Долгая дорога домой (джен)

Долго ждать ему не пришлось — скоро около ограды вновь показались четверо вчерашних знакомцев, покинувших дом через заднюю калитку. Телвин последовал за ними.

В этот раз, когда он крался за процессией, каждый шорох казался ему подозрительным. Однако путь до логова Семьи прошёл без проблем — Телвин уже начал было верить в добрые предзнаменования, одним из которых стал сегодняшний ха’ат.

Телвин укрылся в тенях выступающей части дома, достал из кармана чёрную повязку и закрыл ей нос и рот. Благодаря всеобщему комендантскому часу в Самване, по улицам в такое время мало кто из гражданских рисковал бродить — разве что бездомные да люди, задумавшие недоброе, вроде них с Тарином.

Подходящее для исполнения задуманного место находилось в трёх сотнях шагов отсюда. Там улица сужалась, и Тарину с двумя громилами и их четвёртому провожатому пришлось бы идти цепочкой. Чем и собирался воспользоваться Телвин. Впрочем, детали он успел продумать ещё вчера, а сегодня ему оставалось лишь действовать по обстановке.

Время тянулось мучительно долго. Эльф даже начал волноваться, не убили ли Тарина там бандиты за него, пока он тут ждёт. Но ничьи предсмертные крики не нарушали тишину. Из-за туч показалась луна, и Телвин выругался про себя — волчья спутница была ему сейчас не нужна, чем темнее, тем лучше для исполнения задуманного. Телвин начал уже прикидывать, какую иллюзию на себя накинуть, чтобы напрямую подобраться к Тарину поближе, раз лунный свет не позволял ему действовать скрытно, но тут ворота скрипнули, и из них, наконец, вышел Сатас Тарин.

Двое стражников, как и вчера, зажгли факелы. Сатас постоял немного у ворот, почему-то в сердцах стукнул кулаком о стену, сплюнул, и они отправились домой.

Процессия двинулась в обратный путь. Эльф преследовал их, словно охотник, и его сердце билось всё чаще с каждой сотней шагов, что оставалась до намеченного им места.

Ночной холодный ветер заставил эльфа поёжиться, но несмотря на это, его ладони слегка вспотели. Небо было утыкано звёздами, словно подушечка для игл. Где-то выли псы, откуда-то доносилась то ли ругань, то ли пьяная песня, но все эти звуки находились далеко отсюда. На самом деле здесь и сейчас Телвин и его цели находились в небольшом замкнутом пространстве, отрезанные от остального мира тем, что должно было произойти. Он оставался верен ремеслу убийцы последние несколько лет именно из-за таких моментов. Когда опускается тишина, и ты остаёшься один на один с целью, и она не знает, что её ждёт — только ты знаешь. Знаешь, но всё же сомневаешься — что-то может пойти не так, ситуация может обернуться против тебя, и тогда тебя поймают и уничтожат в мгновение ока. Твоё существование висит на волоске, а преимущество зиждется на внезапности. И вот в чём вопрос — сумеешь ли ты подобраться к ним так, чтобы они ничего не почуяли или ситуация обернётся против тебя? В сердце загорается дикий азарт и желание, как ни странно, жить. Жить, но ради этого нужно победить, лишить кого-то жизни, словно ты — кровосос, существующий за счёт крови других. Такие ситуации стали для Телвина подобны алкоголю для заядлого пьяницы.

Телвин вытащил из потайного кармана кинжал, пристально всматриваясь в укрытую плащом спину третьего стражника Сатаса Тарина.

Эльф облизал пересохшие губы, вздохнул и перешёл на тихий бег.

Если несчастный ублюдок, замыкавший процессию, и успел что-то услышать, то было уже слишком поздно. Всё, что он мог, — потянуться за своим кинжалом, а затем с удивлением обнаружить, что некто позади него зажимает ему рот одной рукой, а второй, держащей острое лезвие, протыкает его насквозь. Сталь на короткий миг вошла в тело стражника, найдя сердце, а затем вновь показалась, когда Телвин вынул кинжал. Он постарался осторожно положить мертвеца на землю, а потом, подгоняемый стуком крови в висках, осторожно побежал дальше. Все его мышцы неестественно напряглись, словно от спазма.

