо, если бы он сгорел так же, как и его дорогие штаны.

Сгорел или спрыгнул с балкона.

Драко выставил одну ногу за ограждение.

Это бы было правильно. Это было бы лучшим решением всех проблем и наиболее логичным завершением его никчёмной жизни. Он бы успел спрыгнуть в темноту, пока огонь не поглотил все вокруг. И Драко был уверен, что сделает это с гордым, саркастичным смехом, доказывая всем вокруг, что может сделать что-то великое и ужасающее без сомнений и колебаний, не боясь забвения.

Внезапно его качнуло назад, и, не сумев удержаться на ногах, Драко с высоты своего роста упал на каменный пол балкона, больно ударившись головой. Голова поплыла, и в глазах всё потемнело, заставляя Малфоя отключиться.

Он очнулся через несколько часов с сильной ноющей головной болью, но чувство полного отчаяния и разочарования во всём покинуло его. Его спас выпитый вечером виски — адская жидкость, убивающая огромное количество людей на Земле, спасла его. Грёбаная ирония.

Драко не верил в совпадения и удачные стечения обстоятельств. Он не собирался больше растрачивать понапрасну столь ценное для него оставшееся время.

Малфой отправился в душ, где сделал воду такой горячей, что кожа тут же сморщилась и покраснела. Аккуратно бреясь, он старался не ловить в зеркале собственный взгляд и не думать о том, что малейшее движение кисти и неосторожный щелчок пальцами могут в корне изменить весь ход событий.

Он решил надеть свою самую лучшую одежду: отглаженную белую рубашку, чёрные, идеально сидящие на нём брюки и отлично сшитую, новенькую серую мантию, подчёркивающую тёмные вкрапления в его стальных глазах. Драко тщательно отполировал свои ботинки из драконьей кожи и начал их медленно надевать. Зная, что это, возможно, последний раз, когда он сможет выглядеть идеально, Малфой старался все делать с чувством, аккуратно и чётко. Застегивая последнюю пряжку, Драко обратил внимание на нарастающее и холодящее чувство в груди.

Он прощальным взглядом окинул свою комнату и, направив свою волшебную палочку на кровать, произнёс:

— Инсендио.

Покрывало мгновенно загорелось, распространяя огонь на изголовье кровати и ниже, на ковёр, распластавшийся на каменном холодном полу. Следом загорелся шкаф, с него пламя перекинулось на его любимые книги, а потом заполыхало кресло. Его большое винтажное зеркало, охваченное огнём, с грохотом упало со стены. Следующая струя пламени попала в ванную комнату, уничтожая занавески над ванной и серый коврик. Драко вышел на балкон через французские двери и поджёг тяжёлые бежевые шторы.

Он замер на минуту, любуясь с каким-то необъяснимым восторгом тем, как языки пламени пожирают все его вещи, а вместе с ними и воспоминания его детства и юношества. Обгорелые куски ткани и обрывки пергамента опадали к его ногам вместе с пеплом, садящимся на его идеально начищенные ботинки. Дым от устроенного им пожара медленно добирался до Малфоя, щипля его глаза и заставляя лёгкие лихорадочно работать в отчаянных попытках вобрать в себя как можно больше кислорода.

Время пришло.

Он аппарировал на единственную открытую площадку Святого Мунго, куда люди могли спокойно прибывать и так же спокойно уходить. Это была исследовательская библиотека. Как только Драко оказался в больнице, он почувствовал лёгкий двойной толчок в груди — сигнал его персональной защиты. Драко сразу понял, что это значит.

Всё стало так просто. Теперь ему оставалось только подождать.

И он не был разочарован. Гермиона ворвалась сквозь двери, держа палочку в руке. Она выглядела вымотанной и измождённой, её волосы находились в диком беспорядке, и мантия была ужасно помята. Девушку сильно трясло от нервного напряжения. Она потянулась к нему. Боясь неожиданного выпада с её стороны, Драко инстинктивно дотронулся до своей палочки, находящейся в чехле, закреплённом на ремне его брюк. Её колени подогнулись, и, увидев, как она отшатнулась, прижавшись к стене, Драко невольно вздрогнул.

— Драко, — её голос был хриплым и глухим, наполненным болью, облегчением и, одновременно с тем, сожалением.

— С тобой все в порядке? — Драко был немало удивлён эмоциями, отразившимися в его собственном голосе. Это было ненормально — ничего с ним сейчас не было нормально — но его голос был мягким и заботливым. И, к его удивлению, он мог хорошо им владеть.

Глаза Грейнджер метнулись обратно к нему. Страх и животный ужас, заметные в её взгляде ещё секунду назад и сжимавшие все его внутренности, сменились неистовым гневом.

— Где, чёрт тебя дери, ты был?! — отчеканила Гермиона, непроизвольно вытягиваясь, чтобы смотреть ему в глаза.

Это было потрясающе — то, как быстро менялось её настроение от запуганного и заботливого до гневного. Её голос сейчас нельзя было отличить от змеиного шипения, щедро приправленного ядом и яростью. Но Драко понимал её, она имела полное право на него злиться.

— В мэноре, — Малфой решил не врать ей. — Мне было нужно...

— Догадываешься, где была я? — горячо перебила Грейнджер. — Знаешь, чем я занималась последние двадцать четыре грёбаных часа?

Она не дала ему шанса даже попытаться ответить.

— Носилась в поисках тебя! — её гневный тон перешёл в издевку. — Ровно тем же занимались и все остальные работники этой больницы. Ты хотя бы можешь осознать возможный ущерб от своих действий?

— Я не идиот, — сказал натянуто Малфой, расправляя плечи и выше задирая свой острый подбородок. — Меня видели снаружи только три человека. Они...

— Уже дезинфицированы, — возможное облегчение, которое она должна была почувствовать от такого малого количества подверженных угрозе человек, не отразилось в её тоне. — Но никто не знает, что ты ещё успел натворить.

— Ничего, — он был уверен в правоте своих слов. — Из Мунго я аппарировал сразу в мэнор, ни с кем не пересекаясь. А покинув его, я поджёг свою комнату.

— Там же были эльфы. И твоя мать...

Драко разозлился:

— Только я могу зайти в свою комнату, и огонь был ограничен и контролируем. Пройдут годы, прежде чем хоть кто-то узнает о пожаре.

Она не стала отвечать на это, прижав свои ладони к закрытым глазам и пытаясь успокоиться:

— Это было безответственно, глупо, опасно и ... — гнев, до этой минуты придававший ей силы, начал сходить на нет. И на неё разом обрушилась вся накопившаяся за это время усталость.

Её подбородок задрожал. Малфой почувствовал сожаление и стыд за причинённые всем неудобства. Она убрала руки от своих глаз, и Драко заметил блестевшие в них слёзы.

— Пришли твои результаты крови, — голос девушки стал более мягким и дружелюбным.

Прежде, чем он успел остановить себя, в нём уже успела зародиться глупая надежда. Необъяснимая, непреодолимая, иррациональная. Может, слёзы и гнев Гермионы были вызваны тем, что он вернулся целым и невредимым, не успев ничего сделать с собой под влиянием горя и отчаяния, находясь за пределами больницы? Возможно, что он стал тем самым исключением из любого правила, и она обнимет его и скажет, что с ним всё обязательно будет хорошо. И он был уверен, что даст волю накопившимся в нём эмоциям и всхлипнет в её мягкие волосы. Он надеялся, что судьба дала ему второй шанс, и тогда он обязательно попытается сделать всё возможное для достижения поставленных целей.

Это всё было возможным. Нужно было только спросить её об этом.

— Сколько мне ещё осталось?

Гермиона колебалась и медлила с ответом. Этого было достаточно. Искра, помогавшая ему держаться на плаву, исчезла. Оставив вместо себя опустошение и разочарование.

Его разум перестал контролировать его тело, которое скоро полностью перестанет функционировать. Через шум крови в ушах он едва смог расслышать всхлип Гермионы и цифру, которую она назвала.

Двадцать семь дней.

Возможность благополучного исхода, так прочно и надёжно обосновавшаяся в его разуме, ещё долго не хотела к себе подпускать истину и отчаянно ей сопротивлялась. Приятный самообман был так заманчив и привлекателен. И правда была так нежелательна, что мозг забаррикадировался, предпринимая последние попытки спастись от неё, отторгнуть как что-то инородное. Но действительность не сдавались и нежно обволакивала каждую мысль Драко, затуманивая его глаза и наполняя его сознание.

Это был последний раз, когда он видел вход в аллею.

Это был последний раз, когда он прошёл мимо лаборатории Грейнджер.

Это был последний раз, когда он поднимался по лестнице из подвала.

Казалось, кругом все провоняло гнилью и запахом разлагающегося тела. Кругом было душно и затхло. Было тяжело дышать.

Драко не отдавал себе отчёта в том, что они уже добрались до второго этажа, пока двое мужчин в белых масках и мантиях не потащили его за собой, уводя с лестничного пролёта. Эти двое плотно скрутили его руки, зажав между своими крепкими телами. Малфой был впечатлён их небывалой глупостью или храбростью, с которой они набросились на заражённого таким опасным вирусом, как Колье. Он почувствовал, как кончик палочки уткнулся ему в спину. Драко попытался извернуться и вытащить свою палочку, но она была быстро выхвачена одним из мужчин.

Он почувствовал беспокойство, волнение и раздражение.

— Отпустите меня, — его голос был на удивление ровным и опасным.

Почему он сейчас должен о чем-то беспокоиться? Ему осталось жить двадцать семь дней, и Драко совершенно нечего терять. Что они могут ему сделать? Изолировать? Приговорить к смерти? Но он всё равно решил послушать их.

Человек позади него сильно пихнул его в спину.

Драко не сдвинулся. Он не хотел подчиняться этим ублюдкам.

В него полетело заклятие, и Малфой не успел от него увернуться. Его ноги склеились, и он бы непременно упал, если бы крепкие руки мужчин в белых мантиях не подхватили его.

Подошла Уайт. Она встала перед ним, уперев руки в бока. Все её лицо было перекошено от ярости. Реджина тоже была одета в длинную белую мантию, закрывающую даже носки её туфель. На лице были защитные очки и маска, полностью защищающие лицо женщины.

— Новая униформа? — брови Драко взлетели в изумлении. — Мне казалось, что старая была очень милой.

— Это для нашей собственной безопасности, — голос Уайт вдруг стал строгим. — Я не могу ставить других под угрозу.

Малфой рыкнул на неё, и его лицо приобрело то же выражение гнева, что и у Уайт:

— Потому что вирус Колье бессилен перед всем маггловским, не так ли? Теперь вы уже поняли и запомнили, что АИЭ не так безопасно, как всем казалось...

Глаза Уайт лихорадочно заблестели:

— Мы много раз проверяли его. Антиинфекционный экран никогда раньше не подводил. Драконья оспа, забрызгрыльность, шейный гриб… Все эти заболевания очень опасны и заразны, но система хорошо справлялась, и все были в безопасности. Мы думали, что Колье ничем не отличается от них, и использует магию только в качестве защиты. Никто не мог предположить, что он нападает, используя её. Этот вирус не боится АИЭ, но не в состоянии преодолеть физическую преграду. Колье — магический вирус по своей природе, и ему необходима магия. Если бы мы знали... если бы мы только могли предположить, то никогда не пустили бы вас, ни одного из вас...