Убийство третьего охранника заняло больше времени, чем он рассчитывал, — не так далеко впереди от головы процессии уже маячил свет факелов широкой улицы, к которой примыкал этот переулок.

Телвин побежал быстрее. «Надо торопиться», — сказал он себе.

Однако в этот момент произошло неожиданное. Непредвиденное обстоятельство, которого так боялся Телвин и которое моментально разрушило его веру в добрые предзнаменования.

Тьму рассеял яркий свет, словно здесь, в тёмном переулке, засиял маяк. Сначала Телвин не понял, откуда он исходит, но, справившись с резью в глазах, сообразил, что источник света — Сатас Тарин.

Тарин повернулся и с тревогой посмотрел назад. Свет, как оказалось, исходил из амулета, висящего у него на шее. Вероятнее всего — какая-то магическая побрякушка, предупреждающая хозяина об опасности. Он осветил всю картину убийства в переулке — бегущего к ним мужчину в тёмной одежде и с кинжалом в руке и труп охранника, лежащий на земле чуть дальше.

Свет амулета, практически ослепивший Телвина, понемногу начал угасать, превращаясь в тусклое янтарное сияние. Мигом сообразив, что происходит, Сатас Тарин развернулся и в панике побежал прочь. Один охранник кинулся за ним на случай, если на выходе из переулка их ждала засада, а второй остался стоять на месте, вытаскивая меч.

Впереди послышались истошные вопли Тарина: «Стража! Где стражники, твою мать?» Телвину казалось, что земля уходит у него из-под ног, и чем дольше он колебался, тем стремительнее она ускользала. Шансы на выполнение задания и на то, чтобы остаться в живых после его выполнения, таяли с каждым мгновением.

Телвин рванул вперёд как никогда прежде, пока охранник ещё не успел вытащить меч и встать в боевую стойку — тогда его кинжал оказался бы бесполезен. Это был единственный шанс Телвина обернуть ситуацию в свою пользу.

Заметив, что убийца бежит к нему, охранник занервничал, развернулся к нему боком, а меч всё не желал выходить из ножен.

Бросив бороться с ножнами, охранник попытался схватить оказавшегося возле него Телвина, но тот ловко увернулся от его лапищ, оказавшись за его спиной, и резко воткнул кинжал ему между лопаток, левее позвоночника.

Охранник закричал и начал поворачиваться, поэтому Телвин поспешно вынул кинжал из его тела и, не глядя больше на раненого им человека, побежал дальше, надеясь, что рана не позволит тому тягаться с Телвином в беге на длинные дистанции.

Тарин убегал всё дальше. Разум Телвина заполнил багровый туман страха, сердце готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Давно всё не оборачивалось так скверно. «Проклятая магия. Вот ведь шлюхины дети, — подумал эльф, — похоже, мне придётся шагнуть».

Кричащий позади охранник, убегающий в сторону спасительных огней впереди Тарин, второй охранник между Телвином и его целью — всё это стало неважно. Эльф отключился от всего происходящего, концентрируя силу воли. Если бы время замедлилось, то сторонний наблюдатель разглядел бы, как тени, словно голодные бесплотные духи, обвивают тело Телвина, начиная с ног, снизу вверх. Однако это произошло всего за долю мгновения, после чего эльф исчез.

Телвин не слышал больше ничего, кроме учащённого биения своего сердца, гулко отдающегося в висках. Он перестал ощущать запахи города и земную твердь под ногами, даже лёгкое дуновение ветра не проникало туда, где он оказался. Часть его взора застилал чёрный туман. Сейчас он находился в совершенно ином мире, связанный с тем, из которого он ушёл, лишь тонкой нитью, сотканной из его воли.

Сцена, которую он наблюдал, остановилась. Раззявленные рты охранника и Сатаса Тарина, движения их рук, колебание огня факела — всё замерло на том моменте, когда он шагнул в тень, и казалось теперь картиной кисти до жути умелого художника, запечатлевшего нападение в переулке.

Зная, что его ждёт, Телвин перехватил кинжал другой рукой и, стараясь двигаться широкими шагами, пошёл вперёд. Стоило его правой ноге опуститься на землю, как он ощутил острую боль в правой руке — Тот-кто-живёт-в-тени начал взимать свою плату.

От ширины шагов не зависела длина разреза — Телвин знал это и перешёл на прыжки. Его шаги в этом месте оставались беззвучными, он слышал лишь шум крови в ушах. Порез становился всё длиннее по мере приближения к Тарину. Требовалось мужество, чтобы не прекращать терзать своё тело и двигаться вперёд. Телвину казалось, что он кожей чувствует прикосновение костлявых пальцев Живущего-в-тени, его отвратительное холодное дыхание. Телвин не видел его и не мог вообразить, где он сейчас находится и как может резать его, но, не первый раз пользуясь шагом сквозь тень, он уже давно начал рисовать для себя портрет этого чудовища — что-то вроде безобразного серого скелета. Сегодняшний сон добавлял к этой картине ещё и пылающие алым огнём глаза.

Телвин находился всего в паре шагов от Сатаса, а разрез на руке уже достиг внутренней стороны локтя. Телвин решил, что этого достаточно. К тому же, если ему не удастся вовремя зашить и залечить эту рану, он может лишиться руки. Вести прежний образ жизни, будучи калекой, он не смог бы. На лбу Телвина проступил пот от мучительной боли, он выл сквозь стиснутые зубы — такого длительного забега в тенях у него никогда прежде не было.

Левой рукой он управлялся с кинжалом почти так же ловко, как и правой. Остановившись возле Тарина и утерев застилающий глаза пот, Телвин перекинул кинжал в левую руку, потому что пальцы правой уже начинали неметь. Мысленно потянув на себя сотканную из его воли нить, соединяющую миры, он вышел из тени. Он не мог больше оставаться там, поскольку чувствовал, как боль от разреза разрушает связь между реальным миром и тенью, словно Живущий-в-тени на самом деле режет не тело Телвина, а ту нить, которую он поддерживал, цепляясь за привычную реальность. Как будто Живущий-в-тени хотел, чтобы Телвин оказался в ловушке в тени без возможности сбежать оттуда обратно в мир живых, и тогда-то уж он бы позабавился с ним как следует.

В момент выхода Телвина из тени глаза Сатаса настолько округлились, что, казалось, сейчас повылезают из орбит. Возможно, в этот миг он испортил свои штаны — подумать только, убийца мгновение назад находился где-то далеко позади, между ними встал охранник, который должен был защитить Тарина, и спасение было уже близко, но все надежды в один миг разбились вдребезги. Убийца, видимо, применивший какой-то подлый трюк, исчез, а после оказался рядом с уже занесённым для удара кинжалом!

Секунду спустя рука с кинжалом опустилась, и запятнанная кровью сталь вошла в горло Сатаса Тарина.

Телвин успел в течение одной долгой секунды насладиться предсмертным булькающим хрипом этого отвратительного недочеловека, запытавшего и покалечившего множество ни в чём не повинных людей ради своей потехи, а затем вырвал кинжал из его горла и поспешил отступить по заранее подготовленному маршруту. Телвин позволил себе один раз оглянуться через плечо — он уже добежал до угла ближайшего здания и впереди его ждал безлюдный переулок, а единственный оставшийся невредимым охранник только сейчас подоспел к остывающему телу своего хозяина.

— Будь ты проклят, выродок, я до тебя доберусь и кишки выпущу! — в сердцах выкрикнул он проклятие в адрес Телвина, держа на руках тело хозяина. — Стража! Убийство!

Телвин уже слышал топот бегущих к ним патрульных, поспешно на ходу перевязывая руку заранее заготовленной тканью. Он не хотел оставить за собой кровавый след, по которому его могли бы вычислить их ищейки.

Телвин скрылся за углом и побежал прочь, вглубь трущоб. Почувствовав себя более-менее в безопасности, он вновь смог рационально мыслить.

Это было громкое убийство, причём очень плохо исполненное. Ему нельзя оставаться в городе, и если он и зайдёт сейчас в таверну Олафа, то только затем, чтобы забрать оттуда самое необходимое, включая кинжалы из-под половицы, и сразу бежать.

Пока непонятно куда.

Рана на руке невозможно саднила, её следовало промыть, прижечь и заштопать. Но прямо сейчас этим заниматься было некогда. Импровизированный бинт Телвина практически сразу пропитался кровью, да и был намотан на ходу и не слишком плотно.