Это снова происходило с ним, правда опять пыталась вторгнуться в его мозг, завладеть им целиком.

— Это все чёртово недоразумение, — тихо и горько-насмешливо сказал ей Малфой.

Уайт поджала губы:

— Больница сейчас активно работает над тем, чтобы такого больше никогда не повторилось. Но сейчас мы должны пытаться работать с тем, что имеем. И хотя вы скоро должны закончить обучение и выпуститься, я не могу позволить вам покинуть больницу. Во избежание последствий, Драко.

Давление усилилось. Барьер, выстроенный им самим, начал рушиться. Скоро действительность поглотит его полностью.

Но не сейчас.

— Неужели? — фыркнул Малфой. — Вы не слышали? Пришли мои результаты.

Конечно, она слышала, Уайт не могла не знать об этом. И когда её пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в палочку, задрожали, он довольно хмыкнул. Реджина Уайт не была жестокой, но сейчас он был уверен, что она готова ударить его. И ему даже стало интересно, что он должен сказать для того, чтобы она позволила себе переступить эту черту.

Но момент уже был упущен, и Уайт, сделав глубоких вдох, успокоилась:

— Вы будете находиться в отделении карантина. Около палаты будут стоять три охранника. Вас смогут посещать только ваш лечащий целитель и члены семьи.

Он был несколько удивлён, что его побег никак не сказался на его содержании в Мунго. Изоляция от окружающих была ожидаема, и Драко был с этим согласен. Малфой не собирался говорить матери обо всём до тех пор… До тех пор, пока он не решит, что ей пора узнать.

Был ещё один вопрос, ответ на который был очень важен для него. Драко попытался сделать свой голос как можно более безразличным, а выражение лица самым бесстрастным и спросил о том, что будет с его оборудованием и разработками.

Глаза Уайт недовольно сузились:

— Все останется в вашей лаборатории.

Его это немного успокоило, но неспособность продолжить свои исследования сильно разозлила.

— Вы не можете так со мной поступить, — произнёс медленно Драко. Его щеки от гнева порозовели, и мужчина, все ещё держащий его руки, почувствовав его напряжение, усилил хватку.

— Это неизбежно.

Эта фраза Уайт раскрошила его надежду на мелкие кусочки. Драко переступил через свой гнев и гордость и сказал:

— Пожалуйста.

Женщина покачала головой:

— Мне правда жаль, Драко. Очень, очень жаль. Охрана, отведите его в палату.

Они повели его к карантинному отделению. Миновав группку собравшихся поглазеть на ссору Главы Департамента с одним из стажёров, мужчины подошли к Штоккелю, уже ждавшему их у дверей. Целитель приложил свою палочку к сканеру, предоставляя им доступ. Они прошли первыми. Следом за ними шёл Штоккель. Но на пути в холл он обогнал их и предоставил Драко и двум охранникам следовать за собой к палате.

Стена, выстроенная Драко, которая так тщательно защищала его от жестокой правды, рухнула, стоило ему пройти мимо палаты номер четыре. Он вспомнил Гермиону, так волновавшуюся за него, вспомнил, как она вцепилась ему в руку, умоляя быть осторожнее. Но Штоккель тогда выглядел так уверенно, а Фриска таким надеющимся, что вся эта надежда и уверенность передалось и ему. Он им поверил.

Драко бы отдал всё, чтобы вернуть этот момент.

Воздушный барьер перед двенадцатой палатой, последней в этом отделении, зашипел, когда Штоккель приложил кончик своей палочки к сенсору. Охранники впихнули его внутрь, тут же отдернув свои руки, стоило двери за ним закрыться. Драко терпеливо ждал, пока его обволакивал бесполезный АИЭ, а затем приложил свою палочку к сенсору, также как это только что сделал целитель. При нормальных обстоятельствах воздушный барьер должен был сразу пропустить его.

Hо его обстоятельства не были нормальными.

— Тебе больше нельзя входить сюда, — зачем-то сказал и так очевидную вещь Штоккель.

Драко скривился:

— Стоило попытаться.

Целитель кивнул, замерев на секунду и задерживая свой взгляд на Малфое, словно хотел сказать ему что-то, но почему-то передумав, отвернулся и ушёл вглубь коридора. Один из охранников поспешил за ним, а двое других остались стоять по обе стороны от двери. Драко наблюдал какое-то время за удаляющимися мужскими фигурами, а потом отвернулся от них, снова посмотрев на двух оставшихся.

Проработав в Мунго достаточно долгое время, Драко мог сразу узнать почти любую палату. Например, эта была небольшой, немного потрепанной комнатой с устаревшей немногочисленной мебелью. Между двух стульев под небольшим грязным окном стоял круглый стол. Чуть дальше стоял шкаф для одежды, а слева от него был вход в ванную комнату. В центре палаты стояла средних размеров кровать с несколькими подушками и неудобным матрасом, мягкость и форму которых можно было менять по желанию пациента с помощью магии или же с помощью кнопки на подлокотнике, если тот был совсем слаб. Потолок в палате был белого цвета, а синяя краска со стен немного облупилась, и ошмётки штукатурки валялись на грязно-бежевой плитке.

Но Драко был младщим целителем. Он знал, что это комната намного большее, чем старая мебель и угодливая краска стен.

Малфой видел пол, не раз подвергавшийся обработке и дезинфекции после испражнений и капель засохшей крови, оставленных больным в бесплодных попытках избавиться от нечеловеческой боли, окутавшей его, прижавшись щекой к холодному кафелю. Он видел заказанное в огромном количестве постельное белье, ни разу на его памяти не использованное дважды. Его глаза узнавали приборы, демонстрирующие целителям жизненные показатели больных — работу их органов, частоту сердцебиения. Некоторые из них помогали людям восстанавливаться после особенно тяжелых недугов. Но Драко уже не восстановиться.

Двадцать семь дней.

Малфой прижался спиной к холодной двери и медленно сполз по ней, опускаясь на холодный и грязный пол.

Истина пробила стену. Разрушило барьер. Прогнала остатки его хладнокровия. Дыхание Драко ускорилось, сердце забилось чаще, а кулаки крепко сжались, оставляя отметины от ногтей на ладонях. Мир перед ним вращался.

Это был конец.

После трёх скучных дней в изолированной палате у Драко началась рвота. Разработанное Штокеллем зелье, предотвращающее её в тридцати трёх процентах случаев заболевания, не сработало.

Спустя два дня позывы стали настолько частыми, что Драко был вынужден пренебречь относительным комфортом больничной кровати, променяв её на холодную и гладкую плитку ванной комнаты, где находился так нужный ему сейчас туалет.

Интервалы между приступами были непродолжительными. Драко едва успевал отдохнуть, как вверх по его пищеводу снова поднималась волна желчи, которая заставляла его вновь склониться над унитазом, выблёвывая остатки с трудом усвоенной пищи. Отвратительный, едкий и прогорклый запах, смешанный с запахом моющего средства, заполнял собой всё помещение. Звуки, издаваемые им самим, вызывали острое желание оглохнуть, только чтобы больше не слышать этого. Каждый спазм становился всё болезненнее, и он уже не знал, как всё это выдержать.

От холодных градин пота, скатывающихся по спине, лёгкий больничный халат лип к телу, сковывая движения. Взмокшие волосы, свисавшие со лба, мешали видеть. Трясущимися руками он попытался дотянуться до рычага смыва, но из-за неудачного движения резко подался вперёд, чуть не выбив себе зубы о край унитаза. Ещё раз взглянув на рычаг, Драко в изнеможении лёг на прохладный кафель и прикрыл глаза.

Это был так гадко и унизительно, как только могло представиться в самом худшем его кошмаре. Драко был слаб, немощен и отвратителен сам себе. Всё, что он хотел сейчас сделать — это как можно дальше спрятаться от смрада, пропитавшего стены и каждый угол этой маленькой комнатки. Но Малфой не мог. Казалось, что каждый дюйм его жалкого тела наполнился свинцом. Он не мог пошевелить ни одним пальцем, тем более было глупо мечтать о том, чтобы самостоятельно подняться и уйти. Даже, появись у него сейчас его палочка, Драко не сотворил бы и простейшего заклинания.

На мгновение он подумал о том, чтобы снова поставить себе иглу, вводящую соляной раствор в его кровь — очередная разработка Штоккеля. Драко с титаническими усилиям разлепил сомкнутые веки и увидел разбивающиеся о пол капли этого раствора, падающие из длинной иглы, находящейся на расстоянии вытянутой руки. Малфой попытался рассчитать вероятность того, что игла уже коснулась пола, и какие микробы и бактерии, способные его убить, были на её конце, но эти мысли остались не досягаемы для его страдающего сознания.

Игла была не так далеко от него. Если бы Драко только смог дотянуться и найти вену...

Умереть от подхваченного сепсиса было куда лучше.

Что угодно лучше, чем то, что он имеет теперь.

Слёзы солёными едкими каплями медленно скатывались по его впалым щекам, когда он тянулся пальцами к игле. Ему остался всего дюйм, но в его нынешнем положении это было похоже на милю. В попытках схватить иглу, он уколол палец и зашипел. Следующий раз был более удачным, и он наконец сжал иглу в руке. Прикрыв глаза, Драко успокаивался и пытался выровнять сбившееся от волнения дыхание, чтобы правильно найти вену. Бесполезно. Не было никаких шансов, сделать это.

Но это было неважно, не так ли? Достаточно было бы просто проколоть кожу, тогда инфекция все равно попадёт в кровь. В здоровом теле с ней бы сразу начали бороться лейкоциты, но его тело было больным. И новый вирус, соединившись с Колье, быстрее добьёт его, избавив от унижения и боли.

Драко приставил иглу к сгибу локтя и уже собирался сделать укол, как почувствовал какой-то запах. Лёгкий и свежий, совершенно чуждый этому месту, где каждый атом пропитан аммиаком и желчью.

Гермиона.

Все силы разом его покинули, и он выронил иглу из своих трясущихся рук. Драко сразу почувствовал лёгкие и тёплые прикосновения нежных пальцев девушки. Убрав прилипшие пряди, она пощупала его лоб, проверяя, не началась ли у Малфоя лихорадка. Его давно так никто не касался: мягко и заботливо. О нём вообще беспокоилось очень мало людей.

Медленно и осторожно Гермиона поставила его на ноги. Желудок Драко тут же скрутил очередной спазм, и Малфой согнулся пополам. Но Грейнджер не позволила ему снова вернуться к туалету, произнеся незаметно какое-то заклинание. Стало легче. Намного легче. И Драко благодарно ей улыбнулся.

~*~

Его разбудил скрипучий звук пера, строчащего что-то на пергаменте. Открыв глаза, он увидел сидящую у кровати Гермиону, усердно записывающую какую-то важную информацию. На ней была длинная белая мантия, полностью закрывающая её, синие, плотно прилегающие к ногам ботинки, волосы покрывала сеточка, а её карие глаза защищали очки — стандартная одежда для всех, кто осмелится посетить заражённого вирусом Колье.

Он бы отдал всё, что угодно за возможность заморозить этот момент. Драко хотелось смотреть на Гермиону и изучать её, пока она думает, что никто её не видит. Он хотел, чтобы она была уязвимой и незащищённой перед ним. Вдруг у Драко в сознании зародилось странное, ничем не объяснимое желание: Малфой хотел, чтобы она была так же несчастна, как и он сам. Это было нужно не для того, чтобы он, глядя на неё, чувствовал себя лучше, полноценнее, здоровее. Нет. Это было необходимо для понимания возможности такого исхода не только для себя, но и для неё. Чтобы он не был несчастным избранным, не был одиноким.

Всегда отличавшаяся своей бдительностью, Грейнджер заметила, что Малфой проснулся, то ли из-за его неосторожного движения, то ли благодаря монитору, показывающему работу его сердца, который заработал усерднее, стоило Драко пошевелиться. Девушка оторвалась от своих записей и взяла пластиковый стаканчик:

— Ты хочешь пить?

Он утвердительно кивнул и сжал в руке свою палочку, сразу почувствовав себя гораздо увереннее, когда его пальцы ощутили тёплую, знакомую древесину. Драко завозился, пытаясь удобнее устроиться на больничной кровати, и, выбрав наиболее удачное положение и успокоившись, сел. Гермиона поднесла стаканчик с прохладной водой к его губам. Сделав первый глоток, Малфой прислушался к своему желудку, но, не почувствовав ничего, предвещающего новый приступ рвоты, выпил ещё.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Грейнджер.

— Дерьмово, — кратко ответил на её вопрос Драко сухим и хриплым от многочасовой рвоты голосом.

Вероятно, выглядел он не лучше, чем себя чувствовал. От обезвоживания его глаза потускнели, щеки впали, а сухие губы покрылись мелкими трещинками. От лихорадки, бывшей у него на протяжении двух прошлых дней, его волосы слиплись и засохли. Постоянная тошнота стала причиной появления синяков под глазами. Драко ещё никогда не был так счастлив из-за отсутствия зеркала.

— Что ты здесь делаешь?

Гермиона расправила плечи:

— Пока мы не получили официального согласия от твоей матери, все решения, касающиеся твоего лечения, буду принимать я, разумеется, посоветовавшись со Штоккелем. А когда приедет твоя мама... Скорее, если приедет...

— Когда? — прохрипел Малфой. Гермиона вздрогнула и уже собиралась ответить, но он невежливо перебил её. — Когда это произошло?

— Ладно, — Гермиона прочистила горло. — У нас с Уайт было...совещание.

Брови Малфоя взлетели вверх:

— Что?

— Она была против моей кандидатуры, но когда я ей всё объяснила и доказала, что достаточно квалифицирована для этой работы (а я достаточно квалифицирована), то она согласилась. Также в мою пользу сыграло то, что я имею достаточный опыт работы с маггловской техникой.

— И её это убедило? — Малфой потянулся к стаканчику с водой, который она держала в руке.

— Видимо, ей этого было достаточно.

Драко сузил в недоверии свои глаза:

— Дерьмо, — выругался он, сделав большой глоток и почувствовав, как на это отозвались его внутренности.

Она резко повернулась:

— Пардон?

— Ты врешь.

— Нет.

— Нет, ты лжёшь, — снова повторил Драко. — Могу поклясться: Уайт никогда бы так быстро не сдалась.

Губы Грейнджер плотно сжались, словно её тоже затошнило. Но потом она оживлённо спросила:

— Знаешь ли ты, что в последние двадцать лет Святой Мунго стал присуждать гранты особенно отличившимся сотрудникам?

— Знаешь ли ты, что в последние двадцать лет Святой Мунго стал присуждать гранты особенно отличившимся сотрудникам?

Драко отрицательно покачал головой, пытаясь понять, к чему Гермиона задала этот вопрос.

— В наше время многие уважаемые магические больницы начинают вкладываться в разработку новых лекарств и оборудования. Правда, это замечательно?

На мгновения она замолчала, ожидая его ответа:

— Ну, думаю, да, — осторожно подтвердил Малфой.

— Это прекрасно! — эмоционально заключила Гермиона. — Ты знал, что Уайт решила вступить в эту программу? Она хочет, чтобы Святой Мунго в течение ближайших двадцать лет вошёл в пятёрку лучших Целительских и Исследовательских центров Европы.

Он сделал ещё один глоток воды. Заметив, что стаканчик наполовину опустошён, Гермиона наполнила его снова.

— Им предстоит долгий путь, — заметил Малфой.

— Да, процесс длительный. Но всё будет продвигаться в разы быстрее, если ты разрешишь им использовать твои разработки и сам продолжишь исследования.

Грейнджер немного подалась вперёд, открывая его взору спрятанные за её спиной предметы. Там было всё его оборудование и все необходимые приборы, расположенные на маленьком столике под окном. Его ингредиенты, котёл, спиртовка, ступка, ножи, его записная книжка… Всё это было уменьшенной идеальной копией его лаборатории наверху. Гермиона даже не забыла принести перья и чернильницу, но было одно отличие, странное и нежелательное для Драко — маггловская техника.

Теперь картинка стала полной и понятной. Малфой повернулся к Грейнджер:

— Как я успел заметить, Уайт очень заинтересована в успехе моей работы, — проговорил он равнодушно.

— Да, она думает, что это ускорит процесс.

— И ты, разумеется, будешь обо всем докладывать ей.

— Это часть нашей договоренности.

— И когда я умру...

— Если.

— Тогда она отдаст мою работу кому-нибудь ещё, кто доведёт её до конца, чтобы Святому Мунго было не стыдно её представить.

Гермиона посмотрела на него, словно желая что-то ему объяснить, но подумав и испугавшись того, что он может неправильно её понять, она промолчала. Вместо этого Грейнджер посмотрела на него долгим, выжидающим взглядом. И после затянувшегося молчания прошептала:

— Нет.

Драко выгнул бровь:

— То есть, вся работа просто будет заброшена?

— Я не могу тебе сказать сейчас, — выдавила она с нервным смехом. — Просто тебе дают шанс спасти себя, больше никто не даст никаких гарантий.

— Мое зелье уже убило человека, Гермиона, двух человек.

Она закусила свою губу и отвернулась к окну:

— Ты не хотел... ты не мог знать.

— И чего ещё я не знаю, что откроется мне во время лечения? Я должен рискнуть утонуть в собственной крови? — он начинал злиться. — Возможно, эти процедуры буквально расплавят все мои органы. Я уже умираю. И я совсем не хочу всё усложнять.

Гермиона тоже начала раздражаться, и гневно посмотрела на него:

— Не обязательно всё должно быть именно так, как ты представляешь, — её голос надломился.

— Всё будет именно так.

— Нет, не будет! — закричала она, вскакивая на ноги. — У тебя ещё есть время, Драко! Ещё есть время! Заражённый может прожить двадцать восемь дней. У тебя ещё есть целых три недели!

— Две! — теперь уже кричал и Драко. — Или, может, ты забыла, что я буду парализован в последнюю неделю?

— Ты понимаешь, какого прогресса ты сможешь достичь за это время? Ты же эксперт в зельях. Ты уже невероятно продвинулся в получении вакцины. И если ты сейчас сдашься, то убьешь не только себя, но и всех людей, которым не посчастливиться заразиться Колье в будущем. Ты должен продолжить исследование. Ты должен!

Она снова резко отвернулась от него и попыталась незаметно стереть слёзы, уже успевшие прочертить себе дорожки по её щекам. Но Драко заметил это. Он был виноват в её слезах, и это горькая правда. Драко попытался отвлечься от этих мыслей, сосредоточившись на своём судорожном дыхании.

Шесть дней назад, когда он вернулся из мэнора, подписавшись на добровольное заточение, Драко думал, что смирился и подготовил себя к этой болезни. Но он не смирился и никак не был готов ко всему тому, что настигло его сейчас. Особенно невыносимы для Малфоя были редкие встречи с дорогими ему людьми. С Гермионой.

Сейчас она была здесь, пыталась втянуть его в очередную авантюру. И одним своим присутствием в его палате доказывала невозможное. Тогда что останавливает его от варки зелья, способного спасти его жизнь, если рядом с ним стоит девушка, верящая в него и беспокоящаяся о нём?

Он чуть не рассмеялся, когда слёзы потекли из его глаз, солёными каплями смачивая пересохшие губы. Драко постарался вытереть их, но получилось как-то неловко и неуклюже. Он больше не чувствовал вгрызающейся в его внутренности безнадёжности, она ушла, покинула его вместе со страхом скорой смерти. И всё то, что он делал до этого момента показалось такой несусветной и неразумной глупостью, пустой тратой бесценного времени. Даже если бы он прожил ненамного дольше отведённого ему, его усилия всё равно бы стоили того. Всё равно это было бы не напрасно. А вдруг у него и правда получится? Вдруг он правда сможет найти лекарство?

Гермиона взяла его за руку, и Драко почувствовал даже через защитную перчатку тепло её нежной кожи. Он переплёл свои пальцы с её.

Наверняка её настойчивость была бессмысленна. Возможно, эта затея окажется провальной для них обоих. Но рядом с ней, благодаря её лёгким и тёплым прикосновениям и её заботе, всё вокруг обретало этот, казалось бы, потерянный смысл. И когда он открыл глаза, его мир уже не был серым.

Она была здесь.

У него было время.

Но этого времени было слишком мало.

На протяжении всей следующей недели Драко спал и ел только при необходимости, тратя все своё время на работу. Им полностью завладел азарт исследователя. Казалось, что ответ уже где-то на поверхности, и стоит подумать ещё немного, потратить чуть больше времени, и он уже будет очевиден.

И Гермиона всё это время была рядом.

Она усердно и быстро работала, редко разговаривая. Для Драко это было идеально. Им не нужно было использовать слова, чтобы понимать друг друга. Одному было достаточно лишь бросить взгляд на необходимый предмет, и другой уже передавал его или ставил рядом. Драко захотел пить — стакан с водой уже стоял на его столе; Гермионе понадобился нож — и Малфой уже протягивал его ей. Такая степень взаимопонимания между партнёрами была большой редкостью. Но у них это было легко и естественно.

Драко был прав: они бы могли быть вместе. Им было бы хорошо друг с другом. Просто. Он всё это время был прав. И он понимал, что Гермиона тоже знала это, теперь и она не могла это оспорить. Их совместимость была настолько очевидной и явной, что отрицать было бы неразумно и глупо.

Малфой всеми силами пытался держаться за это чувство победы, упиваться превосходством над ней, её недальновидностью. Но к концу недели радость от этого маленького открытия и энтузиазм начали угасать. Они не смогли сделать прорыва, на который так втайне наделся Драко. Клетки всё ещё слишком быстро заражались и умирали. Так же быстро, как сейчас умирают его собственные.