Всё это было скверно, очень скверно. Оставалось надеяться, что таверну не придут обыскивать немедленно и что Шинн нашёл, где им спрятаться.

Боевой азарт начал понемногу спадать, кровь в жилах остывала, и с каждым шагом бежать становилось всё труднее. Сапоги увязали в уличной грязи, дыхание становилось труднее поддерживать ровным.

«Почему эти чёртовы уборщики на улицах до сих пор не начали делать свою работу?» — подумал Телвин. Боль и невозможность позаботиться о ране пробуждали в нём злость. К счастью, на улице, по которой он бежал, не оказалось прохожих, хотя свидетели вряд ли чем-то могли бы помочь страже. Самван, как, возможно, и прочие города Аттрики, отличался от городов старого континента тем, что здесь было очень много приезжих. Коренных жителей и тех, кто приехал по делам, было примерно поровну, да и те, кто сейчас считался коренными, обосновались здесь не больше года назад. Поэтому маскировки, которой пользовался Телвин на этом деле, должно было хватить, чтобы сбить со следа стражу.

Наконец он добрался до таверны. Пальцы на правой руке уже слушались довольно плохо. Телвин забежал внутрь и сразу же привлёк внимание всех, кто там находился. В зале, помимо Олафа, за одним столом сидели Бард, Осиф и Киррол, играющие в карты — тоже, как и Телвин, постояльцы таверны. Бард, в своём вечном сером облачении, никогда не снимающий шляпу, тоже был эльфом. Он помахал Телвину, но, заметив его состояние, тут же посерьёзнел.

— Мать честная, — округлив глаза и вытирая мигом вспотевший лоб платком, произнёс Олаф, вышедший из-за своей стойки. — Эк тебя угораздило, — он присвистнул, увидев бинты, и при этом неодобрительно покосился на капающую с них на пол кровь. — Давай-ка мы тебя чутка подлатаем.

Он махнул Телвину, веля следовать за собой. Трое профессионалов явно напряглись, почувствовав неладное. Переглянувшись, они бросили карты и поспешили в свои комнаты, чтобы приготовиться к неожиданностям.

В одной из подсобок у Олафа находился импровизированный лазарет. Здесь горел небольшой камин, и кто-то из помощников принёс ему железный прут. Телвин, которому становилось всё хуже, рухнул на стул, в то время как Олаф раскалял прут на огне. Кто-то справа сунул Телвину в зубы какую-то деревяшку, и тот закусил её. Бинты начали осторожно снимать с его руки, и от вида раны, как и от потери крови, у эльфа закружилась голова, поэтому он закрыл глаза и постарался собрать свою волю и мужество в кулак.

Тут в комнату зашёл Бард, держа в руке бутылку.

— У меня тут водка, — объяснил он Телвину, — могу дать тебе её выпить, а могу просто дать тебе по морде, чтобы ты вырубился. Выбирай.

Голос Барда доносился как будто бы откуда-то издалека. Телвин покачал головой, отказываясь как от первого, так и от второго.

— Что ты сюда припёрся, — жёстко высказал Барду Олаф. — Водку принёс, хочешь, чтобы он ещё проблевался здесь? И вырубать его тоже не надо, только хуже сделаешь. Всё, кыш, у меня операция.

Телвин снова закрыл глаза, чтобы не видеть, как раскалённый прут приближается к его ране.

В следующее мгновение он ощутил боль ещё более жуткую, чем от ножа Живущего-в-тени. Он взвыл и закусил деревяшку что было мочи, ему казалось, что зубы вот-вот раскрошатся. Он застучал ногами по полу, из глаз покатились слёзы. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Олаф убрал от его кожи свой пыточный инструмент и взял иглу с нитками.

— Нет, я не могу, — выдохнул хозяин таверны, обращаясь ко всем и в особенности к своему помощнику, — у меня руки трясутся уже, давай ты, Ходвин. Где там твоя водка, Бард? Дай-ка мне её сюда.