Тяжело было сохранять лицо и поддерживать душевные силы, когда его постигали неудача за неудачей. Драко утешало только огромное количество идей, словно пчёлы роящихся в его голове. Он так часто и быстро менял концентрацию, способы и температуру варки, методы дистилляции, что начинал путаться и забывать, какие соображения уже опровергнуты, а какие ещё только предстоит проверить. Пролистав свои записи в тысячный раз, Малфой обнаружил новую, ещё не опробованную задумку.

Прочитанное заставило его похолодеть. Она могла сработать, но уже было слишком поздно, у него уже не было времени.

* * *

Присутствие Гермионы часто отвлекало Драко от работы, иногда он подлавливал себя на том, что смотрел на неё чаще, чем в свой котёл. Наблюдать за ней и её работой было восхитительно и одновременно с тем больно. Восхитительно, потому что она была восхитительной, красивой, страстной, она светилась жизнью и здоровьем. Ему уже не была важна причина её присутствия — предотвращение его смерти или помощь Уайт — главное, что она была сейчас, когда больше всего нужна, здесь, с ним. К концу недели ей было достаточно просто приходить и быть где-то поблизости, позволяя изучать себя во всем своём великолепии.

Но день его смерти становился ближе с каждой минутой. Уже нельзя было закрывать глаза на обострившиеся мышечные боли. Все началось с временного онемения и неприятного покалывания в шее, потом в спине и плечах, затем в бёдрах и ногах. Его когда-то грациозная и плавная походка пропала, а вместо неё появились медлительность и дрожь в конечностях, делавшие его больше похожим на старика, а не на молодого мужчину. Гермиона всегда старалась быть где-то недалеко, готовая при первой необходимости подхватить его и не дать упасть.

Какая-то его часть не хотела, чтобы она поймала его.

Какая-то его часть хотела полного краха и безвозвратного разрушения.

На жизнь оставалось только девять дней. И он пытался жить.

Это произошло, когда он, неся в руке маленький флакончик с очередным экспериментальным зельем, шёл к своему блокноту, лежащему на столе. Драко оставалось пройти совсем немного, как вдруг он понял, что полностью не чувствует свои ноги. Одним быстрым рывком всего корпуса, задействовав все ещё работающие мышцы, Малфой достиг стола и мертвой хваткой вцепился в его край. Флакончик выпал из его рук, разбившись и окропив грязно-бежевый кафель в кислотно-желтый. Странно, но это напомнило Драко тот день, когда он был противен и мерзок сам себе. Тогда тоже пол был залит желтой субстанцией. В тот день он заразился, и именно с того дня его жизнь начала разваливаться на мелкие куски.

Гермиона посмотрела на него широко открытыми, испуганными глазами, протягивая к нему руки, точно желая его поймать:

— Все хорошо? — спросила она.

— Все нормально, — Драко был немногословен. Он почему-то не мог оторвать взгляда от разлившегося желтого зелья. — Просто споткнулся.

Малфой попытался наощупь найти свою палочку, но промахнулся мимо стола. Драко попробовал ещё раз, но снова ничего не ощутил, и тогда он перевел взгляд на свою руку.

Комната внезапно сжалась.

Его рука лежала прямо на палочке, но Драко не чувствовал ничего под своими пальцами. Ни приятного ощущения магии, связывающей его руку с деревянным предметом, ни того неподражаемого ощущения близости с волшебной палочкой. Ни-че-го. Вся чувствительность испарилась. Он бешено и отчаянно попытался сжать пальцы на древке, но ни один мускул не пошевелился.

Паралич.

Драко удивила та лёгкость, с которой он принял этот факт. Малфой ждал этого, с того самого момента, как ему поставили диагноз, Драко готовил себя к тому, что это произойдёт. На самом деле Драко испытывал шок, удушающий, всепоглощающий. От него стыла кровь, и темнело в глазах, а картинки окружающей действительности, словно кадры киноплёнки, сменяли одна другую с нечеловеческой скоростью. Но других эмоций не было. Лишь заполнивший все его существо шок.

Потому что он знал, что следует за этим. И Драко понимал, что нужно сделать, чтобы стало легче.

С неизвестно откуда взявшейся яростью Малфой одним резким движением ещё работающей левой руки скинул со своего стола все флаконы, наполненные разноцветными жидкостями, бурлящий котёл, исписанные его красивым почерком пергаменты — всё это, разлетаясь в разные стороны, падало на пол, заливая его своим содержимым и пачкая медленно приземляющиеся листы.

Гермиона закричала от неожиданности и в необъяснимом порыве защитила все свои исследования одним взмахом палочки.

— Какого черта ты делаешь? — взвизгнула она.

— Убираюсь, — на удивление, ровным голосом сказал Драко и поднял левой рукой укатившуюся под стол палочку. — Пока ещё могу.

— Драко...

Его имя, произнесённое её голосом, обычно действовало на него успокаивающе, но сейчас только больше разозлило его. Драко закрыл глаза, прилагая усилия, чтобы не сорваться на ней.

— Тебе бы уже пора успокоиться, Гермиона, и перестать бороться. Мы оба с тобой знаем, как развивается эта болезнь. Мы знаем симптомы. Мы знаем, что на двадцать восьмой день я умру.

— Мы не знаем этого, — произнесла она успокаивающе. — Ещё осталось время, у нас ещё может получится.

— Нет уже времени, — рявкнул Малфой. — Кончилось моё время, ты ещё не заметила? Мы должны всё это прекратить. То, что мы делаем бессмысленно.

— Те не посмеешь!

— Ошибаешься.

Грейнджер разозлилась, это было заметно по её опасно блеснувшим глазам и напрягшемуся телу. Она была готова бороться с ним.

Но Малфою было всё равно. Он был рад, что теперь способен не верить всему тому, что она говорила. Драко знал: чем громче она кричала, тем меньше она была уверена в собственных словах. Её неразумная злость и неожиданно появившаяся тяга отстаивать свою правоту не могли одурачить его. Он слишком хорошо изучил её, слишком хорошо знал и понимал, чтобы повестись на это.

Он мог легко игнорировать все её обвинения и глупые замечания. Но что-то в нём дрогнуло, когда она вдруг обвинила его в отсутсвие преданности своему делу. Гермиона знала, что работа была его слабым местом. Отлично сыграно, Грейнджер.

В два шага он подошёл к ней, рот и подбородок Драко были в дюйме от её покрытого защитной маской носа. Гермиона не сдвинулась с места, только ещё более дерзко и уверенно посмотрела на него, совершенно не заботясь о том, что гордо-вызывающий взгляд плохо получался в такого рода очках.

— Я боролся на протяжении многих лет, Гермиона. Боролся за тебя. За твоё уважение в школе Гиппократа, потом за твоё прощение после своих слов об этой грёбаной маггловской больнице и за один паршивый ужин с тобой, когда уже мы оба работали в Мунго. Сколько раз мы боролись друг с другом? Ты помнишь, как часто ты проклинала меня самыми разными словами? Как много раз отказывала мне? Разве я молчал? Я когда-нибудь сдавался?

— Ни разу, — ответил он сам, перебивая Грейнджер. — Никогда. Я всего себя на протяжении всех этих лет полностью посвящал тебе, когда ты вечно отталкивала меня, не давая и шанса. Ты мне ничего не дала. И сейчас я понял — чертовски поздно осознал — я никогда не был по-настоящему важен тебе. Ничего для тебя не значил.

Гермиона вздрогнула, и её глаза заволокли слёзы:

— Это неправда, — прошептала она дрожащим голосом. — Это не так, Драко.

— Это так, — выкрикнул он зло и насмешливо. — Так, видимо, было всегда. И знаешь, как я понял это? Потому что в единственный раз, когда я хочу сдаться, ты не даёшь мне.

— Что это доказывает? Это нельзя сравнивать с приглашением на ужин! Это твоя жизнь!

— Именно, — прорычал Малфой. — Моя жизнь. Моя. И я имею право делать с ней то, что пожелаю. И если я хотя бы немного важен для тебя, то ты примешь моё решение и дашь мне умереть так, как хочу я.

— Я не позволю тебе сделать это!

— И почему же нет?

— Потому что я люблю...

Он резко и сильно оттолкнул её от себя. Так, что она больно ударилась спиной о дверь туалета. Драко хотел быть от неё как можно дальше. Только бы не видеть её омерзительных глаз и не чувствовать её запаха.

— Пошла. Вон, — его голос ещё никогда не звучал так угрожающе.

— Драко, пожалуйста, — она протянула к нему дрожащую руку. — Просто позволь мне объяснить...

— У тебя нет никакого права говорить мне это сейчас, — прорычал мужчина.

— Но...

— Замолчи, — отрезал он. Драко видел её боль, но не собирался поддаваться на это, не выложив всей правды. — Ты лживая эгоистка. Худший тип ведьмы. Мне больше нет до тебя дела.

— Ты не понимаешь. Всю эту неделю, весь этот последний месяц я...

— Мне абсолютно неинтересно, что ты думаешь. Мне плевать, что ты себе выдумала, чтобы облегчить свою совесть.

— Драко, ты должен...

— Ты больше не мой целитель, — громко заговорил Малфой, пытаясь заглушить её. Эти слова больно хлестнули девушку, и она начала пятиться к двери, прижав руку в защитном жесте к своей груди. Гермиона выглядела напуганной и потерянной.

— Пожалуйста...

— Я попрошу Штоккеля перевезти все твои вещи обратно к тебе в лабораторию.

— Пожалуйста, не делай этого.

— Сделаю. Выметайся.

Она подошла слишком близко к выходу: Гермиона почувствовала, как её силой вытягивает из палаты. Предприняв последнюю попытку, она схватилась за край люка и горько спросила:

— Что мне сделать?

Драко зло посмотрел на неё:

— Мне плевать, — бросил он, но неожиданно усталым и мягким голосом закончил: — Просто больше не приходи ко мне.

Гермиона резко выдохнула так, словно её ударили в живот, а Драко затопило чувство вины, но было уже поздно. Она отпустила руку и покинула его палату. Воздушный барьер зашипел, закрываясь, и Малфой долго смотрел на то, как её тонкая фигурка уходит все дальше и дальше от него.

Но Гермиона не ушла совсем, она остановилась за углом, и Драко услышал её сдавленные рыдания. Вдруг Малфой сам почувствовал нестерпимую боль и отвращение к самому себе за эту вспышку гнева. Она этого не заслуживала, и она ни в чем не была виновата. Звук её всхлипов становился невыносимым, и Драко наложил на палату заглушающие чары. С успокоением пришло осознание того, что он только что уничтожил нечто незаменимое для него.

Не было никакой радости. Он чувствовал только пустоту и боль, сковавшую его в тот момент, как Гермиона ушла, и он попросил её не возвращаться. Незаметно накатила давящая усталость, и Малфой, с трудом дойдя до кровати, тяжело рухнул на неё.

Оставалось только предаться горю.

Тремя днями позже Драко разбудило нежное материнское прикосновение.

Нарцисса крепко сжала его руку; через кожаную перчатку Драко не смог понять, тёплые ли были руки матери или, как обычно, слегка прохладные. Её платиновые волосы были убраны с лица и закреплены красивой резной заколкой. Её рот был спрятан за хирургической маской, а кожа вокруг её ярких, наполненных слезами голубых глаз была натянута, как-будто она пыталась улыбнуться, но губы лишь растягивались в гримасе. Нарцисса выглядела старше, чем он помнил. Малфой подумал, что её ему тоже придётся покинуть, и от этого сжалось горло.

Драко попытался сглотнуть, тем самым желая выиграть немного времени, прежде чем рассказать обо всём, произошедшем с ним за последние недели. Нарцисса зарыдала, и Драко судорожно пытался придумать что-нибудь, способное отвлечь её от ужасного горя.

— Как ты нашла меня? — голос Драко изменил ему.

— Меня привела мисс Грейнджер, — ответила женщина, пытливо вглядываясь в лицо своего сына. Он мучился уже не нужным сейчас вопросом — почему он сам не решился сказать ей? Мать, словно желая усилить муки его совести, одарила Малфоя печальным, полным укора взглядом.

Усугубляло его страдания и то, что Гермиона была единственным человеком, решившим всё рассказать его матери. Из-за этого Драко испытывал гнев, смешанный со смутной благодарностью. Ведь он, испортив всю свою работу, отказавшись бороться, даже не удосужился оповестить собственную мать о своём положении. Возможно, Гермиона рассказала всё Нарциссе после их ссоры, а, может, и раньше, и женщина ждала, когда он сам решится ей всё рассказать. Да, он был дрянным сыном.

— Она рассказала о вакцине, — продолжила Нарцисса немного напряжённо. — Гермиона сказала, что вы уже были близки, и ты решил...

— Прожить то, что мне осталось, как хочу я, — не дал договорить ей Малфой. — А не так, как хочет она. И уж тем более не так, как хочет Мунго.

— Она помогала тебе, не так ли? — Нарцисса закончила свой вопрос на такой высокой ноте, что Драко вздрогнул.

— Гермиона никогда не относилась к этому серьёзно, — равнодушно ответил Малфой. — Для неё это был всего лишь эксперимент, начатый только по просьбе больницы.

— Может, если бы у неё было больше времени или денег...

Драко несогласно покачал головой:

— Это не сработает, мама. Она... Она просто не может.

Нарцисса закусила губу и опустила взгляд в пол, стараясь спрятать увлажнившиеся глаза. На этот раз Драко не собирался её обнадёживать. Он тоже когда-то надеялся, но теперь от этой надежды осталась только тупая боль в груди.

На мгновение ему захотелось рассказать ей всё: о признании Гермионы именно в тот момент, когда оно не могло дать ничего, кроме боли, о её хитрости и манипулировании, о её эгоизме, о том как ему не повезло влюбиться в сирену в обличье целителя.

Но Драко не стал. Сначала он хотел понять для себя: было ли её признание вызвано его болезнью, или она просто не могла выбрать более подходящий момент.

Может, она действительно любила его. И Драко был дураком, раз не смог заметить этого за столько лет.

Нарцисса знала бы ответ. Она докопались бы до сути их проблем и сказала ему правду. Но сейчас Драко не хотел правды, при любом раскладе она принесла бы ему только боль, и самым простым вариантом было — оставить всё как есть. Наверное, даже лучше, что последнее воспоминание Гермионы о нём будет связано со слезами и обидой. Так ей будет легче смириться с тем, что его не станет.

Будет легче умереть, никогда её больше не увидев. Малфой будет жалеть об этом, но зато у неё будет жизнь, не омрачённая горем утраты. Драко не был уверен в её чувствах к нему, но он точно знал, что чувствовал сам. И эта слепая уверенность в чём-то столь важном сейчас придавала ему сил.

~*~

Отведённые ему жалкие двадцать восемь дней заканчивались, и у Драко плохо получалось оставаться спокойным и невозмутимым, каким он старался казаться. Его конечности уже полностью онемели, и он чувствовал, что скоро это произойдёт и с остальным телом. Каждый новый вдох делать было всё сложнее, мучительнее; и с каждым очередным выдохом появлялся страх, что он был последним.

Голос дежурной ведьмы у стойки регистрации, предупредившей друзей и родственников о том, что время посещений подходит к концу, прозвучал грозно и неожиданно в мертвой тишине палаты Драко. Нарцисса поцеловала его в последний раз и уже собиралась уйти, но не удержалась и крепко обняла его, быстро и возбуждённо шепча ему куда-то в шею о том, как она гордиться им, как сильно любит его, и что о лучшем сыне она не смела бы и мечтать. Но время уже вышло, и женщине нужно было уходить. Она ещё раз поцеловала его в щеку и ушла.

Свет погас, и Драко остался совсем один в угнетающей темноте.

На часы смотреть было невыносимо, и Малфой закрыл глаза. Он пытался ни о чём не думать, ни о чём не переживать и всеми силами старался отвлечься от навязчивого писка рядом стоящих приборов, действующих ему на и так расшатанные нервы вечным напоминанием о его состоянии. Но уйти от этих мыслей не получалось.

Всего лишь неделю назад у него были цели в жизни: он хотел стать одним из лучших сотрудников в исследовательском отделе и наладить отношения с Грейнджер.

Ничего из этого не случилось. Драко провалил всё.

Принять это было тяжело. Он не добился ничего из того, что было принято считать мерилами благополучно прожитой жизни: Драко не мог похвастаться серьёзными успехами в работе и не успел создать собственную семью. Но осознание того, что всё-таки за свою пусть и короткую жизнь он смог спасти несколько чужих, грело ему душу и не позволяло чувствовать себя совсем бесполезным.

Если Драко должен умереть, то он умрёт, не сожалея о содеянном. И, несмотря на то, что он не имел ни малейшего представления, что его ждёт после смерти, он не боялся.

Воздушный барьер с шипением раздвинулся, и Драко разлепил чугунные веки, надеясь разглядеть позднего гостя. Но непроглядная, кромешная ночная темнота мешала ему.

— Штоккель? — позвал он слабым голосом. Это было настоящим чудом, что он ещё мог говорить, некоторые пациенты теряли и эту способность.

— Нет, — ответила Гермиона. — Это я.

Его учащенное сердцебиение, тут же отразившееся на мониторе справа, выдало его. Слава Мерлину, Гермиона быстро устранила этот звук. Она неслышно подошла к Драко и осторожным и нежным движением повернула его голову к себе. Затем Грейнджер присела около него, положив одну руку на колено, а другой взяв его левую руку.

Прикосновение кожи к коже.

На ней не было ничего из необходимой защитной одежды, так приевшейся ему. Её волосы были убраны, но оставались кудрявыми и непослушными. Сама она была одета в чистую отглаженную одежду. Когда Гермиона потянулась поправить его подушку, Драко почувствовал приятный свежий цитрусовый запах. Грейнджер уже не выглядела такой печальной и подавленной, как несколько недель назад, она стала больше походить на себя. Гермиона была прекрасна. Драко загляну в её глаза, и его сердце снова заныло.

Но это ничего не меняло. Драко попытался отодвинуться от неё:

— Ты не должна быть здесь.

— Мне было необходимо тебя увидеть, — при этих словах она легонько сжала его ладонь.

— Ты заразишься. Ты можешь заразиться...Колье.

— Нет, — она тихо хмыкнула. — Со мной всё будет хорошо. Потому что я сделала это.

Драко скорчил гримасу, насколько ему позволяли это сделать парализованные лицевые мышцы:

— Сделала что? — но он уже знал ответ.

— Я нашла вакцину.

Малфой в изумлении и неверии уставился на неё, но потом прикрыл веки, не в силах больше смотреть ей в глаза.

— Использовала маггловские технологии, — объясняла она. — Я обратилась в ту больницу, где проходила практику. Я хотела найти различия на уровне ДНК между магглами и волшебниками. Чтобы получить доступ, я соврала им о своей заинтересованности в генетических заболеваниях. Я изучала вирусы и бактерии. Подробно рассматривала клеточную структуру, способы воздействия разных инфекции, симптомы, лечение. Для большинства известных и распространённых заболеваний, таких как грипп, оспа, полиомиелит, уже придумали и опробовали различные вакцины, и я узнала о способах их разработки. По большей части они теоретические, но я смогла провести несколько практических исследований: клонирование клеток, селекция, ПЦР, секвенирование ДНК...

Она на секунду остановила свою длинную и быструю речь, чтобы перевести дыхание, а затем ещё стремительнее и радостнее затараторила:

— Там я узнала всё необходимое для того, чтобы создать собственную вакцину. Потом я применила к ней магию, чтобы она была способна бороться с Колье. И это сработало, — Гермиона неверяще засмеялась. — Драко, у меня получилось. Это сработало.

Горькие слёзы покатились из его закрытых глаз:

— Не делай этого...

Она нервным и неестественным голосом спросила:

— Чего?

— Я не хочу этого, — терпеливо повторил Малфой, открыв свои влажные глаза и посмотрев прямо на неё, чтобы Гермиона поняла, осознала. — Не хочу.

Неясные ему чувства отразились в её тонких чертах. Драко было тяжело смотреть на неё, и он снова закрыл глаза. Как же он устал.

— Почему?

Драко задумался на некоторое время и тяжело и часто задышал. Как можно это объяснить тому, кто не умирает? Как можно убедить её и донести до неё, почему он принял свою судьбу? Драко приготовил себя к этому. Смерть была неотъемлемой частью круговорота жизни. Миллиарды людей умирали до него, и ещё столько же умрут после. Малфой просто стал тем, чьё время пришло. Одним из миллиардов, незначительным и незаметным. Для всего мира его смерть не имеет никакого значения.

Но Драко и не нужно глобальное значение. Он задумался о своей жизни и о том, что успел сделать за свои двадцать пять лет. Он любил и ненавидел. Для некоторых он был хорошим другом, для кого-то паршивым. Малфой совершал ошибки, но он старался, правда старался быть лучше. Возможно, этого будет достаточно, чтобы познать лучшую жизнь после смерти, а может, там его ждут наказания за его проступки или вообще не ждёт ничего.

Драко ничего не знал, но это было и неважно. Не было никакого смысла переживать или беспокоиться о том, о чём не имеешь ни малейшего представления. Он прожил свою жизнь, принимая собственные решения и пожиная последствия своих поступков. Но Малфой был доволен своей жизнью и всем тем, что он успел совершить.

— Я готов, — упрямился Малфой. — Я уже подготовил себя к этому.

Гермиона убрала свою руку, и на некоторое время комната погрузилась в тишину. Драко открыл глаза и удивился её спокойному, понимающему взгляду. Это было ответом на все вопросы, который он уже и не надеялся получить. Ему было больно видеть её такой, потерянной, напуганной, но всё уже было неважно и малозначимо.