Ходвин принял из вспотевших рук Олафа швейные принадлежности, сел на корточки возле Телвина и начал осторожно сшивать вместе края раны. Колющая и тянущая боль, возникающие по мере зашивания раны, тоже были крайне неприятны, но по сравнению с раскалённым железным жгутом казались мелкими неприятностями. Телвин, протерев глаза, перевёл взгляд на Олафа, пьющего водку прямо из горла. Тот поймал его взгляд, отнял бутылку от губ и, поморщившись, спросил Телвина:

— Будешь?

Тот вытащил левой рукой у себя деревяшку изо рта и судорожно кивнул. Его бросало то в жар, то в холод, и не помешало бы немного притупить чувства.

Холодная водка, только что из ледника таверны, обожгла горло. Поначалу, как и всегда, было очень противно, но по мере питья горло немело, а сознание наполнял блаженный шум. После того, как Телвин в четвёртый раз приложился к бутылке, рука практически перестала беспокоить его. Он откинулся на спинку стула и протянул слабеющей рукой почти пустую бутылку Олафу. Тот отдал её Барду, а сам взял смоченную водой тряпицу и протёр лицо Телвина. Тот благодарно улыбнулся. Ходвин как раз заканчивал зашивать его.

— Так, — задумчиво пробормотал Олаф, — тебе надо отсюда текать. Ходвин сейчас сходит в твою комнату и соберёт пожитки. Ты нашёл, где спрячешься?

Телвин не сразу понял, что обращаются к нему. Он сфокусировал взгляд на Олафе, затем посмотрел на руку, на которой красовались кривоватые стежки чёрных ниток.

— Шинн, — прохрипел он.

— Ах, да. Я не видел его с самого утра. Но я не советую ждать его слишком долго, — Олаф кивнул в сторону койки. — Приляг пока, а как отдохнёшь немного, я тебя отправлю к моему другу. К нему не должны нагрянуть, по идее.

Поддерживаемый с одной стороны Олафом, а с другой — Бардом, Телвин доковылял до койки и прилёг на неё, осторожно положив рядом с собой руку, которая казалась отделённой от остального тела. Он попытался сжать пальцы в кулак, но они слушались неохотно.

— Не напрягайся и дай ране зажить, — посоветовал ему Олаф. — Я пойду в зал. Бард, подставь ему ведёрко на всякий случай. Ох-ох-ох, — простонал хозяин таверны.

Бард послушался Олафа и ногой пододвинул деревянное ведёрко ближе к краю кровати, на которой лежал Телвин. Тот, к счастью, не чувствовал, что прямо сейчас оно ему может понадобиться. Бард опустился на стул, обеспокоенно глядя на собрата-эльфа.

— Плохо всё прошло? — участливо спросил он, хотя ответ находился прямо перед его глазами.

Телвин только хмуро кивнул. Сейчас, под водкой, всё не казалось ему таким страшным, но голова кружилась невообразимо, и очень хотелось спать, поэтому он прикрыл глаза и, сам того не заметив, уснул.

Проснулся он от лёгкого толчка в плечо. Голова ещё кружилась, но уже меньше — прошло, вероятно, около часа. Над ним возвышался Шинн, явно не знающий, улыбаться ему или тревожиться.

Он остановился на первом и радостно сообщил ещё не пришедшему в себя Телвину:

— Я нашёл, где нам спрятаться, только придётся ехать верхом. Ты как, в состоянии?

Вместо ответа Телвин резко перегнулся через край лежанки и склонился над ведёрком. Минуту спустя ему стало полегче.

— Понятно, — заключил Шинн. — Ну, ничего, так-то с моей помощью доберёшься.

Всё остальное Телвин помнил смутно, словно в тумане. Вот его поднимают с постели, они шагают по таверне, а под ногами скрипят знакомые половицы. Дальше они подходят к двери, за которой начинается длинный туннель, вырытый в земле, ведущий за пределы городских стен. Внутри пахнет плесенью и почему-то морковью, а корни растущих наверху деревьев задевают его голову. Потом несколько минут сплошной черноты, запах лошади. Кажется, его привязали к седлу, чтобы он не упал. От тряски его стошнило ещё раз. Потом они остановились, и он снова услышал скрип половиц, ощутил запах соломы и рыбы и, наконец, почувствовал мягкую подушку под головой, после чего провалился в сон без сновидений и, как потом узнал, провалялся так два дня.