Она пришла. Она была его другом. И он всё-таки смог увидеть её в последний раз.

Она судорожно вздохнула.

— Может, ты и готов умереть, — проговорила она мягким, обволакивающим всё его существо голосом. — Но я не готова потерять тебя.

Гермиона молниеносным движением открыла свой кейс, вынула шприц, сняла с него колпачок и воткнула иглу ему в вену. Единственное, что смог сделать Драко — взглянуть в её янтарные решительные глаза.

Неприятный писк монитора привлёк их внимание. Его пульс становился всё быстрее и быстрее, ускоряясь с каждым ударом сердца.

Малфой попытался вдохнуть, но у него ничего не вышло. Перед глазами всё мутнело и плыло.

Её вакцина не сработала. Драко умирал.

Хотя сам Малфой и принял это, его организм всё ещё продолжал бороться со смертью. Но тело ослабевало, органы отказывали. Казалось, каждый дюйм тела резали сотнями ножей, и всё это сливалось в мучительную агонию.

Перед тем, как мир поглотила тьма, он смог разглядеть отчаянно отбивающуюся от охранников Грейнджер, пытавшуюся прорваться к нему.

Последним долетевшим до него звуком был звук его собственного имени.

Административный центр Святого Мунго находился на окраине маггловского Лондона. Небольшое кирпичное здание было старым и неприглядным на вид, особенно печально оно смотрелось в дождливую, пасмурную погоду. Комитет по благоустройству здания состоял из двух неряшливых пожилых женщин и одного сверхинициативного молодого служащего. Вся работа этого комитета ограничилась посадкой нескольких цветов перед главным входом, из-за постоянно плохой погоды проживших недолго и превратившихся во что-то серое и сморщенное. Это было пять лет назад, с тех пор никто больше не проявлял желания облагораживать территорию.

Сотрудники администрации Святого Мунго были недовольны переездом, их больше устраивало прежнее место работы на Косой аллее, в самом центре магического Лондона, неподалёку от банка Гринготс, кафе Фортескью и милой французской пекарни, скрашивающих рутину персонала. Вместо переселённого административного центра, занимавшего для предпринимателей непозволительно много места, открылись новые пабы, магазины и компактные кофейни.

Новый офисный центр сильно уступал предыдущему. Коридоры были очень узкими, двери тяжело открывались, а лифты поднимались очень медленно и со страшным стоном. Гермиона Грейнджер не могла не опасаться за свою жизнь.

Она достала палочку, заходя в лифт, и, стараясь не думать о том, что её ожидало всего через несколько минут, нажала на кнопку с цифрой 13. Это место на панели засветилось приятным зелёным светом, и мелодичный голос ведьмы попросил назвать имя и цель визита. Когда необходимые процедуры были выполнены, лифт медленно поехал вверх. Гермиона закрыла глаза и стала ждать. Сейчас ей необходимо было получить ответ на единственно мучивший её всё это время вопрос.

Жив ли Драко?

От близости момента, которого она одновременно ожидала и страшно боялась, вдоль всего её позвоночника бегали табуны мурашек.

На нужном этаже двери открылись. Грейнджер глубоко вздохнула и вышла из лифта.

Так или иначе это всё равно должно произойти.

Человек у стойки регистрации узнал её и, нахмурившись по непонятной причине, повёл её к комнате в конце коридора. Гермиона шла, смотря прямо перед собой, совершая все действия не задумываясь, автоматически. Открыв дверь в зал заседаний, она прошла мимо трёх, уже наполненных людьми рядов, к одинокому стулу, стоящему перед ними.

Грейнджер с кислым видом посмотрела на предназначенное ей место. Она была уверена, что стул умышленно был сделан таким неудобным. У того, кто его проектировал, видимо, не было ни малейшего понятия о строении человеческого тела. Спинка была очень жёсткой и слишком прямой, сиденье наклонено под странным углом, а подлокотники находились на такой высоте, что среднестатистическому человеку пришлось бы тянуться.

Она взмахнула палочкой, сделав своё место комфортнее, и села, вцепившись побелевшими пальцами в кейс и стараясь успокоить дрожащие плечи, чтобы не выдать всем присутствующим в зале своего страха и напряжения.

Вскоре в зале показались члены дисциплинарной комиссии и заняли свои места. Взгляд Гермионы тут же метнулся к ним. Это были две ведьмы и трое волшебников — все старше семидесяти лет. Одна из участниц слушания повернулась и неодобрительно посмотрела на неё, поджав свои тонкие губы, и что-то прошептала другой женщине, тут же покосившейся на Грейнджер.

Но саму Гермиону их отношение к ней мало волновало. Это было заключительное слушанье, решающее всё. Полторы недели назад она вколола Драко вакцину, изменив этим весь ход вещей. Полторы недели назад её, кричащую и отбивающуюся, выволокли из палаты охранники, когда она пыталась понять вылечила она Драко или...убила?

Жив ли Драко?

Она хотела прокричать это, но вместо этого сильно прикусила свой язык и продолжила буравить бессмысленным взглядом точку за спинами комиссии, а перед глазами постоянно всплывали картинки рвоты, заляпавшей кафель, и Драко, тянущегося к грязной, наверняка заражённой игле.

Целитель Франциско Конрой, Глава Дисциплинарного отделения, начал оглашение материла дела, когда стрелка достигла цифры девять:

— Сегодня, 28 ноября 2005 года, мы собрались здесь для вынесения приговора мисс Гермионе Джин Грейнджер, обвиняемой в происшествии, случившимся в больнице Святого Мунго 17 ноября 2005 года. Мы опросили ваше начальство и ваших коллег, просмотрели вашу историю работы в больнице. Есть ли у вас, что сказать комиссии прежде, чем она приступит к вынесению приговора?

Жив ли Драко?

— Нет, сэр, — ещё было не время. Да, неплохая возможность, но совсем не подходящий момент. Она поймёт, когда нужно будет высказаться. Гермиона почувствует это, должна почувствовать.

Один из членов комиссии насмешливо фыркнул.

— Отлично, — продолжал Конрой. — В четверг, 17 ноября, вы вкололи экспериментальный образец вакцины, предназначенной для лечения вируса Колье, Драко Люциусу Малфою, бывшему работнику больницы Святого Мунго. Вы сделали это без проведения предварительной подготовки, также вы не согласовали свои действия с целителем мистера Малфоя, Морисом Томасом Штоккелем, и сам пациент, выше упомянутый мистер Драко Люциус Малфой, не давал согласия на эту процедуру. Вы нарушили устав больницы, клятву Гиппократа и право пациента на достоверную информацию о лечении, — обвинитель прокашлялся и продолжил. — Эти нарушения не должны остаться без внимания. Особенно если учесть, что вы не выразили раскаяния или сожаления в содеянном. В следствие чего мы вынуждены рассматривать ваши действия как преднамеренные и умышленные. Мисс Грейнджер, мы полагаем, что вы опасны и не подходите для работы в больнице Святого Мунго, — он снова остановился, засмотревшись на песочные часы. — Целитель, коим руководят эмоции и личные мотивы, не может быть допущен к лечению больных, в особенности когда от этого зависит жизнь пациента. Вы оказались неспособны мыслить трезво и здраво оценить сложившуюся ситуацию. Поэтому дисциплинарной комиссией принято решение: вы, Гермиона Джин Грейнджер, отстраняетесь от работы в больнице и лишаетесь лицензии младшего целителя пожизненно. Данная лицензия не может быть вам выдана повторно.

Слова, сказанные Франциско Конроем, никак не могли уложиться в её голове. Гермиона не верила, что всё то, чему она посвятила многие годы, на что потратила столько энергии и жизненных сил, в одночасье оказалось для неё под запретом.

Очередной издевательский смешок вывел её из оцепенения.

Грейнджер внутренне подобралась и с тяжёлым вздохом поднялась со своего места. Оглядев всех членов комиссии, она выхватила взглядом самую тучную фигуру Конроя и Гермиона задала ему самый важный для неё вопрос:

— Я уважаю решение дисциплинарной комиссии. Но я должна знать: он жив?

Воцарившаяся на какое-то время тишина была прервана грубым и низким голосом женщины из дальнего ряда:

— Мы не имеем право разглашать вам информацию о состоянии имущества мистера Малфоя.

Такой необходимый ответ был получен, и мир остановился. Гермиона, не в силах стоять на ногах, рухнула на свой стул. Чары прекратили своё действие, и она уперлась спиной в жесткую деревянную спинку. Но Гермиона этого не заметила. Всё потеряло смысл.

— И моё личное замечание, — Грейнджер медленно, с трудом оторвала взгляд от чёрного, в мелких трещинках пола, и посмотрела на Франциско. Губы Конроя продолжали складываться в какие-то слова, но Гермиона смогла уловить только несколько — разочарование, большие надежды, самонадеянность...

Состояние. Состояние Малфоев.

Драко был мертв.

Состояние.

Нарцисса тоже мертва? Не смогла пережить потерю мужа и единственного сына?

Должно быть. Состояние. Это слово не могло всплыть из ниоткуда.

Когда она в следующий раз осмотрелась, то обнаружила, что сидит совсем одна на своём неудобном стуле посередине большого пустого зала. Члены дисциплинарной комиссии ушли, и теперь Гермиона свободна.

Свободна от чего?

Грейнджер тяжело поднялась со своего места и поняла, что её затёкшие от долгого сидения в одном положении ноги ничего не чувствовали, как теперь и она сама. Не воспринимая никаких звуков и ничего не видя перед собой, она каким-то чудом добралась до выхода и открыла двери. Выйдя в холл, она узнала в сидящей на лавочке молодой женщине Джинни Поттер-Уизли.

Она сразу подскочила к Гермионе и схватила её за руки:

— О, Мерлин, как же они долго. Что случилось?

Грейнджер открывала и закрывала рот, пытаясь подобрать слова, способные описать её состояние опустошения и потерянности из-за потери любимого человека, которого она не смогла спасти. Её начинало знобить, колени подгибались, ладони потели, а дыхания отчаянно не хватало.

Джинни сжала её руку, пытаясь привлечь внимание к себе.

Она не могла сломаться сейчас, у всех на виду, под общие насмешки и непонимание, и тем более нельзя этого делать перед Джинни. Гермиона считала это своим личным горем, и никого посвящать в него она не хотела. Ей не станет легче, если кто-то подаст ей носовой платок, скажет пару ободряющих слов и дружески похлопает по спине. Это был слишком личным, не для чужих ушей и глаз. Если Гермиона и сломается, то только когда будет одна, и рядом не будет ни одного свидетеля, способного запомнить её такую, раздавленную, отчаявшуюся, поломанную на куски.

Джинни недоверчиво нахмурилась.

— Не бери в голову, это неважно. Пойдём домой.

Взяв Гермиону за руку, Джинни повела её к выходу из здания. С каждым сделанным шагом Грейнджер ощущала, как уходит всё дальше и дальше от такой притягательной мечты, где Драко жив и всегда будет рядом с ней, в своё холодное будущее. Каждый новый шаг требовал ещё большего контроля над распирающими её изнутри переживаниями, но Гермиона не имела права расклеиться сейчас.

Она не должна потерять контроль над собой и своими чувствами. Подожди, Гермиона, чуть позже.

Осталось потерпеть всего несколько жалких часов. A сейчас нужно притвориться ради Джинни, выпить чашку чая и съесть пирожное, отделавшись после этого заверениями о жуткой усталости и необходимости пораньше лечь спать перед завтрашним трудным днём. Прийти в свою одинокую пустую квартиру, закрыть все окна и двери, наложить заглушающие чары.

И только тогда она позволит плотине, сдерживающей её горе рухнуть, и Гермиона погрузится в это отчаяние с головой. Оно сомкнётся над ней плотным, непроницаемым слоем и изолирует от внешнего искусственного мира со своими мелкими и глупыми проблемками. И Грейнджер будет думать о Драко, сожалеть о своих поступках и корить себя за них.

Только тогда и ни секундой раньше.

А теперь пора приступить к выполнению плана.

Притвориться ради Джинни.

Они вместе аппарировали в её квартиру, расположенную недалеко от центра маггловского Лондона. Гермиона по старой привычке машинально открыла дверь ключом и пригласила Джинни войти.

Выпить чашку чая.

Нет, этот шаг Гермиона пропустила бы. Приготовление чая — слишком сложная манипуляция для неё сейчас, когда Грейнджер способна только слушать быструю бессмысленную болтовню Джинни о новых похождениях Рона и пальцем показать местонахождение печенья, лежащего в вазочке на полке около стола.

Гермиона не может дождаться того момента, когда останется наедине со своей утратой и чувством вины. Джинни пристально и внимательно посмотрела на неё, заставляя Гермиону сделать усилие над собой и вымученно и жалко улыбнуться.

Послышался стук в дверь. Это, должно быть, Рон. Гермионе будет трудно притворяться нормальной и счастливой сразу для двоих, но можно попробовать. Главное не отступать от плана: выпить чаю, съесть пирожное...

Грейнджер поднялась с мягкого дивана и пошла открывать входную дверь, внутреннее готовясь мило и радушно улыбнуться вошедшему Рону. Но Джинни оказалось проворнее, и не успела Гермиона дотянуться до медной ручки, как дверь уже была распахнута.

План рассыпался на куски. Продуманные заранее шаги больше не имели смысла. Потому что Гермионе больше не придется горевать.

Драко Малфой стоял, засунув руки в карманы своих брюк, и смотрел ей прямо в глаза из-под отросшей светлой чёлки. Он выглядел похудевшим, усталым, и его кожа казалась прозрачной, но Драко бы жив. Гермиона почувствовала, как её ноги начали подкашиваться, а руки мелко дрожать, все звуки окружающего мира смешались в один — неистовый стук сердца у неё в груди, она слышала его так ясно и чётко, что он заглушал всё вокруг.

Она почувствовала чьё-то лёгкое прикосновение и запах Джинни рядом, а потом услышала звук закрывающейся двери.

— Гермиона?

Его голос выдернул Грейнджер из состояния отрешённости, и она уставилась на Драко, такого невероятно живого и близкого. С каждой секундой разглядывания его слегка пухлых губ, прямого красивого носа, длинных светлых ресниц, заострившихся скул и выразительных серых глаз дыхание учащалось и, наверное, она бы потеряла сознание, если бы её внимание не отвлёк вопрос:

— Ты в порядке?

Вопрос. И какой вопрос! Она даже рассмеялась неестественным, жутковатым смехом, больше похожим на хрипы.

Я... — она вздохнула. — Я определённо не в порядке.

Подобие усмешки растянуло его потрескавшиеся губы. Гермиона сразу вспомнила, сколько раз он усмехался так, насмешливо, немного по-мальчишески, самодовольно. Сейчас, из-за недавней болезни, она была менее гордой, несколько натянутой, но от этого не менее любимой для Гермионы. Наоборот, она была безумна счастлива, что снова может видеть её.

— Почему ты здесь?

Это был идиотский вопрос, но он всё равно ответил:

— Я хочу, чтобы ты заполнила кое-что, — он достал из внутреннего кармана мантии какие-то бумаги и протянул их Гермионе дрожащей от слабости и напряжения рукой.

Глаза девушки заволокли слёзы — она увидела маленький, едва заметный невооруженным глазом шрам, оставшийся после насильственного вакцинирования. Руки Драко были очень тонки и бледны, словно сделаны из фарфора, и от одного неверного движения могут разбиться на тысячи маленьких осколков.

— Это официальный запрет, — объяснил он. — Предложение моего адвоката.

Гермиона, не задумываясь, кивнула. Сама мысль о том, что она не может находиться рядом и быть с ним была болезненна, но это не шло ни в какое сравнение с той болью, которую она испытывала, думая, что он мёртв. Наверное, этот запрет действительно имел какой-то смысл. Гермиона нарушила закон, принудительно вколола экспериментальный препарат, поэтому в глазах Министерства и его персонального адвоката она была человеком, угрожающим жизни и здоровью Драко.

Вся эта ситуация была немного ироничной.

— Я заполню документы сегодня и пошлю сову твоему адвокату завтра, — протараторила Грейнджер. — Или, может, тебе нужно раньше?

— Завтра — нормально, — он задержал свой взгляд на ней чуть дольше, чем следовало, точно ждал от неё чего-то. Но Гермиона ничего не сделала и ничего ему больше не сказала. Всё самое важное она открыла ему ещё перед тем, как он едва не умер от её вмешательства. Грейнджер не обманывала себя тем, что Драко хочет услышать что-нибудь из этого вновь или потратить на неё ещё немного своего времени. Нет, всё, что ему было нужно, он уже сделал, и теперь необходимо дать ему спокойно уйти, не мучая ни себя, ни его.

— Завтра — нормально, — он задержал свой взгляд на ней чуть дольше, чем следовало, точно ждал от неё чего-то. Но Гермиона ничего не сделала и ничего ему больше не сказала. Всё самое важное она открыла ему ещё перед тем, как он едва не умер от её вмешательства. Грейнджер не обманывала себя тем, что Драко хочет услышать что-нибудь из этого вновь или потратить на неё ещё немного своего времени. Нет, всё, что ему было нужно, он уже сделал, и теперь необходимо дать ему спокойно уйти, не мучая ни себя, ни его.

И когда Драко уже развернулся и собирался покинуть её квартиру, она задала себя вопрос: почему она не борется за него? Она и так уже зашла слишком далеко: потеряла свою лицензию целителя, рисковала жизнью Драко для его спасения. Почему теперь не предпринять последнюю, решающую попытку, которая либо спасёт их отношения, и они будут вместе, попытаются построить совместное будущее, либо поставит точку и будет логичным завершением всего, что между ними было, начиная с самого детства и до сегодняшнего дня. Возможно, что они действительно идеально подходят друг другу, как часто не уставал повторять ей сам Драко.

Но Гермиона и так уже сделала всё, что могла, не так ли? Она боролась за их будущее и победила в этой схватке между жизнью и смертью, она спасла его, но Драко принял решение — выбрал жизнь без неё.

И сейчас Грейнджер столкнулась с ценой своей победы — потерей доверия любимого человека, но ни минуты об этом не жалела.

Когда Малфой уже переступал порог, она крепко сжала кулаки и прикусила внутреннюю сторону щеки, удерживая себя от постыдного порыва попросить его остаться. Гермионе так хотелось ещё раз коснуться его кожи, пропустить сквозь пальцы его неестественно светлые волосы и вдохнуть в себя его дыхание.

Драко внезапно повернулся к ней с потерянным и гневным выражением на лице:

— Чёрт, Гермиона, почему ты сделала это? Почему спасла меня?

На этот вопрос был только один ответ, который — она знала — Драко не захочет слышать. Но он сам решил узнать правду, поэтому она должна ответить ему честно:

— Я должна была это сделать, — её голос дрожал от едва сдерживаемых чувств. — Я люблю тебя.

Драко с силой оттолкнулся от двери и приблизился к ней:

— Ты врешь мне! Снова врешь!

— Я не лгу, — спокойно сказала Гермиона.

— Нет, лжёшь, — прорычал Драко. — Если бы ты любила меня, ты бы уважала мои желания. Я не давал согласия и отказался от лечения. У тебя не было никакого права приходить ко мне в палату и делать что-либо.

— Я знаю.

— Ты должна была принять моё решение и дать мне умереть!

— Я не могла.

— С каких это пор ты стала такой щепетильной и чувствительной?

— Тебе действительно так сложно в это поверить? — голос Гермионы дрожал сильнее, чем ей бы того хотелось, и от каждого сказанного с недоверием его слова во рту оставался горький привкус.

Малфой разразился громким невеселым хохотом:

— После всех моих просьб и приглашений сходить куда-нибудь в течение полугода я добился от тебя только секса. Поэтому, да, Гермиона, мне сложно тебе поверить.

— Хорошо, мне жаль, что я так поступала. Но я не вру тебе, Драко.

— Ты говоришь мне не всё, — Малфой всё ещё не до конца верил ей. — Ты пожертвовала своей карьерой ради моего выздоровления, и я сомневаюсь, что ты это сделала из-за резко вспыхнувшей любви.

— Драко...

— Гермиона, я прошёл через весь этот ад из-за тебя. Ты не думаешь, что я заслуживаю знать правду? Так когда всё это началось? Когда ты поняла, что любишь меня?

— В школе Гиппократа, — выплюнула она, сверкая глазами. Его гнев и раздражение передались и Грейнджер, и всё то внутреннее напряжение, накопившиеся за дни его "смерти" вылилось в ярость. — И я не переставала тебя любить!

— В школе Гиппократа? — повторил он шокировано — Какого черта ты всё это время молчала?

— Я собиралась заканчивать обучение в другой больнице, всё было бы очень сложно.

— Ты не захотела ничего говорить только потому, что подумала, что всё это будет не так просто, как тебе бы того хотелось?

— Я знала, что всё будет непросто.

— Ты училась всего лишь на другом конце Лондона. Это не создало бы такой масштабной проблемы.

— Дело совсем не в этом! — прокричала Гермиона. — Ты разве не помнишь, как всё начиналось? У нас совсем не хватало времени друг на друга. Не было смысла снова начинать это.

— А в Мунго? Здесь было полно времени.

— Я хотела дать тебе шанс двигаться дальше.

— Двигаться дальше?

— Именно, я не хотела, чтобы ты страдал.

— Двигаться дальше? — повторил Малфой ошеломлённо. — Гермиона, я сходил по тебе с ума. Чёрт, я умолял тебя о свидании!

— Я думала...

— Мы с тобой трахались всё это время, когда я должен был двигаться дальше?

Ревнивые мысли уже заползи в голову Гермионе, и она не смогла удержать их при себе:

— Но это совсем не мешало тебе пялиться на задницу Терезы, стоило ей оказаться поблизости!

Вся поза и взгляд Грейнджер выражали удовлетворение и превосходство, когда она заметила растерянность Малфоя:

— Что?!

— Тереза, — прорычала девушка. — Не обделённая твоим вниманием кудрявая брюнетка. Поначалу я сомневалась, но взгляды, которыми вы оба обменивались… как вы касались друг друга, я уверена, что у вас была...связь!

— Ты несёшь бред! — выдохнул Драко. — Совершенный бред. Тереза и я никогда… Она не… Она ничего не значила для меня. Не значит. Ты не могла на самом деле думать, что...

— Хочешь, знать, что я думала? — прервала его невнятное лепетание Гермиона. — Ты делал это, чтобы досадить мне! — щеки Драко порозовели, на что Гермиона горько усмехнулась. — Я попала в точку, разве нет? Знаешь, а у тебя в какой-то мере даже получилось, но я не идиотка!

— Тогда почему ты соглашалась спать со мной, если все знала?

— Потому что...по той же причине, что и вколола тебе вакцину.

— Это совершенно нельзя сравнивать.

Грейнджер предпочла не отвечать на его выпад и отвернулась в сторону.

Драко тоже замолчал на некоторое время, но потом неуверенно и робко задал волнующий его вопрос:

— Когда ты сделала это, ты думала, что неинтересна мне? Что я не люблю тебя?

— Твои действия красноречиво подтвердили все мои догадки, — Гермиона стояла, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, и вдруг тихим спокойным голосом начала говорить, всё ещё не глядя на него. — Я знала, что у нас нет будущего, но всё равно жертвовала, не задумываясь, своим временем, карьерой, репутацией — всем только, чтобы ты выжил. И у меня получилось спасти тебя. Мне совершенно наплевать, что я не учла твои желания и пошла против правил врачебной этики. Лучше я подпишу запрет и никогда больше не приближусь к тебе, чем буду знать, что ты мёртв. Если хочешь, то можешь ненавидеть меня за это.

— Ты действительно так думаешь, — едва слышно прошептал Драко. Гермиона так и не смогла точно определить: был это вопрос или нет.

— Ты хотел узнать правду.

— Я узнал, — после этого между ними установилась тишина. Гермиона стояла, держа в руках запрет. От невозможности в будущем видеться с Драко её сердце сжималось. Она кинула эти бумаги на столик, стоящий около двери, и поспешила отвернуться от них. Грейнджер было невыносимо думать об этом, но она справится, обязательно справится, только нужно, чтобы он ушёл, и тогда ей станет легче.

— Слушание было сегодня?

На глаза снова навернулись слёзы. Драко всегда знал, как больнее задеть, но у неё уже не было сил припираться с ним:

— Да.

— Мама получила сову, — Гермиона с непонимающим и уязвлённым взглядом повернулась к нему: если он знает обо всём, что там было, зачем спрашивать?

— Пожизненное изъятие лицензии — это жестоко.

— Жестоко, — упоминание об этом отрезвило её и вернуло самообладание. — Но, если честно, я удивлена, что они меня не уволили ещё до слушания.

Драко удивило и смутило её откровение, повлекшее за собой неловкую тишину между ними:

— Я получил место, — решил сказать Малфой.

Гермиона, несмотря на всё произошедшее между ними за это время, была искренне рада за Драко, так желавшего получить должность исследователя зелий ещё со времён школы Гиппократа. В первый раз после его болезни глаза Гермионы светились неподдельной радостью и счастьем:

— Поздравляю! Они были бы полнейшими идиотами, если бы не взяли тебя.

— И Райс назначил меня своим помощником.

Гермиона, все ещё улыбаясь, снова поздравила его:

— Это чудесно. Я уверена, он многому сможет тебя научить.

— Ещё теперь я должен буду поработать в архиве некоторое время.

Грейнджер очень хотелось закатить глаза на его лёгкое хвастовство, но она не имела права этого делать, ведь если он ухмыльнётся на это, как делал всегда, то всё её самообладание разом испарится.

— Великолепно, — её похвала уже выглядела чересчур натянутой и фальшивой. — Все ждут тебя с распростертыми объятиями.

— Надеюсь на это, — вздохнул мужчина, и пока Гермиона не сказала чего-нибудь, о чем потом сильно пожалеет, он продолжил. — Жаль, что у тебя отняли лицензию целителя. Ты могла бы получить миллионы за вакцину.

— Вакцина бы спасла миллионы, — поправила его девушка. Гермиона старалась не думать о своём возможном успехе, повернись всё иначе, ведь Уайт конфисковала все её разработки и образцы. Она надеялась, что их смогут использовать во благо. Но если бы Гермиона успела сжечь всё, комиссия не посмела бы лишить её права и дальше работать в больнице, ведь в таком случае Грейнджер бы являлась единственным носителем спасительной для многих больных информации.

Когда Драко был так близок к смерти, Гермиона работала в нечеловеческом режиме, память и мыслительные способности девушки были чрезмерно перегружены от постоянной работы, вечного недосыпа и недоедания. Она помнила некоторые кусочки информации, но не смогла бы воспроизвести точную формулу той вакцины, которая спасла Драко жизнь.

Если Уайт поняла всю важности её записей, то несомненно передала их другому работнику. Гермионой завладел гнев: она, совершив такой значимый научный прорыв, была отстранена от дальнейшей работы, и все её заслуги будут приписаны какому-нибудь глупому лаборанту, неспособному ни на что, кроме разглядывания под увеличительным стеклом огромных жуков. Посмотрев на Драко, она заметила его оценивающий взгляд:

— Наверное, где-то через год о получении вакцины против Колье напишут в научном журнале, — как бы между прочим заметил он.

— Может, даже и позже. Они могут посчитать её несколько специфичной, так как я использовала для разработки и тестирования только твои и свои клетки.

— Тебе в любом случае уже нечего делать в Святом Мунго.

Глаза Драко загорались озорством:

— Но ты же не думаешь, что какой-нибудь известный научный центр позовёт меня к себе?

— Не позовёт, — согласился Малфой. — И что ты собираешься делать дальше?

— Я хотела попробовать устроиться в Министерство, — Драко не смог сдержать издевательский смешок, вызвав этим у Гермионы раздражение. — Ты думаешь, что они не возьмут меня из-за этого случая?

— В Министерстве ты зря потратишь своё время, и ты это знаешь, — Гермиона была согласна с ним, но не собиралась ему об этом говорить, тем самым теша его раздутое эго. — А что если все твои записи вернуться обратно к тебе?

Грейнджер покачала головой:

— Не выйдет. Уайт их забрала, возможно, их сожгли или выкинули.

— Но а всё-таки?

И Малфой достал из кармана мантии её черно-белую записную книжку. Девушка в изумлении уставилась на неё, не в силах отвести взгляд, словно это была первая в её жизни "История Хогвартса".

— Откуда это у тебя? — Гермиона всё ещё не верила своим глазам.

— Мне это передали мои юристы, теперь я возвращаю её тебе.

Грейнджер почувствовала острую необходимость присесть. Она не знала, как поступить с подарком Малфоя. С одной стороны, здесь хранилась её лучшая, возможно, единственная для всего человечества настолько ценная работа, но с другой, это давало ей ложную и ненужную надежду в то время, как Гермиона должна была смириться со своим положением и отказаться от мечты о дальнейшей целительской практике.

— Я бы хотел предложить тебе посетить вместе со мной и матерью заседания правления, — прервал Драко её метания. — Как я успел заметить, ты уже одета, так что собирайся. Ты приглашена.

Она перевала ничего не понимающий взгляд с записной книги на Малфоя. Он все ещё ждал её решения:

— Заседание правления?

Драко с улыбкой подошёл ближе, взяв её правую руку в свои тёплые ладони:

— Гермиона, — начал он торжественно. — Я решил уйти из Мунго.

Грейнджер одарила его безумным взглядом:

— Что? Драко, ты сошёл с ума?

— Я бы не стал выражаться так категорично. Да, это достаточно рискованно, но я едва не умер, работая на самом безопасном и надежном месте из всех возможных. И я хочу, чтобы магическая медицина развивалась в ногу со временем, тем самым сделав множество заболеваний излечимыми. Я никому не пожелаю того, что пережил сам, думая, что могу умереть каждую минуту и не зная сколько времени мне осталось.

— Конечно, ты прав, — она была немного не уверена. — Но я не понимаю...

— И для того, чтобы моя задумка воплотилась в жизнь, мне необходима ты, моя дорогая, — смущенная улыбка заиграла на его тонких губах. — Ты, Гермиона, первый человек, создавший вакцину, излечивающую от Колье. Все твои записи здесь, — он указал на лежащую на столе записную книжку. — И здесь, — Драко легонько коснулся её лба. — Без тебя я точно не справлюсь, Грейнджер.

— Это невозможно, — запротестовала девушка. — Я больше не имею права работать целителем.

— Мне и не нужен целитель, — мягко улыбнулся Драко, заговорщицки блестя глазами, и на Гермиону обрушилось понимание.

Она тут же попыталась выдернуть свою руку, но Малфой оказался проворнее:

— Это не может быть правдой.

— Почему не может? Ты, бесспорно, гениальный целитель, совершивший огромный научный прорыв, к тому же знакомый с маггловской техникой, которую можно удачно совместить с магическими достижениями в медицине, — и он весело добавил. — Ко всему прочему тебе незнакомо понятие "врачебная этика".

— Ты хочешь, чтобы я работала на тебя?

— Нет, — его улыбка стала ещё шире. — Я хочу, чтобы ты работала со мной. Мы будем партнёрами. У нас будет равный пакет акций, чудесный общий офис, пока я тебе не надоем, и довольно щедрая зарплата, и ты сможешь облегчить жизнь огромного количества людей. Я знаю, как это важно для тебя, — тихо закончил он.

— Я ...Я, наверное, неправильно тебя поняла. Я думала … Ты ненавидишь меня, — тихо закончила девушка.

Он нежно провёл большим пальцем по её щеке:

— Гермиона, ты спасла меня, я не могу тебя за это ненавидеть.

Это невозможно. Просто невероятно. К тому же…

— Но как же...Как же запрет?

— Это блеф, — сказал Драко, смущённо улыбнувшись и раскрыв свои бумаги: каждый их лист был пустым. — Мать была против этого, но я должен был проверить. Теперь я уверен, — Малфой радостно ей улыбнулся. — Ты любишь меня, Гермиона.

После этих слов её сердце готово было выпрыгнуть из груди. Слышать это, видеть его игривую улыбку и озорные глаза, понимать, что он простил… Гермиона надломленным голосом прошептала: — Да.

— И я люблю тебя.

Его голос был таким твёрдым и уверенным, что Грейнджер не нашлась, что ответить, и просто обняла его, уткнувшись лицом в шею Малфоя. В ответ он крепко обнял её и начал гладить по волосам, путаясь в них и шепча на ухо обещания. В первый раз в своей жизни Гермиона позволила себе выглядеть такой беззащитной и уязвимой перед другим человеком, но нисколько об этом не жалела. Она была абсолютно и бесповоротно счастлива. Счастлива как никогда раньше.

И Гермиона была уверена, что больше никогда не позволит ему уйти.